Криминальный кураж

— Золотце, ты совершенно про нас забыл. Давай, мы хоть салатики нарежем, да и праздновать можем начать. А то сидим тут, как чужие.

Глаза Светланы засветились безбрежной нежностью, обращенной на Перцевого.

— Конечно, сей момент, — приобняв ее за плечи, кивнул Андрей. Стекла его очков в тяжелой черной оправе таинственно блеснули.

Лавкин оказался невысоким мужчиной средних лет с приятным, но хитрющим лицом и лукавыми, чуть раскосыми глазами. Его звали Сашей, что абсолютно не шло ему. Его супруга, Галина, или Гала, как она сама представилась, была пухленькой дамочкой с невероятно тонкой при прочих внушительных габаритах талией и ярко-рыжими буйными кудрями. Глаза Галы полыхали серебристыми огоньками. Впечатление прибывшие производили очень даже приятное.

Мы пошли резать салаты и накрывать на стол. Я, разумеется, с готовностью присоединилась к дамам. Лучший способ наладить контакт, что мне еще из начального курса психологии известно, — трудовая деятельность.

— Мы ждем кого-то еще? — полюбопытствовала я, обратив внимание на мокнувшего под дождем Перцевого. Рядом стоял Пират, прижавшись к ноге Андрея всем своим черным поджарым и гибким телом.

— Ну да! У нас же сегодня великая гостья! — чуточку ехидно заявила Гала. — К нам должна приехать сама Анастасия Астраханцева!

— Сама? — недоуменно нахмурилась я.

— Да, сама, — кивнула Лавкина. — Она — заместитель директора нашего НИИ. Честно говоря, Тань, я не представляю, как Андрюше удалось уговорить ее почтить вниманием его скромный пикник. Этой даме место на великосветских раутах. Впрочем, ты сама увидишь.

Я улыбнулась, продолжая безжалостно кромсать огурцы, пахнущие свежестью и летом. Дождик в успокаивающе-неслышном ритме барабанил по крыше и деревянному крыльцу, на кухне было на удивление уютно. В общем, жизнь казалась прекрасной.

— А вот и она! — воскликнула Гала, вскинув голову.

Я неспешно подошла к окну и закурила. Во двор въезжала шикарная машина — темно-вишневая «Альфа Ромео», которых в Тарасове раз два и обчелся. Пират лаять не рисковал — видимо, чувствовал, что люди разные бывают, на некоторых можно погавкать, а с некоторыми от подобной вольности лучше поостеречься. И он отделывался незатейливым выражением радости от встречи — вилянием обрубком хвоста и ритуальными танцами перед машиной.

Автомобиль затормозил на поляне рядом с потрепанной, видавшей виды «девяносто девятой» цвета мокрого асфальта Лавкиных. Первым из вишневой красавицы вышел мужчина — эффектный, высокий, темноволосый, в узких джинсах, обрисовывавших великолепные сильные ноги, и черной футболке, обнажавшей руки с буграми мышц. Он галантно распахнул дверцу, и из машины вышла — нет, скорее выскользнула или выплыла — умопомрачительная мадам.

Ей было никак не меньше тридцати пяти, но держалась она с легкостью девочки. Стройная фигура, на которой ловко сидели белоснежные фирменные джинсы, черные ботинки на литой подошве, облегающая высокую грудь черная же водолазка. Лицо с широкими скулами, вытянутыми к вискам глазами и роскошным пухлым ртом. Волосы были спрятаны под черной косынкой-банданой с изображением странных белых разводов, напоминавших кости.

В общем, дама была роскошной. Великолепной. Да, Анастасия Астраханцева умела произвести впечатление. Ее манеры не казались натяжкой, она была элегантна в каждом движении и прямо-таки величественна. Пожалуй, такой даме самое место в роли Первой Леди страны. Вообще-то, я не испытываю большой любви к собственному полу, но настоящие красота и достоинство всегда вызывают уважение к себе. И уважение это еще больше окрепло, когда после знакомства Анастасия присоединилась к нам — резать лук и добавлять майонез в салаты.

Ее спутника звали Германом. Герман Мародерский — оригинальное имя, не менее оригинальная фамилия, медово-янтарные глаза на вызывающе мужественном лице и шикарная фигура — был прекрасным дополнением к такой женщине. Сродни мопсику, угнездившемуся на полусогнутом локте, или дамской сумочке на плече, или бриллиантовому колье, купленному за астрономическую сумму.

— Таня, а чем ты занимаешься? — демократичная Анастасия сразу же перешла на «ты», предложив то же самое при обращении к себе.

— Я… долго рассказывать, — ушла я от вопроса.

Понимание появилось в проникновенных прозрачно-карих, как крепко заваренный чай, глазах, и более приставать ко мне с глупыми вопросами Астраханцева не стала. Люблю общаться с умными людьми! Только… что, черт возьми, такая женщина делает здесь? А Гала не лишена наблюдательности, поняла я. Впрочем, меня все эти нюансы волновать не должны — я же здесь, чтобы хорошо провести время, пообщаться с приятными людьми и вообще разнообразить свою жизнь, а не чтобы вести наблюдения.

Наконец все салаты были готовы, картошка начищена, а мясо для шашлыков залито маринадом, и мы решили начать празднование. Уселись за большой стол в большой комнате.

Зажурчало красное вино, полившись в граненые стаканы. Так креативно, так по-русски пить кагор из совковой посуды! Но сегодня это казалось забавным, частью той игры, что окружала нас, — игры цивилизованных и достаточно состоятельных людей в жизнь на лоне природы. Шашлык, который скоро будет жариться под дождем, терпкий запах влажной древесины… Романтика! И мне эта романтика нравилась.

— Люди, мы с вами собрались здесь не для того, чтобы банально напиться, пусть даже в приятной компании! — А я и не заметила, как Перцевой поднялся со стаканом в руке, заполненным алой тягучей жидкостью. Начало тоста также оказалось креативным, сразу видно, у человека ко всему творческий подход. — Итак, мы собрались здесь, чтобы отметить завершение последней разработки нашей альма-матер. Выпьем же за умных людей! Нас так мало осталось…

А завершение тоста оказалось банальным, как семечки на деревенском крылечке, но все равно забавным. И мы выпили.

Вино горячей струей расползлось по жилам, мешаясь с кровью и разливаясь приятным теплом по всему телу. Щеки у собравшихся зарозовели, глаза заблестели еще ярче, чем раньше. Все было так мило. Даже Сидоренко умудрился ниоткуда не упасть и ничего не свалить. В общем, блаженство.

Мы ели необычайно вкусные салаты, наслаждались неспешным общением, когда Перцевой заявил:

— Ну что? Как там говорят: между первой и второй… — и он снова разлил вино по стаканам.

— Теперь слово дается уважаемой госпоже Астраханцевой. Не просто руководителю наших стройных рядов, но и очаровательной женщине, — витиевато заявил Андрей, и глаза его разгорелись странным вдохновением.

Анастасия поднялась, гибкая и великолепно держащаяся. И ее хрипловато-властный голос словно заставил комнату посветлеть:

— Поздравляю всех, господа, вы великолепно поработали. В общем, за вас!

И снова — тускловатый звон стаканов…

— А теперь я вынужден вас оставить, — по прошествии некоторого времени извинился Перцевой. — Шашлык — дело хозяина, и я бы хотел приготовить его. Развлекайтесь, не скучайте.

И Андрей выскочил за дверь. Вслед за ним, поспешно извинившись, вышла Светка. Может быть, желает пообщаться с любимым мужчиной наедине? А то, что Перцевой — объект Светкиных чувств, сразу чувствовалось.

Но нет, я ошиблась. Светлана, секретарша НИИ, вернулась довольно быстро.

Минут через пятнадцать я решила, что надо бы сделать перерывчик в чревоугодии, и встала из-за стола. Астраханцева, сидевшая рядом, улыбнулась лукаво и тоже поднялась, тихонько шепнув:

— Идем, провожу.

— Девочки, вы куда? Вы нас насовсем оставляете? — мужественным баритоном запротестовал Мародерский, и его медовые очи полыхнули, на миг поймав мой взгляд. А я ощутила странную, малообъяснимую дрожь в коленках.

— В самом деле! Ну по одной — еще куда ни шло, но чтобы целыми пачками… — поддакнул Лавкин, уже захмелев и потому, видимо, забыв о субординации, которой придерживался по отношению к Анастасии.

— Мы вернемся, без нас все не пейте, — хрипловато хохотнула Астраханцева.

А я неожиданно почувствовала себя неловко. Мне нечасто встречаются женщины, которые могут «переплюнуть» меня по чувству собственного достоинства и внешней привлекательности. Тут приходится признать: Астраханцева была на порядок выше Тани Ивановой. Но меня это не огорчило — наоборот, приятно было видеть человека, сочетающего в себе все мыслимые добродетели.

Мы с Анастасией вышли на задний двор и, поулыбавшись Перцевому, дошли до хлипкого строения, сквозь дощатые стены и крышу которого просвечивало серебристо-синеватое небо.

Андрей ловко сновал вокруг мангала, нанизывая на шампуры порции шашлыка. В углу его рта торчала уже потухшая забытая сигарета. Вокруг прыгал Пират, черный и ловкий, как змея. Я подошла к нему.

— Неужели ты один справишься со всем этим? — окинув взглядом тазик, наполненный кусками мяса, поинтересовалась я.

Перцевой сплюнул сигарету и рассмеялся:

— А что, ты хочешь мне помочь?

— Ну да, и ранить Светины чувства… — бросила пробный камень я.

— Да брось ты, мы же взрослые люди, — улыбнулся Перцевой. И поинтересовался: — Что же, Ванька, засранец, про тебя совершенно забыл?

Только тут я вспомнила о своем спутнике, благодаря которому на этот пикник и попала. В самом деле, чем же занимается Сидоренко? Кажется, он общался с Лавкиными. А может быть, и нет. Черт его знает! Когда Ванька не ломает и не крушит все вокруг, он становится человеком-невидимкой, несмотря на рыжие вихры волос и телосложение огромного кузнечика. Завидная способность. Она бы и мне не помешала, пожалуй.

— Я не жалуюсь, — хмыкнула я.

Тут показалась Астраханцева, и мы пошли к дому. В спину нам вдруг ударил истошный лай Пирата. Я напряженно обернулась, так и ожидая толчка в спину мощного собачьего тела и впившихся в горло острых зубов. Но пес скакал у забора и буквально надрывался.

— А, чужого увидел, — замахиваясь топором и с силой втыкая его в бревно, пояснил Перцевой. — Он всегда облаивает чужих. Очень удобно, между прочим. Не каждый полезет. А вообще, Пират словно издевается над своей кличкой. Тихий и мирный, будто его матушка в свое время согрешила с болонкой.

Как только Андрей подбросил несколько деревяшек в мангал, огонь тут же накинулся на свежую пищу и захрустел влажноватой древесиной, отплевываясь искорками. Оглянувшись на взметнувшееся пламя, мы выслушали эту немного странную характеристику собаке и продолжили путь к дому, чувствуя прохладу дождевых капель на плечах. Нам навстречу попалась Гала в сопровождении своего хитроглазого супруга, которая спешила в ту сторону, откуда шли мы.

В домике нас ожидала забавная картина. Светка с независимым видом сидела на подоконнике, смоля тонкую сигарету. Мародерский смущенно стирал со щеки помаду цвета фуксии — Галиного оттенка, между прочим. А пунцово-красный Сидоренко, тип достаточно стеснительный, меланхолично жевал веточку укропа.

— Стоит на пять минут выйти… — поймав мой взгляд, философски хмыкнула Анастасия, — и тут начнется…

— Это точно, — рассмеялась я. Мы переглянулись с видом заговорщиц и уселись к столу.

— Ну и что мы сидим? — задумчиво поинтересовалась Астраханцева. — Мужчины, где наши горячительные напитки?

— Почему девушки должны изнывать от жажды? — подключилась я.

— Да-да, Герман, Иван, ну что же вы!

Парни тут же засуетились, разливая вино по стаканам. Светка подхватила свой и Андрея и понеслась к нему, устремляясь на аромат жарящегося мяса, словно пчелка на мед.

Вернулась она, когда мы выпили свое вино, обставив свое появление торжественно. Кокетливо покачивая бедрами, она трепетно несла в вытянутых руках блюдо с насаженными на шампуры кусочками мяса, кружками лука и помидоров.

— Первая партия, угощайтесь, гости дорогие! — провозгласила она, а мы поспешно освободили центр стола. — Хозяин заявил, что не вернется, пока не пожарит все! — добавила Светлана, плюхаясь на стул и залпом выпивая бокал томатного сока.

Мы к этому заявлению отнеслись на удивление философски. В самом деле, зачем нам хозяин, когда есть все, что душе угодно: салаты, вино, а теперь еще и дымящееся, с поджаристой корочкой мясо. А из недр холодильника при помощи ловких рук супругов Лавкиных появились запотевшие бутылки водки, которые они водрузили вокруг блюда с шашлыком, как стражей, охраняющих крепость.

Водку разлили по стаканам, и мы выпили, причем после первой рюмки я ощутила в голове тонкий звон, словно кто-то сдвинул хрустальные бокалы. Мародерский начал мне интенсивно подмигивать. Бандана сбилась с головы Астраханцевой, и ее каштановые вьющиеся волосы, оказавшись на свободе, обхватили плечи женщины. Гала Лавкина отчаянно строила глазки Герману Мародерскому, кокетливо прикрыв губки стаканом с апельсиновым соком. Саша, Лавкин-супруг, попеременно заигрывал то со мной, то с Анастасией. Меланхоличный Сидоренко откинулся на спинку стула и задумчиво жевал шашлык.

Светка курила, сидя у окна в привычной позе, задумчиво взирала на полянку, уставленную машинами.

Время текло неспешной рекой, стало темнеть, и мы включили свет. Попеременно покидали комнату, потом возвращались. Казалось, так и будет длиться вечно — мирное распитие алкогольных напитков, поедание сочного шашлыка с хрустящей корочкой, стрекот мелких дождевых капель по крыше. Вечно — или пока мы не решим разъехаться по домам.

Я завела с Германом Мародерским интеллектуальную беседу, стараясь не утонуть в его золотистых глазах и периодически напоминая себе, что он — мужчина Астраханцевой, которая мне глубоко симпатична. Поэтому приходилось с сожалением пресекать попытки обаятельного Германа водрузить руку мне на колено или на плечи.

Мне было хорошо — сыто, уютно, забавно, и я, честно говоря, мало что замечала вокруг. И совершенно игнорировала несчастного Сидоренко, который долго сидел за столом с обиженным видом и иногда посматривал на меня, воображая, что его взгляды убийственны. Я даже не заметила, когда он вышел. И вдруг Ванька влетел в комнату вместе с потоком влажно-холодного воздуха, резко распахнув дверь, ведущую на задний дворик.

— Там… там… кровь! — лепетал Сидоренко, планомерно белея от кончика носа выше и ниже. И на щеках четко проявилась россыпь веснушек, словно кто-то озорно брызнул краской из баллончика.

— Ванечка, так пить нельзя! — шутливо посетовала я, с неохотой отрывая взгляд от чувственных губ Германа.

— Бэлый, бэлый, савсэм гарачий! — мастерски скопировал фразу из гайдаевской комедии Мародерский, и глаза его вновь полыхнули янтарным огнем.

— Ему больше не наливать! — в один голос воскликнули Лавкины.

И тут я удосужилась опустить глаза на некрашеный пол. Буроватые пятна на нем сказали все значительно яснее, чем слова Ваньки. Разбавленные дождем, они стекали с ботинок Сидоренко. И руки его тоже были заляпаны красным, будто Ванька по недомыслию окунул руки в кетчуп. Или в кровь…

— Сядь, выпей, — приказала я, вскочив и чуть не силой усадив приятеля на стул. Налила ему полстакана водки, не дожидаясь помощи мужского пола. Сунула в руку маринованный огурец. Сидоренко покорно выпил, отдышался, хрустнул огурчиком. На меня все смотрели как-то странно. Будто на сумасшедшую.

— Теперь рассказывай, что ты увидел, — властно потребовала я.

— Так, не наливать уже двоим, — пьяно хихикнула Гала. — Что-то у нас массовое сумасшествие.

— Вроде бы и закуски много, — поддержал «прекрасную половину» Сашка, заговорщицки глядя на меня, словно одолжил мне пару сотен баксов и теперь намекает на их возвращение древним, истинно женским способом.

— Нет, подождите, — взмахнула узкой холеной рукой Анастасия и коснулась пальцами моего локтя. — В самом деле, что случилось?

Ее слова подействовали на гостей не хуже холодного душа, и все в ожидании уставились на Сидоренко. Тот похлопал голубыми глазами, потихоньку принимая нормальную окраску, провел рукой по волосам, закурил и сбросил столбик пепла в освободившуюся салатницу с остатками майонеза и перышками лука на стенках. После чего заговорил, вспомнив о том, что он ученый и к жизни должен относиться соответственно:

— Случилось что-то страшное. На заднем дворе лежит Пират… вокруг него лужа крови. И… короче, Андрея нигде нет. А рядом топор весь в крови. Шашлыки уже в угли превратились. Вот и все.

Да, действительно, вот и все. И если это не бредовая фантазия одурманенного алкоголем Ваньки, то вечеринка принимает чересчур зловещий оборот. В духе так почитаемого современностью Стивена Кинга.

— Сегодня первое апреля? — как-то жалобно и тускло обратилась к собравшимся Галина. Даже волосы ее неожиданно потускнели.

— Таким шуткам не время и не место! — рявкнул Мародерский, в янтарных глазах которого отразилось ужасное предположение. А я поднялась, стремясь помешать разрастанию всеобщего маразма, и вышла на задний двор.

Собака и впрямь лежала в луже крови. И при взгляде на нее становилось плохо, а шашлыку явно захотелось выпрыгнуть из желудка. Но я достаточно насмотрелась подобных зрелищ за время работы частным детективом и теперь сумела удержать себя в руках, а шашлык в желудке. На это, правда, потребовалось немалое усилие воли. Я сразу же протрезвела, звон в голове, как и дурман от общества Мародерского, разом улетучились. Топор в кровавой лужице выглядел… не сказать чтобы страшно, скорее, как-то странно. Бедняга Пират лежал рядом, уже окостеневший. Его недавно подвижное тело замерло навечно, приняв до странности угодливую позу, словно несчастное животное о чем-то молило повергшую его руку.

Тут же во мне включился профессионализм, выработавшийся за годы работы. Так, если снаружи никто пройти не мог, значит, убийца среди нас. Поручиться я могу только за двоих — за себя и Сидоренко. Ванька не способен на убийство, его тошнит от одного вида или запаха крови. Ну а я занимаюсь расследованиями и к киллерскому ремеслу равнодушна. Потому что если кого-то убью, придется расследовать собственное преступление и наказывать саму себя.

Да-а, замечательно вечер закончился. Шашлыки, водочка труп и… Стоп, труп собаки здесь есть, это ладно. Но где же тело Перцевого? Или он сам, если жив?

— Не подходить! — боковым зрением уловив шаги, рявкнула я, и Мародерский испуганно отпрыгнул в сторону. — Звоните в милицию, это в любом случае странное дело, — заявила я, приняв на себя командование ситуацией. И пробежалась взглядом по лицам компании, тоже вышедшей из домика. Такие разные лица. Растерянное — у Сидоренко, напряженные — у Могилевского и Лавкина, напуганное — у Галы. Только Астраханцева была невозмутима, подобно статуе. Светка явно еще не сообразила, как реагировать и что думать, но в озорных ее глазах уже скапливались слезинки. И я — командующий этой странной армией, единственный трезвомыслящий и знающий, что делать, человек.

Герман среагировал первым. Выудив из кармана мобильник, он настучал номер и отрапортовал напряженным, звенящим голосом:

— Произошло убийство. Исчез человек. Адрес…

Я удовлетворенно кивнула и заявила:

— В доме ничего не трогать. Идемте в комнату, пусть милиция разбирается.

Все последовали моему совету, прозвучавшему в форме приказа. Только Анастасия Астраханцева, задержавшись, поинтересовалась приглушенным голосом:

— Откуда такая уверенность в себе и способность справиться с ситуацией?

Ну надо же, а она сохраняет хладнокровие! Впрочем, я ведь тоже его сохраняю, так что это еще не повод подозревать ее. Хотя… Неужели я начала кого-то подозревать? Включился рефлекс — расследовать преступление, особенно когда оно произошло у тебя под самым носом.

Я пожала плечами, оставив вопрос без ответа.

— Мы найдем Андрея в живых? — спросила Астраханцева.

— Мы, — выделив это первое слово, четко и максимально доходчиво откликнулась я, — мы не будем искать Перцевого. Вдруг он мертв? — а я подозревала именно это. Слишком уж много крови там, где лежала собака. — Иначе мы можем затоптать следы, которые помогут милиции раскрыть дело. Как только приедет милиция, они обыщут дом. Вынести тело отсюда не могли, скорее всего. Но даже если и так — ничего уже не сделаешь.

Анастасия задумалась, выудила из кармана сигарету и чиркнула зажигалкой. Спохватившись, предложила сигарету и мне, и мы закурили, философски глядя друг на друга.

В комнате все на первый взгляд оставалось по-прежнему: стол с остатками пиршества, батарея бутылок на деревянной некрашеной столешнице, строй опустевшей тары под подоконником. Только люди вели себя странно для празднования. Светка рыдала, прижавшись к плечу всегда готового поддержать и выказать сострадание Сидоренко. Ванька ритмично поглаживал ее волосы. Супруги Лавкины о чем-то общались с Мародерским, оба взмахивая руками, а Гала еще и медно-рыжими волосами.

— А ведь его убил кто-то из нас… — кивнув в сторону двери, ведущей на задний двор, приглушенно произнесла сокраментальную фразу Анастасия, и я поразилась ее проницательности. — Только кто? Таня, как вы считаете?

— Никак, — отрезала я. — Я никак не считаю. У меня нет на это полномочий.

— В самом деле, вы же нас всех видите впервые в жизни, — не желала заткнуться Настя. Ее глаза холодновато-отрешенно блестели. — Только с Сидоренко знакомы давно, насколько я поняла. Но он — тип совершенно безопасный. Очаровательный человек, ученый до мозга костей, совершенно неприспособленный к жизни.