Помоги проекту - поделись книгой:
– И я хочу, – лениво тянется она к стакану.
Сползает одеяло, открывая заинтересованному взору чудную нежную грудь с длинным и твёрдым розовым соском…
Глоток вина, пара затяжек, и мы опять полны неуёмного желания, а впереди длинный-предлинный августовский день, и полный холодильник еды.
Господи, неужели это всё происходило с нами, и проклятый угрюмый мир казался нам тогда прекрасным, свободным и полным удивительных тайн?
Да, было. Конечно же было. Именно с нами. Именно так. Целый месяц или около того.
А затем деньги подошли к концу, лето тихо и незаметно ушло на юг, а наши отношения приобрели несвойственную им прежде сложность.
Как-то сразу, чуть ли не в один и тот же день, мы обнаружили друг в друге массу мелких, но довольно неприятных недостатков и, вместо того, чтобы плюнуть на них и забыть, наоборот, начали скрупулёзно эти самые недостатки разглядывать со всех сторон, и тыкать в них друг дружку носом. В каждый по отдельности и во все вместе разом.
Но, чёрт возьми, ведь она действительно слишком любила попусту шляться по магазинам и часами висеть на телефоне!
………………………………………………
Почему я тогда привела его домой, до сих пор не могу понять. Сострадание к ближнему? Но, во-первых, для выполнения гуманитарного долга вполне достаточно было отвезти его в больницу, а, во-вторых, никогда я за собой особого человеколюбия не замечала.
Одиночество? Тяга к мужской ласке? Ха-ха. Полгорода друзей и знакомых. Плюс ко всему два старых любовника и один совсем новый отлично научили меня рассчитывать свои силы и возможности. И о замужестве я тогда тоже совсем не думала. То есть, на самом деле думала, конечно, как и всякая молодая и незамужняя женщина, но как-то отстраненно, абстрактно и безотносительно к себе. В общем, семью в ближайшее время я заводить не собиралась. У меня и сейчас-то её нет, семьи…
Или я просто порочна по своей натуре? И не так, как порочно большинство женщин и мужчин, а глубже, тяжелее? Ох, не знаю… На эту тему мы не раз всерьёз и подолгу беседовали с моим психоаналитиком там, в Швейцарии, но даже он – светило европейского масштаба – не смог дать ответа на этот вопрос.
Ответа, который примирил бы меня с самой собой и всем происшедшим.
Зря я, наверное, во всём этом копаюсь. Ну, пустила к себе в дом незнакомого мужчину – подумаешь! Не я первая, не я и последняя – это раз. Что сделано, то сделано (причём давно) – это два. И потом… Ведь он всё-таки был ранен! И он мне понравился. Очень понравился… Высокий, стройный. Густые пепельные волосы слиплись от крови на правом виске. Он сидел в моём любимом кресле, а я склонилась над ним, обрабатывая рану, – вот и пригодились навыки, полученные когда-то на курсах медсестёр.
Ему наверняка было больно, но он ни разу не дёрнулся, не зашипел сквозь белые свои ровные зубы. Не поморщился даже.
– Как вас хоть зовут?
– Игорь. А вас?
– Меня Ирина. Очень больно?
– Нет. Голова только немного кружится.
– Не тошнит?
– Нет.
Я вышла на кухню – поставить чайник, а когда вернулась, то обнаружила на журнальном столике бутылку армянского коньяка и два моих любимых чешских фужера, которые мой гость самостоятельно достал из серванта.
– Давайте выпьем, спасительница, – краем рта усмехнулся он и сразу стал похож на моего любимого американского актёра Брюса Уиллиса. – Вы действительно мне очень помогли.
Скажите, девушки, вы бы отказались выпить с Брюсом Уиллисом? Тем более, что коньяк я люблю. Если он, конечно, хороший. А это был настоящий армянский коньяк.
Игорь, видимо, достал бутылку из своего объёмистого «дипломата», который стоял тут же, возле кресла.
Мы выпили.
Налил он много – по половине фужера. Я сделала один глоток (коньяк и впрямь оказался отменным), а Игорь выпил все сразу. Как воду.
– Вообще-то, после таких ударов в голову врачи употреблять спиртное категорически не рекомендуют, – заметила я.
– Чепуха, – он улыбнулся тем же краем рта. – Я отлично себя чувствую.
Его лицо утратило, пугавший меня мертвенно-бледный оттенок, в него вернулись краски. О чём-то мы говорили, говорили… Вот только о чём? Надо же, не помню совершенно.
Помню, что вёл он себя исключительно корректно. Пил и закусывал аккуратно, смеялся сдержанно, шутил уместно, вставлял, казалось бы, ничего не значащие, но какие-то весомые и нужные фразы в правильных местах.
Вот на эту его корректность, нормальность его абсолютную, что ли, я и клюнула. Или, как сейчас принято говорить, повелась.
С одной стороны мне до тошноты надоели мои недоделанные любовники из художническо-поэтической среды: вечно нищие, амбициозные, малоталантливые и закомплексованные, а с другой… С другой стороны, видимое отсутствие его сексуального интереса ко мне (а я ведь не без оснований считаю себя девушкой вполне сексуальной) подхлестнуло моё личное женское начало лучше всякого коньяка (прав, ох, прав был Александр Сергеевич Пушкин – великий поэт и мужчина земли русской). Я завелась и во что бы то ни стало решила затащить этого Брюса Уиллиса в постель.
Что мне, разумеется, удалось.
О-о… Он был неутомим. В ту, первую ночь, я уснула, изнемогая, лишь под утро, получив от него все, чего желала и даже сверх того.
Совершенно невероятная его мужская сила в сочетании с изысканностью и разнообразием ласк покорила меня окончательно и бесповоротно.
Я уже не принадлежала себе, не контролировала себя и почти утратила способность адекватно воспринимать окружающий мир на ближайшие три недели.
………………………………………………
Длятся долго и скучно не лучшие времена жизни нашей.
Так бывает всегда: счастливые дни исчезают быстро, словно в детстве стаканчик мороженного, а плохие… плохие тянутся и тянутся, как очередь за пивом при советской власти.
Нехорошая осень и мерзкая зима.
Даже Новый год – единственный мною почитаемый и любимый праздник был совершенно испорчен в какой-то полузнакомой компании, где все очень быстро надрались и разошлись парами по многочисленным комнатам громадной квартиры тешить пьяную плоть.
Меня, помнится, активно домогалась некая худосочная брюнетка неопределённого возраста по имени Римма и совсем, было, преуспела в своём начинании, но тут я отчего-то неожиданно протрезвел и, до донышка души потрясённый её внешним, а равно и внутренним обликом, поспешно и трусливо ретировался домой.
С Ириной в ту осень и зиму мы виделись редко. Да и зачем, собственно? Любовь наша разноцветная растворилась в серых буднях бытия почти бесследно. Вот разве что воспоминания об августе… Э, да что там говорить! Они и по сю пору сладко терзают моё бедное сердце.
Но всё же иногда мы встречались.
В основном, как ни странно, по её инициативе. Из любовника я постепенно превратился в некоего душеприказчика. Советчика, мелкого порученца и хранителя секретов и тайн. Кроме этого, Ирина частенько звонила мне по телефону, чтобы в многоминутной болтовне просто излить душу. Видимо, её многочисленные подружки для этой цели не очень подходили. Мне зачастую трудновато было – просто в силу принадлежности к мужскому полу – полностью вникнуть в суть её проблем, но я всегда терпеливо выслушивал все и не загружал её в ответ своими трудностями. Чем, вероятно, и представлял определённую ценность.
Временами у неё возникало желание меня увидеть, и тогда мы встречались и шли в гости к Пашке. Или в какой-нибудь бар, когда Пашки не оказывалось дома или он не мог нас принять.
