Говорить ли президенту?

— Конечно. Пожалуйста, идите за мной. — Элизабет Декстер повернулась и пошла по коридору. Агенты зашагали за ней: Барри смотрел на двери, ища номер 4308, Марк — на ноги доктора. Подойдя к двери палаты, они заглянули в маленькое окошко и увидели двух человек — Анджело Казефикиса и жизнерадостного негра, который смотрел телевизор с выключенным звуком. Калверт повернулся к доктору Декстер.

— Нельзя ли поговорить с ним наедине?

— Зачем?

— Мы не знаем, что он хочет сообщить нам. Возможно, он не хочет, чтобы его слышал посторонний.

— Пусть вас это не беспокоит, — засмеялась доктор Декстер. — Мой любимый почтальон, Бенджамин Рейнольдс, — тот, что на соседней кровати, — глух, как тетерев. На следующей неделе мы его оперируем, а до тех пор он не услышит, как трубит архангел Гавриил в Судный день, не говоря уже о государственной тайне.

В первый раз за все время Калверт улыбнулся.

— Ну и свидетель, нечего сказать.

Проведя Калверта и Эндрюса в палату, доктор вышла. Скоро мы с тобой увидимся, милая, пообещал себе Эндрюс. Калверт подозрительно посмотрел на Бенджамина Рейнольдса, но черный почтальон только широко и радостно улыбнулся, махнул рукой и снова уставился в беззвучный экран, на котором шла передача «Пирамида в 25 тысяч долларов». Несмотря на это, Калверт встал сбоку его кровати, заслонив собой Казефикиса — на тот случай, если глухонемой умеет читать по губам. Барри всегда все продумывал.

— Мистер Казефикис?

— Да.

Казефикис был среднего роста, с большим носом, кустистыми бровями и озабоченным выражением, не сходившим с его посеревшего от болезни лица. Густых, черных как смоль волос давно не касался гребешок. Руки с набухшими венами казались необычно большими на фоне белой простыни. Щеки и подбородок заросли щетиной. Одна нога лежала на покрывале в толстом слое бинтов. Взгляд нервно перебегал с одного агента на другого.

— Я — специальный агент Калверт, а это — специальный агент Эндрюс. Мы — сотрудники Федерального бюро расследований. Нам сообщили, что вы хотите нас видеть.

Оба агента достали свои удостоверения из правых внутренних карманов пиджаков и, держа их в левой руке, предъявили Казефикису. Деталь на первый взгляд несущественная, но всех новичков в ФБР учили именно так: правая рука должна быть свободна, если вдруг придется применять оружие.

Озадаченно нахмурившись и высунув язык, Казефикис принялся изучать удостоверения: как наверняка проверить их подлинность, он не знал. В настоящем удостоверении подпись агента должна слегка заходить на печать Департамента юстиции. Он взглянул на номер удостоверения Марка — 3302 и номер на жетоне — 1721. Грек молчал: то ли не знал, с чего начать, то ли подумывал о том, не лучше ли вообще ничего не говорить. Он посмотрел на Марка — тот внушал ему больше доверия, и начал рассказывать.

— Никаких неприятностей у меня с полицией никогда не было, — сказал он. — Ни с какой полицией.

Агенты молчали, никто из них не улыбнулся.

— Но теперь я — в заварухе, и, Бог свидетель, мне нужна помощь.

— Зачем вам нужна наша помощь? — начал Калверт.

— Я эмигрировал незаконно, жена тоже. Мы — греки, приезжали в Балтимор на корабле, здесь работали уже два года. Возвращаться не можем — там у нас ничего нет.

Он говорил торопливо и отрывисто.

— У меня есть информация. Сделайте так, чтобы нас не выслали, и я все скажу.

— Мы не вправе принимать… — начал Марк, но Барри тронул его за локоть.

— Если это действительно важно и вы поможете нам раскрыть преступление, мы поговорим с иммиграционными властями. Большего мы обещать не можем.

В Соединенных Штатах шесть миллионов нелегальных эмигрантов, подумал Марк. Еще двое погоды не сделают.

— Мне нужна работа, мне нужны деньги, понимаете? — Казефикис был в отчаянии.

Калверт и Эндрюс отлично его понимали. Еженедельно перед ними проходили десятки людей, перед которыми стояла та же проблема.

— Когда мне предлагай работу официанта в ресторане, жена была очень рада. На вторую неделю дали особую работу — подавать завтрак в гостиничном номере важному человеку. Но этот человек хотел официант, который не знает английский. Мой английский плохой, и хозяин говорил мне: «Иди, рот не раскрывай, говори только греческий». За двадцать долларов я сказал «да». В кузове грузовика приехали в гостиницу — по-моему, в Джорджтаун. Когда приехали, меня посылал в кухню, чтобы я был с обслугой в подвале. Я одевался и носил еду в отдельную столовую. Там — люди, пять-шесть, я слышал, важный человек говорит, что я не говорить английский. Они снова разговаривали. Я не слушал. Выпивали последний чашка кофе и говорили про президента Кейн. Я люблю Кейн, я слушал. Они говорить: «Мы должны ее убрать». Другой говорить: «Лучше всего 10 марта, как и планировали». А потом я слышал: «Я согласен с сенатором, надо избавиться от этой суки». Кто-то на меня смотрел, и я ушел из комнаты. Когда я внизу мыть посуду, человек зашел и закричал: «Эй, ты, лови». Я оглянулся, поднял руки. Он — сразу ко мне. Я побежал в дверь и по улице. Он в меня стрелял. Я почувствовал больно ноге, но убежал, потому что он старее, больше меня, медленнее ходит. Я слышал, он кричал, но знал, что он меня не ловить. Я боялся. Я быстренько пришел домой, и мы женой тогда же вечером уезжали и прятались за городом у друга из Греция. Думал, все хорошо, но через несколько дней нога стала хуже, и Ариана заставила меня ходить в больницу и звонить вам, потому что мой друг говорил, что они приезжали ко мне и искали, потому что если они меня найдут, убьют.

Он замолчал и, тяжело дыша, умоляюще взглянул на агентов. На небритом лице выступил пот.

— Как ваше полное имя? — спросил Калверт с интонацией продавца проездных билетов.

— Анджело Мексис Казефикис.

Калверт заставил грека повторить имя по буквам.

— Где вы живете?

— Сейчас — квартал Голубой Гребень, 11501, улица Элкин, Уитон. В доме моего друга, он хороший человек, не делайте ему плохо.

— Когда имело место это происшествие?

— В прошлый четверг, — не задумываясь ответил Казефикис.

Калверт уточнил число:

— 24 февраля?

Грек пожал плечами.

— В прошлый четверг, — повторил он.

— Где находится ресторан, в котором вы работали?

— Несколько улиц от меня. Называется «Золотая утка».

Калверт продолжал записывать.

— А где находится гостиница, в которую вас привезли?

— Не знаю, в Джорджтауне. Может, смогу показать, когда выхожу из больницы.

— Теперь, мистер Казефикис, внимательно выслушайте мой вопрос. Кто еще из обслуживающего персонала на этом завтраке слышал разговор в комнате?

— Никто, сэр. В комнате обслуживал только я.

— Вы рассказывали кому-нибудь о том, что услышали? Может быть, жене? Или другу, у которого вы живете? Кому-нибудь еще?

— Нет, сэр. Только вам. Жене не говорил, что слышал. Никому не говорил, очень боялся.

Калверт продолжал задавать вопросы: просил описать внешность других людей, находившихся в комнате, и заставлял грека повторять свой рассказ, чтобы убедиться, что несоответствий нет. Придраться было не к чему. Марк молча смотрел на них.

— Хорошо, мистер Казефикис, на сегодня все. Завтра мы вернемся, и вы подпишете письменное заявление.

— Но они меня убьют. Убьют!

— Не беспокойтесь, мистер Казефикис. Как только сможем, мы поставим у вашей комнаты полицейского. Никто вас не убьет.

Эти слова не убедили Казефикиса, и он опустил глаза.

— Утром мы снова приедем к вам, — повторил Калверт, закрывая блокнот. — А пока отдыхайте. Спокойной ночи, мистер Казефикис.

Калверт снова зыркнул на счастливого Бенджамина, который, по-прежнему не отрываясь, смотрел передачу «Пирамида в 25 тысяч долларов»; звука не было, на экране мелькали деньги. Он снова помахал им рукой и ощерил в улыбке все свои три зуба — два черных и один золотой. Калверт и Эндрюс вышли.

— Не верю ни единому его слову, — сразу сказал Барри, как только они очутились в коридоре. — С его-то английским он мог ни уха ни рыла не понять. Вполне возможно, что все обстояло крайне невинно. Люди часто ругают президента. Вот мой отец, например, — но это же не значит, что он действительно собирается ее убить.

— Может, и так, но как быть с огнестрельным ранением? Оно-то настоящее, — сказал Марк.

— Верно. Знаешь, только это меня и беспокоит, — отозвался Барри. — Он мог сочинить эту историю для отвода глаз, чтобы скрыть что-то другое. На всякий случай нужно посоветоваться с шефом.

Калверт направился к телефону-автомату рядом с лифтом и вытащил два двадцатипятицентовика. У всех агентов карманы были набиты этими монетами: никаких специальных телефонных привилегий сотрудникам ФБР не предоставлялось.

— Ну, что выяснилось? Он собирался ограбить Форт-Нокс?[7] — Звук голоса Элизабет Декстер заставил Марка вздрогнуть, хотя в глубине души он надеялся, что она вернется. Судя по всему, она уходила домой: вместо белого халата на ней теперь был красный пиджак.

— Не совсем, — ответил Марк. — Нам придется снова приехать завтра утром — уточнить некоторые подробности. Возможно, придется забрать его — подписать письменное показание и снять отпечатки пальцев, а уж потом мы заберем золото.

— Прекрасно, — сказала она, — завтра будет дежурить доктор Дельгадо. — Она мило улыбнулась. — Вам она тоже понравится.

— Значит, в этой больнице докторами работают только такие красавицы? — осведомился Марк. — А как сюда можно попасть?

— Ну, — приняла она игру, — самая популярная болезнь в этом месяце — грипп. Ею болела даже президент Кейн.

При упоминании имени президента Калверт резко обернулся. Элизабет Декстер бросила взгляд на часы.

— Мой рабочий день закончился два часа назад, — бросила она. — Если у вас больше нет вопросов, мистер Эндрюс, я поеду домой. — Она улыбнулась и пошла, стуча каблучками по кафельному полу.

— Еще один вопрос, доктор Декстер, — крикнул Марк и вместе с ней завернул за угол, чтобы Калверт ничего не услышал, чувствуя на затылке его неодобрительный взгляд. — Что вы скажете, если я приглашу вас поужинать со мной сегодня вечером?

— Что я скажу? — насмешливо переспросила она. — Надо подумать… Ну что ж, я с благодарностью, хотя и не без колебаний принимаю ваше предложение. Интересно узнать, что представляют собой агенты ФБР на самом деле.

— Мы показываем коготки, — заметил Марк. Они улыбнулись друг другу. — Отлично, сейчас 7.15. Если вы все же рискнете воспользоваться моим приглашением, я мог бы заехать за вами в 8.30.

Элизабет записала свой адрес и телефон ему в блокнот.

— А вы, стало быть, левша, да, Лиз?

Она тотчас метнула на него взгляд сверкнувших глаз.

— Так меня называют только мои любовники, — сказала она и исчезла.

— Шеф, это Калверт. Никак не могу разобраться с этим типом. Не пойму, чокнутый он или говорит правду. В общем, хотел с вами посоветоваться.

— Хорошо, Барри. Выкладывай.

— Ну, то ли это правда, то ли туфта. Может быть, он просто мелкий жулик, который вляпался во что-то крупное и теперь хочет выйти сухим из воды. Точно сказать не могу. Но если то, что он говорит, правда, вы должны об этом знать немедленно. — Барри изложил самые важные моменты беседы, но о сенаторе не упомянул — сказал только, что есть еще одна важная деталь, о которой он не хочет говорить по телефону.

— Ты, видно, хочешь довести меня до бракоразводного процесса. Придется, наверное, возвращаться в контору, — сказал Ник Стеймз, избегая обеспокоенного взгляда жены. — Ладно, ладно. Слава Богу, хоть немного муссакаса успел перехватить. Увидимся через тридцать минут, Барри.

— Есть, шеф.

Калверт быстро нажал на рычажок телефона и сразу набрал номер полиции. Два двадцатипятицентовика — у него еще оставалось шестнадцать. Он часто думал о том, что самый быстрый способ опознать агента ФБР — заставить его вывернуть карманы. Если там обнаружится двадцать двадцатипятицентовиков, значит, это настоящий сотрудник Бюро.

— Лейтенант Блейк на первом пульте. Сейчас я вас соединю.

— Лейтенант Блейк слушает.

— Говорит специальный агент Калверт. Мы видели вашего грека и хотим, чтобы вы поставили охрану у его палаты. Он напуган до чертиков, так что мы не хотим рисковать.

— Это не мой грек, черт возьми, — огрызнулся Блейк. — Вы что, не можете послать кого-нибудь из своих молодцов?

— В данный момент у нас нет свободных людей, лейтенант.

— Господи, да у меня самого людей в обрез. Вы что думаете, у нас Шорхемская гостиница? Черт, ладно, сделаю, что смогу. Но раньше, чем через два часа, не ждите.

— Отлично. Спасибо за помощь, лейтенант. Я сейчас же доложу начальству. — Барри повесил трубку.

Марк Эндрюс и Барри Калверт ждали лифта, который так же медленно и нехотя повез их вниз, как пару часов назад вверх. Пока они не сели в темно-синий «форд», никто не проронил ни слова.

— Сейчас приедет Стеймз, — объяснил Калверт. — Надо его обо всем проинформировать, хотя я не знаю, как он все это еще выдерживает. Ну а потом, может быть, и дело с концом.

Марк взглянул на часы: дежурство закончилось час и пять минут назад — дольше задерживаться на работе агент не имеет права.

— Надеюсь, — отозвался Марк. — У меня свидание.

— Я ее знаю?

— Это доктор Декстер.

Барри вскинул брови.

— Сделай так, чтобы об этом не узнал шеф. Если выяснится, что ты кого-то подцепил во время дежурства, он отправит тебя развеяться в соляные копи в Бутт, Монтана.

— Я и не знал, что там есть соляные копи.

— Зато об этом знают агенты ФБР, которые проштрафились по первому разряду.

Марк сел за руль, а Барри принялся писать отчет. К тому времени, как они подъехали к старому зданию почтамта, было уже 7.40. Марк обнаружил, что стоянка практически пуста. В это время суток все нормальные люди сидят дома и занимаются нормальными делами, например, едят муссакас. Но машина Стеймза была уже здесь. Вот черт! На лифте они поднялись на пятый этаж и зашли в приемную к Стеймзу. Без Джули комната казалась пустой. Калверт осторожно постучал в дверь шефа, и агенты шагнули в кабинет. Стеймз поднял глаза от стола. Вернувшись к себе, он уже нашел себе тысячу и одно дело, словно напрочь забыл, что специально приехал на встречу с агентами.

— Так, Барри. Давай все по порядку, не торопясь и подробно.

Калверт подробно изложил все события, произошедшие с момента их прибытия в Медицинский центр Вудро Вильсона до звонка в полицию с просьбой поставить охрану у дверей грека. Доклад Барри произвел на Марка впечатление. Он ничего не преувеличил и не выказал никакого личного предубеждения. На мгновение Стеймз снова уткнулся в стол, а потом внезапно повернулся к Марку.