Счастливые дни

(Откладывает лупу, берет открытку за край указательным и большим пальцами правой руки, отворачивается, зажимает нос указательным и большим пальцем левой.) Тьфу! (Роняет открытку.) Убери ее!

Рука Вилли исчезает. И тут же высовывается снова — в ней открытка. Винни снимает очки, откладывает их, смотрит перед собой. В дальнейшем Вилли наслаждается открыткой, поворачивая ее и так и сяк, то поднося поближе, то отдаляя.

Свиная щетина, ну да, щетина свиньи. (Недоуменное выражение лица.) Свинья, свинья, что же это такое? (Пауза. Такое же выражение.) Что такое хряк помню, боров помню, а вот что такое свинья… (Недоумения как не бывало.) Ну да ладно, не беда, что тут еще скажешь, все в конце концов вспоминается — ну не чудо ли это: все — все вспоминается. (Пауза.) Все? (Пауза.) Нет, не все. (Улыбка.) Вот уж нет. (Улыбки как не бывало.) Далеко не все. (Пауза.) Так, кое-что. (Пауза.) В один прекрасный день возьмет да и всплывет в памяти. (Пауза.) Ну не чудо ли это? (Пауза. Она поворачивается к сумке.)

И рука и открытка исчезают.

(Тянется к сумке, но застывает с протянутой рукой.) Нет. (Поворачивается к залу. Улыбка.) Вот уж нет. (Улыбки как не бывало.) Не спеши, Винни. (Смотрит в зал.)

Снова высовывается рука Вилли, снимает шляпу, исчезает вместе с шляпой.

Ну а дальше что?

Снова высовывается рука, снимает платок с лысины, исчезает вместе с платком.

(Резко, словно обращаясь к невнимательному собеседнику.) Винни!

Голова Вилли опускается, исчезает из виду.

Разве есть другой выход? (Пауза.) Разве есть дру…

Вилли долго, трубно сморкается, ни его головы, ни рук не видно. Винни поворачивается, глядит на него. Пауза. Снова высовывается его голова. Пауза. Снова высовывается рука с платком, накрывает им лысину, исчезает. Пауза. Снова высовывается рука с канотье, залихватски надвигает его набекрень, исчезает. Пауза.

Да по мне спи сколько угодно. (Поворачивается лицом к залу. Рассеянно дергает травинки.)

Голова — чтобы придать ее словам большую выразительность — ходит вверх — вниз.

Вот только я терпеть не могу одиночества, в смысле терпеть не могу болтать в одиночестве, когда меня никто не слушает. (Пауза.) Нет, нет, Вилли, я не льщу себя надеждой, что ты все слышишь. Боже упаси! (Пауза.) Не исключено, что бывают такие дни, когда ты ничего не слышишь. (Пауза.) Зато бывают и такие, когда ты мне отвечаешь. (Пауза.) Словом, можно сказать, что всегда, даже когда ты ничего не отвечаешь, и не исключено, что ничего и не слышишь, ты не все не слышишь, а я не просто разговариваю сама с собой, все равно как в пустыне — этого я всегда терпеть не могла — не могла терпеть долго. (Пауза.) Вот что дает мне силы, силы болтать, то есть. (Пауза.) Ну, а если бы ты умер — (улыбка) — если подходить со старыми мерками — (улыбки как не бывало) — или ушел от меня к другой, что бы я тогда делала, чем бы занимала себя весь день, от звонка до звонка, в смысле, от подъема до отхода ко сну? (Пауза.) Смотрела бы в одну точку, сомкнув рот — что же еще? (Так и делает. Долгая пауза. Перестает дергать траву.) И не сказала бы ни слова больше до последнего вздоха, ничем бы не нарушила здешнюю тишину. (Пауза.) Разве что иногда, изредка, вздохнула бы перед зеркалом. (Пауза.) Или… фыркнула бы, если бы меня что-нибудь рассмешило, как бывало. (Пауза. Расплывается в улыбке, кажется, что улыбка вот — вот перейдет в смех, но внезапно ее сменяет выражение тревоги.) Волосы! (Пауза.) Я не забыла причесаться? (Пауза.) Скорее всего не забыла. (Пауза.) Обычно я не забываю. (Пауза.) Да и как забыть — не так уж много чего можно делать. (Пауза.) Поэтому делаешь все, что можешь. (Пауза.) Все, что можно. (Пауза.) Потому что не можешь иначе. (Пауза.) Таково человеческое естество. (Оглядывает взгорок, поднимает глаза.) Такова уж человеческая слабость. (Снова оглядывает взгорок, поднимает глаза.) Естественная слабость. (Снова оглядывает взгорок.) Гребень куда-то запропастился. (Снова оглядывает взгорок.) И щетка. (Поднимает глаза. На лице недоумение. Поворачивается к сумке, роется в ней.) Гребень здесь. (Лицом к залу. Недоумение. Лицом к сумке. Роется.) И щетка здесь. (Лицом к залу. Недоумение.) Видимо, я причесалась и положила их на место. (Пауза. То же выражение.) Но ведь, как правило, я потом ничего не кладу в сумку — вот уж нет, наоборот, разбрасываю вещи как попало и кладу их в сумку только в конце дня. (Улыбка.) По старым меркам. (Пауза.) По добрым старым меркам. (Улыбки как не бывало.) И все-таки… вроде бы… помнится… (С неожиданной бесшабашностью.) Ну да ладно, не беда, что тут еще скажешь, возьму и почешусь попозже, спешить нек… (Пауза. Озадаченно.) Почешусь? (Пауза.) Или причешусь? Возьму и причешусь? (Пауза.) Что-то тут не так. (Пауза. Полуоборачивается к Вилли.) Как бы ты сказал, Вилли? (Пауза. Еще больше поворачивается к Вилли.) Как бы ты сказал, Вилли, если бы речь шла о волосах, почешусь или причешусь? (Пауза.) В смысле, о волосах на голове. (Пауза. Еще сильнее поворачивается к Вилли.) Так вот, как бы ты сказал, Вилли, в таком случае — почешусь или причешусь?

Долгая пауза.

Вилли. Причешусь.

Винни (поворачивается к залу, радостно). Ты сегодня со мной поговоришь — какой это будет счастливый день! (Пауза. Радости как не бывало.) Еще один счастливый день! (Пауза.) Ах да, на чем я остановилась, на волосах, ну да ладно, потом, благодарную молитву я буду творить потом. (Пауза.) Я надела — (подносит руки к шляпке) — конечно, надела шляпку — (опускает руки) — а снять ее не в силах. (Пауза.) Подумать только: ведь бывает так, что ты не в силах снять шляпку, хоть убей. Бывает так, что ты не в силах ее надеть, а бывает и так, что не в силах снять. (Пауза.) Сколько раз я себе говорила: надень шляпку, Винни, тебе ничего больше не остается, а теперь сними шляпку, Винни, не упрямься, тебе же самой будет лучше — и не могла. (Пауза.) Не было сил. (Пауза. Поднимает руку, высвобождает прядь волос из-под шляпки, подносит ее к глазам, скашивает глаза, бросает прядь, опускает руку.) Золотыми назвал ты их в тот день, когда наконец ушел последний гость — (рука взлетает вверх, словно в ней бокал) — выпьем за твои золотые… пусть они никогда… (пресекающимся голосом)… пусть они никогда… (Опускает руки. Опускает голову. Пауза. Шепотом.) В- тот день. (Пауза. Точно так же.) В какой день? (Пауза. Поднимает голову. Обычным голосом.) А дальше что? (Пауза.) Не нахожу слов, бывает ведь и так, что слов и тех не найдешь. (Полуоборачивается к Вилли.) Верно, Вилли? (Пауза. Еще больше поворачивается к нему.) Верно, Вилли, бывает ведь и так, что слов и тех не найдешь? (Пауза. Поворачивается к залу.) Что делать, пока не найдешь слов? Причесываться, если еще не причесалась, ну, а если точно не помнишь, подпиливать ногти, если их нужно подпилить, — все это помогает продержаться на плаву. (Пауза.) Вот, что я хотела сказать. (Пауза.) Вот и все, что я хотела сказать. (Пауза.) Ну разве это не чудо — не проходит и дня — (улыбка) — по старым меркам — (улыбки как не бывало) — чтобы не повторить: не было бы счастья —

Вилли падает, голова его исчезает за склоном.

(Поворачивается посмотреть, что с ним случилось) — да несчастье помогло. (Перегибается вниз.) Залезай обратно в свою яму, Вилли, нехорошо так долго лежать нагишом. (Пауза.) Послушай, Вилли, хватит лежать на солнцепеке, залезай обратно в свою яму. (Пауза.) Ну же, Вилли.

Незримый Вилли ползет налево к яме.

Молодец! (Не спуская глаз, следит за его продвижением к яме.) Нет, нет, дуралей, сначала ноги, голову потом, ты же там не повернешься. (Пауза.) Так, так… повернулись… теперь… пятимся. (Пауза.) Знаю, знаю, миленький, пятиться ползком трудно, но дело того стоит. (Пауза.) Ты забыл вазелин. (Следит, как он выползает из ямы за вазелином.) Крышку! (Следит, как он ползет назад к яме. Раздраженно.) Сколько раз тебе говорить — сначала ноги, потом голову. (Пауза.) Возьми правее. (Пауза.) Сказано же тебе — правее. (Пауза. Раздраженно.) И зад, слышишь, зад не поднимай! (Пауза.) И раз! (Пауза.) Опля! (Все указания давались громким голосом. Теперь — по — прежнему пово — ротясь к нему — обычным голосом.) Ты меня слышишь? (Пауза.) Вилли, умоляю тебя, скажи только «да» или «нет», слышишь, только «да» или уж ничего не говори.

Пауза.

Вилли. Да.

Винни (поворачивается к залу, тем же голосом). А теперь? Вилли (раздраженно). Да. Винни (тише). А теперь? Вилли (еще более раздраженно). Да.

Винни (еще тише). А теперь? (Чуть громче.) А теперь? Вилли (в ярости). Да!

Винни (так же). Душа моя мрачна! (Пауза.) Ты слышал, что я сказала? Вилли (раздраженно). Да! Винни (так же). Что? (Пауза.) Что? Вилли (еще более раздраженно). Душа моя.

Пауза.

Винни (так же). Что? (Пауза.) Душа твоя что?

Вилли (свирепо). Душа моя!

Винни (обычным голосом, выпаливает одним духом). Благослови тебя, Господь, за твою доброту, Вилли, я знаю, чего тебе это стоит, а сейчас отдыхай, я не стану тебя больше беспокоить, разве что в самом крайнем случае, в смысле, разве что дойду до края и совсем уж не найду чем заняться, а до этого дело, надеюсь, не дойдет, знать, что ты меня слышишь хотя бы теоретически, пусть фактически и не слышишь, знать, что ты поблизости и предположительно начеку — больше мне ничего не нужно, я ничего такого не скажу, что тебе не по душе, не стану выбалтывать за милую душу все, что мне надрывает душу, а так я не знаю — слышишь ты, не слышишь — а душу облегчить хочется. (Пауза. Она переводит дух.) Душа-то не на месте. (Указательным и средним пальцем ищет сердце, двигает пальцы туда — сюда, наконец находит.) То ли здесь. (Двигает пальцы.) То ли нет. (Отводит руку.) Чую, что придет такое время, когда прежде, чем сказать слово, мне придется удостовериться, что ты слышал предыдущее, и чую, что придет и другое время, да — да, совсем другое, когда мне придется научиться разговаривать с самой собой, а этого я и вовсе терпеть не могу — это же все равно как в пустыне. (Пауза.) Или смотреть перед собой, сомкнув рот. (Так и делает.) Весь день напролет. (Та же мимика.) Нет. (Улыбка.) Вот уж нет. (Улыбки как не бывало.) На худой конец у меня есть сумка. (Поворачивается к ней.) Есть и будет. (Лицом к залу.) Надеюсь, что будет. (Пауза.) Даже, когда тебя не будет, Вилли. (Полуоборачивается к нему.) Тебя ведь скоро не будет, Вилли, верно? (Пауза. Громче.) Тебя ведь и правда очень скоро не будет, Вилли, правда ведь? (Пауза. Громче.) Вилли! (Пауза. Она перегибается назад — посмотреть на него.) Ты, я вижу, снял канотье и правильно сделал. (Пауза.) Ничего не скажешь, похоже, тебе так очень уютно — подбородком оперся на руки и таращишься на меня из темноты своими голубыми глазками. (Пауза.) Видишь ли ты меня оттуда — вот о чем я думаю, думаю всегда. (Пауза.) Не видишь? (Лицом к залу.) Я знаю — как не знать: когда два человека связаны — (пресекающимся голосом) — так тесно — (обычным голосом) — и один видит другого, из этого вовсе не следует, что и другой тоже видит его, жизнь научила меня этому… и этому. (Пауза.) Вот именно что жизнь, точнее не скажешь. (Полуоборачивается к нему.) Вилли, ты мог бы меня увидеть, как по — твоему, если бы обратил взгляд в мою сторону? (Еще больше поворачивается к нему.) Обрати глаза в мою сторону, Вилли, и скажи — видишь ли ты меня, ну сделай это для меня, а я постараюсь перегнуться подальше. (Так и делает. Пауза.) Не скажешь? (Пауза.) Не беда. (С трудом поворачивается к залу.) Что-то меня сегодня земля как тисками зажала — потолстела я, что ли, да нет, вроде нет. (Пауза. Рассеянно, глаза опущены.) Не иначе как жара сказывается. (Похлопывает, поглаживает землю.) Все, что ни возьми, расширяется. Одно больше. (Пауза. Похлопывает, — гладит.) Другое меньше. (Пауза. Те же жесты.) Я понимаю, нельзя не понять, о чем ты думаешь: слушать ее и то надоело донельзя, а тут еще — изволь смотреть на нее, а отказаться нельзя. (Пауза. Те же жесты.) Вроде бы просишь о такой малости, кажется, — (голос пресекается, переходит в шепот) — меньше и просить нельзя — от ближнего — по меньшей мере — но на самом-то деле — нельзя не понять — если заглянуть в душу себе — в душу ближнему — что он хочет — покоя — чтобы его оставили в покое — и тут уж как нельзя лучше понимаешь, — что все это время — луну — луну с неба, вот чего ты просила. (Пауза. Рука, поглаживавшая землю, вдруг застывает. Оживленно.) Ой, что это? (Наклоняет голову к земле, ошеломленно.) Живая тварь, ей — ей! (Ищет очки, вздевает их, нагибается еще ниже. Пауза.) Муравей! (Отпрянула. Верещит.) Вилли, муравей, живой муравей! (Хватает лупу, снова нагибается к земле, глядит сквозь лупу.) Куда же он делся? (Глядит.) Вот он! (Следит за продвижением муравья сквозь лупу.) Тащит какой-то беленький катышек! (Следит за продвижением муравья. Руки не двигаются. Пауза.) Ползет по траве. (Неотрывно разглядывает землю в лупу, неспешно выпрямляется, откладывает лупу, снимает очки, смотрит прямо перед собой, очки в руке. Подводя итоги.) Уполз. (Долгая пауза. Тянется положить очки.)

Вилли. По мураве.

Винни (рука с очками застывает). Что-о?

Пауза.

Вилли. По мураве.

Пауза. Она тянется положить очки.

По траве — мураве ползет муравей.

Винни (рука с очками повисает в воздухе). Что-о?

Пауза.

Вилли. По траве — мураве ползет муравей.

Пауза. Она откладывает очки, смотрит перед собой.

Винни (убежденно, шепотом). Господи.

Пауза. Вилли тихонько смеется. Чуть погодя она присоединяется к нему. Они тихо смеются вместе. Вилли обрывает смех. Она с минуту смеется в одиночку. Вилли присоединяется к ней. Они смеются вместе. Она обрывает смех. Вилли еще с минуту смеется в одиночку. Она обрывает смех. Пауза.

(Обычным голосом.) И все равно, Вилли, не могу передать, до чего мне приятно снова услышать твой смех, я-то думала, мне не доведется больше смеяться, да и тебе тоже. (Пауза.) Наверное, кое-кто сочтет наш смех кощунственным, но мне такие обвинения не по душе. (Пауза.) Нет лучше способа возвеличить Господа, чем от души посмеяться над его мелкими шутками, в особенности над плоскими. (Пауза.) Я думаю, Вилли, тут ты со мной согласишься. (Пауза.) А вдруг мы смеялись не над одним и тем же? (Пауза.) И все равно не беда, что тут еще скажешь, пока… да ты же помнишь… дивные строчки, как это там?.. Сколько б бед ни нашло та-та-там-там растеряюсь, смеюсь через миг. (Пауза.) А дальше что? (Долгая пауза.) Вилли, я могла когда-то нравиться? (Пауза.) Могла я когда-либо нравиться? (Пауза.) Пойми меня правильно, я не спрашиваю, нравилась ли я тебе, тут нам все ясно, я спрашиваю тебя, могла ли я вообще нравиться — когда-то? (Пауза.) Нет. (Пауза.) Не можешь ответить? (Пауза.) Признаю, вопрос не из легких. Ты и так сегодня сделал все, что в твоих силах, полежи, отдохни, я тебя не буду беспокоить, разве что станет очень уж невтерпеж, просто знать, что ты рядом и, по идее, почти всегда готов… это… э-э-э… уже райское блаженство. (Пауза.) День клонится к вечеру. (Пауза.) По старым меркам. (Улыбки как не бывало.) И все-таки петь ресенку еще рановато. (Пауза.) Никогда не надо петь песенку слишком рано, я так считаю. (Поворачивается к сумке.) На худой конец у меня есть сумка. (Смотрит на сумку.) Вот она. (Лицом к залу.) Интересно, могла бы я перечислить все, что в ней есть? (Пауза.) Нет. (Пауза.) Скажем, могла бы я, случись тут добрая душа и спроси она меня: Винни, что это у тебя в большой черной сумке? — дать исчерпывающий ответ? (Пауза.) Нет. (Пауза.) А уж насчет того, что на дне, и подавно, кто знает, какие там сокровища. (Пауза.) И какое это подспорье! (Поворачивается, смотрит на сумку.) Да — да, у меня ведь есть сумка. (Лицом к залу.) Но что-то подсказывает мне: не полагайся слишком на сумку, Винни, само собой, пользуйся ею, пусть она помогает тебе… продержаться, когда ты заходишь в тупик, бога ради, но смотри дальше своего носа, Винни, и помни, что наступит время, когда слов и тех не найдешь — (закрывает глаза, пауза, открывает глаза) — и не полагайся слишком на сумку. (Пауза. Поворачивается, смотрит на сумку.) Разве что сунуться разок на скорую руку. (Поворачивается лицом к залу, закрывает глаза, тянется левой рукой к сумке, достает оттуда револьвер. Брезгливо.) Тебя только не хватало. (Открывает глаза, держит револьвер перед собой, разглядывает его. Взвешивает на ладони.) Такой тяжелый — ему, казалось бы, самое место на дне… вместе с последними патронами. Так нет же. Как бы не так. Вечно 'на виду, точь — в-точь, как браунинг. (Пауза.) Наш Браунчик… (Полуоборачивается к Вилли.) Помнишь его, Вилли? (Пауза.) Помнишь, как ты не давал мне житья, требовал, чтобы я убрала его подальше? «Убери его, Винни, убери подальше, нет больше сил терпеть мои муки!» (Лицом к залу. Презрительно.) Твои муки! (Револьверу.) Пожалуй, даже утешительно сознавать, что ты здесь, но ты мне намозолил глаза — баста! (Пауза.) Выселю-ка я тебя наружу — вот, как я с тобой поступлю! (Кладет револьвер на землю направо от себя.) Будешь жить здесь с сегодняшнего дня! (Улыбка.) По старым меркам! (Улыбки как не бывало.) А дальше что? (Долгая пауза.) Как ты думаешь, Вилли, земное притяжение еще действует? По — моему, нет. (Пауза.) У меня такое ощущение, и с каждым днем оно все сильней, что не будь я прикована — (жест) — вот так вот, я бы просто — напросто унеслась в поднебесье. (Пауза.) И что в один прекрасный день земля расступится и отпустит меня — до того меня тянет ввысь, да, да, разойдется и отпустит меня. (Пауза.) А у тебя, Вилли, никогда не бывает такого ощущения, что тебя уносит? (Пауза.) Вилли, тебя никогда не тянет за что-то уцепиться? (Пауза. Полуоборачивается к нему.) Вилли.

Пауза.

Вилли. Уносит?

Винни. Ну да, миленький, уносит в поднебесье, как паутину по осени. (Пауза.) Нет? (Пауза.) Не бывает? (Пауза.) Ну да ладно, это законы природы, законы природы, ничего тут не попишешь, и тут тоже все зависит от того, кто ты есть. Со своей стороны могу только сказать, что для меня они были совсем другие, когда я была молоденькая… глупенькая… (опускает голову, пресекающимся голосом) красивая… и наверное… милая… во всяком случае… с виду. (Пауза. Вскидывает голову.) Прости, Вилли, но нет — нет да и поддаешься горю. (Обычным голосом.) Ну да ладно, и все равно приятно знать, что ты, как всегда, здесь, и вдруг еще и не спишь и ничего не пропускаешь мимо ушей, все слышишь, ну пусть не все — какой счастливый день… мог бы быть для меня! (Пауза.) До поры до времени. (Пауза.) Хорошо еще, что ничего не растет, а то представь себе — вдруг вся эта гадость возьми да и тронься в рост. (Пауза.) Только представь! Ничего не скажешь, велики ко мне милости. (Долгая пауза.) Вот и все, что я могу сказать. (Пауза.) Пока что, во всяком случае. (Пауза. Поворачивается, смотрит на сумку. Лицом к залу. Улыбка.) Нет — нет. (Улыбки как не бывало. Смотрит на зонтик.) Пожалуй, я могла бы — (берет зонтик) — да, пожалуй, могла бы… сейчас раскрыть и поднять его. (Принимается раскрывать зонтик. Речь прерывается, когда она преодолевает технические трудности.) Все оттягиваешь, оттягиваешь потягиваться… чтоб не подняться слишком рано — а день проходит, так и проходит — а ты так и не поднялась — не поднялась вообще.

Зонтик уже открыт.

(Повернувшись направо, она бесцельно крутит зонтик так и сяк.) Ну да, и сказать почти нечего, и делать почти нечего, и бывают дни, когда так боишься, что… и вовсе не находишь чем заполнить время, — звонок все не звонит, а тебе вовсе нечего сказать, и делать тоже вовсе нечего, а дни идут — бывают такие дни, они идут себе, идут, и вот звонит звонок — пора отходить ко сну, а ты почти, а то и вовсе ничего не сказала, и почти, а то и вовсе ничего не сделала. (Поднимает зонтик.) Тут кроется серьезная опасность. (Поворачивается к залу.) И ее надо остерегаться. (Смотрит в зал, держит над собой зонтик правой рукой. Предельно долгая пауза.) Бывало, я легко потела. (Пауза.) Теперь почти никогда не потею… (Пауза.) Печет все сильнее. (Пауза.) А потею я все слабее. (Пауза.) Ведь это просто чудо. (Пауза.) Как человек приспосабливается. (Пауза.) Ко всяким переменам. (Перекладывает зонтик в левую руку. Долгая пауза.) Утомительно держать руку вверх. (Пауза.) Не тогда, когда движешься. (Пауза.) А в неподвижности. (Пауза.) Интересное наблюдение. (Пауза.) Мне будет очень огорчительно, Вилли, если ты пропустил его мимо ушей. (Берет зонтик обеими руками. Долгая пауза.) Утомилась его держать, а опустить не могу. (Пауза.) Под зонтиком мне ничуть не лучше, даже хуже, и все равно опустить его я не могу. (Пауза.) Рассудок подсказывает: опусти зонтик, Винни, зачем ты его держишь, опусти его сейчас же, займись чем-нибудь другим. (Пауза.) И нет сил. (Пауза.) Невмочь. (Пауза.) Что-то должно сдвинуться, перемениться в этом мире, а мне уже невмочь, у меня нет сил. (Пауза.) Вилли. (Кротко.) Помоги. (Пауза.) Нет? (Пауза.) Вели мне положить зонтик на место, Вилли, и я послушаюсь, я ведь всегда почитала и слушала тебя. (Пауза.) Ну пожалуйста, Вилли. (Кротко.) Сжалься. (Пауза.) Нет? (Пауза.) Не можешь? (Пауза.) Ну что ж, я тебя не виню, нет, я и сама пошевелиться не могу, так мне ли винить моего Вилли, если он не может выговорить ни слова. (Пауза.) А ко мне — какое везенье — вернулся дар речи. (Пауза.) Ведь это просто чудо что такое эти мои два светильника: когда один гаснет, другой горит еще ярче. (Пауза.) Да, велики милости ко мне.

Предельно долгая пауза. Зонтик вспыхивает.

(Принюхивается, поднимает глаза, швыряет зонтик за взгорок направо, перегибается назад, смотрит, как он горит. Пауза.) Да, земля — она спокон века тушит огонь. (Лицом к залу.) Наверняка нечто подобное случалось и раньше, только я что-то не припомню. (Пауза.) А ты, Вилли? (Полуоборачивается к нему.) Ты не припоминаешь — раньше такое случалось? (Пауза. Перегибается назад, глядит на него.) Вилли, ты знаешь, что случилось? (Пауза.) Да ты не слушаешь меня — опять отключился? (Пауза.) Я не спрашиваю, реагируешь ли ты на все вокруг, спрашиваю только — не отключился ли ты вообще? (Пауза.) Глаза у тебя вроде бы закрыты, но мы же знаем, это ничего не значит. (Пауза.) Подними палец, миленький, ну, пожалуйста, дай мне знак, если ты не совсем бессердечный. (Пауза.) Сделай это ради меня, Вилли, ну, пожалуйста, хотя бы мизинчик, если ты не потерял сознание. (Пауза. Радостно.) Ой, поднял все пять, ты у меня сегодня просто прелесть какой милый, сразу от души отлегло, теперь я могу продолжать! (Лицом к залу.) Ведь ничего не случилось такого, чего не случалось бы прежде, и все же у меня неспокойно на душе, да, да, признаюсь, у меня неспокойно на душе. (Пауза.) Ну и что же, что солнце печет все сильнее, что ни час все сильнее — все равно непорядок, чтобы вещи загорались, сроду такого не было, то есть, чтобы вот так вот, ни с того, ни с сего. (Пауза.) А что если солнце и меня растопит или, того хуже, спалит, нет, я вовсе не хочу сказать, что обязательно займусь огнем, просто мало — помалу обуглюсь, как головешка, повсюду — (широко разводит руки) — куда достает солнце. (Пауза.) С другой стороны, разве была в моей жизни пора, когда солнце меня щадило, не палило так? (Пауза.) Щадило, палило — все это слова, ничего не говорящие слова. (Пауза.) А на самом деле я говорю о той поре, когда я еще не была прикована вот так вот, и у меня были ноги, и они еще не отказали, и я могла спрятаться в тенек не хуже тебя, когда солнце мне опостылеет, а если мне опостылеет в тени, перебраться не хуже тебя на солнце, но все это пустые, ничего не говорящие слова. (Пауза.) Сегодня не жарче, чем вчера, а завтра будет не жарче, чем сегодня, гадай не гадай, приглядывайся не приглядывайся, хоть оглядывайся сколько хочешь на прошлое, хоть заглядывай сколько хочешь в будущее. (Пауза.) И поднимись завтра земля выше моей груди, значит, я не только не увижу, но и не видела своей груди, и никто ее не видел. (Пауза.) Надеюсь, Вилли, до тебя хоть что-то дошло, мне будет жаль, если до тебя ничего не дойдет, мне, знаешь ли, не каждый день случается дойти своим умом до таких откровений. (Пауза.) Да, кажется, что-то случилось, казалось, что-то случится, — ан нет, ничего не случилось, решительно ничего, ты прав, Вилли. (Пауза.) Зонтик завтра же окажется здесь на взгорке и поможет мне продержаться день. (Пауза. Берет зеркало.) Я беру зеркало, разбиваю его вдребезги о камень — (так и делает) — выбрасываю — (зашвыривает зеркало на спину) — а назавтра оно снова в сумке, целехонькое, и снова помогает мне продержаться день. (Пауза.) Нет, тут ничего не поделаешь. (Пауза.) Ведь это просто чудо что такое, просто… (пресекающимся голосом, голова опущена)… чудо… а не вещи. (Долгая пауза, голова опущена. Наконец, так и не подняв головы, поворачивается к сумке, вынимает какую-то дребедень, запихивает ее обратно, засовывает руку поглубже, чуть погодя извлекает музыкальную шкатулку, заводит, запускает, держа ее обеими руками, нависает над ней, чуть спустя поворачивается к залу, выпрямляется и слушает музыку, уже прижимая шкатулку обеими руками к груди.)

Шкатулка наигрывает дуэт из «Веселой вдовы»: «И люби и люби меня крепче». Лицо ее постепенно расплывается от счастья. Она раскачивается в такт. Музыка обрывается. Вилли хрипло, без слов, выводит несколько тактов того же мотива, что наигрывала музыкальная шкатулка. Она вне себя от счастья. Откладывает шкатулку.

Какой сегодня мог бы быть счастливый день! (Хлопает в ладоши.) Еще, Вилли, еще! (Хлопает.) Еще разок, Вилли, ну, пожалуйста! (Пауза. Счастливой улыбки как не бывало.) Нет? Ты не споешь еще, ради меня? (Пауза.) Понимаю тебя, как нельзя лучше понимаю. Ведь не станешь же петь в угоду кому-то, пусть даже ты и любишь его от всей души, нет, песня должна рваться из души, да, да, — иначе и не скажешь, из самых сокровенных глубин — все равно как у дрозда. (Пауза.) Сколько раз говорила себе, когда мне становилось невмоготу: спой, Винни, спой свою песенку, ничего другого тебе не остается, а вот не пела же. (Пауза.) Не могла. (Пауза.) Дрозд или там певец зари заливается от души и не рассчитывает порадовать ни себя, ни родственную душу, а у меня душа к этому не лежит. (Пауза.) А дальше что? (Долгая пауза. Шепотом.) Странное чувство. (Пауза. Точно так же.) Странное чувство — словно на меня кто-то смотрит. И сначала он видит меня четко, «потом не совсем, потом совсем не видит, и снова видит не совсем четко, и опять совсем четко, и так далее и тому подобное, то видит, то не видит». (Пауза. Точно так же.) Странное? (Пауза. Точно так же.) Но здесь все странно. (Пауза. Обычным голосом.) Что-то мне подсказывает: перестань болтать, Винни, прервись хоть на минуту, не то растранжиришь все слова, отпущенные тебе на день, перестань болтать и для разнообразия займись чем-нибудь! (Подносит руки к лицу, рассматривает ладони. Риторически.) Займись же чем-нибудь! (Загибает пальцы.) Ну и ногти! (Поворачивается к сумке, роется в ней, чуть погодя извлекает пилочку для ногтей, поворачивается лицом к залу, принимается подпиливать ногти. Какое-то время подпиливает молча, дальнейшую речь сопровождает увлеченное подпиливание ногтей.) Из глубин памяти — всплывает — некий мистер Душ — мистер, а может быть, и миссис Душ — впрочем, нет — они идут рука об руку — значит, это его невеста — а то и просто подружка. (Разглядывает ногти.) Какие-то они сегодня ломкие. (Снова принимается подпиливать.) Душ — Душ — это имя о чем-то напоминает тебе — тебе, Вилли, — вызывает в памяти что-то конкретное — у тебя, Вилли, — не отвечай, если тебе не по силам, — ты и так сегодня сделал все, что в твоих силах, — Душ — Душ. (Разглядывает ногти.) Так-то оно лучше. (Поднимает голову, глядит в зал.) Держись в форме, Винни, будь что будет, а ты держись в форме. (Пауза. Снова принимается подпиливать ногти.) Да, Душ — Душ — (перестает подпиливать, поднимает голову, смотрит в зал, пауза) — а, может быть, и Куш, похоже, что Куш. (Полуоборачивается к Вилли.) Куш, пошевели извилиной, Вилли, зашевелилось у тебя что-нибудь в памяти при имени Куш? (Пауза. Еще больше поворачивается. Громче.) Куш, Вилли, напряги память, Вилли, тебе что-нибудь приводит на память имя Куш? (Пауза. Перегибается назад поглядеть на него. Пауза.) Это уже ни на что не похоже! (Пауза.) Где твой носовой платок, миленький? (Пауза.) И где твои манеры? (Пауза.) Вилли, не смей есть эту пакость! Плюнь, сейчас же плюнь! (Пауза. Лицом к залу.) Ну что ж, наверное, это только естественно. (Пресекающимся голосом.) По — человечески понятно. (Пауза. Так же.) Что же остается делать? (Опускает голову. Так же.) Весь день напролет. (Пауза. Так же.) День за днем. (Пауза. Вскидывает голову. Улыбка. Спокойно.) По старым меркам. (Улыбки как не бывало. Снова принимается за ногти.) Нет, с этим я уже покончила. (Принимается за следующий.) И что бы мне надеть очки. (Пауза.) Ну да ладно, теперь уж поздно. (Покончив с левой рукой, разглядывает ее.) Так-то оно поприличнее. (Принимается за правую руку. Речь ее, как и прежде, сопровождается подпиливанием ногтей.) Так вот я говорю, этот, как бишь его, Душ или Куш — не важно — и эта женщина — рука об руку — в свободной руке у каждого по сумке — такому поместительному коричневому саквояжу — остановились и уставились на меня — и тут этот не то Душ — не то Куш — во всяком случае, уж точно кончается на «уш» — и говорит: Что она там делает? — Зачем это нужно — говорит — по самые титьки запихнуть ее в землю? — мужлан неотесанный. — Какой в этом смысл? — говорит. — В смысле, какой тут смысл? — и так далее — и тому подобное — обычная белиберда. — Ты меня слышишь? — говорит он. — Слава богу, слышу, — говорит она. — Это в каком смысле «слава богу»? — говорит он. (Перестает подпиливать ногти, поднимает голову, глядит в зал.) А ты, — говорит она, — зачем ты нужен, в смысле, говорит, какой в тебе смысл? Думаешь, если ты еще передвигаешь своими кривулями и при дипломате, набитом паршивыми консервами и сменными подштанниками, и волочешь меня за собой взад — вперед по этой вонючей пустыне, мужлан ты сиволапый, нечего сказать, хорош у меня друг сердечный — (с неожиданной яростью) — да отпусти ты мою руку Христа ради и пропади с моих глаз! (Пауза. Снова принимается подпиливать ногти.) Что бы ему ее не выкопать? — это о тебе, миленький. — На кой она ему такая? — На кой он ей такой? — ну и прочая тому подобная ерунда. — Хватит, — это она ему, — у тебя нет сердца. — Надо бы ее выкопать, — говорит он, — а то на кой она? — Чем выкопать? — говорит она. — Я бы ее выкопал голыми руками, — это он ей — как никак они муж и жена. (Молча подпиливает ногти.) С тем и отправились себе дальше — рука об руку, — при них сумки — и вот уже их почти не видно — а там и вовсе не видно — и больше сюда — никого не заносило. (Заканчивает правую руку, разглядывает ее, откладывает пилочку, смотрит перед собой.) Ну не странно ли, в такое время и что приходит на ум? (Пауза.) Странно? (Пауза.) Но здесь все странно. (Пауза.) Как бы там ни было, благодарю и за это. (Пресекающимся голосом.) От души благодарю. (Опускает голову. Пауза. Вскидывает голову. Спокойно.) Склони и подними, склони и подними голову — и так во веки веков. (Пауза.) А дальше что? (Долгая пауза. Начинает складывать вещи обратно в сумку, последней кладет зубную щетку. Эта операция, прерываемая обозначенными в тексте паузами, сопровождается ее речью.) Пожалуй, сейчас еще рановато укладываться — далеко еще до ночи — (перестает прибираться, вскидывает голову, улыбка) — по старым меркам! — (улыбки как не бывало, снова принимается прибираться) — но я все равно начну — укладываться на ночь — потому что ночь вот — вот наступит зазвонит — звонок — и я скажу себе, Винни — уже недолго осталось ждать, Винни — вот — вот зазвонит звонок. (Перестает прибираться, поднимает голову.) Бывает так, что я ошибаюсь. (Улыбка.) Но не часто. (Улыбки как не бывало.) Бывает, уже виден конец — все дела — на этот день — переделаны, все слова пересказаны — пора бы ночи наступить, а дню не видно конца, конца краю не видно, и ночная пора не наступает, нет. (Улыбка.) Так бывает, но не часто. (Улыбки как не бывало.) Да, порой кажется, что звонок — вот — вот зазвонит, наступит ночь, и пора начинать укладываться — (жест) — и тут бывает так, что я ошибаюсь — (улыбка) — но не часто. (Улыбки как не бывало. Снова начинает прибираться.) Бывало, я думала — так вот, говорю, я, бывало, думала — что все эти вещи — если их сложить в сумку — слишком рано — сложить слишком рано — можно вынуть обратно — если возникнет необходимость — если они понадобятся — и так далее — и так без конца — сложить в сумку — вынуть из сумки — покуда звонок — не зазвонит. (Перестает прибираться, вскидывает голову, улыбка.) Но нет. (Расплывается в улыбке.) Не тут-то было. (Улыбки как не бывало. Снова 1 принимается прибираться.) Это, пожалуй, может показаться странным — ну то, как бы это сказать — то, что я сказала — вот-вот — (берет револьвер) — странным — (поворачивается положить револьвер в сумку) — не будь — (тянется положить револьвер в сумку, рука с револьвером застывает, она поворачивается лицом к залу) — не будь — (кладет револьвер направо, перестает прибираться, вскидывает голову) — здесь все так странно. (Пауза.) Куда как странно. (Пауза.) Никогда — никаких перемен. (Пауза.) И что ни день, все странней. (Пауза. Нагибается к взгорку, берет последнюю вещь, а именно щетку, поворачивается положить ее в сумку, но ее отвлекает возня Вилли. Она поворачивается назад и направо, смотрит на него. Пауза.) Наскучил своей ямой, маленький? (Пауза.) Что ж, понимаю тебя, как нельзя лучше понимаю. (Пауза.) Не забудь канотье. (Пауза.) Да, бывало ты ползал любо — дорого посмотреть, бедненький. (Пауза.) Да, так ли ты ползал, когда я в тебя влюбилась по уши. (Пауза.) На колени, миленький, встань на колени, и перебирай руками — вот так вот. (Пауза.) На колени! На колени! (Пауза.) Экое неудобство подвижность. (Следит глазами, как он выползает из-за взгорка к ней, вернее, к месту, где он находился в начале действия.) Еще полметра, Вилли, и ты уже дома! (Пауза: она следит, как он проползает последние полметра.) Хорош! (С трудом поворачивается лицом к залу, трет шею.) Так залюбовалась тобой, что шею свернула. (Трет шею.) Но ничуть об этом не жалею, ничуть! (Полуоборачивается к нему.) Знаешь, о чем я порой мечтаю? (Пауза.) О чем я мечтаю порой, знаешь, Вилли? (Пауза.) О том, чтобы ты перебрался на эту сторону, и я могла бы тебя видеть. (Пауза. Лицом к залу.) Я бы тогда совершенно переменилась. (Пауза.) Ты бы меня просто не узнал. (Полуоборачивается к нему.) Или перебирался на эту сторону от случая к случаю и хотя бы от случая к случаю радовал мои глаза. (Лицом к залу.) Но ты не можешь — я понимаю. (Опускает голову.) Понимаю. (Пауза. Поднимает голову.) Ну да ладно, во всяком случае — (смотрит на щетку, которую держит в руке) — уже вот — вот (смотрит на щетку) — зазвонит звонок.

Над склоном воздвигается затылок Вилли.

(Разглядывает щетку.) Натуральная… (поднимает голову)… Как там дальше?