Секрет двух полюсов

Сидя за столиком, она подумала, что теперь дороги их разошлись.

У Ньюмора своя жизнь, свои заботы.

А у нее есть Арбен.

Когда они вышли на улицу, уже стемнело, и стены домов начали светиться.

– Мы не виделись целую вечность, Рыжик, – сказал Ньюмор.

– Не вечность, а чуточку меньше: четыре месяца, – уточнила Линда. Она обратила внимание, что со времени их последней встречи он побледнел и осунулся. «Не щадит себя в работе, – подумала она. – И нет небось женской заботы…».

– У меня горе, Линда. Большое горе, – сказал он, – мама умерла.

– Давно?

– Вскоре после того, как мы с тобой виделись.

– Болела?

– Она очень тосковала по погибшему отцу, и это свело ее в могилу. Если бы можно было ее избавить от этой тоски, от воспоминаний, она могла бы еще долго жить.

– Разве это можно – избавить человека от воспоминаний?

– Надеюсь, что да. Над этим я сейчас работаю. Отделить от человека все, чего он сам хотел бы, разделить его как бы на два полюса…

– Тебе надо отдохнуть.

– Некогда.

– Ну, придумай что-нибудь сногсшибательное.

– Например?

– Женись.

Ньюмор внимательно посмотрел на нее и улыбнулся. Они шли по узенькому скверу, стиснутому громадами домов.

– Мы с тобой не пара, Рыжик, – сказал он. – Разве ты этого до сих пор не поняла?

– Я не себя имею в виду.

– Да? А кого же?

– Мало ли девушек на белом свете.

Помолчали.

– Видишь ли, Рыжик. Дело в том, что я обручен.

– Что же ты раньше не сказал?

– Думал, ты знаешь.

– Откуда мне знать? – пожала плечами Линда. «Брачный курьер» я не выписываю. И кто же она, эта счастливица?

– Наука.

Так он всегда. Только начнешь о чем-нибудь серьезном – сразу на шутку сворачивает…

– А как твой новый знакомый, о котором ты в прошлый раз рассказывала? – перевел Ньюмор разговор на другую тему.

– Арбен?

– Ну да. Который стихи пишет, поэт, – пояснил Ньюмор.

– Арбен не поэт, а импровизатор.

– Не все ли равно? – махнул он рукой. Главное, чтобы работа ладилась. Как у него дела? Кажется, он в Уэстерне работает?

– Плохо, – вздохнула Линда. – Я просто в отчаянии. Если так дело пойдет – его выставят. Знаешь сам, Уэстерн шутить не любит.

К удивлению Линды, физик живо заинтересовался Арбеном.

– С этого места подробнее, – попросил он.

– Нервный он, плохо спит, плохо ест. Со всеми на ножах, все у него враги. Все из рук валится…

– Нервы – болезнь века. Человечество должно воздвигнуть золотой памятник тому, кто избавит его от расстроенных нервов.

– Вот и у Арбена эта самая болезнь века.

– А точнее?

Вместо ответа Линда открыла на ходу сумочку, вытащила записную книжку, полистала и, раскрыв на нужном месте, протянула ее ученому.

И Ньюмор, запинаясь на малоразборчивых словах, прочел:

Жил он, в общем, несладко,Не защищенный от ветра,Куцую мерил дорогу,Слушал пасхальный трезвон.Сны ему снились такие,Что всякий раз, проснувшись,Он говорил: «Слава богу,Это был только сон».

– Ты пишешь стихи? – удивился Ньюмор. – Вот уж не знал, а ведь мы с тобой пуд соли съели.

– Это стихи Арбена.

– Импровизация?

– Ну да.

– И о ком эти стихи?

– О себе… Послушай, Ньюм, помоги ему, – попросила она, пряча записную книжку.

Он задумался и ничего не ответил.

Переходя с одной бегущей ленты на другую, они ступили наконец на самую медленную и сошли с нее на улице, где жила Линда.

Узкая, чуть изогнутая в перспективе улица была застроена старыми домами, стоявшими друг к другу плотно, словно зубы в челюсти.

– Знаменитый ученый, а ездишь на ленте, как простой инженер, – съязвила Линда. – деньги-то у тебя появились, почему не купишь машину?

Ньюмор усмехнулся.

– Деньги нужны мне, Рыжик, для другой цели, – сказал он. – Я уже говорил тебе, что у меня появилась идея… Боюсь, она обойдется мне недешево.

Минуту они шли молча.

– Знаешь, Ньюм, я никогда не могла тебя понять до конца, – нарушила паузу девушка. – Ты для меня – задача, которая не имеет решения.

– Я и сам себя не понимаю до конца, – произнес Ньюмор то ли искренне, то ли чуть наигранно.

Они подошли к дому, в котором жила Линда. В парадном было полутемно. Лампочка тускло светила сквозь пыль, осевшую на ней со времен потопа. Линда проверила почту, состоявшую из нескольких магазинных счетов. У лестницы они остановились. Линда жила на четвертом этаже и лифтом предпочитала не пользоваться, потому что он вечно застревал между этажами.

– До свиданья, Рыжик.

– Будь счастлив, Ньюм.

Поднимаясь по лестнице, Линда думала об Арбене. Ньюм зовет ее Рыжик, Арбен – цыганочкой. А в прошлый раз, когда они прощались на этой лестнице, сказал: «Я твой раб, Линди. Раб твоей доброты, твоего сердца».

С Арбеном у них, конечно, машины не будет. И мешка жетонов тоже. Ну и не надо.

Не в жетонах счастье.

Перед глазами Линды маячила лестничная стена, вся в разводах сырости, знакомых ей до последнего изгиба. Рядом с дверью – серое пятно, похожее на краба. Вверху – неизменная панель, льющая равнодушный свет.

Она вошла в комнату и остановилась перед слепым оком видеофона. Ей очень хотелось позвонить Арбену, поговорить с ним. Она даже потрогала холодную клавишу вызова. А вдруг он занимается, а она оторвет его от дела, помешает?

В последнее время Арбену много приходится работать на дому, по вечерам. Он, бедняга, не справляется с работой.

«Позвоню ему утром», – решила девушка. Но они встретились только через две недели.

Арбен пришел на свидание с Линдой намного раньше, чем они уговорились.

На душе было тревожно. Но к обычному дурному настроению примешивались еще беспокойные мысли, связанные с удивительным предложением Ньюмора, знакомого Линды, знаменитого физика.

Ньюмор оказался дьявольски проницательным – он, неизвестно как, быстро догадался обо всем, что тревожило Арбена. А потом сделал удивительное предложение, потрясшее инженера. Плохо вот, что обсудить это предложение не с кем – приходится решать самому.

Даже с Линдой нельзя посоветоваться – единственной в мире живой душой, к которой Арбен питал теплые чувства. Полная тайна – непременное условие, которое выдвинул Ньюмор.

Ну что ж. Тайна так тайна. Лишь бы какой-нибудь толк вышел из того, что задумал Ньюмор.

В ожидании Линды Арбен медленно прохаживался по аллеям. Листья начали желтеть, обожженные холодным пламенем осени. И в груди Арбен чувствовал холодок, предшествующий состоянию, когда в голове рождаются – невесть каким образом – стихи.

Он посмотрел на часы. Линда только что закончила смену. От ВДВ до парка ей добираться тремя видами транспорта – аэробусом, подземкой и лентой. Минут двадцать пять, не меньше.

Он пошел на аллею, где на жетоны играли в шахматы. Арбен любил шахматы, но играть в присутствии зрителей не решался, опасаясь, что «сдадут тормоза» и он из-за какого-нибудь пустяка выйдет из себя.

Иногда, глядя на чужую партию, он догадывался, что мог бы придумать потрясающую комбинацию с фейерверком жертв… но после третьего или четвертого мысленного хода все будто заволакивалось туманом, оставляя в душе боль и раздражение.

Арбен стоял у садовой скамьи и наблюдал за шахматной партией, но мысли его витали далеко.

Из головы не выходил последний разговор с Ньюмором. Тот рассказывал, что в основу его изобретения, которое должно исцелить Арбена, положены элементарные частицы и античастицы – мельчайшие кирпичики, из которых построена наша вселенная. Впоследствии изобретение Ньюмора должно спасти человечество от всех недугов…

Сами по себе эти частички, как понял Арбен, величайший феномен природы. Каждая такая частичка может иметь сколь угодно большую энергию, если будет обладать высокой скоростью. С другой стороны, энергия весома, согласно уравнению Эйнштейна: энергия равняется массе, умноженной на квадрат скорости света. Значит, чем больше энергия частицы – тем больше ее масса. Ну, а если энергия частицы достаточно велика? Тогда ее масса может быть сколь угодно большой, она может равняться массе земного шара, а то и сотне, тысяче планет!

Когда такая, летящая с бешеной скоростью частица по какой-то причине прекратит свой бег, энергия перейдет в массу – родится новый мир.

Быть может, Ньюмор высмеял бы эти рассуждения дилетанта. Но грандиозные картины рождения новых миров из одной-единственной частицы пленили быстро воспламеняющееся воображение Арбена. И в голове родились строки, навеянные последним разговором с физиком:

Его секли космические ливни,Ласкала материнская туманность,Мир жил привычной жизнью, но однаждыС другим столкнулся, и мгновенным солнцемОтметил место гибели своей.Частицы фантастических энергий,Нырнувшие в бесстрастное пространство, —Вот что от мира гордого осталось.Но он не умер!Канули века,Всплыла навстречу новая туманность,Бессонный бег замедлили осколки —И превратились в новые миры.Так исчезает мир, чтоб вновь родиться,Родиться – из космической частицы!..

Закончив мысленно последнюю строчку, Арбен глубоко вздохнул, словно пробуждаясь от сна, пригладил ладонью растрепанные волосы.

А вот и Линда!

Девушка еще издали помахала ему рукой, и Арбен, выбравшись из кучки шахматных болельщиков, пошел ей навстречу.

Ажурная беседка оказалась свободной, и они выбрали солнечную сторону, ловя последние лучи уходящего лета.

Линда с тревогой посмотрела на его осунувшееся лицо:

– У тебя неприятности?

– Неприятности – мое обычное состояние.

Она поправила на коленях сумочку.

– Ты не потеряла свою записную книжку?

– Вот еще! С чего ты взял?

– Просто хочу ее пополнить.

Она достала записную книжку, а Арбен неожиданно произнес:

– Послушай, цыганочка, что бы ты сказала, если бы я… исчез?

– Исчез?