Кошачье кладбище

— Заглядывайте как-нибудь вечерком, — снова пригласил Крандал, — познакомитесь с Нормой. Вы ей понравитесь.

— Непременно зайду, рад нашему знакомству, Джад.

— Взаимно. Даст Бог, приживетесь тут, в наших краях.

— Надеюсь.

По старой, в трещинах и выбоинах, асфальтовой тропе он подошел к шоссе. Пришлось обождать: сначала пронесся грузовик, за ним — вереница легковых машин. Луис, подняв руку, пересек шоссе («дорогу», напомнил он себе) и вошел в свой новый дом.

Дом спал. Элли, похоже, ни разу не повернулась в постели — так крепко заснула; Гейдж лежал в привычной для себя позе: на спине, раскинув руки и ноги, рядом — бутылочка с питьем. Луис засмотрелся на сына, от любви к нему даже защемило сердце. А может, это отзывалась тоска по оставленным местам и людям, которые с каждой милей пути удалялись, удалялись, пока не исчезли, будто их и вовсе не было.

Он подошел к кроватке сына и, зная, что никто не видит его сейчас, даже Рейчел, поцеловал маленькие пальчики, погладил щеки ребенка. Гейдж мурлыкнул во сне и перевернулся на бок.

— Спи спокойно, малыш, — прошептал Луис.

В спальне он разделся и тихонько улегся на один из двух сдвинутых на полу матрацев — временное супружеское ложе. Напряжение прошедшего дня мало-помалу отпускало. Рейчел крепко спала. Ящики и коробки грудились причудливыми пирамидами.

Луис приподнялся на локте и выглянул в окно. Оно выходило на дорогу. Как раз напротив дома Крандала. Темно. Никого не увидишь, но он приметил янтарно-оранжевый огонек сигареты. НЕ СПИТ, подумал он. И, МОЖЕТ, ПРОСИДИТ ВСЮ НОЧЬ? У СТАРИКОВ БЕССОННИЦА. ОНИ КАК СТРАЖИ.

Только что охраняют и от кого?

Луис не успел додумать — его сморил сон. Снилось ему, что он в Диснеевском парке, едет на белой машине с красным крестом. Рядом — Гейдж, только повзрослевший, лет десяти. На выступе приборной доски сидит Чер, не сводит с Луиса пронзительных зеленых глаз. А по главной аллее, рядом с домиком старинной железнодорожной станции, расхаживает Микки-Маус и пожимает руки ребятишкам, столпившимся вокруг. И их доверчивые ладошки исчезают в его белой картонной лапе.

7

Последующие две недели прошли в хлопотах. Луис мало-помалу втягивался в работу (хотя настоящая-то работа впереди, когда съедутся в университетский городок все десять тысяч студентов, среди них, наверное, немало и пьяниц, и наркоманов-зубрилок, и тоскующих по дому — в основном девиц — так, что ни есть, ни пить не могут). Итак, Луис осваивался на посту заведующего медицинской частью, а Рейчел осваивалась в новом доме.

Гейдж исправно хватал синяки и шишки — ведь каждый по-своему знакомится с новым местом, с трудом засыпал по ночам, но к концу второй недели все образовалось. Только Элли пребывала в постоянном возбуждении: и ждала, и боялась, когда же наконец пойдет в школу, в приготовительный класс. Она то беспричинно хихикала, то впадала в беспросветное уныние, то спичкой возгоралась от одного неосторожного слова. Все у нее пройдет, считала Рейчел, поймет, что не так страшен черт, как его малюют, стоит только раз в школе побывать. Луис соглашался с женой, к тому же дочка значительно чаще радовала родителей, нежели огорчала.

Посиделки с пивом на веранде Джада Крандала вошли у Луиса в обычай. Когда у Гейджа наладился сон, Луис стал наведываться к старику через день-другой, приносил с собой пива. Познакомился он и с Нормой Крандал, очень радушной и милой старушкой. Ее мучил артрит, так омрачающий преклонные годы в остальном здоровых людей. Но держалась Норма молодцом, стоически переносила боль, не сдавалась. Дух ее не сломить! Лет пять — семь полноценной, хотя и не без лишений, жизни ей еще отмерено, прикинул Луис.

Вопреки своим же твердым принципам он осмотрел Норму (сам вызвался!), проверил предписания ее врача — все правильно. Жаль, что он ничего не может добавить, его коллега доктор Уайбридж все учел и предусмотрел, даже возможные обострения. Нужно мириться с участью, иначе ждет тесная больничная палата, тоскливые письма домой, нацарапанные случайным цветным карандашом.

Понравилась Норма и жене Луиса. В знак дружбы они обменялись кулинарными рецептами — так мальчишки обмениваются карточками с гербами бейсбольных команд. Норма Крандал раскрыла секрет своего яблочного пирога, а Рейчел научила ее делать бефстроганов. Старушке полюбились и Гейдж, и Элли. Про девочку она говорила, что та вырастет «красавицей времен ее молодости». Слава Богу, что не со зверушкой какой сравнивала, например, с енотом-ласкуном, усмехнулся Луис, рассказывая вечером жене о впечатлениях, Рейчел расхохоталась, да так сильно, что даже пукнула, и уже оба зашлись от смеха, разбудив Гейджа в соседней комнате.

Пришла пора отправлять Элли в приготовительный класс. Луис взял на работе выходной, в своем хозяйстве он разобрался, пациентов в лазарете нет: последнего — девушку, вывихнувшую ногу на университетском крыльце, — выписали неделю назад. Луис стоял рядом с Рейчел на лужайке, держа Гейджа на руках. Вот из-за поворота показался желтый школьный автобус, подъехал к дому, остановился. Передние дверцы распахнулись, теплый сентябрьский ветерок донес звонкие ребячьи голоса.

Элли на ходу обернулась: а может, не пришло еще время, а? Но по лицам родителей поняла, что пришло, неотвратимое и неумолимое, как наступление артрита на бедную Норму Крандал. Элли повернулась, взобралась в автобус. Двери с тяжким вздохом — будто дракон дохнул! — закрылись. Автобус тронулся. Рейчел заплакала.

— Перестань, ради Бога! — попросил Луис. Сам он держался из последних сил. — Ведь только на полдня расстались.

— И полдня — как вечность! — отрезала Рейчел и заплакала навзрыд. Луис обнял ее, а Гейдж, уцепившись ручонками за родительские шеи, блаженствовал. Странно, обычно он, видя, что мать плачет, вторил ей. Но не сегодня. ЧУЕТ, ЧТО ТЕПЕРЬ МЫ ПРИНАДЛЕЖИМ ТОЛЬКО ЕМУ.

С необъяснимой тревогой ждали они, когда Элли вернется. То и дело пили кофе. Строили догадки, как сложился у нее первый день. Потом Луис ушел в дальнюю комнату, облюбованную им под кабинет, принялся бесцельно перекладывать бумаги с места на место. Ему совсем не работалось. Рейчел сразу же после завтрака взялась готовить обед.

В начале одиннадцатого зазвонил телефон. Рейчел со всех ног бросилась в комнату, схватила трубку. А Луис выжидательно остановился в дверях. Наверное, это учительница Элли с приговором: система образования — что система пищеварения, механизм тонкий, нам ваша дочка не подходит. Получите. Но оказалось, что звонит Норма. Джад убрал оставшуюся на поле кукурузу и предлагал десяток-другой початков. Луис, захватив пластиковый пакет, отправился к соседу и отчитал его: почему не позвал на помощь — убирать урожай.

— Да там и убирать-то с гулькин хрен, — хмыкнул Джад.

— Избавь меня от таких слов, будь добр, — попросила Норма и вышла на веранду. Там на старом подносе с маркой кока-колы ее дожидался ледяной чай.

— Виноват, душа моя.

— А никакой вины за собой и не чует, — обратилась она к Луису и, поморщившись от боли, села.

— Видел, видел вашу Элли. В автобус садилась, — проговорил старик, раскуривая сигарету.

— Все у нее сладится, не беспокойтесь, — сказала Норма. — У детишек почти всегда так.

ПОЧТИ, невесело заметил про себя Луис.

Но у Элли и впрямь все шло распрекрасно. Вернулась она в полдень, радостная, улыбчивая. Новенькое голубое платьице кокетливо открывало поцарапанные коленки (сегодня одной царапиной, очаровательной царапиной больше). В руках рисунок: не то двое ребятишек, не то шагающие — ноги-голова — циркули; один бант бесследно исчез; она радостно крикнула:

— А мы сегодня пели! «Старый Мак Дональд». Мам! Пап! Мы пели! Помните, в школе на улице Карстер «Старого Мак Дональда» пели?

Рейчел быстро взглянула на Луиса, тот сидел на подоконнике с сыном на коленях. Малыш дремал. Печаль просквозила во взгляде жены, и Луиса пронзил леденящий страх. МЫ СТАРИМСЯ. И НИКУДА ОТ ПРАВДЫ НЕ УЙТИ. МЫ ТАКИЕ ЖЕ, КАК И ВСЕ. ДОЧЬ СТАНОВИТСЯ СТАРШЕ… МЫ — ТОЖЕ.

Элли подбежала, сунула ему рисунок, ткнула пальцем в свежую царапину и все тараторила и тараторила: и про то, как они пели, и какая у них миссис Берриман. Под ногами у нее выхаживал, урча, кот. Удивительно, как Элли не наступила на него.

— Тише! — шепнул Луис и поцеловал дочь. Впрочем, Гейдж уже крепко спал, невзирая на суматоху. — Дай мне только его уложить, и тогда буду слушать все от начала до конца.

Он понес Гейджа наверх. Ласковое сентябрьское солнце исполосатило ступеньки. На лестничной площадке было темно, и Луис вдруг остановился как вкопанный — на него дохнуло ужасом и мраком. Он изумленно огляделся: что это вдруг ни с того ни с сего нашло на него? Покрепче прижал сына к груди, тот заворочался, выпрастывая руку. У Луиса же руки покрылись гусиной кожей, а по спине побежали мурашки.

ЧТО ЭТО? Недоумевал он, не оправившись от испуга. Сердце бешено колотилось. Голова раскалывалась, глаза ломило — вот он, избыток адреналина в крови. И впрямь, от страха глаза выпучиваются, ведь повышается кровяное давление и гидростатическое давление внутричерепной жидкости. ТАК ЧТО ЖЕ ЭТО? ПРИВИДЕНИЯ? БУДТО ЧТО-ТО ПРОНЕСЛОСЬ МИМО, ЕДВА НЕ ЗАДЕВ, ЕДВА НЕ ПОПАВ НА ГЛАЗА.

Внизу хлопнула затянутая проволочной сеткой дверь.

Луис Крид так и подпрыгнул, едва сдержался, чтобы не закричать. Потом рассмеялся. Это ж обычный психологический «зажим». Такое случается. Вспышка страха, паники — и все прошло. Как там сказал герой Диккенса привидению? «Да ты больше на полусырую картофелину смахиваешь. И место тебе не под могильной плитой, а под крышкой кастрюли». Истинно так! Верно, как с точки зрения психологии, так и физиологии. О чем, видно, Чарльз Диккенс догадывался. Привидений не бывает, во всяком случае, Луису они не встречались. Он засвидетельствовал смерть более двух десятков пациентов и ни разу не чувствовал, как отлетают их души.

Он принес Гейджа в спальню, уложил в постель, укрыл одеялом. И вдруг вспомнил витрину дядюшкиного магазина. Ни сверкающих машин, ни чудес видеотехники, ни автоматических посудомоек с прозрачными стенками — лишь продолговатые ящики, подсвеченные изнутри, и крышки, стоящие рядом. Дядюшка Луиса был гробовщиком.

ГОСПОДИ! ОТКУДА У МЕНЯ СТРАХ? ПРОЧЬ!

Он поцеловал сынишку и спустился к Элли, послушать о ее первом дне в школе, где «все-все взрослые».

8

В субботу закончилась первая школьная неделя Элли. А в понедельник начнутся занятия в университете. Семья Кридов коротала вечер на лужайке. К ним подошел Джад Крандал. Подкатила на велосипеде Элли за стаканом ледяного чая. Гейдж ползал по траве, охотился за жуками, иной раз отправляя их в рот: как-никак тоже белковая пища.

— Джад, я вам сейчас стул принесу, — предложил Луис и поднялся.

— Не нужно.

На Джаде джинсы, рабочая рубашка с открытым воротом, зеленые сапоги. Взглянул на Элли, спросил:

— Ты еще не забыла про ту тропинку? Хочешь посмотреть, куда она ведет?

— Хочу! — Глаза у девочки заблестели. — Джордж Бак из нашего класса говорит, там Кошачье кладбище. Я маме говорю, а она говорит, надо вас дождаться, вы знаете, что и где.

— Все верно, — кивнул Джад. — Что ж, если не против, давай прогуляемся. Только сапоги надень. Сыро там.

Элли бегом бросилась в дом. Джад проводил ее ласковой улыбкой.

— Может, и вы, Луис, к нам присоединитесь?

— С удовольствием. — И посмотрел на Рейчел. — А ты, дорогая, хочешь с нами?

— Как быть с Гейджем? Идти ведь с милю.

— На спину посажу, в креслице на ремнях.

— Согласна, — рассмеялась Рейчел, — только, чур, на твою спину.

Через десять минут все, кроме Гейджа, переобувшись в сапоги, тронулись в путь. Гейдж, удобно устроившись за плечами отца, глазел по сторонам. Элли то и дело убегала вперед, то гонялась за бабочками, то выискивала цветы.

Трава на поле была им по пояс, щедро рос золотарник, предвестник осени. Но в воздухе осенью еще не пахло. Солнце грело по-августовски тепло, а меж тем сентябрь уже перевалил за половину. Когда они взобрались на вершину первого холма, вытянувшись в цепочку, под мышками у Луиса рубашка уже потемнела от пота.

Джад остановился. Луис поначалу подумал, что старик запыхался, но, оглянувшись, понял: с холма открывается красивый вид.

— А неплохо здесь, правда? — заметил Джад, жуя травинку. Вот она, типичная для южан черта, подумал Луис: не восторгаются ничем, не радуются вволю.

— Да здесь просто великолепно! — прошептала Рейчел, повернулась к Луису, укоризненно сказала: — И ты до сих пор меня сюда не приводил?

— Я и сам сюда не хаживал, — Луису даже стало стыдно, ведь это их собственная земля. Просто не мог выкроить минутку, чтоб забраться на холм.

Элли убежала далеко вперед. Вернулась, встала как вкопанная, широко открыв глаза, — красота! У ее ног терся Чер.

Холм был невысок, но и с небольшой возвышенности можно обозреть окрестности: на востоке до горизонта стеной стоял лес, а на западе — чуть в низине — золотистое, покойное, дремотное поле, подернутое легкой дымкой. Тишина. Не слышно даже бензовозов из Оринко на шоссе. Там, в низине, река Пенобскот, когда-то по ней вниз, к Бангору и Дерри, сплавляли плоты. Широкая, неспешная река. Несет она воды к далеким городкам Хемпден и Уинтерпорт, а здесь, вдоль нее, повторяя все изгибы и повороты русла, бежит шоссе — до самого Бакспорта. Все засмотрелись на реку, обсаженную деревьями, на змейки дорог, квадраты полей. Из крон старых вязов взметнулся шпиль баптистской церкви Северного Ладлоу, справа кучкой добротные кирпичные здания — школа Элли.

По небу, цветом что вытертые джинсы, плыли белые облака. А кругом поля, уже отдыхающие после летних тягот, но еще живые, желто-бурые.

— Великолепно! Ты верное слово нашла! — проговорил наконец Луис.

— В старину этот холм называли Холмом Будущего, — сказал Джад. — Кое-кто и по сей день так называет, да только поуезжали все в город, что им теперь этот холм. Мало кто сюда захаживает, думают: невелик, что с него увидишь? Но, вот, убедитесь сами. — Он повел рукой и умолк.

— А увидишь отсюда все на свете, — подхватила Рейчел, задумчиво и благоговейно. Повернувшись к мужу, спросила: — Дорогой, это НАШ холм?

Луис не успел ответить, его опередил Джад:

— Это часть ваших угодий.

Да если б и не наш, не все ли равно, подумал Луис.

В лесу оказалось много холоднее. Широкую тропу устилала хвоя, справа и слева попадались букетики в пустых кофейных банках, правда, цветы уже завяли. Тропа повела под гору. Пройдя с четверть мили, Джад окликнул Элли.

— Здесь, конечно, девчушкам раздолье, — добродушно проворчал он. — Но ты уже папе с мамой пообещай: в следующий раз пойдешь сюда, с тропы ни-ни!

— Обещаю! — с готовностью отозвалась Элли. — А почему?

Старик взглянул на Луиса, тот остановился передохнуть: Гейдж хоть и маленький, а увесистый, и даже в тенистых елях и соснах отцу стало жарко.

— Вы хоть знаете, где мы сейчас?

Луис перебрал в уме самые очевидные ответы, но ни один ему не понравился: в Ладлоу; в Северном Ладлоу; за моим домом; между шоссе номер пятнадцать и центральной автострадой. Покачал головой, дескать, не знаю.

Джад ткнул большим пальцем за спину.

— Там — город и всякая суета. Здесь и пятьдесят миль окрест — сплошь леса. Леса Северного Ладлоу, так и называются, хотя краешком и Оррингтон задевают, и до Рокфорда доходят. Кончаются там, где земельные угодья штата, те, что индейцы себе обратно вытребывают. Смешно подумать: ваш уютный домишко с телефоном, электричеством, кабельным телевидением и всякой всячиной, можно сказать, соседствует с местами дикими и дремучими. Это я к тому, что в наших лесах не очень-то разгуляешься. Тропу потеряешь, считай — заблудился!

— Я не потеряю, мистер Крандал! — доверчиво и уважительно, но без страха, как показалось Луису, прошептала Элли. А Рейчел смотрела на Джада с тревогой, да и самому Луису сделалось не по себе. Видно, все горожане сызмальства впитали страх перед лесом. Луис со времен скаутского отряда не держал в руках компаса. Больше двадцати лет тому. Сейчас уж забыл, как определять стороны света по Полярной звезде, по замшелым стволам, как вязать морские узлы.

Джад оглядел их, улыбнулся.

— Не бойтесь, с тридцать четвертого года никто в этих лесах не пропадал. Во всяком случае, никто из местных. Последним был Уилл Джепсон. Невелика потеря. Разве что для кабатчика. Уилл — пьяница, каких поискать.

— Вы говорите, «никто из местных», — беспокойно заметила Рейчел, Луису так и слышалось продолжение: НО МЫ НЕ МЕСТНЫЕ. Пока не местные.

Джад помолчал, потом кивнул.

— Каждые два-три года какой-нибудь турист в лесу пропадает. Воображают, раз рядом шоссе, им сам черт не страшен. Но рано или поздно все находятся. Будьте спокойны.

— Здесь, наверное, и лоси водятся? — опасливо спросила Рейчел. Луис улыбнулся. Если жена что вобьет в голову, ее ничем не успокоить.

— Изредка попадаются, но они людей не обижают, Рейчел. Когда у них спаривание, тогда они, конечно, сердитые — не тронь! А обычно лишь посмотрят-посмотрят да идут себе дальше. Правда, выходцев из Массачусетса недолюбливают. Почему — и сам не знаю.

Луису показалось, что старик шутит, но по виду не догадаться.

— Сколько раз сам видел, — продолжал Джад, — сидят бедолаги-туристы на деревьях, от лосей спасаются, орут, что их чуть целое стадо не затоптало, а каждый лось — что грузовик огромный. Видно, лоси чуют, что из Массачусетса. А может, все из-за всяких новомодных тканей, из чего одежду шьют, не знаю уж. Вот бы кто из студентов об этом работу написал, да где там!

— Что такое спаривание? — спросила Элли.

— Узнаешь со временем. — Рейчел подошла к Луису и добавила: — И без взрослых, пожалуйста, в лес не ходи.

Джад огорчился.

— Я не хотел пугать ни вас, Рейчел, ни вашу дочку. Здесь нечего бояться. Тропа всегда выведет. Разве что по весне раскисает, а так, хоть и хлюпает под ногами, — не беда. Лишь один год сухая была, в пятьдесят пятом лето необычно знойное выдалось. А так лес хороший, ни одного ядовитого кустика или ягодки, не то что у вас на школьном дворе: там сумах растет, желтинником его еще называют.

Элли захихикала, прикрыв рот ладошкой.