-- Мы не хотим, чтоб богиня подумала, будто весь город желает лишить ее святилища. -- вмешалась молоденькая торговка зеленью, выглядывавшая из своей лавки. -- Поэтому надо кормить питона. Тогда гнев Гекаты не рухнет на наши головы.
-- Пусть разбирается с Аполлоном Иетросом, а не с нами, -- буркнул старик.
В это время на каменных ступенях широкой лестницы, спускавшейся с горы, запели флейты. Четыре темнокожие рабыни-тавриянки прошествовали к толле и сгрузили с плеч тяжелые корзинки.
-- Подношения от госпожи Динамии, благочестивой супруги нашего архонта. -- провозгласила старшая.
Служанки начали вынимать фрукты, кульки с ячменной мукой, амфоры с молоком и оливковым маслом. Было очевидно, что одному питону столько никогда не съесть и большая часть подношений предназначена для бездомных жриц Гекаты. На это намекали и свернутые шерстяные плащи, которые жена Гекатея послала служанкам богини.
"А еще говорят, что у них правят мужчины!" -- усмехнулась Бреселида.
Вряд ли муж Динамии одобрил бы поведение. Но дерзкий поступок супруги архонта подчеркивал, что она все еще хозяйка у своего очага и не собирается изменять Богине Матери.
-- А это для священного Змея. -- рабыня тряхнула круглой плетенкой, в которой кто-то жалобно пищал.
"Станет их перекормленный питон глотать мышей!" -- с презрением подумала Бреселида.
Но к удивлению всадницы при виде очередной игрушки змея проявила не свойственное ей оживление. Ее зрачки расширились, в них появилось через чур осмысленное выражение. Голова поднялась на длинной шее и выжидательно застыла, чуть покачиваясь из стороны в сторону.
Жрицы взяли из рук служанок корзинку, сняли крышку и осторожно перекинули жертву за частокол из пик, отгораживавший питона от зрителей.
Мышь заметалась по утоптанной площадке, над которой, как черное обугленное дерево, нависало толстое тело Змея.
Меотянке отчего-то стало не хорошо. Она видела, как едят убитую добычу волки в степи. Видела, как коршуны, сделав круг, кидаются на ягненка. Сама загоняла и убивала косуль из лука. Но то, что сейчас происходило на ее глазах, не было честным поединком со смертью. У зверя всегда есть возможность убежать. А мышь обрекали на смерть с самого начала.
И добро бы питону принесли дохлого крысака -- возмутилась Бреселида. Пусть ест. Но право на живую кровь требовало предоставить и жертве хоть маленький шанс спастись.
Мышь, между тем, повела себя довольно странно. Вид у нее был одновременно обреченный и героический. Она встала на задние лапки, сложила передние на груди и, не мигая, уставилась в громадные желтые глаза чудовища. Питон тоже не спешил. Он пожирал жертву взглядом, но не двигался с места, словно между ними шел немой поединок.
Вдруг голова змеи вздрогнула и подалась назад. В толпе удивленно загомонили.
-- Эта мышь заколдована!
-- Смотрите, смотрите, что делается! Он ее не ест!
Бреселида прищурилась. Крошечный белый герой с рубиновыми глазками загипнотизировал питона. Такого она еще не видела.
Явно разочарованные жрицы отодвинули несколько пик ограды и внесли внутрь старое терракотовое изображение богини -- самое почитаемое в святилище. Прежде оно стояло прямо у очага и было сильно закопчено.
В змею словно вдохнули вторую жизнь. Слабая дрожь сотрясла ее тело от шеи до хвоста, глаза вновь распахнулись, и Бреселида едва не отпрянула, подумав, что сейчас они стали совсем человеческими. Ее лошадь подала крупом назад, давя зевак и наступая им на ноги.
-- Тише! Тише!
-- Куда прешь?
-- Никакого почтения к богине!
-- Понаехали из степи! Негде шагу шагнуть...
Несколько рук было вцепились всаднице в кожаные штаны.
-- Это не моя богиня. -- огрызнулась меотянка, выхватив лук и, показывая всем, что трогать ее опасно.
Пальцы разжались, но негодующие возгласы смолкли лишь когда питон сделал неожиданный бросок вперед и, распахнув пасть, открыл жутковатые, острые, как иголки, зубы.
В этот миг Бреселиде показалось, что вместо мыши она видит крохотный золотой шарик солнца, каким-то чудом сиявший на грязной земле. Сама не понимая, что делает, всадница перевела лук с толпы на змея и спустила стрелу. Потом еще одну за другой шесть стрел.
Первая пробила питону череп, войдя прямо через открытый рот и выйдя из шеи. Остальные поразили тело, заставив его извиваться адскими кругами, орошая площадь за пиками черной кровью.
Жрицы завизжали. Толпа секунду соображала, что случилось, а потом вопя бросилась на Бреселиду. В этот момент на площади раздался свист бичей и топот кованных медью солдатских сандалий. Архонт прислал стражу, чтоб немедленно прекратить сборища у питона Гекаты. Отрядом командовал сын правителя Делайс, высокий светловолосый юноша в легком кожаном панцире. Он получил распоряжение забить Змея камнями, а жриц, мутивших народ, выгнать за городскую стену. Но вряд ли кто-либо из солдат осмелился совершить такое святотатство.
Увидев, что питон мертв, воины вознесли благодарственные молитвы Великой Матери за то, что не им выпало исполнить страшное дело. С утроенной энергией они начали разгонять народ.
В давке Бреселиду приперли к самому ограждению из пик, пара которых уже была повалена. На краю бреши сидела белая мышь и как ни в чем не бывало мыла лапкой свою забавную мордочку. Завидев меотянку, она почему-то начала попискивать, словно старалась обратить на себя ее внимание.
Всадница нагнулась и подхватила крошку.
-- Иди сюда, бедолага. -- сказала она. -- Того и гляди тебя затопчут.
Вообще женщина не любила мышей. У них были противные голые хвосты, они разносили заразу. Иногда укушенный мышью мог заболеть лихорадкой и даже умереть, словно в их трубчатых зубах содержался яд не менее страшный, чем у змеи. Бреселида раз слышала от купцов, что далеко-далеко на юге есть зверь огромный, как гора. Ему не страшен ни лев, ни тигр, ни гигантская птица рок. Когда он ходит, дрожит земля и падают деревья. Однако сам он отличается редким дружелюбием. Так вот, этот разумный зверь опасается мыши! А уж пустоголовым людям держаться от мыши подальше велели сами боги.
Мысли меотянки внезапно прервались. Ее вместе с потоком людей вынесло с площади, и всадница вовремя свернула коня в один из пустых переулков. Здесь ей ничто не угрожало.
-- Вылезай! -- она опустила руку в карман. -- Опасность миновала.
Но ее пальцы поймали только воздух. Спасенный мышонок исчез, словно растаял в пустоте. Пожалев, бедолагу, который, вероятно, вывалился в давке и был растоптан, Бреселида пустила коня вперед. Она неплохо знала город и рассчитывала вскоре выбраться к порту.
* * *
Пантикапейские купцы, караваны которых охраняли меотянки, всегда оказывали кочевницам гостеприимство. На подворье Сола из Мелета Бреселида могла переночевать в верхних комнатах, но как и ее подруги, предпочла улечься в открытой галерее.
Ночи стояли теплые, и воздуха в доме не хватало. К тому же всадница не любила спанья в каменных ящиках. Только искушать смерть.
Каждый раз после большого кочевья ей заново приходилось привыкать жить под крышей.
Ветер шелестел ветками акации и швырял на деревянные полы ее сухие стручки. Они засыпали войлочную накидку Бреселиды. Женщина зевнула и примостила голову на снятом седле.
Вдруг под самым ее ухом кто-то пискнул.
Округлившимися глазами всадница уставилась на маленькую белую мышь, которая пристроилась возле изголовья.
-- А, это ты, приятель? -- удивилась Бреселида. -- Я думала тебя растоптали. Ну, что скажешь?
-- Возьми меня за лапку, -- пискнула мышь, -- и поверни семь раз по солнцу.
У Бреселиды открылся рот от удивления, но она почему-то не посмела ослушаться.
-- Случилось так, что это должна сделать именно ты, -- недовольно пояснила мышь, завершая седьмой кружок.
Потом Бреселида услышала такой сильный грохот, как будто рухнул дом Сола, погребая всех под своим деревянным каркасом и каменной обкладкой.
Во дворе словно вспыхнули мириады солнц, а с крыши галереи посыпались раскаленные угли. Бреселида обернулась, боясь, что ее подруги погребены под обвалом. Но все они мирно спали, и дом стоял на месте. Странное явление света и грохота видела только она.
Мгновение спустя перед ней из туч сияющих золотых пылинок соткался образ. По мере того, как свечение остывало, он принимал все более определенные формы.
-- Не бойся, я Аполлон, Гойтосир, как говорят в степи. -- его голос прогремел от края до края небес.
Бреселида зажала уши и зажмурила глаза.
-- Ну извини, извини, вижу, что слишком громко. -- Феб справился с легкими. -- Не дергайся и не верти головой. Видишь меня только ты. И слышишь тоже.
-- Чего тебе надо? -- меотянка боязливо отодвинулась к стене.
-- Какая невоспитанная степная девочка! -- возмутился Феб. -Поболтать. Ты же в конце концов спасла меня. Думал отблагодарить тебя встречей с богом.
-- Как ты сюда попал?
-- Слишком долго рассказывать. -- гипербореец протянул руку, коснулся пальцем лба Бреселиды, и через секунду она знала его историю.
-- То-то мышь мне показалась странной. -- произнесла женщина.
-- Змея-то постраннее будет? -- усмехнулся бог.
-- Пожалуй, -- кивнула Бреселида, -- У нее глаза... Как бы это сказать?
-- Человеческие? Нет. -- Аполлон остановил ее жестом. -- Похожи, но нет. Хочешь, я покажу тебе свои глаза?
-- Это большая честь, -- с опаской произнесла всадница, снова чуть отодвигаясь от него, но солнечный лучник крепко держал ее за руку.
-- Ты же смелая. -- поддразнил он.
"Что я теряю?"
Бреселида подалась вперед, а бог, чуть наклонив голову, поднял веки.
-- Смотри прямо.
В следующую секунду в глаза Бреселиде ударил ослепительный свет, и она потеряла сознание. Казалось, раскаленное до бела сияние выжгло ее голову изнутри.
Ослепнув, женщина летела в ровном неживом блеске. От него не было ни тепло, ни холодно. Ужас овладел ею, когда она поняла, что свет этот абсолютно ровен и лишен души. Бреселиде стало так страшно, что она закричала, но там, в глубине, не было голоса и слуха. Одна сияющая белая пустота.
-- Вот так. -- сказал Аполлон, и всадница пришла в себя. -- А глядя на змею, ты видела глаза Гекаты. Представляешь, что в них?
Бреселида мотнула головой.
-- Не хочу даже представлять.
-- Когда я был помоложе, -- усмехнулся Аполлон, -- мы, младшие боги, часто смотрели в глаза Гекате. -- он болезненно сглотнул. -- Все по-разному. Триединая несет не только смерть, но и любовь. Но я-то был исполнителем приговоров и заглядывал глубже других. -- Феб провел ладонью по лицу, словно стараясь и сейчас защититься от невидимых чудовищ, переползавших из темной преисподней в его сияющую пустоту. -- Особенно там много змей.
-- Хочешь выпить? -- спросила меотянка. -- Не очень хорошее вино, но греет.
Лучник кивнул. Его уже несколько минут поколачивал легкий озноб.
Бреселида разлила вино из бурдюка в две деревянные чашки, лежавшие у нее в гарете вместе с запасными наконечниками для стрел.
-- Действительно, пойло. - Аполлон отхлебнул еще пару глотков. Если б ты знала какие вина делают у меня на родине.
Всадница хмыкнула.
-- Прекрасные вина! Я люблю все прекрасное. -- пояснил Феб. -Смотреть на прекрасное, слушать. Я хотел бы, чтоб оно оказалось там, внутри меня, заполнило целиком, и я смог передавать его другим, как Геката своих змей...
Бог осушил деревянную чашку.
-- Поговорим о твоих делах. - его лицо стало суровым. -- Ты сегодня приняла на себя очень тяжелое проклятье. Убив змея, ты оскорбила Гекату, и она будет следовать за тобой. -- Феб усмехнулся. -- Правда, она теперь не так проворна, как когда я был ее мстителем. Но все же... тебе не позавидуешь.
Бреселида молчала, медленно осознавая опасность, в которой оказалась.
-- Я знаю, о чем говорю. -- заверил ее Светоносный. -- Я был первым, кто воспротивился власти Великой Матери, убив Пифона, и до конца изведал ее гнев.
-- Что она тебе сделала?
Испуг всадницы позабавил Аполлона.
-- Меня девушки не любят. -- рассмеялся он. -- Нет, честно. С тех пор, как отрезало. Когда я был убийцей, их это не пугало. А теперь бегают, как от чумы. Даже обидно.
"Ты и есть чума", -- подумала Бреселида.
-- Не очень-то вежливо с твоей стороны. И Дафна, и Хлоя...
-- Так тебя не любят нимфы, а не девушки. -- поймала его на слове меотянка. -- А нимфы служат Триединой.
-- Все женщины служат Триединой, -- отмахнулся Феб, -- Хотя ты права... -- он задумался. -- А ты умная девочка.
-- Еще бы. -- хмыкнула всадница.
Аполлон прищурился. У него, как и у всех богов, было двойное зрение, и теперь он видел Бриселиду не только такой, какой она была. Но и такой, какой должна была стать, если бы нити ее судьбы не были грубо оборваны.
-- Э-э, -- протянул гипербореец, -- да ты и так меченая.
Меотянка напряглась.
-- Как ты узнал?
-- У тебя на лбу написано. -- он легонько щелкнул ее кончиками пальцев по носу. -- Не надо было бегать от богини, когда она хотела сделать тебя своей жрицей.
-- Я не люблю змей, -- процедила всадница. -- И не люблю убивать, ради змей, и соблазнять ради змей тоже.
Хотя Аполлон, подобно своей лунной сестре, не отличался жалостливостью или вообще хоть какими-нибудь чувствами, в этот миг он остро пожалел сидевшую перед ним молодую женщину. У нее на лбу ясно читался венец, а властный, нежный рот много говорил о чувствах, способных бушевать в ее душе. Но все было отведено от Бреселиды в сторону, и солнечный лучник хорошо знал руку, которая это сделала.