Помоги проекту - поделись книгой:
Включил Сийм первый попавшийся рубильник и выглянул в окно.
На улицах вспыхнули фонари. Но цепочки огней были какие-то неровные. Должно быть, оттого, что мальчишки поразбивали много ламп. Впрочем, света хватало и так: солнце еще не село и небо пылало, будто целая сотня электростанций освещала его.
Включил Сийм второй рубильник, из окнах квартир замерцали голубые экраны.
Не беда, что изображения на них не было. Значит, никому из жителей Чтохочуйска не хотелось читать своим согражданам лекцию.
Когда Сийм включил третий рубильник, в кинотеатрах сами собой пошли увлекательные фильмы, и горожане, расталкивая друг друга, шумной толпой ринулись в залы. В Чтохочуйске не было желающих продавать билеты, потому-то каждый и спешил сам устроиться получше. Сильные, конечно, садились на хорошие места, а слабые — где придется.
Но Сийму не понравилось, что все ушли в кино и жизнь на улицах замерла.
Он выключил ток, и увлекательные фильмы оборвались на середине.
Люди вышли из темных кинозалов на улицы. Здесь было светлее, можно было погулять под фонарями.
Ну, да ладно, за день Сийм-Силач так утомился, что чуть не вывихнул себе челюсть, зевая.
Шутка ли сказать — такой путь до Чтохочуйска прошел, в бане мылся, изюм жевал да еще столько всего интересного насмотрелся!
Потянулся Сийм сладко-сладко, так что рубашка, вся покрытая засохшей мыльной пеной, затрещала по швам. Пора и на покой.
Аккуратный человек гасит перед сном свет. Сийм так и сделал, но оказалось, что отключил он освещение во всем городе. Окна сразу ослепли, на улицы опустилась тьма-тьмущая, а люди, как слепые котята, тыкались повсюду в поисках своих квартир.
«Не беда, до утра далеко, успею разобраться», — подумал Сийм и сразу крепко уснул, потому что, включая и выключая рубильники, сильно умаялся.
ПОДАРОК ОТ ТЕТУШКИ
Пожалуй, Сийм-Силач так и жил бы себе в Чтохочуйске на дармовых харчах, если бы не исключительное событие.
Он совсем запамятовал, что за морем-океаном живет у него родная тетка по имени Дженни.
Эта заморская тетушка была очень упрямой, потому-то она в юности — Сийма еще на свете не было — сбежала из дому.
Давным-давно, в субботний вечер, когда вся семья, попарившись в бане, сидела вокруг стола и слушала чтение Библии, отец Сийма, Матс-Силач, закурил трубку и стал рассказывать, как это произошло.
Все дело, оказывается, в том, что тетушка Дженни не вышла ростом. Ей уже шестнадцать лет минуло, а росточку все еще была такого, что могла свободно пробежать у коня под брюхом. Больше всего она любила скакать верхом. Матс-Силач смастерил из жердочек лесенку, и каждое утро Дженни, приставив ее к крупу коня, забиралась в седло. Но как-то раз лошадь переступила с ноги на ногу, и тетка-невеличка бухнулась наземь вместе с лесенкой.
Это так рассердило ее, что она связала в узелок свои вещички и пошла куда глаза глядят. Такой уж характер был у этой упрямицы!
Много лет спустя пришло от тети Дженни письмо. Она сообщала, что обзавелась фермой, на которой разводит детских лошадок — пони. В конверте вместе с письмом лежала фотография: тетя Дженни гарцует верхом. Лошадка и впрямь была совсем маленькой, так что ноги тети-невелички почти доставали до земли.
С тех пор как Сийм узнал обо всем этом от отца, прошло немало времени.
И вот теперь маленькая тетушка снова дала о себе знать. Она прислала Сийму подарок.
Получив уведомление о посылке, великан подумал, что настал самый счастливый час в его жизни. Конечно, по такому случаю надо было заняться своей внешностью. Пошел Сийм к озеру и стал разглядывать себя. Из зеркальной глади меж водяных лилий смотрел на него страшный, взъерошенный человек. Одежда на нем была грязная, мятая, волосы и борода растрепанные, а обувь — Сийм стоял у самой кромки воды — вся в пыли. И не разберешь, где башмак, а где синяя сандалия. Сийм хотел, как обычно, просто-напросто вывернуть наизнанку рубашку и штаны, но они были грязные с обеих сторон. Сийм вспомнил, как он в бане обтирал мыло рубахой и штанами, и решил, что без постирушки на этот раз не обойтись.
Пока одежда сушилась, наломал Сийм дубовых веток и кое-как сплел себе венок: надо же было чем-то космы прикрыть! Шляпа его затонула во время последней рыбалки, когда Сийм орудовал ею, как вершей, привязав к шесту.
Чисткой обуви Сийм решил себя не утруждать — утренняя роса сама об этом позаботится, смоет пыль. А вот над тем, как быть с бородой, пришлось поломать голову. Известное дело: когда человек думает, он всегда что-нибудь да и придумает. Будь у Сийма бритва, он бороды бы не пожалел, хоть она и гордость мужчины. Но ведь и шляпы у него больше нет, а что, как не она, свидетельствует о солидности мужчины! Выбор был небольшой: намочил Сийм бороду, расчесал ее пятерней на две стороны, а концы за уши зацепил. Так и лицу прохладнее и борода завьется, как волосы у невесты.
Наряжается Сийм, а сам соображает: что бы это тетушка могла ему прислать? Хорошо, если бы автомобиль. Вот Кутть-комбайнер, тот самый, который косил комбайном картофельную ботву, выиграл машину по автомотолото. С тех пор он так заважничал, что купил себе галстук с нарисованной на нем ракетой. А когда уселся в первый раз в автомобиль, громогласно объявил, что кончились времена, когда он топал на своих двоих.
Для начала Кутть решил проверить на проселочной дороге, какую скорость может развить его машина. Не беда, что на крутом повороте сосна под колеса подвернулась и капот повредила. Кузнец, добрый человек, молотком его выправил.
Затем Кутть решил испытать, какой груз может поднять его машина.
Набились в нее весело визжащие доярки: человек этак десять-двенадцать там уместилось. Кутть снял с багажника крышку, чтобы не мешала. Место это досталось Сийму-Силачу, и он уселся там, как наседка в гнезде. Кутть прикинул, что Сийм тянет примерно столько же, сколько три мешка цемента; машине это вполне по силам. Ребятню Кутть погнал на крышу.
Закадычные друзья Куття, Саня и Ваня, которых на самом деле звали Александр и Иван, уместились один на правом, другой на левом крыле.
Когда в машине яблоку негде было упасть, Кутть включил стартер, выжал газ и важно объявил: «Отправление!» Машина прошла почти целый километр, потом ось все-таки лопнула. Кутть-комбайнер вылез из-за руля, смахнул галстуком пот со лба и сказал, что зря посадил в багажник Сийма-Силача. Видно, он не три, а все четыре мешка цемента перетянет, надо было его сначала на весах взвесить.
Ну, не беда. Сменили ось, и Кутть сделал еще одну попытку. Он считал, что настоящему автомобилю горы нипочем, и лихо махнул в машине вниз с крутого обрыва — прямо по камням и кочкам.
Сам-то он отделался синяками и шишками, но автомобиль перевернулся и шлепнулся вверх колесами. Теперь уж кузнец наотрез отказался его ремонтировать.
Махнул Кутть-комбайнер рукой на эксперименты и обиженно заявил, что машина, видно, не имела Знака качества.
Вспомнил Сийм об этих геройских похождениях друга и подумал, что вот славно было бы получить от тетки автомобиль, длинный-предлинный, какие сейчас в моде, цвета клюквенного киселя. Правда, с длинной машиной хлопот не оберешься. Как, например, на узкой улице за угол повернешь, чтобы дом машину не задел? Но Сийм понадеялся на свою богатырскую силу. Что ему стоит выйти из-за руля, приподнять задок машины и переставить куда надо.
Ну, да ладно, отправился Сийм наутро в порт, где ему должны были вручить тетушкин подарок. Вытащил из кармана документ, который вместе с холщовыми штанами по-бывал в стирке, и протянул его человеку в форменной фуражке.
Хорошо еще, что озерная вода не смыла самого главного, так что можно было прочитать два имени, напечатанных большими буквами: ДЖЕННИ СИЛ И СИЙМ-СИЛАЧ.
Великан даже испугался, когда сообразил, что будь печатная краска чуть бледнее, ему, чего доброго, не выдали бы подарка.
Таможенник шагал впереди, желтый ботинок и синяя сандалия Сийма с достоинством следовали за ним. Таможенник остановился у великолепного белого корабля и подал знак матросу на палубе.
Матрос подошел к трапу. В руке он почему-то держал красный поводок.
Сийм тайком похлопывал себя ладошкой по левому боку: от волнения у него сердце колотилось и грудная клетка гудела, как колокол. С нетерпением ждал он, когда же портовый кран поставит у его ног длинную машину клюквенного цвета.
И вот наконец он увидел подарок. Тетка-невеличка прислала своему любимому племяннику одиннадцать маленьких серых в яблоках лошадок. Они были связаны цугом красным шнуром. На каждой лошадке была зеленая уздечка, а между ушей на холке возвышался цилиндр, наверно, чтобы солнечный удар не хватил. Лошадки, постукивая копытцами, рысцой сбежали по трапу на причал. Им, видно, не терпелось поскорее попасть на попечение Сийма-Силача.
Сийм стоял расставив ноги, не в силах вымолвить ни слова. Из одного глаза у него капали слезы разочарования, второй глаз увлажнился от умиления. Никогда еще не видел он таких красивых маленьких пони. «Ну и молодец тетушка!» — подумал Сийм с гордостью. И правда, Дженни Сил не надо теперь карабкаться по лесенке на коня, раз она научилась выращивать таких крошек. Серые в яблоках лошадки были совсем маленькие, ростом с хорошего пса, не больше.
Матрос подошел к Сийму и сунул ему в руку красный поводок. Коренник вышел вперед и забил копытцем о землю, словно приветствуя нового хозяина.
Весело улыбаясь, матрос снял с шеи коренника цепочку, на которой висел продолговатый конверт, и протянул его великану.
Сийм помусолил письмо в руках, вскрыл конверт, вынул лист бумаги с изображением пони и прочел по слогам:
Дорогой племянник Сийм!
Великая досада переполнила мое сердце, когда я представила себе, как ты, деточка, каждое утро, садясь на лошадь, пользуешься лестницей. Я была бы очень огорчена, если бы ты упал вместе с лестницей и сломал себе шейку. Потому-то посылаю тебе этих лошадок, чтобы ты мог гарцевать на них без риска. Будь здоров, мой мальчик!
Любящая тебя тетя Дженни Сил.
Прочитав это послание, Сийм онемел от удивления. Прошло немало времени, пока он сообразил: оказывается, никто не удосужился сообщить тетушке, что он давным-давно вырос, что каждая ладонь у него с лопату, ноги вроде столбов, а весит он не меньше четырех мешков цемента. Славные лошадки не доходили Сийму и до бедра, даже всем вместе им было бы не под силу нести его в седле. Напротив, это он свободно мог бы поднять их на руки. Точно, мог бы поднять. Серые в яблоках лошадки стояли и ждали, тихонько пофыркивая и нетерепливо переступая с ноги на ногу. Они потряхивали гривами, приводя их в порядок, и прядали ушами.
Пора было двигаться в путь. Сийм крикнул басом «но-о, но-о» и потянул за красный поводок. Лошадки послушно засеменили за ним. Крохотные подковки с никелированными ободками весело постукивали по асфальту. Время от времени коняшки ржали, переговариваясь о чем-то друг с другом тоненькими голосками.
Лоб Сийма-Силача покрылся капельками пота, а дубовый венок, водруженный в честь торжественного события, как нарочно, сполз на нос. Синяя сандалия и желтый ботинок растерялись не меньше его самого. Они вовсе не предполагали идти назад своим ходом, а надеялись для разнообразия нажимать на педали. Носы их то сходились, то расходились, словно они советовались, что делать дальше с этими серыми в яблоках.
Бормоча себе под нос «н-но» да «н-но», Сийм старался держаться бодрее.
Недаром же отец его, Матс-Силач, поучал сына: дареному коню в зубы не смотрят. Этот отцовский наказ Сийм запомнил крепко.
СИЙМ В ЦИРКЕ
Сийм-Силач хотел было вернуться вместе с дареными лошадками в Чтохочуйск, но тут нагрянула зима и замела все стежки-дорожки.
Изнеженные заморские пони дрожали от холода и чуть не силком затащили Сийма погреться под огромный купол цирка.
Там было красиво и пестро, как летом в саду. Сийма даже разморило от тепла. И люди показались ему славными и приветливыми. Клоуны в широченных шароварах потешали публику, канатоходцы выделывали головокружительные сальто-мортале, а жонглер так ловко подбрасывал тарелки, что ни одна не упала и не разбилась. Черный плащ фокусника топорщился на груди — столько было спрятано у него за па-эухой белых зайцев; а из бархатной шляпы он знай себе вынимал цветные платки, словно было их там у него видимо-невидимо.
Вся эта пестрота, шум и гам ошеломили Сийма. Он неуклюже топтался на месте, с надеждой поглядывая на истрепанный башмак и рваную сандалию. Но те сами не знали, куда податься.
Первыми освоились лошадки. Они весело гарцевали и игриво пофыркивали.
Маг-волшебник вытряс из-за пазухи всех зайцев, подошел к растерянному Сийму, пристально посмотрел ему в глаза и посоветовал поступить в цирк.
Наверное, он уже слыхал, что молот и мастерок, лопата и лом не пришлись силачу по руке, вот и предложил ему совсем другое занятие.
Обычно Сийм терпеть не мог никаких советов, поучений и приказов.
Великан предпочитал жить сам по себе. Но взгляд мага словно гипнотизировал его, и Сийм немало удивился, когда сообразил, что охотно соглашается на все предложения фокусника.
С этого дня Сийма будто подменили. Правда, на новой должности с него каждый день сходило семь потов, но зато и слава не заставила себя долго ждать.
Перед самым Новым годом на площади установили огромный щит, на котором были нарисованы все одиннадцать лошадок и Сийм к ним в придачу.
Красочная афиша гласила, что каждый вечер на манеже под руководством Сийма-Силача выступают одиннадцать пони: Малыш, Голыш, Стриж, Дама, Уран, Буран, Маран, Панама, Эльма, Бельма и несравненный Шельма.
Сийм долго ломал голову, пока сам не придумал все эти клички. Последнюю он, правда, считал не очень удачной, ну, да ладно, сойдет и она.
Прочитав афишу, народ валом повалил в цирк. Ребята, которые по нескольку раз смотрели представление, завидев своих любимцев, сразу начинали хлопать в ладоши и громко скандировать:
Лошадки уже запомнили свои имена и, когда их окликали, приветливо кивали головками. А коренник Шельма выходил вперед и встряхивал шелковистой гривой.
Во всех газетах были напечатаны фотографии Сийма-Силача и серых в яблоках лошадок. Дети посылали лошадкам письма и рисунки. Цирковой номер хвалили на каждом собрании, а в юбилей цирка Сийма наградили грамотой в желтой папке.
Сийм и лошадки, не щадя сил, выступали всю зиму напролет, но когда в воздухе запахло весной и в окна стали заглядывать прозрачные сосульки, великан закручинился и повесил нос.
Думал-гадал он, в чем причина грусти, да так ничего и не придумал. Теперь на него не действовал даже пронзительный взгляд мага-волшебника. А может быть, просто от яркого солнца у фокусника выцвели глаза и лишились былой силы?
В конце концов махнул Сийм-Силач рукой и решил: день придет — заботу принесет, ночь придет — заботу унесет.
Ну, да ладно, опять незаметно подкрался вечер. Ожидая своего выхода на арену, Сийм прихорашивался перед зеркалом. Желтый башмак и синяя сандалия давно были заброшены. Теперь на Сийме были красные сапоги в гармошку и новые черные брюки с лампасами. Но как ни роскошно выглядели эти брюки, нет-нет да и вспомнит Сийм видавшие виды старые штаны.
Были у Сийма еще и два сюртука, белые с золотыми пуговицами. Пока один в стирке, он в другом выступает. Цирк — это тебе не Чтохочуйск, где можно в любых лохмотьях на люди показываться.
Натянул Сийм сюртук и принялся размалевывать лицо. Щеки намазал красным так, что они стали похожи на помидоры, кончик носа выкрасил в синий цвет, вокруг глаз навел кисточкой белые круги.
Зеленую треугольную шляпу нахлобучил на самые уши — так она ему больше шла. Набил карманы кусочками сахара и стал ждать сигнала.
Ну, да ладно, пришло время выхода. Цирковые служители впрягли Сийма-Силача в серебристую коляску, раздвинули занавес, и великан легкой рысью выбежал на арену. Публика весело засмеялась. А Сийм знал, что смех — залог здоровья.
Посреди арены стояли платформа с лестницей и столб. На столбе висела большая афиша с надписью:
КОРОННЫЙ НОМЕР!
Сийм остановился у столба, взял с платформы рожок и затрубил. Из-за занавеса, пританцовывая на задних ножках, появились серые в яблоках лошадки. Одни в цилиндрах, другие в шляпах с перьями. Под аплодисменты публики они изящно взбежали по лесенке на платформу и расселись в серебристой коляске на скамейках. Сийм протрубил в рожок, коренник Шельма тряхнул гривой, так что на шее у него зазвенели бубенцы. Это означало: все места заняты, можно трогать.
Сийм вобрал голову в плечи, носком красного сапога забил по опилкам манежа, как конь копытами, и вывел коляску на круг.
Публика помирала со смеху. Сийм, хоть и не оглядывался, но знал, что коренник Шельма раскручивает губами рулон бумаги, на котором все могли прочесть: «Плацкарты для одиннадцати уважаемых граждан-лошадей». Потом Шельма ровно одиннадцать раз поднял и опустил переднюю ногу в знак того, что пассажиры в полном сборе. И Сийм рысцой затрусил по кругу. Взмокнув от тяжелой работы, он стал отфыркиваться. Получалось это у него очень здорово. Будто в серебристую карету и впрямь запрягли настоящего битюга.
Когда Сийм заканчивал третий круг, из-под бархатного занавеса на арену выкатился серый зайчонок. Цирковой портной сшил ему крохотный треух и повязал на шею клетчатый шарф. Заяц на полном ходу одним махом прыгнул в серебристую коляску. Дети, уже видевшие это представление, кричали кореннику:
— Шельма! Шельма! Заяц в коляске!
Шельма вскинул голову, оглянулся, но сделал вид, будто не замечает спрятавшегося под скамейку зайчишку.
Поделиться книгой: