Помоги проекту - поделись книгой:
Я перевернулся на другой бок и, затаив дыхание, высунулся между двух сучьев.
Бесформенная тёмная масса тихо шевелилась внизу, почти не издавая звуков — лишь временами слышалось лёгкое похрипыванье, словно у этого существа были неполадки с дыханием.
Двигая только правой рукой, я полез в карман и, достав складной нож, открыл лезвие. Машинально, не потому что надеялся на него, как на оружие. Просто слишком страшно было не иметь в руках вообще ничего, когда за спиной — Танюшка.
Существо не уходило. В голове было кипящее крошево из обрывков мыслей. Если полезет — надо бить по лапам или глазам… если у него есть лапы или глаза… если это вообще не что-то из «Хранителей»… вот бы мне мой охотничий нож…
Танюшка молчала, но я не был уверен, что её надолго хватит. И я резко ослабел (так, что зашумело в ушах), весь вспотев, когда эта бесформенная тень плавно скользнула в темноту и бесшумно в ней растворилась.
Руки у меня позорно дрожали, я даже не смог сразу закрыть нож — а потом так и положил рядом раскрытым. Танька снова прижалась ко мне, и на этот раз мы легли уже спина к спине, укрывшись моей курткой. Я лежал с открытыми глазами, ощущая, как бьётся у девчонки сердце и вслушиваясь — страх не отпускал, бродил рядом, карабкался по дереву и усаживался на ветвях, покачивавшихся под его тяжестью.
Так страшно мне не было даже в недавнюю мою одинокую ночёвку в лесу. Может быть, потому что сейчас я боялся не только за себя.
Как часто бывает, когда боишься спать, я не заметил, как уснул, и навалившийся кошмар показался продолжением реальности — мне снилось, что я лежу, как лежал, а через край нашей площадки перебирается какая-то жуть и вот-вот навалится на нас…
Я проснулся, вздрогнув и широко открыв глаза. Было утро, солнце уже поднялось, вовсю гомонили птицы. Танюшка стояла спиной ко мне в развилке веток — в распор руками и ногами. Она куда-то смотрела и была совершенно неподвижна.
Надо сказать, мне очень хотелось: а) в туалет; б) есть. Или наоборот, не знаю. Но я поднялся, отыскал и убрал выпавший из руки нож и подошёл к ней, сказав:
— Доброе утро.
— Смотри, — вместо ответа тихо сказала Танюшка. — Я уже насмотрелась…
Она говорила не только тихо, но и спокойно. Я встал в другую развилку.
Лес был со всех сторон — на склонах холмов, по берегу реки. Только в той стороне, где должна была располагаться почта, открывался более широкий вид. За болотами и цепочкой озёр, над которыми кружили стаи птиц, вновь тянулся лес — без конца и края, укутанный туманом. В него слева острым углом врезался клинышек степи. Над рекой тоже шапкой ворочались туманные остатки.
— Чёрт, — вырвалось у меня.
— Нам некуда идти, да? — Танюшка посмотрела на меня. У неё на лице было полно грязных разводов. — Мы тут одни?
— Не может быть, чтобы тут не было людей, — на этот раз я и вправду был уверен в том, что говорил. — Нам надо искать людей, Тань. Одни мы пропадём. Помнишь ночного гостя?..
Я справился со своими «делами» раньше, чем Танюшка и успел осмотреть дерево. Ночной гость с лёгкостью тёрся об него на высоте трёх метров — но следы меня успокоили. Обычный медведь, облегчённо подумал я, о чём и сообщил Танюшке — она вернулась повеселевшая, вытирая лицо подолом ковбойки.
— Сходи к реке, умойся! — предложила она.
— Не надо было тебе туда ходить одной, — строго сказал я, стараясь не смотреть на её загорелый плоский живот. Столько раз видел на пляже, а тут что-то застеснялся… — Вообще лучше далеко не отходить друг от друга.
— Между прочим, тут нет лопухов, — задумчиво заметила она, завязывая подол узлом. — Ты не улыбайся, Олег. Если нет лопухов — значит, нет и человека… Куда пойдём-то?
— Сначала — к речке, — решил я.
До речки было метров десять. Да, это была наша Пурсовка — но другой её берег виднелся там, где в нашем мире начиналась уже Пурсовская улица. В невероятно прозрачной воде «ходили» рыбы — много и солидные.
— Игорька бы сюда Мордвинцева, — сказал я. Танька вздохнула:
— Ребята, наверное, уже знают, что мы… — она осеклась. — Давай попробуем их как-нибудь поймать, я есть хочу.
Я умылся и, как мог, прополоскал рот. Странно — я терпеть не мог чистить зубы, а теперь вдруг ощутил в этом настоятельную потребность.
Танюшка стояла на берегу, уперев руки в бока, и осматривалась. А я вдруг испугался — это был испуг быстрый, неожиданный и похожий на удар в солнечное.
Я ведь не смогу её защитить, если что! (То, что я и себя не смогу защитить, меня в этот момент почему-то не беспокоило.) Как — голыми руками?!
А если я не смогу её защитить, то мне и самому лучше не оставаться в живых. Это я подумал как-то легко и без страха. А вслух сказал, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно непринуждённее:
— Тань, ты далеко не уходи… А лучше, — я перебросил ей зажигалку, — разожги костёр. Вон там сушняк… А я попробую что-нибудь поймать.
Это было смело заявление. Я в жизни был на рыбалке один раз — с нулевым, естественно, результатом. Но — тогда речь не шла о подступающем голоде. А сейчас просто хотелось есть — и уже довольно сильно… Но Танька поверила, похоже — отправилась, взяв зажигалку, за хворостом. А я обратился к рыбам:
— Ну что? Будем сотрудничать, или пойдём на конфликт?
Рыбы хладнокровно плавали то в одном, то в другом направлении, никак не реагируя на мои призывы. Я и представления не имел, как взяться за дело. Но и ждать чего-то не имело смысла.
Я разложил нож и отправился за палкой…
…Завтрак получился довольно противный — жареная рыба без соли может показаться вкусной только когда ты действительно проголодался, а из нас, как неожиданно грубо выразилась Танька, ещё не вылетели домашние пирожки. Но зато я был горд собой — четыре крупные рыбы были подбиты самодельным копьём за полчаса. Танюшка сказала, что это крупные окуни.
— Куда мы пойдём, Олег? — спросила она, когда мы, побросав кости в угли, засыпали землёй костёр. — Может, останемся здесь? Вдруг…
Она не договорила, но я понял, что девчонка имела в виду: вдруг мы попадём обратно домой так же, как попали сюда? Мне хотелось на это надеяться, если честно. Но это значило сесть и ждать у моря погоды. Сколько? До зимы?
Я тряхнул головой:
— Тань, надо идти. Ну понимаешь — людей надо искать. Не может быть, чтобы их тут не было! Вдруг они что-то подскажут?
— Я согласна, — вздохнула Таня. — А куда пойдём? Тут кругом лес, только там, — она махнула рукой, — кусочек степи, ты же видел…
— Вот в степь как раз нам не надо, — покачал я головой. — Слишком много открытого места, а кто там живёт — вообще неизвестно. Лучше искать людей в лесу. Историческая традиция говорит, что обитатели леса…
— Оле-ег, — с лёгкой улыбкой протянула Таня, и я, смутившись, умолк, а потом продолжал:
— В общем, надо идти в лес… Знаешь, Тань, — признался я честно, — я могу знать только то, чему меня учили… или что я читал… про ту, нашу Землю. может, тут всё не так. А если предположить, что так, то нам надо идти на запад, — я указал рукой, — в ту сторону, где аэродром… был аэродром. Там поселения были расположены гуще всего. Но это, Тань, если судить по Земле.
— Ну а как иначе-то мы можем судить? — вздохнула она. — Ладно, — в её голосе прозвучала хорошо знакомая решимость, — пойдём, Олег, чего сидеть? Нам ещё через речку перебираться, брод искать…
…Через Пурсовку мы перебрались неожиданно легко — недалеко от дуба, где мы ночевали, нашлось мелкое место, и мы перебрели через реку без проблем. Было около десяти.
— Надо держать точно на запад, — сказал я, когда мы обувались на берегу. — Всё время.
— Пойдём вдоль реки Калаис, — медленно, вспоминая карту (топографическая память у неё была отличная), сказала Танюшка. — Она течёт почти точно на запад… Ну, пошли.
Но мы всё-таки помедлили немного, прежде чем войти в лес. Он стоял стеной — дубы, вязы, тополя теснились один к другому, в подлеске растопыривал до пояса зелёные пальцы мощный папоротник. Но тёмным лес не казался — его пронизывали солнечный свет и пение птиц где-то в вершинах. Чуть-чуть тянуло сыростью.
Потом мы переглянулись и вошли в чащу.
Такого леса я не видел никогда в жизни. Казалось, он и не знает, что на свете существуют люди, а на нас обращает внимания не больше, чем на любых своих обитателей — которыми лес просто кишел и которые нас тоже совершенно не боялись. За каких-то полчаса ходьбы мы видели таких роскошных оленей, что Танька обмерла от восторга; семейку барсуков, дружно перемещавшуюся по своим делам среди папоротника; здоровенного волка, спокойно наблюдавшего за нами через кусты без какого-либо интереса; кабана, с хрюканьем рывшегося в ложбинке в поисках чего-то съестного… Мелкой живности на деревьях и земле было море. Я мельком подумал, что тут и медведи могут оказаться…
Странным было узнавать местность, очищенную от следов деятельности человека. Рельеф легко читался — мы шли мимо городского сада, только не было ни ограды, ни кладбища, ни водонапорной башни…
— Это же наш мир, — сказала Танька. — Ну честное же слово! Олег!
— Надо было читать фантастику, — ворчливо заметил я, понимая вообще-то её удивление. Я и сам, честно говоря, удивлялся, да ещё как. Неужели этот мир — копия нашего? Волга, Рейн… Карпаты. Вулкан Везувий и острова Шпицберген…
Блин.
— Ага, ты сам удивился! — возликовала Танюшка.
— С чего ты взяла? — спохватился я.
— По лицу видно… Смотри, Олег!
Впереди — спокойно, плавно и бесшумно — пронёс своё короткое угловатое тело на длинных ногах бурый лось. Мы переждали, пока он уйдёт, хотя лось не вызывал страха — только уважение.
— Фу, — перевёл я дух. — Пойдём, Танюшк.
Хорошо, что ходить по лесу было для нас привычным делом. Мы умели это делать и любили это делать.
— А тут кончается город, — сказала девчонка через какое-то время. В самом деле — мы уже с минуту шли вдоль оврага, за которым в нашем мире лежал аэродром. — Может, напрямую переберёмся?
— Там могут быть гадюки, — сказал я, но первым спустился вниз, держась рукой за кусты, а другую подавая Таньке, хотя она и сама неплохо справлялась. Мы вылезли на откос, отряхнулись…
…и выяснилось, что на месте аэродрома — довольно широкая луговина. Из высокой серо-желтой травы с пышными метёлками тут и там поднимались искрящиеся крапинами слюды гранитные останцы. Лес окружал луговину широкой дугой, но до него было километра три, не меньше. Сонно звенел тихий нагретый воздух. И плавали высоко-высоко чёрные кресты птиц.
Мне почему-то было страшно выходить на это открытое место. По-моему, Танюшка испытывала сама то же ощущение. Во всяком случае в её глазах появилась задумчивость, а белые мелкие зубки прикусили уголок губы.
— Боишься? — спросил я.
— Я?! — фыркнула она.
— Ты.
— Ага, сейчас.
— Боишься.
— Испугалась!
— Я — боюсь.
Она посмотрела на меня расширившимися глазами. Очевидно, не ожидала такого признания. Потом вздохнула и передёрнула плечами:
— Пошли…
…Трава доходила до колен. Сразу стало жарко-жарко, я стащил куртку и обвязал её вокруг пояса. Захотелось пить, но мы ещё в походах научились правилу — о воде не говорят просто так. Но думать было можно, и я с неудовольствием решил, что без ёмкостей нам будет плохо — каждый раз искать воду, когда она нужна, дело сложное. Гораздо сложнее, чем многим кажется в наших местах.
Мы добрались до первого из гранитных камней. Он отбрасывал холодную тень, острую и чёткую, почти не колебавшуюся на траве. Я уже прошёл мимо, но Танюшка задержалась.
— Смотри, Олег, — и она указала на плоскую грань камня, чуть скошенную внутрь.
Я подошёл и чуть наклонился. На этой грани, влажной, холодной и скользкой, были глубоко и неровно выбиты белёсые буквы. Их края давно сгладились, словно строчки оплыли от огня, но читались хорошо.
Friends!
We don't know, who are you.
Spring near the last stown.
Go on the west.
40 miles from her.
Good luck!
Я понял только несколько слов: «Друзья… мы… вы… камень… идти на… 40 миль…» Но Танюшка уверенно перевела:
— «Друзья! Мы не знаем, кто вы. Родник около следующего камня. Идите на запад. Сорок миль отсюда. Удачи!» Олег, — она выпрямилась, — тут есть люди.
— Или были, — хмуро заметил я. — Надпись-то старая. И почему английская?
— Не знаю, — вздохнула Танюшка. — Но всё-таки… Сорок миль — это сколько?
— Километров семьдесят, семьдесят пять, — перевёл я. — Два… нет, три дня. Вообще-то нам по дороге, можно идти туда. Пойдём?
Теперь уже Танюшка начала осторожничать.
— А что там, в сорока милях? — подозрительно спросила она. Я просто пожал плечами, немного раздражаясь — было жарко и хотелось пить:
— Не знаю, но мы всё равно идём туда. Или нет?
— Идём, — вроде бы решилась она. И неожиданно предложила: — А может, я покричу? Э-э-э-эй!!! — завопила она, подпрыгнув.
Я фыркнул и засмеялся. Танюшка обиженно свела брови, но потом толкнула меня в плечо и тоже хихикнула:
— Ладно тебе… Пошли попьём.
Куда веселей мы зашагали к «следующему» камню. Танька вообще никогда не была болтливой, но сейчас её понесло, и она бесконечно говорила, выдвигая версии о том, что нас ждёт в указанной точке. Доминировало убеждение, что там — путь домой.
Я, если честно, надеялся на то же. Но предпочитал не говорить об этом вслух.
Мы добрались до леса вновь минут через сорок. Воду — а родник выбивался из-под камня упругой струёй в песчаный кратер у основания глыбы — набрать было не во что, а жаль. Она оказалась ледяной и очень вкусной.
Поделиться книгой: