Помоги проекту - поделись книгой:
— Милочка! Я вообще не замужем в данный момент. Правда, блаженство? Ради разнообразия. — Она издала розовыми губками очаровательный смешок, и я непроизвольно улыбнулась. Ее очарование было осязаемо, словно нечто ослепительное и полное жизни, ее наиглупейшие банальные фразы и устаревшая манера преувеличивать грели душу, как и пылающий огонь в гостиной. — Нет, Фергус мой шофер.
— Марша! — Я назвала ее по имени, не успев осознать этого; по сути, с моей стороны это было данью ее очарованию. — Неужели вы привезли сюда машину с шофером? И это вы называете прийти в себя?
— Но я очень не люблю ходить пешком, — рассудительно ответила она, — да мы и не собираемся проводить здесь весь отпуск. Я как бы совершаю турне по горной Шотландии и островам. Давайте выпьем еще. Нет, я и впрямь попала в тяжелое положение. — Она протянула руку и позвонила в колокольчик. — Отчасти мы попали сюда из-за Фергуса. Он родом из этих мест. Не то чтобы его волнуют стародавние времена, просто нам показалось, что здесь может быть неплохо.
Я уставилась на нее. Не смогла удержаться.
— Какая вы… внимательная. Ваши служащие…
Она взглянула на меня. На этот раз знаменитая улыбка была определенно заимствована из очень озорного спектакля «Да, моя дорогая».
— Разве я не праведница? Но Фергус… ах да, херес, правильно? И еще одну порцию розового джина. — Сделав заказ, она повернулась ко мне. — Знаете, если бы я стала разговаривать подобным образом с каким-нибудь другим постояльцем гостиницы, он бы застыл на месте, как… как чучело.
— А кто еще отдыхает здесь?
— Так, давайте вспомним… Полковник и миссис Каудрей-Симпсон. Они скучные, но милые. Они все время ловят рыбу, и днем и ночью, и поверьте, ни разу ничего не поймали.
— Кажется, я их видела. Пожилая пара с пустой корзиной.
— Ну да, это они. Потом, если и дальше продолжать о рыбе, мистер и миссис Корриган и мистер Брейн.
— Случайно не Аластер Брейн?
— Кажется, да… — Она посмотрела на меня с любопытством. — Ваш друг?
— Знакомый. Он занимается рекламой.
— Да, он отдыхает вместе с Корриганами. И знаете, — задумчиво добавила она, — если бы я была способна найти в себе жалость к женщине, вышедшей замуж за привлекательного мужчину, такого как Хартли Корриган, то пожалела бы именно эту.
— Почему? — удивилась я.
Взгляды Марши Малинг на брак, высказанные лично, стоило выслушать.
— Рыба, — просто ответила она.
— Рыба? А, понимаю. Вы имеете в виду рыбалку?
— Совершенно верно. Он и Аластер Брейн такие же, как Каудрей-Симпсоны. Утром, днем и ночью они ловят рыбу. А она не делает ничего, совсем ничего, чтобы бороться с этим, хотя явно пребывает в ужасном состоянии, причем уже давно. Она слоняется с несчастным видом совершенно одна, засунув руки в карманы.
Я вспомнила унылую женщину, протащившуюся вверх по лестнице в кильватере Каудрей-Симпсонов.
— По-моему, я видела ее. Она действительно не похожа на счастливицу. Но я вообще сомневаюсь, — задумчиво произнесла я, — что есть на свете такая женщина, которая могла бы соперничать с рыбалкой, если мужчина по-настоящему увлечен этим занятием.
Марша Малинг поглубже уселась в кресло и произнесла:
— Вот как?
— Ладно, — ответила я. — Ну, может, только вы. Да еще Рита Хейворт. И все.
— Но она даже не пытается! — возмутилась Марша. — А он… Ну хорошо, кто там дальше?
— Я видела двух женщин… — начала я.
— Ах да, две… как это называется?.. Schwärmerinen[3], — произнесла Марша своим красивым, хорошо поставленным голосом. — Они…
— Марша, нет! Не нужно этого говорить!
Но дух обличения оказался неожиданно силен в мисс Малинг. Ее прекрасные глаза засверкали.
— Эта девочка! — воскликнула она. — Ей, наверное, еще и девятнадцати нет, а она повсюду таскается с этой невозможной усатой женщиной! Ах, дорогая, она ее наверняка запугивает!
— Если эта женщина ей не по нраву, — резонно заметила я, — зачем же она приехала с ней?
— Я же сказала. Они…
— Нет, Марша. Это явная клевета. Не забывайте, мы находимся в шотландской рыбацкой гостинице, а не на театральной вечеринке с коктейлями.
— Наверное, вы правы, — вздохнула она. — На самом деле они, кажется, работают в одной и той же школе. Малышка только-только начала преподавать, а другая ведет там ПК, или РТ, или что-то в этом роде. Я слышала, как она сама призналась.
— Призналась в чем? — изумилась я.
— Что обучает этому самому РТ или как его там. Что это такое, кстати?
— По-видимому, «мускулистые христиане»[4].
— Совершенно верно, — мрачно ответила Марша.
— Кто еще здесь отдыхает? Я познакомилась по пути из Элгола с мужчиной…
— Это, наверное, Родерик Грант. Он практически живет здесь. Высокий, привлекательный, с пышной шевелюрой?
— Он самый. С голубыми глазами.
— И с какими! — пылко воскликнула Марша. — Он определенно представляет интерес, вот только…
Она запнулась и сделала глоток джина.
Чувствуя, что неизвестный Фергус вызывает у меня все большее любопытство, я сказала равнодушным тоном:
— Судя по всему, Родерик Грант тоже рыболов.
— Что? О, они все тут рыболовы, — с горечью произнесла Марша. — Но надо признать, он занимается этим нерегулярно. Большую часть времени он гуляет или что-то в этом роде. Его никогда нет в гостинице.
— Значит, он альпинист, — сказала я с улыбкой.
— Возможно. Здесь есть еще один скалолаз, по имени Бигл.
— Роналд Бигл?
— Кажется. Еще один ваш знакомый?
— Нет. Мы с ним никогда не встречались, но я слышала о нем. Он — знаменитый альпинист.
Марша выказала некоторый интерес:
— Вот как? Да, теперь, когда вы сказали… Он действительно проводит все ночи, изучая какие-то карты, или сидит как приклеенный у радиоприемника, слушая о восхождении на Эверест.
— Тогда это точно он. Он написал книгу о Нангапарбате[5].
— Да? — произнесла Марша, поскучнев. — Так вот, он повсюду бродит с другим мужчиной, забавным коротышкой, которого зовут Хьюберт Хэй. Кажется, они приехали не вместе, но, по-моему, Хьюберт тоже писатель. Он маленький, кругленький и совершеннейшее сорбо.
— Сорбо?
— Да. Не ущипнешь.
— Понятно. Но какое странное слово! Сорбо… это по-итальянски?
Она очаровательно хмыкнула:
— О боже, ведь таким образом можно вычислить, сколько мне лет, правда? Надо за собой следить. Нет, милочка, это не по-итальянски. Когда-то давно, в тридцатые годы, когда вас еще возили в коляске, продавались твердые резиновые мячики для детей. Они назывались «сорбо-попрыгунчики».
— И вы в них играли?
— Милочка, — повторила Марша, — вы так добры… Все равно, этот коротышка — явное сорбо по характеру и по внешности и носит фантастические жилеты. Здесь есть еще один мужчина, не знаю, как его зовут, он приехал вчера вечером. Но у меня такое чувство, что он тоже писатель.
— О господи!
— Я понимаю. Настоящая плеяда талантов, да? Хотя, скорее всего, они ничего не стоят. Сорбо так наверняка. Но этот парень выглядит, словно он действительно… весь такой темный и роковой, — мечтательно произнесла Марша, а потом нахмурилась своему джину. — Только… он тоже рыбачит.
— Создается впечатление, что здесь собралась интригующая компания, — высказалась я.
— Не правда ли? — откликнулась она без особой убежденности. — Да, еще пожилая дама, которая, по-моему, является матерью Каудрей-Симпсона, она все время вяжет, милочка, причем нитками ужасных цветов. И еще три юнца с голыми коленками, они живут в палатках около реки, ходят сюда питаться и постоянно бродят с молотками, серпами и тому подобной ерундой.
— Вероятно, студенты-геологи, — догадалась я. — Однако я очень сомневаюсь насчет серпов. По-моему, из всего этого есть только один выход: вам самой следует начать ходить на рыбалку. Я, к примеру, собираюсь. Мне говорили, что это успокаивает нервы.
Марша бросила на меня взгляд, полный ужаса, смешанного с восхищением.
— Боже мой! Вы поразительный человек! Но… — Она перевела глаза на мою левую руку и кивнула. — Я должна была догадаться. Вы замужем. Наверное, он вас заставляет. Так вот, эта несчастная миссис Корриган…
— Я не замужем, — вставила я.
Она на мгновение замолчала.
— О, простите, я…
— Я разведена.
— А!.. — Почувствовав облегчение, Марша ослепительно улыбнулась мне. — Вы тоже? Дорогая, и я разведена.
— Я знаю.
— Трижды, радость моя. Ужасно утомительно, доложу я вам. Ну разве они не подонки?
— Прошу прощения?
— Мужчины, дорогая. Подонки.
— А, понимаю.
— Только не говорите, что ваш не был подонком.
— Был, — ответила я. — Совершенно точно.
— Так я и знала, — обрадовалась Марша. Я подумала, что впервые вижу, какое действие могут произвести две порции розового джина. — Как его звали?
— Николас.
— Животное, — кровожадно произнесла она. Было очевидно, что в ней снова проснулся инстинкт обличения. — Выпьем еще, Жанетта, дорогая, и расскажите мне все.
— За мой счет, — твердо сказала я и позвонила в колокольчик. — И мое имя Джанетта. Джанетта. Итальянского происхождения, как и сорбо.
— Очень мило, — согласилась она. — Откуда у вас итальянское имя?
— О, это старая история. — Я заказала напитки, радуясь возможности переменить тему. — Мою прабабушку звали Джанеттой. Она относится к типу предков, чье существование стараются спрятать в наглухо закрытом фамильном буфете, только моя прабабушка не из тех, кто позволит себя спрятать даже на секунду.
— Чем она занималась? — спросила заинтригованная Марша.
— О, она пошла обычным путем, чтобы погубить свою репутацию. Натурщица, любовница художников, потом вышла замуж за баронета и…
— Я тоже как-то раз была замужем за баронетом, — оживилась Марша. — Хотя я его бросила. А она?
— Естественно. Она убежала с молодым многообещающим художником в Париж, где сколотила изрядное состояние — не спрашивайте меня как, — а потом умерла в монастыре в прекрасном возрасте восьмидесяти семи лет.
— Да, были времена… — В голосе Марши прозвучал легкий оттенок сожаления. — Я имею в виду не монастырь, а все остальное. Как мудро иметь достойную прабабушку, особенно с состоянием и титулом.
Я засмеялась:
— Ничего не сохранилось. Мама была единственной внучкой, и Джанетта завещала все свои деньги монастырю, чтобы застраховать его от пожара, по-моему. — Я поставила пустой стакан. — Таким образом, в отличие от моей прабабушки я, чтобы заработать себе на жизнь, ношу одежду.
Сквозь стеклянные двери мне были видны спускающиеся вниз по лестнице Каудрей-Симпсоны. Через холл по направлению к столовой промчалась горничная. Снаружи, между крутыми склонами полумесяца Сгурр-на-Стри, красное небо стало цвета меди, на его ярком фоне зубчатые скалы приняли форму возвышающегося рельефа. Я увидела троих молодых людей, без сомнения геологов, идущих от реки; они прошествовали мимо окон гостиной, и через миг я услышала, как открылась и хлопнула входная дверь.
Где-то часы пробили семь.
— Есть хочется, — сказала я. — Слава богу, наступило время обеда.
Поднявшись, я подошла к окну, выходившему на восток. Напротив гостиницы простиралась вдаль широкая равнина — почти миля ровного, объеденного овцами дерна, нарушаемого лишь торфяными струйками, которые, извиваясь, тянулись к морю. Через равнину петляла узкая и неровная дорога, потом она шла вдоль береговой линии, а затем поднималась вверх через вереск и исчезала из виду. Справа бормотало море, теперь оно было цвета темного олова и тусклое, так как на него падала тень гор. Вдали слева у подножия Блейвена блеск воды отливал медью небес.
Запоздавший тетерев крикнул: «Вернись!» — и замолк. Чайка на берегу расправила крылья и сложила их. Море, казалось, замерло. Вид был довольно диким и безотрадным; ни звука, лишь птичий зов да стенания овец; ни движения, лишь дрожь крыла чайки да широкие шаги запоздавшего постояльца, торопливо идущего по траве.
Поделиться книгой: