Подобно богатым калифорнийцам Габриель одевался очень броско: его черные штаны были перехвачены на талии ярким шелковым поясом, а на черном камзоле сияли золотые пуговицы. Черные же сапоги были из тончайшей кожи, а белая рубашка расшита золотом.

— Соtо esta? <Как поживаете? (исп.).> — лениво спросил он, улыбаясь девушке.

Он заметил в ее прекрасных зеленых глазах боль, но не понял ее причины. Впрочем, она тут же исчезла, прежде чем Габриель успел спросить ее, в чем дело.

— Прекрасно, Габриель, — отвечала она. — Я не видела вас целую неделю. Чем вы занимались?

Габриель развернул натруженные ладони:

— Объезжал новых лошадей. Упрямые, бестии. А чем занимались вы, Байрони?

Отцу Габриеля было невдомек, что его сын отлично говорил по-английски — это наверняка вызвало бы его гнев. Не знал он и того, что Габриель встречался с gringa <американкой (исп.).>, дочерью человека, которого он считал глупцом и горластым хулиганом. Но Габриель не сторонился Байрони. Она была свежа, прелестна, обаятельна и нравилась ему. Он сосредоточенно смотрел на девушку, представляя, как бы затрепетала она от его прикосновения.

Байрони проронила что-то бессвязное в ответ и пожала плечами. Габриель впервые последовал за нею сюда, в ее тайное убежище, несколько месяцев назад и теперь, по-видимому, знал, когда можно было ожидать ее появления. Она не возражала против этих встреч, потому что он ей тоже нравился: казался добрым, любил пошутить и посмеяться. Он был отдушиной для Байрони, угнетенной царившей в ее доме атмосферой.

— Вы такая тихая сегодня, nina <девочка, барышня (исп.).>, — заметил он, закинув повод за луку седла. Он шагнул к ней и пришел в смятение, увидев, как она сжалась. — Что случилось, Байрони? Вы ведете себя так, словно я бык, который собирается напасть на вас.

Она едва не рассмеялась от уместного сравнения.

— Простите, Габриель. Я, кажется, сегодня немного нервничаю.

Он нахмурился, уже не в первый раз стараясь понять, о чем она думала. Она отвернулась и вперила взгляд в унылый пейзаж, а Габриель посмотрел на ее бриджи. Как раскричалась бы его мать, увидев рядом с ним так бедно одетую девушку. Порыв ветра на мгновение прижал к груди Байрони свободную белую рубашку, и юноша проглотил подступивший к горлу комок. После их последней встречи ему пришлось отправиться к какой-то проститутке в Сан-Диего. Но это было совсем не то.

«Он догадается, что со мной что-то не так, если я не заговорю о чем-нибудь вполне обычном», — подумала Байрони.

— Расскажите мне о новых лошадях, Габриель, — попросила она.

И он начал рассказывать о лошадях.

Долгие послеобеденные часы они провели за приятной беседой. Габриель говорил о своей семье, и Байрони жадно ловила слова о том, какой интересной могла быть жизнь. Неужели прошло всего шесть месяцев с того момента, когда она покинула дом Айды, дорогой, хлопотливой тетушки, приютившей ее и отдавшей свою любовь? И не подпускавшей к ней никаких мужчин.

Она на мгновение задумалась: не считала ли старая дева тетя Аида всех мужчин подобными своему зятю?

Не то чтобы она говорила что-то плохое о Мэдисоне Девите или о каком-нибудь другом мужчине. Она никогда не говорила и ничего хорошего. Байрони постаралась снова сосредоточить блуждавшее внимание на Габриеле, который теперь говорил о своей матери.

Донья Карлота, улыбчивая, веселая женщина, пухлая и любящая, обожала разыгрывать отца Габриеля. Его жизнерадостные братья выполняли тяжелую работу на ранчо Лос-Пинос, а младшая сестра Бланка была болезненной, избалованной красивой девочкой.

Габриель рассказывал о прошедших рождественских праздниках, когда Байрони внезапно вскочила.

— О Боже! Скоро стемнеет. Мой отец.., я должна ехать, Габриель. — Байрони сотрясала дрожь.

— Я провожу вас до дома, Байрони, — предложил Габриель, помогая ей подняться в седло.

— Нет.

Она почувствовала, как по телу потекли струйки пота от страха.

— Ну разумеется, провожу, — спокойно проговорил он и остановил своего жеребца рядом с ее кобылой.

Она уедет от него до того, как они приблизятся к дому. В голове Байрони крутились мысли о том, что она солжет, если их увидит отец. Заметив вдалеке огни, она ударила каблуками в бока Колючки.

— До свидания, Габриель! — крикнула она и обернулась, чтобы помахать ему рукой.

— Осторожно!

Предостережение дошло до ее сознания лишь после того, как ее выбил из седла сук дерева, на который она наткнулась оглянувшись. Байрони упала на спину и несколько мгновений не могла дышать. Спрыгнувший с жеребца Габриель опустился рядом с нею на колени.

— Все в порядке, — выдохнула она. — Получилось так глупо…

— Уверены, что все в порядке? — переспросил он и обхватил ее руками, помогая подняться на ноги.

— Да, да, — торопливо подтвердила она, высвобождаясь из рук Габриеля. — Я должна ехать домой.

— Querida <Любимая (исп.).>, позвольте мне помочь вам.

Она не расслышала его ласкового обращения, зато увидела стоявших перед домом брата с отцом, попыхивавших сигарами.

— Пожалуйста, уезжайте, — сказала она Габриелю, взявшись за луку седла.

— Хорошо, — отозвался он. — Скоро увидимся, Байрони. он развернулся и уехал, пустив лошадь галопом.

Байрони глубоко вздохнула и направила Колючку к небольшой конюшне. Она нехотя слезла с лошади и занялась успокаивающим нервы делом — чисткой кобылы. Она почти закончила, когда увидела в узком проеме двери конюшни отца.

— Стало быть, — чеканно заговорил он, растягивая слова, — ты окончательно решила оставить своего любовника, а, девочка?

Она уставилась на отца, не понимая смысла его слов.

— Богатого смазливого Габриеля де Неве, — добавил он и сплюнул в кучу старой соломы.

— Он просто приятель, — возразила она, чувствуя, как быстрее забилось сердце, подгоняемое страхом. — Всего лишь приятель. Я встретилась с ним три месяца назад в Сан-Диего.

— И этот красавчик по-приятельски рвет на тебе рубашку, дочка? Тебе так нравится лежать на спине?

Она взглянула на разорванную у плеча рубашку.

— Я упала с лошади, только и всего. Наткнулась на толстую ветку, и она сбила меня на землю.

— Не лги! Ты мерзкая потаскушка! Я заставлю тебя жалеть о том, что…

— Я жалею о том, что вы мой отец! — выкрикнула она ему в лицо. — Боже, как я вас ненавижу! У вас грязный ум…

Он рванулся к ней, но от двери послышался голос Чарли:

— Не надо, отец. Погоди, оставь ее в покое и послушай меня.

Байрони недоуменно заморгала. Помощь от брата?

Поистине мир перевернулся с ног на голову. К ее удивлению, отец, бросив на нее взгляд, полный злобы, повернулся к сыну.

— Выйди-ка на минутку, отец, — позвал Чарли. — Клянусь, это очень важно.

— А ты, девочка, — он плюнул в сторону Байрони, — ступай в дом да подмойся! Я займусь тобою позднее!

* * *

Луис, один из пастухов дона Хоакина де Неве, сообщил ему, что его хочет видеть сеньор Девит. Дон Хоакин нахмурился и захлопнул гроссбух, лежавший перед ним на письменном столе. Что понадобилось этому нелепому человеку? — недоумевал он. Ему пока не случалось в чем-то отказывать Девиту, хотя он и презирал его. Он поднялся из кресла, высокий, с квадратными плечами и исполненный чувства собственного достоинства. Он смотрел на Мэдисона Девита, разъяренным быком ворвавшегося в его тихий кабинет.

— Сеньор Девит, — заговорил он подчеркнуто вежливо, — чем могу служить?

Эти заносчивые калифорнийские аристократы всегда сбивали Девита с толку. Он ненавидел их — они постоянно заставляли его чувствовать свою неполноценность, незначительность, сознавать, что он представлял собою нечто такое, что им волей-неволей приходилось терпеть.

— Я хочу поговорить с вами о вашем сыне, — проговорил он, двигаясь прямо на хозяина дома.

— О котором из сыновей? — спросил дон Хоакин.

Грязные, злобные слова застряли в глотке Мэдисона Девита. Оглядывая великолепную дорогую мебель в кабинете, он ощутил, как в нем закипают алчность и зависть, но с трудом умерил свой тон.

— О вашем сыне Габриеле, — уточнил Девит. — Парень испортил мою дочь. Изнасиловал ее. И я требую возмещения, сеньор. Требую!

Дон Хоакин не выказал ни малейших признаков волнения.

— В самом деле? — переспросил он, с интересом выгнув дугой черную бровь.

— Да, он взял ее вчера. Я видел его с моей дочерью. У нее была разорвана одежда. Он опозорил ее и нашу семью.

«Ах, Габриель, — подумал раздосадованный дон Хоакин. — Этого, мой сын, я допустить не могу». Он и не подумал сказать Девиту о том, что сын откровенно рассказал ему обо всем, что произошло накануне вечером. Он понимал, что обязан защитить свою семью и ее незапятнанное имя. Не стал он и доказывать этой жалкой твари, что его сын ни в чем не виноват. В любом случае это не привело бы ни к чему хорошему.

— Я требую заключения брака, сеньор!

Дон Хоакин мимоходом подумал, правда ли все те отвратительные вещи, которые ему довелось слышать об этом человеке с тяжелой челюстью. Что ж, он ничем не может помочь бедной девушке.

— О браке не может быть и речи, сеньор Девит, — спокойно проговорил он. — Утром мой сын надолго уехал к нашим родственникам в Испанию. — Он помолчал, понимая, что, возможно, мог бы уберечь оклеветанную девушку от ярости отца. — Однако я согласен вручить вам компенсацию. — Он выдвинул ящик стола, повернул ключ в замке сейфа и отсчитал пять сотен долларов.

Он вручил деньги Девиту. И почувствовал оцепенение, глядя на то, как тот, стоя перед ним, пересчитывал банкноты.

— Этого мало, — заявил Мэдисон Девит. — Речь идет о чести моей дочери. Он испортил ее. Кто теперь захочет на ней жениться?

— Это все, что вы можете получить, сеньор. А теперь благоволите меня оставить. Ваше присутствие.., угнетает.

Как ни ругался, как ни угрожал Девит, дон Хоакин остался непреклонен, ничего больше не сказал и лишь смотрел на него с терпеливой скукой. Когда тот наконец удалился, дон Хоакин глубоко вздохнул. Пора, подумал он, и впрямь посадить Габриеля на корабль и отправить в Испанию. Его дед и бабка долго не проживут, да кроме того, там куча кузенов, с которыми ему не мешает повидаться. Да, ему пора увидеть мир.

Глава 2

Брент Хаммонд вышел из тускло освещенного салуна Колорадо-Хауса на залитую ярким послеобеденным солнцем улицу. На лице его играла самодовольная улыбка. Он только что выиграл в покер у новичка двести долларов — всего за четыре часа и не без шулерского приема. Собственно, именно благодаря ему Бренту и досталась большая часть этих денег. Он потянулся, расправив усталые мускулы и, повернувшись, посмотрел в сторону возвышавшегося вдалеке холма Пресидио, где, ему казалось, можно избавиться от раздражавших ноздри запахов всевозможных отбросов, которыми были полны узкие, грязные улочки, и вдохнуть полной грудью чистого морского воздуха.

Он смотрел на бродивших между обшарпанными глиняными хижинами непривязанных коров, когда услышал хлопки выстрелов. Брент быстро повернулся и не успел сделать и двух шагов, как на него что-то налетело, едва не сбив с ног. Он отшатнулся и закачался на каблуках, пытаясь сохранить равновесие, она же — то была женщина — грохнулась задом на землю, к его ногам.

Байрони вскрикнула и выпустила из рук два пакета, один из которых тут же раскрылся и из него потекла белая струя муки.

— Боже мой! — пробормотала Байрони. Она больно ударилась задом, но, несмотря на это, не выдержала и рассмеялась. Потом с усилием поднялась на колени.

— Простите, — заговорил Брент, опускаясь на корточки. — Позвольте, я помогу вам.

Она подняла взгляд на мужчину, на которого только что наткнулась, и у нее перехватило дыхание. У него были прекрасные синие глаза, правильно очерченные губы сжались в тонкую линию в попытке сдержать смех.

— Привет, — буркнула она, не отрывая глаз от его лица. Его густые, чисто вымытые черные волосы сияли на солнце. Она заметила шрам на его щеке — белую нитку на загорелой коже — и подумала о том, где он мог его заработать.

— Привет и вам, — ответил Брент. Он взял ее за руки ниже локтей и помог встать на ноги.

Байрони отличалась высоким ростом, но он был на голову выше. Она видела, как раскрылись его губы, и они оба весело расхохотались.

— — Вам лучше выпустить меня, или ваш костюм из серого превратится в белый.

Брент только теперь сообразил, что все еще не выпустил ее рук из своих. Он быстро разжал пальцы и отступил от девушки.

— Простите, мэм, — повторил он.

— Нет, вы не виноваты, — возразила Байрони, принимаясь отряхивать юбки. — Это я зазевалась.

— Я слышал какие-то выстрелы, — заметил Брент.

— Ах да, — согласилась она, и ее глаза сузились от плохо скрытого презрительного недовольства. — На этот раз стреляли в цель молодые ребята, и для беспокойства нет причин.

— Я и не беспокоюсь, просто поинтересовался. А как понимать ваши слова «на этот раз»?

Она пожала плечами.

— К сожалению, Сан-Диего приобрел репутацию города, отличающегося жестокостью и насилием.

Дуэли, перестрелки, да и просто поножовщина…

Боюсь, что мы сыты всем этим по горло.

— Он не исключение, то же самое я наблюдал в других городах, где мне довелось побывать.

Она снова взглянула на Брента:

— Я никогда раньше не видела вас в Сан-Диего.

— Разумеется. Я приехал сюда впервые. Впрочем, завтра уезжаю.

— Вы профессиональный игрок?

— Да. Наверное, да.

Она продолжала смотреть на Брента, бессознательно облизывая кончиком языка нижнюю губу.

— Вам нравится то, что вы видите?