Валькины друзья и паруса

— А почему? — спросил Сандро. — Не дорос, что ли?

— Дорос. Я болел, когда всех принимали.

— А потом?

— Что? — не понял Валька.

— Разве потом не могли принять?

— Не знаю… Никто не говорил.

— А ты сам? — спросил Сандро. Он смотрел на Вальку почти равнодушно. Однако за этим равнодушием скрывался какой— то цепкий интерес.

Валька его чувствовал, но не понимал. Это ещё больше смущало его.

— Сам? Не знаю… — неловко сказал он.

— Что ты не знаешь? — с неожиданной досадой бросил Сандро. — Не знаю, не знаю!.. Откуда вы такие берётесь, незнающие?..

Валька поднял глаза.

— Я думал, так нельзя, — сказал он. — Разве можно просить об этом самому?

— А-а… — протянул Сандро.

Валька смотрел на него и чего— то ждал.

— Ясное дело, — сказал Сандро. — А может быть, тебя в лагере принять в пионеры?.. Чтобы ты ходил, не прячась за кустами.

— В лагере? А можно?

— А чего ж… Если отряд решит, то, наверное, можно…

— А вы? — тихо произнёс Валька.

— Что — мы?

— Вы, отряд… — не то спросил, не то просто сказал Валька. И снова опустил голову. Он понял, что краснеет, как девчонка. Ведь проснувшаяся в нём надежда была просто смешной.

Сандро молчал. Барабанщики тоже молчали.

— Ну, знаешь… — сказал Сандро немного растерянно. — Нельзя же так сразу.

— Да я понимаю, — прошептал Валька.

— Нельзя так, — уже уверенней повторил Сандро. — Мы же всего пять дней в лагере. — И добавил уже с усмешкой: — Откуда мы знаем, что за человек Валька Бегунов!

— Да, — сказала длинноногая девчонка и склонила набок голову. — Действительно. Какой ты человек?

Валька пожал плечами.

— Обыкновенный человек, — вдруг сказал Генка Соловьёв. — Как все. Мы с ним в одной палате, кровати рядом. Он мне сатурновскую батарейку для фонарика дал.

— Подумаешь, батарейку дал! — сказала девчонка.

— А ещё в тетрадке что— то всё время рисует, — серьёзно добавил Соловьёв.

— Не в тетрадке, а в альбоме, — хмуро поправил Валька. — И не всё время.

— Ну в альбоме, — согласился Генка. — Я один раз хотел посмотреть, а он как двинет подушкой…

Валька глянул на него исподлобья.

— Сам же под руку полез.

— Ага, — сказал Генка.

Длинноногая девчонка прищурилась и потребовала:

— Пусть расскажет биографию.

Это была, конечно, шутка. Но никто, совсем никто почему— то не засмеялся. Все стояли и молчали, будто это было всерьёз.

— Ребята, — сказал Валька, — ну, я… в пятый класс перешёл. Вот…

— Маму и папу слушаешь? — с тонкой улыбкой спросила девчонка и опять наклонила голову.

Сандро быстро обернулся.

— Катерина, — ласково сказал он, — я понял теперь, почему Бревнов бил тебя барабаном.

Потом снова посмотрел на Вальку.

Может быть, он что— то решал?

Может быть, он думал: будет ли плохой человек подниматься до зари, чтобы взглянуть, как барабанщики встречают солнце?

— Сандро, — позвал кто— то за спиной у Вальки. — Мы ведь правда отряд…

— Джаз-оркестр, а не отряд, — сказал Сандро. — Даже сомкнутым строем стоять не умеете.

Тогда все заговорили разом. Об одном и том же:

— Кому он нужен, этот сомкнутый строй!

— В нём локтями не двинешь!

— А ты сам-то его любил, когда был барабанщиком?

— Мы кто? Гвардейцы её величества? При этом неожиданном и непонятном споре они забыли о Вальке и кольцом обступили Сандро.

И вдруг замолчали. Разом. Словно встревоженные чем-то.

Валька услыхал в кустах пёструю разноголосицу птиц.

Барабанщики поворачивались к Вальке. Он стоял на том же месте, мокрый, исцарапанный, с раскисшими тапочками в опущенных руках. Капли падали с тапочек и оставляли на твёрдом песке следы, похожие на крошечные лунные кратеры.

— Однако… — проговорил Сандро.

Валька резко поднял голову. «Я пойду», — хотел сказать он.

Они стояли широким полукольцом — барабанщики-сигналисты, барабанщики отрядов, барабанщики знаменосной группы. Самый маленький, с эмалевой звёздочкой на рубашке, смотрел на Вальку широченными серыми глазами.

— Три человека пусть займутся костром, — сказал Сандро. И негромко спросил у Вальки: — Обещание знаешь?

Валька вздрогнул, вытянулся. Проглотил комок и кивнул.

В половине девятого лагерь выстроился на утреннюю линейку. Председатель совета дружины — неторопливый очкастый Серёга Лавров — остановился перед старшей вожатой.

— Отряды к подъёму флага готовы. Настроение бодрое, — сообщил он. — Происшествий нет. На рассвете сводный отряд барабанщиков принял в пионеры Вальку Бегунова. Рапорт сдан.

Вожатая смотрела на него удивлённо и вопросительно, готовясь что-то сказать. Но Лавров, невозмутимо блестя очками, уже опустил поднятую для салюта руку.

— Не Вальку, а Валю, — сказала вожатая. — Рапорт принят. Вольно.

Рассвет. Андрюшка

Валька проснулся от боли. Во сне он прижал щекой палец и стянул с него бинт.

Боль была не такая, как вчера. Она теперь не жгла, а словно разъедала. Валька осторожно коснулся пальца подбородком. Почувствовал влажный лоскуток лопнувшей кожи и поморщился. Он торопливо нащупал на подушке трубочку бинта и, чуть дыша, протолкнул в неё палец. Боль стала успокаиваться, но ещё давала себя знать мягкими затихающими толчками.

Валька передохнул и повернулся на спину.

Окна были тёмными. Сквозь просветы в ледяных узорах Валька видел звёзды. Каждая звезда висела в середине холодного туманного пятнышка.

«Часов семь, — подумал Валька, — или полвосьмого».

Он сосчитал до трёх, сбросил одеяло и прошлёпал к столу. Нащупал кнопку грибка. От неожиданного света окна сделались блестящими и непрозрачными, как чёрная клеёнка. Только по краям зеленовато искрились морозные разводы.

За тонкой стенкой зашевелился отец.

— Валька, ты уже? Спал бы…

Валька взглянул на будильник.

— Скоро восемь. Папа, я на колонку…

Это была его обязанность. Вернее, привычка. Он каждое утро приносил два ведра воды. Правда, наливал их не доверху: вёдра были большущие и, кроме того, тащить их приходилось в растопыренных руках, чтобы ледяная вода не плескала в валенки. Когда Валька добирался до крыльца, руки и плечи у него просто стонали. Но он всё равно любил эти водяные прогулки.

Вальке нравились неяркие зимние рассветы. Снег и небо в это время были очень синими, а дома казались чёрными, и в них светились квадраты разноцветных тёплых окон.

Стараясь не грохнуть вёдрами. Валька выбрался в сени. Синее утро уже просачивалось в щели. Валька вздохнул и закашлялся: резкий холодный воздух оцарапал лёгкие. В сенях вкусно пахло зимой: снегом, смазанными лыжами и мёрзлым выстиранным бельём, которое было развешано под потолком.

Валька отбросил крючок и толкнул дверь. Он увидел сиреневый снег, чёрные ветви над забором, а левее — тёмные громады новых домов. В сумерках казалось, что дома стоят не за дорогой, а прямо перед Валькой. Они сливались с забором. Окна горели редко: было воскресное утро и во многих квартирах ещё спали.

А Вальке спать совсем не хотелось! Он поставил вёдра на крыльцо и двумя пинками сбросил их в снег. Тра-тара-ра! Бах!

Нынче солнце встаёт очень рано, Нынче день будет длинный и ясный. Ты послушай — гремят барабаны, А они не проснутся напрасно!

Солнце в декабре встаёт совсем не рано. Просто Валька чувствовал: будет хороший денёк.

Над крышами больших домов небо начинало светлеть, и антенны телевизоров прорисовывались в нём чёрными штрихами. Они были похожи на модели планеров, ещё не обтянутые бумагой.

— Только попробуйте улететь! — сказал им Валька. Подхватил вёдра и вышел за калитку.

Колонка находилась в конце квартала. Она торчала у синей снежной дороги и была похожа на озябшего карлика с фантастически длинным носом и в матросском берете с помпоном. Обычно карлик скучал в одиночестве: почти во всех соседних домах был водопровод.

Но сегодня рядом с колонкой Валька увидел закутанного человечка. Малыш повесил на кран ведро и копошился у рычага.

— Андрюшка, — сказал Валька.

Валенки малыша скользнули по выпуклой наледи, которая окружала колонку. Он выпустил рычаг, покачнулся и встал прямо.

— Не работает, — объяснил он. — Видишь, Валька, я нажимаю, а вода не бежит.

Валька лёг животом на рычаг. Лязгнуло железо, и на этом дело кончилось.

— Вот видишь, — озабоченно повторил Андрюшка.

— Подожди, — сказал Валька.

Колонка начала мелко вздрагивать. Отозвалась булькающим кашлем. Потом в ней захрипело, заклокотало, и вдруг упругая струя грянула по ведёрному дну.

Полведра набралось в три секунды. Валька выпрямился, и рычаг скакнул вверх. Колонка обиженно фыркнула, погудела и успокоилась. Валька сказал:

— Такой у неё характер.

Андрюшка взглянул на колонку с уважением и потянулся к ведру.

— Подожди, сниму, — сказал Валька. — Утащишь столько?

Андрюшка приподнял ведёрко.

— Я больше могу.

— Хватит, — решил Валька. — Тебе же на третий этаж тащить. — И спохватился: — Андрей! А ведь у вас же водопровод!