В самом начале января она сообщила, что ей удалось, наконец, получить однокомнатную квартиру со всеми удобствами (уж не знаю как, но удалось), но это, казалось бы, радостное событие – она вечно жаловалась на невозможность жить вместе с родителями – не принесло ей счастья, потому что наступил тот самый февраль.
Где-то в середине этого короткого и злого на погоду месяца Ирина позвонила и попросила о встрече.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала она. – С тобой и с Пашей.
– А что случилось?
– Сама не знаю ещё. Вроде бы ничего особенного, но мне как-то не по себе. Видишь ли, я встретила одного человека…
– Ну и?
– Слушай, Ленечка, это совсем-совсем не телефонный разговор. Давай встретимся у Пашки?
– – Когда?
– Завтра вечером в семь часов сможешь?
– Я-то смогу. А Паша об этом знает?
– Знает, я ему звонила. Он завтра весь вечер дома и один.
Паша Горностаев трудился в одной из больниц города. Молодой и бешено талантливый хирург, а также старый-престарый друг ещё с детства. Я познакомил их в том сумасшедшем августе и, по-моему, старый друг тут же не замедлил влюбиться в Ирину. Может быть, не с такой силой и страстью, как я, но всё же… Мне даже иногда кажется, что после бесславной кончины нашей с Иркой любви, друг Паша пытался занять моё место. Не знаю уж, получилось у него что-нибудь или нет, не спрашивал. В конечном счёте, и у меня ведь ничего не получилось.
…уютная Пашина квартира в центре города надёжно и непоколебимо плыла сквозь невозможный февраль.
Мы расположились вокруг низкого столика в порядком потёртых, но чертовски удобных креслах, согревая в ладонях широкие бокалы с коньяком (в чем-чем, а в качественном коньяке у Пашки недостатка никогда не было, – он был очень хороший хирург).
Аккуратно нарезаный лимон дразнил слюнные железы.
Ароматный парок поднимался из тонких фарфоровых чашек с кофе, – друг мой Паша любит, чтобы всё было правильно за столом и в жизни. И правильно делает, что любит. Я, вот, например, тоже люблю, но он, в отличие от меня, не только любит, но ещё и стремится к этому.
– Ну, рассказывай, – не выдержал я.
– Чего уж там, – поддержал Пашка. – Все свои.
Ирина глотнула коньяка, неуверенным движением поставила бокал на столик…
– Понимаете, мальчики, познакомилась я недавно с одним парнем. Зовут его Игорь. И не только познакомилась, а… как бы это…
– Трахнулась, – несколько прямолинейно, на мой взгляд, подсказал Пашка.
– Да не… то есть, да, но… понимаете… Он у меня сейчас живёт.
Мы переглянулись.
На Ирину это было не похоже. Во-первых, она практически никак не среагировала на Пашины слова, а во-вторых, то, что у неё поселился мужчина – это, знаете ли… Свою недавно обретённую территорию Ирка охраняла с исключительной бдительностью.
– Живёт уже почти месяц. Понимаете, он мне нравится. То есть, нет, вернее, меня к нему тянет… Трудно объяснить. Никогда раньше со мною такого не случалось. Это не любовь, понимаете? Это что-то другое, но такое же сильное. Даже сильнее. Не могу разобраться. Он… он странный какой-то, а я… а я всё равно… Даже жутко иногда делается. Не знаю. Не знаю, что со мной и с ним, – она судорожно схватила свой бокал и, залпом выпила коньяк.
– Так отчего жутко-то? – простодушно осведомился я.
– Погоди, – Пашка, не торопясь, долил в наши бокалы, – погоди. Давай так. По порядку. Во-первых, в чём конкретно проявляется его, как ты говоришь, странность?
– Ну, он совсем не рассказывает о себе. Я даже, представьте, фамилии его не знаю. Не знаю, где и кем он работает и работает ли вообще.
– Подумаешь, – заметил я, – невидаль. Если мы вспомним фильм «Москва слезам не верит», то там тоже главная героиня не знала фамилии Гоши. Это как раз нормально. Особенно в наше время свободы, как слабоосознанной воли. А насчёт работы… Мало ли чем нынче люди себе на хлеб зарабатывают! Он может целыми днями дома сидеть, а ему денежка на счёт капает за оказанные, например, прежде услуги. Или ещё за что-нибудь, не знаю… Так что, извини, но пока я ничего странного в твоём новом знакомом не вижу. Если судить с твоих слов, конечно.
– Это не все, – улыбнулась губами Ирина. – Это, Ленечка, только начало. Я понимаю, что тебе неприятно слышать о том, что я с кем-то там живу…
– …да ради бога!
– … но, если ты будешь меня постоянно перебивать, то, значит, я ошиблась и попала не к тем людям, которые мне необходимы. Усёк?
Я только дух перевёл.
– Ты, Ирина, давай, не лезь в бутылку, а рассказывай, – посоветовал ей Паша. – Лёня больше не будет. Правда, Лёня?
– Могу вообще молчать.
– Вообще не надо. Мы нуждаемся в твоём авторитетном мнении. Правда, Ириша?
– Правда, – Ирка улыбнулась уже почти нормальной своей улыбкой (Боже, как я любил её улыбку!). – Ладно, проехали. Так вот, на нём только та одежда, в которой он ко мне пришёл. Шмотки хорошие, фирменные и дорогие. Но это всё! Мне пришлось ему покупать, извините, трусы, майки и носки. А также зубную щётку и бритву…
– Постой, не удержался я. – Покупала за свои деньги?
– Нет. Денег у него как раз много. Очень много. И это тоже странно и… страшно. Однажды, каюсь, в его отсутствие, я заглянула в «дипломат», с которым он… ну… который у него был, когда он ко мне пришёл. Большой такой «дипломат», красивый, а там…
– Золото-бриллианты? – на этот раз не удержался Пашка.
– Вам смешно, но, думаю, когда я вам все расскажу, то станет не до смеха, – зловеще пообещала Ирина. – Нет, Пашенька, нет, миленький. Не золото-бриллианты, а самые настоящие полноценные американские доллары. Зелёненькие такие, знаешь? В количестве двухсот пятидесяти восьми тысяч штук.
– Штук чего? – обалдело спросил я.
– Штук долларов, – любезно пояснила Ирка.
– Так, – Пашка сделал глоток коньяка и потянулся к пачке сигарет. – Собственно, это ещё ничего не значит. Ну заработал человек солидную сумму в валюте, – с кем не бывает?
– Двести пятьдесят восемь тысяч долларов? – засомневался я. – Ты знаешь лично в нашей стране хотя бы одного человека, который
– Это ещё одна странность. Он не может ходить по магазинам. Он там в какой-то ступор впадает. Не может сообразить что сколько стоит, не может посчитать сдачу. Он так и говорит: «У меня низкая покупательная способность. Возьми деньги и купи всё, что нужно». А как мы познакомились… Я ехала в трамвае, а он переходил через рельсы. Поскользнулся. Трамвай уже тормозил, а то бы его точно убило. А так только голову расшиб. До крови. В общем, я ему помогла. Привела домой, обработала рану… Ну и так получилось, что он стал у меня жить.
– Он днём уходит или дома сидит? – неожиданно спросил Пашка
– Уходит.
– Проследить пробовала? – спросил я.
– Пробовала. Там и следить нечего. Он каждый день в ресторане сидит. «У Федора», знаете?
Мы, разумеется, знали. Ресторан «У Федора» славился отменной кухней и сногсшибательными ценами.
– Каждый божий день, понимаете? – эмоционально продолжала Ирина. – У меня там знакомый официант есть. Я его спрашивала. Каждый день, говорит, приходит и выпивает не меньше трёх бутылок армянского коньяка. Настоящего. Представляете?! Домой же возвращается абсолютно трезвым. Трезвым, понимаете?! От него и спиртным даже почти и не пахнет… Ох, Пашенька, налей мне ещё.
Пашенька, разумеется, тут же налил.
Поделиться книгой: