Помоги проекту - поделись книгой:
– Старая Солдатская Клятва
– Потому что ее нельзя нарушать, – с легким раздражением закончил полковник. – Долго объяснять, а время не ждет. Т’гард, вы упускаете из виду одну деталь. Чтобы Старая Солдатская Клятва возымела истинную силу, недостаточно произнесения формулы. Необходимы некоторые аксессуары.
– Полагаю, этот аксессуар придаст ритуалу необходимую весомость, – сказал Кратов и сдернул с лежавшего на столе предмета, к которому вот уже несколько минут были прикованы выжидательные взоры эхайнов, тяжелый платок из жестких растительных нитей пополам с серебряными.
– Небеса и демоны! – не удержался Кьеллом Лгоумаа, слегка отшатнувшись.
Полковник же, напротив, с кряхтением восстал с дивана и, прихрамывая, подошел ближе.
– Какхангимархский Светоч, – промолвил он благоговейно. – Не думал, что снова увижу такое чудо… – Его взгляд вдруг омрачился. – Но кто доверил вам эту святыню, т’гард, кто позволил вывезти ее за пределы метрополии?!
– Вы, кажется, забыли, полковник, что я личный друг гекхайана, – сказал Кратов с подобающей надменностью. – Я поручился за ее сохранность собственной жизнью. И если Светоч для вас что-то значит, то и вы при его свете поручитесь своими жизнями.
– При его свете я за что угодно поручусь, – пробормотал капитан Лгоумаа.
Он выглядел растерянным.
– И в чем же мы должны поклясться? – спросил полковник Нарданд. – Что выполним то, за чем выдвинулись на Эхитуафл? Не стоило ради этого тревожить Светоч – мы солдаты, хотя и отщепенцы… нам такая работа в радость.
– Все проще, полковник. А может быть, и сложнее – как поглядеть. Вы поклянетесь, что будете защищать земную женщину, что отправится с вами в сердце Черной Руки, как эту святыню. Что прикроете ее от опасности огнем и железом, а понадобится – и своими телами. Что не позволите даже пыли пристать к ее ногам…
– Будет нелегко, – буркнул Сэтьятунд, ни к кому не обращаясь. – Пыль всегда найдет куда пристать. Да и железа у нас при себе нет вовсе.
– Это аллегория, мастер-сержант, – сказал полковник. – Знаете, что такое аллегория? Судя по вашей репутации, должны знать.
– Глупости, – проворчал Кьеллом Лгоумаа. – Мы и без того защищали бы ее как могли.
– Я помню ваше отношение к земным женщинам, – усмехнулся Кратов. – А вы помните, что я был от него не в восторге.
– С тех славных дней многое изменилось, т’гард…
– В иных условиях с готовностью поверил бы вам на слово. И, если что, с радостью наказал бы за вероломство. Но здесь не тот случай. Мне нужны более серьезные гарантии.
Кьеллом Лгоумаа открыл было рот, чтобы возразить, но полковник Нарданд веско припечатал ладонь к столешнице, кладя конец дискуссиям.
– Вы получите гарантии, т’гард, – сказал он. – У кого-нибудь есть огонь? Светоч надлежит возжечь.
– Тут, наверное, нужны какие-нибудь лучинки из драгоценного дерева… – неуверенно предположил мастер-сержант Сэтьятунд.
– Глупости, – повторил Кьеллом Лгоумаа. Все посмотрели на него. – Это солдатская реликвия, и клятва – Солдатская. Чем проще источник огня, тем угоднее Светочу.
Он достал из нагрудного кармана обычную пьезоэлектрическую зажигалку. Со второй уже искры внутри Светоча, сходного с продолговатой отверстой раковиной древнего моллюска, родился крохотный огненный язычок. Потянуло кисловатым дымком. С каждым мгновением огонь набирал силу, пока наконец не превратился в тугие переплетенные струи.
– Чем угодно… – прошептал сержант Омнунгор с восторгом и трепетом в голосе. – В чем угодно…
– Руки к пламени, – негромко потребовал полковник. – Вы тоже, т’гард… Кто произнесет формулу?
– Я же и произнесу, – сказал Кратов.
Ощущение было странным: огонь лизал его ладонь, но не обжигал, а словно бы проникал сквозь кожу и растекался вместе с кровью по жилам, согревая и несколько будоража, как добрый коньяк. Конечно же, то был не огонь, а некая оптическая иллюзия… но весьма умело устроенная. С религиозными реликвиями так всегда и бывало.
– Позвольте-ка, – сказал военспец Кырханг и тоже потянулся к Светочу.
– Вам не обязательно, – заметил полковник. – Вы не осуждены, вы не Черный Эхайн, да и вообще непонятно кто.
– Но я хочу, – сказал Кырханг. – Немного доброжелательного внимания мистических сил никому не помешает.
Кратов улыбнулся – про себя, чтобы не нарушать величие минуты. Как обнаружилось, многажды декларированный материализм Кырханга имел свои границы.
…«У нас все получится», – повторял он про себя слова, которыми желал убедить Эрика Носова, но вышло так, что более всего пытался урезонить самого себя. К тому же, эта мантра помогала ему гнать прочь простую и болезненную, как заноза в пятке, мысль: «Боже, что я творю!..»
4. «Текила-каберне» и другие растения
Дирк Оберт неспешно одолел половину пути, когда заметил патруль. Ему это не понравилось: встреча с капралом Даринуэрном сегодня не входила в его планы. Впрочем, капрала среди эхайнов не было, и они просто стояли на краю подернувшегося сине-зелеными всходами поля, огромные, как сторожевые башни, закованные в обычную свою броню, несмотря на зной, медленно, как и подобает башням, вращая головами. В сторону Оберта они даже не покосились. Он перевел дух и двинулся дальше.
На перекрестке к нему присоединился Тони Дюваль, в шортах и фуфайке с капюшоном. На загорелом лбу его поблескивали капельки пота.
– Как пробежался? – спросил Оберт.
– Неплохо, – сказал Тони. – Без компании скучновато. Я понимаю, конспирация, все такое, но просто говорю вам как есть. – Он тоже увидел эхайнов. – Вам не кажется, будто они что-то заподозрили?
– Если бы они что-то заподозрили, – усмехнулся Оберт, – мы все с самого утра сидели бы взаперти по своим хижинам, а старина Ктелларн по очереди вынимал бы из нас душу.
– Не такой уж он и монстр, – возразил Тони. – Вот только очень переживает, когда проигрывает в шахматы или в покер.
– Так он еще и в покер играет?! – поразился Оберт.
– Сейчас уже нет. Он плохо умеет скрывать эмоции, особенно когда приходится лгать без нужды.
– И на что же вы играли?
– Так… на пустяки, – уклончиво ответил Тони.
«Разумеется, пустяки, – подумал Оберт. – Наверняка вынудили бедолагу Ктелларна обучить их каким-нибудь приемам эхайнских боевых искусств или как пользоваться скерном. Так, из чистого любопытства. А он запутался в собственной лжи, устал изворачиваться и счел за благо отступиться вовсе». Они миновали дома Верпланков и Шмиттов, дошли до поворота и здесь разделились, чтобы не привлекать излишнего внимания, условившись встретиться уже на месте. Юношу эта нехитрая конспирация явно возбуждала, между тем как Оберт не на шутку нервничал. Он вообще никогда не любил рискованных предприятий и до сих не мог простить себе, что вообще отважился покинуть уютный, обжитой кабинет и пуститься в это нелепое и необязательное путешествие на Титанум, которое завершилось для него самым неприятным образом. Больше всего сейчас ему хотелось бы сделаться невидимым. Или на крайний случай мимикрирующим, как хамелеон. Командор Хендрикс, помнится, рассказывал про какую-то вполне себе гуманоидную расу, которая, однако же, наделена была выдающимися способностями сливаться с окружающей средой и даже подвела под эти свои природные дарования некий философско-религиозный фундамент… Но никаких серьезных неприятностей не приключилось, а мелкими неудобствами вроде ушибленного о скрывшуюся в траве кочку большого пальца можно было смело пренебречь. Слегка припадая на одну ногу, Оберт приблизился к стоящему на отшибе в рощице синих ктимокабрен домику.
Менее всего он ожидал застать там де Врисса, который сидел в тени на лавочке, бледный, осунувшийся, но вполне жизнеспособный и с таким видом, будто уже утомился ожиданием.
– Доброе утро, Винс, – сказал Оберт. – Какого черта вы здесь делаете? Если не ошибаюсь, доктор прописал вам постельный режим.
– Все едино этот доктор ничего не понимает в людях, – промолвил де Врисс. – Он скорее угробит меня, чем вылечит. К тому же, у меня ремиссия, и я хочу успеть принять участие во всех авантюрах, которые вы замыслили в мое отсутствие.
– Как мило с вашей стороны, что вы не залезли в дом без спросу, – съязвил Оберт.
Де Врисс не успел ответить в том же духе, потому что из-за угла дома, крадучись по стенке, будто киношный ниндзя, появился Тони Дюваль. Увидев де Врисса, юноша в растерянности вышел из образа и едва не упал, споткнувшись о торчащее из земли корневище.
– А вы-то здесь зачем? – спросил он грубовато.
– Не дерзите, молодой человек, – строго сказал де Врисс. – Быть может, я окажусь вам полезен.
– Полезен? Чем же?
– Но кто-то же должен остаться на страже, пока вы будете разбойничать внутри.
Тони не нашелся, что возразить, и лишь пожал мощными плечами.
– Я тут вспомнил, пока прохлаждался в ожидании вас, – сказал де Врисс. – Мы долго не умели правильно воспринимать эхайнскую речь на слух, с их лязгающей и щелкающей дикцией и падежными постфиксами. Поэтому довольно долго называли эти деревья «текила-каберне».
Оберт негромко засмеялся. Тони посмотрел на него, непонимающе хмурясь.
– Я тоже должен смеяться? – спросил он.
– Пока нет, – сказал де Врисс. – Когда вернемся, ты очень скоро поймешь, в чем тут кроется незатейливый юмор.
– Не «когда», а «если», – проворчал юноша. – И давайте уже приступим, а то скоро обед, а я не хочу пропустить вторую пробежку.
– Какой ты правильный, Тони, – сказал Оберт не то с иронией, не то с уважением.
– Должен же я как-то защищаться от рутины, – сказал тот, словно оправдываясь. – Если один день неотличим от другого, выбор невелик. Либо лежать пластом в своей берлоге, предаваясь пустым воспоминаниям, либо стать частью этой рутины. Мне-то вспоминать особо нечего.
– Насчет берлоги, – сказал де Врисс сердито. – Камешек в мой огород?
– Но ведь у вас нет огорода, – промолвил Тони недоумевающе, а Оберт снова засмеялся.
– Правильный и простой, – сказал он. – Только такие способны выжить в болоте повседневности.
– Вам не удастся меня обидеть, – с достоинством сказал Тони.
– Правильный, простой и величественный, – сказал Оберт и потрепал его по макушке. – Я иду первым, а ты прикрываешь.
– Что прикрываю? – снова не понял Тони.
– Его задницу, – пояснил де Врисс. – А я в случае чего трижды раздельно стучу в окошко.
На всякий случай Оберт толкнул запертую дверь. «Это я уже делал», – ехидно сказал за его спиной де Врисс. Тогда Оберт извлек из-за пояса короткий плоский брусок из безымянного эхайнского металла. «Ух ты! – негромко поразился Тони. – Где взяли?» Вместо ответа Оберт приналег на брусок – тот выгнулся, но не лопнул, а спружинил, – и отжал дверной замок, как и повсеместно, исполнявший сугубо декоративную функцию.
– И как мы вернем все в изначальное состояние? – озабоченно спросил Тони.
– Да никак, – проворчал Оберт, проходя внутрь.
Тони, озираясь и зачем-то пригнувшись, проследовал за ним.
– Нас заметят, – предупредил он.
– Непременно, – сказал Оберт. – И очень скоро. Кто научится обманывать эхайнские средства слежения, тот обретет весь мир… И потому нам следует спешить.
– Что мы ищем?
– Не знаю, – честно признался Оберт. – Доказательства.
– Доказательства чего?
– Не знаю, – повторил Оберт. – Возможно, того, что мы не сходим с ума. Или что мы существуем в реальности, а не являемся возомнившими о себе виртуальными образами. «Природа дала нам любознательность, чтобы возбудить деятельность нашего ума. Однако она вовсе не стремилась к тому, чтобы удовлетворение любознательности стало главной, еще менее – единственной целью его употребления»[3].
– У вас богатая фантазия, – сказал Тони саркастически. – Наверное, вы читали слишком много беллетристики.
– Я даже пытался ее сочинять, – усмехнулся Оберт. Тони воззрился на него с изумлением и ужасом, как на привидение. – Ты ведь не думал, дружок, что литераторы вымерли одновременно с динозаврами? Как это у меня… «В углу комнаты виднелся одинокий шкаф». Постыдно, правда? А самое постыдное… – Оберт на мгновение погрузился в воспоминания. – Так вот, самое постыдное – что я пытался ее преподавать. К моей чести будь сказано, только европейскую.
– Вы не это ищете? – спросил Тони, взяв с полки кристаллик в серо-белой оправке.
Оберт пригляделся.
– Это Библия, – сказал он. – Такая есть в каждом доме. И даже у эхайнов, как стало известно. Нет, определенно не это.
– Вы просто хотите их позлить, – сказал Тони с укоризной. – И выяснить, как далеко простирается их терпение.
– Но ведь ты меня защитишь, если что? – усмехнулся Оберт.
Юноша промолчал.
– Быть может, я хочу… – Оберт тут же поправился: – … мы хотим дать им понять, что мы не такие идиоты, какими кажемся.
– Это что-то изменит?
– Представления не имею.
Тони подумал, вертя в руках кристаллик.
– Капитан Ктелларн, несомненно, не считает вас идиотами, – сказал он. – Что бы вы о нем ни думали.
– В свете недавних открытий, – промолвил Оберт рассеянно, – я склонен полагать, что он принимает нас за растения. Вроде этих самых… «текила-каберне». За несколько более прихотливые, требующие бережного и постоянного ухода, безусловно ценные, но все же растения.
– Капитан Ктелларн, – сказал Тони, старательно артикулируя, – искренне огорчен болезнью де Врисса.
– Первого навигатора де Врисса, – поправил Оберт. – Уж будь последователен. Бери пример хотя бы с капрала Даринуэрна. Капрала круассаном не корми, а дай поименовать всякого полным титулом.
– Мы с капралом недавно спарринговали, – сказал Тони. – И он пропустил удар. И весь вечер выказывал мне различные знаки уважения.
– Без иллюзий на сей счет, мой мальчик, – промолвил Оберт. – Этот профессиональный убийца просто поддался.
– Вы же не поддаетесь, когда играете в шахматы с капитаном Ктелларном. Почему капрал Даринуэрн должен мне уступать?
– Потому что мы с эхайнами играем в разные игры, – проворчал Оберт.
Он присел возле стены и провел пальцем по едва заметному желобку, что тянулся от самого потолка и до пола.
– Как ты думаешь, куда он ведет? – спросил Оберт.
– У меня дома есть такой же, – сказал Тони. – Я не задумывался.
Поделиться книгой: