Побег к смерти

Произнося эти слова, она увидела меня и решительной походкой направилась в мою сторону. Она едва доходила мне до плеча.

— Хэлло, — сказала она. — Вы едете в Чичен-Ица?

Я ответил утвердительно. На лбу у нее выступили капельки пота, а ее круглые черные глаза были глазами маленького мальчика, старающегося ничего не пропустить. Она мне понравилась так, как иногда нравятся самые неподходящие люди в самые неподходящие моменты.

Она спросила:

— Вы остановитесь в гостинице?

— Собираюсь.

— Сколько они с вас запросили? С меня хотят содрать семьдесят пять песо за ночь. Дело не в деньгах. Но я терпеть не могу, когда меня обманывают.

Она с подозрением посмотрела на меня, как будто я сумел немного выторговать и не хочу выдать ей секрет, как мне это удалось.

— Боюсь, что я ничего не могу сказать вам о цене. Я не заказывал номер. Еду без предупреждения.

— О, — она взглянула на машину. — Путешествуете в одиночестве?

Я не знал, как мне объяснить присутствие Деборы.

— Вроде этого.

— Сами за рулем?

— Да. Я взял машину напрокат.

Она вздохнула.

— Какой вы умник. Эта огромная красивая дубина мужского пола, — она указала на шофера, — стоит еще пятьдесят песо. Все так и норовят ограбить вас, — по лицу скользнула заразительная улыбка. — Но, пожалуй, их трудно в этом винить. Ведь мы в их представлении банда слабоумных праздношатающихся.

— Конечно.

Она протянула руку.

— Что ж, очень рада познакомиться с вами. Мое имя Лена Снуд, Ньюарк. Идиотское имя. Но до замужества я была Хагенхофер, так что вряд ли есть основание жаловаться. Ну, увидимся в гостинице.

— Позвольте мне угостить вас чем-нибудь?

— Нет, уж лучше я вас угощу. С какой стати вы будете тратить деньги на такую старую каргу, как я?

Маленькая девочка в рваном платьице подошла к нам и молча протянула крепко связанный букетик полевых цветов. Увидев ее, миссис Снуд пролаяла на ломаном испанском:

— Нет. Не надо цветы. Есть цветы. Орхидеи, — она ткнула пальцем в лацкан жакета. Потом, ворча, открыла сумочку и всунула девочке в руку одно песо. — Вот тебе. Теперь иди, играй. Или дои корову. Или что там еще делают мексиканские девочки, — она пожала плечами и повернулась ко мне. — Видите, так и норовят на каждом шагу ограбить американцев.

Она заковыляла обратно к машине. Когда машина тронулась, она помахала мне рукой. Я увидел пурпурные орхидеи, нелепо болтающиеся у ее плеча.

Бак был наполнен. Я оплатил бензин и вошел в магазин за Деборой. Она стояла в глубине маленькой, погруженной в полумрак комнаты. Красная сумочка торчала у нее под мышкой. В руке она держала бутылку кока-колы, но не пила ее.

Страх — это одна из эмоций, которую легче всего обнаружить. Хотя в ее внешней маске спокойствия не было никаких видимых изменений, как только я взглянул на нее, я понял, что она чего-то боится.

Это меня удивило. Маленькая лавочка, пропитанная ароматами самых безобидных сельских товаров — брынзы, бананов, — была поистине мирной гаванью. Казалось совершенно невозможным, чтобы что-то могло испугать ее в этой безвестной юкатанской деревушке. И тут я вспомнил, как она оглядывалась, сидя в машине, на сигнал автобуса и как она сразу исчезла при приближении машины миссис Снуд.

Так, значит, она боится кого-то, кто может догнать ее на машине? Вероятно, так. Кого же это? Миссис Снуд? Можно ли предположить что-либо внушающее страх в миссис Снуд, с ее ядовито-зеленым костюмом и увядающей бутоньеркой? Дебора все больше и больше возбуждала мой интерес.

Я подошел к ней. И почувствовал, что по мере того, как я приближаюсь к ней, ее страх исчезал. Она поборола его с моей помощью. Выглядывающий из-под серебристых локонов подбородок по-прежнему был вздернут вверх. Я не мог себе представить, какие опасности могут ей угрожать, однако меня чрезвычайно тронуло то, что такая молоденькая девушка, чем-то до смерти перепуганная, ни в коем случае не хочет обнаружить свой испуг. Борьба с отцом? Или слишком навязчивым любовником? Мне очень хотелось спросить ее, в чем дело. Но это не такая девушка, которой можно задавать такие вопросы.

Я спросил:

— Готовы ехать дальше?

— Да.— Неторопливым жестом она поставила на прилавок неоткупоренную бутылку кока-колы. Некоторое время она молча смотрела на меня из-под полуопущенных ресниц. Стандартный трюк кинозвезд, давно приевшийся и отнюдь не чреватый роковыми последствиями.

— Я слышала, вы разговаривали по-английски с какой-то женщиной?

— Да. Это туристка. Едет на те же развалины.

— Одна?

— Да. С шофером. Она уже уехала.

Она говорила с таким видом, будто ей все это в высшей степени безразлично. Однако на сей раз ей не удалось меня обмануть. Она обошла спящую на полу собачонку и, направляясь к двери, обернувшись, сказала:

— Что это за женщина?

— Просто очень смешная маленькая женщина с орхидеями.

Дебора вышла на яркий солнечный свет. На лице никакого выражения. Почти глупое лицо. Это напоминало мне лица, которые я видел на войне. Лица пленных, которые знали, что их жизнь часто зависит от выражения лица, и далеко прятались за эту линию обороны.

Она не спеша села в машину. Когда я садился за руль, то заметил, какой пристальный взгляд бросила она на свой серебристо-серый чемодан, лежавший на заднем сиденье.

Вообще-то говоря, это вполне нормальное явление — проверить, цел ли твой багаж. Но взгляд Деборы Бранд, пожалуй, был слишком уж внимательным.

Она боится, что ее кто-то догонит. Она боится, что ее чемодан украдут. Кто же она такая?

Конечно, не просто туристка, едущая ради удовольствия осматривать развалины.

Глава 2

Начало постепенно смеркаться. Деревень больше не попадалось, и по мере того, как мы углублялись в однообразные джунгли, дорога становилась все хуже и хуже. Настроение мое сделалось совсем паршивым, очевидно, под влиянием непонятного страха сидевшей рядом со мной девушки. На любого человека, выросшего в городе с ярким уличным освещением и светофорами на каждом углу, Юкатан ночью невольно навевает ужасы. Дикие джунгли, сплошь ничейная земля, никакой частной собственности. Растут деревья, вьются лозы дикого виноградника, в тусклом освещении чуть заметно пестрят цветы. И никаких тропинок. Покажется вдали с трудом различимый во мраке холм, ты знаешь, что это на самом деле не холм — это давно забытый, занесенный землей храм, который, вероятно, никогда и не пытались откопать местные власти, недостаточно богатые для того, чтобы позволить себе роскошь разгадывания погребенных тайн.

Стало совсем темно. Дебора молчала, но мысли мои были только о ней. Я никак не мог успокоиться: чего она так боится? И, отбрасывая одну за другой различные совершенно фантастические причины ее страха, я все больше подпадал под влияние ее чар, чего со мной не случилось бы, будь я в менее экзотическом окружении. Ее волосы сияли в пустоте, как огромные бледные цветы. Аромат ее духов, который в ночном клубе Нью-Йорка или в «Реформе» в Мехико-сити показался бы просто обыкновенным ароматом, здесь являлся неотъемлемой составной частью этой волшебной обстановки. Он вполне мог быть запахом джунглей, влившимся через открытое окно машины.

Я перестал терзать себя сомнениями по поводу причин ее страха и подумал: а что, если поцеловать ее сейчас? Надо признаться, вряд ли можно назвать похвальным такое желание для мужчины, который все еще находится в муках примирения с собственной женой. И я прогнал от себя эту мысль.

Впереди на пыльной дороге показалась пара маленьких красных глаз, зловеще сверкавших в свете автомобильных фар. Неизвестная птица, сидевшая на дороге, взмахнула крыльями и улетела в темноту.

— Ах, эти птицы на дороге, — вдруг проговорила Дебора. — Отец говорил мне о них. Индейцы считают, что это душа майанской принцессы. Ей сказали, что ее возлюбленный умер, а она не поверила. Вот и сидит до сих пор в ожидании.

— А почему ей сказали, что он умер?

— Здесь кругом смерть. Отрезают головы животным. Вырывают сердце у живого человека. Вечно кровь. Всюду кровь. Папа говорил, это потому, что здесь нет воды. В жертву Богам приносят кровь в обмен на дождь.

Резким щелчком зажигалки она закурила сигарету. Ее профиль на короткое время осветился. Она посмотрела на меня с любопытством и интересом, как будто она задумала что-то.

— Хотите закурить?

— Благодарю.

Она наклонилась и сунула мне в рот сигарету. Я почувствовал мягкое прикосновение пальцев к моей щеке. Она снова откинулась на спинку сиденья и закурила другую сигарету.

Еще две птицы, ожидавшие своих возлюбленных, сверкнули красными глазами и, взмахнув серыми крыльями, исчезли в темноте.

В иссиня-черном небе показалась луна, тонкая, как обрезок ногтя. Слева от нас мы увидели возвышающуюся в джунглях огромную тупоугольную пирамиду, черную, мрачную. При виде ее у меня холодок побежал по спине. Серп луны висел сзади пирамиды, как эмблема. Я мысленно представил себе массивные, высеченные из камня ступени, подумал о крови жертв, стекавшей по ним.

Впереди показался электрический свет, и сразу справа от нас началась железная изгородь. Наконец-то мы из ничейной земли въехали в частную собственность. Над причудливо вырезанными деревянными воротами с тростниковой крышей горел фонарь. Мы приехали в гостиницу.

Вероятно, шум нашей машины был слышен, так как у ворот нас уже ожидал официант в белой куртке. Он забрал наши вещи и на мой вопрос ответил, что я могу оставить машину прямо на дороге. Мы пошли за ним по дорожке через тропический сад. Здесь дикие джунгли рукой человека были превращены в великолепный парк с лоснящимися листьями пальм, цветущим виноградником и цитрусовыми деревьями. Мы подошли к широкой террасе. По всей вероятности, это очень комфортабельный отель. Миссис Снуд нечего было беспокоиться: ее расходы окупятся сполна.

Но лично я не сказал бы, что от него в восторге. Он был слишком элегантен и роскошен и поэтому казался совершенно неуместным здесь, в такой близости к мрачному чудовищу пирамиды.

Мы зарегистрировались у дежурного. На столе у него было много открыток и американских журналов. Оказывается, большая часть комнат была в отдельных коттеджах, расположенных в саду. Очевидно, они решили, что мы путешествуем вместе, и поэтому дали нам номера в одном и том же коттедже. Слуга отвел нас к нашему коттеджу в глубине сада. Это было очаровательное здание в майанском стиле.

Когда мы расставались у дверей наших комнат, я сказал Деборе:

— Я надеюсь, вы пообедаете со мной? Как насчет того, чтобы выпить что-нибудь?

— Благодарю. Я только переоденусь. Я быстро.

В моей комнате с высоким тростниковым потолком было две кровати с сетками от москитов и изящная раскрашенная мебель.

Когда я, сняв рубашку, обмывал в ванной комнате сожженные до боли руки и грудь, в дверь постучали. Я открыл. Это была Дебора. Она держала в руке баночку крема от ожогов.

— Вот, — сказала она. — Я не забыла.

Она осмотрела мой торс, затем взяла за руки и повернула, чтобы осмотреть спину. По-видимому, она совершенно не придавала значение тому, что перед ней стоял полуобнаженный почти незнакомый мужчина.

— Ну и ожог, — посочувствовала она. — Давайте лучше я вам сама все сделаю. — Она закрыла дверь. — Пойдемте к окну.

Я подошел. Я слышал, как она отвинтила крышку баночки, после чего ее пальцы начали ритмично массировать мою спину. Иногда моего плеча касались ее мягкие прохладные волосы. Меня обуревали странные чувства: во всем этом была какая-то интимность, и в то же время — это полнейшее безразличие ко мне с ее стороны.

Сзади меня раздался ее голос:

— Женаты?

— Да, — сказал я.

— Вашу жену не интересуют развалины? Или это вы ее не интересуете?

— Она работает. В Голливуде. Актриса.

Последовало ее характерное равнодушное «О». Руки продолжали искусно обрабатывать мою спину.

— Теперь повернитесь.

Я повернулся. На юном лице по-прежнему никаких эмоций. Между зубками показался кончик ее язычка — признак сосредоточенной работы. Она намазала мазью мою грудь, потом руки одну за другой, начиная растирать от плеча вниз, к запястью. Когда все было закончено, она задержала мою левую руку в своих руках и посмотрела на меня. Пристально и вызывающе.

К моему крайнему изумлению, вдруг она спросила:

— А что, продюсеры способны на романтические похождения в темном Юкатане?

У меня слегка кольнуло сердце.

— Все возможно. При наличии достаточного повода.

Она взяла меня за обе руки, наклонилась ко мне и поцеловала прямо в губы. Это был продолжительный поцелуй, с претензией на пылкую страсть, однако не очень убедительный. Он напомнил мне поцелуи, которыми награждают выигравшего этот приз кинозвезды в лотерее с благотворительными целями.

Она отстранилась от меня.

— Ну, как? Достаточный повод?

— Подойдет.

Я обнял ее за талию, но она выскользнула от меня со словами:

— Только не сейчас, когда вы кругом обмазаны мазью.

Она подошла к кровати, завинтила крышку баночки и поставила ее на ночной столик.

— Завтра нужно будет еще раз помазать. Ну, пока, увидимся через несколько минут. На террасе.

В замешательстве, заинтригованный, и в то же время не в силах заглушить возникшие подозрения, я стал одеваться. Надел чистую рубашку, завязал галстук, надел пиджак и прошел по саду в центральное здание отеля. Мазь утишила боль. Я с удовольствием думал о своей исцеленной коже и о Деборе.

За исключением группы официантов, столпившихся в одном углу, длинная терраса была пуста. Вероятно, сейчас не сезон для туристов.

Я заказал ромовый коктейль и сидел, потягивая его и наблюдая за крупными мотыльками, порхающими в темном саду, и думал о девушке, которая может быть в один момент такой напуганной до смерти, а буквально через несколько минут такой неубедительно страстной. Но я ничуть не боялся попасть в ловушку. Она была слишком молода.

Сзади меня послышались чьи-то шаги. Я повернулся. Ко мне приближалась миссис Снуд в кричащем красном вечернем платье. Она подправила косметику, и все же, несмотря на все ее великолепие, по-прежнему оставалось впечатление неряшливости.

При виде меня в ее черных пытливых глазах вспыхнула радость. Она бухнулась на стул рядом со мной и сказала с укоризной:

— Ах вы плут этакий. Ведь я собиралась оплатить этот ваш бокал, — и быстро добавила: — Сколько с вас взяли?

— Они ничего мне не сказали.

Я думал о Деборе, о том, как она спряталась в деревенской лавочке. Если миссис Снуд является причиной ее страха, я об этом скоро узнаю.