Помоги проекту - поделись книгой:
«Разные пути ведут нас к Богу…»
Разные пути ведут нас к Богу —
Через храм, мечеть и синагогу.
И хотя у каждого свой жребий,
Но никто путей тех не оспорит.
И как реки все впадают в море,
Так и мы все встретимся на Небе.
«О, как добры и как красноречивы…»
О, как добры и как красноречивы
Те, кто избраться норовит во власть…
Слова их, перезрели, будто сливы,
И потому должны на землю пасть.
От этих слов мы не дождемся чуда.
И те, кто их придумывал для нас,
Они же первыми их позабудут,
Коли интрига снова удалась.
«Мир, по-моему, устроен глупо…»
Мир, по-моему, устроен глупо.
Кто-то оказался в нем чужим.
Кто-то век свой проволынил тупо,
Так и не поняв, зачем он жил.
Кто-то был рожден для дел достойных,
Но судьба все планы сорвала.
Разрядив бандитскую обойму
Или нож метнув из-за угла.
Мы устроим мир наш по-другому.
Без ворья, без лжи и без господ.
И придет из Библии к нам Слово,
Что всю нашу жизнь перевернет.
«Мы прошлое свое уничтожаем…»
Мы прошлое свое уничтожаем.
Оно сгорает, как леса в стране…
И все мы погорельцы в том пожаре.
И с пепелищем вновь наедине.
А может быть, так выглядит прогресс?
Но я его бездумность не приемлю.
Неужто мы сожгли бесценный лес
Лишь для того, чтобы удобрить землю?!
«Один бывалый клеветник…»
Один бывалый клеветник
Решил себе поставить
Из всех обруганных им книг
Надежный пьедесталик.
Он так старался, хлопотал…
Став сам себе дороже,
Воздвиг высокий пьедестал,
Но влезть туда не может.
«В страшные годы прошлой войны…»
В страшные годы прошлой войны
Школа была для нас отчим домом.
Вечно голодные пацаны,
Жили мы горько меж детством
И долгом.
И только когда Победа пришла,
Жизнь довоенная к нам вернулась.
Но слишком взрослыми нас нашла
На войну запоздавшая юность.
«Коллега болен самомнением…»
Коллега болен самомнением.
Он хроник…
Трудно излечим.
Когда располагает временем, —
Своим, чужим, – не важно чьим, —
Он говорит, а мы молчим.
А если что-то вдруг напишет,
В восторге он от писанин.
Глядит на рукопись, не дышит:
«Ай, Тушкин, ай, да сукин сын…»
«Полно в киосках зарубежных дисков…»
Полно в киосках зарубежных дисков,
А юный бард в Европу заспешил,
Чтоб нашу Русь представить по-английски…
Как будто бы родной язык не мил.
Обидно мне и горько за Россию.
За русский стиль и за родную речь.
Уж если мы смогли войну осилить,
То свой престиж сумеем уберечь.
«Бывает, что мы речи произносим…»
Бывает, что мы речи произносим
У гроба по написанной шпаргалке.
О, если б мертвый видел,
Как мы жалки,
Когда в кармане скорбь свою приносим.
И так же радость делим иногда,
Не отрывая взгляда от страницы…
Еще бы научиться нам стыдиться.
Да жаль, что нет шпаргалки для стыда.
«Пацаны насилуют девчонку…»
Пацаны насилуют девчонку…
На костре палят,
Чтоб не было следов.
Я б в отместку вырвал им печенку,
Или к стенке – под пяток стволов.
Мы же либеральничаем с ними, —
Позабыв, что ладим со зверьем…
И гордясь законами своими,
Дарим жизнь им…
И приют даем.
«Великое время…»
Великое время.
Ничтожные дни.
Посеяли семя.
А выросли пни.
«И до зеков докатилась эта новость…»
И до зеков докатилась эта новость,
Что не зря они министра ждут.
И хотя над ним еще вершится суд,
Пол и койка вымыты на совесть.
А другой министр, нахапав денег,
Сгинула в отстойник «под декрет…»
В Белый дом послать бы надо веник,
Пусть от сора чистят Кабинет…
«Как хлеб по карточкам…»
Как хлеб по карточкам, —
Свободу
Нам выдают под аппетит.
Власть назначает быть народом
Тех, кто ее боготворит.
Тасуют лидеры друг друга —
Сегодня я, а завтра ты…
И сник наш рубль от испуга.
И жизнь под боком нищеты.
«Мы вновь летим в чужую благодать…»
Мы вновь летим в чужую благодать.
В чужой язык, к чужим пейзажам.
Но вряд ли мы кому-то скажем,
И даже вида не покажем,
Как тяжело Россию покидать.
«Я за смертную казнь стою…»
Я за смертную казнь стою.
Мне Беслан выжег болью сердце.
Прямо в душу глядят мою
Дети с огненной круговерти.
Упразднили смертную казнь,
Но спросить матерей забыли,
Как им выжить без детских глаз?!
Как им жить, если жизнь убили?!
«Воруют министры в России…»
Воруют министры в России.
Воруют лакеи и знать.
Но кто-то, закон пересилив,
Неволи сумел избежать.
А если кого и сажают,
Так чаще – не главарей…
Министр же нужен державе,
Как ворон добыче своей.
«Для такой державы, как Россия…»
Для такой державы, как Россия,
Мало президента одного,
Если даже Путин не осилил
Пьянство на Руси и воровство.
А Медведев просто очень молод
И не знает, где растратить пыл.
Дали бы ему на пробу город,
Чтоб он там вначале порулил.
Накопил бы драгоценный опыт,
Словно конь на боевом плацу.
А пока сидит Россия с голой ж-й,
Думая, что это ей к лицу.
«Почему природные богатства…»
Почему природные богатства
Не принадлежат теперь стране?
Кто-то их нахально заграбастал
И рубли считает в тишине.
Всем принадлежат дары Природы.
Те же, кто присвоил нефть и газ, —
Посягнули на права народа.
А, по сути, обокрали нас.
«Жаль, что жизнь ты прожил так бездарно…»
Жаль, что жизнь ты прожил так бездарно,
На гульбу потратив столько сил.
Был бы жив ученый Чарльз Дарвин, —
Ты бы в обезьянник угодил.
«Обрубили у деревьев ветви…»
Обрубили у деревьев ветви,
Чтоб не зазнавались впредь.
И теперь листвой не поиграют ветры.
Певчим птицам стало негде петь.
Кто и для чего придумал эти казни?
За какую прихоть или мзду
У деревьев отменили праздник.
У людей украли красоту.
«Город Тверь лежит в сугробах грязных…»
Город Тверь лежит в сугробах грязных.
Мы буксуем на дорожном льду.
Ехал я домой на зимний праздник,
А попал в знакомую беду.
В этом мире лени и обмана
Наказали мы самих себя.
И пришла опять зима нежданно,
Обойдя прогнозы декабря.
«Быть может, я неправедно живу…»
Быть может, я неправедно живу,
Коли со мной враги и неудачи.
То ль мысли сбились, как телки в хлеву,
Где позабыты выгон и раздача.
Да нет – все вроде в норме у меня:
Душа и разум… И замен не будет.
Но почему трудней день ото дня
Жизнь совмещать с тем,
Что я вижу в людях.
Когда уходит доброта из них,
И совесть уступает место блуду.
Уже осталось слишком мало книг,
Чтоб жизнь для нас
Вдруг обернулась чудом.
А может, это я неправедно живу.
И чтоб понять все – надо постараться…
Но я опять Поэзию зову,
Пусть мне она поможет разобраться.
«…Вдруг подошла…»
…Вдруг подошла
И вежливо спросила:
«А можно вас на танец пригласить?» —
И глазки хитро в сторону скосила,
Еще не зная, как ей дальше быть.
Ведь незнакомец мог и отказаться.
И был бы унизителен отказ.
Но, видимо, любил избранник танцы…
И закружился штраусовский вальс.
С тех пор и кружит их по жизни вешней
Мелодия восторга и любви.
Да здравствует отвага скромных женщин!
Вознесших к Богу помыслы свои.
«Детвора нуждается в защите…»
Детвора нуждается в защите.
Дети так наивны и малы…
В школе защищает их учитель.
Дома – даже отчие углы.
Каждый день они должны быть
Сыты,
Счастливы, здоровы…
Каждый день!
Мы тогда с грядущим будем квиты
Посреди своих забот и дел.
«В Природе ничто не бывает случайным…»
В Природе ничто не бывает случайным…
Зима замирает от снежных красот.
А осень в поблекшей красе так печальна,
Что небо никак своих слез не уймет.
Но дарит Природа особую милость,
Когда на земле и на сердце весна.
Победа счастливой весной к нам явилась.
И празднует с нами Победу она.
«Мы все живем по собственным законам…»
Мы все живем по собственным законам.
По вечным нормам чести и любви.
Где верят только правде да иконам.
Сверяя с ними помыслы свои.
Мы все живем по собственным законам.
И авторы их – Совесть и Народ.
Пусть власть когда-нибудь
Под думский гомон
Законы те своими назовет.
«Я разных людей встречал…»
Я разных людей встречал —
Лукавых, смешных и добрых.
Крутых, как девятый вал,
И вспыльчивых, словно порох.
Пусть встречи порой напасть…
Со всеми хочу встречаться,
Чтоб вдруг до одних не пасть.
А до других подняться.
«Я из этого времени выпал…»
Я из этого времени выпал,
Как из Родины выбыл…
И мы уже не считаем потерь —
Кто там – в какой стране…
Хорошо, что меня
Не оставила Тверь
С отчаяньем наедине.
«Погибшие святые имена…»
Погибшие святые имена
К нам возвращаются из тьмы.
Как поднимают корабли со дна,
Так с именами
Возвращались мы.
«Прихожу в твой опустевший дом…»
Прихожу в твой опустевший дом
И волненье отогнать пытаюсь.
Ты стоишь, как одинокий аист.
Над своим разрушенным гнездом.
«Жизнь пронеслась…»
Жизнь пронеслась,
Как стриж сквозь колокольню.
И память сохранила взмах крыла.
Отозвались невыносимой болью
Звонящие вдали колокола.
«В мире стало меньше доброты…»
В мире стало меньше доброты.
Оттого и жизнь становится печальнее.
Словно обреченные киты,
Мы себя бросаем
На́ берег отчаянья.
В мире стало меньше доброты.
Меньше милосердия и нежности…
И погибнем мы, как те киты,
Что расстались с голубой
Безбрежностью.
«Я навсегда запомнил тот зачет…»
Я навсегда запомнил тот зачет…
Доцент была из молодых да ранних.
Строчил ответы я, как пулемет,
И чувствовал себя на поле брани.
Мы были целый час наедине.
Она смотрела на меня сурово.
И вдруг зачетку протянула мне —
«Я буду рада повидать вас снова…»
И так три раза я сдавал зачет.
Красавица ждала нетерпеливо,
Когда меня вновь память подведет.
Но я все даты вызубрил на диво.
Лишь много позже я с ней подружусь,
Взаимную симпатию усилив.
Зато теперь я знаю наизусть
Счастливую историю России.
«У нас в России любят спорить…»
У нас в России любят спорить,
Надеясь этим что-то изменить.
Как будто редкий извлекают корень
Из уравненья: «Быть или не быть…»
Меня вконец те споры утомили:
То против власти, то за ту же власть.
Рождает спор порой гипертонию,
А истина пока не родилась.
«Бренд наших дней – приемы и тусовки…»
Бренд наших дней – приемы и тусовки,
Что так похожи на салоны мод.
Где вдоль стены охранники присохли,
Не упуская из виду господ.
Все напоказ – престиж и раболепье.
И эти полудружбы наугад.
Здесь были бы нелепы Блок и Репин.
Ведь не нужны им должность и откат.
Но это – жизнь…
И как мне ни печально,
Я на душу беру немалый грех,
Признавшись, что Россия обмельчала
От мелкоты, поднявшейся наверх.
«Страна поменяла Систему…»
Страна поменяла Систему.
Система сменила господ.
И только при всех своих бедах
Остался российский народ.
«Если каждый житель страны моей…»
Если каждый житель страны моей
Скажет, что счастлив он, —
Тогда лишь можно присвоить ей
Титул великой державы.
«На праведный гнев наложили запрет…»
На праведный гнев наложили запрет,
Чтоб власть оградить от упреков и бед.
Народу погневаться можно в квартире,
В постели, в подъезде…
И даже в сортире.
Но если наш яростный гнев невзначай
Прорвется на улицу, словно цунами,
То синяя стая расправится с нами.
От гнева останется боль и печаль.
И улицей стала теперь для меня
Из книги любая страница моя.
«Литературный киллер получил заказ…»
Литературный киллер получил заказ:
Убить успех престижного коллеги.
Чтоб свет его в чужих сердцах погас.
И чтобы сам ушел он в тень навеки.
Старался киллер… Он к смертям привык.
Заказ чужая зависть оплатила.
Однако на успех ста тысяч книг
Ему патронов явно не хватило.
«Я по глазам богатых узнаю…»
Я по глазам богатых узнаю:
Как будто бы смотрю
В промерзшие озера…
А если вдруг замечу полынью,
То знаю – и она замерзнет скоро.
«Я прожил жизнь свою…»
Я прожил жизнь свою
И тяжело, и весело.
Среди улыбок, доброты
И зла.
И молодость моя
Свое отгрезила.
А зрелость совершила,
Что могла.
«Женщина на ро́ды денег просит…»
Женщина на ро́ды денег просит,
Прикрывая кофточкой живот.
И стучатся в сердце Маша с Фросей
Или русский богатырь Федот.
Что же со страною происходит,
Если тает каждый год народ?!
И с сумою наши бабы ходят,
Каясь, что не сделали аборт.
«Рублевка живет от России отдельно…
Рублевка живет от России отдельно.
Она – как особое княжество в ней.
И столько князей расплодилось удельных!
И каждый гордится усадьбой своей.
А где-то поодаль ютится Россия.
Растит урожай, ловит рыбу в прудах.
Она никогда за себя не просила,
А все добывала в нелегких трудах.
И русский народ – не князья и дворяне.
Не вхож он в чванливое царство господ.
Но что-то такое он знает заранее,
Что дарит надежду и силы дает.
Взгляд со стороны
В России возродилась знать —
Помещики и бизнесмены…
Они теперь ни в чем не знают меры,
Стараясь все к рукам прибрать.
Один скупает вдоль реки дома.
А речка, между тем, зовется Темзой…
Другой купил какой-то царский вензель.
Но это не добавило ума.
Признался нам с экрана некий чин,
Что столько у него теперь богатства,
Что и за век потратить не удастся…
Не потому ль до срока он почил.
А друг мой смотрит грустно из ворот:
«Уж эти мне российские транжиры!
Они намерены скупить полмира,
Забыв о том, как беден их народ…»
Лондон
«Приватизировав экран…»
Приватизировав экран,
Чиновник вышел в шоумены.
Но в этом был один изъян —
Не знал он в жажде славы меры.
Какой я ни включал канал, —
Вещал он стоя или с кресла…
И всех нас насмерть доконал.
Разбил экран я в знак протеста.
«У нас в России власть не любят…»
У нас в России власть не любят.
Быть может, не за что любить.
Но лишь от власти той пригубят
И все готовы ей простить.
«На дворе уже март…»
На дворе уже март,
А зима не уходит.
Тучи серые на небе
И снегопад.
Может, кризис уже
Начался́ и в Природе.
Потому и с погодою
Все невпопад.
«Это горькая тема…»
Это горькая тема —
Конфликт поколений.
И когда нас не будет, —
Продолжится спор.
Это было до нас.
Это будет со всеми.
Ведь былое —
Грядущему —
Вечный укор.
«Когда-то нас пугал «железный занавес»…»
Когда-то нас пугал «железный занавес».
Мы жили все в придуманном раю.
Но проржавел и пал «железный занавес»
И мир увидел Родину мою.
Она была во всей красе и силе.
Как будто в дальний собралась полет…
Не надо было путать власть с Россией,
К временщикам приравнивать народ.
«Мне приснился Президент…»
Мне приснился Президент.
Мы сидели рядом.
Я использовал момент —
Попросил награду.
Как-никак, а юбилей.
Столько лет скопилось.
Президент сказал:
«О’кей… Окажу вам милость…»
И добавив: «Будет так…» —
Мило улыбнулся.
Ну а я такой дурак, —
Взял да и проснулся.
Поделиться книгой: