Магистр ехидно усмехнулся.
-- Судя по вашей руке, происшествия случаются не только в бурлящей и неспокойной лаборатории генетики, но даже в тихом и сонном отделе безопасности.
-- Напрасно смеетесь, магистр, -- кисло выдавил советник. -- Это происшествие еще заставит всех нас потерять сон. Вас в том числе.
-- Вряд ли, -- самоуверенно возразил магистр. -- Я никогда не страдал расстройствами нервной системы.
Советник прищурился, испытующе поглядел на магистра и сказал:
-- Нашлась ракета.
Маска невозмутимости в одно мгновение слетела с лица магистра.
-- Где?!
-- К величайшему сожалению, именно там, где мы и предполагали.
-- Проклятье! Это точно?
-- Я видел ее так же, как сейчас вижу вас.
-- Трудно же ее будет заполучить, -- вздохнул магистр. -- Но ничего. Главное, что вы ее обнаружили.
-- Вы немного рано прицеливаетесь.
-- Вы хотите сказать, -- недобро прищурился магистр, -- что ракета останется в руках вашего отдела?
-- Она вообще не попадет в руки Магистрата.
-- Это как?
-- Ракету нашел не я один. Настоящий хозяин сделал это одновременно со мной. И за такой камуфлет вам придется отвечать.
-- Советник, у вас жар.
-- Нет, магистр. Виной всему ваша хваленая сентиментальность и чувствительность, -- снова вспылил советник. -- Вспомните, что произошло в вашей лаборатории двадцать лет назад. Почему вы были против преследования беглецов?
-- Потому что никакие силы не помогут нам научиться управлять ракетой. Еще тогда я предвидел сегодняшний день. Работы над генетической бомбой памяти дали совершенно неожиданный результат -- пробуждение профессиональных навыков у прямых потомков космолетчиков. И я считал себя не вправе пытаться медикаментозным либо психодинамическим способом повлиять на этих людей. Мы рисковали потерять все, без малейшей гарантии вновь получить. Конечно, вы предпочли бы отдать их своим костоломам. У меня иные методы. В человеческую психику нельзя лезть с дубиной.
-- Ну, вот и получили...
-- Это ваша система наблюдения дала сбой.
-- И что будет теперь, если вся мощь этой машины обрушится на Город? Что останется от ваших деликатных методов, от вашего гуманизма, от вас самих?
-- У нас есть, чем ее встретить, ведь мы не теряли времени даром. Технический отдел сполна отрабатывает свое привилегированное положение. А кроме того, я полагаю, этого не произойдет. Даже больше -- я уверен. Ладно, это застарелая язва, не будем ее растравлять. Вот когда наши опыты подойдут к концу, и мы научимся свободно манипулировать сознанием, тогда можно будет попытаться самим предпринять активные действия против ракеты.
-- Скорей бы, -- вздохнул советник. -- А это что за девчонка?
-- Спрашивайте у своих дураков. Мы поймали ее в осетровом питомнике.
-- Паюсной икорки захотелось? -- ухмыльнулся советник, но тут же спохватился. -- Ка-ак? Что же такое творится? Если всякие разные будут знать...
-- Вот потому мы и захватили ее с собой.
-- Благодарю вас, магистр. Мы сегодня же займемся ею. Выясним, кто ее подослал и с какой целью.
Леа похолодела.
-- Нет-нет, советник, -- помахал ладонью магистр. -- Вы ее не получите.
Но советник не слушал его. Он трижды хлопнул в ладоши, и за спиной у него выросли двое стражников. Вместо привычных алебард они держали странно изогнутые металлические трубки. Ноги у Леа обмякли, и она бессильно обвисла на руках тащивших ее лаборантов. Однако магистр не был расположен уступать кому-либо. По его знаку четверо лаборантов выступили вперед, заслонив собой Леа. Из-под халатов у них моментально появились точно такие же трубки. Советник, налившись кровью, сорванным голосом потребовал:
-- Отдайте девчонку мне. Это прерогатива отдела безопасности -- расследование криминальных покушений на спокойствие и безопасность Города.
-- Да не было ничего. Ни криминала, ни покушения.
-- А девчонка?
-- И ее не было.
-- Вот оно что, -- протянул советник.
-- Конечно. Давайте не будем затевать перестрелку прямо в ратуше. Это будет предельно глупо. В конце концов, мы преследуем одну цель. Так стоит ли ссориться из-за того, каким именно путем эта цель будет достигнута? Тем более, что на девчонку у меня свои виды. Мне не хватает лабораторного материала.
-- Хорошо, магистр. Встретимся позднее, на заседании. Там и договоримся окончательно.
-- Я всегда с радостью убеждаюсь, советник, что голос разума в вас необычайно силен.
-- К тому же нам совсем не нужен лишний скандал, -- согласился советник.
Он уже повернулся, чтобы уходить, как позади раздался отчаянный вопль. Оказалось, рысенок опять освободился и пустил в ход зубы и когти. Рассвирепевший звереныш не думал даже пытаться удрать. Напротив, он, словно маленькая фурия, кинулся на державшего Леа лаборанта и с размаху полоснул его когтями по шее. Что тут началось...
Рваные клочковатые полосы тумана, бесшумно извиваясь, ползли по земле, как исполинские змеи. Они приближались и замирали, готовясь к броску, приподнимали косматые головы и неуловимым движением оказывались совсем рядом. Их влажные, холодные кольца обвивали Леа, заставляя невольно вздрагивать... и бесследно таяли. Только перед глазами продолжала плыть неровная серая пелена, закрывая все вокруг. Иногда пелена редела, в ней появлялись просветы...
...тусклое серо-свинцовое солнце краем почти касалось металлически поблескивающей равнины. Казалось, оно не за горизонтом скрывается, а ныряет в бездонный колодец. По всей равнине были расставлены прямоугольные коробки из белесого камня. Равнина на мгновение осветилась пронзительной зеленоватой вспышкой, и коробки начали оплывать, словно воск на горячей плите...
...вихри серого тумана постепенно белели, рассыпаясь на мириады белоснежных... нет, просто на мириады снеговых точек-искорок. С протяжным посвистом --шипением метель неслась над промерзшей до ледяной каменности равниной, ломая потерявшие от мороза гибкость стебли высокой травы. В бело-серой круговерти вдруг вспыхивают два зеленых огня. Опасность? Нет...
Кончилось все так же внезапно, как началось. Снова Леа оказалась в неудобном жестком кресле, пристегнутая к нему ремнями. На голову неприятно давил тяжелый металлический шлем, от которого отходили сотни разноцветных проводов.
Магистр отвернулся от экрана и устало потер слезящиеся глаза. Потом тихо сказал, ни к кому не обращаясь:
-- Ну, все поняли?
После некоторого молчания один из лаборантов неуверенно заметил:
-- Это ничего не доказывает.
-- Пистолетом вы владеете лучше, чем логикой, -- отрезал магистр.
-- Но этого не может быть, -- упорствовал лаборант.
-- Нам так выгодно считать. Все хорошо, а если и случаются провалы,так это единичное случайное явление. Кроме того, помнится, именно ваш сектор отрабатывал программу запрета. Отработали, отшлифовали. Ведь вы докладывали именно так?
-- Расшифровка неоднозначна, -- лаборант хоть и побледнел, но не сдавался. -- Вспомните город.
-- Помолчите, -- равнодушно махнул рукой магистр. -- Нужно уметь признавать свои ошибки. Упорствуя в заблуждении, можно стократно усугубить вред и даже сделать его непоправимым. Если же вовремя правильно оценить события, поражение можно превратить в победу. Признаем прямо -- центр страха перед природой функционирует нестабильно, на грани срыва. Это косвенно подтверждается ее обращением с проклятой рысью. Зондирование подтверждает, что искать спасения в Городе она не будет... А сама рысь? Вспомните, она пыталась помочь девчонке. Зверь лучше любого прибора чует, кто ему друг, а кто... нет. Так что, мои дорогие, нужно не искать оправдания, а принять этот прискорбный факт как данные сверху исходные условия и работать дальше. Выход должен найтись. Тем более, что я пока не собираюсь информировать об этом советников. Пусть пребывают в блаженном неведении.
-- Может, все-таки следует им сказать?
-- Не спешите. Не время. Первый советник рассчитывает на стражу, на шпионов. Ладно. Мы покажем им, кто в замке король. Но это позднее. Глупо заниматься сведением счетов, сидя на готовом взорваться вулкане. Прежде всего нужно обеспечить прочный, надежный тыл. Междоусобица в критический момент смертельна. Необходимо уметь обуздывать желания. До времени! Тем более, что неудачи пошли одна за другой.
-- Но...
-- Нет! -- перебил магистр. -- Займитесь рысью. Это наш недосмотр. Выясните причины, мутагенный фактор.
-- Слушаюсь!
-- И проверьте возможность закладки программ управления в нее тоже.
-- Слушаюсь.
-- После совещания у мэра я вернусь, обсудим наши перспективы. Девчонку подготовьте получше. Пентотал, скополамин, церебронал. Отвечаете за это головой. Она должна стать чистым листом, на котором я напишу свои слова! Если она там брякнет что не надо... Помните, первый советник готов сожрать нас с костями. Спит и видит себя в кресле мэра, куда путь идет по нашим головам. Он-то не будет вести себя как нынешняя марионетка.
Окна в парадном зале ратуши были высокими, локтей пять, не меньше. Однако в зале было темно. Может потому, что частый свинцовый переплет со множеством мелких стекол почти не пропускал света. А может потому, что пропускать было нечего: на улице царил привычный сумрак, моросил мелкий дождь, и вообще было непонятно -- утро ли, вечер или даже ночь.
Факелы сухо потрескивали, пуская тонкие струйки черного дыма, с шипением срывались капли горящей синеватым пламенем смолы. Советник, сидевший справа от мэра, поправил мантию и поморщился -- видимо перевязанная рука продолжала болеть -- потянул носом и недовольно сказал:
-- Традиция -- это великолепно. Но не обязательно же цепляться за них в мелочах. Мне этот дым глаза выел. Уж здесь можно было бы сделать более приличное освещение.
Мэр важно кивнул пышным париком.
-- Вы совершенно правы, господин первый советник.
-- На худой конец можно перенести совещание ко мне в лабораторию, --добавил магистр, зябко ежась. -- Там, по крайней мере, не так дует.
Леа сонно качнулась, чуть не упала, но все-таки удержалась на ногах. Она безразлично взглянула на сидящих за длинным столом, покрытым красной бархатной скатертью, расшитой золотом. Позолоченные бронзовые подсвечники казались отлитыми из чистого золота. Все было пышно, богато и красиво. Во главе стола расположился его превосходительство господин мэр -- толстый румяный старичок, не потерявший, однако, живости движений, хотя пустой взгляд выдавал, что прошедшие годы все-таки не канули бесследно. Его мантия была оторочена белым мехом с черными искрами.
Справа от него находился уже знакомый Леа первый советник магистрата, бережно нянчивший перевязанную руку. Слева -- высокий худой человек с нездоровой желтой кожей лица, припорошенной крошечными черными оспинками. Судя по красной мантии, он тоже был советником. Магистр не изменил белому халату.
-- Меня удивляет ваше легкомыслие, господа, -- проскрипел второй советник. Голос у него был соответствовал внешности -- нездоровый, задыхающийся.
-- Почему? -- ласково осведомился магистр.
-- Это совершенно необходимо, причем не столько для нас, представителей системы управления, сколько для простонародья. Внешне мы не имеем права сильно отличаться от них. Иначе это вызовет сильнейшее раздражение простолюдинов, и трудно предсказать его последствия.
-- Пусть ненавидят, лишь бы боялись, -- полыхнул глазами первый советник. -- Меня не пугает возмущение так называемого народа.
-- Вы настолько уверены в прочности своего положения? Только чувствуя за спиной большую силу, можно позволить себе говорить так, -- заметил второй советник. -- Я предпочитаю опираться на внутренние императивы, а не на средства подавления и оружие. Во всех правилах и установлениях, пусть даже самых бессмысленных, заложена глубокая суть. Нам необходимо, чтобы каждый простолюдин ощущал наличие этой сути, знал, что за ней следят непрестанно, неусыпно и непреклонно. Что малейшее несогласие с нею будет неотвратимо и жестоко караться. Следя за этим, мы первые подаем пример соблюдения кодексов. Мы должны приучить народ делать вещи, единственный смысл которых заключается в их полнейшей бессмысленности. Вот тогда простолюдин наш, мы можем делать с ним все, что захотим. И все то, что мы делаем на глазах у него, даже самые бессмысленные поступки, есть признак одежды на голом короле. Необходимо заставить простолюдина восхищаться пышностью одеяния короля.
Мэр растерянно похлопал глазами и промолчал.
-- Пуля сильнее слова, -- поморщился первый советник.
-- Не думаю, -- возразил магистр.
-- Вы правы, хотя и держитесь особой точки зрения на эффективность различных способов убеждения, -- поддержал его второй советник. -- Но в любом случае я полагаюсь на ваших лаборантов, а не на стражников господина первого советника.
-- Еще бы, -- усмехнулся первый советник. -- Они так ловко орудуют пистолетами... Куда там моим увальням.
-- Как идут ваши работы? -- спросил второй советник у магистра. --Ведь вы не зря притащили сюда этот экспонат. Вы никогда ничего не делаете просто так. Хотите похвастать новыми достижениями?
-- Не совсем.
-- Повиниться в ошибках?-- съехидничал первый советник.
-- Тоже нет. О ней немного позже, пока о более насущных делах. Завершается работа над программой "Город". Обработка населения проводится все более форсированными темпами. Мы наконец добились перевода страха перед природой на уровень генетического кода и вскоре сделаем заключительный рывок.
-- Разделяй и властвуй, -- хохотнул второй советник. -- Тогда горожане ни за что не столкуются с лесовиками.
-- Совершенно верно. Агорафобия и клаустрофобия исключают друг друга. Но мне нужна более эффективная помощь первого советника. Постоянная, ежедневная, настойчивая, целеустремленная обработка должна помочь закрепить сформированный образ врага. Ваши глашатаи слишком ленивы.
-- Хорошо, -- кивнул первый советник. -- Мы учтем это.
Мэр сделал умное лицо.
-- Правильно. Накажите их.
-- Теперь об изменившейся ситуации, -- не обращая на него ни малейшего внимания, продолжал магистр. -- Ракета должна быть в наших руках любой ценой. Это совершенно очевидно. Вопрос лишь в том, с какими целями мы будем ее использовать.
-- Уничтожить наследие черных времен, -- брякнул мэр. --Незыблемость! Порядок! Установление!
-- Да, конечно, -- утешил его первый советник. -- Стоит ли использовать ее для нашей эвакуации?
-- Наше положение так плохо? -- невинно спросил магистр.
-- Не цепляйтесь к словам!
-- Конечно, уровень жизни у них сейчас намного выше, чем здесь, -- вздохнул второй советник.
-- Но будете ли вы там советником магистрата? -- ядовито осведомился первый советник.
-- Скорее музейным экспонатом, -- уныло ответил магистр. -- Или пациентом сумасшедшего дома.
Второй советник скривился.
-- Это даже не вопрос для обсуждения. А будем ли мы пытаться установить связь?