- Объясни толком. Стало быть, ты не любишь таких, у кого света больше, чем положено?
- Еще бы!
- А почему?
Я чуть не прыснул, мне давным-давно известно, как на это отвечать: с тех самых пор, как мы, ребята, научились понимать, что у Черных на уме. Но от смеха я, конечно, удержался.
- Да вот, - говорю, - у меня есть свет, и у вас, и у всякого человека. А только если кто-то светится сильней меня, а я даже не знаю, кто он такой, меня зло берет. С удовольствием дал бы ему в морду.
- Все люди таковы, - говорит Черный и смотрит на меня с любопытством. Ну, а дальше что?
- Ну, и когда я вижу такой свет, как сейчас на холме... такой, что видно за тысячу Взглядов... понимаете? Я скорей бегу к нему!
- Потому что ненавидишь такого человека?
- Еще как!
- Стало быть, ты не за тем бежал, чтоб ему помочь?
Я так и подскочил и недоверчиво посмотрел на Черного:
- Вы что, чумовой? Может, не видели, как я ему кинул под ноги палку?
- Да, верно, - сказал он. - Верно.
Остальные шагали своей дорогой, мы двинулись следом. Но этот Черный все еще сомневался. Право слово, он оказался чересчур хитер для Черного...
- Послушай, паренек. Вот ты ненавидишь тех, у кого светы сильней твоего... Ну а как же Генерал-Уполномоченный?
Понятно, я ждал этого вопроса. Я гордо улыбнулся и пошел наизусть шпарить начало трудов Генерал-Уполномоченного. Черный, качая головой, вторил мне густым басом, а тем временем арестант опять упал, и опять поднялся, будто из последний сил, и наконец поплелся дальше.
Но вот мы дошли до слов "Генерал-Уполномоченный - отец всего народа. Без него Большие светы захватили бы власть, а Малые светы страдали бы" - и тут Черный спросил:
- Ты по-настоящему в это веришь?
Я поглядел ему прямо в глаза самыми что ни на есть чистыми детскими глазами.
- Не понимаю, что это вы такое говорите? - И прибавил подозрительно: Может, вы сами не верите в Генерал-Уполномоченного?
- Нет-нет! Что ты!
Он испугался, как бы я на него не донес. Это кончилось бы для меня плохо, а все-таки остался бы какой-то след и в его досье. Ему вовсе не выгодно было приставать к мальчишке, который назубок знает труды Генерал-Уполномоченного. И он живо переменил разговор:
- Как тебя зовут?
- Микаэль.
Он даже не спросил мой гражданский номер.
- Слушай, Микаэль, а ты не пробовал поступить в Школу Черных? Для твоих лет ты очень здраво рассуждаешь. Учиться три года. А кончишь - будешь носить мундир...
- Нет, - говорю, - не пробовал.
- Что же так?
Ох, и опасную игру я вел - и отлично это понимал, люди добрые! Впервые в жизни я разговаривал с глазу на глаз с Черным... вдруг бы я напал на дурака. Среди Черных этого добра сколько угодно!
- Я не смел, - говорю ему. -Из-за очков.
- А что у тебя за очки?
- Сильные. Я вблизи неважно вижу.
Он снял с меня очки, нацепил себе на нос и поморщился.
- Ну и ну, - проворчал он. - Вот уж действительно!
Дурак несчастный! Где ему догадаться, какую комедию я разыграл, чтоб доктор выписал мне эти стекла? Они очень помогают мне не выдать себя. Признаться, что я вижу на два Взгляда, даже на три - куда ни шло. Но сказать правду... ни за что! Они вырвали бы у меня глаза!
- Ну и ну! - повторил Черный.
- С такими очками ты, верно, и того дерева слева не разглядишь.
Он мне расставляет западню, но я должен взять верх. Хоть тресни, а надо втереться к Черным и заполучить шлем. Не могу я притемняться с утра до ночи, все время, когда не сплю. Невозможно. В конце концов непременно себя выдашь. А тут я впервые говорю с Черным один на один...
- Дерево? - переспрашиваю самым честным голосом. - В очках, понятно, мне его не разглядеть. А так, без очков, отлично вижу - это вяз.
- Черт побери! - вырвалось у него. Он отдал мне очки и поглядел так, словно я какой-то чудной зверь.
- Черт побери! - повторил он. - Да ты Трехвзглядный - и никто этого не знает!
Ухватил меня за руку повыше кисти, сжал, как клещами.
- Как же про тебя не доложили комиссии?
- А я никому ничего не говорил, - отвечаю.
- Как так? Тебе ж дали очки!
Улыбаюсь ему ангельской улыбкой номер один.
- Так ведь это я вблизи плохо вижу. Доктор примерил мне разные стекла и дал такие, которые лучше всего подошли. А про то, как я вижу вдаль, не спрашивал. Доктора, знаете, тоже дают маху, как все люди.
Ну, в этом-то Черный не сомневается, он и сам может немало порассказать. Нет такого человека, чтоб не жаловался на докторов. Когда-нибудь, когда я стану важной персоной, непременно постараюсь выяснить, в чем тут дело.
А Черный шепотом спрашивает:
- Ты, верно, умеешь притемняться?
Молчу. Но он понял.
- Да ты соображаешь, что это такое, малыш? В пятнадцать лет ты видишь на целых три Взгляда и еще умеешь притемняться? Шутка сказать! А сколько Черных годами бьются, пока этому научатся! Я не хочу на тебя давить, малыш, но...
Он замолчал и смотрит на меня исподлобья. А я говорю:
- Куда это вы гнете?
- Не соображаешь, что ли? Раз ты Трехвзглядный и умеешь притемняться, тебя безо всяких примут в офицерское училище. Через три месяца получишь нашивки, а мое депо будет тянутья перед тобой и отдавать честь. Смекаешь?
И прибавил с горечью:
- А мне сколько уколов всадили, пока я стал видеть, как ты... И притемняться я могу только минуты на две, на три. А ты?
Я пожал плечами:
- На час, если надо.
- Ну да! - восхитился он. - На целый час? Как Жозиа? Совсем как Жозиа! Слушай, малыш, в двадцать лет ты будешь в Главном штабе Уполномоченного, это уж как пить дать!
Что бы он запел, если б знал правду! Притемняться на час? Как бы не так! Я притемняюсь уже сколько месяцев кряду... Ну да, больше года. Потому что боюсь своего света. Он так быстро растет, что я поневоле привык притемняться сразу, как проснусь, - и до тех пор, пока не лягу спать. Ну, конечно, не все время одинаково...
Вот поэтому никто и не знает, какой у меня на самом деле свет. К счастью. Меня и страх берет, и все-таки можно гордиться: свет у меня не хуже, чем у того типа, которого Черные сейчас ведут гасить.
Только я - не факел. Не такой я дурак!
Защитный шлем, как у Черных, вот что мне нужно. Под шлемом свет может расти сколько угодно, и не придется тратить силы на то, чтоб его притемнять и прятать. И я смогу наконец думать, размышлять, а не прикидываться мальчишкой.
Шлем Черного... Но если мой попутчик не врет, выходит, я могу добыть его в два счета!
- Вот оно! - говорю себе. - Я выиграл! Не слишком себя выдал и заполучу шлем, и моего света не будет видно...
Тут я заметил, что Черный не сводит с меня глаз и как-то странно усмехается.
- Что, брат, ты бы не прочь, а?
- Да, - отвечаю.
Не слишком громко, неохота, чтоб Иоланда и Жосс услыхали. Все-таки есть в этом и оборотная сторона... как-никак, мы были друзьями. Но нет, они далеко. Наверное, удрали еще прежде, чем Черные подошли ко мне.
- Слушай, - вполголоса говорит Черный. - Меня зовут Сенсина, я всего-навсего командир отделения. Если когда-нибудь ты сможешь мне посодействовать...
Вот тут я впервые убедился, что он вовсе не шутит и не дурачит меня.
Я ничего не ответил, только подмигнул.
Он явно обрадовался.
- Как погасят этого, сразу пойдешь со мной. Я хочу, чтоб ты попросился в офицерское училище при мне. На родителей, знаешь, положиться нельзя. Это такой народ, на три четверти - выродки, воображают, что миром будут править Светы!
Мы ускорили шаг и стали догонять остальных. Мой спутник показал мне на арестанта - тот со своим крестом на спине упал уже шестой или седьмой раз.
- Представляешь? - сказал мой Черный. - Чтоб такая размазня правила тысячами стоющих людей!
Я с ним согласен. Эти Факелы разве люди - позволяют себя мучить и даже не отбиваются! А этот особенно! Сам не знаю, почему я так подумал, что-то в нем есть такое - не похож он на человека. Так что, хоть я и не ответил Черному, на этот счет мы с ним думаем одинаково. Вы, Факелы... если вы хотите что-то в мире изменить... даже не управлять им, а сделать его не таким, как теперь... надо действовать по-другому. Больше года назад, с тех пор, как я стал обуздывать свой свет, я понял: люди - подлые, и ленивые, и глупые, и жадные... Да что там, можно еще много всего насчитать. У людей полно всяких качеств только не те, на которые они молятся в своих храмах, там все ложь и притворство.
Потому-то я столько месяцев скрываю свой свет и по-прежнему говорю и веду себя как мальчишка.
Пока мы с Черным толковали о разных разностях, мы порядком отстали, и, когда поднялись на вершину холма, другие Черные уже принялись гасить Факел.
Мой Черный сказал мне:
- Такой способ мы пробуем в первый раз. Обычно так поступали только с ворами, разбойниками да с теми, кто оскорбил Генерал-Уполномоченного. Ты малый смекалистый, в духе нашего времени, сейчас увидишь, как это забавно.
Может, оно и забавно, но сперва мне стало не по себе, и я насилу уменьшил свой свет. Не так-то легко притемняться без передышки, когда ты по-настоящему взволнован.
Черные воткнули крест стоймя между трех каменных глыб и теперь прибивали к нему арестанта. Прямо гвоздями. Ноги - к столбу, руки - к поперечине. И тут мне смутно вспомнилось: когда-то я уже видал что-то похожее - но где? Когда?
А этот не орал и не выл. Только жалобно стонал. Не знаю, откуда Черные взяли такие огромные гвозди. Может, таскают в карманах на всякий случай... Но молотка у них нет, заколачивают гвозди прямо камнями. Нет-нет, кто-нибудь промахнется и как стукнет этого типа камнем по руке, по пальцам...
Впрочем, он, кажется, без памяти. Свесил голову на грудь и уже не шевелится.
Черные отошли немного и давай хохотать. А я никак не могу засмеяться, хоть и чувствую, мои спутник не сводит с меня глаз. Еще бы! Ведь он ждет, что я помогу ему продвинуться по службе...
- Десять минут - и уже погас, - говорит он. - Крышка.
- А почему вы сразу их не гасите? - спрашиваю, и голос у меня немного дрожит.
- Раньше гасили сразу, - отвечает Черный. - Только надоело. Никакого интереса, смекаешь? Все одно и то же, не на что глядеть.
Сказал и отвернулся, но я чувствую, он все равно искоса следит за мной.
- Понятно, для тебя оно не так, - продолжает. - Ты ж еще никогда никого не гасил. Если хочешь, попробуй, я не против и наши тоже мешать не станут. И окликает своих:
- Ребята, дадим парнишке позабавиться, пускай погасит этого типа, согласны? Учтите, он Трехвзглядный и притемняется, когда захочет и на сколько захочет!
Тут они все обступили меня и смотрят недоверчиво. Я снял очки, чтоб видеть без ошибки, что происходит.
Мы стоим на самой вершине холма. По небу несутся большие серые облака. Понятно, Черные облаков не видят и Солнца сквозь туман тоже не различают. Что бы они сказали, что бы стали делать, если б знали, что без очков я вижу вдаль не на два и не на три Взгляда, а на сто и даже больше? И что я притемняюсь без передышки с той самой минуты, как проснулся нынче утром, и так - каждый день?
Они бы вырвали у меня глаза и погасили бы меня, уж это наверняка.
- Ну, как? - спрашивает мой Черный. - Не струсишь?
Я опять надеваю очки. Нет больше ни облаков, ни Солнца. Всюду серые сумерки.
Распятый поднял голову и застонал. И тут я решаюсь. У меня нет к нему ни капли уважения (все Факелы дураки, чего они так легко даются в руки Черным!), - но он мучается.
- А для чего вы надели на него шлем? - спрашиваю.