Помоги проекту - поделись книгой:
Всю субботу Саша провела в галерее, а вечером осталась дома. Собака все время крутилась около хозяйки. После понедельника Лайам так и не звонил, и Сашу одолевали противоречивые чувства. Она сходила по нему с ума, но в данном случае только одно имело значение, то, что это запретный плод. И она ни за что к нему не прикоснется, а тем более не станет есть. Она готова принести в жертву свои чувства.
В девять часов вечера раздался звонок в дверь. Звонили не с улицы в калитку, а в дверь ее дома. Саша решила, что это сторожиха, поскольку никакого другого звонка она не слышала. В халате, со щенком на руках, она подошла и открыла. Она приготовилась увидеть лицо консьержки мадам Барбутье, но оказалась лицом к лицу с Лайамом. Он все-таки прилетел.
– Это все-таки ты? – ахнула она. Сердце у нее забилось, а ноги подкосились. Виду она не подала, однако и прием оказала отнюдь не радушный. Она же просила его не появляться в Париже!
– Приехал проведать своего крестника. – Саша протянула ему щенка. – Выглядит бодрячком. – Сам Лайам тоже был весьма бодр и энергичен. Чего не скажешь о Саше. У той вид был усталый и растерянный. Именно так она себя и чувствовала. Всю неделю она пыталась переболеть им. Держаться выбранной линии было нелегко. И вот он опять тут, на ее пороге, и красив как никогда. Лайам олицетворял собой все, о чем она мечтала, но не могла себе позволить. Саша собралась с духом.
– Я просила тебя не приезжать, – холодно произнесла она, чувствуя, что вот-вот распла-чется.
– Саша, мне надо с тобой поговорить, – с серьезным видом ответил Лайам. Она видела по его глазам, что он тоже несчастен. – Почему ты не хочешь попробовать? Посмотреть, что выйдет? Может, в конечном итоге все будет и не так страшно, как тебе кажется.
– А если нет? Что тогда? Дети мне этого не простят. Художники решат, что я спятила. И мы ославимся на весь Париж и на весь Нью-Йорк. – Картину она рисовала безрадостную, но вполне реальную. И Лайам это понимал.
– Ты когда-нибудь думаешь о чем-то хорошем? И не о том, что скажут о тебе другие? – спросил он, продолжая стоять в дверях с сумкой в руке. – Что, если все сложится удачно? Что, если никому дела не будет, чем мы занимаемся? Что, если твоим художникам будет абсолютно наплевать, а твои дети станут только радоваться тому, что у тебя молодой мужик? Ну почему все должно кончиться плохо?!
– Ну да! Все будет чудесно до того момента, как ты влюбишься в молодую красотку. Я не хочу экспериментировать.
– А если я умру? Или ты? Если, когда мы будем в постели, нас поразит молния? Или подцепим холеру, дизентерию, корь? А то еще атомной бомбой всех накроет?
– Да пусть холера или молния, но выставлять себя влюбленной дурочкой в твоем обществе?! Лайам, я просто не хочу этого – и все.
– Не говори глупостей. За свою жизнь я дважды был влюблен. Первый раз – в Бет, и тогда этого хватило на двадцать лет. Теперь вот в тебя. Я никогда никому не признавался в любви, кроме тебя и нее.
– Ты хочешь меня только потому, что не можешь получить, – продолжала сопротивляться Саша. Она дрожала от холода, как и щенок у нее на руках.
– Ну можно мне хотя бы войти? Я несколько часов был за рулем. Рейс отменили, пришлось под Ла-Маншем ехать. – Она шагнула в сторону, ругая себя за слабость. С первой минуты знакомства у нее не было сил перед ним устоять. Не было и теперь. Свет в доме не горел, в гостиной было холодно. Она уже собиралась ложиться. – Ладно, сдаюсь! До утра побуду. Обещаю: тебя не трону. Утром ты меня уже не застанешь. Просто мне сейчас обратную дорогу не осилить.
Саша внимательно на него посмотрела, потом кивнула. Пускай опять ляжет в комнате Ксавье. Свою дверь она запрет. Не так от него, как от себя.
– Голодный? – предположила она, спуская щенка на пол.
– Мороженое есть? – усмехнулся Лайам.
– Наверное. Мы же много купили, а я к нему не притронулась.
– А зря! Тебе бы на пользу пошло. – Лайаму показалось, что худенькая Саша за эту неделю исхудала еще больше, и он сделал самонадеянный вывод, что это из-за любовных страданий.
Лайам проследовал за ней на кухню, рядом трусил Сокс. Щенок оставил лужу в кухне на полу, Лайам покорно убрал, пока Саша накладывала шоколадное и кофейное мороженое в большую пиалу.
– Может, поешь что-нибудь?
Лайам отрицательно покачал головой и молча сел к столу. Говорить было не о чем, все уже сказано. Саше было очень плохо. Лайам ел, а Саша сидела и смотрела на него. Ее сердце разрывалось от нежности к нему, от страхов и сомнений. Когда он закончил, Саша поднялась.
– Я иду спать. Когда захочешь лечь, поднимайся. Комнату Ксавье ты найдешь.
– Спасибо. Я смертельно устал. Пойду наверх. – Лайам стал подниматься вслед за ней, они расстались на площадке второго этажа. Саша слышала его шаги выше по лестнице, потом дверь в комнату Ксавье закрылась.
Она направилась в ванную и взяла щенка с собой. Запираться не стала, в этом не было необходимости. Лайам все правильно понял. Утром его уже не будет. И с этой нелепой историей будет покончено. С искушением, слабостью, душевными муками. Скорее бы уж он вернулся к себе в Лондон!
Она стояла в ванной в ночной рубашке и чистила зубы, когда в зеркале увидела Лайама. Она не слышала, как он вошел. При виде Лайама щенок радостно бросился к нему и завилял хвостом, а Сашу охватила слабость. Она оперлась руками об умывальник, чтобы не упасть.
– Саша, я все понимаю. Я только хочу провести эту ночь с тобой. На прощанье. Хочу тебя обнимать, лежать с тобой в одной постели. Обещаю, против твоей воли ничего делать не буду.
Проблема как раз заключалась в
– Ну, ну, моя девочка… тихо, тихо… – приговаривал Лайам. – Все будет хорошо… Обещаю тебе…
– Нет, не будет! – Это тоже было ясно обоим, но уже одно его присутствие придавало ей сил. В следующее мгновение они уже лежали в ее холодной постели. Саша не сняла ночную рубашку, а на Лайаме была майка, трусы и, специально, чтобы показать Саше степень его послушания, – носки. Лайам погасил свет, и они прижались друг к другу.
– Я тебя люблю, – прошептал он, прижимая ее к себе.
– Я тоже тебя люблю, – проговорила Саша. – Глупо все получилось! – Она хотела бы быть моложе, быть другим человеком, чтобы иметь право и возможность быть рядом с ним. Любила ли она его, как любила Артура? Она не знала, но ее так сильно к нему влекло, как никогда и ни к кому раньше. Их связывали невидимые узы, их влекла друг к другу непреодолимая сила. Невозможно было удержаться на краю этой пропасти и смертельно страшно было рухнуть в нее.
– Не так уж и глупо, – шепотом возразил Лайам. Он был счастлив одной возможностью обнимать ее, быть рядом с ней в ее постели. На это он даже не надеялся, когда ехал на машине через пол-Франции. Он боялся, что она вообще не откроет ему дверь. – Саша, как мне жить без тебя?
Она не ответила, ее мучил тот же вопрос. До сих пор ведь как-то жили! И расставшись, наверное, будут жить дальше. У них есть только эта ночь. Лайам умирал от желания, но боялся все испортить. И крепко держал ее в объятиях, пока она не задремала.
Утром Лайам едва шевельнулся, как Саша мгновенно отодвинулась от него. Она помнила их уговор: как только он проснется – уедет. Саша лежала неподвижно и ждала, когда он поднимется. Лайам не открывал глаза. Комнату заливал жемчужно-серый свет парижского утра.
– Не спишь? – шепотом спросил он. Она покачала головой. – Хочешь, чтобы я ушел?
– Еще минутку, – прошептала она и прижалась к нему. Его близость пьянила. Саша почувствовала, что и он пришел в возбуждение. Лайам притянул к себе ее голову и поцеловал. Саша была не в состоянии противиться себе. Остальное произошло помимо их воли, а когда все кончилось, Лайаму стало страшно. Теперь она его никогда не простит, и он ее больше не увидит. Он нарушил свое обещание, не смог сдержаться. – Я тебя люблю, – тихонько сказала она. Потом чуть отодвинулась, чтобы посмотреть в его глаза. – Что же нам теперь делать?
– Это ты мне должна сказать, – так же шепотом ответил он и замер в ожидании ответа.
– Я не знаю… Я не хочу тебя терять… Я уже и так много потеряла. – Она не могла его отпустить. По крайней мере, сейчас.
– Можно я немного побуду? – Саша кивнула, Лайам ее обнял, и вскоре они уже опять занимались любовью. Весь день они провели в постели, чередуя сон с объятиями и сексом. Только один раз он вылез из постели, чтобы принести еду щенку и захватил две пиалы с мороженым для себя и Саши.
– Я сошла с ума? – спрашивала она. – Занимаюсь любовью с мальчишкой, поглощаю мороженое, которое раньше не позволяла себе есть. – Ей больше ничего не хотелось – только быть с ним вместе, есть мороженое – и пусть течет по подбородку. Он бережно вытер ей лицо.
– У меня впервые в жизни такой ясный рассудок, – возразил ей Лайам. – За тебя сказать не могу.
– Это похоже на сон.
– Если это сон, то самый замечательный. – Он улыбнулся и поцеловал ее.
В воскресенье их единственной территорией была спальня Саши. Потом они вместе лежали в ванне, вместе спустились поужинать – и опять кинулись в постель, как дети, убегающие от родителей. Но бежать было не от кого. И прятаться негде. Саша сама отдалась ему в объятия. И что теперь делать, понятия не имела. Она только знала, что хочет быть с ним, а как долго это продлится, об этом лучше не думать.
Они вместе приготовили ужин, поели, весело поболтали, покормили щенка, убрали со стола и опять поспешили в постель, чтобы снова заняться любовью.
– Стара я уже для такого марафона, – призналась потом Саша.
– Ничего себе – стара! Ты же меня совсем измотала! – рассмеялся Лайам.
– Когда тебе ехать? – пытаясь не выдать волнения, спросила Саша.
– Может, никогда? – Он ее дразнил, но в этот момент эта мысль обоим пришлась по душе. – Что, если я поживу здесь с недельку? – Было бы неплохо провести эксперимент – посмотреть, как они смогут ужиться в реальной жизни. Предложение поступило неожиданно, но Саше оно понравилось.
– В галерее всем скажу, что ты приехал с ними познакомиться, а я тебя приютила.
Лайам понимал, что Саше надо будет придумать какое-то объяснение для окружающих, а какое – ему было все равно.
– Отлично! А можешь сказать, что я твой любовник и мы всю неделю проведем в постели. – Саша забеспокоилась не на шутку. – Не бойся, я не собираюсь ставить тебя в неловкое положение, – улыбнулся Лайам и поцеловал Сашу.
– Смотри у меня! Иначе я приму самые суровые меры.
– Обещаю!
Ночью они опять были вместе и спали в объятиях друг друга. Перспектива провести с ним целую неделю привела Сашу в возбуждение. Еще вчера она обещала себе, что все кончено, а за сутки все так изменилось. Теперь ради Лайама она готова была поставить на карту свою репутацию и даже жизнь, выбора она себе не оставила.
Глава 8
Когда наутро в сопровождении Лайама Саша направилась к галерее, вид у нее был даже более деловой и строгий, чем обычно. По понедельникам галерея была закрыта, но персонал работал. Это была хорошая возможность привести в порядок срочные дела. Саша была в черных слаксах и черном свитере. А Лайам остался верен себе – ковбойские сапоги, кожаная куртка, белая футболка, джинсы и бейсболка. После обеда они договорились отправиться в магазины и купить ему запас футболок и белья. Лайам и помыслить не мог, что задержится в Париже на целую неделю, и никаких вещей с собой не захватил.
Саша представила его своим сотрудникам. Лайам держался непринужденно и любезно и всех очаровал. Неделю назад он прислал слайды со своих картин. Теперь Бернар сказал, что галерея жаждет выставить сами полотна. Они обсудили выставку в Нью-Йорке, наметили ее на конец года. А пока оба отделения галереи, и в Париже, и в Нью-Йорке, будут выставлять его отдельные картины. Для Лайама это хороший шанс. А Эжени при знакомстве с новым клиентом чуть не упала в обморок. Потом она призналась Саше, что в жизни не видала такого неотразимого красавца. Саша разделяла это мнение. Эта неотразимость и была главной проблемой.
Вечером, после бурного секса, Лайам лежал в ее постели, как юный, гордый собой лев, и делился впечатлениями от галереи.
– Так что скажешь? – спрашивала Саша. Ей интересно было его мнение, взгляд художника на то, что она делает. Для нее это была редкая возможность получить оценку своей работы с другой стороны, услышать мнение человека заинтересованного. Для торговца произведениями искусства это ценная возможность, и мнение Лайама много значило для Саши. Хотя она доверяла и себе – в том, что касалось галереи и художников, интуиция ее никогда не подводила.
– Что я скажу? – рассеянно переспросил он. Он еще дышал прерывисто, не успев отойти от близости, и удивился, когда Саша заговорила о работе. – Ну, что ж… Лучше, чем вчера вечером… Послабей, чем сегодня с утра… Подустал я, наверное. По-моему, лучше всего было в воскресенье после ванны… – Он продолжал перечислять все подробности их близости, а Саша заливалась смехом.
– Лайам, прекрати! Я говорю о галерее и моих сотрудниках, ты же все прекрасно понял!
– А-а… Все очень мило. Мне все понравились. – Секс интересовал его заметно больше.
– Ты можешь хоть минутку побыть серьезным? – упрекнула Саша. Ей нравилось, что можно говорить с ним о работе. И с Артуром она всегда разговаривала о своих делах с удовольствием.
– Серьезным? Еще немного секса – и я рухну тебе на руки, придется меня реанимировать. Я не так молод, как ты себе вбила в голову.
– А я – тем более, – поддакнула она.
– В жизни не занимался сексом так часто. Я превращаюсь в секс-тренажер. – Лайам напустил на себя серьезный вид. – Точно! Теперь я понял: я для тебя только забава. Да? – Он вдруг посерьезнел.
– Не говори глупостей! – Саша откинулась на подушку. Но то, что ей с ним хорошо и приятно, отрицать было невозможно.
– Чувствую себя сексуальным рабом в предместье Сент-Оноре. Пора, пожалуй, спасателей вызывать.
– А я начинаю испытывать к тебе непреодолимое пристрастие, – призналась Саша, но теперь ее это уже не беспокоило. Главное – что ей с ним хорошо. На эту неделю она спрятала все свои страхи подальше и наслаждалась его близостью.
– Тогда надо заняться групповой терапией. Двинем в какое-нибудь Общество анонимных рабов любви. Наверняка есть такое. Да ладно, зачем нам портить кайф? – Лайам от души забавлялся.
– Вот именно, – согласилась с ним Саша и наклонилась его поцеловать. Они сами не поверили тому, что опять занялись любовью, после чего в изнеможении заснули. А утром, едва открыв глаза, набросились друг на друга с новым жаром. У нее кружилась голова, она чувствовала себя как влюбленная по уши девчонка и всеми силами старалась этого не показать.
Лайам пришел в галерею вскоре после Саши и с интересом осмотрел экспозицию уже на правах посетителя. Саша была приятно удивлена, когда Бернар пригласил Лайама пообедать. Всем он понравился, а это уже хорошо. Саша боялась, что сотрудники примут его за чужака, но пока Лайаму удалось всех расположить к себе без особых усилий.
Остаток недели Лайам провел в прогулках по Парижу, встречах с друзьями-художниками в Маре, а Саша по возможности побыстрей завершала свои дела, чтобы провести с ним больше времени. Но все же ей приходилось встречаться с заказчиками, с которыми были назначены переговоры о покупке дорогих вещей. На одну такую встречу, ближе к концу недели, вдруг заявился Лайам. Он был в своей футболке, мотоциклетной куртке, бейсболке, джинсах и ковбойских сапогах. Лайам забрел в кабинет в поисках Саши, и она была вынуждена представить его своим собеседникам. То, что Лайам так бесцеремонно ввалился в ее кабинет при посторонних, разозлило Сашу. Когда он нагнулся и поцеловал ее в губы, она напряглась и строго на него посмотрела. Внутри у нее все кипело. Заказчики были солидные люди: дама – итальянская княгиня, мужчина – акционер крупного французского банка. Бо́льших консерваторов и не сыскать. На эту встречу Саша надела костюм от «Шанель» и несколько ниток крупного жемчуга – чтобы выглядеть максимально респектабельно. А Лайам, с его длинными волосами и этим молодежным прикидом, был похож на какого-нибудь хиппи. Саша сдержанно представила его как одного из многообещающих художников и еще больше возмутилась, когда он без приглашения сел выпить с ними чаю, а потом передумал и налил себе коньяка. Он вел себя как у себя дома, и ее гости были заметно обескуражены. Княгиня была явно шокирована, а банкир раздражен. Саше оставалось надеяться, что они отнесут бестактность его поведения на счет природной эксцентричности, хотя поцелуй в губы наверняка им кое о чем сказал. Но хуже всего было то, что они рассчитывали, что Саша будет заниматься только ими. Они только что приобрели две картины стоимостью по полмиллиона каждая. На Лайама же выставленные на мольбертах полотна не произвели никакого впечатления, он небрежно заметил, что они симпатичные, но не более того. Саша была готова его убить. И, распрощавшись с гостями, набросилась на него:
– Какого черта, Лайам! Что ты себе позволяешь?! Кто тебя за язык тянул? Я же деньги зарабатываю! Эти люди только что выложили за картины миллион долларов наличными, и мне плевать, что ты думаешь по поводу их приобретений. Мог бы хотя бы притвориться, что тебе нравятся эти работы. – Она кипела. – И как ты вообще смеешь вваливаться сюда, когда у меня встреча? Это мой бизнес, а не моя спальня. Совсем голову потерял? Или это твое обычное поведение?! – Лайам только что выкинул номер, какого она больше всего и опасалась. Выставил ее в глупейшем свете перед солидными клиентами и делает вид, что ничего не произошло! В этом весь Лайам! Никто, видите ли, не может ему диктовать, как себя вести. Никакие правила и нормы для него не существуют!
– В том, что касается искусства, я всегда говорю правду, – как ни в чем не бывало объявил он, растянувшись на диване. – Я никогда не стану врать. И я еще был вежлив. Я сказал: «Ничего особенного», – а мог бы сказать, что это дерьмо, а не живопись. Это картины из очень неудачного периода, у этого художника есть куда более достойные вещи.
– Лайам, мне это прекрасно известно, но они выбрали именно эти картины, и я их им добыла. Я восемь месяцев вела переговоры с голландским торговцем, а ты чуть не загубил всю сделку. А кроме того, ты не можешь входить ко мне и, как у себя дома, наливать себе выпить, когда у меня встреча. Мог бы проявить хоть каплю уважения!
– Ты тоже, – обиделся он. – Считаешь, ты тут царь и бог. Я ничуть не хуже этих твоих снобов! Думаешь, раз к тебе явился какой-то толстосум, об меня можно ноги вытирать?
– Вот именно. Эти толстосумы – мой хлеб. И моих детей тоже. И если ты хочешь находиться здесь, когда я перед ними выплясываю, изволь выплясывать тоже.
– Еще чего! Я не твой подчиненный, Саша. Я здесь не работаю. И если я твой мужчина, то будь добра с этим считаться.
– Тогда и ты не выпендривайся. Это моя галерея, здесь люди работают, а не только чаи распивают. А ты вваливаешься, наливаешь себе рюмку. Это тебе не кафе, и я не твоя подружка на один вечер!
– Это все чушь! От тебя только требуется сказать им, что я один из ваших художников. Больше им ничего знать не положено. Я не собираюсь выхаживать перед ними в костюме и распивать чаи только потому, что ты продаешь им две дерьмовые картины, которые вообще не надо было продавать. Если они выбрали это дерьмо – раскрой им глаза, объясни, что к чему, предложи что-нибудь достойное и сдери больше денег. Но эти две работы никуда не годятся, и ты это знаешь. Что касается моей одежды, то с ней все в порядке – на мне есть и носки, и трусы. Тебе этого должно быть достаточно. Не рассчитывай, что я стану теперь ходить в костюме, как дрессированная обезьянка.
– Никто и не заставляет. Я только прошу быть вежливым с моими клиентами и соблюдать правила приличия. Чтобы выпить, вполне можно дождаться, пока они уедут. И тебе незачем являться сюда, когда у меня встреча. Мне плевать на твою независимость! Я не потерплю от тебя таких выходок.
– Да кем ты себя возомнила? – вдруг взорвался Лайам. – Ты мне не мать. Что хочу, то и делаю. Какое у тебя право мной командовать? Я тебя люблю, Саша, но ты не можешь мне диктовать. Я тебе не подчиненный и не сын. Если честно, я вообще не понимаю, кто я тебе!
Саша была потрясена этим взрывом его ярости. Она не собиралась вести с ним войну. Она знала, что победителя в этой войне не будет. Но и позволять ему так себя вести она не собиралась. Этот парень совсем распоясался.
– Лайам, ты меня поцеловал. В губы! – напомнила она, а он все метал в нее громы и молнии. – И не просто при посторонних, а при моих заказчиках! Это недопустимо!
– Не смей мне говорить, что можно делать, а что нельзя! – огрызнулся он. – Я тебя люблю. Я же тебя просто чмокнул. Что тут такого? Я тебе кто? Игрушка? Мальчик, с которым ты решила поразвлечься? И которого хочешь держать в шкафу? – оскорбился он. Она задела его самолюбие, и сделала это сознательно. Ему придется научиться себя вести, если он хочет оставаться с ней! Задачка не из легких, этого она и боялась. Им было хорошо друг с другом, но они не могут вечно наслаждаться любовью за закрытыми дверями. Рано или поздно им придется выйти в мир – к людям, к делам, к своим обязанностям. А в этом мире установлены жесткие правила. У Лайама же на любые правила аллергия.
– Конечно, Лайам, ты не игрушка, ты уже давно и не мальчик, чтобы не понимать, что ты делаешь… – проговорила Саша. Лайам хотел было что-то возразить, но вдруг расхохотался.
– Ты права! Мне действительно много лет. Но иногда я себя игрушкой и чувствую. С клиентами ты такая правильная и такая ханжа… Почему бы тебе не расслабиться? Может, им бы это тоже понравилось.
– Не тот случай. Вот начинающих художников берут люди другого склада. А эти заказчики ждут, что с ними будут вести себя не просто прилично, но даже чопорно. Если я стану с ними резвиться, они пойдут за картинами в другую галерею. Уж поверь мне. Я занимаюсь этим бизнесом уже двадцать три года. Я еще была совсем маленькая, а уже видела, как это делает мой отец. Тут свои правила игры.
– Как ты меня достала со своими правилами! – проворчал Лайам.
Но он был по натуре отходчивый. Намного отходчивее, чем она. Сегодня он ее просто убил своим поведением. Для Саши это был сигнал, подтверждающий ее опасения. Лайам вывел ее из себя. И все же вечером Саша повезла Лайама ужинать в «Вольтер». Лайам уже успел полюбить это заведение. Туда пускали в любой одежде. Хоть там и бывала светская публика, можно было смело являться в джинсах и кожаной куртке. После большой бутылки вина к нему вернулось добродушное настроение. Но Саша никак не могла отойти от дневной ссоры и чувствовала себя паршиво. Лайам перешел все границы. Так продолжаться не может. В противном случае их отношения очень быстро зайдут в тупик. Весь вечер Саша не могла справиться с плохим настроением, но наутро решила пока не касаться больной темы.
Оставшиеся дни прошли без эксцессов. Бернар заметил в разговоре с Сашей, что Лайам что-то подзадержался в Париже, но о подлинной причине он как будто не догадывался. Саша только сказала, что снимать номер в отеле ему пока не по карману и она выделила ему комнату сына. Бернар, казалось, ей поверил. Но если Лайам будет приезжать часто и всякий раз жить у нее, рано или поздно тайное станет явным.
Выходные прошли без ссор и выяснения отношений. Они сходили в кино, в воскресенье обедали в кафе «Липп», потом пили кофе в «Де Маго». Саша хотела сводить его в бар отеля «Риц», но в джинсах его не пустили. Пустили бы, если бы был постояльцем, что показалось Лайаму особенно глупым. С этим Саша не спорила, но и в «Рице» тоже были свои правила. Зато у Лайама их не было вовсе. Все его правила ограничивались тем, что надо быть искренним и добрым человеком, а на его поведение эти правила не распространялись. Но с Сашей он снова был нежен. И Саша наслаждалась его вниманием, его близостью. Она отдавала себе отчет в том, что сгорает от страсти к этому мужчине, но в то же время ее не покидал страх, что он может выкинуть любой номер и сделать их отношения достоянием гласности, а она к этому была не готова. Уже то, что она позволила ему целую неделю прожить в Париже да еще появляться в ее галерее, было с ее стороны отчаянно смелым шагом. Идти дальше она не собиралась. Это попросту было опасно. Опасно для нее самой, опасно для ее дела.
Вечером в воскресенье Лайам как бы между прочим спросил о планах Саши на следующий день. Она заподозрила, что уезжать он не собирается. Саша в душе не хотела этого, но она прекрасно понимала, что чем дольше длится его визит, тем сложнее будет найти ему объяснение перед сотрудниками. Собственно, больше никто о его пребывании в Париже и не знал. Лайам предложил Саше в понедельник поужинать в компании его друзей в Маре.
– Надо ли это понимать так, что ты хочешь задержаться в Париже?
Он кивнул и улыбнулся.
– Да, если не возражаешь.
Саша мгновение помедлила, а потом неожиданно для себя самой сказала:
Поделиться книгой: