Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Торквемада - Сергей Юрьевич Нечаев на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

В книге «Род де ла Кабрера из Кордовы: историко-генеалогическое сочинение», изданной в 1779 году, удается найти имя жены Альваро Фернандеса де Торквемада — это донья Беатрис Фернандес.

От их брака родились кардинал Хуан де Торквемада и Перо Фернандес де Торквемада. Последний же, женившись на донье Менсии Ортеге, в 1420 году стал отцом будущего великого инквизитора Томаса де Торквемада.

Кто из этих людей мог быть женат на обращенной в христианство еврейке? Возможно, этой «конверсо» была Беатрис Фернандес? Точно сказать нельзя. Но именно от некоей женщины и пошло большинство разговоров о еврейских корнях великого инквизитора. Была это его бабушка, или прабабушка, или прапрабабушка? Кто знает… В любом случае утверждения о том, что Томас де Торквемада был «марраном», «чистокровным евреем» и «евреем-выкрестом» — это либо намеренная ложь, либо ошибка, связанная с путаницей в понятиях «конверсо» и «обращенный еврей».

А откуда, кстати, вообще взялась версия о еврейских корнях Торквемады?

Все историки и биографы ссылаются на Фернандо дель Пульгара и на его хронику «Светлые люди Кастилии». Фактически это и есть единственный исторический первоисточник данной версии. В этой хронике о кардинале Хуане де Торквемада написано следующее: «Хуан де Торквемада, кардинал Сан-Систо, был человеком большого роста, худым, с манерами почтенными и изысканными, он родился в городе Бургосе. Его предки происходили из евреев, обращенных в нашу святую веру».

Последняя фраза в оригинале выглядит так: «Sus abuelos de linage de Judios convertidos a nuestra Santa Fe».

Фернандо дель Пульгар, как мы уже знаем, был летописцем Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского. Принято считать, что он сам был «конверсо». Но в его произведении содержится немало весьма серьезных ошибок. Например, в нем сказано, что кардинал Хуан де Торквемада родился в Бургосе, хотя на самом деле он родился в Вальядолиде. Человек, ошибшийся в одном, мог ошибиться и в другом. С другой стороны, будучи сам «конверсо», Фернандо дель Пульгар вполне мог умышленно представить одного из высших руководителей католической церкви в качестве «конверсо», чтобы продемонстрировать прецедент и в случае чего защитить самого себя.

Именно на это указывает, в частности, Норман Рот, который квалифицирует творчество Фернандо дель Пульгара как «особенно романизированное», то есть приспособленное к политическим веяниям того времени.

Фридрих Бутервек в «Истории испанской литературы» рассказывает о нем: «Фернандо дель Пульгар занимал место историографа в период правления Изабеллы и Фердинанда. Этот весьма изобретательный человек имел большие амбиции, он хотел стать Плутархом своей нации».

Немаловажен и такой факт: термин «sus abuelos» в оригинальном тексте Фернандо дель Пульгара в переводе с испанского может иметь два значения. С одной стороны, это — «предки» в целом. С другой стороны, во многих последующих переводах этот термин был интерпретирован как «grandfathers» или «grands-parents», то есть как «родители родителей».

В этой связи трудно себе представить, что Лопе Альфонсо де Торквемада, произведенный в рыцари королем Кастилии Альфонсо XI, и его сын — Перо Фернандес де Торквемада — были бы «конверсос».

Лоренс Шуновер в своей книге «Изабелла I» пишет: «Брат Томас искренне и честно следовал своим правилам, будучи потомком древнего кастильского рода. Его предки боролись с маврами».

Беатрис Леруа в книге «Испания рода Торквемада» констатирует: «На заре XIV века Лопе Альфонсо из деревни, находившейся рядом с городком Торквемада, сумел проникнуть в общество Вальядолида; после него Перо Фернандес де Торквемада, женившийся на Хуане де Товар, а затем Альвар Фернандес де Торквемада… были рыцарями города. Как они могли быть „конверсос“? Первый из рода Торквемада — был ли он евреем и взял ли он себе в качестве фамилии название городка, или он женился на обращенной еврейке из Вальядолида (что более вероятно)? Кто был первым „конверсо“ в семье? Это не будет доподлинно известно никогда, тем более что определенное историческое течение, отстаивающее рыцарскую чистоту рода Торквемада, тщательно камуфлирует это происхождение».

Как бы то ни было, хроника «Светлые люди Кастилии» Фернандо дель Пульгара не может служить исчерпывающим и полностью достоверным источником информации.

При этом именно она является фактически единственным доказательством того, что Томас де Торквемада имел в родне лицо или лиц еврейского происхождения. Составить же исчерпывающее генеалогическое древо предков великого инквизитора не представляется возможным либо из-за отсутствия информации, либо из-за ее размытости…

Короче говоря, Хуан де Торквемада, возможно, имел предков из числа «конверсос». Возможно! Но даже если это и так, то все равно совершенно абсурдным выглядит утверждение о том, что его племянник — Томас де Торквемада — был обращенным в христианство евреем. Согласно Беатрис Леруа, «более вероятно», что обращенной еврейкой была прабабушка Хуана де Торквемада, то есть прапрабабушка Томаса де Торквемада. Но это уже просто смешно: если смотреть так далеко, то практически все имеют хоть какие-то еврейские корни…

Представляет интерес и совершенно иная версия происхождения Томаса де Торквемада. В частности, один из лучших специалистов по истории евреев в Испании профессор Бенцион Нетаньяху, кстати, отец премьер-министра Израиля Биньямина Нетаньяху, утверждает, что отец и дядя Томаса де Торквемада имели не одну мать, а двух разных матерей. Это значит, что они были единокровными, но не родными и не единоутробными братьями. Согласно этой версии, Хуан де Торквемада имел еврейские корни через мать («Хуан де Торквемада, крупный католический теолог, был ребенком от смешанного еврейско-испанского брака»). Но эта женщина, возможно, не была матерью отца Томаса де Торквемада, а если это так, то последний не имел в жилах вообще никакой еврейской крови, то есть был чистокровным кастильцем и образцовым католиком.

Итак, Томас де Торквемада с рождения был образцовым католиком. А посему можно с уверенностью сказать, что вовсе не его «еврейское происхождение» стало причиной того, что он всю жизнь проявлял особое рвение в борьбе с врагами христианской веры.

Легенда о еврейском происхождении Торквемады не выдерживает никакой критики, и ни одна из попыток найти ее доказательства не достигла успеха. Томас де Торквемада был чистокровным кастильцем.

В этом смысле очень верными представляются следующие формулировки, приведенные в изданной в 1826 году «Универсальной биографии» братьев Мишо. В ней говорится, что Хуан де Торквемада происходил «из одной из самых замечательных фамилий Кастилии», а Томас де Торквемада «был из той же семьи, что и предыдущий, с которым его часто путают».

В Кастилии существовали так называемые сертификаты «чистоты крови». Это были документы, подтверждающие, что в предках человека не было марранов, мавров и еретиков, — до прадеда включительно.

И. Р. Григулевич в своей книге «Инквизиция» пишет: «Беспощадно преследуя марранов и морисков, инквизиция и испанская корона в то же самое время всячески мешали их ассимиляции. Одним из препятствий к ассимиляции было требование сертификата „чистоты крови“, который предъявлялся при назначении на государственную должность, при присвоении офицерского чина, вступлении в духовное звание и монашеский орден, в университеты и на преподавательские должности, при выезде в заморские владения — одним словом, всякий раз, когда житель сталкивался с необходимостью получить у властей какое-либо и на что-либо разрешение».

Таким образом, без такого сертификата человек не мог занимать ряд церковных должностей. Особенно высших церковных должностей. Этими сертификатами католическая церковь защищалась от богатых и оборотистых выскочек — бывших иноверцев и их детей. Служители Церкви просто опасались (и не без оснований), что деловые «конверсос» попросту вытеснят их, как они постепенно вытеснили национальное испанское купечество.

Конечно, при известной изворотливости и без такого сертификата человек мог занимать практически любой государственный пост. «Конверсо» мог сделать даже и духовную карьеру. Единственное, чего он не мог точно, — это стать инквизитором.

Начало новой жизни

М. В. Барро, ссылаясь на Антуана Турона, в своем очерке о Торквемаде пишет: «Мальчик был богато одаренной натурой, с умом почти гениальным, но страстного и неровного характера».

С раннего детства Томас де Торквемада проявлял склонность к духовной карьере. Он был аскетом, имел великолепный дар убеждения, быстрый ум и острый язык. Повлияли и семейные обстоятельства — его дядя, Хуан де Торквемада, как мы уже говорили, был кардиналом и известным богословом. Поэтому выбор Томаса был семьей понят и всецело одобрен.

Когда Томасу исполнилось двенадцать, он покинул родной дом и отправился в монастырскую школу. Именно этот поворот судьбы позволяет некоторым биографам именовать его следующим образом: «Томас де Торквемада, внук еврейки, ставший монахом-доминиканцем, проделавший путь от монастырского поваренка до духовника королевы и великого инквизитора».

С «внуком еврейки» мы уже разобрались, а вот утверждение о том, что Томас де Торквемада проделал путь «от монастырского поваренка до духовника королевы и великого инквизитора», совершенно верно.

При этом о детских и юношеских годах Торквемады известно немного. По слухам, он некоторое время странствовал по стране. Кроме того, в литературе бытует одна романтическая легенда, будто бы в Кордове он влюбился в некую мавританскую красавицу, но получил отказ — девушка предпочла юному богослову богатого единоверца-мусульманина. Удар якобы оказался столь тяжелым, что Торквемада на всю жизнь запомнил нанесенное ему оскорбление. Считается, что, став великим инквизитором, он после этого с утроенным усердием преследовал мавров и евреев, подозревая в последних союзников ненавистных ему мусульман.

Очень похоже, что легенда о юношеской страсти Торквемады к мавританской красавице не имеет под собой никаких оснований. Во-первых, мусульманских девушек обычно держали взаперти и увидеть ее Торквемаде было банально негде. Во-вторых, он был слишком молод и вряд ли мог воспринимать себя в качестве любовника-жениха. Наконец, даже если предположить, что такая история имела место, то отчего же «оскорбленный» Торквемада не выбрал себе военную карьеру? Ведь военному, особенно в период Реконкисты, было гораздо легче мстить «проклятым неверным».

В самом деле, арабы или мавры (представители населения Северной Африки на территории нынешней Испании) давным-давно захватили почти весь полуостров и целые поколения кастильских дворян проводили жизнь в войне с ними. Только к XV веку мавров удалось оттеснить на юг, в Гранадский эмират (Reino de Granada) — последнее арабское государство в Европе и последнее исламское государственное образование на территории Иберийского полуострова. Неужели Торквемаде нужно было ждать полвека, чтобы рассчитаться с маврами за нанесенное оскорбление?

Монах-доминиканец

Жозеф Лавалле в своей «Истории инквизиций Италии, Испании и Португалии» повествует о первых шагах Торквемады следующим образом: «Чтобы развеяться после несчастной любви, о которой ему напоминала Кордова, он оставил этот город и направился в Сарагосу, с тем чтобы оттуда перебраться в Барселону, а там сесть на корабль и отплыть в Италию. Будучи достаточно сведущ в теологии, он посетил публичные диспуты в Сарагосе. Там он вступил в препирательство с отцом Лопесом, доминиканским приором из Серверы, поразил его своими знаниями и вызвал у него желание привлечь в свой орден подающего такие надежды молодого человека. После этого этих двух людей стали связывать узы дружбы: между ними установилось полное доверие, и монастырь доминиканцев открыл свои ворота перед Торквемадой. Желание все знать толкнуло его в архивы, и именно там он узнал о том, какой авторитет имели в былые времена инквизиторы, причем не только в Арагоне, но и во Франции, и в Италии».

Имея дядю-кардинала, получив отличное богословское образование, отличаясь аскетическими наклонностями, беспримерной набожностью и умом почти гениальным, Торквемада в те времена просто не мог не стать священником.

Итак, он поступил в орден братьев-доминиканцев, католический монашеский орден, основанный монахом Домиником де Гусманом в 1215 году и утвержденный папской буллой от 22 декабря 1216 года. Этот орден, который еще называют орденом братьев-проповедников (ordo fratrum praedicatorum), в те времена был главной опорой Церкви в борьбе с ересью.

При этом Томас прекрасно понимал, что его отец, Перо Фернандес де Торквемада, хотел бы, чтобы его единственный сын поскорее женился и взял на себя заботы по приумножению семейных традиций и продолжению рода.

Гордость и самомнение были фамильными достоинствами их клана, и юный Томас в полной мере унаследовал эти похвальные качества. Вероятно, они-то и сказались на его решимости пренебречь волей отца и начать жизнь, призывавшую его отнюдь не к вступлению в брак, но к монашескому обету и строжайшему целибату (обязательному безбрачию).

Так еще ребенком Томас стал доминиканцем.

С какой радостью отказался он от всех перспектив, которые сулило ему отцовское состояние и положение в обществе дяди! С каким наслаждением облачился он в балахон из суровой ткани, до крови натиравший его еще детскую кожу! Впрочем, этого Торквемаде показалось мало, и вскоре под балахон была пододета власяница, изготовленная из жесткой овечьей шерсти, которую монахи надевали на голое тело, чтобы та постоянно кололась и напоминала о терпении и смирении.

Отметим, что орден доминиканцев (братьев-проповедников), согласно уставу, относился к числу нищенствующих, то есть братству запрещалось владение каким-либо имуществом. В народе монахов этого ордена звали «босоногими братьями» — за то, что круглый год они носили деревянные сандалии на босу ногу. Тот же устав обязывал братьев вести аскетический образ жизни, а целью ставил миссионерство. Доминиканцы много времени уделяли образованию (для борьбы с еретиками нужны были знания), а посему они быстро выбились в интеллектуальную элиту католической церкви (обучение длилось не менее шести лет, и всю оставшуюся жизнь монах обязан был поддерживать должный уровень личной образованности).

В народе доминиканцев также звали «псы Господни», что шло от игры слов: по латыни «dominicanes» (доминиканцы) и «domini canes» (псы Господни) звучало совершенно одинаково. Распространению этого прозвища способствовал и неофициальный символ ордена — собака, сидящая на раскрытой книге и держащая в пасти зажженный факел. Символ этот никак не был связан с инквизицией и сожжением книг, наоборот, — он сложился из двух сравнений: «верный, как пес» и «несущий свет истинного знания». Лишь много позже прозвище это приобрело зловещую окраску.

Но даже в таком ордене на Торквемаду глядели со смесью восхищения, зависти и опаски. С одной стороны, племянник самого Хуана де Торквемада, с другой — книжник и выдающийся оратор, вечно упрекающий себя в гордыне и твердящий, что спасение может быть лишь плодом многотрудного служения вере.

Считается, что Томас де Торквемада поступил в доминиканский монастырь Сан-Пабло (Святого Павла) в Вальядолиде в возрасте примерно четырнадцати лет, то есть в 1434 году. Именно с данного момента этот неординарный юноша стал обращать свои гневные проповеди против врагов христианства, сосредоточившись на одной цели — заботе о душе ближних.

Отец Антуан Турон в своей «Истории знаменитых людей доминиканского ордена» пишет: «Связав себя с ранних лет с братьями-проповедниками в знаменитом монастыре Сан-Пабло в Вальядолиде, он, казалось, не увлекался ничем, кроме желания отвечать своему призванию, ежедневно учась умерщвлять плоть и жить лишь духом Иисуса Христа. Не будем вдаваться здесь в детали его практики покаяния и смирения, служившей объектом восхищения братьев и примером для всех, скажем лишь в двух словах, что он пошел по следам знаменитого Хуана де Торквемада. В том же Святилище, в котором великий кардинал показал пример добродетели, юный Томас показал такую же преданность всему тому, что могло поднять его к самому высшему совершенству».

В результате молодого монаха стали почитать праведником и слава о нем распространилась далеко за пределы монастыря.

В самом деле, Томас де Торквемада прославился как проповедник и обличитель грехов. Ораторский дар, харизма, образование — все подобралось один к одному. Он мог делать с толпой все, что ему заблагорассудится. Но по округе быстро разнеслась молва не только о его красноречии, но и благочестии — он не ел мяса, носил грубую шерстяную власяницу и спал практически на голых досках. Молодой аскет, напрочь лишенный каких-либо пороков, одним своим видом он вгонял людей в священный трепет. Скоро Торквемаде начали предлагать самые высокие должности, но он каждый раз их отклонял. Он был скромным монахом и соблюдал предписания устава ордена доминиканцев, казалось, не умом, а самим сердцем.

Настоятель монастыря Санта-Крус

Как мы уже говорили, под одеждой Торквемада с юных лет носил власяницу, до крови натиравшую кожу и под вечер вызывавшую зуд во всем теле. Но причиняемые ею страдания доставляли ему удовольствие, хотя порой казалось, что со временем он становился все менее чувствителен к физической боли. Мысль об этом тревожила его, ибо без страданий он не представлял ни себя, ни своей жизни. Он спал без матраца и подушки. Мягкие постели, а тем более перины были ему вообще неведомы. Поначалу он по ночам почти не смыкал глаз, ворочаясь с боку на бок, тщетно пытаясь найти удобное положение и поглаживая рукой затекшие до боли места. Однако потом долгий сон ему уже и не требовался, да и засыпал он, едва коснувшись спиной деревянной лавки, стоявшей в углу его кельи. В результате ему оказался недоступен этот один из самых действенных способов самоистязания, что лишало его прежних возможностей постижения бытия и, следовательно, порождало неудовлетворенность собой. А душевные муки в его планы не входили.

Пищи Торквемада потреблял не больше, чем было необходимо для поддержания жизненных сил. За пределами монастыря он путешествовал исключительно босиком. Вид его сбитых, окровавленных ног доставлял ему такое же удовольствие, какое получали иные мужчины и женщины, разглядывая в зеркале свои изысканные костюмы и украшения.

Гилберт Честертон в своей книге «Ортодоксия» пишет: «Торквемада пытал плоть ради духовной истины».

Когда Торквемаде минуло тридцать, его ученость, благоразумие и неустанный труд привели его в епархию, где ему предстояло служить Господу до конца дней своих. Он тогда и представить себе не мог, какие суровые испытания ожидают его на избранном пути, но он не отступит, можно даже утверждать, что и на мгновение не дрогнет.

В 1452 году, то есть в тридцать два года от роду (а не когда ему было «около сорока», как утверждают некоторые исследователи), Торквемада согласился занять пост приора, то есть настоятеля доминиканского монастыря Санта-Крус, одного из важнейших монастырей, находившегося близ Сеговии.

Заметим, что Сеговия — это один из древнейших и интереснейших городов Испании. В XI веке Сеговия стала столицей Кастилии. Даже сейчас, когда первенство давно перешло к Мадриду, Сеговия, бывшая некогда главным городом страны, по-прежнему остается ее сердцем.

Монастырь Санта-Крус основал в 1218 году сам святой Доминик, и обитель всегда была одной из величайших святынь католического мира, ибо в ней покоятся останки Хуана де ла Круса (по-русски его часто называют Иоанн Креста), мистика и поэта XVI века. Этого человека, умершего в 1591 году, почитают во всем мире, его произведения переиздаются, и выходят исследования о них.

Торквемада, приняв назначение, стал управлять монастырем ревностно и сурово. Монахи, и раньше не слишком-то распущенные, совсем остепенились, хотя, говорят, не обошлось и без пары негласных примерных наказаний в подземелье. Зато теперь монастырь Санта-Крус засиял образцовым порядком, как подсвечник во время службы. Не монастырь — истинная лампада в ночи.

Сам Томас де Торквемада уже не был цветущим юношей. Он сильно похудел, осунулся, у него были коротко острижены уже невьющиеся волосы, а руки высохли. В его взгляде появилось нечто, похожее на умиротворенность, почти расслабленность человека, без волнения ожидающего, когда распахнутся Врата и ангел с огненным мечом скажет: «Томас де Торквемада — достойный».

Пост настоятеля монастыря Санта-Крус Торквемада занимал много лет: с 1452 по 1474 год.

Лоренс Шуновер в своей книге «Изабелла I» констатирует: «Он великолепно справлялся, считая свои обязанности доверием, оказанным ему Богом, и не жаждал дальнейшего восхождения по иерархической лестнице, несмотря на то, что его дядя был кардиналом и легко мог способствовать продвижению».

Глава вторая

Шаг в большую политику

Духовник инфанты Изабеллы

Заметим все же, что это не был чистой воды альтруизм. Выбор Торквемады совсем не случаен. Более того, политически это очень верный ход, так как маленький монастырь Санта-Крус часто посещали представители высшего кастильского[11] общества, в том числе королева-мать Изабелла Португальская с маленькой Изабеллой, ее дочерью от умершего в 1454 году короля Хуана II Кастильского. Своим милосердием и крайним аскетизмом Торквемада произвел на мать юной Изабеллы такое впечатление, что его вскоре, в 1459 году, назначили духовником принцессы. С этого момента воспитание и образование венценосного ребенка находилось в его руках.

Поначалу казалось, что назначение вроде бы не выглядело очень привлекательным, ведь у юной Изабеллы не было никаких шансов на корону. Но Торквемада, как потом окажется, все видел несколько иначе. Он всегда что-то знал, чего не знали другие, а когда не знал — гениально предвидел. Вообще предвидеть — значит управлять. Это сказал французский философ Блез Паскаль, живший в XVII веке. Но именно поэтому, задолго до Паскаля, Торквемада буквально вцепился в этот статус духовника принцессы Изабеллы, и то, как он всю оставшуюся жизнь именно через нее осуществлял свое решающее влияние на политическую жизнь объединившихся Кастилии и Арагона, наглядно доказало его способность к трезвому политическому расчету.

Подробно об этом будет рассказано ниже, а пока хотелось бы подчеркнуть: не стоит думать о Торквемаде как о человеке, охваченном исключительно верой и религиозными чувствами. Таких людей в XV веке было немало, но этих качеств недостаточно для того, чтобы войти в Историю. В Торквемаде же, помимо всего этого, был развит очень разумный и жесткий политический расчет. Руками Изабеллы, через влияние на нее, он смог продвигать свои идеи, а посему можно смело утверждать, что в 1459 году, став духовником семилетней инфанты, скромный монах-доминиканец Торквемада шагнул из монастырского затворничества в большую политику, постепенно обретая власть, которой ни до того, ни после того не было ни у кого из испанских Отцов Церкви.

Девочка, лишенная детства

Волна сострадания и нежности к маленькой Изабелле буквально захлестывала грудь Торквемады.

Она была прекрасным светловолосым ребенком с серо-зелеными глазами. Родилась 22 апреля 1451 года в укрепленном замке Мадригал-де-лас-Альтас-Торрес, что возле Авилы. Что представляла собой ее жизнь после рождения? Сначала — уютная колыбель, потом — кружева, шелка, меха и много-много внимания вокруг. Это и понятно, все-таки это была инфанта, дочь короля Хуана II Кастильского и его второй жены Изабеллы Португальской, на которой он женился после смерти первой жены, Марии Арагонской.

Ее отец Хуан II Кастильский, уже изрядно потрепанный жизнью человек, имел от первого брака взрослого сына двадцати шести лет, который остался в истории с малоприятным прозвищем Энрике Бессильный (El Impotente).

Ее мать, Изабелла Португальская, дочь герцога де Бежа, хотя и очень молодая, имела более стойкий характер, чем ее муж. После того как она сумела обеспечить преемственность власти, родив в 1453 году второго ребенка, на этот раз сына, названного Альфонсо[12], она сумела заставить осудить и обезглавить в июне того же года дона Альваро де Луна, опасного фаворита короля и фактического правителя Кастилии, подозревавшегося в отравлении Марии Арагонской.

Подобные картины насилия, свидетельствовавшие о непрочности королевской власти, не могли не быть замечены юной инфантой. Напротив, они должны были ей внушить и внушили ответную защитную реакцию в виде бессознательного стремления к жесткости и репрессиям.

Дальнейшее развитие событий не оставило Изабелле времени для полноценного детства и юности, о которых она могла мечтать: 20 июля 1454 года умер ее отец.

После этого Изабелла Португальская, став вдовствующей королевой, погрузилась в черную меланхолию. Она замолчала и практически все время проводила одна в своей комнате.

Энрике, сын короля от первого брака, тут же взошел на трон, став популярным благодаря всеобщей амнистии и возобновлению войны против мавров, которые, впрочем, занимали тогда лишь район Гранады, ведя себя достаточно миролюбиво (по крайней мере по сравнению с тем, как они вели себя раньше).

Положение детей, происходивших от второго брака умершего короля, было затруднительным и даже опасным для Энрике. Дело в том, что некоторые богатые гранды, наглые, заносчивые и всегда готовые бунтовать против существующей власти, вполне могли воспользоваться этими детьми, в частности, мальчиком Альфонсо, чтобы отстранить нового правителя от трона.

Поэтому вдова Хуана II Изабелла Португальская, все еще остававшаяся значительной персоной из-за своих детей, и ее маленькая семья были сосланы в замок Аревало, что находился близ Авилы, без всякой надежды хоть когда-нибудь выйти оттуда. Зато в Аревало вдовствующая королева находилась в безопасности, могла спокойно переживать свое вдовство и воспитывать детей вдали от неспокойного двора своего приемного сына.

Итак, свое детство Изабелла провела в почти монашеском уединении в Аревало, в горной Кастилии, вместе с матерью и младшим братом Альфонсо. Вдовствующая королева посвятила себя общественной деятельности, заботе о бедных и больных.

Однако время от времени мать Изабеллы снова и снова погружалась в черную меланхолию, которая в конце концов полностью овладела ею.

От монастыря Санта-Крус до Аревало — около 50 километров, а посему Томас де Торквемада считал своим долгом регулярно посещать вдовствующую королеву.

Лоренс Шуновер по этому поводу пишет: «Монахи, жившие под его строгим руководством, очень радовались, когда он уезжал. Кроме того, они считали эти визиты проявлением благотворительности, так как никаких выгод от своего внимания к вдовствующей королеве он не получал. Монахи отмечали, что брат Томас, никогда не позволявший им использовать мулов для поездок, был так же суров и к самому себе: он шел пешком все 30 миль до Аревало в одиночку через дикую и опасную страну, даже не взяв с собой куска хлеба. Казалось, брату Томасу одинаково были безразличны жара, холод, голод, усталость и дикие звери, которые жили в пустынных районах между Сеговией и Аревало.

Его бы очень рассмешило, если бы ему кто-то сказал примерно следующее: „Брат Томас, вы святой человек, живущий в воображаемом мире, забывая о реальном и оставляя все на волю Бога“. На самом деле, он обладал большим здравым смыслом. Он ходил пешком, потому что это было хорошим примером для других и потому что он был молод и силен. Он не брал с собой еды, потому что привык поститься — он не помнил вкуса мяса, которого не ел уже больше десяти лет, — и хроническое чувство голода было для него настолько привычно, что он его просто не замечал. Что же касается диких зверей: кабанов, медведей, кошек, — то он брал с собой крепкую палку. Звери, так же как и язычники, в сущности, трусы, их можно ошеломить внезапным нападением; они страшны только в том случае, если люди теряют бдительность».

Поскольку маленькую Изабеллу не рассматривали в качестве наследницы престола, ее воспитание не сопровождалось целенаправленным королевским образованием. Жизнь девочки протекала в спокойной, насыщенной религиозностью атмосфере.

Огромную роль в ее формировании играл Томас де Торквемада, который был ее духовником и наставником. Подобный вывод можно сделать хотя бы на основании того, что Изабелла, помимо фанатичности в религиозных вопросах, оказалась значительно более образованной, чем ее будущий супруг, принц Фердинанд Арагонский. В те времена, когда даже среди знати хватало неграмотных женщин, образованность Изабеллы просто поражала.

Юная Изабелла оказалась весьма прилежной ученицей. Более того, во всем королевстве едва ли нашлась бы хоть одна другая принцесса, равная ей в желании перенять взгляды своего духовного наставника, научиться у него христианским заповедям и добродетелям.

Как пишет историк Эжен Франсуа Россев Сент-Илер, «голос Торквемады Изабелла с детства привыкла принимать за голос Бога».

Она была очень довольна своим духовником, ему тоже не приходилось жаловаться на нее.

Он рассказал ей о своем великом желании увидеть торжество христианства в стране и во всем мире. А однажды в порыве чувств он попросил ее встать на колени и пообещать, что в свое время, придя к власти, она обратит Кастилию в католичество. Поддавшись душевному порыву, Изабелла дала клятву при первой же возможности воплотить в жизнь заветы своего учителя.

Торквемада высоко ценил достоинства Изабеллы. Она, в свою очередь, восхищалась им и уважала его жизненные принципы. В мире, где ее окружали в основном одни лишь льстецы и угодники, он и вправду был заметной фигурой.

Конечно же, Торквемада был не единственным наставником Изабеллы. Инфанту все же обучали чтению, письму и хорошим манерам. Вышивка, которую она лучше всего освоила, стала для нее впоследствии любимым отдыхом от изнурительных государственных дел. Многое ей довелось узнать и из книг, хранившихся в библиотеке покойного отца.

С другой стороны, маленькая инфанта, ведя в своей ссылке жизнь действительно суровую, сделалась поистине железной женщиной. Физические упражнения не были ей запрещены. Со своим младшим братом она вдоволь набегалась по окрестным холмам и приобрела там крепость здоровья и неутомимую стойкость, что не было характерно для королевских дочерей, обычно более привычных к шелесту платьев и светской болтовне. Такое детство также развило у Изабеллы глубокую религиозность, усиленную молитвами, ежедневными мессами и исповедником, строго наказывавшим ее за малейшую провинность. Позже, став королевой, она уже не склонялась ни перед кем и ни перед чем, разве что перед самим Богом.

Иногда приходили новости от кастильского двора, и они возрождали некоторые надежды: король Энрике женился на инфанте Бланке Наваррской, дочери Хуана II Арагонского, но не имел потомства и, как поговаривали, даже не удосужился лишить супругу девственности. После аннулирования этого стерильного союза он в 1455 году выбрал себе другую жену, принцессу Жуану, сестру короля Афонсу V Португальского, но опять не сумел получить наследника, полностью оправдав свое прозвище El Impotente.

И все же в 1462 году при дворе Кастилии наконец-то появился ребенок. Радости 47-летнего Энрике Бессильного и Жуаны Португальской не было предела, ведь, как известно, и король и королева становятся сильнее, когда у них появляется наследник или наследница. Однако очень быстро заговорили (конечно же, не очень громко), что девочка, которую назвали Хуаной, вовсе не была дочерью короля. Ее прозвали ла Бельтранеха (La Beltraneja), по имени дворянина дона Бельтрана де ла Куэва, фаворита короля Энрике, которого все не без оснований считали любовником королевы.

Слухи, по всей видимости, ходили не напрасно, так как сразу же после рождения долгожданного ребенка король сделал своего фаворита графом де Ледесма, что еще больше возмутило часть придворных.

Перед лицом негативной реакции на все это некоторых грандов королевства король Энрике струсил и счел за лучшее призвать ко двору Изабеллу и Альфонсо, чтобы исключить возможность их использования против себя. По официальной версии, как заявил сам Энрике, он хотел, чтобы «их образование было более полным». На самом же деле они должны были публично засвидетельствовать свою преданность новой инфанте, чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений, что они теперь исключены из списка возможных наследников.

При дворе Изабелле было запрещено сидеть за главным обеденным столом. Ее перевели за другой стол, который находился на ступень ниже королевского. Возмущенный Альфонсо тоже решил расположиться рядом с сестрой. Дон Альфонсо Каррильо де Акунья, архиепископ Толедский, заметив публичное унижение инфанты и инфанта, тоже решил не сидеть за королевским столом…

Малолетний король-марионетка

Для Изабеллы это был моральный шок: внезапно вырванная из своего монашеского существования в Аревало, она оказалась погружена в обстановку коррупции и интриг, где люди, которых она считала чуть ли не святыми, показывали себя отнюдь не последними в погоне за роскошью и сексуальным удовлетворением. Все, что было ей дано ее строгим учителем Торквемадой, бунтовало против этого мира адюльтера и разного рода пороков.

— Бедная наша земля, — обычно говорил ей Торквемада. — Она всегда была колыбелью христианских добродетелей. И королей здесь всегда звали «отважными», «мудрыми» и «добрыми». А что теперь? Как же она могла пасть так низко, что ею правит человек, заклейменный прозвищем «Бессильный»?.. Что будет с нашей страной, если при дворе творятся такие безобразия? Очень боюсь, прекрасная донья Изабелла, что это не доведет ее до добра…

Духовник Изабеллы как в воду глядел. Очень скоро, а именно 5 июня 1465 года, уставшие от выходок Энрике гранды собрались в Авиле. Возглавлял недовольных дон Альфонсо Каррильо де Акунья, застарелый в заговорах. Его активно поддерживали дон Родриго Пиментель, граф де Бенавенте, а также дон Альваро де Суньига и дон Диего Лопес де Суньига.

В конце концов, всеобщее возбуждение достигло таких масштабов, что собравшиеся предались мятежной церемонии: они бросили к подножию трона чучело, украшенное знаками королевского достоинства, и стали выкрикивать самые страшные из оскорблений. Сделано все это было «с театральным великолепием», о котором свидетельствовали многие описания. В результате король Энрике Бессильный был низложен, а маленький брат Изабеллы Альфонсо (ему было тогда всего двенадцать лет) был провозглашен королем при звуке труб и под верноподданнические клятвы. «Кастилия! Кастилия! Для короля Альфонсо!»

Это послужило причиной многолетней войны и имело очень большое значение для дальнейшей истории Кастилии. Страна распалась на две части, а двор — на две фракции. Южные области с городами Бургосом, Толедо, Кордовой и Севильей поддержали двенадцатилетнего Альфонсо, а северные остались верны сорокалетнему Энрике Бессильному. Дон Альфонсо Каррильо де Акунья, архиепископ Толедский, и его сторонники навлекли на себя гнев короля Энрике, что очень обрадовало королеву и дона Бельтрана де ла Куэва, которым был на руку такой поворот событий.



Поделиться книгой:

На главную
Назад