Помоги проекту - поделись книгой:
Визиты царя создавали картину близости царя, всей императорской семьи к народу и армии.
Вместе с тем утилизировался потенциальный ресурс репрезентационных акций: поездки Николая II ставили также задачу вдохновения, поощрения и направления патриотических усилий общества, прежде всего в деле оказания помощи раненым и членам их семей. При этом подчеркивалось, что все социальные группы, все сословия участвуют в решении этих задач. Так, в разных городах император посещал госпитали, организованные всевозможными общественными организациями (местное дворянство, дамские комитеты, земство, городское самоуправление, предприниматели, крестьяне). Особенно выделялась роль «первого» сословия: представители дворянства представлялись царю первыми, а дворянские лазареты Николай II посещал особенно часто, в официальном отчете нередко особенно упоминались госпитали, размещенные «в великолепных комнатах старинных дворянских собраний». Тем самым подчеркивались патриотизм и самопожертвование традиционной российской элиты, это должно было способствовать созданию атмосферы социальной и политической стабильности в стране. Состав депутаций и маршрут поездки царя по городу, выбор мест для посещения должны были продемонстрировать также единство всех народов империи, всех этнических и религиозных групп в борьбе против врага. Исключение, пожалуй, делалось для этнических немцев, составлявших немалую часть населения некоторых российских губерний, хотя в Екатеринославе ему представилась и делегация меннонитов, а в официальном отчете о поездке царя в Москву в конце 1914 года упоминалось о службе меннонитов в медицинских учреждениях. В то же время император и организаторы его поездок стремились создать образ монарха, покровительствующего всем подданным его империи, вне зависимости от их этнической и религиозной принадлежности, как видим, в некоторых случаях ему представлялись даже еврейские делегации.
Царь являл себя народу, а различные города и губернии, ревностно соревнуясь друг с другом, представлялись императору, демонстрируя свои особые усилия в деле патриотически-монархической мобилизации. Это проявлялось и в демонстрации Николаю II прекрасно оборудованных образцовых местных лазаретов, и в денежных сборах, передававшихся царю, и, наконец, в пышности и оригинальности тех церемоний, которые организовывались в честь императорского визита местными властями и общественными организациями. Подготовка к таким встречам государя требовала много времени и немалых затрат из местного бюджета.
Следующая поездка Николая II началась 21 октября 1914 года, в день его восшествия на престол. Император посетил Минск, Ставку Верховного главнокомандующего вблизи Барановичей, Холм, Луков, Седлец, Ровно, Люблин, крепость Ивангород, Гродно (там к царю присоединилась императрица), Двинск. 2 ноября царская чета возвратилась в Царское Село.
В Ровно Николай II вновь посетил госпиталь своей сестры великой княгини Ольги Александровны. Визит в крепость Ивангород, гарнизон которой отбил недавно германское наступление, в отличие от раннего импровизированного визита в крепость Осовец, тщательно готовился. Посещение императором фортов крепости, мест боев, массовых захоронений русских солдат описывалось корреспондентами разных изданий и фиксировалось фотографами. Этот визит особенно должен был способствовать поднятию боевого духа армии.
Царь направился и в поселения, пострадавшие от военных действий. В прессе отмечалось, что император посещал разрушенные католические соборы, особо оговаривалось, что костелы пострадали от огня вражеских орудий. Император беседовал со священниками, присутствовал на молебствиях, жертвовал деньги на восстановление католических храмов. В печати эти действия императора широко освещались. Так, например, в журнале «Огонек» была напечатана фотография, на которой изображались царь, лица его свиты, польский католический священник и гминный войт. На снимке ксендз почтительно указывал Николаю II на костел, разрушенный огнем неприятельской артиллерии227.
С уверенностью можно утверждать, что действия царя были важным эпизодом грандиозной пропагандистской борьбы, которая велась за сердца и умы российских католиков. И Россия, и Германия, и Австро-Венгрия в это время усиленно старались привлечь на свою сторону симпатии польского общественного мнения: населенные поляками провинции были важнейшим театром военных действий, а поляки сражались в рядах противостоящих друг другу армий. Соответственно немецкая и австрийская пропаганда не упускала случая напомнить о богатой трагическими событиями истории гонений католиков и униатов в России, а русские средства информации с возмущением сообщали о «кощунственном» уничтожении врагом костелов, изображений Христа, статуй святых и римских пап в Бельгии, Франции и, разумеется, в Польше. На фотографиях, публиковавшихся в русских иллюстрированных изданиях, демонстрировалось, как русские солдаты тщательно и бережно восстанавливают католические святыни, разрушенные врагом228.
Какие чувства испытывал царь, жертвуя деньги на восстановление католических храмов? В какой степени подобный «военно-полевой экуменизм» был вынужденным? Во всяком случае, царица не очень верила в религиозное примирение русских и поляков даже во время войны, она не испытывала никаких теплых чувств к своим подданным католикам: «Нельзя доверять этим полякам – в конце концов, мы их враги, и католики должны нас ненавидеть», – писала она императору 23 сентября, еще до посещения Николаем II разрушенных костелов и католических святынь229.
18 ноября император отправился в новое большое путешествие, которое заняло почти месяц. Вновь царица написала Николаю II особое письмо накануне его отъезда, вновь она выражала уверенность в том, что поездка царя окажет благотворное воздействие на посещаемые им местности, ссылаясь на этот раз и на важное для нее мнение Распутина: «…сей радость кругом себя, придай всем твердости и утешь страждущих! Ты всегда приносишь с собой
Официальная пропаганда рассматривала поездки Николая II как центральный, ключевой момент процесса монархически-патриотической мобилизации: «Получается грандиозная картина титанической войны, где САМ ЦАРЬ вдохновлял Своим присутствием одних, являл нравственную поддержку для других, облегчал страдания третьих, и вся народная масса тянулась за “Работником за всех”»231.
Схожий язык использовали и лица, встречавшие императора, они уверяли его, что его торжественный визит отвечает насущным потребностям общественной мобилизации. Образцом монархически-патриотической риторики можно считать слова тверского предводителя дворянства, приветствовавшего царя в апреле 1915 года: «Светлым праздником искони было для всех городов и всей державы Ваше царское посещение. Но в грозный час народных бедствий общение с Царем не только великая радость, но и насущная потребность. Предстать в такой день пред Ваши, Государь, очи – значит приобщиться ко всей неодолимой мощи Государства Российского»232.
Вернемся к визиту императора, начавшемуся в ноябре 1914 года. Сначала он вновь посетил Ставку, а затем отправился в Смоленск. Императорский поезд обгонял воинские эшелоны, спешившие на фронт. Поезд Николая II не останавливался, но и глубокой ночью и ранним утром в императорском поезде были слышны громкие крики «ура»: войска приветствовали своего государя. Затем царь посетил Дорогобуж, Тулу, Орел, Курск, Харьков, Ростов-на-Дону, Екатеринодар, Дербент, Баладжары, Баку, Тифлис, Карс, Саракамыш, Меджингерт, Александрополь, Елисаветполь, Владикавказ, Ростов-на-Дону, Новочеркасск, Воронеж, Тамбов, Рязань, Москву. Затем император вновь посетил Ставку Верховного главнокомандующего, Гавролин, Ново-Минск и Седлец. В трех последних пунктах император провел смотр полкам своей гвардии. Он вернулся в Царское Село 16 декабря, это был самый продолжительный его визит за годы войны.
Представление делегаций царю стало порой сопровождаться передачей денежных сумм, жертвуемых на нужды раненых и их семей. Так, в Харькове Совет съезда горнопромышленников Юга России в ознаменование визита императора ассигновал один миллион рублей. Такое большое пожертвование влиятельной предпринимательской организации было, однако, исключительным, обычно жертвовались меньшие суммы.
Посещение Саракамыша и особенно Меджингерта имело особое значение для императора, оно было связано с известной опасностью – в тылу русских войск активно действовали враждебные отряды курдов. Разумеется, были приняты необходимые меры безопасности, путь царя в горах охраняли специально для этого выделенные войсковые части. Однако этот эпизод был психологически необычайно важен для царя, представлял он и очевидную пропагандистскую ценность. Рассматривался вопрос о награждении Николая II за эту поездку боевым орденом Св. Георгия, однако соответствующее решение на этом этапе так и не было принято233.
Задним числом официальная пропаганда преувеличивала и значение визита императора, состоявшегося накануне наступления турецкой армии, и ту опасность, которой Николай II подвергал себя. Официальный «летописец» царя генерал Дубенский впоследствии отмечал:
При такой обстановке посещение ЕГО ВЕЛИЧЕСТВОМ Меджингерта превращается как бы в смелый осмотр той местности, тех путей сообщения, которые через несколько дней сделались ареной героических подвигов наших войск.
Потом подтвердилось, что когда автомобили с Русским ЦАРЕМ и ЕГО Свитой неслись от Саракамыша к Меджингерту по этой красивой, дикой, горной местности, то там вблизи шоссе, в ущельях и на горах, действительно скрывались и курды, и турецкие передовые части, производившие рекогносцировку местности на путях к Саракамышу при участии германских офицеров234.
Вряд ли визит царя можно хоть в какой-то степени назвать настоящим осмотром театра военных действий, но, очевидно, эта поездка способствовала подъему боевого духа войск, никак не ожидавших видеть Николая II на далеком фронте.
В Воронеже к императору присоединилась императрица со старшими дочерьми, великими княжнами Ольгой и Татьяной. Дальнейшее путешествие они уже совершали вместе. В Москву же приехали наследник и младшие дочери царя. Из Москвы императрица с детьми отправились в Царское Село, последнюю часть путешествия, поездку на фронт царь совершал без них.
На часть современников визиты императора производили большое впечатление. Местные власти проявляли немалую энергию и изобретательность, чтобы придать визиту царя в их город особое своеобразие, несмотря на непременное сохранение обязательных его составляющих. Современник так описывал приезд Николая II в Одессу 14 апреля 1915 года:
Широкая дорога была украшена флагами, зеленью, но наибольший наряд придавали улицам бесконечные цепи учащихся с цветами и флагами и многочисленная нарядная толпа. Все балконы, все окна были усеяны публикой. На деревьях сидели мальчуганы. Все учащиеся, корпорации были уставлены по одну сторону улицы, войска – по другую. Царский кортеж двигался тихо, тихо и ему навстречу летел целый дождь цветов. Гремела музыка, неслось оглушительное ура и звон колоколов, напоминавший Москву235.
В частной переписке, освещающей визиты царя, порой встречаются те же самые слова, которые можно найти и в монархических изданиях. Впрочем, порой визиты императора провоцировали оскорбления в его адрес. Местную жительницу, турецко-подданную немку М. Мель, обвиняли в том, что она так отозвалась о посещении императором Екатеринодара: «… видела и я вашего Императора, какой-то он замученный – наверно, испугался Вильгельма»236. Правда, жандармы, расследовавшие дело об оскорблении царя, высказали предположение, что доносители-коммерсанты желали таким образом устранить Мель, которая была их конкуренткой. Однако донос, очевидно, передает какие-то настроения разочарования, оставшиеся после визита Николая II у местных жителей: нередко ожидания многих монархистов, желавших увидеть царя, не были оправданы, с их точки зрения, он выглядел недостаточно величественно.
Ставропольская крестьянка, находившаяся в Екатеринодаре во время посещения города императором, также без особого почтения вспоминала этот визит: «Он не раненых посещал, а был целых два часа в б……м институте. Он такой же дурак, как Лукашка шестипалый, у Него голова с мой кулачок, у Него мозги совсем не работают»237. Очевидно, посещение царем во время визита в Екатеринодар Кубанского Мариинского женского института вызвало негодование обвиняемой (в действительности Николай II посетил и несколько городских больниц).
Когда же харьковский приказчик узнал, что ввиду предстоящего визита императора в город решено украсить витрину магазина парадным портретом императора, то он сказал в присутствии свидетелей: «Едет кровопивец, а вы наводите суету»238. Можно предположить, что какая-то часть современников полагала, что немалые расходы, связанные с торжественным приемом императора в посещавшихся им городах, являются чрезмерными и несвоевременными.
Действительно, подготовка к встречам императора поглощала немало ресурсов. Порой свидетельства этого встречаются и в официальных пропагандистских изданиях. Генерал Дубенский, «летописец» императора, так характеризовал обстановку в Тифлисе накануне высочайшего визита: «Жители, забросив повседневные работы, отдались исключительно делу приготовления встречи ЦАРЯ». Действительно, в столице края сделано было немало: сооружались триумфальные ворота, развешивались гирлянды зелени, множество ковров и кусков материи, соответствующих цветам национального флага, красиво переплетаясь, создавали яркую картину необычайного убранства. Москва же, по свидетельству официального издания, «более недели» готовилась к встрече императора, возвращавшегося из поездки по Кавказу239. Можно предположить, однако, что не все тифлисцы и москвичи радовались тому, что они были оторваны от своих повседневных дел, а ресурсы городской казны используются во время войны подобным образом.
Немало времени и средств было потрачено и в других городах, посещавшихся императором. Порой же люди считали, что посещения императором провинциальных центров являются бесполезной для него тратой времени, уклонением царя от своих непосредственных профессиональных обязанностей. Жительница столицы Кавказа заявила: «Вот дурак, приехал в Тифлис гулять, а Вильгельм не гуляет, он дело делает, берет русские города, возьмет Варшаву, возьмет другие города»240.
Не всегда отношение к визиту царя было однозначным, порой восхищение императором сочеталось с осуждением поведения его окружения. Житель Тифлиса писал: «Своим приездом Государь многое сделал. Народ благоговеет перед ним, все поголовно очарованы, на всех он произвел самое отрадное и чудное впечатление. <…> Жаль, и даже очень, что такой Государь окружен далеко не симпатичными людьми»241. Таким образом визит царя подтверждал в данном случае слухи о «плохих советниках царя», которые были распространены даже в монархической среде.
Новое путешествие царь также начал с посещения Ставки (он прибыл туда 23 января 1915 года). 26-го император поехал в Ровно, где он вновь посетил госпиталь великой княгини Ольги Александровны. Фотография, запечатлевшая посещение Николаем II этого лазарета, получила широкое распространение. Оттуда император отправился в Киев, Полтаву, Севастополь, Екатеринослав, 1 февраля он вернулся в Царское Село.
Документы, сохранившиеся в архивных фондах Киевского жандармского управления и управления попечителя Киевского учебного округа, позволяют составить некоторое представление об организации царского визита в этот город. Начальник Юго-Западных железных дорог заведомо узнал по своим каналам о предстоящем посещении города императором, об этом он доверительно проинформировал губернатора. Уже 17 января последний собрал частное совещание, на котором помимо самого губернатора и начальника железных дорог присутствовали также губернский предводитель дворянства, председатель губернской земской управы, начальник жандармского управления, исполняющий обязанности городского головы и полицмейстер. На совещании был намечен план и график посещения Киева царем, в значительной степени этот план и был осуществлен. Однако в него были впоследствии внесены и отдельные изменения, очевидно, это было связано с некоторыми соображениями безопасности, окончательный маршрут поездки царя должен был известен ограниченному кругу лиц. Различные ведомства развили лихорадочную деятельность, так, 24 января попечитель учебного округа провел совещание руководителей учебных заведений, обсуждались вопросы организации встречи. Между тем жандармы провели аресты лиц, подозреваемых в принадлежности к революционным партиям (можно предположить, что повальные аресты такого рода не способствовали профессиональной оперативной работе). Проверялись и служащие, медицинский персонал, больные и раненые тех лазаретов и госпиталей, которые предполагал посетить император (среди них были выявлены люди, совершавшие ранее государственные преступления, в том числе и несколько лиц, осужденных в свое время за оскорбление царя). Полицейские же приступили к проверке гостиниц, меблированных комнат, постоялых дворов, трактиров, чайных, подозрительных квартир, выявляя всех сомнительных лиц. Особое наблюдение было установлено за квартирами германских, австрийских и турецких подданных, а 27 января, в день царского визита, проверялись квартиры всех иностранцев, живущих в Киеве. Полицейские «освещали» всех лиц, живущих в районе 100-саженной полосы вдоль железной дороги. За заборами же городских построек по пути возможного проезда императорского кортежа были установлены посты городовых, которые наблюдали за тем, чтобы там не собирались лица, которым воспрещалось выходить на улицу во время высочайшего проезда. Визит царя потребовал и приведения в порядок городских путей, секретный приказ по киевской полиции гласил: «Так как теперь выяснилось, что места посещения Его Императорского Величества неизвестны, предлагаю произвести уборку улиц по всему городу». В 7 часов утра 27 января на свои посты заступили околоточные надзиратели, городовые и конные полицейские, их точная численность и места расположения тщательно определялись приказами. Полицейские не допускали движения ломовых извозчиков, а также тех автомобилей и экипажей, владельцы которых не имели специальных билетов на шапках. Было прекращено всякое трамвайное движение по пути возможного следования царя. Для пересечения улиц пешеходами были установлены специальные пропускные пункты. На одной стороне улиц располагались выстроенные войска гарнизона, на другой – учащиеся высших и средних учебных заведений, предводительствуемые своими наставниками. За ними лицом к «обычной» публике стояли полицейские. Городовые следили за тем, чтобы публика не разгуливала по тротуару, а стояла на месте, лица с узелками, свертками и «всякими ношами» не допускались242.
Заблаговременно на улицах города выстраивались войска, школьники и студенты. Распоряжения строго определяли количество учащихся определенных учебных заведений, число сопровождавших их преподавателей и служителей, место построения. Зима была холодной, поэтому учащимся рекомендовалось обернуть ноги газетной бумагой, а в случае особенно сурового мороза школьники младших классов и учащиеся слабого здоровья могли быть освобождены от участия во встрече императора243.
Перечисление даже части мероприятий, предшествовавших визиту царя, дает представление о масштабах подготовки к встрече царя, о тех организационных усилиях и материальных затратах, которые ей сопутствовали.
Посещение Киева во многих отношениях напоминало и визиты в другие города – делегации, молебен в главном соборе города, визиты в лазареты. Как и при посещении ряда других городов, участники встречи награждались – так, учащиеся всех учебных заведений Киева на три дня освобождались от занятий244.
Посещение же Екатеринослава имело некоторые особенности. Император не мог не осмотреть Запорожский музей, известную местную достопримечательность, но значительную часть времени царь уделил посещению гигантского Александровского Южно-русского завода (уже ранее, 21 ноября царь был на Тульском оружейном заводе, однако тот визит не был столь продолжительным). Император осмотрел цеха, наблюдал за производством, слушал пояснения администрации и инженеров, беседовал с рабочими. У доменных печей мастеровой, когда подошел император, направил огненный ручей чугуна по нарочно сделанной форме; и, шипя раскаленной массой и сверкая искрами, в начавшихся сумерках заблестели слова – «БОЖЕ ЦАРЯ ХРАНИ».
И в последующие свои визиты царь заезжал на крупные промышленные объекты, уделяя подчеркнуто много внимания их осмотру. Можно предположить, что возрастающая потребность в индустриальной мобилизации на нужды войны повлияла на выбор маршрутов путешествий царя и организацию его визитов.
25 февраля император с однодневным визитом посетил Гельсингфорс, очевидно, царь просто не мог посетить главную базу Балтийского флота, к этому времени он уже объехал штабы всех фронтов, посетил и Севастополь. Впервые за время своего правления император прибыл в столицу Великого княжества Финляндского. Отношение же финского общества к своему монарху, царствование которого было ознаменовано существенным усилением русификации края и наступлением на его права, было, по меньшей мере, неоднозначным. Приближенные Николая II высказывали некоторые опасения по поводу этого визита. В целом они оказались необоснованными. Прибытие царя вызвало бесспорный интерес у жителей Гельсингфорса, хотя их реакция была более холодной по сравнению с приемом царю, оказанным населением городов империи, посещавшихся ранее императором. Правда, официальное издание отмечало, что войска, учащиеся и население приветствовали государя громкими криками ура, но солдаты, матросы и школьники кричали, разумеется, по команде. Реакция же местного населения была иной: «Масса народа заполняла путь, но ура не кричали», – вспоминал генерал Спиридович. Холодность населения местные чиновники объясняли давними традициями, сложившимися веками под воздействием сурового климата Финляндии. «Кто хотел – верил», – писал впоследствии Спиридович. Правда, при отъезде царя имела место стихийная манифестация, инициированная местными русскими, к которой присоединились и некоторые финны245. Но вряд ли реакция финнов объяснялась только особенностями национального характера. Так, большинство делегаций, приветствовавших царя на вокзале, никак не упомянули войну, которую вела Российская империя. Это было явной демонстрацией, намеренно подчеркивающей совершенно особый статус Финляндии. В целом, однако, визит Николая II в столицу Великого княжества прошел на удивление неплохо.
28 февраля царь вновь прибыл в Ставку Верховного главнокомандующего. Затем он посетил Белосток, Остроленку, Ломжу. После этого он вернулся в Ставку. Очевидно, уже в ходе визита царь менял маршрут своей поездки, стремясь чаще посещать боевые части. Генерал Янушкевич, начальник штаба Верховного главнокомандующего, писал военному министру генералу Сухомлинову: «Куда поедет государь, еще не известно. Очень хочет ближе к шрапнели»246.
Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич вновь стремился ограничить поездки царя в армию. Это пробуждало подозрения царицы, император пытался ее успокоить: «Мне кажется, ты думаешь, что Н. удерживает меня из удовольствия не давать мне двигаться и видеть войска. В действительности это совсем не так». Далее царь объяснял невозможность посещения ряда армейских корпусов необходимостью спешной переброски войск247.
В Ставке Николай II оставался, ожидая вести о падении Перемышля, осаждавшегося российскими войсками. Наконец 9 марта поступили известия о том, что вражеская крепость пала. Состоялось торжественное молебствие в походной церкви. Затем император возвратился в поезд, проходя между шпалерами приветствовавших его войск. 11 марта царь отправился в Царское Село.
Очевидное пропагандистское значение имело посещение Николаем II и Путиловского завода 31 марта. Он пробыл там три с половиной часа, посетил все мастерские, беседовал с рабочими, которых благодарил за то, что они исполняли срочные заказы даже во время религиозных праздников248. И этот визит также должен был способствовать решению весьма актуальной в то время задачи – мобилизации промышленности. Как и в других случаях, организация визитов царя должна была сигнализировать обществу о наиболее актуальных общественных проблемах.
4 апреля царь снова отбыл в Ставку. Среди проблем, которые император, чины его свиты напряженно обсуждали в штабе Верховного главнокомандующего, был вопрос о царском визите в Галицию, занятую русскими войсками. Между окружением Николая II и чинами Ставки, самим Верховным главнокомандующим возникли серьезные разногласия по этому поводу, порой дискуссия проходила весьма остро.
Против посещения царем Галиции выступал Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич. Противником поездки царя был Распутин, некоторые сомнения высказывала и царица. Во всяком случае, она была категорически против того, чтобы в Галицию Николая II сопровождал Верховный главнокомандующий: «Но меня беспокоит твоя мысль о поездке во Л[ьвов] и П[еремышль], не рано ли еще? Ведь настроение там враждебно России, особенно во Л[ьвове]. Я попрошу нашего друга особенно за тебя помолиться, когда ты там будешь. Прости мне, что я это говорю, но Н[иколаша] не должен тебя туда сопровождать – ты должен быть главным лицом в этой первой поездке. Ты, без сомнения, сочтешь меня старой дурой (old goose), но если другие об этом не думают, то приходится мне. Он должен оставаться и работать, как всегда. Право, не бери его, ведь ненависть против него там должна быть очень сильна, а твое присутствие обрадует всех любящих тебя»249.
Великий князь Николай Николаевич не смог отстоять свою точку зрения, и, хотя он решил сопровождать императора во время посещения Галиции, современники отмечали плохое расположение его духа250.
Наконец 9 апреля император прибыл на галицийскую землю. Он совершил продолжительный автомобильный переезд. Во время остановок царь посещал братские могилы русских солдат, слушал пояснения военачальников.
Важным элементом визита стало посещение Львова, столицы края. Многие городские дома были разукрашены, на улицах были установлены триумфальные арки, везде были развешены русские национальные флаги, на улицах толпились львовяне: «Казалось, все население вышло приветствовать русского царя», – писал один из приближенных императора. Помимо горожан на улицах было немало жителей окрестных деревень в живописных костюмах, некоторые крестьянские депутации пришли издалека со знаменами своих организаций.
Вечером во дворце генерал-губернатора начался торжественный обед. Между тем перед дворцом собралось много жителей, пришедших со знаменами, певших русский гимн и песню галичан «Пора за Русь святую». Царь вышел на балкон, он был встречен овацией, продолжавшейся четверть часа, звучал русский гимн, перед царем склоняли знамена галичан. Царь провозгласил: «Спасибо за прием. Да будет единая, могучая, нераздельная Русь». Эти слова, фактически торжественно провозглашавшие аннексию края, были покрыты громкими криками ура.
К описанию этой картины умилительной встречи императора с народом новой провинции Российской империи следует подходить осторожно. Вряд ли энтузиазм манифестантов отражал настроение всех львовян и тем более всех галичан. Однако, очевидно, не следует ставить под сомнение ни масштаб этой встречи, ни искренность настроения многих ее участников.
Эмоциональное отношение местных жителей к этому визиту весьма растрогало Николая II. В официальном издании также выделялся особый интерес населения края к визиту императора:
Но, что всего удивительнее, местное население также приняло весьма горячее участие в русских торжествах. Еще с утра весь город разукрасился флагами, со всех сторон из-под окрестных селений потянулись толпы народа, желая приветствовать прибытие Русского Царя. Весь город словно преобразился, и на лицах местных жителей, по преимуществу галичан-словаков, был тот же неподдельный, нескрываемый восторг, что и у русских251.
Интересно, что «летописец царя» был удивлен поведением галичан. Можно предположить, что и в окружении императора не все официальные лица ожидали подобной манифестации. Возможно, многие жители Львова и его окрестностей руководствовались простым любопытством, но посещение города стало важным политическим событием, за которым наблюдали в России. Благодаря кинохронике и многочисленным фотографиям страна могла не только прочитать об этом событии, но и увидеть его.
На следующий день император отправился в Самбор. По дороге царь посетил санитарный поезд, он обошел все вагоны, беседовал с ранеными. В Самборе Николая II встречал герой боев в Галиции генерал А.А. Брусилов, который почтительно поцеловал руку императора. В присутствии царя состоялось награждение героя недавних сражений: прапорщику Шульгину, особенно отличившемуся в боях, были вручены сразу три Георгиевских креста. Во время завтрака император поздравил Брусилова генерал-адъютантом и лично передал ему погоны и аксельбанты.
По пути, на песчаном берегу Днестра царь произвел смотр прославленным войскам 3-го Кавказского корпуса, командовал которым генерал В.А. Ирманов, герой Порт-Артура. Особое внимание было уделено Апшеронскому полку, солдаты которого со времен Семилетней войны имели особое отличие, сапоги с красными отворотами – согласно полковой легенде, апшеронцы во время одной из битв стояли по колено в крови. Военные условия не позволяли апшеронцам соблюдать их традиционную полковую форму, но они обернули голенища своих сапог кумачом.
Генерал Спиридович вспоминал:
В одном месте тяжелый царский автомобиль зарылся в песок, завяз. Великий Князь дал знак рукой, и в один миг солдаты, как пчелы, осыпали автомобиль и понесли его как перышко. Люди облепили кругом, теснились ближе и ближе, глядели с восторгом на Государя. Государь встал в автомобиле и, смеясь, говорил солдатам: «Тише, тише, ребята, осторожней, не попади под колеса». «Ничего, Ваше Величество, Бог даст, не зашибет», – неслось с улыбками в ответ, и кто не мог дотянуться до автомобиля, тот просто тянулся руками к Государю, ловили руку Государя, целовали ее, дотрагивались до пальто, гладили его. «Родимый, родненький, кормилец наш, Царь-батюшка», – слышалось со всех сторон, а издали неслось могучее у-рр-аа, ревел весь корпус. Картина незабываемая252.
Об этом колоритном эпизоде сообщало, разумеется, и официальное издание253.
Награждение героев, посещение прославленных отборных боевых частей – все это были важные элементы «сценария власти», который особенно импонировал русскому императору. Такой он хотел видеть свою армию, таким он хотел быть увиденным страной. Однако великий князь Николай Николаевич, который был противником визита в Галицию, не скрывал своего плохого настроения254. Очевидно, он предчувствовал, какой силы вражеский удар придется испытать вскоре этим знаменитым полкам русской армии.
Официальное издание оптимистично утверждало, что посещение войск оказало чудодейственное воздействие на солдат: «Сила воодушевления русского войска растет почти бесконечно, при виде Своего ЦАРЯ, Своего Державного Повелителя, Своего Помазанника Божия, и нет тех преград, которые не сломит наше Христолюбивое воинство, когда Сам ГОСУДАРЬ благословляет свою рать на бой»255.
Важным эпизодом путешествия было посещение крепости Перемышль. Многочисленные фотографии запечатлели императора и великого князя, осматривавших мощные укрепления, разрушенные русской тяжелой артиллерией; военачальники, руководившие осадой мощной австрийской крепости, давали им пояснения.
Затем царь покинул Галицию и простился с великим князем, возвратившимся в Ставку. Перед своим отъездом император пожертвовал десять тысяч рублей нуждающемуся населению Львова и три тысячи рублей населению Перемышля. Действия подобного рода нетипичны для царских визитов в губернии империи. Можно предположить, что такими жестами Николай II стремился особенно подчеркнуть свое расположение к населению края, симпатии которого он стремился завоевать. В отчетах о пребывании императора во Львове специально указывалось, что во время следования императора по улицам «населению были предоставлены беспрепятственный доступ и возможность видеть Государя». В ходе визита важно было продемонстрировать, что галичане доброжелательно относятся к русским войскам и русскому царю. Военный генерал-губернатор оповестил население края и, особенно, жителей Львова о благодарности императора за радушный прием. Особо подчеркивалось, что на путях следования Николая II царил образцовый порядок, который «поддерживался самими местными жителями»256. Последнее утверждение, разумеется, никак не соответствовало действительности, генералы, отвечавшие за охрану царя, серьезно опасались за его безопасность в ходе этого визита, возможно, для этого имелись серьезные основания. Неудивительно, что в Галиции были предприняты полицейскими и военными властями чрезвычайные меры для охраны императора. Однако официальное упоминание о том, что само население Галиции защищает и охраняет русского царя, было необычайно важно в политическом отношении, оно должно было служить доказательством русского характера аннексируемого края.
Визит императора в Галицию должен был стать важнейшим элементом кампании патриотической мобилизации. Русская печать уделяла этому визиту большое внимание. Показательны заголовки популярных изданий: «Государь Император во вновь завоеванной Червонной Руси»; «Торжество Червонной Руси»257.
Российская военная газета, издававшаяся во Львове, опубликовала в день приезда императора приветственные стихи:
Образ освобожденной страны, приветствующей своего «истинного» государя, использовался и в других изданиях. Автор «Нового времени» писал: «Православный Царь посетил свою отчину и дедину, в течение семи веков оторванную от России и наконец отвоеванную подвигом народной рати. …родовую землю Русского народа посетил Царь и ввел Россию во владение ее исконным достоянием». В другой статье, опубликованной в том же издании, значение визита императора оценивалось более откровенно: «Еще до аннексии завоеванной новой земли все почувствовали, что вековые оковы навеки пали и началась заря возрождения Галичины». О фактической аннексии Галиции, символом которой была поездка царя, писал и другой автор той же газеты: «…прибытие Государя Императора во Львов является актом воссоединения многострадальных червенских городов». Автор же русской газеты, выпускавшейся во Львове, призывал выйти на новые рубежи, надежно защищающие присоединенную провинцию: «С каждым днем наши доблестные войска идут все дальше и дальше, и близок час, когда карпатский хребет встанет как часовой на границе Русской империи». Автор «Нового времени» предлагал не ограничиваться и этими территориальными приобретениями, визит царя, по его мнению, станет сигналом для новых завоеваний: «С прибытием Государя Императора во Львов Галицкая Русь испытывает такое чувство, как будто после многовекового ненастья густой мрак черных туч, нависших над нею в длинный период лихолетья, был, наконец, пронизан ярким лучом солнца, обещающего бесповоротную победу весны над зимней тьмою, и впереди теплые, лазурные, счастливые дни… окрылят наших чудо-богатырей на новые подвиги в Карпатах для того, чтобы скорее получили заслуженную свободу попираемые ныне врагом Русь “Зеленая”, буковинская и Угорская Русь за высокими Карпатскими горами»259.
Патриотически настроенные поэты также воспевали визит царя, служивший знаком присоединения края к империи. Автор русской газеты, выпускавшейся во Львове после занятия города российскими войсками, писал:
Образ царя, приезжающего в «свой» город, пробуждающего своим визитом истинный характер края, рисовали и столичные поэты:
Другой поэт также восхвалял императора:
Новые подданные российского императора, по мнению монархистов, также должны были с волнением пережить праздник единения царя и народа. Русская газета, выходившая во Львове, писала: «И когда великое единение народа и царя, мечта каждого честного русского человека становится явью, и как молниеносная искра зажигает веру в будущее отчизны»262.
Энтузиазм части общественного мнения, восторженно оценившего поездку царя в славянскую провинцию, занятую русскими войсками, свидетельствовал о том, что эта акция на какое-то время способствовала росту популярности императора. Однако некоторые источники описывают совершенно иначе восприятие обществом посещения Галиции. Французский посол записал в своем дневнике:
Все были поражены тем безразличием, или скорее той холодностью, с которой императора встречали в армии. Легенда, сложившаяся вокруг императрицы и Распутина, нанесла серьезный удар по престижу императора среди солдат и офицеров. Никто не сомневается, что измена нашла приют в царскосельском дворце и что дело Мясоедова – доказательство реальности всех этих подозрений. Недалеко от Львова один из моих офицеров подслушал следующий разговор между двумя поручиками:
– О каком Николае ты говоришь?
Конечно о великом князе! Тот другой – просто немец!263
Возможно, что источники информации М. Палеолога были весьма пристрастны, нельзя исключать и возможность того, что и сами его дневники при публикации подверглись существенному редактированию автором либо публикатором. Однако наверняка слухи о Распутине, об измене во дворце, подтверждаемые, казалось бы, делом Мясоедова, сфабрикованным Ставкой, снижали пропагандистское значение посещения царем Галиции.
Завершив свой визит в Галицию, Николай II посетил Проскуров, Каменец-Подольск, Одессу, Николаев, Севастополь. 20 апреля император осмотрел Брянские заводы, а затем проехал через Тверь в Царское Село.
Можно предположить, что сценарий царских визитов после поездки в Галицию был несколько скорректирован, большее внимание уделялось непосредственному общению царя с «простым народом». Так, если ранее на железнодорожные платформы для встречи императора допускались только специально организованные группы (заранее подобранные депутации, военнослужащие во главе со своими командирами, учащиеся, находящиеся под пристальным наблюдением своих наставников), то теперь разрешали появляться и «простой публике». Ответственность за соблюдение порядка во время этих встреч возлагалась на чинов железнодорожной жандармской полиции.
Впервые встреча такого рода состоялась на станции Здолбуново 12 апреля 1915 года. На следующий день, 13 апреля, непосредственное общение императора с народом получило новую форму. Во время переезда из Проскурова в Каменец-Подольск царский автомобильный кортеж остановился в лесу для завтрака. Остановка большого числа машин привлекла внимание местных крестьян, работавших на полях. Охрана царя установила селян в определенном порядке, после завтрака Николай II подошел к местным жителям, стал их расспрашивать. После этого крестьян пожаловали серебряными часами. Благодарные местные жители упали на колени, начали целовать одежду и руки царя. Сконфуженный император стал поднимать коленопреклоненного старика, однако этой встречей он остался необычайно доволен. Показательно, что и в официальном издании, освещавшем поездки царя, приведены фотографии, запечатлевшие и раздачу часов, и крестьянина, стоявшего на коленях. Автор также счел нужным подчеркнуть изменение самого характера встречи царя и народа во время этих визитов: «И, надо правду сказать, дивную прелесть настоящих поездок ГОСУДАРЯ по России составляет именно полная их простота и доступность. Всякий может видеть ЦАРЯ, и многие даже слышат Его голос. Это большое счастье для народа»264.
Показательно, что при описании визитов в города в официальных сообщениях стали всячески подчеркивать непосредственную, стихийную реакцию «простого народа». Так, например, приезд царя в Николаев 15 апреля описывался в следующих выражениях: «По улицам народ не только стоял, но он бежал за ЦАРЕМ, восторженно крича ура, с глубоким душевным волнением выражая радость при виде ГОСУДАРЯ». Генерал Спиридович, отвечавший за охрану царя, вспоминал посещение этого города: «Население встречало Государя попросту, по-провинциальному. Ему не только кричали ура и махали платками и шапками, но за ним и бежали. Казалось, двигалась вместе вся улица. Попросту. Бежали и мои охранники. Народ стоял на заборах, на крышах низких домов, сидели на деревьях и размахивали оттуда шапками». Можно, впрочем, с уверенностью предположить, что местные власти заведомо получили инструкции, допускавшие подобные формы проявления спонтанного народного энтузиазма.
Визит в Николаев, важнейший центр судостроения, позволил продемонстрировать воюющей стране и другие образцовые формы единения царя и народа. Когда Николай II прибыл на Русский завод, то там его наряду с председателем правления завода и другими начальствующими лицами приветствовал и рабочий Белый (в официальном отчете специально указывалось – «простой рабочий»). Поднеся царю хлеб-соль, Белый заявил: «Мы верим, что наши труды не пропадут даром, и Россия узрит на Святой Софии, в Константинополе, православный крест вместо мусульманского полумесяца». Николай II вручил «простому рабочему» серебряные часы и, принимая царский подарок, Белый поцеловал руку императору. При этом начальствующие лица сообщили царю, что Белый не является все же совершенно «простым рабочим», директор завода сказал: «Вот как люди меняются, в 1905 году это был самый яркий агитатор». Один чин царской свиты сообщил, что Белый был социал-демократом. Интересно, что в официальном пропагандистском издании о сложном политическом прошлом «простого рабочего» не упоминалось, не писалось и о том, что он поцеловал царю руку. На публиковавшейся фотографии видно, что левый рукав тужурки Белого украшает повязка, очевидно, цветов национального флага265. Во всяком случае, патриотически настроенный «простой рабочий» Николаевского завода, пересмотревший свои былые политические убеждения, становился полезным символом единения царя и народа.
По-видимому, это было уже не первое публичное выступление «простого рабочего». В июле 1914 года столичная пресса сообщала, что некий Белов, социал-демократ, обратился к николаевскому градоначальнику от имени многотысячной манифестации рабочих. Он, в частности, заявил тогда: «Пусть враг наш знает, что русская рабочая семья слилась в одном чувстве любви и преданности Государю и родине со всей Россией, и она грозна своим единодушием и сплоченностью». Растроганный градоначальник трижды поцеловал оратора266. Очевидно, фамилия выступавшего рабочего была спутана в одной из публикаций. Вероятнее всего, при встрече царя администрация выставила уже испытанного в первые дни войны патриотически и монархически настроенного оратора.
Посещение императором Одессы и Севастополя, смотры отборным войскам, сосредоточенным в этих городах, отчетливо указывали на важнейшую военную и политическую цель – захват Стамбула и проливов; данная тема, как видим, звучала и в выступлении образцового «простого рабочего». Это находило отражение и в некоторых речах Николая II, и в официальных описаниях визитов царя.
Задаче промышленной мобилизации страны должно было служить и посещение огромного Брянского завода 20 апреля. Вновь императора приветствовал патриотической и монархической речью «простой рабочий», вновь толпы восторженных людей бежали за царем. На этот раз Николай II продемонстрировал интерес не только к производственной деятельности, но и к семейному быту мастеровых. Он «неожиданно» приказал остановить свой автомобиль у жилищ заводских работников и отправился в гости к «простым русским труженикам» – именно такое выражение использовало официальное издание. Царь посетил несколько домиков семейных рабочих, он беседовал с хозяйками, в официальном издании специально указывалось, что женщины не были заранее предупреждены о визите царя, они были необычайно взволнованны, но простые и сердечные расспросы императора приободрили их, они охотно поведали ему о своей жизни, угощали царя, доставая свои лучшие припасы. Когда же Николай II передавал им подарки в память о своем посещении завода, то они хватали руки царя и целовали их. Однако в официальном издании не упоминалось о подобной реакции простых русских женщин, видимо, информация такого сорта не считалась пригодной для пропагандистских целей, да и сам император стеснялся подобных проявлений монархизма. Возможно, впрочем, что визит царя в заводской поселок не стал таким уж неожиданным, да и выбор домов для посещения не был вполне случайным. Показательно описание этого визита:
Слава Богу, брянские рабочие обставлены хорошо, и те домики, в которых был ГОСУДАРЬ, являлись недурно устроенными помещениями для семейных людей. Было чисто, уютно, тепло, на окнах стояли цветы. Во всех квартирах хозяйки были дома, с трепетной радостью встречали не только неожиданного, но и драгоценного, святого для них гостя267.
В то время пока император осматривал заводы и лазареты, посещал боевые корабли и принимал парады армейских частей, войска противника нанесли мощный удар по русским позициям. В мае царь вновь направился в Ставку ввиду тревожного положения, складывавшегося на фронте. Он пробыл там более недели, встретив свой день рождения 6 мая, вопреки обычаю вдали от своей семьи. Ставку император покинул после получения известия о том, что Италия вступила в войну на стороне России и ее союзников. Когда же Николай II вернулся в Царское Село, поступили известия о том, что русские войска вынуждены были оставить Перемышль. Крепость, взятая недавно с таким большим трудом, была потеряна. Немногим более месяца тому назад сам император рассматривал ее мощные форты, разрушенные русской артиллерией, теперь же фотографии того триумфального визита, только что появившиеся в столичных иллюстрированных изданиях, воспринимались с горечью. В стране господствовало грустное и тревожное настроение, начали распространяться панические слухи, даже официальное пропагандистское издание сообщало: «Много слухов, невеселых разговоров шло и в Петрограде, и в Москве, и в других городах»268.
И.И. Толстой передавал в своем дневнике слова городского головы Оренбурга: «Он повторил мне из далекой провинции то, о чем говорят и здесь: о злосчастной идее пожалования великому князю Николаю Николаевичу сабли после взятия Перемышля, о том, что стоит государю поехать на фронт, как роковым образом дела там повертываются против нас, о том, что он окружен немцами, которым до России дела нет и т.п.»269.
На своем языке, только гораздо грубее и откровеннее, излагали те же мысли простолюдины. Неграмотный 43-летний крестьянин Саратовской губернии Т.В. Маркин в мае 1915 года ввязался в разговор в калачной лавке. Его собеседники рассуждали о том, что итальянский король и император Вильгельм сами командуют своими армиями. Маркин заявил: «У них есть ум в головах, и они командуют, а у нашего ГОСУДАРЯ нет ума и не работает голова, только ездит в действующую армию, а “таровянка” не работает». При этом он показал на свою голову270. Очевидно, Маркина раздражала праздничная, неделовая атмосфера визитов царя. Но можно предположить, что и для его собеседников сравнение Николая II с итальянским и германским монархами было не в пользу российского императора.
Поражения весны и лета 1915 года полностью уничтожали пропагандистское значение триумфального посещения императором Галиции. Более того, память об этом визите негативно сказывалась на авторитете монарха.
Императрица Александра Федоровна сочла нужным напомнить императору, что Распутин предостерегал его от поездки в Галицию: «Он знает, что говорит, когда говорит так серьезно. Он был против твоей поездки во Л[ьвов] и П[еремышль], и теперь мы видим, что она была преждевременна»271.
В этой ситуации царь отказался от посещения войсковых соединений и губернских центров. С одной стороны, у императора в этой усложняющейся ситуации просто не было времени совершать свои поездки, требовавшие большой подготовки. С другой стороны, сам сложившийся ритуал поездки представлял собой церемониал празднования, ритуал встречи ликующего народа и победоносных войск со своим державным вождем. В обстановке поражений такие торжества были явно неуместными, они вызвали бы негативный пропагандистский эффект.
3. «Венценосный главнокомандующий»:
Образы царя-полководца
19 июля 1915 года исполнилась годовщина вступления России в войну. Накануне, 18 июля в присутствии царя с верфи Адмиралтейского завода был спущен новый современный линейный крейсер «Бородино». В день же годовщины царь отдал особый приказ по армии и флоту.
Поделиться книгой: