Это просто игра

– Ну, наверное, тоже конец света, – неуверенно предположил Шихуа. – Разница-то, с той стороны мишень поражена, с этой ли – все равно цель достигнута, война окончена. Перезагрузка.

Логично, подумал Немакс и горько задумался. Шихуа продолжил:

– Только так не бывает. Кто брать-то Жарданвилль будет? Да еще успев перед этим с Кингхиллзом разобраться, с Тадуру. Не, нереально. Даже если нашествие из космоса случится, самые крутые бойцы с неба свалятся – все равно им времени не хватит. Кингхиллз они, ладно, сметут, но пока дойдут до Тадуру, экспедиционный корпус Садорина – опа! развернулся и домой поскакал. И вот это будет гасилово.

– Ага, – сказал Алып мечтательно.

– Ну так давайте устроим, – предложил Немакс, стараясь не показать нетерпения.

– В смысле? – уточнил Алып; остальные внимательно изучали Немакса.

– Это же интересно, так? Вдесятером против империй, а? Это по-настоящему круто, не то что сейчас, детсад на выезде, а? Или мы что, хуже пришельцев? Не крутые бойцы?

Алып медленно сказал:

– Норм. Вот откуда ты взялся такой умный, не из космоса, случайно? И конь у тебя такой…

Немакс уже привык и к завистливым шуткам про Рому, и к новому имени, которое придумалось само, и довольно удачно. Представляться хоть Максом, хоть Немаксом было глупо и странно – после настойчивого-то «вы Макса не видали?». Заготовленным ником он так и не обзавелся. В голове вертелось еще слово «лопух» на русском и почему-то на английском. В местном языке такого слова не было, здесь лопухи не росли, но Немакс помнил здоровенные зеленые листы, хотя и не мог сообразить, какое они имеют к нему отношение. А вечное его «норм», из-за которого мама ругалась, оказалось на удивление уместным. Тем более что Немакс, похоже, и впрямь был тут единственным нормальным.

Но сейчас, кажется, в нем заподозрили не столько нормального – это он переживет, – сколько лазутчика или провокатора. Это пережить будет сложнее. Бойцами асаты были умелыми, и не Максу-Немаксу-Норму с ними состязаться, в любом теле и на любой скорости. И до Ромы-то добежать не успею, вообще все забуду, тоскливо подумал Немакс, с трудом сдерживаясь, чтобы не оглянуться на возможный путь отхода.

Алып продолжил:

– И почему ты раньше не пришел? Мы бы с этой идеей такого наворотили.

– Наворотим еще, – сказал Балтаз, вскакивая. – Не плачь.

16. Так уж лось

– Насть, ну не плачь, говорю. Да, Танюш. Да откуда я знаю. Мальчик какой-то. Да, в Зотове. Ну, если ты не слышала, то я тем более. Не объясняет она толком ничего, плакать начинает, вот, опять. Давай-давай, сейчас самое время, ага. Танюш, я говорю – не надо пока.

Дед некоторое время молчал, глядя на дорогу, потом сказал:

– Танюш, ну плачет человек. Мы будем разбираться, а человек будет плакать, да? Нет, не получается так. Не надо человеку плакать, и все. Доедем, все сделаем, будем разбираться, ладно? Да не бойся ты, елки. Я тебя не подводил никогда и внучку не собираюсь. Маме я позвонил, не дергайся. Все, успокаивайся давай. Чайку наверни зеленого этого своего и ложись. Все хорошо будет, я утром позвоню.

Он выдернул наушник, покосился на Макса и сказал:

– Все нормально. Не спеша доедем, всех, кого тебе надо, найдем. Я на завтра с работы отпросился, по Зотову тебя повожу. Вечером обратно. С мамой и школой уж сама разбирайся, пожалуйста. Договорились?

Макс молча кивнул.

Они уже выехали из города и теперь шуршали по загородной трассе вдоль жидкого лесочка. Машины время от времени проскакивали навстречу, впереди не было видно никого. Сзади – Макс, избочившись, посмотрел в зеркало – тоже. От этого чувство странного не уходило – наоборот, обострялось до дикой настороженности. Макс толком не помнил ни одного фильма, хотя какие-то куски и названия все шустрее толкались в памяти, и в этих кусках постоянно так случалось: герой плюхается в неприятностях, наконец вроде приходит спасение, он успокаивается – и раз! – тут и падают настоящие грабли.

Макс упорно ждал грабель. Все это время. Когда дед отказался орать на ребят, отвел Макса в сторону и внимательно его выслушал. Когда не стал уточнять, почему неприятности незнакомого мальчика в чужом городе означают смерть внучки, – впрочем, Макс и сам как мог обходил этот вопрос стороной. Когда заставил сходить домой, поужинать как следует или, раз уж есть не хочется, собрать сухой паек с термосом чая. Когда приделывал магнитом к холодильнику записку для Настиной мамы. И даже когда усадил Макса на пассажирское сиденье, сел за руль, полистал дорожный атлас, пошептал что-то и тронулся, Макс ждал грабель. Ждал, что дед велит не маяться дурью, запрет Макса дома, подсыплет ему снотворное в чай, отвезет к матери на работу или придумает еще что-нибудь, чтобы из-за внучкиной блажи не тащиться на ночь глядя непонятно куда непонятно зачем.

Макс подозревал, что большинство взрослых в похожем случае что-нибудь придумали бы. Настин дед не стал. Повезло Насте с дедом. Может, и с Максом повезет.

Дед как будто услышал. Сказал, не отрывая внимательного взгляда от выхваченного фарами светло-серого сектора впереди:

– Все нормально будет, Насть. Немножко рано приедем, но лучше рано, чем поздно. Больничку с твоим дружком найдем, переговоришь с ним… или чего ты там хотела. Ну и все в порядке. Сразу бы сказала, а не терзалась не знаю сколько. В следующий раз сразу говори, поняла?

Макс кивнул. Дед продолжил:

– Мы семья, мы очень многое можем, если вместе. Ты даже не представляешь, как много. Горы своротим и наизнанку вывернем. А если что-то сами не сможем, найдем того, кто сможет. Вместе-то это легче, не то что одной. Ты парнишке этому сказала что-то не то, расстались не совсем как надо, вот и мучаешься, так?

Макс кивнул и поспешно уткнулся сморщенным носом в кулак.

– Наладим все. Поспи пока. Я, как в Зотов въезжать будем, разбужу. Давай-давай.

Какое там спать, хотел сказать Макс. Спать не хотелось вообще, в плечах и боках беззвучно звенело нетерпение, в голове тасовались и крутились пункты плана – найти больницу, найти себя настоящего, переписать персонажа на Полинку, включить ноутбук, который дала Полинка вместе с модемом, войти в игру, дойти до точки обмена и вернуть все в норму, в настоящее. Каждый из этих пунктов был несложным, каждый мог сорваться, и это была смерть.

Но пока они мчались по трассе, как перевернутая ракета из мультика – впереди столб света, вокруг тьма, – смерти не было. Было шипение дороги под колесами, негромкий напев сотни лошадок в моторе, бормотание радио, время от времени разбавляемое бормотанием деда: «Так, здесь куда… Направо, да… Лес, все правильно», – и был, видимо, лес, через который брела пехота, стянутая в помощь тяжелой кавалерии, а лучники уже заняли высоты, сигналя флажками дозорным, так что юг и юго-запад долины простреливался насквозь, оставалось выманить сюда садоринцев, но садоринцы пока скапливались на северо-востоке, подманивая стервятников и распугивая не любивших шум зайцев, лис, оленей, лосей с огромными рогами, вислыми мордами, нечистой свалявшейся шерстью и испуганными глазами, залитыми светом летящей машины.

– Дед, тормози, тормози! – заорал Макс, еще не успев проснуться, и закашлялся.

Дед ударил по тормозам и вывернул руль, машина с визгом заюлила по дороге, подскочила и полетела боком, стеклами, Максом на огромного застывшего лося. Дед охнул, машина взревела, проскочила вплотную к лосю – кажется, развесистый, как люстра, рог чиркнул по стеклу – и с оглушительным треском рухнула с дороги в заросшую кустами канаву.

17. А за нас решили

Немакс раздвинул куст и прошептал:

– Вот смотри. Здесь, здесь и здесь сажаем лучников, и все. Каждый, кто выходит из крепости, попадает под огонь.

– Третий лишним будет, – сказал Шихуа авторитетно. – Тут зараз больше пяти персонажей не выводят. Обычно по одному или парами. Они, пока до арсенала не дойдут, безоружные. Один лучник справится, а двух во, с головой будет.

– А если стражники набегут?

– Да ладно, они тупые, у них набегать программой не предусмотрено. Будут выводить нам мишени одну за другой и уходить.

– А дыры между локациями программой предусмотрены?

Шихуа хмыкнул и уставился на ворота.

Они сидели в кустах напротив Казарменной башни Кингхиллза. Найти проход сюда оказалось непросто. Более того, Алып уверял, что проходов между континентами нет и быть не может, потому что это подрывает основы Честной Игры. Он так и произнес, с больших и жирных букв.

Проход Немакс нашел через пару часов. Не Немакс, конечно, а Рома. Они промахнули два прохода и мчались к пустынному южному побережью Гарданики по лесу, то редеющему, то вдруг снова собирающему деревья потеснее, как гармошка рёбра, – и даже густая музыка, казалось, звучала в такт копытам. Рома летел по корявому, неровному лесу не как птица даже, а как воздушный катер из фантастического фильма – легко, ловко и жутко быстро. Нормальный конь так не пробежит, а нормальный всадник не усидит, захлебнется воздухом. Я Норм, напомнил себе Немакс на всякий случай, засмеялся – и чуть не перелетел через холку. Рома встал как вкопанный – опять же настоящий конь так резко не остановится и не будет после этого лишь слегка поводить боками. И неподвижно смотреть в одну сторону не будет.

Немакс проследил его взгляд. Справа, как и слева, была чащоба без просвета, черные и серые стволы сливались в почти глухой забор. Немакс хлопнул Рому по шее. Рома сделал еще шаг вперед – и в заборе будто калитка открылась: чащобу, оказывается, прорезала узкая и длинная, метров на пятьдесят, щель, в конце которой стоял здоровенный олень. Нет, лось.

Солнце просеивалось сквозь кроны совсем легкой золотистой мукой, но лось был виден отчетливо, словно подсвеченный близким фонариком. Аж искорки играли на рогах, суставах и торчащих прядках неаккуратной шерсти. Рога, кстати, были тоже неаккуратные, перекошенные, что ли. И мину лось держал весьма недовольную. Кэ-эк разбежится да и даст рогами сейчас, подумал Немакс опасливо и приготовился послать Рому в галоп с места.

Лось, качнув рогами, глянул на них исподлобья, враскачку сделал пару шагов в сторону и исчез. Немакс охнул, пытаясь отмотать этот момент в памяти и сообразить, показалось ему или действительно зверюга ухнула вниз, точно из-под нее землю выдернули. Сообразить не получалось, потому что соседняя извилина садняще пыталась вспомнить, почему вот такое уханье вниз ей – вернее, им, извилине и Немаксу, – знакомо. Рома не стал дожидаться, чем кончится перетягивание извилин, и решительно пошел просекой к полянке, на которой исчез лось.

Там, конечно, был колодец перехода.

Рома вполголоса, интеллигентно так, заржал и смело сунулся вперед, но Немакс остановил. Вдруг лось специально их подманил и теперь замер рогами вверх, чтобы мы с Ромой на них как на вилы, вернее, грабли, вернее, совковые лопаты – в любом случае приятного мало. Рома заржал еще раз.

– Тебе жить, – пробормотал Немакс, и они махнули в колодец, разгоняясь и выходя в бешеный галоп под стрекот разлетающихся камней.

Выход, вернее, выпад из колодца находился среди скалистых гор, каких ни в Гарданике, ни в Бифуане Немакс не встречал. Рома ловкой уступкой сбежал с крутого шуршащего склона и мчал теперь по извилистой дороге, которая терялась между далекими холмами и на горизонте, видимо, упиралась в высокий замок колючих очертаний, похожий и на одну из скал, и на заставку кинокомпании «Уолт Дисней».

В мультик Немакс не торопился, хватит с него и игры. Он перевел Рому в рысь, без особой спешки осмотрел окрестности, убедился, что находится в Садорине, на горизонте торчит Кингхиллз, Гарданика далеко за спиной, а лосей рядом не видать, ни одного. Ну спасибо за подсказку, подумал Немакс и спросил Рому:

– А еще проход слабо найти? Обратный хотя бы – а то мы сквозь армию не проскочим, как думаешь?

Рома фыркнул и, поднимая высоченный хвост оранжевой пыли, понесся по песчаным холмам на север, где смутно виднелось что-то похожее на венчики кольраби.

Венчики оказались рощей неизвестных Немаксу деревьев, одно из которых отчеркивалось от земли неестественно прямой щелочкой. Колодец выбросил их в кольцо поваленных деревьев, в котором Рома давным-давно показал Немаксу первый проход под открытым небом.

Дальше было проще. С утра Немакс рыскал по Садорину, с помощью Ромы отыскивая сеть проходов. Днем совещался с асатами, каждый из которых докладывал о собственных открытиях. Вечером асаты, разбившись на пары и тройки, разбегались по ключевым точкам и шаг за шагом проверяли обоснованность постоянно перекраиваемых планов.

Сегодня Немакс с Алыпом окончательно убедились, что лишить экспедиционный корпус Садорина притока свежих сил можно и не очень сложно. Погибающие в бою ратники корпуса усилиями нескольких снайперов были просто обречены врастать во все увеличивающую размер и бессмысленность карусель: геройски пал при осаде Гарданики, возродился в казарме Кингхиллза, выскочил из башни, поймал стрелу асата, возродился в казарме Кингхиллза, выскочил из башни, поймал стрелу асата – ну и так далее.

План приняли все – только Балтаз разорался. Но не из-за подлости операции, а из-за того, что лучников нельзя называть снайперами, это слово относится строго к мастерам огнестрела. Асаты внимательно выслушали его аргументы и начали называть снайперами всех подряд, включая бота, рубящего прутья для корзин.

За бесперебойный переток садоринцев из-под Гарданики отвечали группы Шихуа и Драгуна. Первая шныряла по крепости, выискивая слабые места и придумывая способы их превращения в сильные и коварные. Вторая пропадала в местах, заселенных нелюдью. Пропадала в буквальном смысле: время от времени то Драгун, то кто-то из его тройки пробегал мимо кострища – чистенький и в свежей, необмятой одежде – и удалялся в направлении, откуда только что был выброшен скоропостижной кончиной.

– Они ж так имя свое забудут, – сказал Немакс, когда Драгун в очередной раз пробежал мимо, мазнув неузнающим взглядом.

– Могут, – согласился Алып. – Будем надеяться, не успеют.

Группа Балтаза готовила рейд по тылам Жарданвилля.

– Как победить армаду, которая ничего не боится, не нуждается в еде и питье, у которой нет жен с детьми, любимых собачек и прочих уязвимых мест? – рассуждал Балтаз перед уходом. – Только ритуальными действиями, как в этом… В кино. Крушение стен, взрыв мостов и спускание флагов, все такое.

– Почему это ритуальные? – возмутился Немакс. – Мост если взорвать…

– То сразу можно новый построить. И какая разница, как флаг висит? Спущен – поднимем, делов-то. Но это игра, поэтому тут есть разница, огромная.

– Везде есть, – негромко сказал Алып. – По флагу уровень неба проходит.

Балтаз покивал, с преувеличенным уважением выпятив губу, отсалютовал и шепотом скомандовал своему отряду:

– Россыпью… за… мной!

Вернуться он должен был сегодня вечером – если, конечно, раньше не убьют.

– Сегодня и решим, когда начинать? – спросил Немакс у Алыпа, когда они уже вскакивали на коней, чтобы рвануть сквозь холмы к переходу.

Конь под Алыпом завертелся юлой. Немакс смотрел с завистью – он так не умел. Рома, наверное, умел, но это было бы нечестно. Алып, похоже, не просто выпендривался. Он как будто прислушивался к чему-то, закрыв глаза. Открыл и сказал:

– А за нас решили. Сегодня ночью.

– Почему?

– Потому что они атакуют завтра утром. Сам не чуешь запах разве?

Немакс пошмыгал носом и ничего не разобрал. Тогда он закрыл глаза – и вдохнул тревожный аромат, ползущий от Кингхиллза в сторону перешейка.

Остро пахло вспыхнувшими спичками.

18. Ты уж защитись

Или чем-то вроде спичек.

Окно впереди было слепяще-белым и заваленным неправдоподобно четкими, как в увеличительном стекле, стеблями и ветками. Окно возле Макса заслонял светлый матрасик, свисавший с потолка, как надутая занавеска. Раньше его не было. Обшивка на потолке была надорванной.

Дед сидел, опустив голову на грудь. Нет, не сидел – обвис на ремне безопасности. Глаза закрыты, руки неудобно сложены под рулем.

– Дед, – сказал Макс нерешительно. Голос получился хриплым и тонким.

Дед медленно поднял голову, секунду, прищурившись, смотрел вперед, вздрогнул и со стоном повернулся к Максу. Сразу это не удалось, мешал ремень, но дед все равно справился. Он больно схватил Макса за плечи, ощупал его голову, шею, радостно улыбнулся и уткнулся головой Максу в плечо.

– Дед, я нормально, – запоздало сказал Макс и осторожно погладил деда по спине.

С Максом в самом деле было нормально, только правое плечо зверски ныло и голова побаливала, тоже справа.

Дед не отвечал.

Умер, понял Макс и отпрянул. Дед снова повис на ремне, целясь в Макса лысоватой макушкой. Макс стиснул кулаки и напряг мышцы, удерживая вопль, спохватился и начал дышать, чтобы сердце не взорвалось. Шум в голове чуть улегся, позволяя услышать тишину вокруг и дыхание внутри кабины. Дед дышал, тихо и не очень ровно, но дышал.

– Дед, ты ударился? – прошептал Макс.

Дед молчал.

«Скорую» надо вызвать, сообразил Макс и зашарил по карманам. Вот телефон. Только вызвать никого не получится, сигнала нет. Вообще.

Может, у деда другой оператор и с сигналом получше? В одной семье, конечно, редко разные сотовые компании задействованы, но вдруг.

Макс посидел, вспоминая номер деда, сообразил, что и не видел цифр, и принялся шарить по полочке возле рычага, где телефон лежал, пока дед разговаривал через гарнитуру с Настиной бабушкой и мамой. Ничего не обнаружил и полез в ноги к себе, потом к деду. Тут до Макса дошло, что номер-то можно и в Настином телефоне проверить, – дошло ровно в тот миг, когда пальцы наткнулись на скользкий экранчик.

Оператор, как ни странно, был другим, но тоже без сигнала.

Это в какую глушь-то мы заехали, подумал Макс. Он попытался отодвинуть или закатать обратно матрасик, прикрывавший окно, и открыть дверь. Матрасик упрямо падал обратно, а дверь не открывалась. Окно за матрасиком вроде разбито, порезаться можно.

Макс оставил дверь в покое и осмотрелся. Выбираться-то все равно надо. Проще всего – через водительскую дверь, но через деда перелезать было неловко и как-то не по-людски. Значит, назад. Правда, щель между креслами узкая, да еще «мешалка» торчит, поди протиснись. Во я дебил, понял Макс, поводил руками вокруг сиденья, нашел рычаги регулировки, отодвинул кресло до упора и опустил спинку так, что прямо кровать получилась. По ней он уполз на задний диван и взялся за ручку двери.

Ручка зашуршала.

Макс отдернул руку.

Шуршала не ручка, шуршал куст, к которому прижималась дверь. Макс замер.

Низ стекла непонятно перекрывали корявые веники, а выше было темно-синее небо с черным силуэтом лося. Лось стоял в нескольких метрах носом к машине, неподвижно, будто фоткался на паспорт. Луна висела у него между рогов. Рога были похожи на контур детских стульчиков, у стульчика справа, кажется, не хватало ножки.

Глаза на силуэте различить было невозможно, но Максу все равно показалось, что зверь глядит прямо на него.

– Козел ты, – гневно сказал Макс и снова взялся за ручку.