Гай Юлий Орловский
Ричард Длинные Руки — император
Часть первая
Глава 1
Ужас стиснул сердце с такой силой, что в груди заныло от острой боли. Пока Багровая Звезда страшно нависала в небе, я полагал, что она не просто огромная, а чудовищно огромная, что-то вроде авианосца, но сейчас авианосец рядом с Маркусом показался бы лодочкой.
В долине Отца Миелиса грузно осела гора из блистающей стали, где только в нижнем ярусе поместился бы крупный город. Все небо на востоке залило страшно-багровым, словно раскаленные угли звезд подожгли небосвод. Закат, подумал я устрашенно, закат Земли, а с нею и закат всего мира. Чтобы не показать, что ноги подкосились, пришлось опереться на рукоять меча, воткнутого в землю.
Маркус — эта верхняя половинка нейтронной звезды, так ее вижу и ничего с собой не могу поделать, — грузно вдавила в землю часть холма, оказавшись вплотную к скардеру. Массивные деревья моментально исчезли, как соломинки, скалы на той стороне долины осели и сровнялись с землей, придавленные чудовищной массой.
Я как будто издали слышал звон металла, конское ржание и громкие мужские голоса. Рыцари торопливо поднимаются в седла и готовятся, опустив копья, атаковать врага.
За нашими спинами суровые голоса затянули «Кирие элейсон». У меня мороз прокатился по спине от торжественности и осознания того, что все мы или почти все погибнем в этой неравной схватке.
Я обернулся к бледной, все еще разъяренной, но уже испуганной Бабетте.
— Возвращайся! И передай, явлюсь. Как только…
Она кивнула, все поняла — у меня лицо белое от страха и ярости, — вскинула руки и моментально истончилась, превратившись в бесцветный пар.
Я покосился на полные ожидания лица плотно окруживших меня рыцарей. Сейчас в багровом куполе распахнутся врата и появятся закованные в доспехи огромные чудовищные воины на покрытых толстым слоем железа конях и с копьями размером с деревья.
Этого ждут они, а чего жду я, еще не знаю. Но сердце сжимается в страхе, эта беда намного опаснее даже той, что ждала в аду, где все понятно и почти знакомо по легендам и апокрифам.
— Наш смертный час, — прошептал я. — Либо все поляжем, либо одолеем. И тогда придет наше время.
Тамплиер покосился с некоторым недоверием. Никогда я не был таким серьезным и даже патетическим, но сейчас во мне звучит некая грозная музыка, и я в самом деле готов на этом благородном порыве закрыть собой амбразуру или вырвать, как Данко, сердце из груди и осветить моему народу дорогу к спасению.
— Все поляжем, — подтвердил отец Дитрих сурово, — и обретем спасение у Господа. Либо сгинем, как и весь мир, запятнавший себя недостойной жизнью.
— Все в лес! — прокричал я. — Немедленно!.. Быстрее, быстрее!
Тамплиер промолчал, а Сигизмунд вскрикнул:
— Но как можно? Это же враг!
— Пусть он пока говорит со скардером, — крикнул я. — Что, никто не видит, Багровая Звезда вне нашей досягаемости?
Отец Дитрих перекрестился, но лицо вовсе не благочестивое, и я впервые подумал, что начинал он не с духовной семинарии.
— Сперва укроемся, — сказал он трезвым голосом. — Теперь знаем, как выглядит колесница Антихриста.
— Оставим только наблюдателей, — велел я. — Посмотрим, какие эти твари с виду. Чем вооружены. На чем передвигаются. Сэр Тамплиер, вы согласны? А то лицо у вас какое-то несогласное, словно вы убежденный карбонарий.
Тамплиер сказал угрюмо:
— Дождаться бы, когда выйдут… да вдарить!
— Знаете ли, сэр Тамплиер, — сказал я ласково, — я согласен, это красиво — идти в лобовую атаку с опущенными копьями на то, чего не знаем! Но глупо.
Альбрехт в помятых и сильно порубленных доспехах, покрытый гарью, но привычно щеголеватый, даже с крохотным султанчиком, укрепленным на верхушке серебряного конского налобника, посмотрел с седла на обоих чистых сердцами паладинов отечески и почти с любовью.
— Зато красиво, — сказал он ясным голосом. — И геройски… Песни потом будут петь. Молодых рыцарей надлежит воспитывать на таких примерах отваги и беззаветной доблести.
— А вот мне нужна победа, — огрызнулся я. — Согласен на любую, даже не геройскую. Главное — победить!
Альбрехт соскочил на землю, оруженосец перехватил повод, Тамплиер поморщился, во взгляде отразилось сильнейшее неодобрение.
— Ваше величество, ну что вы такое говорите!
— А что не так?
— А если, — спросил он, — победить недостойно?
Я фыркнул.
— Недостойных побед не бывает. Есть победы, и есть поражения. Победы всегда только блистательные! И чем дальше от нас, тем значительнее, а героев больше и больше!.. Вы что, книг не читали? Ах да, вы же ни разу не грамотный.
Он пророкотал обидчиво:
— Ваше величество!
— Блистательными, — пояснил я, — и даже героическими победы делают в летописях. Это нужно для воспитания молодежи в правильном направлении и чувстве прекрасной любви к королю и к этой, как ее, ах да, родине!
Примчался на взмыленном коне сотник Норберта, крикнул, не покидая седла:
— Наблюдатели посланы!.. Прощупают эту штуку со всех сторон… если удастся приблизиться.
— Спасибо, — сказал я. — Вы услышали мое мысленное повеление, ценю. Сейчас основная нагрузка и ответственность ложится на вас и на сэра Норберта!.. Продолжайте собирать все сведения о существах, что покажутся из этого корабля, не пренебрегая ни одной мелочью…
Тамплиер рыкнул:
— А мы?
— Все в лес, — повторил я. — Что, в самом деле настроились на красивую атаку с опущенными копьями? Да вы еще больше, чем я думал! Просто легендарный герой. В лес! До особого.
Альбрехт пробормотал:
— К тому же, сэр Тамплиер, вы человек не мелочный. Не ваше это дело — собирать сведения.
Норберт посмотрел на него осуждающе, повернулся в мою сторону.
— Простите… корабля?
Я отмахнулся.
— Небесный корабль тоже как бы корабль. Воздушный, знаете ли, корабль. Не в смысле, что сам воздушный, как вон ваша леди Кларитта вся как бы воздушная, взбитая, с приподнятыми, а что по воздуху прибыл.
— Но эта гора из железа! — напомнил Норберт. — А оно даже в воде тонет.
Я рыкнул:
— А если это легкое железо? И вообще, не спорить!.. Монарх не может ошибаться. Тем более в военное время.
Альбрехт подумал, сказал многозначительно:
— Кстати, ввиду военного времени… Ваше величество, не пора ли…
— Чего? — спросил я сердито. — Граф, что-то у вас морда хитрая. Если снова гадость, то я могу в неудержимом монаршьем гневе…
— Момент удобный, — объяснил он серьезно.
— Для чего?
Он чуть понизил голос:
— Принять императорскую корону.
Я дернулся, чуть не сплюнул, но он смотрел очень серьезно, к тому же на лицах остальных лордов и знатных рыцарей, что прислушиваются жадно, не отразилось неприятия, напротив — полное одобрение.
— Граф, — сказал я зло, — вот самое что ни есть время!.. Вы бы еще и пир по этому случаю! А то и вовсе бал. С этими, как их… уже и забыл! У которых эти самые… здесь и здесь. И которые весьма.
— Это после победы, — сказал он деловито. — А пока ввиду военного времени, когда все для победы, ни у кого даже мысли не возникнет что-то сказать против. Сейчас все силы должны быть в одном кулаке. Простите за грубость, но ваш подходит больше всего для такой недоброй роли.
Норберт, уже в седле, развернул коня в сторону чудовищной красной горы.
Я прокричал вслед:
— Проследите, чтобы со стороны Маркуса ничто не указывало на тропы, по которым уходим!
Он красиво и лихо умчался, даже такие суровые и неулыбчивые превращаются в подростков, когда под ними горячие сильные кони, а я подумал, глядя вслед, что мой приказ хорош и умен, если имеешь дело с людьми, но кто знает, что оттуда выйдет. Может быть, бронированные тараканы размером с сарай? Или динозавры в скафандрах из нейтрида?
Сигизмунд сказал торопливо:
— Антихристовцы наверняка сперва в Штайнфурт или Воссу. Или их лучше звать маркузейцами?
Тамплиер прорычал:
— Просто тварями. Этими тварями!
— В Штайнфурт, — уточнил Альбрехт. — Тот ближе. И чуть крупнее.
— Знаете ли, — сказал я сварливо, — это не значит, что наше местопребывание не нужно скрывать. За нарушение маскировки будем весьма карать. А пока, сэр Альбрехт, распорядитесь насчет маскировки и сокрытия наших следов. Ни одна душа не должна знать, где мы скрываемся, хотя, конечно, такое невозможно, но все равно желательно.
— Ничего не понял, — ответил Альбрехт, — но, как догадываюсь, вы хотели сказать, что, простите, ваше почти императорское величество, часовых стоит распределить на больших расстояниях один от другого?
— Вы прямо мысли мои не читаете, — ответил я. — Полагаете, если их даже заметят, то не обратят внимания.
— Сразу хватаете идею, — сказал он с одобрением. — А то иногда смотрю на вас и думаю…
— Граф, — сказал я предостерегающе, — я вам подумаю, я подумаю! Сейчас не думать надо, ибо! Но идея, да. И вообще. Эти звездные твари в первую очередь бросятся в места большого скопления народа, тут вы случайно угадали.
— У меня бывает только случайно, — ответил он смиренно, — а вот у вас…
Я поднялся в седло арбогастра, Бобик уже скачет рядом, рыцари поспешно вскакивают на коней.
— После этой великой войны, — крикнул я громко, — многое изменим, но сейчас объявляю всеобщее Великое Перемирие! Перед лицом самого опасного в истории мироздания врага, неведомых существ с Багровой Звезды, призываю на страшный бой с врагом всех-всех: эльфов, гномов, троллей, огров, гарпий, всех чудовищ и любых противников, с которыми велись войны!.. На время Великого Испытания нет колдунов, инквизиторов, магов и паладинов — все просто люди, даже если они не люди, все мы защищаем наш общий мир!..
Альбрехт добавил уже негромким голосом, что прозвучал почти зловеще:
— А потом, после победы, посмотрим, кто внес вклад в победу, а кто старался ударить в спину.
Я представил, как по всем королевствам в каждом городе и даже селе, где есть церквушка, тревожно звонят колокола, а глашатаи громко и страшно кричат на перекрестках и площадях мой составленный неделей раньше указ:
— Вставайте все!.. Все на бой с Антихристом!.. Он приближается, он уничтожит дивное создание Господа — его райский сад, в который уже начали превращать землю!.. Вставайте все!.. Берите в руки оружие, какое у вас есть!.. Мы можем умереть или победить, но не сражаясь — умрем все!
Несколько человек на легких конях выметнулись из леса и, размахивая руками, указывали, куда направить путь.
— Мы не знаем, — сказал я, — насколько захватчики хороши в лесу, потому на всякий случай наш штаб расположим не просто в лесу, а в его глубине на обширном болоте. Разведчики сэра Норберта отыскали там сухой островок, а к нему тропку. Правда, идти по грязи, иногда по самые голенища…
Сэр Робер охнул:
— А по болоту еще и лягушки?
— Много, — заверил я. — Здорово, правда?
— Еще бы, — сказал он с чувством. — Обожаю, когда их много! Толстых, противных, в бородавках…
— То жабы, — возразил я. — А лягушки без бородавок. Но не печальтесь, к жабам еще отведу. Чуть позже.
Он произнес сквозь зубы:
— Ну спасибо. Вот уж счастье привалит так привалит! Обожаю, когда в бородавках…
— Особенно, — буркнул барон Келляве, — женщины. Ваше величество, я займусь охранением?
— Только ставьте на дальних подступах, — предостерег я. — Если звездные демоны заявятся, боюсь, нас уже ничто не спасет. И весь мир.
Он кивнул и придержал коня, пропуская нас вперед. После охраны холма со скардером спешит поручить себе новое ответственное задание, что хорошо, очень серьезный и ответственный воин, бывалый, тертый, такой, как был Нечеса-князь, таким доверяю особенно.
В лес все еще бегут из окрестных сел запоздавшие. Большинство деревень и так на краю леса, это чтоб за дровами и бревнами далеко не ездить, но в этом и минус, крестьяне до последнего часа надеются, что либо беда пройдет мимо, либо успеют укрыться в погребах или добежать до леса.
Мы промчались около мили, на опушке младшие командиры Норберта перехватывают людские потоки, распределяют и указывают, кому куда, заранее разведанные тропки проведут в уже приготовленные для убежищ места.
Я остановился на опушке, развернул арбогастра в обратную сторону, со страхом и ненавистью смотрел на этот чудовищный багровый купол. Тамплиер и Сигизмунд встали рядом, как паладин с паладином, а еще по праву тех, кто сражался со мной рядом в только что закончившейся исполинской битве, определившей новое лицо мира… если, конечно, он переживет страшный час Маркуса.
На их лицах страх и замешательство, красный купол закрывает собой половину пылающего неба, и кажется, что от него сейчас воспламенится весь мир.