Основные пункты социального вопроса в жизненных необходимостях настоящего и будущего

Характерные черты нашей эпохи, объясняющие также и характерные особенности нашего социального вопроса, можно определить так: экономика, движимая развитием техники и капиталистический строй, действуя с некой, как бы природной, закономерностью, сформировали современное общество, придав ему определенную внутреннюю структуру. Внимание людей приковано к развитию техники и капиталистической экономики; и слишком мало внимания уделяется другим частям, другим областям социального организма. А между тем для оздоровления всего социального организма в целом необходимо правильно определить не только сферу экономической деятельности, но и сферы деятельности других областей общественной жизни.

Чтобы наглядно пояснить тот метод широкого, всестороннего рассмотрения социальной проблемы, который положен в основу настоящей книги, я позволю себе одно сравнение. Необходимо подчеркнуть, что здесь имеется в виду именно сравнение; его цель — лишь помочь человеческому разуму правильно распознать направление пути, ведущего к оздоровлению социального организма.

Посмотрим на сложнейший биологический организм — организм человека. В сущности, его строение представляет собой три совместно действующие системы, каждая из которых обладает известной самостоятельностью. Эти три совместно действующие системы можно охарактеризовать приблизительно так: в живом человеческом организме существует, во-первых, особая организация, охватывающая жизнь нервов и органов чувств. Эту область по важнейшему ее члену, являющемуся центром нервной деятельности и органов чувств, можно назвать головной системой в организме человека.

Чтобы подойти к всестороннему пониманию человеческого существа, второй его составной частью надо признать то, что я хотел бы назвать ритмической системой организма. Сюда относится все, связанное с дыханием и кровообращением, все ритмические процессы, происходящие в организме.

К третьей системе можно отнести органы и функции, непосредственно связанные с обменом веществ.

Во взаимодействии этих трех систем, органически между собою связанных, и заключается то, что составляет здоровую жизнедеятельность человеческого организма.[5]

Эту трехчленность телесного существа человека я уже характеризовал в книге «О загадках души» — по крайней мере, в общих чертах — в полном соответствии с теми данными, которыми уже теперь располагает научное естествознание. Несомненно, дальнейшие достижения биологии, физиологии и других наук, поскольку они касаются человека, должны в ближайшее время подойти к представлению о человеческом организме как о совокупности трех систем: головной, циркулярной или грудной и системы обмена веществ — такой совокупности, в которой общий процесс жизнеобеспечения поддерживается и развивается именно потому, что каждая из этих систем обладает известной самостоятельностью, что абсолютной централизации в человеческом организме не существует, и что каждая из этих систем имеет свои особые, автономные связи с внешней средой. Головная система осуществляет эти связи через органы чувств, циркулярная или ритмическая система — через дыхание, а система обмена веществ — через органы питания и движения.

Такой взгляд на существо человеческого организма, почерпнутый из основ духовноведения и прилагаемый здесь к выяснению естественнонаучной проблемы — проблемы жизнедеятельности организма, — не может еще в настоящее время рассчитывать на всеобщее признание в рамках существующей науки, в пределах применяемых ею методов научного исследования. Как бы ни было желательно такое признание в интересах дальнейших успехов науки, нельзя не видеть, что нам, с нашими навыками мышления, со всем нашим строем представлений о мире, еще не под силу полностью охватить и осознать то, что действует в человеческом организме, например, как внутреннее существо жизни природы.

Легко, конечно, сказать: «Ну что же, с естествознанием можно и подождать, пусть оно постепенно приблизится к вашим идеям, когда-нибудь оно придет к признанию ваших методов исследования.» Но когда речь идет об исследовании социального организма и особенно о практике социальной жизни — нельзя ждать. Здесь уже не только в сознание специалистов-ученых, но в сознание всех людей — так как все люди участвуют в жизни социального организма — должно проникать, хотя бы сначала только инстинктивно, представление о том, что именно нужно для блага этого социального организма. Здоровое мышление и чувство, здоровая воля к социальной деятельности могут развиваться лишь при наличии — пусть не полностью осознанного, как бы инстинктивного — представления о том, что здоровый социальный организм должен быть таким же трехчленным, как организм природный.

Со времени появления книги Шеффле о строении общественного организма[6] неоднократно проводились различные аналогии между биологическим организмом, скажем, организмом человека, и человеческим обществом как таковым. Доискивались, что именно в социальном организме соответствует отдельной клетке, клеточной структуре, различным видам тканей и т. д.! В недавно появившейся книге Мерея «Мировая мутация»[7] автор попросту переносит определенные естественнонаучные факты и законы в область общественной жизни людей, прилагая их к тому, что он называет «общественным организмом». С подобными попытками, со всей этой игрой в аналогии настоящая книга не имеет абсолютно ничего общего. Увидеть и здесь такую же игру аналогиями между биологическим организмом и организмом общественным — значит пройти мимо самой основы предлагаемого метода. Автор далек от намерения перенести в область социального организма выводы, относящиеся к фактам естествознания. Здесь имеется в виду совсем другое: надо, чтобы человек, рассматривая жизнь биологического организма как в непосредственном восприятии, так к в мышлении, научился бы распознавать в нем принципы его жизнеспособности. А усвоенный таким образом способ восприятия мог бы применить и к изучению жизни социального организма. Если же мы попросту, как это часто делается, будем прилагать выводы, почерпнутые из изучения биологических организмов, к социальному организму, то лишь докажем этим свою неспособность рассматривать социальный организм как таковой, во всем его своеобразии, исследовать его собственные законы жизни, как это признается необходимым при исследовании биологических организмов. С момента, когда мы действительно объективно, подобно естествоиспытателю, обращающемуся к биологическому организму, подойдем к изучению социального организма во всем его своеобразии, чтобы исследовать его собственные законы жизни — с этого момента, перед лицом величайшей серьезности рассматриваемой проблемы, должна полностью отпасть пустая игра в аналогии.

Читатель может также подумать, что в основе всего вышеизложенного лежит мысль о возможности сознательно «построить» социальный организм согласно некой отвлеченной теории, заимствованной из естествознания. Но в действительности все здесь сказанное глубоко чуждо такой точке зрения. Совсем другое имеется здесь в виду. В настоящий исторический момент человечество переживает глубокий кризис. Для преодоления его необходимо, чтобы в сознании людей, в сознании каждого человека возникали и развивались социально положительные чувства и восприятия, и чтобы это развитие также стимулировалось всей системой воспитания и образования, как теперь, например, стимулируется овладение четырьмя действиями арифметики. «Социальные инстинкты», т. е. те силы, которые до сих пор, не доходя до сознания людей, созидали прежние формы социального организма, в дальнейшем должны утратить свою действенность. В нашу эпоху в жизнь человечества вступают новые импульсы исторического развития — импульсы сознания. И под действием этих импульсов складывается положение, когда от каждого человека потребуется развитие определенных социально положительных чувств и восприятий по отношению к миру и обществу, подобно тому, как в нашу эпоху от каждого человека уже давно требуется определенное школьное образование. Отныне от каждого человека потребуется, чтобы он научился правильно воспринимать действие тех положительных сил социального организма, которые поддерживают его жизнеспособность и здоровую жизнедеятельность. Среди людей все больше должно распространяться сознание, что человек, включающийся в социальный организм без такого рода положительных чувств и восприятий, совершает нечто нездоровое, антисоциальное.

Много говорится теперь о «социализации» как о настоятельной необходимости нашей эпохи. Но такого рода социализация — знахарство, а не подлинно целительное средство. Оно может оказаться и совсем разрушительным, если в человеческие души не проникнет хотя бы смутно инстинктивное сознание необходимости трехчленного устройства общества. Для своей здоровой жизнедеятельности социальный организм нуждается в закономерном развитии всех трех областей или членов общественной жизни.

Один из этих членов — экономическая жизнь общества. Мы должны начать с ее рассмотрения, т. к. совершенно очевидно, что в связи с развитием техники и капиталистического производства именно экономические отношения, экономика особенно глубоко внедрились в человеческое общество и господствуют над всей его жизнью. Экономическую систему надо признать самостоятельным членом социального организма, таким же относительно самостоятельным, как относительно самостоятельна нервная система и органы чувств в человеческом организме. Экономическая система имеет дело со всем тем, что относится к производству, обмену и потреблению товаров.

Второй член социального организма охватывает всю область публичного права, т. е. политическую жизнь, все то, что в духе старых понятий о правовом государстве можно назвать областью собственно государственных отношений. Если экономика имеет дело со всем тем, в чем человек нуждается и что он потребляет из продуктов природы и из продуктов производства, т. е. с товарами, товарообращением и потреблением, то во втором члене социального организма мы имеем дело с отношениями между людьми, как таковыми, с отношениями человека к человеку. Для правильного понимания трехчленности социального организма чрезвычайно важно уяснить различие между правовой системой, имеющей дело только с чисто человеческими отношениями, с отношениями человека к человеку, с одной стороны, и системой экономики, имеющей дело только с производством, обращением и потреблением товаров, с другой. Это различие надо ощутить в самой жизни, чтобы следствием такого ощущения явилось представление о необходимости функционального разделения экономической и государственно-правовой организации общества, подобно тому, как в организме человека функции легких, перерабатывающих поступающий извне воздух, отделены от функций нервной системы и органов чувств.

К третьему члену социального организма, обладающему такой же относительной самостоятельностью, как и два первых, принадлежит все то, что относится к духовной жизни людей. Однако выражения «духовная культура» или «все, что относится к духовной жизни людей» — недостаточно точны. Третий член социального организма можно определить точнее: сюда относится все, что основывается на прирожденных дарованиях и способностях отдельных человеческих индивидуумов, все, что должно включаться в социальный организм на основе индивидуальных — как духовных, так и физических — способностей отдельных людей. Если экономическая система призвана доставлять человеку все, в чем он нуждается для материальной связи с внешним миром, а правовая система призвана доставлять ему все, что нужно для взаимоотношений между людьми, равными по своей природе, то третий член социального организма призван иметь дело со всем тем, что проистекает из индивидуальных способностей людей и что должно включаться в социальный организм именно на этой основе — на основе индивидуальных одаренностей людей.

Если верно, что характерные черты нашей общественной жизни исторически сложились в ходе развития новейшей машинной техники и капитализма, то столь же верно, что для исцеления бедствий, причиненных этим развитием человеческому обществу, необходимо прежде всего установить правильное соотношение трех членов социального организма, как для каждого человека в отдельности, так и для человеческого общества в целом. Существующие формы экономической жизни сложились сами собой, на основе своих определенных закономерностей. Именно в силу такого одностороннего развития экономические отношения и оказывают столь определяющее воздействие на все области человеческой жизни. Два других «члена» общественной жизни до сего времени не имели возможности развиваться с такой же естественностью и включаться в целостный общественный организм на основе своих собственных, присущих им закономерностей. Для их здорового развития необходимо, чтобы под действием тех новых социально положительных чувств и восприятий, о которых было сказано выше, каждый человек на занимаемом им месте в обществе ощущал бы и осуществлял в своей жизни эту тройственную расчлененность. Ибо в духе предлагаемого здесь способа решения социального вопроса у каждого отдельного человека есть своя особая задача в социальной жизни нашей эпохи и ближайшего будущего.

Первый член социального организма — экономика — развивается на основе природных условий, подобно тому, как каждый отдельный человек в процессе обучения, воспитания, в ходе самой жизни развивается на основе своих природных — духовных и физических — свойств. Эта природная основа накладывает свою печать на экономику, а тем самым и на всю жизнь общества. Она существует как данность, прежде какой бы то ни было социальной организации и помимо нее. На этой природной основе неизбежно строится вся жизнь социального организма, подобно тому, как воспитание человека строится на основе его природных дарований в той или иной области, на основе его физических и духовных способностей. Любая социализация, любая экономическая организация не может не учитывать природных условий среды. Ибо в основе всякого товарообращения, и всякого человеческого труда, и всякой культуры лежит в качестве первоначального элемента некая часть природы, к которой человек в своей деятельности прикован. Социальный организм точно также зависит от своей природной основы, как каждый человек в процессе обучения зависит от своих природных способностей. Сказанное можно лучше всего уяснить на крайних примерах: в тех местностях земного шара, где бананы являются легко доступным предметом питания, требуются все же определенные затраты труда, чтобы доставить бананы от места произрастания до места назначения и превратить их таким образом в предмет потребления. Но сравните затраты труда, необходимые для превращения банана в предмет потребления, с теми затратами труда, которые требуются, например, у нас в Средней Европе, чтобы вырастить пшеницу и довести ее до потребителя. По самым скромным подсчетам производство бананов требует в триста раз меньше труда, чем производство пшеницы.

Разумеется, это крайний случай. Но подобные различия, касающиеся необходимых затрат труда в зависимости от природных условий, имеются также и в других отраслях производства, в пределах какой-либо одной страны. Может быть, не столь резкие, как в примере с бананами и пшеницей, но эти различия существуют. Таким образом, экономической организации присуща определенная зависимость между ее природной средой и той мерой труда, которую человек должен внести в экономический процесс. Так, например, в Германии, в районах со средней урожайностью пшеницы урожай этой культуры по сравнению с посеянной пшеницей обычно получают в соотношении один к семи, один к восьми, в Чили — один к двенадцати, в Северной Мексике — один к семнадцати, а в Перу даже один к двадцати (См. Jentsch, Volkswirtschaftslehre, S. 64).[8]

Весь этот взаимосвязанный комплекс, вся эта цепь процессов, которые начинаются с отношений человека к природе и продолжаются в трудовой деятельности, во всем, что человек должен сделать, чтобы продукты природы превратить в предметы потребления, все эти процессы — и только они — составляют в здоровом социальном организме его экономическую систему.

Экономическая система включена в состав социального организма подобно тому, как головная система, от которой зависят индивидуальные свойства человека, включена в его телесный состав. И подобно тому, как деятельность головной системы связана с деятельностью легких и сердца, так и деятельность экономической системы общества связана с приложением человеческого труда. Как голова не может прямо и непосредственно распоряжаться процессами дыхания, так и трудовая деятельность человека не должна непосредственно подчиняться силам, действующим в самой экономической системе.

В сферу экономических отношений человек включается через свои интересы, основа которых заложена в его телесных, душевных и духовных потребностях. Каким именно образом люди могут найти в социальном организме наиболее полное удовлетворение своих интересов — так, чтобы каждый человек, получая от социальной организации все, что ему нужно, сам в то же время наиболее полезным и целесообразным способом участвовал в экономической жизни — в этом и заключается проблема, которая должна практически решаться учреждениями, составляющими экономическую систему общества. Для этого нужно прежде всего, чтобы человеческие интересы могли действительно свободно проявляться и развиваться, и чтобы в общественной жизни людей существовали и стимулы, и возможности заниматься деятельностью, необходимой для удовлетворения этих интересов. Интересы человека сами по себе зарождаются за пределами собственно экономических отношений; они возникают в процессе развития его душевного и телесного существа. Создание же учреждений, служащих для удовлетворения этих интересов, и составляет задачу экономической организации общества. Экономические учреждения могут иметь дело только с производством и обменом товаров, т. е. тех благ, ценность которых обусловливается потребностями человека. Товар получает свою ценность от человека, который его потребляет.[9] Благодаря тому, что ценность товара связана с интересами потребления, процессы производства товаров и товарообмена совершенно иначе включаются в социальный организм, чем все то, что имеет ценность для человека не как потребителя, а как члена общества. Стоит лишь без всякой предвзятости рассмотреть экономические отношения людей, охватывающие производство, обмен и потребление товаров, чтобы заметить существенную разницу между отношениями людей, возникающими там, где один производит товар для другого, и теми правовыми отношениями, в которых они выступают как члены человеческого общества. Важно не только заметить эту разницу, но и осознать вытекающий отсюда практический вывод: правовые отношения людей должны быть полностью независимыми от экономических. В кругу экономической деятельности, из тех отношений, которые возникают в процессе производства и обмена товаров, не могут непосредственно родиться наилучшие импульсы, направляющие сознание людей к тем более высоким формам правоотношений, которые должны существовать между людьми в соответствии с их человеческим достоинством. На почве экономических отношений человек обращается к другому потому, что один служит интересам другого; отношение же одного человека к другому на почве права имеет основы, в корне отличные от экономических.

Может показаться, что это различие, диктуемое самой жизнью, достаточно осознано и принимается во внимание в современном обществе, поскольку в организации самих экономических учреждений — промышленных предприятий, например, — предусматриваются взаимные права и обязанности участвующих в них людей. Однако такое мнение>не имеет корней в действительной жизни. Правовое отношение, связывающее человека с человеком, только тогда может правильно осознаваться в своей особой природе, когда оно рождается не из экономических отношений, а вырастает на совершенно иной почве. Поэтому в здоровом социальном организме, наряду с областью экономической жизни, должна существовать и развиваться независимая от нее самостоятельная область правовой жизни общества. Здесь, в этой отрасли социальной организации, должны создаваться и регулироваться правовые отношения человека к человеку. Эта область правовых отношений является, собственно, областью политической жизни общества, его государственной организацией. Если же экономические интересы, которым люди должны служить в своих экономических учреждениях, вносятся в законодательство и в государственное управление, то возникающие таким путем правоотношения являются лишь выражением этих экономических интересов. Также и в тех случаях, когда государство само становится экономической хозяйственной организацией, оно теряет свою правосозидательную функцию, утрачивает способность регулировать человеческие отношения на основе права. Ибо в таком случае его мероприятия и учреждения неизбежно становятся средством удовлетворения товарно-потребительских интересов людей. А тем самым они отклоняются от следования тем импульсам, под действием которых складываются понятия о праве и справедливости.

Для здоровой жизнедеятельности общества необходимо, чтобы в нем, наряду с экономической системой, существовала бы, в качестве второго самостоятельного члена социального организма, независимая от экономики, политико-государственная система. В автономной экономической организации, под действием закономерностей, свойственных самой экономической жизни, будут слагаться учреждения, способные наилучшим образом служить интересам потребления — производству и обмену товаров. В политической же, государственной организации, свободной от экономических воздействий, должны слагаться учреждения, в которых взаимоотношения между отдельными людьми и группами людей смогут развиваться, следуя своим собственным законам — законам человеческого правосознания.

Изложенная здесь идея полного отделения государственно-правовых отношений от экономических вытекает из подлинной человеческой жизни. Этого не сознают те, кто стремится объединить обе эти области человеческих отношений воедино. Разумеется, все люди, занятые экономической деятельностью, обладают в то же время правосознанием. Но осуществлять законодательные и административные функции, исходя только из правосознания, а не из экономических интересов, люди смогут лишь в том случае, если эта правосозидающая деятельность получит особую организацию в виде государственно-правовой системы, не участвующей, как таковая, в экономической жизни общества. Правовое государство должно иметь свои собственные законодательные и административные учреждения, построенные на принципах, присущих правосознанию нашей эпохи — на принципах, называемых ныне принципами демократии. Экономическая же система должна строить свои регулирующие и управляющие учреждения на иных принципах, на принципах, вытекающих из закономерностей, присущих экономической жизни. Необходимые связи и сношения между руководствами этих двух систем могут осуществляться приблизительно так, как ныне осуществляются сношения между правительствами суверенных государств. Именно благодаря функциональному разделению этих двух систем деятельность каждой их них получит возможность оказывать необходимое и благотворное влияние на деятельность другой. Препятствия для такого правильного двустороннего взаимовлияния создаются как раз там, где одна область стремится в самой себе развить силы, которые закономерным образом должны притекать к ней от другой.

Экономическая жизнь, с одной стороны, подчинена природным условиям — климатическим, географическим, почвенно-климатическим и т. д. С другой стороны, она зависит от правоотношений, устанавливаемых государством, между людьми и группами людей, участвующих в экономической деятельности. Этим определяются границы, в пределах которых может и должна развиваться экономическая деятельность общества. Природа создает материальные условия общественной жизни, которые сами по себе лежат за пределами экономики; в своей экономической деятельности человек должен принимать их как некую первичную данность, на основе которой он только и может строить свое хозяйство. Точно также и правоотношения между людьми в их хозяйственной деятельности, регулируемые государством, создают определенный правопорядок; по отношению к экономической жизни общества он существует и действует, как некая независимая от экономики данность, подобно независимой от экономики данности природных условий.

В современном социальном организме, сложившемся в ходе исторического развития человечества, в ходе развития машинной техники и капиталистического экономического строя, определивших также и характер социального движения нашей эпохи, область экономики охватывает гораздо более обширный круг отношений, чем это необходимо в здоровом социальном организме. В настоящее время в экономический кругооборот, где должны обращаться только товары, вовлечена также рабочая сила, вовлечены права. В современной экономической системе, основанной на разделении труда, обмениваются не только товар на товар: посредством такого же экономического процесса в ней обмениваются товары и труд, товар и право. (Товаром я называю то, что в результате тех или иных человеческих действий приведено в такое состояние и доставлено в такое место, где оно может стать предметом потребления. Это определение, может быть, покажется ученым экономистам неприемлемым или недостаточным, но для понимания истинных границ, очерчивающих область экономической жизни, оно может быть полезно).[10] Продажа земли должна рассматриваться как обмен земельного участка на товары, выступающие в форме денежной суммы, уплаченной за землю. Однако земельный участок, сам по себе, не является предметом потребления, не является товаром. В экономический оборот вовлекается здесь право человека на использование данного участка. Право собственника, связывающее человека с земельным участком, по самому существу своему отличается от правоотношения производителя к произведенному им товару. Это последнее не заключает в себе тех элементов, благодаря которым земельная собственность вторгается в область совсем других отношений, отношений человека к человеку, которые возникают в силу исключительного права пользования землей. Люди, работающие на данном участке для своего пропитания или живущие на нем, попадают в зависимость от земельного собственника. При обмене же настоящих товаров, т. е. благ, которые производятся и потребляются, подобных отношений зависимости между индивидуумами не возникает.

Стоит только без всякой предвзятости обратиться к этим фактам простого жизненного опыта, и нам станет ясно, что они должны найти свое выражение в построении здорового социального организма. Пока в экономическом кругообороте обмениваются товары на товары, их стоимости формируются вне зависимости от правовых отношений между отдельными людьми и группами. Но там, где в обмен товаров вмешивается право, где товар обменивается на право — как при покупке земли, например, — затрагиваются правовые отношения людей. Дело здесь не в товарообмене как таковом. Он — необходимый жизненный элемент современного, основанного на разделении труда социального организма; но дело в том, что через обмен права на товар само право становится товаром, поскольку право здесь возникает внутри самой экономической жизни. Предотвратить это превращение права в товар можно лишь в том случае, если в социальном организме будут созданы двоякого рода институты: с одной стороны, институты, задача которых заключается только в том, чтобы целесообразнейшим образом организовывать кругооборот товаров, а с другой стороны — институты, регулирующие права, принадлежащие людям — участникам процессов товарообмена, права производителей, посредников-торговцев и потребителей. Такого рода права, связанные с товарообменом, по существу ничем не отличаются от прав, возникающих из других отношений между людьми, вне связи с экономическим кругооборотом. Если человек причиняет другому вред или, напротив, приносит пользу путем продажи товара, то в моральном и социальном отношении эта продажа имеет точно такое же значение, как любое другое, не связанное с товарооборотом действие, посредством которого один человек вредит другому или, напротив, приносит ему пользу.

Каждый человек испытывает в своей жизни воздействия, исходящие от существующего в данном обществе правопорядка, с одной стороны, и воздействия чисто экономического характера, с другой. В здоровом социальном организме те и другие должны получить различные, присущие их природе, формы. В экономической организации действия руководящих лиц должны определяться близким знакомством с данной отраслью экономической деятельности, опирающимся на специальную подготовку данного лица и на приобретенный в ней опыт. В правовой же организации, в ее законодательных и административных мероприятиях, должны реализовываться те отношения между людьми и группами людей, которые вытекают из требований общечеловеческого правосознания. В экономической организации трехчленного общества люди будут объединяться в союзы, связанные, например, общностью профессии, или потребительскими интересами, или иными общими интересами и задачами. В многостороннем взаимодействии подобного рода союзов будет складываться их общее хозяйство — экономическая организация общества. Эта организация будет строиться на ассоциативной основе и на отношениях ассоциаций между собой. Ассоциации будут развивать только чисто экономическую деятельность. Правовую же основу, на которой они работают, обеспечит правовая организация. Поскольку такие экономические ассоциации получат полную возможность отстаивать свои интересы в представительных и административных органах самой экономической системы, отпадет их стремление участвовать в работе законодательных или административных органах правового государства (как, например, союз землевладельцев, партия промышленников или социал-демократическая партия со своей экономической программой), чтобы в них добиваться того, чего они не могли бы достигнуть в рамках экономической системы. Если же правовое государство полностью откажется от всякой экономической деятельности, оно сможет создавать и поддерживать правопорядок, опираясь только на правосознание созидающих его людей. Тогда, если даже в представительных органах государства — что само собой разумеется — будут заседать те же лица, которые участвуют и в экономической жизни общества, то все же, благодаря полному функциональному разделению правовой и экономической организаций, будет уничтожено пагубное подчинение права влияниям экономики. Это подчинение разрушает социальный организм как там, где государство берет в свои руки выполнение тех или иных хозяйственных функций, так и там, где представители экономических организаций руководят законодательной деятельностью государства.

Типичным примером сращения права и экономики может служить австрийская избирательная система 60-х годов XIX века. Члены рейхстага избирались по четырем куриям, представляющим четыре отрасли экономики: крупное землевладение, торговые палаты, города и промышленные поселения, сельские общины. Ясно, что при таком составе правящего государственного органа правосозидающая деятельность государства — по мысли авторов конституции — должна складываться под воздействием экономических отношений. Несомненно, совершившийся на наших глазах распад Австро-Венгерской империи объясняется прежде всего сепаратистскими тенденциями составлявших ее национальностей. Однако столь же несомненно, что и сращенность правовой и экономической организации играет немалую роль: самостоятельная — в духе «трехчленности» — государственно-правовая организация, действующая независимо от экономических интересов, могла бы и здесь — в условиях многонационального государства — создать правопорядок, основанный на общечеловеческом правосознании, при котором содружество национальностей стало бы возможным.

Люди, интересующиеся в настоящее время вопросами общественной жизни, занимаются большей частью проблемами, имеющими лишь второстепенное, частное значение. Причина — в укоренившейся привычке рассматривать социальный организм как нечто по существу монолитное. Для такого монолитного образования нельзя, например, подобрать соответствующей ему избирательной системы. Ибо при любой избирательной системе в представительных органах такого слитного, нерасчлененного общества экономические интересы неизбежно будут сталкиваться с требованиями правосознания. А из этих столкновений должны рождаться потрясения, расшатывающие весь социальный организм. Поэтому бесполезно заниматься такого рода частичными реформами. Во главу угла всех социальных преобразований в настоящее время необходимо поставить одну цель — радикальное разделение экономической и правовой организации общества. По мере углубления процесса разделения обе организации, опираясь на присущие им собственные закономерности, сами найдут наилучшие способы выбора и назначения своих законодателей и управителей. По сравнению с действительно первоочередными задачами современности вопросы, касающиеся выборов, хотя и очень значительные сами по себе, должны все же отойти на второй план. Там, где старые порядки еще сильны, следует вести работу в нужном направлении, оставаясь на почве существующих установлений. Там, где старый порядок уже разрушен или находится в состоянии распада, отдельные лица и объединения должны взять на себя инициативу создания новых общественных организаций в духе намечаемого преобразования всей социальной жизни. Решительное преобразование всех социальных отношений «одним махом» считается теперь, даже в социалистических кругах, утопией. Свою программу оздоровления социальной жизни социалисты рассчитывают провести путем постепенных, «практически обоснованных» реформ. Однако все, кто не ослеплен застарелыми предубеждениями, не могут не видеть, что факты современности неопровержимо доказывают созревшую в ходе исторического развития неотложную необходимость нового социального строя.

Кто признает «практически обоснованными» лишь мероприятия, не выходящие из узкого круга привычных представлений, сочтет все здесь сказанное «непрактичным». Если такой человек не изменит своих взглядов, то, даже пользуясь в какой-либо области общественной жизни значительным влиянием, он ничем не сможет помочь оздоровлению социального организма; больше того — он посодействует его дальнейшему разрушению, подобно тому, как люди его образа мыслей уже содействовали возникновению современной ситуации.

Давно уже наметившаяся в правящих кругах тенденция к передаче ряда отраслей экономической деятельности (почта, железные дороги и пр.) в руки государства должна быть заменена противоположной тенденцией, тенденцией к освобождению всей экономической деятельности из области политикогосударственных отношений. Наши новые государственные деятели, убежденные, что их социальные идеи направляют человечество на путь истинного оздоровления социальной жизни, лишь доводят до крайних выводов тенденции своих предшественников к огосударствлению экономической жизни общества. Они стремятся к полному огосударствлению материальных средств экономики, к огосударствлению средств производства. Но действительно здоровое развитие общества должно привести к полной самостоятельности экономической системы. Политическая, государственная система получит тогда возможность через созидаемый ею правопорядок влиять на экономические отношения людей таким образом, чтобы положение, занимаемое каждым человеком в социальной организации, не вступало в противоречие с его правосознанием, с его чувством человеческого достоинства.

Изложенные здесь идеи основаны на подлинных закономерностях человеческой жизни. Чтобы убедиться в этом, рассмотрим положение труда в современном обществе. В условиях капиталистической экономики та работа, которую человек, используя свою физическую рабочую силу, выполняет для общества, включается в социальный организм путем купли-продажи: работодатель покупает у работника его труд. Деньги (как эквивалент товаров) обмениваются на труд. Но в действительности такой обмен невозможен, он — только видимость.[11] Реально работодатель получает от работника тот товар, который может быть изготовлен, если работник вложит в производство свою рабочую силу.[12] Часть стоимости произведенного товара получает работник, другую — работодатель. Производство товара — результат взаимодействия работодателя и работника. Только продукт их совместной деятельности — товар — способен вступать в экономический кругооборот, кругооборот товаров.

Для производства товаров необходимо некое правовое отношение между предпринимателем и работником. Но в условиях капиталистической экономики содержание этого правового отношения (прежде всего количество и характер работы и размеры оплаты) слишком часто определяется экономическим перевесом силы на стороне работодателя. В здоровом социальном организме должна обнаружиться очевидная нереальность экономического обмена труда на товар, невозможность покупать и оплачивать труд. Ибо сам труд как таковой не может быть экономическим эквивалентом товара: он не обладает потребительской стоимостью, сравнимой со стоимостью товара. Лишь созданные трудом товары обладают стоимостью, сопоставимой со стоимостью других товаров. Количество и характер работы, которую человек должен выполнять, участвуя в производстве товаров, необходимых для жизни социального организма, должны определяться способностями данного человека, с одной стороны, и его правом на достойное человека существование — с другой. Такая правовая регулировка труда практически возможна лишь при условии полной независимости органов государственного управления от органов, руководящих экономической жизнью общества.

Правовые нормы, регулирующие труд, составят второй комплекс условий, влияющих на стоимость товаров, наравне с условиями природной среды. Стоимость одного товара может быть выше стоимости другого, если в силу природных условий добыча сырья для первого требует больше затрат труда, чем для второго. Точно также стоимость товара должна зависеть и от количества и характера труда, который вкладывается в производство в соответствии с правовыми условиями данного общества.[13]

Таким образом, экономическая деятельность общества будет подчинена закономерностям двоякого рода: с одной стороны, экономические отношения окажутся под воздействием природных условий, с которыми человечество должно считаться как с фактом, а с другой стороны — под воздействием правовых условий, определяемых правосознанием и создаваемых государственной организацией, независимой от экономической организации общества.

Ясно, что при такой системе управления социальным организмом экономическое благосостояние общества может повышаться или понижаться в зависимости от того, какое количество труда вкладывается в производство в соответствии с нормами общественного правосознания. Но именно такое подчинение экономических достижений требованиям человеческого правосознания — необходимое условие здоровой жизнедеятельности социального организма. Только таким путем можно избавить человека от самой возможности попасть в положение, когда все его силы поглощаются и используются экономикой настолько, что свой образ жизни он уже не может считать образом жизни, достойным человека. А как раз в этом и заключается действительный источник всех социальных потрясений.

Подобно тому, как природные условия хозяйственной деятельности могут быть улучшены с помощью тех или иных технических мероприятий, повышающих, например, плодородие почвы, так и со стороны правового регулирования труда возможны мероприятия, изменяющие в интересах народного благосостояния количество и характер труда, допускаемого нормами права. Но эти изменения должны проводиться не под непосредственным воздействием экономики, а лишь на основе определенных выводов, вырабатываемых правовой организацией общества, не зависимой от экономики.

Все, что совершается в экономической и правовой жизни общества, совершается силами, проистекающими из третьего источника — из индивидуальной одаренности отдельных людей. Эта область охватывает все человеческие деяния, служащие социальному организму — от высочайших духовных достижений до простейшей физической работы, выполняемой в соответствии с теми или иными физическими способностями человека. Все, проистекающее из этого источника, должно включаться в социальный организм совершенно особым способом, отличным от способов организации как товарно-экономических, так и правовых отношений. Существует только один способ правильной, здоровой организации этой области общественных отношений: все, что касается применения индивидуальных способностей человека, должно подчиняться побуждениям, исходящим только из самих этих способностей, с одной стороны, и из свободной оценки другими людьми результатов их применения, с другой. Если деяния и достижения человека, вытекающие из его индивидуальных способностей, находятся под воздействием по существу им чуждых, искусственных влияний со стороны экономических или государственно-правовых условий, то эти деяния и достижения в значительнейшей мере лишаются тем самым подлинного источника своих жизненных сил. Этот источник заключается в побуждениях, исходящих только из самих индивидуальных способностей людей. Если общественная оценка результатов применения этих способностей непосредственно зависит от их экономической пользы, или определяется государственной властью, то тем самым ослабляется или даже парализуется действие сил, составляющих единственно здоровую основу духовной жизни общества — свободное восприятие и оценка каждым человеком всех человеческих достижений. Для здорового развития духовной жизни, многообразнейшим образом связанной также с развитием всех прочих индивидуальных способностей людей, необходимо, чтобы «производство духовных благ» подчинялось только своим собственным закономерностям, закономерностям духовной жизни, а «потребление» этих благ другими людьми зависело только от их свободной оценки, от их свободного понимания и сочувствия.

В настоящее время люди не осознают всего значения указанных здесь условий здорового развития духовной жизни. Понимание этих условий затемняется вследствие того, что ряд отраслей духовной жизни в течение последних столетий все больше поглощается государством, и люди все больше с этим свыкаются. Говорится, правда, о «свободе науки» и о «свободе школы». Однако считается само собой разумеющимся, что государство управляет «свободной» наукой и «свободной» школой. Люди не замечают, до какой степени государство тем самым подчиняет духовную жизнь своим государственным интересам. Считается, что государство лишь создает учреждения, служащие научным и образовательным целям, люди же, занятые в этих учреждениях, могут «свободно» развивать свою духовную деятельность. Но, свыкаясь с такой точкой зрения, люди перестают замечать, как тесно связано содержание духовной жизни человека с развитием его внутреннего душевного существа. И это развитие может совершаться подлинно свободно лишь в том случае, если человек включается в социальный организм, подчиняясь побуждениям, исходящим только из самой духовной жизни. Связь же с государственной организацией налагает свою печать не только на управление наукой и смежными с ней областями духовной жизни, но затрагивает самое их содержание. Разумеется, государство не может непосредственно повлиять на содержание, например, математических или физических истин. Но исторические и другие гуманитарные науки? Не отражается ли в самом содержании этих наук зависимость тех, кто ими занимается, от государственной организации и государственных интересов? Именно в силу этой зависимости все научные достижения в этой области и могут оцениваться современным пролетариатом только как идеология. Пролетариат видит, что определенные идеи формируются под влиянием государственной власти, служащей интересам правящих классов. В этих идеях он справедливо видит отражение экономических интересов и экономической борьбы. Отсюда в его сознании возникает и крепнет убеждение, что вся вообще духовная жизнь — только идеология, отражение экономической организации общества.

Подобные взгляды иссушают духовную жизнь человека. От них можно избавиться, лишь гели в самом мироощущении людей укрепится чувство, что духовная жизнь — это особая реальность, выходящая за пределы материальной внешней жизни и обладающая своим собственным автономным содержанием. А такое чувство не может возникнуть до тех пор, пока духовная жизнь не получит возможности свободно развиваться и самоуправляться в социальном организме на основе своих собственных, присущих ей импульсов. Только в условиях свободного развития и автономного управления откроется для носителей духовной культуры такой источник творческих сил, что духовная деятельность сможет, наконец, занять в человеческом обществе подобающее ей положение. Искусство, наука, философия и все, что с ними связано, нуждаются в такой автономной организации. Ибо в сфере духовной жизни все сплетается воедино. Одна свободная область духовной культуры не может процветать, если несвободна другая. Пусть даже самое содержание математических и физических наук и не определяется непосредственно интересами государства, но направление научных изысканий, оценка их достижений, их влияние на духовную жизнь общества в целом и многое другое прямо зависит от государственной власти, поскольку государство организует научную работу. Одно дело, если учитель начальной школы обязан руководиться в своей деятельности требованиями государственной власти; и совсем другое — если он сможет следовать только запросам и побуждениям, исходящим от автономной духовной жизни общества, в которой он сам свободно участвует. Социал-демократы и в этом вопросе — только наследники трафаретных понятий и навыков мышления, заимствованных от правящих классов. В их программе содержится требование о включении всей духовной культуры в единую общественную организацию, надстроенную над экономической системой. Но это значит пойти еще дальше по тому пути, который уже привел к обесценению духовной жизни. Социал-демократы выдвигают правильный лозунг: религия должна быть частным делом каждого. Ибо в здоровом социальном организме вся духовная жизнь по отношению к государству и по отношению к экономике должна быть — в указанном здесь смысле — «частным делом» каждого. Однако, отодвигая религию в область «частной жизни», социал-демократы вовсе не ставят своей задачей создать тем самым для этой области духовной культуры такую форму организации, которая открыла бы перед ней пути более высокого и плодотворного развития, чем это возможно в рамках государства. Социал-демократы считают, что общество должно вкладывать свои средства и заниматься только тем, что ему полезно и нужно. Религия же, по их мнению, под эту категорию не подходит. Но отдельная область духовной культуры, односторонне вырванная из сферы общественной жизни, не может процветать, если другие области «духовного производства» остаются в оковах государственной организации. Лишь в единении со всей освобожденной духовной жизнью может и религия внести в нашу современность свои силы, могущие давать опору душевному существу человека.

Как само «производство духовных благ», так и их восприятие другими людьми, должны зависеть только от душевных потребностей людей. Если педагог, художник и т. п. в своем социальном положении и деятельности будет непосредственно связан только с духовной организацией общества, действующей в соответствии с присущими ей закономерностями духовной жизни, то свободно развивая свою деятельность во всем ее индивидуальном своеобразии, он тем самым сможет развивать среди других людей столь же свободное встречное восприятие и сочувствие, укрепляя таким образом связи духовного взаимопонимания среди людей. Для этого необходимо, чтобы государственная организация, действующая в соответствии с нормами правосознания, возлагая на человека обязанность трудиться, предоставляла бы ему вместе с тем и право на досуг, необходимый для развития духовных потребностей и для восприятия духовных достижений. Воображающие себя «знатоками практической жизни» склонны считать, что в таких условиях люди будут попросту на досуге пьянствовать, а свобода школьного обучения приведет лишь ко всеобщей безграмотности. Но пусть эти «пессимисты» подождут со своими предсказаниями, пусть они проверят себя: не внушены ли им такого рода выводы их собственным опытом — как в отношении досуга, так и в отношении побуждений, которыми они руководствовались, стремясь «получить образование». Эти люди даже не могут и представить себе зажигательную силу, которой обладает подлинно свободная духовная жизнь, потому что духовная жизнь современного общества, скованная государством и экономикой, действительно не способна воздействовать на них с такой силой.

Государственная политическая организация, равно как и экономика, получат необходимый для их деятельности приток душевных сил от самоуправляющегося духовного организма. Только в свободном взаимодействии духовного организма и экономической организации может плодотворно развиваться практическая подготовка людей к экономической деятельности. Люди, получившие в учебных заведениях специальное образование, включаясь в экономическую жизнь, внесут в нее животворную силу свободного духа. С другой стороны, люди, имеющие опыт экономической деятельности, смогут включаться в работу духовной организации, внося в нее оплодотворяющее влияние практических запросов жизни.

Свободное распространение духовных благ будет способствовать развитию правильных, здоровых взглядов также и в области политических правовых отношений. Получая эти духовные блага, рабочий, занятый физическим трудом, сможет усвоить удовлетворяющее его представление о значении своей работы для социального организма. И он осознает, что без того руководства, которое разумно организует его работу, он окажется ненужным социальному организму. И он сможет почувствовать взаимную связь своей работы с теми организующими силами, которые проистекают из индивидуальных способностей людей. Действуя затем в сфере государственно-политической, он будет вырабатывать правопорядок, обеспечивающий ему справедливую долю стоимости товаров, произведенных с его участием. И столь же свободно он согласится уделить получаемым им духовным благам ту долю дохода, которая обеспечит самую возможность их возникновения. Так в самой духовной жизни для «производителей духовных благ» появится возможность жить на доходы от своей деятельности. Все, чем человек занимается в этой области для себя, останется его личным делом. Но все, что он может ввести в социальный организм, встретит свободную оценку со стороны тех, кому его достижения нужны. Если же такого рода доходы окажутся недостаточными для удовлетворения его жизненных потребностей, ему придется перенести свою деятельность в государственно-правовую или экономическую область.

В экономику постоянно вливаются рождающиеся из духовной деятельности человека технические идеи. Эти идеи рождаются из духовной деятельности человека, даже если их непосредственными создателями являются участники государственно-правовой или самой экономической организации. Из той же духовной деятельности происходят и все организаторские идеи и достижения, оплодотворяющие государственную и экономическую жизнь общества. Вознаграждение за этот духовный вклад в экономику и в государственно-правовую организацию может исходить либо от тех, кто непосредственно заинтересован в этом притоке идей, либо определяться на основе правовых норм, устанавливаемых государством. Средства, необходимые для содержания самой государственной организации, должны собираться путем налогообложения, размеры и характер которого явятся гармоничным сочетанием требований правопорядка с одной стороны и экономических интересов с другой.

Итак, для здоровой жизнедеятельности социального организма необходимо, чтобы наряду с экономической и политической сферами существовала в нем автономная область духовной жизни. Пути развития современного человечества ведут нас к этой трехчленности социального организма. Пока общественная жизнь человечества складывалась в основном под воздействием инстинктивных побуждений, владевших большинством людей, не возникало потребности в таком ярко выраженном расчленении. В условиях известной смутности общественной жизни могло слитно действовать то, что в основе своей всегда вытекало из трех разных источников. Наша эпоха требует от людей сознательного включения в общественный организм. Это включение только в том случае даст здоровое направление общественному поведению и всей жизни человека, если будет основываться на осознании трех видов закономерностей, действующих в индивидуальной и общественной жизни людей. Этой трехсторонней ориентации жаждет современное человечество в неосознанных глубинах своей душевной жизни; и социальное движение нашей эпохи — лишь затуманенный отблеск этих устремлений.

В обстановке, отличной от обстановки нашей эпохи — в конце XVIII века — из глубин человеческого существа родился призыв к переустройству социальной жизни. Девиз этого переустройства выражен в трех словах: свобода, равенство, братство. Разумеется, всякий, кто с непредвзятым мышлением и естественным человеческим чувством рассмотрит ход исторического развития человечества, не может отнестись к этим лозунгам иначе, как с полным сочувствием. Однако ряд весьма проницательных мыслителей XIX века доказывали, что идеи братства, равенства и свободы внутренне противоречивы и что одновременное их осуществление в едином социальном организме — невозможно. Остроумно доказано, например, что последовательное осуществление равенства невозможно без нарушения свободы, неотъемлемо присущей каждому человеческому существу. Нельзя не согласиться с доводами, раскрывающими это противоречие. И тем не менее самое простое человеческое чувство побуждает нас симпатизировать всем трем великим идеалам.

Противоречивость этих идеалов объясняется тем, что их истинное социальное значение выявляется лишь в понимании необходимости трехчленности социального организма. Три принципа — свободу, равенство и братство — невозможно сочетать и централизовать в абстрактном теоретическом единстве какого-нибудь рейхстага или иного органа; но каждый из них может стать реальностью в одном из членов социального организма; и лишь в их живом сочетании и взаимодействии может осуществиться единство всего социального организма в целом. В реальной жизни многое, кажущееся противоречивым, живет и действует как единство. Также и единство жизни социального организма можно охватить, лишь осознав трехчленность его строения в соотношении с тремя принципами — свободой, равенством, братством. И тогда нам станет ясно, что совместная деятельность людей в экономической сфере, организованной на началах ассоциации, может стать реальным воплощением братства. Во втором члене социального организма, в области права, имеющего дело с чисто человеческими взаимоотношениями, с отношениями человека к человеку, найдет свое реальное воплощение идея равенства. И, наконец, область духовной жизни, получившая в социальном организме известную автономию, может стать реальным воплощением свободы. При таком понимании выясняется подлинная жизненная ценность трех великих идеалов XVIII века. Реализовать их при существующем хаотическом состоянии общественной жизни — невозможно. Их жизненная действенность может проявиться лишь в социальном организме, построенном на здоровых началах трехчленности. Идеалы свободы, равенства и братства неосуществимы, пока их смешивают в кучу, пытаясь построить некое абстрактное централизованное социальное образование. Но в каждом из трех членов социального организма, в соответствии с особыми, присущими ему закономерностями жизни, может обрести действенную силу один из этих великих идеалов. А в их плодотворном взаимодействии осуществится живое единство социального организма.

Люди, выдвинувшие в конце XVIII века лозунги свободы, равенства и братства, равно как и их позднейшие последователи, обладали смутным ощущением правильного направления в исторической эволюции нового человечества. Но они не могли преодолеть застарелых навыков мышления и отказаться от веры в единое централизованное государство. В таком государстве их идеи оказались внутренне противоречивыми. Тем не менее они оставались поборниками этих идей, потому что в их душах жило стремление к трехчленности социального организма, той трехчленности, в условиях которой только и может раскрыться высшее единство их тройственного идеала. Осознать это стремление и его движущие силы в истории человечества, вывести это неосознанное тяготение к трехчленности на путь сознательной социальной практики — вот чего требуют от нас социальные потрясения современности, требуют красноречивым языком фактов.

III. КАПИТАЛИЗМ И СОЦИАЛЬНЫЕ ИДЕИ (капитал, человеческий труд)

Какую же практическую программу социальных преобразований требуют от нас красноречивые факты современности? Невозможно ответить на этот вопрос, оставаясь на поверхности социальных явлений. Необходимо проникнуть в сущность тех глубинных сил, которые действуют в жизни социального организма. В предшествующем изложении сделана попытка приблизиться к пониманию этих сил. Мероприятия, основанные на идеях, почерпнутых из узкого круга наблюдений за внешними фактами жизни, не могут дать плодотворных результатов. События, развивающиеся ныне в области социальных отношений, обнаруживают глубокие потрясения в самых основах социального организма, а вовсе не одни только поверхностные нарушения его нормальной деятельности. Перед лицом таких потрясений необходимо осознать глубинные силы, действующие в социальной жизни человечества.

Говоря сегодня «капитал» и «капитализм», имеют в виду прежде всего то, в чем пролетарии видят причину своего угнетения. Но чтобы подойти к подлинно плодотворному пониманию роли капитала в социальной жизни, к пониманию его как созидательных, так и разрушительных сил, необходимо уяснить, каким образом три члена социального организма — индивидуальные дарования людей, правосозидающая система государства и экономические отношения — участвуют в создании и использовании капитала. Говоря «труд», мы говорим о той силе, которая — вместе с дарами природы и капиталом — создает экономические ценности. Через труд рабочий приходит к осознанию своего социального положения в данной общественной системе. Но чтобы понять, каким образом человеческий труд может включаться в социальный организм так, чтобы не страдало человеческое достоинство работника, необходимо уяснить сущность отношений между трудом человека и развитием его индивидуальных способностей, с одной стороны, и его правосознанием, с другой.

Справедливо ставится сейчас вопрос: какие же ближайшие шаги надо предпринять для удовлетворения социальных требований трудящихся классов? Но и эти ближайшие шаги не могут быть плодотворными, если они осуществляются без ясного понимания их связи с основами здоровой жизнедеятельности социального организма. При наличии же такого понимания каждый — на том месте в обществе, которое он занимает или может занять — найдет для своей деятельности задачи, вытекающие из реальностей жизни. Развитию такого понимания препятствуют существующие социальные институты, в которых столетиями реализовывалась воля предшествующих поколений; этим затрудняется непредвзятость суждений в настоящем. Мы так сжились с существующими установлениями, что даже свои идеи о том, что надо в них сохранить, а что изменить, формируем исходя только из практики этих самых установлений. Таким образом в мышлении руководятся как раз тем, что подлежит руководству мысли. Но в наше время необходимо, наконец, осознать, что идеи, способные указать пути разрешения серьезнейшей социальной проблемы можно найти, лишь обращаясь к социальным пра-идеям, лежащим в основе всех социальных установлений.

Если в обществе отсутствуют источники, откуда духовные силы, заложенные в эти пра-идеи, могут все снова и снова вливаться в социальный организм, непрерывно его оживляя, то его учреждения все дальше отходят от своего истинного социального смысла, своей пра-идеи, постепенно принимая формы, не способствующие жизнедеятельности общества, а, напротив, сковывающие ее. Но в импульсах, двигающих поступками и стремлениями людей эти пра-идеи в более или менее сознательной форме продолжают жить также и тогда, когда сознательные мысли впадают в заблуждение и создают — или уже создали — установления, сковывающие живую деятельность людей. Сталкиваясь с такими сковывающими жизнь условиями, эти пра-идеи проявляются хаотически. Они-то — явно или в скрытом виде — и вырываются на поверхность в революционных потрясениях. Этих потрясений можно избежать при одном условии: социальный организм должен быть устроен так, чтобы в нем непрестанно осуществлялось наблюдение за возможными отклонениями действующих институтов от лежащих в их основе социальных пра-идей, от их истинного социального смысла, и чтобы в то же время существовали способы немедленно противодействовать этим отклонениям и искажениям, не допуская их развития до угрожающих размеров.

В наше время в обширнейших областях человеческой жизни отклонения от требований, вытекающих из социальных пра-идей, чрезвычайно велики. А импульсы, создаваемые этими идеями в сознании людей, выражаются в резкой критике и справедливом недовольстве положением, сложившимся в области социальных отношений за последние столетия. От нас требуется поэтому добрая воля решительно обратиться именно к социальным пра-идеям. И осознать — как вредно в наше время изгонять эти идеи из жизни под предлогом их «непрактичности». Именно в жизни, в требованиях пролетариата живут эти идеи, проявляясь в резком недовольстве тем, во что наша эпоха фактически превратила социальный организм. Задача нашего времени по отношению к такому положению вещей заключается в противодействии этой односторонней критике. Для этого мы должны обращаться к социальным пра-идеям, чтобы отыскивать в них то русло, по которому людям следует сознательно направлять свою социальную деятельность. Ибо кончилось время, когда человечество могло довольствоваться тем, что до сих пор достигалось инстинктивным путем.

Один из главнейших вопросов, порождаемых современной критикой существующего строя: как освободить пролетария от гнета частного капитала? В нашем обществе тот, кто владеет или управляет капиталом, получает возможность использовать труд других людей для производства тех или иных материальных благ по своему усмотрению. Рассмотрим социальные отношения, порождаемые совместной деятельностью труда и капитала. По существу, в них следует различать три элемента: предпринимательская деятельность, определяемая индивидуальными способностями лица или группы лиц; отношение между предпринимателем и работником, которое является правовым отношением; материально-технический процесс производства вещей, получающих в экономическом кругообороте товарную стоимость.

Предпринимательская деятельность может быть социально благотворной лишь при наличии в обществе условий, в которых наилучшим образом могут выявляться и развиваться индивидуальные дарования людей. Для этой цели необходимо, чтобы в общественном организме существовала такая область отношений, где каждый человек пользовался бы полной свободой в применении своих способностей и где общественная оценка этих способностей и результатов их применения основывалась бы только на свободном понимании и признании со стороны других людей. Деятельность человека, распоряжающегося капиталом, по существу, относится именно к этой области социальной организации; она должна строиться и управляться на основе закономерностей, присущих духовной жизни человека. Если в духовную жизнь общества вмешивается государство, то его деятельность в этой области неизбежно отмечается печатью безразличия по отношению к индивидуальным особенностям людей. Ибо государство, по самой своей природе, должно опираться и руководствоваться в своей деятельности принципами, вытекающими из равенства, — равноправия — всех людей. И решения государственной власти, в принципе, должны приниматься всеми людьми на равных правах. Во всем, что осуществляется государством, понимание или непонимание индивидуальных способностей людей не имеет существенного значения. Именно поэтому все, что касается применения и направления индивидуальных способностей людей, должно быть свободно от вмешательства государственной власти.

В такой же мере и соображения экономической выгоды не должны подчинять себе предпринимательскую деятельность, где индивидуальные способности людей находят себе применение через капитал. Авторы множества работ по капитализму придают экономической выгоде очень большое значение. Но они ошибаются, утверждая, что силы и способности людей приводятся в движение только стимулами экономической выгоды. Ссылаясь на «практический опыт», они подчеркивают «несовершенство» человеческой природы, приписывая себе глубокое знание человеческого существа. Несомненно, стимул экономической выгоды глубоко проник во все области современной общественной жизни. Но именно это обстоятельство и является в значительной мере причиной социальных потрясений. И в этих потрясениях обнаруживается настоятельная необходимость развивать другие стимулы человеческой деятельности, другие побуждения, способные приводить в движение индивидуальные силы и дарования людей. Эти стимулы могут родиться только из того социального сознания, которое должно явиться плодом обновленной, свободной духовной жизни. Силами этой свободной духовной жизни школьное обучение и воспитание смогут укрепить внутренне присущее человеку социальное сознание, побуждающее его стремиться к наиболее полной реализации своих индивидуальных сил и способностей.

Все здесь изложенное вовсе не мечта и фантастика. Несомненно, беспочвенные мечтания и в области социальных идей, как и повсюду, где они появлялись, причинили человечеству немало бедствий. Но наши взгляды, как можно видеть из всего вышеизложенного, не имеют ничего общего с иллюзорной верой в «духа», способного, якобы, творить чудеса, стоит только побольше разглагольствовать о нем тем, кто считает себя его обладателями. Наши взгляды основаны на наблюдениях фактов — фактов свободного сотрудничества людей в области духовной жизни. Это сотрудничество — как только оно получает возможность развиваться действительно свободно — неизбежно, в силу собственных внутренних закономерностей духовной жизни приобретает социальный характер.

Только вследствие несвободы духовной жизни в современном обществе этот социальный характер не мог до сих пор полностью проявиться. В среде правящих классов духовная культура носит антисоциальный характер, поскольку плоды ее остаются достоянием ограниченного круга людей. Духовные достижения этого круга лишь окольным, косвенным путем доходят до пролетариата. И в этих достижениях пролетариат не может почерпнуть духовную опору для своей собственной духовной жизни, потому что в создании этих духовных ценностей сам он в действительности никакого участия не принимал. Всякие «просветительские» мероприятия для «народного образования», для «приобщения народа к эстетическим наслаждениям» и прочее никак не являются средством распространения духовных благ в народе до тех пор, пока эти духовные блага сохраняют тот характер идеологии, который они получили в новейшую эпоху. Ибо «люди из народа» в своем внутреннем человеческом существе не участвуют в их создании. Им лишь дозволяется узнавать о них как бы со стороны.

Сказанное о духовной культуре в узком смысле целиком относится и к тому особому виду духовной деятельности, которая включается в экономическую систему через приложение капитала. Принципам здорового социального организма противоречит существующее ныне положение, когда пролетарию приходится иметь дело только с механизмами, с помощью которых он производит продукцию, дальнейшее же движение готовой продукции интересует только капиталиста. Работник должен быть полностью осведомлен обо всем, что может осветить роль его труда в производстве товаров, осветить его собственное участие в социальной жизни. Постоянные совещания предпринимателя с рабочими столь же необходимы для производства, как и мероприятия, непосредственно организующие труд. Цель их — создать некий общий круг представлений, общий для работодателя и работополучателя. При добросовестном отношении обеих сторон такие совещания помогут рабочему осознать, каким образом деятельность капиталиста служит во благо социального организма, а тем самым — и во благо самого рабочего. Для капиталиста же подобная гласность его деятельности, рассчитанная на свободное одобрение со стороны всех участников производства, послужит стимулом для безупречного с социальной точки зрения ведения дела.

Отрицать значение сказанного может лишь тот, кто не способен почувствовать силу социальной солидарности, возникающей везде, где люди объединяются общим интересом к общему делу. Почувствовав же действенность этой силы, легко представить себе, какой подъем экономической продуктивности должен возникнуть в обществе, где предпринимательская деятельность находится под руководством духовной организации. Лишь в этих условиях капиталистическая заинтересованность в прибыльности производства может преобразоваться в заинтересованность материальными результатами производства, выраженными в продукции или услугах, нужных обществу.

Социалисты ставят своей задачей организовать общественное управление средствами производства. В этом стремлении заложено здоровое зерно. Но общественное управление производством может достичь своей цели лишь под руководством подлинно свободной духовной сферы. Только таким путем можно, с одной стороны, устранить экономическое принуждение, оскорбляющее человеческое достоинство рабочего и неизбежное до тех пор, пока капиталист, распоряжаясь средствами производства, руководствуется в своей деятельности стимулами чисто экономического характера. А с другой стороны, можно будет уберечь индивидуальные силы и способности людей от подавления, неизбежного везде, где этими силами и способностями распоряжается политическое государство.

В здоровом социальном организме доходы лица, распоряжающегося капиталом, как и доходы от всякой иной деятельности в области духовной культуры, должны зависеть от его индивидуальных сил и способностей, с одной стороны, и от свободной оценки результатов этой деятельности теми, кто в них нуждается, с другой. Предприниматель должен свободно по своему усмотрению определять размеры дохода, который он за вычетом производственных расходов хочет получить. Но удовлетворить эти притязания он сможет лишь в меру признания и оценки его деятельности со стороны других людей.

Социальными установлениями в духе изложенных здесь идей создается основа подлинно свободных договорных отношений между работодателем и работником. Содержанием этих правоотношений будет уже не обмен товаров (в денежной форме заработной платы) на рабочую силу, а определение доли дохода, принадлежащей каждому лицу — участнику совместной производственной деятельности.

Все, что вносится в общество приложением капитала, по самому существу своему зависит от того, каким способом индивидуальные силы и дарования людей включаются в социальную деятельность. Для развития этих дарований необходимы импульсы, соответствующие их собственной природе, т. е. импульсы, исходящие из области свободной духовной жизни. Даже в социальном организме, где развитие индивидуальных дарований людей подчинено государству или находится под давлением экономических сил, продуктивность всякой деятельности, связанной с приложением капитала, будет определяться той долей свободной инициативы, которая прорывается сквозь обессиливающие ее преграды. Но в этих условиях общественное развитие приобретает нездоровый характер. Если в нашем обществе рабочая сила стала товаром, то причина этого не в свободе индивидуальной инициативы предпринимателя, распоряжающегося капиталом, а, напротив, в ее подчинении искажающему действию государственных законов или законов экономики. Осознать это положение без всякой предвзятости — необходимая предпосылка всех дальнейших социальных преобразований. Ибо наша эпоха страдает от ложного убеждения, будто оздоровление социального организма всецело зависит от мероприятий государственно-политического и экономического характера. Если мы и дальше пойдем в том же направлении под руководством тех, кто разделяет это суеверие, то неизбежно создадутся такие формы социальной жизни, которые приведут человечество не к осуществлению социального идеала, а напротив — к беспредельному усилению тех самых угнетающих его сил, от которых оно мечтает освободиться.

О капитализме начинали размышлять в ту эпоху, когда капитализм стал болезнью социального организма. Мы видим болезненные явления в жизни общества, мы видим, что им необходимо противодействовать. Но надо увидеть больше. Надо осознать причину болезни. Она кроется в том, что действенные силы капитала полностью поглощены экономическим кругооборотом, полностью подчинены законам экономических отношений. Чтобы вступить на путь, направление которого все явственнее диктуется жизненно важными требованиями эпохи, надо прежде всего освободиться от иллюзий, владеющих умами тех, кто в идее руководства капиталом со стороны освобожденной духовной жизни не может увидеть ничего, кроме «непрактичного идеализма».

В настоящее время теоретическая мысль мало подготовлена к тому, чтобы социальную идею, могущую вывести капитализм на здоровые пути развития, прямо связать с условиями духовной жизни общества. Авторы социально-политических теорий предпочитают оставаться в рамках чисто экономических проблем. Изучается историческое развитие крупного товарного производства, приведшее к современной форме капитализма. Взамен капиталистического способа производства предлагается создать общественное производство, непосредственно обслуживающее нужды трудящихся. Поскольку же, разумеется, должна сохраниться и развиваться современная машинная техника, необходимо связать отдельные предприятия в единую систему общественного производства. Предполагается, что в такой системе производства каждый будет работать по заданию и в интересах общества, которое уже не может быть эксплуататорским, так как эксплуатировало бы само себя. Поскольку же при этом не хотят или не могут мыслить иначе, как оставаясь в рамках существующих установлений, то обращают свои взоры к государству, стремясь превратить его, таким образом, в некое всеобъемлющее хозяйственное объединение.

Не замечают при этом, что надежды, возлагаемые на такого рода объединение, тем менее осуществимы, чем оно крупнее. До тех пор, пока индивидуальные силы и способности людей не получат той автономной организации, о которой здесь говорится, обобществленная организация труда не может привести к оздоровлению социального организма.

В наше время мало кто склонен непредвзято судить о действенном вмешательстве духовной жизни в социальный организм. Причина — в навыках мышления, побуждающих людей представлять себе все духовное как можно дальше от всего материального и практического. Многим покажется слишком экстравагантной изложенная здесь идея, что в экономической деятельности человека, распоряжающегося капиталом, находит свое выражение часть духовной деятельности общества. Можно предвидеть, что в этой оценке представители имущих классов сойдутся с социалистами. Чтобы понять все значение этой непривычной идеи для оздоровления социальной жизни, посмотрим на некоторые, существующие в настоящее время идейные направления. Воодушевляемые наилучшими намерениями, они тем не менее везде, куда проникают, задерживают развитие подлинно социального мышления.

Эти идейные течения — более или менее бессознательно — отрываются от того, что дает внутренним душевным переживаниям человека настоящую действенную силу. Всю внутреннюю душевную жизнь человека, весь круг его мировоззренческих, моральных, мыслительных, научно-познавательных интересов они помещают как бы на острове, изолированном от общего потока жизни. И тогда они уже не в состоянии построить мост между этим островом и всем тем, что держит человека в тисках повседневности. Сколько мы видим вокруг людей, почитающих весьма «благородным» делом отвлеченные рассуждения — хотя бы в рамках школьной философии — о всяких моральных и религиозных проблемах, рассуждения, уводящие в заоблачные дали безответственных мечтаний: все эти люди охотно рассуждают о том, каким образом человек может приобрести добродетели, как он должен с любовью относиться к ближним своим, как он может удостоиться счастья обрести «духовное содержание жизни». И при всем том — полная неспособность указать хотя бы возможность перехода от всего, что эти люди называют хорошим, благостным, справедливым и моральным, ко всему тому, что нас окружает во внешней действительности: капитал и заработная плата, производство и потребление, товарное обращение, кредитная система, банки и биржи. Потому и мыслительные навыки людей формируются в двух направлениях: в одном — человек стремится удержаться на божественно-духовных высотах и знать не хочет никаких мостов между духовными интересами и обычными житейскими делами. В другом — человек бездумно отдается во власть повседневности. Но жизнь — это единство. И она может процветать, лишь если ее подлинные движущие силы — морально-религиозные импульсы — проникнут в глубину повседневной обыденной жизни, в ту область, которая столь многим представляется областью самых «низменных» интересов. При отсутствии же моста между этими двумя областями морально-религиозная, а также социальная, мысль впадает в пустую мечтательность, очень далекую от повседневной действительности. И тогда эта повседневная действительность мстит за себя. Человек раздваивается: под воздействием «духовных» побуждений он стремится ко всему «идеальному», ко всему, что он может назвать добром; но инстинктивным побуждениям, исходящим от обычных повседневных потребностей, удовлетворению которых должна служить экономика — этим побуждениям он следует без всякой «духовности». Он не знает реальных путей, могущих связать его понятия о духовности с повседневным течением жизни. И тогда эта повседневная жизнь приобретает формы, никак не связанные с моральными идеями, пребывающими на высотах духа. Тогда-то и осуществляется месть повседневности: морально-религиозная жизнь человека именно в силу своей оторванности от непосредственной жизненной практики мало-помалу, незаметно для него самого, становится ложью, внутренней ложью всей его жизни.

Как много сейчас людей, одушевляемых наилучшими намерениями, готовых из самых благородных, морально-религиозных побуждений жить в мире с ближними своими, творить для них всяческое добро! Но они не способствуют развитию таких социальных чувств, которые только и делают возможным реальное осуществление этих благих намерений; они не в силах усвоить социальные идеи, способные воплощаться в социальной практике.

Из этих-то кругов и выходят в настоящий момент мировой истории, когда социальные проблемы стали столь жгучими, те фантазеры, которые считают себя настоящими практиками, а на деле препятствуют удовлетворению подлинно практических требований жизни. От них можно услышать такие, например, речи: нужно подняться над материализмом, над материальными интересами, которые уже довели нас до военной катастрофы и социальных бедствий, нужно обратиться к духовному пониманию жизни. В поисках такого рода путей к духовному мировоззрению неутомимо цитируются сочинения авторов, почитаемых в прошлом за духовный образ мыслей. Если же вы пытаетесь указать нечто такое, что дух может внести в социальную практику и что является такой же жизненной необходимостью, как необходимо производство хлеба насущного, то слышите в ответ: главное сейчас — возвратить людей к духовному мировоззрению. Но на самом деле главное сейчас: силами духовной жизни отыскать пути к оздоровлению социального организма. А для этого недостаточно, чтобы люди занимались духовной работой в качестве некоего побочного занятия. Для этого необходимо, чтобы повседневная социальная практика была приведена в соответствие с духовными запросами человека. Отводя «духовную жизнь» в такого рода побочные русла, правившие до сего времени классы и могли находить превосходным тот социальный строй, крах которого привел к существующему положению вещей.

В социальной жизни нашего времени управление капиталом в процессе производства товаров тесно связано с владением средствами производства, т. е. тем же капиталом. Но это — два разных отношения человека к капиталу, их действие в социальном организме различно. Управление капиталом как орудием, служащим для применения индивидуальных дарований человека, доставляет обществу блага, в наличии которых заинтересованы все его члены. Какое бы положение в обществе человек ни занимал — он заинтересован в наилучшем применении индивидуальных способностей людей, занятых производством благ, нужных обществу. Для развития этих способностей необходимо, чтобы люди, ими обладающие, могли применять их по своей свободной инициативе. Все, что делается в этой области несвободно, перестает служить — по крайней мере, до известной степени — благосостоянию общества. Капитал есть средство приводить в движение индивидуальные способности людей в обширных областях социальной жизни. И каждый член социального организма действительно заинтересован в том, чтобы массы капитала направлялись туда, где отдельный, особо одаренный человек или особо приспособленная для данного рода деятельности группа людей получили бы в свое распоряжение нужные для данной деятельности средства, которые и могли бы употреблять по своему усмотрению. От работника духовной культуры до рабочего простейшего физического труда — все люди, способные осознать свою собственную выгоду, должны признать: «В моих интересах, чтобы достаточно большое число людей или групп могло бы свободно не только управлять капиталом в процессе производства, но и направлять капитал по своему усмотрению. Ибо как раз такие люди могут правильно судить о том, где и каким образом посредством капитала индивидуальные способности людей могут быть использованы для наиболее целесообразного производства благ, нужных социальному организму».

В рамках настоящей работы нет надобности касаться истории развития частной собственности из других форм собственности. В нашу эпоху, в силу разделения труда, сложилась именно такая форма собственности. О существующем положении и о закономерностях дальнейшего развития мы и будем здесь говорить.

Как бы ни создавалась частная собственность — путем насилия, завоевания и т. д. — она всегда является результатом социальной деятельности людей, обусловленной их индивидуальными способностями. Социалисты убеждены, что гнет частной собственности устраним только путем замены ее общественной собственностью на средства производства. Вопрос ставится так: каким образом уничтожить частную собственность на средства производства в самом ее возникновении, чтобы устранить тем самым причину угнетения неимущих классов? При такой постановке вопроса упускают из вида, что социальный организм есть нечто непрерывно изменяющееся, растущее. А в отношении всего органически растущего нельзя ставить вопрос: как наилучшим образом его устроить, чтобы в дальнейшем он сохранял неизменным данное, признанное наилучшим устройство? Такая постановка вопроса пригодна, когда дело идет об устройстве вещи, которая и впредь должна остаться в существенных чертах неизменной. В отношении же любого живого организма, в том числе и социального, дело обстоит иначе. В процессе жизнедеятельности все, что в нем возникает, непрерывно изменяется. Попытка закрепить общественный строй в определенной, признанной наилучшей форме — подрывает основы его жизнедеятельности.

Для здоровой жизнедеятельности социального организма требуется прежде всего, чтобы каждый человек, способный в силу своих индивидуальных качеств послужить обществу, мог это делать по своей собственной свободной инициативе. Также и в той области общественной жизни, где полезная обществу деятельность связана с распоряжением средствами производства, стеснение свободной инициативы вредит интересам общества. Обычно утверждают, что единственный стимул предпринимательской деятельности — возможность получения прибыли. Этот тезис можно оставить здесь без рассмотрения. Ибо из излагаемых нами взглядов на дальнейшее развитие социальных отношений вытекает, что освобождение духовной жизни общества от подчинения силам политики и экономики открывает путь к развитию стимулов другого рода. В условиях свободной духовной жизни в силу ее собственных закономерностей должно развиваться социальное сознание, порождающее совсем другие стимулы предпринимательской деятельности, не связанные с экономической выгодой. Однако суть дела не в том, по каким побуждениям люди стремятся к частной собственности на средства производства. Главный вопрос: что больше содействует жизнедеятельности социального организма — лично-свободное или принудительно-регулируемое распоряжение средствами производства? Нельзя упускать из виду, что ставя этот вопрос в отношении современного общества, необходимо руководствоваться не закономерностями примитивных форм общественной жизни, а только теми, которые соответствуют достигнутой в настоящее время ступени исторического развития.

А на этой, современной нам ступени плодотворное применение индивидуальных способностей людей посредством капитала невозможно без свободного распоряжения им в экономическом кругообороте. Везде, где дело идет о производстве благ, нужных людям, предприниматель должен свободно распоряжаться капиталом — не потому, что такое устройство выгодно для отдельных лиц или групп, а потому, что оно наилучшим образом служит общественному благу, при условии, что целенаправленность предпринимательской деятельности определяется развитием социального понимания.

То, что человек сам или вместе с другими производит с приложением средств производства (капитала), имеет для него, до некоторой степени, такое же значение, как приложение его телесных сил. Поэтому стеснение свободы в распоряжении средствами производства (капиталом) равносильно для него стеснению в распоряжении своими телесными силами.

Право же собственности — только средство получить эту свободу. Роль частной собственности в социальном организме сводится к праву собственника свободно распоряжаться своей собственностью. Здесь переплелись два момента, значение которых для социального организма различно: факт свободного распоряжения средствами общественного производства и право собственности, в силу которого другие люди из распоряжения средствами производства исключаются.

Не само по себе свободное распоряжение средствами производства ведет к социальным бедствиям, а лишь сохранение права на такое распоряжение после того, как исчезли условия, в силу которых оно действительно было средством наилучшего, наиболее целесообразного применения индивидуальных способностей данного лица или группы лиц. Стоит лишь взглянуть на социальный организм как на нечто непрерывно становящееся, растущее, чтобы убедиться в справедливости сказанного. Тогда вопрос будет поставлен правильно: как устроить, чтобы нечто, служащее с одной стороны ко благу, не оказывалось бы с другой стороны вредоносным? Ибо живое не может плодотворно развиваться без того, чтобы все, возникающее в процессе жизни, не приводило бы в своем развитии также ко вреду. И поскольку нам самим предоставляется возможность участвовать в устройстве жизни — а в отношении социального организма это и должен делать человек — то наша задача не в том, чтобы уничтожить полезное социальное установление из-за его возможных вредных последствий. Таким путем мы только подрываем жизнедеятельность социального организма. Все дело в том, чтобы найти способ уничтожать возникающий вред в надлежащий момент — в тот самый момент, когда полезное становится вредным. Свободное распоряжение средствами производства, как приложение индивидуальных способностей людей, должно сохраниться. Связанное же с этим право собственности должно меняться в момент, когда оно становится орудием неправомерной власти над людьми. В настоящее время эта социальная идея частично осуществляется в отношении так называемой духовной собственности — в авторском праве. После смерти автора его произведения через некоторое время становятся общественной собственностью. В основе здесь лежит правильное понимание самого существа общественной жизни. Как ни тесно связано произведение чисто духовного труда с личностью автора — это произведение есть в то же время результат жизнедеятельности всего общества. И в надлежащий момент оно должно становиться общественным достоянием. Но точно также обстоит дело со всякой собственностью. Пользоваться своей собственностью для производства благ, нужных обществу, человек может лишь во взаимодействии с обществом. Поэтому право распоряжаться собственностью не должно отрываться от интересов общества. Дело не в том, чтобы уничтожить право собственности: надо найти способ управлять этим правом так, чтобы оно наилучшим образом служило обществу.

В трехчленном социальном организме такой способ может быть найден. Он заключается в правильном распределении функций каждой из трех систем: в государственно-правовой системе люди, составляющие социальный организм, действуют как единое целое. Развитие же и направление индивидуальных сил и способностей людей — дело духовной организации общества.

К каким бы областям социальной жизни ни обратиться с чувством реальности и с полной свободой от предвзятых мнений, теорий и личных интересов — везде мы придем к необходимости трехчленного устройства социального организма. Но особенно ясно это вытекает из рассмотрения вопроса о связи между индивидуальными способностями человека и распоряжением средствами производства, с одной стороны, и о праве собственности на средства производства, с другой. Правовое государство не должно препятствовать ни возникновению частной собственности на средства производства, ни свободному распоряжению ими до тех пор, пока предпринимательская деятельность, в силу индивидуальных качеств собственника, служит во благо общества в целом. По отношению к частной собственности государство должно оставаться в рамках чисто правовых отношений. Оно ни в коем случае не должно брать на себя распоряжение средствами производства. Его задача — действовать так, чтобы в надлежащий момент эти средства переходили в распоряжение лица или группы лиц, способных, в силу своих индивидуальных качеств, распоряжаться ими во благо общества. Таким путем интересы общества ограждаются с двух сторон. Демократическое правовое государство, имеющее дело со всем тем, что одинаково затрагивает всех людей, следит, чтобы справедливое право собственности не превращалось в злоупотребление собственностью. С другой стороны, благодаря тому, что государство само не распоряжается средствами производства, а лишь обеспечивает передачу их в руки тех, кто обладает соответствующими способностями, эти последние могут развернуться в полной мере и послужить во благо общества. В таких условиях собственность и распоряжение средствами производства остаются личным правом человека до тех пор, пока это полезно обществу. Естественно допустить, что законодательные органы в правовом государстве будут в разное время устанавливать разные правила, касающиеся передачи права собственности от одних лиц или групп к другим. В настоящее время, когда отрицательное отношение ко всякой собственности получило столь широкое распространение, выдвигаются проекты полной замены частной собственности общественной. Если мы и дальше пойдем в этом направлении, нам придется убедиться, что жизнеспособность социального организма тем самым подрывается. Наученные опытом, мы, может быть, и откажемся тогда от этого пути. Но, несомненно, было бы полезней уже сейчас начать вводить установления, способные — в духе изложенных здесь идей — содействовать оздоровлению социального организма.

Пока человек сам или вместе с группой лиц занимается производственной деятельностью с приложением капитала, за ним должно сохраняться право распоряжаться как первоначальным капиталом, так и той частью прибыли, которая идет на расширение производства. С момента, когда данное лицо прекращает свою производственную деятельность, капитал, вложенный в производство, должен передаваться другому лицу или группе лиц для производства той же или какой-либо другой, нужной обществу продукции. Также и та часть прибыли, которая не вкладывается в расширение производства, должна рассматриваться как часть производственного капитала и разделять его судьбу. В личную же собственность предпринимателя, управляющего производством, должна поступать только та сумма, на которую он, беря на себя управление производством, рассчитывал как на свой личный доход от применения в этом деле своих индивидуальных сил и способностей. Обоснованность его притязаний подтверждается тем, что люди, передавая ему капитал, доверяли тем самым его способностям справиться с делом. Если же благодаря деятельности данного лица первоначальный капитал увеличивается, то и личный доход предпринимателя должен увеличиться на столько же процентов по отношению к первоначальной сумме, на сколько увеличился под его управлением первоначально вложенный капитал. Капитал, с которым было начато производство, может по желанию первоначального владельца либо передаваться другому управляющему со всеми взятыми на себя обязательствами, либо возвращаться первоначальному владельцу, если управляющий не хочет или не может больше управлять производством.

При таком устройстве право собственности должно постоянно передаваться от одних лиц или групп к другим. Определить в законодательном порядке, как должны совершаться эти передачи — дело государства. Оно же должно позаботиться о соблюдении установленных им правил и об осуществлении передач, очевидно, правила, регулирующие передачу собственности, должны так или иначе основываться на общественном правосознании.

Излагаемое здесь учение, как и всякое учение, желающее оставаться на почве реальности, не берет на себя иной задачи, как только указать направление, в котором должно развиваться такого рода регулирование. Осознав это направление и руководствуясь им, можно в каждом конкретном случае найти более целесообразное решение. Оно должно быть практически обосновано, исходя каждый раз из своеобразия всех фактических обстоятельств дела и глубокого понимания сути вещей. Чем реалистичнее способ мышления, тем менее оно стремится уложить все детали в заранее предписанные законы и правила. С другой стороны, именно из общего духа социальной концепции может с необходимостью вытекать тот или иной общий вывод. Таким выводом является положение, что правовое государство, регулируя передачу права собственности, ни в коем случае не должно присваивать себе право распоряжаться капиталом. Оно должно лишь позаботиться о том, чтобы это право передавалось таким лицам или группам лиц, индивидуальные способности которых оправдывают целесообразность передачи. Из этой предпосылки, очевидно, вытекает также, что в случае передачи капитала прежний его владелец должен иметь право свободно выбрать себе преемника. Он может указать для этой цели другое лицо или группу лиц, или же передать право распоряжения капиталом какой-либо корпорации, принадлежащей к духовной организации общества. Ибо тот, кто оказал услугу обществу, целесообразно распоряжаясь капиталом, может наилучшим образом судить и о способах его дальнейшего использования, если он опирается при этом на свой опыт и способности и действительно руководствуется социальным сознанием. Для социального организма гораздо полезнее последовать совету такого лица, чем пренебречь и предоставить решение этого вопроса тем, кто не связан непосредственно с делом.

Подобного рода правила должны действовать в отношении капиталов, превышающих определенный минимум и приобретаемых лицом или группой лиц путем приложения средств производства (включая и землю с ее недрами). Сюда не относится та собственность, которая приобретается на доходы, получаемые за личное участие в управлении производством. Такого рода приобретения и сбережения, добытые собственным трудом, должны оставаться до смерти владельца или до какого-то более позднего срока в личной собственности его самого или его наследников. Если такого рода сбережения вкладываются в производство, то в пределах того же срока владельцу должны уплачиваться определенные — справедливые, т. е. соответствующие требованиям общественного правосознания, проценты, размеры которых устанавливаются законом.

В обществе, устроенном на основе изложенных идей, можно провести полное разделение между доходами производства, с одной стороны, и доходами труда, с другой. Доход производства есть результат приложения рабочей силы к средствам производства, доход трудч есть результат личных — физических и духовных — качеств трудящегося. Это разделение отвечает как общественному правосознанию, так и интересам социального целого. Личные сбережения, переданные в распоряжение управляющего производством, приносят обществу пользу: они увеличивают капитал, служащий средством применения сил и способностей людей. Приумножение же капитала в процессе производства — за вычетом законных процентов — создается жизнедеятельностью всего социального организма в целом и должно вышеописанным способом возвращаться обществу. Правовое государство должно лишь позаботиться о том, чтобы соответствующие передачи капитала осуществлялись. Но решать, в какую именно отрасль материального и духовного производства должен быть передан тот или иной капитал или личные сбережения — не дело государства. Это привело бы к тирании государства и в материальном производстве и в производстве «духовных благ». Наилучшее же для социального организма руководство и тем и другим осуществимо лишь путем свободных решений людей, занятых производственной деятельностью в силу их личных качеств и способностей. Тот же, кто почему-либо не склонен сам решать, кому должен быть передан созданный им капитал, может учредить для распоряжения им корпорацию, принадлежащую к духовной организации общества.

Также и капитал, приобретенный на трудовые сбережения, вместе с процентами на него должен после смерти владельца или по истечении какого-то срока передаваться по его завещательному распоряжению лицу или группе лиц, занятых в материальном или духовном производстве — только такому лицу или группе, но не тем, кто не участвует в производственной деятельности и в чьих руках доход с капитала становится просто рентой. В этих случаях владельцу также должно предоставляться право, не назначая личного преемника, передать капитал в распоряжение той или иной корпорации, принадлежащей к духовному организму общества. И лишь при полном отсутствии каких бы то ни было распоряжений со стороны владельца правовое государство может заменить его, передав духовной организации решение вопроса о выборе преемника.

В таком социальном строе свободная инициатива каждого сочетается с интересами всех; больше того — эти последние обеспечиваются наилучшим образом именно в силу того, что свобода личной инициативы обращена на службу интересам общества. В этих условиях каждый, подчинивший свой труд руководству другого человека, может быть уверен, что продукция, совместно ими выработанная, наилучшим образом послужит во благо социального организма, а тем самым — и во благо самого работника. В таком социальном строе установится правильное, соответствующее здравому смыслу и справедливости, соотношение между затратами капитала, овеществленного в средствах производства, и рабочей силой, с одной стороны, и ценами на совместно ими произведенную продукцию, с другой.

Возможно, многие найдут в наших предложениях ряд недостатков. Разумеется, их можно найти. Подлинно реалистическое мышление вовсе не ставит своей задачей дать раз и навсегда «совершенную» программу. Оно стремится указать направление дальнейшей практической работы. Изложенные здесь отдельные замечания — это, в сущности, лишь примеры, разъясняющие общее направление социальных преобразований. Примеры и предложения можно усовершенствовать. Если усовершенствования пойдут в нужном направлении — результаты их будут плодотворны.

В описанных условиях справедливые личные и семейные интересы получат полное удовлетворение, не вступая в противоречие с интересами общества. Можно, разумеется, предположить, что найдутся люди, которые захотят при жизни передать свою собственность наследникам. В лице таких наследников появятся мнимые производственники, которых целесообразнее было бы заменить другими лицами, более способными к такого рода деятельности. Но в обществе, устроенном на началах трехчленности, опасность таких злоупотреблений невелика. Ибо правовому государству достаточно установить, что во всех случаях собственность, переданная члену семьи, должна по истечении известного срока после смерти прежнего владельца поступать в распоряжение духовной корпорации, назначающей нового владельца или утверждающей назначение, сделанное завещателем. Можно найти и какие-либо другие способы предотвратить обход закона. Правовое государство позаботится только о том, чтобы передача совершилась, вопрос же о том, кто должен занять место наследника, решается учреждением, принадлежащим к духовной организации общества. В этих условиях укрепляется понимание того, что наследники должны подготовляться путем полезного социальному организму воспитания и образования, и что общество не должно терпеть ущерба из-за передачи капитала лицам, не пригодным к предпринимательской деятельности. Человек с развитым социальным сознанием нисколько не заинтересован в том, чтобы его преемниками по управлению капиталом становились лица или группы, личные качества которых не оправдывают этого назначения. Кто не лишен практического здравого смысла и чувства реальности, не сочтет высказанные соображения пустой утопией. Ибо здесь говорится как раз о таких нововведениях, которые могут вырастать непосредственно из существующих условий во всех областях общественной жизни. Нужно лишь принять одно принципиальное решение: правовое государство должно постепенно отказываться от управления духовной жизнью общества и от собственной хозяйственной деятельности. И не чинить препятствий, если само собой возникает то, что должно возникать и развиваться: утверждаются частные учебные заведения, а экономические организации добиваются самоуправления. Вовсе не требуется немедленно закрыть все государственные школы и все государственные хозяйственные предприятия. Но малыми, может быть, начинаниями прокладывается путь постепенного уничтожения государственной системы образования и государственной экономики. Но прежде всего необходимо, чтобы люди, убедившиеся в правильности здесь изложенных или сходных идей, взялись за их распространение. Ибо, принимая эти идеи, люди приобретают уверенность, что преобразование существующего строя и устранение созданного им социального зла вполне осуществимо. А единственно из этой уверенности и может произойти подлинное оздоровление социальных отношений. Ибо тот, кто проникся такой уверенностью, сможет увидеть в окружающей действительности, каким образом требуемые нововведения можно практически провести в существующих условиях. Главнейшая черта изложенных здесь идей в том и заключается, что новое лучшее будущее создается не путем внезапного разрушения существующего строя. В ходе осуществления этих идей новое развивается из старого, уничтожая в самом своем развитии его вредные стороны. Социальная программа, отвергающая подобную установку, никогда не сможет достичь того, что, несомненно, должно быть достигнуто: она не сможет в ходе своих преобразований уберечь от разрушения и сохранить созданные до сего времени людьми ценности и приобретенные ими способности. Сторонники даже самых радикальных воззрений убедятся в возможности социального переустройства с сохранением унаследованных от прошлого ценностей, если признают справедливыми идеи, указывающие путь подлинного оздоровления социальной жизни. Какие бы классы ни пришли к власти — они не уничтожат социальное зло, если идеи, которыми они руководствуются, не соответствуют действительным законам здоровой жизнедеятельности социального организма.

Кто сомневается, что в наше время социальных неурядиц найдется достаточно людей, способных воспринять такого рода идеи — если в их распространение действительно будет вложена необходимая энергия — сомневается тем самым в восприимчивости человеческой природы к импульсам здравого смысла и целесообразности. Такой вопрос — о правомерности подобных сомнений — нам и не нужно ставить. Мы должны спросить себя только: что надо делать, чтобы как можно более действенными стали идеи, пробуждающие в людях эту уверенность?

Признание и практическое осуществление изложенных здесь идей затрудняется прежде всего тем, что они двояким образом противоречат общепринятым в настоящее время взглядам: обычные возражения сводятся либо к отрицанию в той или иной форме самой возможности расчленить единство социальной жизни, поскольку все три ее области в действительности тесно между собой связаны, либо к утверждению, что и в существующей единой государственной форме организации общества достигается необходимая самостоятельность каждого из трех его членов, изложенная же здесь идея — не что иное, как чисто умственное хитросплетение, ничего общего не имеющее с реальностью.

Первый аргумент вытекает из неверного понимания реальностей общественной жизни: считается, что единство вносится в общественную жизнь путем подчинения ее определенному установленному порядку. В действительности же требуется как раз обратное: единство общества должно складываться в самой общественной жизни, как ее результат: потоки общественной деятельности, сливаясь из разных направлений, должны в конечном итоге образовать единство. Именно этому, реальному пониманию законов общественной жизни противоречило все историческое развитие последних столетий. Потому-то живые, свойственные людям устремления воспротивились навязанному извне «порядку»; это и привело к социальным потрясениям наших дней.

Второе возражение вытекает из непонимания коренных различий в способах действия, свойственных каждому из трех членов социального организма. Не хотят замечать, что к каждому из них человек находится в особом отношении, что этот особый род отношений может развернуться во всем своеобразии лишь при наличии в реальной жизни самостоятельной почвы, на которой этот род деятельности развивается свободно и независимо от других, вступая затем с ними в те или иные взаимодействия. Старая экономическая теория физиократов[14] утверждала: правительственные мероприятия, регулирующие экономические отношения, могут препятствовать их свободному саморазвитию — тогда они вредны. Если же эти мероприятия действуют в том же направлении, в каком экономические отношения развиваются сами собой — они излишни. Доктрина физиократов отвергнута. Но как навык мышления она и поныне невидимкой отравляет умы. Люди верят, что если одна область жизни будет развиваться, следуя своим законам, то это даст людям все, что им нужно. Если, например, экономическая жизнь общества будет построена так, что все люди признают ее превосходной, то на почве совершенной экономики неминуемо возникнет и совершенное право и высокая духовная культура. Однако это невозможно. Только теория, полностью оторванная от жизни, может это утверждать. В кругу экономических отношений нет ничего, что само по себе побуждало бы регулировать человеческие отношения, которые складываются между людьми на основе правосознания. Если все же эти отношения человека к человеку мы захотим построить, подчиняясь экономическим импульсам, то человек и его труд, и распоряжение средствами труда окажутся в плену экономических закономерностей. Человек станет винтиком в механизме экономики. Экономическим явлениям присуща тенденция развиваться в одном определенном направлении — в соответствии с законами экономики — законами выгоды, хозяйственного расчета. Чтобы это одностороннее движение не становилось вредоносным, необходимо вмешательство другой, независимой от экономики, силы. Не в том дело, что правовые нормы хороши, если они содействуют естественному развитию экономических явлений, и вредны, если они этому препятствуют. Важно другое: достойное человека существование достижимо лишь в таком обществе, где направление экономического развития непрерывно корректируется нормами человеческого правосознания, определяющими отношения человека к человеку. А сама экономика сможет успешно развиваться во благо общества, лишь если силы и способности людей будут воспитываться и укрепляться на основе своих собственных, не зависимых от экономики, закономерностей. Тогда только они будут питать экономику такими творческими силами, которые внутри самого экономического оборота зародиться не могут.

Удивительное дело: в обычной жизни выгоды разделения труда общепризнаны. Никто не скажет, что портному следует завести корову, чтобы получать молоко. Когда же дело идет о функциональном разделении всей социальной жизни — упорно утверждают, что всеобъемлющее государство — единственная плодотворная форма общественной организации.

Идеи, отвечающие реальностям социальной жизни, не могут не вызывать самых разнообразных возражений. Это естественно. Ибо подлинная реальная жизнь непрестанно рождает противоречия. И мысль, стремящаяся охватить реальность, должна искать такие формы социального устройства, где противоречия, возникающие в деятельности одних институтов, выравнивались бы деятельностью других. Нельзя ожидать, чтобы какая-либо организация, которая в мыслях рисуется нам «идеально хорошей», практически могла жить и действовать без противоречий.

Совершенно справедливое требование выдвигают социалисты: существующий строй, где цель производства — нажива одного, должен быть заменен строем, где целью производства станет потребление всех. Однако полностью признав справедливость этого требования, нельзя принять вывод, который делают социалисты: средства производства должны перейти из частной собственности в собственность общественную. Скорей придется сделать совершенно иной вывод: должны быть найдены правильные пути, по которым продукция частного производства, движимого силами индивидуальной инициативы, передавалась бы обществу. В настоящее время капиталистическая производственная организация подчинена одной цели: продукция, должна давать доход. В экономике будущего свободные экономические организации (ассоциации) смогут направлять производство в соответствии с интересами потребления, организуя движение продукции от производителя к потребителю. Дело государственно-правовой организации позаботиться о том, чтобы лицо или группа лиц пользовались правом распоряжаться производством лишь до тех пор, пока эта правовая связь между человеком и средствами производства оправдана индивидуальными свойствами человека. Таким образом вместо общественной собственности на средства производства в социальном организме будет создан кругооборот средств производства. В этом кругообороте средства производства будут все снова и снова переходить в руки тех, кто в силу своих индивидуальных качеств способен наилучшим образом использовать их в интересах общества. Таким путем между личностью и средствами производства будет на время устанавливаться та же связь, которая теперь создается правом частной собственности. Ибо глава предприятия и подчиненные ему руководители производства могут применять свои способности и получать от этого сообразный доход только в силу того, что в их распоряжении находятся средства производства. И они не преминут позаботиться о расширении и усовершенствовании производства, ибо с ростом продукции увеличивается их доход, хотя они и не получат полностью всей прибыли: эга прибыль — в духе изложенных идей — принадлежит обществу, за вычетом доли, составляющей вознаграждение производителя за его личное участие в увеличении производства. Естественно, что в случае сокращения продукции доход производственника должен уменьшаться в той же мере, как он увеличивается при ее расширении. Но во всех случаях доход руководителя должен зависеть от его личного участия в производстве, а не от размеров прибыли самой по себе. Ибо прибыль создается не одним только умственным трудом предпринимателя, а совокупностью сил, действующих в обществе.

Ясно, что с проведением в жизнь изложенных здесь социальных идей существующие социальные установления получают совершенно новое значение. Собственность перестает быть тем, чем она была до сего времени. Но она не возвращается в старую, преодоленную ходом исторического развития форму общественной собственности; она выводится на путь преобразования, перехода к совершенно новым формам. Объекты права собственности приобретают как бы свойство «текучести», вводятся в поток социальной жизни. Отдельное лицо не сможет распоряжаться ими в своих частных интересах во вред общества; но и общество не сможет распоряжаться ими бюрократически во вред отдельных лиц; но лица, обладающие соответствующими способностями, смогут получить к ним доступ, чтобы таким образом служить обществу.