Помоги проекту - поделись книгой:
— Тогда… Аллах с тобой. Пусть ты и неверный, кяффир — но делаешь праведное, и Аллах поможет тебе…
11 августа 2002 года
Российская Империя, Санкт-Петербург
Суворовский проспект
Академия генерального штаба
Занятий в академии не было — обучение в академии Генерального штаба происходило, как и в любых других учебных заведениях, с сентября по июнь, лето было отдано на практические работы по рекогносцировке местности и практику в воинских частях. Но Академия работала — потому что преподавательский состав из тех, кто не ушел в отпуск, занимались делами, которые невозможно сделать во время учебного процесса: кто обновлял лекционный фонд[6], кто готовился к защите степеней в библиотеке, кто-то и книгу писал, потому что среди преподавателей было немало выдающихся военных теоретиков. Конечно же, как и в любом другом военном учебном заведении там был дежурный офицер.
Два экипажа Баварских моторных заводов пятой серии — их выпускали совсем близко, на заводе в Кенигсберге, и ими пользовалась СЕИВК, с визгом затормозили около главного входа в здание, шесть человек выбежали из них и бросились в здание, то и дело переходя на бег, сопровождаемые недобрыми взглядами немногочисленных, оказавшихся свидетелями этой сцены военных. Военные ненавидели и МВД и СЕИВК и считали для себя низостью каким-либо образом сотрудничать с жандармами. Жандармам, впрочем, на это было совершенно наплевать.
— Где дежурный офицер!? — накинулся один из ворвавшихся в вестибюль на часового.
— На втором этаже — струхнув немного, ответил поставленный сюда за провинность курсант — вызвать, господин…
— Не нужно.
Жандармы сунулись через вертушку, хромированную, доходящую по грудь — но она была намертво закрыта.
— В чем дело?
— Господа, без пропуска нельзя.
Жандарм достал пропуск в здание СЕИВК заодно с удостоверением.
— Это пойдет?
— Никак нет, это пропуск не к нам.
— Он прав, господа! — раздалось за спиной.
Жандармы повернулись — невысокий, белобрысый, молодо выглядящий полковник Генерального штаба с кожаным портфелем подмышкой смотрел на них.
— Порядок есть порядок, господа — сказал полковник — у нас особый пропускной режим, это объект, охраняемый по Уложению о сохранности тайн государственных и иных. А вы кто такие?
— Слово и дело государево!
На полковника это не произвело никакого впечатления.
— В таком случае, вам нужно вызвать сюда начальника первого отдела, он имеет привилегию проводить по своему пропуску посетителей. А сейчас господа… извольте посторониться, я спешу.
Вызвали начальника первого отдела — старший группы уже с трудом мог сдерживать свое раздражение, но понимал, что бессмысленно. Из Августейшей Семьи все мужчины здесь учились, и alma mater поддержат.
Спустился генерал Прокопенко, третий отдел, контрразведка. Китель накинут на плечи, да и сам виду… помятого. Видать, разморило на жаре то…
— Господа… — вопросительно уставился он на них.
— Поговорим в кабинете — отрезал старший.
Кабинет генерала находился на втором этаже, и обустроен был неряшливо и небрежно, видимо хозяин достойной офицера аккуратности мало внимания уделял. Оно и понятное дело — всем известно, что сюда дослуживать отправляют, до пенсии благо должность генеральская, а работы почти нет.
— Татищев, третий отдел — представился старший группы — мы хотели бы узнать местонахождение курсанта Мохаммеда Хосейни. Это дело государственной важности.
— Хосейни? — недоуменно уставился на них генерал — у нас нет такого, если память меня не подводит.
— Должен быть. Давайте проверим.
Жандарм, теряя последние остатки терпения, десять минут наблюдал за тем, как генерал Прокопенко бестолково тычется в разные директории справочной системы, потом терпение у него кончилось…
— Господин генерал, разрешите, я сам посмотрю.
Компьютерные программы, которой пользовались правительственные учреждения, делались на единой платформе, потому Татищев освоился в ней почти сразу и задал пофамильный поиск. Программа дала отрицательный результат дважды, после чего он тупо пялился в монитор минуты три, прежде чем сообразил, в чем дело.
— Господин генерал, а у вас есть специальные списки? Ну, курсанты, которые записаны под другими фамилиями, чтобы сохранить инкогнито, так сказать.
— М… есть несколько дел в моем сейфе.
— Разрешите?
Вскрыли сейф — старый, выкрашенный суриком бегемот с заедающим запорным механизмом. Дело принца Мохаммеда было на самой верхней полке, поверх стопки.
— Али… Сафиуллин — прочитал Татищев и, перенеся папку на стол, ввел в программу новую фамилию. Программа выдала результат, заставивший его похолодеть.
— Благодарим за содействие.
— Э, а личное дело!? — крикнул вслед генерал.
Жандармы уже не слышали его — они бежали к выходу…
На выезде из города были пробки, поэтому до нужной им воинской части в Гатчине они добрались лишь через полтора часа. Место считалось «блатным» если использовать слова новояза, здесь проходили практику «приближенные особы», рядом — столица. Здесь их пропустили беспрепятственно, через пять минут они нашли заместителя командира части.
— Да здесь был… — сказал недоуменно майор в ответ на вопрос о курсанте от Генштаба, практиканте — изволят работать с документами. Половину штабной переписки изволили забрать и работают.
— Проживают где?
— Туточки… — майор показал на невысокое двухэтажное здание — для командированных выстроили, тут их у нас немало бывает.
— Панов, Гоглидзе — окна! — распорядился Татищев, Макарьян — останься на всякий случай здесь. Остальные — за мной!
— Да что произошло то? — удивился майор.
— Как можете охарактеризовать? — коротко спросил Татищев, когда они вчетвером вошли в подъезд.
— Как… черненький, тихий… по-русски хорошо говорит, даром что татарин. Вежливый… Работает много… из нумеров не показывается только что в штаб за документами и обратно. Он что — злоумышленник какой?
— Нет, отец. Просто поговорить надо. Где?
— Одиннадцатая…
— Ключи есть?
— Так у дежурного…
— Иди, принеси.
Когда они остались втроем, отпустив струхнувшего майора вниз, Татищев оглядел двоих своих подчиненных.
— Стрелять только в ответ. Оружием вообще не махать. Приказ брать живым, поняли?
— Так точно.
— Я первый иду. Тараки за мной. Белых остаешься у двери, страхуешь коридор.
— Так точно.
Вернулся с ключами майор, вид у него был несчастный — тоже до пенсии дослуживает, а тут на тебе…
— Куда дверь открывается?
— Наружу, ваше благородие.
— Разрешите…
Татищев перехватил связку ключей, расстегнул пиджак, чтобы при случае быстро достать пистолет. Тараки, чернявый, крепкий, носатый турок вежливо оттеснил в сторону майора, чтобы не мешал и встал следом, Белых встал еще дальше.
Жало ключа вошло в хорошо смазанный новенький замок почти бесшумно, Татищев повернул его — и почувствовал, как сработал механизм замка. Рывок на себя — и только в последний момент жандарм почувствовал, что полотно двери изнутри что-то держит. Но додумать, что может держать эту дверь, он не успел, он не был военным и не привык думать, что за каждой дверью может быть растяжка. Он успел еще распахнуть дверь — и даже на секунду увидел: комната, змеящаяся по полу леска с выдернутой чекой на конце и большой, красный газовый баллон, к которому умело прилажен стандартный запал от гранаты. Больше он ничего увидеть и понять не успел…
16 августа 2002 года
Константинополь
Аэропорт им. ЕИВ Александра Пятого
Константинополь, русский форпост на «другом» берегу Черного моря, город и русский, и не русский одновременно, вторая столица Империи. Двухмиллионный город, столица чужой, некогда одной из сильнейших в мире Империй. Взят с моря в одна тысяча девятьсот двадцатом году адмиралом Колчаком — это была первая в мире комбинированная операция в современном ее понимании, с задействование трех родов войск: флота, палубной, стратегической и морской авиации и морской пехоты. Город, который некогда был столицей Восточного Рима, город, несколько сот лет пребывающий под гнетом чужой веры и чужой религии. Город, взятие которого принесло русскому Императору титул Цезаря Рима[7], римского императора. Город, который снова стал христианским и более того — каждый год он на шесть месяцев становился столицей громадной Империи. Город, раскинувшийся по обоим берегам Босфора, помнящий свое прошлое, наслаждающийся настоящим и, в отличие от Багдада — не слишком то заглядывающий в будущее. Город, ставший основной стоянкой сил Флота Индийского Океана, где у далеко выдающихся в море причальных стенок военного причала ночуют крейсера, десантные суда и даже авианосцы. Истинно имперский, имеющий свое лицо город…
В восьмидесятые годы, после того, как два аэропорта, названные именами адмирала Колчака и Александра Четвертого перестали справляться с наплывом желающих посетить «Южный Петербург» — власти сделали решительный шаг. Аэропорт Александра Колчака стал военной базой, аэропорт имени Александра Четвертого был отдан под крупнейший в мире дирижабельный порт и терминал для особо важных персон. Новый аэропорт, названный именем недавно взошедшего на престол ЕИВ Александра Пятого строили четыре года — но в результате получилось нечто колоссальное. Десятиэтажные автомобильные стоянки, пять двадцатичетырехэтажных гостиничных башен, шесть терминалов и несколько десятков самых разных полос, включая полосу для посадки военно-космических самолетов, в мирное время используемую для приема самых тяжелых транспортников и пассажирских аэробусов. Аэропорт был построен прямо на берегу Мраморного моря и включал в себя еще и средних размеров универсальный порт. Это позволяло, прилетев на Восток на самолете тут же сесть на теплоход и отправиться дальше морем. Такое расположение аэропорта позволяло, и переваливать контейнеры, прибывающие морем на грузовые самолеты и дирижабли, которых отсюда отправлялось больше, чем пассажирских лайнеров…
Семнадцатого августа — был день Константинополя, он так и назывался — день Константинополя, потому что именно в этот день русские морские пехотинцы подняли русский флаг над Долмабахче, султанским дворцом на берегу моря, высадившись ночью со штурмовых лодок. Кто-то этот праздник праздновал, кто-то нет, годов до тридцатых, до окончательного замирения в этот день обычно начинались поджоги и погромы. Сейчас — это был просто праздник с театрализованным представлением, Константинополь, как и большая часть побережья, обрусела, и турки в смысле интегрированности в русскую жизнь напоминали тех же татар. Сегодня же, шестнадцатого августа была пятница — в Константинополе по традиции это был выходной день. Выходным обещало быть и воскресение — перенесли с семнадцатого — потому в аэропортах, на дорогах было не протолкнуться. Три дня отдыха в августе — кто-то с семьей едет в короткий круиз по мраморному морю, кто-то — садится на дирижабль и на черноморское побережье, ну а кто-то — в самолет, чтобы повидать семью в Санкт-Петербурге, Москве или Казани. Десятки тысяч людей считали время до отправки самолета или дирижабля. Пять человек считали минуты, отделяющие их от встречи с Аллахом.
В одном из бесчисленного множества вспомогательных помещений аэропорта, которое находилось на ремонте, и поэтому было пустым — сидели пять человек. Это были молодые люди, с курчавыми темными волосами и черными глазами, самому старшему из них было двадцать восемь, а самому младшему — восемнадцать. Они стояли на коленях и их лица были обращены к кибле[8], отметке, сделанной мелом на стене. Они творили молитву Аллаху, искренне ища его милости и бакакята[9].
Бисми Лляхи, таваккяльту Єаля Лляхи, ва ля хауля ва ля куввата илля би-Лляху. Аллахумма, ин-ни аЄузу би-кя ан адилля ау удалля, ау азилля, ау узалля, ау азлима, ау узляма, ау аджхаля, ау йуджхаля Єаляййа. Аллахумма, ин-ни аЄузу би-кя ан адилля ау удалля, ау азилля, ау узалля, ау азлима, ау узляма, ау аджхаля, ау йуджхаля Єаляййа…[10]
Все они родились и выросли в Российской Империи и были полноправными подданными Его Величества, все они ходили не в медресе, а в светскую школу, все они получили должное образование, трое из пяти работали, еще двое учились. Ни один из них не подвергался насилию со стороны государственных структур, а отец одного из них — даже был главным инженером на нефтеприисках, и мог себе позволить виллу на берегу Мраморного моря. И, тем не менее — все пятеро были фанатиками, готовыми отдать, не раздумывая свои жизни во имя торжества Халифата, принять шахаду и попасть в рай.
Это было новое поколение джихадистов. Эти — не помнили, что когда-то была независимая Османская Империя. Эти — не подвергались никакому насилию и не вставали на джихад из потребности свершить кровную месть по отношению к русскому государству или к отдельным подданным. Эти — не были нищими и не вставали на джихад из-за нищеты. Просто — они верили в то, что делают и считали, что поступают правильно…
Когда они сотворили положенное ду’а — заговорил Ахмед. Он был самым старшим из них — двадцать восемь лет, и он был работником аэропорта. Благодаря ему, и еще одному человеку, удалось пройти в закрытую зону и всем остальным. Ахмед был самым старшим из них, самым опытным — и каждого из оставшихся четверых он лично привел в исламский комитет.
— Братья мои… — сказал Ахмед — сердце мое переполняется от любви к вам, и ко всем моджахедам, что сейчас делают джихад против неверных. Время неверия, время покорности, время ширка и поклонения тагуту завершилось. Пришло время действовать. Мы все грешны, Аллах тяжело карает нас за наши грехи и грехи наших отцов. Наша земля, где мы когда-то были полноправными хозяевами — находится под пятой кяффиров, а мы все — для них рабы. Когда-то давно, полумесяц властвовал от южных морей и до большого северного океана — теперь на нас плюют. Все это — расплата, за асабию, за грех ширка, за трусость. Когда-то вся земля русистов была нашей — сейчас им принадлежит наша земля.
Но время сокрытия закончилось! Каждый из нас должен внести свой вклад, каждый из нас должен пролить свою кровь за совершенство таухида во всем мире, каждый абд’Аллах[11] должен принести и положить свою душу перед Господом миров, доказывая серьезность своей веры. Нас мало, но от нашей решимости умереть во имя Аллаха содрогнутся сердца миллионов, то, что мы сделаем — будет лучшим из ибадатов[12], как лучшим из ибадатов, самым угодным из всех является газават[13]. Я верю в вас, браться мои, в вашу силу и в вашу решительность и верю в то, что рано или поздно — я встречусь с вами в раю, где мы будем вместе с братьями, которых мы не знали, и которые, так же как и мы вышли и погибли на пути джихада. Аллаху Акбар!
— Аллаху Акбар!!!
Примерно через полчаса — небольшой тягач подкатил к борту 1–1–4 «Константинополь — Санкт Петербург» несколько больших контейнеров. В таких контейнерах, которые специально и формой и размерами подходили под фюзеляж самолета — на борт доставили вещи пассажиров, питание, и некоторые другие грузы, владельцы которых оказались достаточно состоятельными, чтобы раскошелиться на перевозку их именно таким образом. Водитель тягача отцепил поезд с контейнерами и покатил по своим делам — а через несколько минут подоспевший погрузчик и несколько уставших рабочих аэропорта — перегрузили в контейнеры в готовящийся к отлету самолет. Контейнеры были запломбированы. Еще один контейнер — был с продуктами для пассажиров, его поставили так, чтобы его можно было открыть с кухни.
— Алия! Алия!
Алия, одетая в форму «Северо-западных линий» восхитительная брюнетка, немного не дотягивающая ростом до модельного стандарта, всего сто семьдесят, но компенсирующая это безупречной фигурой 92–59–92 — обернулась на зов.
— Да, Владимир Дмитриевич…
Пожилой, в насыщенно-синей летчицкой форме первый пилот, Владимир Дмитрухин недовольно смотрел на Алию.
— Что с тобой сегодня?
— Нет… ничего.
— Трап уже убрали. Закрывайте, давайте быстрее, у нас окно десять минут.
— Да, Владимир Дмитриевич, сейчас.
Окинув в последний раз взглядом сверкающее стеклом и полированной сталью здание авиавокзала, Алия потянула за ручку — и толстенная дверь с легким шипением встала на место. Она повернула ручку, загерметизировав салон и законтрила ее, потом посмотрела на панель индикаторов. Индикатор помигал, затем загорелся зеленым — герметичность обеспечена.
Можно лететь.
Алия вышла в салон огромного, пассажирского двухпалубного экспресса, они летали между двумя столицами Империи каждые три часа, перевозя за раз четыреста десять пассажиров в трех классах: высшем, бизнес-классе и туристическом классе. Экономического класса — на этом маршруте не было вовсе, экономическим летали другими самолетами, другими авиакомпаниями.
Самолет был настолько большим и современным, что когда он был на земле — не было понятно, они уже начали выруливать или все-таки стоят на месте — но по едва уловимым признакам она поняла, что самолет уже сдвинулся с места, они выруливали на взлетную.
По рядам шли стюардессы, расспрашивали пассажиров, все ли в порядке, помогали пристегнуться, профессионально улыбались всем и каждому. Алия была старшей стюардессой, ей уже не нужно было этого делать. Одному Аллаху ведомо, сколько она шла к своей цели, и сколько ей пришлось вынести ради этого.
Лестница для стюардесс, которая вела с первого этажа самолета на второй, была по центру салона, там же располагалась самая кухня для высшего класса и салон отдыха для стюардесс — на этом самолете места было навалом, не то, что на старых моделях. Алия направилась туда, чтобы в последний раз вознести…
— Извините, сударыня…
Алия сбилась со своих мыслей, посмотрела на того, кто обратился к ней. Ну конечно… высший класс, как же иначе. Те, кто переплачивает за билеты впятеро, считают, что купили всех и вся и ее в том числе. Но тут…
Светловолосый мужчина, где-то между тридцатью и сорока — Алия отметила почти незаметные шрамы у бровей, чуть сплющенный нос, видимо, занимался каким-то видом рукопашного боя — доброжелательно и с интересом смотрел на нее из того роскошного кожаного чудовища, которое в высшем классе называлось креслом.
Мальчишеская улыбка. Пряжка ремня в руке.
Поделиться книгой: