Помоги проекту - поделись книгой:
– Они напишут! – оборвала ее свечница. – А у нас… вон, на стене список треб висит, смотрите сами – молебен, обедня простая, обедня заказная, Крещение, отпев, сорокоуст, венчание. Ну, и где там обручение? Нет его!
– Оно перед венчанием бывает, – не сдавалась девушка. – Раньше всегда сперва обручались, а потом венчались. Вот мы и хотим обручиться. Если можно, то завтра, в день святого Валентина.
– Да нет завтра никакого Валентина! – возмутилась свечница и принялась яростно листать церковный календарь. – Завтра – память святого мученика Трифона. А никакого не Валентина!
– Но так по телевизору говорили, – попыталась объяснить девушка. – Вот мы и подумали…
– Нашли кому верить! – проворчала свечница. – Ящику этому рогатому! Они там наскажут!
– Но мы все равно хотим завтра обручиться, – вмешался в разговор молчавший до этого парень.
– Ничего не знаю! – отмахнулась свечница. – Нет у нас такой требы, и все тут! Вон, батюшку спросите, отца Петра. Он у нас кадемист[2]. Может, он вам это лучше скажет. А я всяких там институтов-семинариев не кончала… Оль, а Оль! – обратилась она к пожилой женщине, чистившей большой подсвечник в притворе. – Позови-ка сюда отца Петра.
– Батюшка, мы бы хотели обручиться…
Отец Петр окинул взглядом стоявшую перед ним парочку. Так… явно залетные птицы… прежде он никогда не видел их в храме. От таких можно ожидать любого подвоха. Ишь ты, обручиться они захотели… Что ж…
– Значит, вы желаете обручиться, – задумчиво произнес отец Петр и испытующе поглядел на юношу и девушку. – В таком случае предъявите Ваши документы.
В ответ те протянули свои паспорта. Раскрыв один из них, отец Петр с удивлением уставился на парня. Выходит, этот юноша – иностранец? Гражданин Чехии Карел Мирек! А с виду – совсем как русский парень… вот уж правду говорят – внешность обманчива. Что до девушки, то тут и паспорт смотреть не надо – сразу видно, местная. Как же ее, однако, зовут? А-а, вот: Людмила Ивановна Лешукова. Что ж, и фамилия у нее здешняя, северная[3]. Теперь посмотрим дальше…
Отец Петр пролистал еще несколько страниц, и…
– А где печать из ЗАГСа? – спросил он, глядя на Карела и Людмилу с видом следователя, разоблачившего опасный криминальный дуэт. – Вы не состоите в браке.
– Понимаете, батюшка, это очень сложно… – принялась оправдываться девушка. – Чтобы зарегистрировать брак, нужно время. А потом, мы…
– Святой отец, – вежливо пояснил Карел. – Позвольте, я все объясню. Через три дня мы с Людмилой уезжаем ко мне в Чехию. И там поженимся. Но перед этим мы хотим дать обет перед Богом…
– Нам запрещено венчать людей, не состоящих в зарегистрированном браке, – сухо произнес отец Петр, и словно в подтверждение его слов, в притворе негромко хлопнула входная дверь. – Сначала вы должны зарегистрировать свой брак в ЗАГСе. И лишь после того, как вы предъявите мне документы, подтверждающие это, я смогу совершить над вами Таинство Брака… Кстати, вы оба крещеные?
– Да, меня крестили в детстве, – сказала Людмила. – Как раз в этом храме. Мне об этом бабушка рассказывала.
– А у Вас имеется документ, подтверждающий факт Вашего крещения? – поинтересовался отец Петр. И, видя недоумение на лице девушки, пояснил:
Священник у стенных часов. 1922 г. Худ. Борис Кустодиев
– Свидетельство о крещении у Вас есть?
– Нет, – честно призналась Людмила. – Но, если надо, бабушка может подтвердить, что я крещеная. Она же меня тогда в церковь крестить и носила…
– Ладно, – снисходительно промолвил отец Петр. – Пожалуй, я Вам поверю. Ну, а Вы что скажете, молодой человек? Вы-то крещеный? Хотя, судя по всему, Вы не православный, а католик? Да?
– Да, – ответил тот. – Я католик. Но я люблю Людмилу. И хочу обручиться с ней в русском храме.
– Нам запрещено сочетать браком людей разной веры, – заявил отец Петр. – Сначала Вам нужно принять Православие. И лишь после этого мы можем вернуться к нашему разговору. А пока, простите, не вижу никакого смысла его продолжать. Прощайте.
Отец Петр резко повернулся и ушел в алтарь. А юноша и девушка так и остались стоять посреди храма, держа друг друга за руки, словно боясь, что сейчас между ними разверзнется бездонная пропасть и разлучит их – навсегда… И в этот миг до них донесся старческий голос:
– Деточки, подойдите-ка сюда. Что там у вас за беда приключилась?
Они обернулись и увидели невысокого седобородого старика, который стоял чуть поодаль от них, опираясь рукой на свечной ящик. А рядом, вытянувшись в струнку, как рядовой в присутствии командира, стояла давешняя неприветливая свечница.
– А Вы что, тоже батюшка? – недоверчиво спросила девушка, чей голосок уже начинал предательски подрагивать. Услышав это, свечница возмущенно сверкнула глазами:
– Ты что, не видишь? Это же сам наш настоятель!
– Успокойся, Неонилла, – ласково, но в то же время властно оборвал ее старик. – Да, я тоже батюшка. А зовут меня отец Валентин. Так что у вас случилось-то, деточки? Я тут немного послушал, да не все расслышал. Что за беда с вами стряслась?
И тут девушка не выдержала и расплакалась навзрыд. После чего, перемежая свою сбивчивую речь всхлипываниями, принялась рассказывать о том, что она учится в институте… вернее, уже закончила его. Позапрошлым летом ее в порядке обмена отправили учиться в Чехию. И там она познакомилась с Карелом… он такой замечательный парень… самый лучший на свете. А когда вернулась назад в Россию, они с ним переписывались по Интернету… каждый день… потому что не могли жить друг без друга. А потом Карел устроил так, чтобы его, тоже в порядке обмена, отправили на практику в Россию. Он даже намеревался остаться тут навсегда, если его родители будут против их брака. Но они согласились… и ее родители тоже согласны, чтобы они с Карелом поженились. Через три дня они уезжают в Чехию. Но перед этим решили обручиться, чтобы стать женихом и невестой не только перед людьми, но и перед Богом. Так захотела бабушка Людмилы. Она говорит, что без Божия благословения их семейная жизнь не будет счастливой. Ведь, где Бог, там и любовь. Но венчаться они с Карелом будут в Чехии, когда поженятся. А обручиться хотят завтра, в день святого Валентина. Потому что этот святой помогает влюбленным… его и казнили-то за то, что он венчал римских солдат, которым по указу императора было запрещено вступать в брак… только разве можно запретить людям жениться, если они любят друг друга? И они с Карелом верят – святой Валентин благословит и их любовь…
– Доброе дело вы задумали, деточки, – сказал отец Валентин, выслушав признание девушки, подтвержденное Карелом. – Только еще лучше было вам обоим прежде исповедаться. Чтобы не было между вами никакой неправды. Вот, до вечерни время еще есть: давайте-ка я вас обоих и исповедую. Согласны? А завтра после Литургии приходите в храм. Я сам вас обручу.
Приободрившиеся влюбленные согласно закивали в ответ.
– Отец Валентин, зачем Вы это делаете? – в голосе отца Петра слышалось недоумение, смешанное с недовольством. – Вы же сами слышали, что епископ на последнем собрании говорил! Нам запрещено венчать тех, кто не расписан в ЗАГСе. Опять же – они невоцерковленные. А этот самый… Карел – и вовсе католик. А Вы их обручать собираетесь. Это же не по инструкции!
– Эх, ты! – вздохнул отец Валентин, с сочувствием глядя на расходившегося отца Петра. – Не по инструкции… Да ты иначе посмотри – не по инструкции, а по-человечески. Люди в храм пришли, захотели перед Богом женихом и невестой стать… так неужели мы их прочь прогоним? Или мало нам того, что при советской власти было? Тогда два венчания в год для нас – праздник, а для уполномоченного из отдела, товарища Тягунина – горе великое. Как прознает, вызовет к себе и всю душу из тебя вытянет за это венчание. И потом еще год будет поминать, что, мол, испортили ему всю отчетность. Семьдесят лет так жили… вот и нажили! Сколько сейчас молодых, не успели пожениться, как уже разводятся… по примеру своих некрещеныхневенчанных отцов-матерей. Яблоко от яблони недалеко падает… Детей сколько больных рождается?.. А почему? Раньше ведь не случайно любое дело с благословения Божия делали: и хлеб сеяли, и в брак вступали. Потому что знали: с Богом пойдешь – до блага дойдешь. А Бога забудешь – и своего не получишь. Оттого теперь народ телом и душой стал слаб – того и гляди, совсем вымрет, если о Боге не вспомнит. А ты об инструкциях радеешь. Эх, молодо-зелено…
Отец Петр отвернулся и презрительно поджал губы.
На другой день после Литургии в Успенский храм вошли: чета средних лет, девочкаподросток, которая, едва переступив порог, принялась с удивлением глазеть по сторонам, и сгорбленная старушка, поддерживаемая с обеих сторон под руки двумя молодыми людьми: юношей и девушкой, в которых свечница Неонилла сразу узнала вчерашнюю парочку.
Церковь. 1910 г. Худ. Василий Суриков
Послали за отцом Валентином. Выйдя из алтаря, он о чем-то переговорил с пришедшими. После этого посредине храма водрузили аналой. На нем поставили блюдо, на которое положили два купленных тут же в церкви серебряных колечка. Судя по всему, в храме готовилось чье-то венчание. Однако к изумлению старой опытной алтарницы Зои, вынесшей было из алтаря венцы, отец Валентин велел унести их назад. Выходит, предстояло не венчание, а что-то другое, прежде невиданное в стенах этого храма, который за свою двухсотлетнюю историю повидал немало радостных и скорбных, торжественных и страшных… одним словом, очень много событий и их участников-людей… Неудивительно, что прихожане, еще не успевшие покинуть церковь, остались в ней… чисто из любопытства, чтобы стать свидетелями того, что собирался сейчас совершить их старый настоятель.
Тем временем отец Валентин, поставив юношу и девушку возле аналоя, дал им в руки по зажженной свече.
– Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно, и во веки веков! – возгласил он. И сам ответил: Аминь.
…Лишь когда под сводами храма раздалось: «обручается раб Божий Карел рабе Божией Людмиле, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков, аминь… Обручается раба Божия Людмила рабу Божиему Карелу…» – люди поняли, что присутствуют не на венчании, а на обручении. И эта юная пара – еще не муж и жена, а жених и невеста, которые пришли просить у Господа благословения на предстоящий брак. И многие незнакомые люди в тот миг присоединились к их молитве…
Наконец отец Валентин произнес отпуст. А потом обратился к Карелу и Людмиле:
– Ну вот, теперь вы перед Богом жених и невеста. Помните об этом, и всегда любите друг друга. А тебе (он обратился к сияющей от счастья Людмиле) я еще вот что скажу: не забывай там, в Чехии, свою веру. Как-никак, ты носишь имя в честь чешской святой – мученицы княгини Людмилы… И церковь не забывай. В Чехии есть православные храмы. Вот и ходи туда почаще, молись за своих… меньше по Родине тосковать станешь. А я тут вам еще бумагу написал – о том, что вы обручены. Вот она, в этом конверте. Мало ли, пригодится. Ну, а теперь, деточки, поезжайте с Богом! Благослови Вас Господь!
…Еще долго счастливые Карел с Людмилой, держа друг друга за руки, смотрели сквозь заднее стекло машины на поблескивающие вдали кресты и купола Успенской церкви. Пока они не скрылись за поворотом.
На ярмарке
Отец Максим стоял на дощатом помосте и с высоты его взирал на аляповато размалеванные павильоны и палатки, которыми была заставлена городская площадь, и на толпящийся возле них местный и приезжий люд. Потом он украдкой покосился на стоявших рядом с ним почетных гостей, включая мэра их городка Суземска, а также прибывшего из областного центра, города Михайловска, высокопоставленного чиновника, по слухам – заместителя самого губернатора. Впервые в жизни отцу Максиму доводилось находиться среди столь важных персон и смотреть на народ не с низенького амвона убогой кладбищенской церквушки на окраине Суземска, где он служил уже четвертый год, а, как говорится, свысока. Да скажи ему кто-нибудь еще пару лет назад, что в Суземске возродят Рождественскую ярмарку и пригласят его на открытие оной ярмарки в качестве почетного гостя – отец Максим ни за что не поверил бы в возможность подобного чуда. В самом деле, разве такое могло произойти в государстве, где уже восьмое десятилетие упорно, хотя и безуспешно, насаждался воинствующий атеизм? Но теперь, после недавних всесоюзных торжеств по поводу тысячелетия Крещения Руси, верующие люди наконец-то могут вздохнуть свободно и почувствовать себя в собственном Отечестве не изгоями, а полноправными гражданами.
Ярмарка. 1910 г. Худ. Борис Кустодиев
Вот и отца Максима пригласили участвовать в торжественном открытии возрожденной после семидесятилетнего перерыва Суземской зимней ярмарки. Разумеется, она – всего лишь слабое подобие тех веселых и многолюдных Рождественских ярмарок, о которых еще помнят и рассказывают своим внукам и правнукам старожилы Суземска. И нынешняя городская площадь, где она проводится, уже непохожа на ту, прежнюю Соборную площадь, на которой во оны времена шумела-гуляла Рождественская ярмарка. Ведь Христорождественский собор снесли еще в двадцатые годы и на месте, где был алтарь, поставили памятник Ленину. А саму Соборную площадь переименовали в площадь Великого Октября. Да, это уже не та, славная на всю Михайловскую губернию Суземская Рождественская ярмарка… осторожные чиновники даже назвали ее иначе – просто зимней ярмаркой. И все-таки отрадно, что народ наконец-то возвращается к своим старинным традициям. А там, Бог даст, он вернется и к Православной вере своих отцов!
Торжественное открытие зимней ярмарки состоялось в полдень. Разумеется, первое слово было предоставлено помощнику губернатора, зачитавшему поздравление, с которым глава Михайловской области обращался к ее участникам и гостям. Когда он закончил, из толпы внизу раздалось несколько нестройных хлопков (впрочем, в репортажах местных и областных журналистов об этом говорилось так: «конец его речи потонул в бурных аплодисментах»). Вслед за тем к микрофону вышел мэр Суземска, крепкий пожилой мужчина, все повадки которого выдавали в нем старого коммуниста, каковым он на самом деле и являлся… до недавнего времени.
– Уважаемые товарищи! – начал он уверенным тоном многоопытного завсегдатая партийных собраний. – Сегодня мы с вами собрались здесь для открытия зимней ярмарки. Издавна в нашем городе существовала традиция проведения таких ярмарок, и теперь, после долгого перерыва, мы возвращаемся к ней. Наша ярмарка проводится на историческом месте – главной площади нашего города. И на ней вы сможете увидеть и приобрести продукцию наших передовых колхозов и промышленных предприятий. Всем нам в прошлом году пришлось работать не покладая рук, чтобы сейчас порадовать вас результатами наших трудовых достижений… Мы надеемся и дальше следовать вековой традиции проведения в нашем городе зимних ярмарок…
– Ишь как распелся! – не без ехидства подумал отец Максим. – Традиции вспомнил! А помнится, прежде он говорил совсем иное… Да и сейчас лукавит. Нет бы сказать, что это была не просто зимняя, а Рождественская ярмарка. А заодно и объяснить: мол, так ее называли в честь Рождественского собора, что стоял когда-то на этой площади. Пока ваши же деды и прадеды его не разрушили и не поставили на его месте эту нелепую статую вождя, указующего рукой не на светлое будущее, а на винно-водочный магазин. Ну ничего, сейчас мне дадут слово, я им все это и скажу. И про собор, и про возрождение не каких-нибудь там «традиций», а Православия! А, самое главное – про то, что мы недавно отпраздновали Рождество Христово, и теперь празднуем святки! После чего поздравлю с ними весь народ. Пусть знают, что сейчас на дворе – праздничные дни!
Рождество Христово. Середина XIX в. Худ. Григорий Гагарин
– А сейчас слово предоставляется нашему почетному гостю, директору департамента областного агропромышленного комплекса, товарищу Ивану Сергеевичу Макарову! – торжественно возгласил мэр.
Высокопоставленный докладчик не спеша, как подобает важной, знающей себе цену персоне, прошествовал к микрофону:
– Уважаемые товарищи суземцы! – произнес он, и стоявший рядом с отцом Максимом председатель местного колхоза «Организатор» Корней Баранов недовольно нахмурил седые кустистые брови. Потому что местные жители величали себя не суземцами, а суземчанами. И очень обижались, когда их называли суземцами, а то и вовсе дразнили туземцами. Но чиновный гость то ли не знал этого, то ли считал себя не обязанным уделять внимание подобным мелочам. Равно как не заботился и о соблюдении регламента выступления. В итоге, когда он закончил свой пространный монолог, посвященный последствиям модернизации и введения на селе новых прогрессивных технологий, что значительно повысило урожаи, надои и тому подобное, у отца Максима уже начали зябнуть ноги. Как-никак, на дворе было весьма прохладно, точнее сказать, морозно. Но разве это могло охладить проповеднический пыл священника? Напротив, обогатило его будущую речь новыми ценными мыслями. Председатель агропрома говорит о пище телесной. Однако Спаситель сказал: «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4, 4). И об этом стоит знать каждому. А еще Он сказал «…без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15, 5). Поэтому испокон веков русские люди и хлеб сеяли, и скот на выпас выгоняли, и на промысел отправлялись не абы как, а помолясь-благословясь. И сейчас их потомкам стоит вспомнить об этом…
– Теперь позвольте дать слово председателю колхоза «Организатор», Корнею Савельевичу Баранову! – донеслось в этот миг до отца Максима. И стоявший рядом с ним Корней Баранов вперевалку, как старый моряк, направился к микрофону.
Надо сказать, что новый выступающий был не столь силен в слове, как его предшественники. И потому заранее записал свою речь на бумажку. Однако, как назло, в решающий момент эта спасительная бумажка куда-то затерялась. Стоя у микрофона, Корней Баранов искал ее в своих карманах так долго, что в толпе внизу уже начали раздаваться приглушенные смешки. Наконец пропажа нашлась. Приободрившийся председатель колхоза расправил смятый, исписанный вкривь и вкось тетрадный листок. После чего, громко откашлявшись, принялся читать по нему свой доклад:
– Мы привезли на эту ярмарку продукцию нашего колхоза… – пожалуй, это была единственная фраза, которую он произнес без запинок и ошибок в ударениях. Увы, председатель передового колхоза оказался никудышным оратором. На протяжение всей его речи отец Максим с нетерпением ждал, когда же сей новый Демосфен наконец закончит терзать его слух своим топорным красноречием. Вдобавок, ему вспомнилось, как недавно он попытался выпросить у товарища Баранова пару мешков муки для просфор. И имел возможность убедиться: от этого скряги не то, что муки – прошлогоднего снега не получишь… Что ж, в своей речи он напомнит всем собравшимся: кто жертвует на Божий храм, тому Господь возвращает сторицей. Это уместнее всего сделать именно сейчас, после речи Корнея Баранова…
– Вам об этом расскажет наша заслуженная доярка, Капитолина Осиповна Ермолина, – с этими словами Корней Баранов вытолкнул к микрофону полную бабу средних лет, цвет лица которой был таким же ярко-красным, как и колер ее цветастого полушалка.
– Дорогие земляки! – визгливо выкрикнула доярка, так что отцу Максиму невольно вспомнилось меткое народное выражение: «орет, как доярка на скотника». – Мы привезли на эту ярмарку нашу корову холмогорской породы Марусю. Это гордость нашего колхоза, корова-рекордсменка. В прошлом году мы получили от нашей Марусеньки одиннадцать с половиной тысяч килограммов молока…
– Нашли, чем гордиться! – с негодованием подумал отец Максим. – Им бы не о надоях, а о собственных душах подумать! У них в селе пять тысяч человек живет. А когда я к ним месяц назад приезжал, из этих пяти тысяч крестилось всего семеро. А остальные где? И ведь это не какие-нибудь дикари туземцы, а потомки православных, предавших свою веру. Дети богоотступников, выросшие и состарившиеся в безбожии. Что ж, сейчас я им скажу…
Увы, и на сей раз отцу Максиму не дали слова. Вместо этого к микрофону пригласили руководителя местного ликеро-водочного завода, господина Сергея Клыкова:
– Дорогие земляки! – бодро произнес господин Клыков, чей цветущий вид яснее слов свидетельствовал об успешном развитии ликеро-водочной промышленности в Михайловской области. – В честь сегодняшней ярмарки мы от нашего предприятия решили сделать всем вам подарок. В павильоне, который находится справа от этой трибуны, вы сможете бесплатно продегустировать продукцию нашего завода, в том числе водку «Белый Север» и знаменитые ягодные настойки «Клюквенная», «Брусничная» и «Морошковая», которые издавна пользуются заслуженным спросом у столичных и зарубежных ценителей высококачественной алкогольной продукции…
Эти слова произвели на толпу поистине магическое действие. В мгновение ока народ, подобно волне, отхлынул от помоста и устремился к заветному павильону, забыв о том, что церемония открытия ярмарки еще только началась… Но тут до любителей бесплатной выпивки вдруг донесся голос… или, скорее крик мэра, пытавшегося любой ценой довести до конца срывающееся торжество:
– А сейчас слово предоставляется Деду Морозу! Он приехал на нашу ярмарку из самой Москвы, где недавно поздравлял с Новым Годом нашего уважаемого президента!
Услышав слова «Дед Мороз» и «президент», толпа резко притормозила и с изумлением уставилась на величественную фигуру, словно по волшебству выросшую у края помоста. Ибо это был не вертлявый заморский Санта-Клаус в кургузом тулупчике, и не пресловутый «дедушка-мороз, борода из ваты» с багровым от постоянных возлияний носом. Нет, то был самый настоящий величественный властелин северных просторов, в роскошной серебристой парчовой одежде, отороченной не искусственным, а натуральным мехом, белым и пушистым, словно свежевыпавший снег. В руке он держал посох, искрящийся разноцветными огнями. И каждый из стоящих возле трибуны в этот миг воочию убедился в том, что многие вещи, в существование которых люди отказываются верить, существуют наперекор их неверию. Ведь сколько им в свое время твердили, будто Дед Мороз – это всего лишь выдумка. Однако сейчас перед ними стоял самый настоящий, живой Дед Мороз.
– Здравствуй, люд честной! – густым басом возгласил Дед Мороз. – Явился я сюда из-за темных лесов, из-за белых снегов, из-за высоких гор, из-за синих рек, чтобы поздравить вас с развеселой ярмаркой…
Его речь лилась плавно и стройно, словно песня. И зачарованные ею, люди слушали, затаив дыхание, как в невозвратном детстве они слушали бабушкины сказки. А когда Дед Мороз замолчал, пожалели о том, что эта сказка все-таки кончилась…
– Ну, а сейчас, – произнес воспрянувший мэр, – я хочу поздравить всех православных с Рождеством! Слава Богу, теперь каждый из нас может открыто, не таясь, сказать о своей вере. И в связи с этим, позвольте мне, товарищи, предоставить слово уважаемому отцу Максиму. Прошу Вас, святой отец… – и он широким жестом указал священнику на микрофон.
Увы, к этому времени несчастный священник уже продрог до костей. Однако несмотря на это, он горел (да что там – полыхал!) праведным гневом на всех этих лицемерных чиновников, жадных колхозников, глупых баб, алчных дельцов, ради собственной прибыли спаивающих своих же земляков… на этот народ, невежду в законе Господнем, которого, словно древнеримскую чернь, интересуют только дармовая выпивка и дармовые зрелища. А до Бога и Церкви им и дела нет! Но сейчас он, подобно великим пророкам былых времен, бесстрашно скажет им в лицо всю правду. Хватит заискивать перед богоотступниками и потомками богоотступников – их должно не уговаривать, а беспощадно обличать. Здесь не ярмарка, а поле битвы, страшной духовной битвы между Богом и силами тьмы. А на войне, как на войне – не уговаривают врага сложить оружие, а воюют с ним до победы или до смерти!
– Уважаемый мэр сказал правду! – гневно произнес отец Максим, резко обернувшись в сторону градоначальника, опешившего от столь неожиданной горячности смирного и интеллигентного на вид батюшки. – Да, теперь каждый может, не
таясь, свидетельствовать о своей вере перед безбожным миром. И потому я должен напомнить всем собравшимся, что сейчас мы находимся на площади, где некогда стоял главный храм этого города. Теперь же на его месте – мерзость запустения. И это – дело ваших рук. Вы предали свою веру, отреклись от Бога. Но Господь поругаем не бывает! Покайтесь!
Встревоженный помощник губернатора наклонился к побледневшему мэру:
– Что он такое несет? Зачем Вы его сюда пригласили?
– Разве я знал? – пожал плечами мэр. – Опять же, Рождество…
– Немедленно прекратите это безобразие! – прошипел помощник губернатора. – Он же все портит…
Поделиться книгой: