— Думаешь? Это почему?
— Ну как же? У всех одно и то же. Новая русская идея поглотила их.
«Вот и началось очередное умничанье», — насмешливо подумал Кукарский.
— Что еще за новая русская идея? — осторожно поинтересовался он.
— А все очень просто: бабла и зрелищ! Два слова! Русского обывателя беспокоят нынче только две вещи, где растут деньги, и что показывает зомбоящик. Или ютуб.
— Нет, Коля, ты не прав, — замедляя ход, возразил Кукарский. — Нельзя же судить о людях так однобоко. И потом, многие любят свою работу! Просто она им нравится, понимаешь? Ты не допускал мысли, что работа может быть наркотиком?
— Ага, ты еще скажи: любят свою страну! — усмехнулся Колька, покосившись на спутника, и тоже слегка затормозившись. — Если хочешь знать, вся наша жизнь состоит из наркоты. Но одни наркотики убивают человека, а другие нет. Опять же, если не злоупотреблять. Вот та же водка, или кофе, или секс, а может, плавание на лодке по свету. Да что угодно! Чем угодно можно заменить работу!
— Вот именно: если не работать, можно деградировать от убивающей наркоты, — не унимался Димка.
— Ну, честное слово, Димыч, ты как ребенок! — усмехнулся Коля, тронув спутника за плечо. — Ведь только дурак деградирует с баблом. А умный найдет, чем заняться. Он всегда потратит деньги с толком — на обустройство жилья, на творческие эксперименты, на красивых баб, наконец!
Колька жил в девятиэтажной «свечке» совдеповской постройки, на углу при пересечении двух улиц. На лифте поднялись на восьмой, руки оттягивала бутылка «Путинки» и батарея пивных банок.
Когда окунулись в полумрак прихожей, «дыхнуло» спертым воздухом с примесью чего-то резинового. Колька сразу провел в комнату.
Едва осмотревшись в холостяцкой берлоге, Дима задумчиво цокнул языком.
Стены были приятного розоватого цвета с какими-то хвостами жар-птиц, шкафы отсутствовали, но имели место всевозможные ниши и полки, построенные по типу огромных карточных домиков. На этих полках аккуратно красовались корешки книг, либо стояли копилки, лежали какие-то вещи и кое-где сохли цветы в горшочках. В углу, у окна, мостился комод с выдвижными ящиками. На комоде красовалось огромное стеклянное блюдо. Димка подошел поближе и рассмотрел в нем россыпь помятых советских купюр.
— А это мое хобби, — лениво сказал Коля, дыхнув Кукарскому в затылок. — Собираю всякую застойную труху. У тебя дома не завалялись десятирублевки или двадцать-пятки?
Димка хмыкнул и удивленно повернулся к хозяину.
— Не знаю. Может, где-то в старинных коробках. Приду, посмотрю.
— Ты посмотри, обязательно посмотри, — пьяно улыбнулся Герасименко. — А то если захочешь…
Колька осекся.
— Что захочешь? — Димка опять повернулся к хозяину.
— Узнать, как я зарабатываю… Ладно, неважно. Ты сейчас не спрашивай ничего пока, — старый друг забренчал пивными бутылками — пивная батарея выстраивалась на стеклянный столик в боевой готовности.
— Я тебе попозже все расскажу, — Колян, глянув на Димку, сделал брови домиком. — Это не выход в интернет, не финансовая пирамида и не каждодневная мантра.
— А что? — чуть усмехнулся Димка, присаживаясь на диван. — А ну да, ладно, не буду пока спрашивать.
— Главное, твое отношение к жизни. Вот я когда уволился, я не стал комплексовать и угнетаться, как это делают все остальные: ну, типа, вот теперь неустроенность, вот теперь безденежье. Я расширил свой взгляд на жизнь, — Герасименко сел рядом и, «чпокнув» пробкой, протянул бутылку Димке.
— Хм, — вытирая пивные усы, сказал Кукарский, — ерунда какая-то.
— А, в том-то и ошибка твоя! — Коля поставил Димке к носу указательный палец. — Узость, догматичность нашего мышления не позволяет обрести полную свободу. Вот ты готов, например, поверить в инопланетян или машину времени?
— Не знаю, — сказал Димка в бутылку и пожал плечами. — Я фантастику не люблю.
— Да причем тут фантастика? — воскликнул Коля. — Ты готов поверить, что есть в жизни нечто невероятное, такое… Ну, что раз и навсегда выбивает из… из привычной дребедени?
— В принципе, готов, — Димка снова повел плечами и докончил первую бутылку.
— Хорошо, вот и замечательно! — удовлетворился Герасименко. — Завтра проверим.
— Что проверим? — Дима покосился на хозяина квартиры.
— Съездим в одно место. Только ты ничего не спрашивай. Даже когда ехать будем. Зато узнаешь, как не работать и бабки получать.
Кукарский задумался. Но алкоголь уже прочно осел в его душе. И в соответствии с этим обстоятельством, мысли потекли особенные, оптимистичного характера. «А ну и пусть покажет! Один черт, завтра выходной, и планов никаких не запла… не предпо… не постро… Короче, ничего ведь не планировал! Все лучше, чем с проклятой зомбопанелью в бетонной коробке куковать».
Больше они об этом не говорили. Точнее, касались слегка, но уже и не обсуждалось, что завтра предстоит некая поездка. Все больше болтали о прошлом, о совместном прошлом.
Димка не запомнил, как отключился. Очнулся утром на диване, валетом к Герасименко. Ощутил запах пота из-под своей мятой рубашки на теле, горечь и сухость во рту, брюки на ногах, прикрытые легким одеяльцем.
— Диман, ты проснулся? — довольно бодро спросил Коля и приподнялся на локтях. Он был лохмат и раздет.
Кукарский почувствовал неудобство и даже некоторый стыд. Надо же было так набухаться, по-свински, по-бичевски, чтобы уснуть на чужом диване, да в одежде! Такого с ним не случалось лет пять уже.
— Да, — односложно прохрипел Кукарский.
— Тогда давай собираться.
— Куда?
— Как, ты забыл? Я же хотел тебе кое-что показать.
Колян заныкал на утро по бутылке пива, и это помогло быстро обрести человеческий облик. Да еще плюс душ с милостиво предоставленным огромным полотенцем на десерт.
Вышли из дома молча, весеннее солнце весело ударило в глаза. Димка поморщился, на душе стало приятнее. Они также без разговоров сели в троллейбус, молча добрались до автовокзала. Коля взял два билета на Кунгур.
— Так ты в пещеры, что ли, собрался меня тащить? — нахмурился Димка.
— Ну да. А что, часто туда ездишь? — в глазах Герасименко появилась усмешка.
— Да нет, вообще-то, ни разу не был, — сознался Дмитрий.
— Вот видишь. Совместишь приятное с полезным.
— Н-да. Ладно, пойду еще пивка куплю, — задумчиво протянул Кукарский.
Эйфория от выпитой перед выходом бутылки прошла, и Димка снова чувствовал гнусное похмелье, хотя и не с прежней силой.
— Э нет! — Коля мягко попридержал знакомого за плечо. — Давай не будем. То, что ты увидишь в пещерах — дело серьезное. Ты даже не представляешь…
— Да что там может быть такого? — ухмыльнулся Димка. — Сталактиты и сталагмиты? Что, нельзя на эти сосульки под градусом смотреть?
Нет, Дима не был пьяницей. И не относился он к тем распущенным менеджерам, которые с пятницы по воскресенье снимают стресс спиртосодержащими возлияниями. Но все же, все-таки любил он порой расслабиться и на второй день. Ведь, черт возьми, как не верти, а все ж хорошо, когда праздник продолжается!
— Дело не в сосульках, — неожиданно погрустнел Коля. — Я покажу тебе нечто, чего никто не знает. Оно нереальное, понимаешь? Но я сейчас не могу рассказать. Просто пока сам не увидишь — не поверишь!
— Хм, — Дима качнул головой. — Что это может быть такое, не понимаю!
Коля не ответил. Меж ними вновь установилось неудобное молчание.
Однако едва они вышли на стоянку, подкатил автобус. Загрузившись в салон, Димка пристроился у окна, демонстративно прикрыл веки и откинул голову.
Всю дорогу он и вправду проспал. Коля толкнул его.
— Пора, брат, пора, — дружелюбно сказал он.
— Что, приехали? — Димка потянулся вслед за Герасименко, вон из автобуса.
И очутился в маленьком скучном городке, на привокзальной площади. Округ мостились частные домики. И только трехэтажный торговый центр радовал глаз.
— А где пещера? — недоуменно осведомился Дима.
— До нее еще надо добраться на старом пердуне.
— На чем?
— Ну, автобус Пазик, рейсовый, местных автолиний, — пояснил Коля и тут же пробормотал: — Ничего здесь не изменилось, сколько раз убеждаюсь! Тридцать лет, и хоть бы хны, разве что лозунги сняли, да ларьки повтыкали.
— Не понял, о чем ты? — присмотрелся к спутнику Димка.
— А? Так, ерунда всякая в голову лезет, — отмахнулся Коля.
И они подошли к маленькой остановочке.
Сентябрь 1983 года, Коля, накануне погони
А начинался визит вполне себе ничего.
Добравшись до города, Николай по обычаю принялся искать Жорика. Сначала дело, а уж потом Любка, твердил он себе в который раз. Первым делом самолеты, то есть валюта, ну а девушки потом. Или: сделал дело, гуляй очумело. Эх, богат русский язык на пословицы, рассуждал про себя Коля, и можно еще менять их, как вздумается!
Но найти Жорика порой оказывалось непросто. Если его машина не наблюдалась на дежурной стоянке, Николай с досадой сплевывал. Воистину, как тут тяжко без мобильников, сразу же сокрушался он про себя! Так бы позвонил, да и спросил: «Привет, ты где щас?» Но не придумал Советский Союз в восемьдесят третьем мобилы! И толку-то, что своя в кармане, только народ тут пугать. Без оператора, без сети, можно разве что будильником пользоваться. Не дай бог еще Люба случайно найдет, сразу все насмарку, никакую легенду не состряпаешь.
Поскольку в этот раз Волга Жорика отсутствовала, пришлось дело отменить и пойти гулять. Звенья пословицы переместились. Коля направился к Любке. Переждать какое-то время. Или на следующий день прийти. Обратиться к коллегам Жорика Коля не решился — во избежание лишних проблем.
И поплелся по городу, по …ской улице. Господи, какая благодать, думалось ему! Ни одной растяжки, ни единой рекламы, не смотрят на тебя с полотен ни манящие красотки с длинными ногами под надписью «сто диванов», ни брутальные мужички в костюмах на фоне модной бытовой техники, ни семья Кнопкиных, которая открыла для себя какую-то там величайшую истину, почитай, дорогу к счастью. И уж конечно нет и в помине огромных экранов с копошащейся на мелких клетках ерундой.
Время местное Николай узнал у прохожих, пятнадцать минут оставалось до шести. Вот-вот Любка с работы придет. Как раз заскочить в заветный гастроном около ее дома.
Ах как он полюбил этот славный гастроном, который в детстве почти не знал! Эти откровенные витрины с чудными конфетами «Гулливер». Эти «скучнолицые» продавщицы за прилавками, ничего не ведающие о грядущем размахе российской торговли. Эти забавные кассовые аппараты с причудливыми кнопками и жуткие механические весы со спидометром и чугунными гирями.
Милый сердцу торт «Прага», с которым не всегда везло — но в этот раз отхватил… Да еще ароматный батон с широкими поперечными канавками и мощная литровая бутылка с молоком — вот что прельщало Николая в первую очередь, вот к чему он стремился перед встречей с возлюбленной. Иногда, идя к ней через гастроном, он ловил себя на том, что похож на героев известного голливудского хита «Назад в будущее».
Он не знал и не хотел знать, что сталось с Любой в недалеком будущем, в его времени, в его стране, совсем иной, такой сложной и неспокойной. Быть может, удачно выскочила замуж, нарожала детей и теперь уже нянчит внуков, гуляет с ними по аллеям неизменного парка.
Он и не пытался разыскивать ее, возвращаясь в сегодняшнюю Пермь. А зачем? Зачем бередить душу печальным потрясением, которое принесет эта встреча? Ведь перед ним предстанет старая женщина с обязательной паутиной морщин, в матери ему годящаяся. И глаза ее наполнятся изумлением, и ему придется отнекиваться: нет, я не сын его, я такого не знаю! А еще, чего злого — она уже почиет в мире ином.
Ему нравилось плыть по течению, преодолевая лишь некоторое сопротивление омутов. Ему нравилось обитать и в этой реальности, и в той. И брать от той и другой все, что возможно. Сюда таскать старые заскорузлые двадцать-пятки, десятки и трешки, а также потрепанные видаки с кассетниками, раздобытые черт знает как. Туда — доллары, приобретенные у Жорика. Слава тебе, великая Америка! Слава тебе за то, что за столько лет ты не подверглась переворотам и дефолтам!
Он постучался в дверь, но не услышал изнутри ни единого звука. Тогда Коля спустился во двор и сел на лавочку.
Как мило, когда нет домофонов и такие простые дубовые двери, с улыбкой подумал он, щурясь от вечернего солнышка. Где-то поблизости шумела детвора, и Николай вспомнил свое детство. Вот так же и он где-то сейчас играет, наверно, да не где-то, а в другом районе, десять остановок на автобусе. Здесь Коля в родной двор не совался, все по той же причине — наименьшее сопротивление, минимум потрясений. Не портить кайф, не встречаться с самим собой и молодыми родителями! Меньше знаешь, лучше спишь — святая истина. Да еще и о петле гистерезиса забывать не стоит.
Конечно, искушение порой одолевало, но здравый смысл перевешивал.
Люба появилась на мысли о личной первой драке в родном дворе, случившейся как раз где-то в эту же пору. Или нет, двумя-тремя годами позже. Впрочем, неважно!
Люба шла летящей походкой. На ней было все по моде: плотные темные чулочки, гладкая серая юбочка до колен, дорогие полусапожки, которые он же и подарил, классический серый жакет с зелеными пуговицами. Лучезарная улыбка на круглом румяном личике. Приятные черты, чуть подпорченные большим носом. Едва покачивающиеся каштановые волосы до плеч с колечками на кончиках, в стиле а-ля-Барбара Брыльска.
Они познакомились случайно, вечером, в его первый же визит. Коля заглянул на почту, где работала Люба. Ему пришла в голову шальная идея. По-первости он не удержался и решил-таки на пробу сделать один маленький эксперимент с прошлым. Всю оставшуюся жизнь тетка из Ижевска корила себя, что не успела попрощаться с матерью, то есть с Колькиной бабушкой. Телеграмму-то дали вовремя, а тети Тани дома не было, пропадала на югах с новым хахалем. Уехала спонтанно, влюбилась и никому не сообщила. Да там же он ее и бросил.
Коля знал, что до смерти бабушки еще неделя (и четыре дня до инсульта), и что тетя Таня еще не уехала из дома, и в уме созрел текст:
«Таня тчк приезжай к маме тчк она сильно болеет тчк твоя сестра тчк»
Прочитав телеграмму, носатая девушка чуть повела бровью, посмотрела на Колю, который из окошка нахально ее разглядывал.
— Вы адрес забыли, — заметила девушка, спрятав карие глазки.
— Ах да, конечно, — спохватился Николай. — Сейчас допишу.
Она протянула ему этот забавный старинный бланк с синеватой шапкой «ТЕЛЕГРАММА», и он взял ручку и начал вписывать город, затем улицу, а сам вдруг сказал между делом:
— Девушка, а что вы делаете сегодня вечером?
Пошловато, конечно, и примитивно, но для восемьдесят третьего года сойдет, подумалось ему. Вот только кой черт дернул спросить? Видимо, понравилась, решил он. Все ему тут казалось таким милым и забавным, так пела душа от неожиданно оживших, уже было стертых, воспоминаний, что хотелось здесь, в прошлом, безобидно шкодить и безобразничать, в духе проделок Бегемота из «Мастера и Маргариты».
Ну и подспудно мечталось соблазнить какую-нибудь красотку из застойной эпохи. Ведь каково оно будет, а? Ведь в пуританское-то время они, пожалуй, такие милые и непосредственные, не распущенные и… Знойные, что ли.
Как ни удивился Коля, но девушка ответила с застенчивой улыбкой:
— Буду сидеть дома.
— Тогда разрешите вас пригласить в кино, — сказал Коля, снизив тон, так как к соседнему окошку подошел дед с медалями на пиджаке и веско закряхтел.