Помоги проекту - поделись книгой:
— А когда будет?
— Ай, не знаю! — в голосе слышаться слезы. Хочу спросить, что случилось, но трубку уже повесили.
Что такое? С родичами повздорил?
А еще через неделю пришла открытка. Полосатый котенок гоняется за бабочкой. Обратного адреса нет, на марке стоит штамп Главного клинического госпиталя. Всего одна фраза: «По стенкам не ходи, опасно».
Ну и как это понимать?
До дискеты из ВНИИ добираюсь не скоро, когда выпадают свободные выходные: кадровик обрадовался, ставит во все патрули и дежурства.
Марина сбросила мне архив, в котором записаны, помимо справки для Министра, рабочие файлы Гадкевича. Читаю и понимаю, что угрожать может не только любезный Виталий Семенович со своей командой.
Он нашел четверых. Это было непросто. Когда прикрыли финансирование по «Зоопарку», лабораторию расформировали, документы — в том числе адреса подопытных — списали в дело, которое было уничтожено через пять лет, как положено, по истечении срока давности. Кураторы давно разбежались, большинство уволилось из органов. Однако Гадкевичу удалось выйти на Костика и еще троих, кто служил в нашей системе. Он собрал ребят, показал кое-кому, что они могут, добился обещания дать много денег и принялся хлопотать о возобновлении «Зоопарка». Все было на мази, запланировано совещание с начальниками департаментов при замминистре с демонстрацией чудо-милиционеров.
И тут оборотни начали гибнуть один за другим.
Одного насмерть сбила машина. Второй утонул в неглубокой реке. Третьего нашли в десяти метрах от дома, переломанного, как будто с высоты упал.
Совпадение? Возможно. Вот только не могли они так умереть.
Гадкевич напряг профессоров, которые когда-то занимались «Зоопарком», и подключил их к расследованию гибели ребят. Заключение экспертов было единогласно: каждый погиб, находясь в своей стихии. Что произошло, почему ментоморф птицы вдруг разучился летать, а ментоморф рыбы плавать? Почему ментоморф вроде моего Тролля, которого катком не переедешь, был задавлен каким-то жигуленком?
Закрываю файл, задумываюсь. Неудивительно, что Гадкевич запаниковал. Получается, что оборотень внезапно теряет свои особенные свойства. В чем же причина?
Просматриваю документы еще раз, ищу закономерности. Сплошные загадки. По возрасту ребята различались года на три. Служили в разных подразделениях — кто на земле, кто в главке, прапорщик, сержант, два старших сержанта. Еще и еще раз перечитываю справку экспертов. Результаты вскрытия… патологий не обнаружено (ну, точно, свойства утеряны, попробовали бы они Тролля вскрыть!). Ага. Следы алкоголя в крови. Уже ближе. Алкоголь? Не так все просто. Костик, к примеру, выпивал со всеми, не стеснялся — и ничего.
Что ж, эксперты руками развели, а что Гадкевич докладывал Министру? «При невыясненных обстоятельствах… трагическая гибель… младший лейтенант Сафонов… младший лейтенант Каппушев…». Стоп. Какие еще лейтенанты?
Лихорадочно роюсь в файлах. Есть! В старой докладной, к совещанию, Гадкевич живописует какие молодцы его оборотни, и упоминает, что за усердие в службе трое представлены к званию досрочно. Ну и что? Что такого смертельного в звездочке на погонах?
Матроскин объявился сам, позвонил, сказал просто: «Я в госпитале, в Москве. Приходи, поговорим».
С авоськой апельсинов вхожу в палату. Талгар стоит у зеркала, опершись на стенку, рассматривает физиономию. Увидел меня, обрадовался:
— Здорово, брат!
— Что случилось? На подвиги потянуло?
— Типа того. Пошли, выведешь меня, воздухом подышим.
Матроскин упал с обрыва: преследовал контрабандистов и, как он сказал, оступился в темноте. Он даже не поломался, так, побился слегка, но у него появилась редкая болезнь, нарушение вестибулярного аппарата. Он практически не может ходить, сидеть без опоры. Во дворе госпиталя мы так и гуляли, от столба к столбу.
Что-то мне это напоминает.
Мы уже возвращались к корпусу, когда из кустов выбежал тощий полосатый кот и с мурчанием завился вокруг Талгара. Тот наклонился погладить, пошатнулся и уперся в землю. Я помог ему выпрямиться.
— Черт, так неудобно и так нельзя, — он сел на корточки и почесал кота под подбородком. — Мне звание присвоили, — сказал он невпопад. — Как курсы закончил, так и звездочки дали. Тебе тоже должны дать.
Он встал и посмотрел мне в глаза.
— Знаешь, я всегда был одиноким котом. А сейчас у меня такое ощущение, будто приняли в стаю. Это очень здорово: быть в команде. За это ничто не жалко отдать. А ходить я научусь, дело времени.
Эх, Матроскин, если бы я мог тебе доверять! Но, вернувшись с курсов, я первым делом пошел к Стенду славы и снова — как будто не знал наизусть — перечитал про наших героев.
Фамилии Кодзоев там не было.
Служба идет своим чередом: патрулирую, расследую и борюсь с преступностью всеми доступными методами. И как-то утром, в ответ на мое приветствие знакомый старлей не вскидывается к фуражке, а пожимает руку, а капитан Бобров хлопает по плечу и вид у всех загадочно-торжественный. А я хоть и Скорпион, но не в теме. На утреннем разводе майор Дубинин объявляет:
— За выдающиеся успехи в оперативно-служебной деятельности старшему сержанту Акимочкину присваивается звание младшего лейтенанта досрочно!
Дошла и до меня очередь. Надо быть настороже. Но как все-таки приятно, когда тебя ценят!
Обмывание устраиваем в тот же день после работы. Дубинин не присутствует, не положено. Только младший и средний начсостав.
Мне наливают полстакана водки, бросают туда звездочки.
— Ну, ты понял, водку выпиваешь, а звездочки нужно взять в рот. Сделаешь все как надо — служба пойдет гладко, — наставляет меня Бобров.
— А если я их проглочу?…
— О, это хорошая примета! Дослужишься до полковника.
Умник пить бы не стал, дабы не замутнять разум. Тролль к любым жидкостям относится с недоверием. Была бы водка твердая, он бы ее грыз. Но сегодня я Скорпион, и у меня праздник!
Выпиваю полстакана, аккуратно губами цепляю звездочки и выкладываю на плечо. Во как мы умеем! Ребята аплодируют.
Водка производит на меня странное впечатление. В животе хорошо, тепло, в голове тоже хорошо, только шумно. Вокруг сидят сослуживцы — нет, друзья, с которыми мы брали воров и убийц, усмиряли хулиганов, вместе ходили в патруль и охраняли покой нашего города. Рюмка за рюмкой они рассказывают мне, какой я славный парень, Игорь Акимочкин, говорят хорошие слова. Что-то внутри меня начинает расслабляться, всегдашнее напряжение отступает. Подкатывает давно забытое ощущение дома, семьи, душевного тепла. Наверное, подобное испытывает путешественник, вернувшись домой, или волчонок, принятый в волчью стаю.
И вот я уже сижу с блаженной улыбкой и машинально клешней режу в бахрому край самодельной скатерки из старых штабных карт.
Когда меня загружают в УАЗ, я ни черта не соображаю.
Ребята довозят до самого подъезда. Стою какое-то время у двери, покачиваясь, прислушиваюсь к непривычным ощущениям. В голове мутится, все звуки стали неясными, как в вате, и только мальчишки орут пронзительными голосами: «Камень, ножницы, бумага, ку-е-фа!». Что-то мне это напоминает.
В подъезд входить лень. Задираю голову, смотрю на свое окно. Пятый этаж, чего там, сейчас по стеночке поднимемся. Цепляюсь за штукатурку и ползу наверх. Срываюсь, снова примеряюсь. «Не ходи по стенкам», — вспоминаю предупреждение Талгара. На какое-то время задумываюсь: что это вдруг не ходить? Мысли ворочаются в голове, растягиваются эхом «не ходи — ходи — ходи — ходи…». В этот момент из подъезда появляется Тамарка.
— Игорь, здравствуйте!
— Ззздрасст, Таммарочика, — язык не слушается.
— Ой, чегой-то Вы такой пьяненький?
Показываю на плечо.
— Звание присвоили, да? Поздравляю! Ну, пойдем, я тебя домой отведу.
Тамарка нежно, но твердо берет меня под руку и ведет в подъезд. Дальше я не очень помню, кажется, я все время порывался встать на шесть лап, но Тамарка меня одергивала, тогда я стал помогать себе крылышками, отчего нас шатало туда-сюда. Потом мы оказались в моей квартире и Тамара обливала меня в душе холодной водой, а потом куда-то делась и оставила меня наедине с зеркалом.
Я стоял и тупо туда глядел, опершись на раковину. Отражение плыло, троилось, а потом я увидел всех сразу. Они стояли плечом к плечу в темной стеклянной глубине, родные мои образины: Тролль, каменная голова и доброе сердце, Скорпион — шустрые ножницы Закона, Умник, бумажная душа. Я помотал головой. Отражение замерцало, задвигалось, сливаясь. Тролль, Скорпион и Умник сплелись в расплывчатый кокон, который вдруг раскрылся и туманными клочьями растаял в стеклянной глубине. А из зеркала глядел прямо мне в глаза светловолосый парень, Игорь Акимочкин, человек, такой, каким я видел себя только на фотографиях.
Я нервно дернул глазом. Отражение подмигнуло в ответ и улыбнулось. Я коснулся пальцами стекла, он тоже. Вот и свиделись, Игорек.
Значит, меня приняли в стаю.
Теперь главное — научиться жить как люди.
Поделиться книгой: