Воин Забвения. Гранитный чертог (СИ)

Вход в каморку закрывала замызганная, в сомнительных потёках занавесь. Маленький зал встретил едва не сбившим с ног всплеском хохота. От спёртого ядрёного запаха на глаза выступили слёзы. Четверо мужчин, на вид местные, громкими пьяными выкриками как раз приветствовали беглеца. Но стоило войти Младе, как стало тихо. Только лавка загремела по полу, отодвигаемая садящимся за стол воришкой.

— Вот те раз, — вытаращился на Младу один, кудрявый и косматый, отчего похожий на давно не стриженого барана. — Ты сегодня отличился, Щука. Глядь, и бабу нам привёл. А то те, что в харчевне, уж больно задрипанные.

Парень, которого назвали Щукой, вскинул голову и сжал губы. Молод совсем, едва ли четырнадцать зим справил. А уже кошели с поясов резать мастак — даже Млада с её-то чутьём поздно спохватилась, не поймала за руку. А должна была! Таких, как он, за версту видно.

Млада подошла ближе, чувствуя себя так, будто все пятеро одновременно её облапили. Стало тошно.

— Верни то, что взял у меня — и я тут же уйду, — проговорила она, не сводя с беглеца взгляда.

— Уж не о девичьей невинности ли речь? — паскудно осклабился кудрявый. — Коли нет, так мы быстро это поправим.

— Да ты глянь на неё, — отирая с бороды пивную пену, усмехнулся другой, конопатый, с неровным шрамом на шее под ухом. — Такая сама мужиков за шкирку берет да и пользует их, как хочет. У такой косу просто так на кулак не намотаешь, э!

— А што, с ней я готов. Пусть и за шкирку.

Кудрявый похабно смял пальцами штаны между ног. Мужики загоготали. Млада продолжала неподвижно давить взглядом Щуку. Неизвестно, что он читал в её глазах, но как будто становился меньше и бледнее с каждым мгновением. Шуточки дружков его, похоже, вовсе не забавляли.

Мужик, сидящий ближе всего к Младе, широкой пятернёй ухватил её за бедро. Сжал от души и гаркнул довольно, с присвистом между недостающих зубов:

— Слышь, Щука. Ядрёная девка-то!

Она шагнула шепелявому за спину. Одной рукой схватила за ворот рубахи и сильным толчком опрокинула лицом прямо в жирную миску. Подняла и приложила ещё раз — грубее. Миска брякнула. Другой рукой Млада выхватила висящий на поясе мужика нож. Поддела остриём его ноздрю. Окинула взглядом остальных, ошалело притихших. Только шепелявый гладко и без запинки изрыгал потоки мерзкой брани. Его же дружки даже не шевелились.

— Хошь, оприходую прямо тут, а? — задушевно произнесла она, склоняясь к шепелявому. Тот смолк, слизнул с губ брызнувший из миски жир. — Рожей об колено?

Мужик дёрнулся и наобум махнул увесистым кулаком, но Млада увернулась, продолжая держать его. Да ещё и втиснула лезвие глубже. Из разрезанной ноздри потекла кровь. Шепелявый зарычал и брыкнулся ещё раз.

Кудрявый вынул из сапога нож. Ударил. Млада выпрямилась, отклонилась и снизу вверх пнула стол. Тот опрокинулся, мужики шарахнулись в стороны. Загремели миски, покатились кружки, расплёскивая по полу пиво. Щука, прикрыв ладонью нос, завыл — кровь хлынула между его пальцев. Меченый оттолкнул навалившегося на него дружка и попытался схватить Младу. Она вполоборота ушла от громадных рук. Секанула ножом по его запястью. Несильно — для острастки. Огляделась. Лишь бы не оказаться зажатой в углу. Она выхватила из ножен меч и выставила перед собой. Кудрявый, спотыкаясь о поваленные лавки, ринулся к ней и упёрся грудью в остриё.

Млада покосилась на скулящего в углу Щуку и повторила:

— Пусть вернёт, что взял.

Она могла бы добавить, что иначе никто из пятерых не выйдет из этой каморки живым. Могла бы показательно разворотить кудрявому грудь мечом. Рассечь самым краешком лезвия ярёмную вену меченому, который приближался справа. Точно по его же шраму, но чуть дальше. Развернуться, поднырнуть под руку третьему и ударить его со спины. Обломком ножки стола разбить череп встающему с пола шепелявому и спокойно заняться Щукой.

Но она не хотела сейчас крови и смертей. Не за тем в Кирият пришла, чтобы в первый же день перебить кучку местных.

В каморку ввалился одутловатый мужик в повязанном под круглым брюхом переднике. За его спиной виднелись ещё два крепких молодца. Видно, то пришёл хозяин постоялого двора, встревоженный шумом и грохотом мебели.

— Вы что тут устроили? — хрипло крикнул он и прокашлялся. — Хотите драться — проваливайте отсюда!

Млада опустила меч и бросила под ноги шепелявому его нож. Дружки Щуки понурились и отступили. Видно, нарочно с хозяином цапаться не хотели. Не зря сидят в отдельном зале — пьют и едят, небось, задарма. Хозяин, окончательно взяв себя в руки, ещё раз мрачно обвёл взглядом всех и остановился на Младе. Она кивнула на Щуку, который всё так же сидел у стены и держался за сломанный нос. Кровь стекала ему на грудь.

— Он украл у меня нож. Пусть вернёт.

Казалось, от этих слов на языке скоро будет мозоль. Хозяин двора неспешно оглядел Младу, удивлённо приподнял брови и жестом отослал двух выжидательно стоящих позади мужчин. А потом повернулся к воришке.

— Давай, сопляк. Верни девице её нож, коли вправду украл! Вот ты где у меня уже сидишь, поганец, — он постучал ребром ладони под двойным подбородком.

Щука громко шмыгнул, отёр губы и встал, обиженно зыркая на остальных, за что тут же получил подзатыльник от меченого.

Млада выхватила у него из рук свой скрамасакс, едва удерживаясь от того, чтобы не дать мальчишке хорошего тычка в зубы. Щука уже развернулся было уходить, но она удержала его за плечо.

— И деньги той девушки верни, которую передо мной обокрал. Ну?

Парень, закатив глаза, цыкнул, сунул руку за пазуху и вынул оттуда кошель. Хороший, из плотной кожи, расшитый цветным узором да дорогими стеклянными бусинами по краю и обрезанному ремешку, которым крепился к поясу. Непростому человеку этот кошель принадлежит. Ох, непростому. Млада подбросила туго набитый монетами мешочек в ладони.

— Ещё раз мне попадёшься, Щука — шкуру спущу.

Она последний раз оглядела хмурых мужиков и вышла из каморки. Брюхастый хозяин двора только и успел посторониться.

— Не повезло тебе, Щука… — было последним, что Млада услышала за спиной.

Она вышла наружу и почувствовала, как пыльный городской воздух прочищает лёгкие от вони харчевни. Возвращаться на Торг не очень-то хотелось — лучше было бы сразу повернуть к детинцу. Но нужно было попробовать найти хозяйку кошеля. Негоже оставлять всё так. Млада, хоть и видела женщину мельком, запомнила хорошо. Опять же привычка… дери её.

Но возвращение на рынок ничего не дало. Незнакомку никто не разглядел. Да и как — в такой-то толчее? Млада продолжала сжимать расшитый кошель в ладони и кружить по Торгу, пока не поняла: ещё немного — и подохнет прямо тут, под каким-нибудь прилавком от голода или жажды. В нутре урчало и как будто ворочался холодный уж. Видно, не судьба той девице снова увидеть свои деньги. Но хотя бы тем прохвостам не достались.

Млада выскользнула с Торга, как жиром намазанная, и двинулась вверх по широкой улице. День за случайными хлопотами уже повернул к вечеру, а добраться до детинца так пока и не вышло. На всякий случай Млада остановила проходящую мимо бабу в расшитой кике и спросила, правильно ли идёт. От женщины пахло травами и теплом дома. Почему-то от этого она располагала к себе.

Та пристально осмотрела Младу и вдруг остановила взгляд на кошеле в её руке.

— Чей это кошель у тебя, деточка?

— Не мой. Отобрала у вора. Хотела хозяйку найти…

— Кажись, я знаю её. Захаживает она ко мне, бывает. За травками, значит. Кошель-то приметный. Да и сама она тож.

Правду говорят, город — большая деревня. Всё одно местные друг друга знают.

— Скажешь, где найти?

— А то ж! Аккурат там, куда ты идёшь. В детинце она живёт, значит, — женщина бросила ещё один взгляд на кошель, но уже более неприязненный. — Служанка она, хоть с виду и не скажешь. Вишь, вещичка-то какая богатая. Не иначе полюбовник ейный подарил. Воев…

— Хватит, — Млада предупреждающе подняла руку, останавливая готовый излиться на неё поток городских сплетен. — Значит, говоришь, правильно иду?

Женщина, обиженная, видно, тем, что её прервали, поджала губы и махнула рукой вдоль улицы.

— Правильно-правильно, — пробурчала она. — Тут и не заблудишься. Ступай дальше — прям в ворота и упрёшься.

— Спасибо.

Млада постаралась вежливо улыбнуться, но по взгляду бабы поняла, что ей это не очень-то удалось. Избегая дальнейшего разговора, она снова пошла к детинцу.

Травница не обманула: скоро его распахнутые ворота показались впереди, за поворотом улицы, а ещё в паре десятков шагов от них шла та самая девушка. Сестра по несчастью. Домой она, похоже, не торопилась, будто там её не ждало ничего хорошего. Почуяв взгляд Млады, она обернулась и остановилась.

Вблизи оказалось, что незнакомка не столь и молода, как привиделось поначалу. В уголках тёмно-карих глаз уже зарождались мелкие морщинки, как и вокруг полных, приятного изгиба губ. Лицом же из-за островатого носа она напоминала ворону. И цветом иссиня-чёрных волос, сплетённых в две тугие косы — тоже. Ростом незнакомка была ниже Млады, но вот в кости пошире да телом побогаче. Видно, по дому-то сильно не усердствует.

— Здравствуй, — не так приветливо, как ожидалось, улыбнулась девушка. Скорее, её улыбка была усталой… или осторожной. — Я вот смотрю, не ты на Торге за вором погналась?

Млада кивнула и протянула ей кошель.

— Поздорову. Думается, твоя это вещица?

Девушка быстро выхватила мешочек из её ладони и прижала к груди, будто боялась, что его снова украдут прямо тут.

— Как?.. — поражённо проговорила она и выдохнула: — Спасибо. Ты нарочно за мной пошла, чтобы отдать?

— Да, я искала тебя на Торге, но не нашла. Но оказалось, что ты живёшь в детинце. А мне как раз туда надо до зарезу, — Млада качнула головой в сторону ворот. — Что, стражники ваши суровы? Пустят меня али нет?

Взгляд девушки, потеплевший было на мгновение, снова отстранился, точно подёрнулся ледяной коркой.

— Смотря, зачем идёшь… Мож, и не пустят, — она пожала плечами, а потом надменно вздёрнула подбородок. — Но, коли хошь, могу за тебя словечко замолвить.

Ишь ты, цаца какая… Недаром одежда у неё получше да почище той, которую обычно носят служанки. И держит себя совсем иначе. Видать, и правда непростая девица.

— Замолви, если понадобится, — согласилась Млада. Не в её положении сейчас чураться помощи, хоть девушка нравилась ей всё меньше и меньше.

— Звать-то тебя как?

— Млада.

— А меня Малушей кличут. Пойдём, чего на дороге зазря пыль пинать.

Показалось сначала, что у ворот детинца пусто. Здесь, похоже, никого не боялись: распахнутые настежь створки едва покачивал настырный ветер. Где-то вдалеке слышался неразборчивый гомон, а тут было тихо. У острогов всё-таки прохаживались стражники, только к вошедшим в детинец будто бы и не повернулись вовсе. Млада старалась не слишком-то зевать по сторонам и не отставать от уверенно идущей впереди Малуши. Но невольно она всё-таки приостановилась и, задрав голову, оглядела диковинный княжеский дом. Кажется, такие на западе называли «замок». Видно, местный князь в своё время много путешествовал, раз приказал возвести подобный в Кирияте, посреди немерских земель.

Стены его бугрились вытесанными из гранита блоками, и дом, хоть не блистал мастерством зодчих, построивших его, выглядел основательно и грозно. Он загибался подковой; на восточной, выходящей к посаду стороне к нему примыкала кряжистая башня с плоской крышей. С западной стороны была другая — чуть меньше. Она была ещё не достроена. Из посада над стеной детинца виднелись лишь самые их верхушки.

— Куда это вы припустили? — послышался за спиной мужской голос.

Малуша обернулась и поморщилась, глядя поверх плеча Млады. К ним подошёл вооружённый копьём стражник, невысокий, тёмно-русый, с пробивающейся в бороде сединой. За ним не сильно-то спешил другой, помоложе, ещё безусый, но выглядящий гораздо внушительнее.

Малуша безразлично скользнула взглядом по нему и улыбнулась старшему.

— Так вот, знакомая моя давишняя хочет с воеводой поговорить. Дело у неё к нему, понимаешь?

Стражник ехидно сощурился:

— А ты, Малушка, сталбыть, её учить взялась, как с воеводами разговаривать?

Женщина вдруг покраснела и мельком зыркнула на Младу. Та не шевельнулась, продолжая разглядывать часовых. Тот что помоложе уставился на неё с плохо скрываемым любопытством.

— Тебе-то что? — огрызнулась Малуша. — Говорю же, дело у неё.

Бородатый хмыкнул и многозначительно переглянулся с напарником.

— Ваше бабье дело — в поварне хлопотать. Ты тут нос не задирай. Мне твои шашни с верегом погоды не делают. А Бажану некогда, небось, с приблудной девкой лясы точить, — повернулся он к Младе. — Хоть лоб расшиби.

Вот и замолвила Малуша словечко. Только хуже сделала.

Млада дослушала стражника, подождала, пока безусый перестанет ухмыляться, и кивнула в сторону замка.

— В дружину поступить хочу. Меч-то у меня не для красоты к поясу привешен. Проводишь к воеводе или мне самой его искать?

Малуша возвела очи горе и пошевелила губами. Бородатый стражник удивлённо вскинул брови, будто не ожидал, что Млада вообще умеет говорить.

— В дружину, значится? — он усмехнулся и глянул на молодого, который упорно молчал. — Девиц в дружине у нас ещё не было. Есть, конечно, бабы бабами, но чтобы так…

Его напарник беззвучно рассмеялся и указал на Младу остриём копья.

— Да пусть идёт, Витоня. Вдруг могучего воина от ворот прогонишь? Будешь маяться потом всю жись.

— Может, хочешь сам перед Бажаном кланяться за неё? — фыркнул бородатый.

— Кланяться-не кланяться, а провожу. Заплутает, чего доброго.

Тут же Малушу как ветром сдуло. Вот она стояла и сердито сопела рядом, а в следующий момент только и мелькнула подолом понёвы далеко впереди да скрылась во внутреннем дворе. Млада благодарно кивнула молодому стражнику и под тихое ворчание бородатого пошла за ним.

Шли недолго, обходить замок не пришлось. Прямо сквозь него был проход внутрь «подковы». Они минули тёмную глубокую арку, и тут же на Младу обрушился шумный, бурный поток жизни детинца.

Здесь пахло недалёкими конюшнями, мясной похлёбкой из поварни и измочаленной под десятками ног травой. По всему двору раскинулись обширные деревянные навесы ристалищ. Все они были заполнены крепкими кметями. Дружинники сражались друг с другом, стреляли из луков и самострелов по мишеням. Балансируя на узких брёвнах, пытались достать подвешенные на толстых веревках и раскачивающиеся от каждого удара тяжеленные мешки с песком. Чуть дальше были ристалища поменьше — там шли тренировки отроков, совсем юных и тех, что постарше, готовых, верно, через несколько лун пройти Посвящение.

Вдруг подумалось, что, если Младу и примут сегодня в дружину, то сначала придется прислуживать в доме вместе с малолетними отроками. Эта мысль даже позабавила: вот уж славно она будет смотреться рядом с сопливыми мальчишками! Однако решение принято, и теперь во что бы то ни стало ей нужно попасть в дружину, какими бы окольными путями это ни вышло. Пусть заставят чистить конюшни, а придется задвинуть свою гордость подальше и помалкивать. Умений это не уменьшит, а вот лишний раз кочевряжиться — только себе вредить.

Стражник, ни на мгновение не задержавшись, провёл Младу стороной вокруг ристалищ к выстроившимся одна за другой дружинным избам. Все они были приземистыми, длинными, сложенными из толстенных брёвен. Какие-то, видно, давнишние, другие — ещё пахнущие сосновой смолой. Расспросив о чём-то сурового и чуть измученного на вид кметя, стражник махнул рукой Младе. Она подошла, чувствуя на себе колкие взгляды снующих кругом парней.

— Жди здесь, — заговорщически произнёс часовой и скрылся в избе.

И уж как бы ни была закалена жизнью Млада, тут ей стало не по себе. Она многое слыхала о княжеском воеводе Бажане. Что-то случайно, что-то выведывала сама. Поговаривали, прошлое у него настолько туманное, что другой раз люди не решались о нём судачить. Однако все твердили, как один: воевода служил раньше у отца здешнего князя Кирилла — в расположенном далеко на западе Новруче. А потом ушёл вслед за молодым правителем, попав при этом в большую немилость к его родителю. Семьёй воевода так и не обзавёлся… Может, потому что нрав имел крутой и ворчливый. Но князь его ценил и доверял ему.

Младе уже показалось, что она долго вынуждена будет праздно наблюдать за кметями, как над плечом грянул звенящий сталью голос:

— Как звать тебя, блоха?

Млада обернулась, не веря своим ушам. Её правда назвали блохой? И только увидев воеводу, поняла, что такое замечание из его уст не столь уж оскорбительно. Бажан возвышался над ней на целую голову, а в плечах был шире едва не вполовину. Окладистые, с проседью борода и усы его обрамляли твёрдо поджатые губы, прищуренные серые глаза излучали подозрительность. Млада, всё же рассерженная небрежным обращением, шумно втянула носом воздух. Но ответить не успела.

— Ты что, Денко, немую ко мне привёл? — глянул Бажан на стражника; тот лишь плечами пожал.

— Меня Младой зовут.

Воевода скрестил руки на груди.

— Не, ты глянь, разговаривает! Что, дорогой ошиблась… Млада?

Он в который раз оглядел её с головы до пят, чуть задержавшись на висящих у пояса ножнах. Издевается, значит. Ведь такие, как он, сразу отличат воина от того, кто только хочет им казаться. И потому Млада удержалась от грубости. Пусть ёрничает, раз охота. А ей лишний раз огрызаться не к лицу.

— Не ошиблась, — наконец проговорила она, окинув воеводу ответным взглядом. — В дружину поступить хочу. Или стражник ваш не сказал?

Воцарилось молчание, но через мгновение оно было нарушено раскатистым хохотом воеводы.