Помоги проекту - поделись книгой:
Джек Хиггинс
Мыс Грома
Дочери Ханне посвящается
Пролог
Город, казалось, был охвачен огнем. Ад стоял кромешный: земля сотрясалась от взрывов снарядов, а когда рассвело, стали видны стлавшиеся над ней клубы черного дыма. Восточная половина Берлина уже формально находилась под контролем русских, и беженцы, прихватив с собой весь домашний скарб, который хватало сил унести, двигались по Вильгельмштрассе, поблизости от рейхсканцелярии, в отчаянной попытке как-то перебраться на Запад, к американцам.
Все понимали, что Берлин обречен. Было страшно видеть охватившую людей панику. Рядом с рейхсканцелярией группа эсэсовцев останавливала каждого, на ком была военная форма. Если эти люди не могли объяснить, каким образом они тут оказались, им немедленно предъявляли обвинение в дезертирстве перед лицом наступающего врага и вешали на ближайшем фонарном столбе или дереве. Со свистом пронесся снаряд, выпущенный наугад русской артиллерией. Послышались истошные вопли, и люди бросились куда глаза глядят.
Здание самой рейхсканцелярии было разрушено и обезображено в результате бомбардировки, но глубоко под землей, под защитой тридцатиметровой толщи бетона, фюрер с подчиненными все еще работали в подземном мире, обеспечивавшем себя всем необходимым, поддерживая по радио и радиотелефону связь с миром внешним.
На задней стороне рейхсканцелярии, на ее стенах виднелись глубокие отметины от снарядов, а сад, некогда славившийся своей красотой, теперь являл собой нагромождение вырванных с корнем деревьев, посреди которых там и сям зияли воронки. Одно только было хорошо: самолеты появлялись редко, нависшие над землей тучи и проливной дождь привели к тому, что на время полеты прекратились.
Мужчина, одиноко бродивший по этому обезображенному саду, как ни странно, казалось, относился к происходящему с полным равнодушием. Он даже не шелохнулся, когда в дальнем конце территории рейхсканцелярии упал еще один снаряд. Когда дождь усилился, он лишь поднял воротник пальто, закурил и двинулся дальше, зажав сигарету между пальцев и не замедляя шаг.
Он был небольшого роста, широкоплеч, с грубыми чертами лица. В толпе рабочих или докеров он неминуемо затерялся бы. В его внешности не было ничего особенного, ничего, что хоть в малейшей степени бросалось бы в глаза. Все в его облике было заурядным, начиная от потрепанной, доходящей до лодыжек шинели и кончая видавшей виды пилоткой.
Всякий, кто увидел бы этого человека, счел бы его ничем не примечательной личностью, а между тем это был рейхслейтер Мартин Борман. Начальник канцелярии нацистской партии и личный секретарь фюрера, самый могущественный человек в Германии, уступавший только самому Гитлеру. В своем подавляющем большинстве немцы никогда даже не слышали о нем, и еще совсем немногие из них узнали бы его при встрече. Он сам устроил свою жизнь так, намеренно предпочитая сохранять инкогнито и употреблять свою власть, только держась в тени.
Но теперь все это осталось позади, все было кончено, дело близилось к развязке. Русские могли появиться в любой момент. Он пытался убедить Гитлера уехать в Баварию, но фюрер ответил отказом, настаивая, как он уже публично заявлял не первый день, что покончит жизнь самоубийством.
Ефрейтор СС вышел из двери, ведущей в бункер, и поспешно направился навстречу. Он вскинул руку в нацистском приветствии.
— Герр рейхслейтер, фюрер просит вас к себе.
— Где он?
— У себя в кабинете.
— Хорошо, сейчас иду. — Пока они шли к входу, несколько снарядов снова упали в дальнем конце рейхсканцелярии. В воздухе мелькнули обломки. — Танки? — осведомился Борман.
— Боюсь, что да, герр рейхслейтер. Они сейчас уже меньше чем в полумиле отсюда.
Ефрейтор СС был молод и суров на вид. Закаленный в боях ветеран. Борман похлопал его по плечу.
— Знаешь пословицу? Тому, кто умеет ждать, достается все.
Он засмеялся. Молодой ефрейтор рассмеялся вместе с ним, и они стали спускаться по бетонным ступенькам.
Когда Борман, постучавшись в дверь кабинета, вошел, фюрер сидел за письменным столом и, держа увеличительное стекло, изучал какие-то карты. Он поднял голову.
— А-а, это вы, Борман. Входите. Времени у нас в обрез.
— Наверное, мой фюрер, — неопределенно ответил Борман, не зная, что именно означала эта фраза.
— Скоро эти проклятые русские будут здесь, Борман, но я не стану их дожидаться. Сталин только того и ждет, чтобы выставить меня напоказ, посадив в клетку.
— Этого никогда не случится, мой фюрер.
— Конечно. Я покончу жизнь самоубийством, а моя жена составит мне компанию в этом последнем грустном путешествии.
Он имел в виду свою любовницу Еву Браун, с которой в конце концов сочетался браком в полночь 28 апреля.
— А я-то надеялся, что даже сейчас вы можете передумать и успеете спастись бегством в Баварию, — произнес Борман просто так, лишь бы не молчать.
— Нет, я уже принял решение, но для вас, мой старый друг, есть работа.
Гитлер встал и, волоча ноги, обошел вокруг стола. Всего три года назад этот человек властвовал над Европой от Урала[1] на востоке до Ла-Манша на западе. Теперь щеки у него ввалились, мундир казался слишком большим. Когда он взял руки Бормана в свои, оказалось, что они дрожат. Однако в нем еще чувствовалась сила, и Борман ощутил волнение.
— Я к вашим услугам, мой фюрер.
— Я знал, что могу на вас положиться. Вот что значит «Камараденверк» — «Дело товарищей». — Все так же волоча ноги, Гитлер вернулся и сел в кресло. — Ваша задача, Борман, позаботиться, чтобы национал-социализм не погиб. В Швейцарии и других странах на номерных счетах у нас хранятся сотни миллионов золотом, хотя вы, впрочем, в курсе дела.
— Да, мой фюрер.
Сунув руку под стол, Гитлер извлек оттуда довольно странный на вид чемоданчик, тускло отливавший серебром. Борман заметил, что в правом верхнем углу на нем выгравирована эмблема военно-морских сил.
Щелкнув замком, Гитлер открыл чемоданчик.
— Внутри ключи и ряд вещей, которые с течением лет окажутся для вас полезными. — Он вынул пухлый конверт. — Здесь — подробности о таких же счетах в разных странах Южной Америки и в США. Там у нас везде есть друзья, которые ждут не дождутся, когда вы дадите о себе знать.
— Что-нибудь еще, мой фюрер?
Гитлер вынул большую папку.
— Я называю ее «Голубой книгой». Здесь — имена многих представителей британского истеблишмента из числа как аристократов, так и депутатов парламента, которые поддерживают нас. Тут также перечислен ряд наших американских друзей. И наконец, последнее по порядку, но не последнее по степени важности… — Перегнувшись через стол, он протянул конверт. — Вскройте его.
Бумага была такого высокого качества, что напоминала пергамент. Документ был составлен на английском языке в июле 1940 года в португальском городе Эштуриле и адресован на имя фюрера. Внизу стояла подпись Его Королевского Высочества герцога Виндзорского. Хотя документ был написан по-английски, в его содержание вникнуть было несложно. Автор письма соглашался взойти на королевский престол Великобритании в том случае, если вторжение увенчается успехом.
— Виндзорский протокол, — просто сказал Гитлер.
— Неужели это правда? — изумленно спросил Борман.
— Сам Гиммлер поручился за его подлинность. Он дал своим агентам задание войти с герцогом в контакт в Португалии в то время.
«Или сказал, что дал им такое задание», — подумал Борман про себя. От этой продувной бестии всегда можно было ожидать чего угодно. Положив документ обратно в конверт, он вручил его фюреру, который вместе со всем остальным убрал его обратно в чемоданчик.
— В настоящее время такие чемоданчики — непременный атрибут любого капитана подводной лодки. Он самоуплотняющийся, водонепроницаемый и огнеупорный. — Гитлер подтолкнул чемоданчик по поверхности стола к Борману. — Теперь он ваш. — На мгновение Гитлер уставился в пространство отрешенным взором. — Этот Гиммлер, который пытается заключить с союзниками сепаратный мир, — настоящая свинья, а теперь до меня дошли сведения, что Муссолини со своей подружкой были убиты в Северной Италии партизанами, которые повесили их вверх ногами.
— Мир сошел с ума, — сказал Борман и, помедлив мгновение, добавил: — Вот еще что, мой фюрер… Как мне отсюда выбраться? Мы окружены.
Гитлер спустился с небес на землю.
— Проще простого. Выберетесь на самолете, взлетев по проспекту Дружбы. Как вам известно, маршал сухопутных войск Риттер фон Грейм и Ханна Райтш вчера улизнули на «арадо» сразу после полуночи. Я лично разговаривал с командующим базой Люфтваффе в Рехлине этой ночью. — Он бросил взгляд на документ, лежавший на столе. — Один молодой человек, капитан Нойман, вызвался добровольцем и, совершив ночью перелет на «файзелер-шторхе», благополучно добрался до места назначения: в настоящее время он ожидает ваших распоряжений.
— Но где, мой фюрер?
— В огромном гараже у дома Геббельса, у Бранденбургских ворот. Он на самолете доставит вас в Рехлин, а после дозаправки вы полетите дальше — в Берген. Это в Норвегии.
— Берген?
— Оттуда вы отправитесь на подводной лодке еще дальше — в Южную Америку. Точнее говоря, в Венесуэлу. Там вас будут ждать. По пути сделаете одну остановку. Там вас также будут ждать, но все подробности — вот здесь. — Он вручил Борману конверт. — Теперь остается только одно. В спальне вас ожидает один человек. Приведите его сюда.
Мужчина, которого Борман застал там, был одет в форму генерал-лейтенанта СС. В его внешности было что-то знакомое, и Борману почему-то вдруг стало не по себе.
— Хайль Гитлер! — гаркнул мужчина и выбросил руку вверх в нацистском приветствии.
— Улавливаете схожие черты, Борман? — спросил Гитлер.
И тут Борман понял, почему ему было не по себе. Конечно, генерал сильно смахивал на него. Сходство не было полным, но сомневаться в нем не приходилось.
— Генерал Штрассер останется здесь вместо вас, — сказал Гитлер. — Когда начнется общее наступление с прицелом на выход из окружения, он будет прорываться вместе с остальными. А пока он может держаться в тени. В темноте и неразберихе, которые будут царить при прорыве, маловероятно, что кто-то заподозрит неладное. Все будут слишком заняты тем, как спасти свою шкуру. — Он повернулся к Штрассеру. — Вы сделаете это ради фюрера?
— С превеликим удовольствием.
— Отлично, тогда поменяйтесь формой. Можете пройти в мою спальню. — Обойдя стол, он взял обе руки Бормана в свои. — А теперь, старина, думаю, нам пора прощаться. Больше мы уже не увидимся.
Хотя по характеру Борман считал себя циником, он был искренне тронут.
— Я справлюсь, мой фюрер, даю слово.
— Знаю.
Волоча ноги, Гитлер вышел. Дверь за ним закрылась. Борман повернулся к Штрассеру.
— Ну что ж, идемте.
Ровно через полчаса Борман покинул бункер через дверь, которая выходила на Герман Герингштрассе. Поверх эсэсовской формы на нем была тяжелая кожаная военная шинель, а в руке он держал вещевой мешок, где лежали чемоданчик и смена белья. В одном кармане шинели лежали маузер с глушителем, а через плечо был перекинут ремень автомата «шмайссер». Он шел вдоль кромки парка Тиргартен, всюду ощущая присутствие людей, в массе своей — беженцев, затем у Бранденбургских ворот перешел через улицу и довольно быстро добрался до дома Геббельса. Как и большинство частных особняков в этом районе, он пострадал, однако гигантское здание, где помещался гараж, похоже, сохранилось в неприкосновенности. Раздвигающиеся двери были закрыты, однако Борман, приметив небольшие потайные воротца, осторожно отворил их.
Внутри было темно.
— Стой, руки вверх! — произнес чей-то голос.
Вспыхнул свет, и Борман увидел молодого человека в форме капитана Люфтваффе, который стоял у стены, зажав в руке пистолет. В самом центре пустого гаража находился маленький самолет-корректировщик марки «файзелер-шторх».
— Капитан Нойман?
— Генерал Штрассер? — На лице молодого человека мелькнуло выражение облегчения, и он сунул пистолет обратно в кобуру. — Слава богу, а то с тех пор как я здесь, только и жду, что сюда нагрянут иваны.
— Вы получили указания?
— Разумеется. Посадка в Рехлине для дозаправки, оттуда — в Берген. В сущности, не полет, а одно удовольствие.
— Вы полагаете, у нас есть шанс вырваться отсюда?
— Пока в небе нет ни одного самолета, который мог бы нас сбить. Погода отвратительная. Если и стоит о чем тревожиться, так о зенитках. — Он усмехнулся. — Вам везет, генерал?
— Все время.
— Отлично. Я заведу мотор, а вы тем временем садитесь в кабину, и мы будем выруливать поперек улицы к Бранденбургским воротам. Оттуда я попробую взлететь, разгоняясь по направлению к «Колонне Победы». Они этого не ожидают. Ветер будет дуть нам навстречу.
— А это не опасно?
— Нисколько. — Нойман забрался в кабину и завел мотор.
Улица была усеяна битым стеклом и булыжником.
«Файзелер-шторх», оставляя позади массу изумленных беженцев и подскакивая на неровностях, двинулся вперед, пересек улицу у Бранденбургских ворот и, развернувшись, встал носом к «Колонне Победы», видневшейся вдали. Дождь лил как из ведра.
— Ну что ж, поехали, — сказал Нойман и нажал на педаль газа.
Взревев мотором, «файзелер-шторх» пронесся по середине улицы. Люди бросались перед ним врассыпную. Но вот наконец самолет взмыл в воздух и заложил вираж вправо, чтобы избежать столкновения с «Колонной Победы». Борман даже не почувствовал, что по ним вели огонь с земли.
— Вы, наверное, счастливчик, рейхслейтер, — сказал молодой летчик.
Борман резко повернулся к нему.
— Как вы меня назвали?
— Прошу прощения, если я не так выразился, но как-то мне довелось видеть вас на церемонии вручения наград в Берлине.
Борман решил пока воздержаться от дискуссии.
— Пусть вас это не волнует. — Он взглянул вниз, где в пламени и дыму расстилался Берлин, по которому русская артиллерия вела неослабевающий огонь. — Адское зрелище.
— Божественное, рейхслейтер, — отозвался Нойман. — Все, что нам нужно, — это Вагнер, который писал бы подходящую для момента музыку. — С этими словами он направил «файзелер-шторх» ввысь, к темным тучам, где ему ничто уже не угрожало.
Наиболее сложной выдалась вторая часть полета, когда они, сделав крутой поворот, направились к восточному побережью Дании, а затем, повернув еще раз, взяли курс на пролив Скагеррак, приземлившись на крошечной авиабазе Люфтваффе в Кристиансенде для дозаправки, за которой предстоял заключительный отрезок пути. Когда они прилетели в Берген, было темно — хоть глаз выколи. Стояла страшная стужа. Когда они приземлились, шел дождь со снегом. Полчаса назад Нойман связался с базой, чтобы получить разрешение на посадку. Огни горели на вышке наблюдения и в домах, а дальше тьма была кромешная. Германские оккупационные войска в Норвегии отдавали себе отчет в том, что конец близок и рассчитывать на вторжение союзников не приходится. В этом попросту не было необходимости. Сотрудник аэродромной службы, держа в руках по фонарю, указал им место стоянки, после чего ушел. Борман увидел, что к ним направляется автомашина марки «кубельваген». Она остановилась с противоположной стороны вставшего на стоянку самолета.
Нойман заглушил мотор.
— Вот и все, господин рейхслейтер. Тут не то что в Берлине.
— Вы хорошо справились со своей задачей. Вы прекрасный летчик.
— Позвольте, я достану ваш чемодан.
Поделиться книгой: