Колдвеллский кафедральный собор Святого Патрика, возможно, вдвое меньше собора в Манхэттене, но все же был достаточно большим, чтобы внушать трепет даже неистинно верующим. Из-за готических арок, похожих на крылья ангела, и высокого потолка, которому, казалось, не доставало всего нескольких дюймов до Небес, она чувствовала себя недостойной и одновременно признательной за то, что находилась под этим сводом.
Ей нравился аромат внутри собора. Пчелиный воск, лимон и ладан. Восхитительно.
Двигаясь мимо алтарей, она лавировала между строительными лесами, которые установили для мытья мозаичных окон. Как всегда, стойки с мерцающими церковными свечами и тусклое освещение на неподвижных статуях умиротворяли её, напоминая, что бесконечный покой ждал всех в конце жизни.
При условии, что тебя пропустят через жемчужные врата Рая.
Боковые двери собора закрывались после шести вечера, и как обычно, ей пришлось выходить через парадные, что, казалось, оскверняло главный вход. Резные панели больше подходили для приветствия сотен приходящих на воскресные службы… или гостей важных свадебных церемоний… ну, или целомудренных верующих.
Нет, для её персоны предназначалась боковая дверь.
Сейчас, по крайней мере.
Как только Мария надавила всем своим весом на древесину, она услышала свое имя и посмотрела через плечо.
Там никого не было, насколько ей было видно. В соборе не было даже молящихся на скамьях людей.
– Да? – позвала она, её голос отдавался эхом. – Святой Отец? Ответа не последовало, и холодок пробежал по её спине.
Резким толчком она открыла левую половину двери и выпорхнула в холодную апрельскую ночь. Сдвинув отвороты своего шерстяного пальто вместе, она быстро побежала, её туфли стучали по каменным ступеням и тротуару, пока она неслась к своей машине. Попав внутрь, она первым делом закрылась на все двери.
Мария, задыхаясь, оглянулась вокруг. Тени скапливались вокруг земли под деревьями, лишенных листьев, и луна показалась за тонким покровом облаков. Люди перемещались в окнах домов напротив церкви. Мимо лениво проехал «универсал».
Никакого преследователя, мужчины в черной лыжной маске или взломщика. Ничего.
Пытаясь побороть панику, она завела свою Тойоту и намертво вцепилась в руль.
Посмотрев в зеркала, она выехала на улицу и направилась в центр города. Пока она ехала, огни уличных фонарей и других машин мелькали на её лице и заполняли Камри, освещая черную вещевую сумку на пассажирском сиденье. Там лежала её отвратительная униформа. Как только она выберется из этого кошмара, она сожжет её вместе с тем, что ей приходилось надевать на свое тело каждую ночь в течение года.
Железная Маска была вторым местом, где она «работала». Первое взорвалось четыре месяца назад. Буквально.
Невероятно, что она осталась в деле. Каждый раз, собирая эту сумку, она чувствовала, будто её снова затягивает в дурной сон, и была отнюдь не уверена, что исповеди в Святом Патрике шли ей на пользу.
Порой возникало чувство, будто все, что они делали, – только вытряхивали наружу грязь, которую лучше бы оставить нетронутой, но потребность в прощении была слишком сильна, чтобы с ней бороться.
Повернув на Торговую, она поехала мимо скопления клубов, баров и тату-салонов, занимающих всю улицу. «Железная Маска» находилась в самом конце и, как прочие клубы, каждую ночь собирала бесконечную живую очередь из фанатичных придурков. Нырнув в переулок, она объехала рытвины около всех Дампстеров и выехала на автостоянку.
Камри удачно встала на место около кирпичной стены с надписью «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА».
Трэз Латимер, владелец клуба, настаивал, чтобы все женщины, работавшие на него, парковались на обозначенных местах ближе к черному входу. Он заботился о персонале также хорошо, как Преподобный, и все это ценили. В Колдвелле было полно злачных мест, и Железная Маска находилась в самом эпицентре.
Захватив сумку, Мария-Тереза вышла из машины и оглянулась. Яркие огни города приглушали немногочисленные звезды, сверкающие между облаками, отчего небеса казались совсем далекими.
Закрыв глаза, она сделала несколько глубоких вдохов и плотнее запахнула пальто. Она зайдет в клуб в чужом теле и разуме. Кем-то, кого она не знала, и не желала помнить в будущем. Внушающем ей отвращение. Кого она презирала.
Последний глоток воздуха.
Прежде чем она успела открыть глаза, ее снова охватила паника, и, несмотря на холод, пот выступил под её одеждой и на лице. Сердце забилось так, будто она убегала от грабителя. Мария подумала, сколько же ночей ей осталось. Тревога становилась с каждой неделей все сильнее, лавина набирала скорость, сминая её, накрывая ледяной массой.
Но она не могла все бросить. Она до сих пор платила долги… часть из них – денежные, другие же долги были жизненными. Пока она не начнет все сначала, придется оставаться там, где ей не хотелось находиться.
И, кроме того, она сказала себе, что хочет переживать этот ужасающий страх. Значит, она не подчинилась обстоятельствам, значит, какая-та её часть все ещё жива.
Открылась задняя дверь клуба, и голос с акцентом произнес её имя самым приятным образом.
– Ты в порядке, Мария-Тереза?
Распахнув глаза, она надела маску и спокойно подошла к боссу. Без сомнения, Трэз увидел её на одной из камер наблюдения, Бог знает, где расположенных.
– Я в норме, Трэз. Спасибо.
Он придержал дверь открытой, и когда она прошла мимо, его темные глаза просканировали её. Трэз Латимер был красавцем с кожей цвета кофе и лицом эфиопа с гармоничными чертами и идеально пропорциональными губами, но больше всего в нем привлекали манеры. Парень был невероятно галантным.
Но лучше не вставать на его пути.
– Ты делаешь это каждый вечер, – сказал он, закрывая за ними дверь на задвижку. – Стоишь у машины и смотришь на небо. Каждый вечер.
– Правда?
– Тебя кто-то беспокоит?
– Нет, но если кто-то появиться, я скажу.
– Тебя
– Нет, я в порядке.
Трэз не выглядел особо убежденным, провожая её в дамскую раздевалку.
– Помни, я доступен круглые сутки, ты можешь поговорить со мной в любое время.
– Я знаю. Спасибо тебе.
Положив руку на сердце, он слегка поклонился.
– С превеликим удовольствием. Береги себя.
Раздевалка была обнесена металлическими кабинками и разделена лавками, привинченными к полу. У дальней стены стояло огромное освещенное зеркало со столиком в шесть футов длиной, заваленным косметикой, и повсюду были развешаны шиньоны, откровенные одежда и шпильки. В воздухе пахло женским потом и шампунем.
Как всегда, у неё было место для себя. Она приходила и уходила первой, и сейчас пребывала в рабочем настроении, не волнуясь и ни в чем не сомневаясь.
Пальто отправилось в кабинку. Уличная обувь отодвинута в сторону. Резинка слетела с волос. Она расстегнула вещевую сумку.
Её голубые джинсы, белая водолазка и темно-синяя кофта сменились на комплект одежды, которую она не одела бы даже на Хэллоуин: микроскопичная лайкровая юбка, топ на бретельках, едва прикрывающий грудь, чулки с кружевными резинками и безвкусные туфли на шпильках, уродующие ноги.
Все было черным. Черный – фирменный цвет Железной Маски, как и любого другого клуба.
Она никогда не носила черное вне клуба. Через месяц работы в этом аду, она выкинула все шмотки, содержащие черный. Дошло до того, что ей пришлось сходить куда-нибудь, купить одежду для предстоящих похорон.
Она побрызгала лаком копну черных волос, висящую над освещенным зеркалом, потом пробежалась по палитрам теней и румян, выбирая темные, мерцающие цвета, как у девчонок на развороте Пентахауса. Она умело нанесла подводку, как у Оззи Осборна, и наклеила накладные ресницы.
Последним делом она подошла к сумке и достала тюбик помады. Она никогда не делилась помадой с другими. Все девушки проходили медицинское обследование ежемесячно, но Мария не собиралась полагаться на удачу: она следила за своими действиями и была скрупулезна, когда дело доходило до безопасности. У других девушек могли быть иные принципы.
Красный блеск на вкус был как синтетическая клубника, но помада была жизненно необходима. Никаких поцелуев. Никогда. Большая часть мужчин знала это, но плотный слой помады подрывал на корню все споры: никто не хотел, чтобы их жены или подружки узнали, как они проводили «мужские посиделки».
Отказываясь смотреть на свое отражение, Мария-Тереза отвернулась от зеркала и направилась навстречу шуму, людям и своей работе. Когда она шла по длинному, тусклому коридору в помещение клуба, музыка становились все громче, как и сердце, бьющееся в её ушах.
А, может, речь шла об одном и том же.
В конце коридора перед ней растянулся клуб, темно-фиолетовые стены, черный пол и алый потолок были столь скудно освещены, что казалось, будто входишь в пещеру. Внутри царила атмосфера извращенного секса: женщины танцевали в железных клетках, тела двигались парно или по трое, а эротическая музыка заполняла душный воздух.
Когда глаза привыкли к темноте, она окинула взглядом мужчин, получая информацию, которую она желала бы никогда не знать.
Нельзя сказать были ли они потенциальными клиентами по тому, как одевались, кем являлись, или по наличию кольца на пальце. Или же по тому, куда они смотрели, ведь все мужчины окидывали взглядом грудь и бедра. Отличие от потенциальных клиентов заключалось в том, что они пялились на не с простым вожделением: когда они пробегались глазами по ее телу, в их мыслях уже все свершилось.
Но ей было плевать. То, что мужчина мог сделать с ней, не будет ужаснее случившегося с ней ранее.
И лишь две вещи она знала наверняка: три часа утра когда-нибудь наступят. И как конец её смены, эта фаза жизни не будет длиться вечно.
В здравом уме, в менее депрессивные моменты, она говорила себе, что эта полоса невезения была чем-то, через что просто нужно пройти, пережить. Её жизнь будто заболела гриппом: и пускай было сложно сохранять веру в будущее, она должна была надеяться, что однажды проснется, повернет лицо к солнцу и насладится тем, что болезнь ушла, и здоровье вернулось.
Предполагалось, что был только грипп. Что если то, через что она проходила, было раком… скорее всего, какая-то часть её жизни исчезнет навсегда, затеряется в болезни навечно.
Мария-Тереза отключила разум и двинулась вперед, в толпу. Никто не говорил, что жизнь будет веселой, легкой или справедливой, и порой вы совершали поступки, которые казались целиком и полностью непостижимы для центра вашего мозга.
Но в жизни не бывает легких путей, а за ошибки всегда нужно платить.
Всегда.
Глава 2
Ювелирная Маркуса Рейнхарда, учрежденная в 1893, располагалась в том же изысканном кирпичном здании в центре Колдвелла с заложения самого первого кирпича. Компания перешла к другому владельцу в Депрессию, но характер бизнеса остался прежним с поправкой на эру Интернета: высококачественные, элитные украшения предлагались по конкурентным ценам и сопровождались превосходным обслуживанием.
– Айсвайн охлаждается в кабинете, сэр.
– Отлично. Мы почти готовы. – Джеймс Ричард Джэймсон, правнук человека, выкупившего магазин у Мистера Рейнхарда, поправил галстук в одном из зеркальных дисплеев.
Удовлетворившись своим внешним видом, он обернулся, чтобы проинспектировать троих сотрудников, которых он оставил после закрытия. Все были в черных костюмах, Уильям и Теренс - в черно-золотых галстуках с логотипами магазина, а Дженис – в золотом ожерелье с ониксами 1950-х. Идеально. Его люди были элегантными и скромными, как и всё в выставочном зале, каждый свободно владел английским и французским.
Ради того, что предлагал Рейнхард, покупатели были готовы приезжать с севера или юга, с Манхэттена или Монреаля, и оно того стоило. Все в выставочном зале сверкало на глазах, словно дань галактике, а ракурс прямого освещения и размещение витрин были подобраны так, чтобы свести к нулю отличие между «хочу» и «необходимо».
Прямо перед тем, как напольные часы пробили десять, Джеймс метнулся к двери-купе, выхватил пылесос Орек и прошелся по следам на антикварном восточном ковре. На обратном пути к шкафу он зачистил собственные следы, чтобы ничто не портило ковровый ворс.
– Думаю, он приехал, – сказал Уильям, стоя у одного из зарешеченных окон.
–О… Боже мой, – прошептала Дженис, становясь рядом с коллегой. – Это определенно он.
Джеймс спрятал пылесос с глаз долой и поправил свой пиджак. Сердце ожило в груди и быстро забилось, но внешне он оставался спокойным, когда прошел к окну уверенной походкой и выглянул на улицу.
Магазин был открыт для покупателей с десяти утра до шести вечера. С понедельника по субботу.
Постоянные покупатели приходили отдельно после закрытия. В любое подходящее для них время.
Мужчина, вышедший из «БМВ» М6, был определенно из круга постоянных клиентов: в костюме, скроенном по европейским меркам, без пальто, несмотря на холод, он шагал как атлет с лицом убийцы. Это был очень умный и могущественный мужчина, и было в нем что-то подозрительное, но в «Маркус Рейнхард» не чурались мафии или денег наркобизнеса. И что до Джеймса, так подходящий к его двери мужчина являлся образцом добродетели в туфлях от «Бэлли».
Джеймс открыл замок и распахнул дверь, прежде чем прозвенел звонок.
– Добрый вечер, Мистер ДиПьетро.
Рукопожатие было официальным и коротким, голос – низким и резким, а глаза – холодными и серыми.
– Вы готовы?
– Да. – Джеймс замешкался. – Вы планируете присоединиться к нам?
– Нет.
Джеймс закрыл дверь и отступил назад, намеренно игнорируя то, как Дженис впилась в мужчину взглядом.
– Могу ли я предложить вам что-нибудь выпить?
– Как насчет того, чтобы начать показывать мне бриллианты?
– Как пожелаете.
В частной смотровой комнате на стенах висели картины маслом, стоял большой антикварный стол и четыре золоченых кресла. А также микроскоп, черная бархатная подушка для демонстрации украшений, охлажденный айсвайн и два хрустальных бокала. Джеймс кивнул подчиненным, и Терренс подхватил серебряное ведро, пока Дженис в спешке убирала бокалы. Уильям стоял в дверях, готовый к любым приказаниям.
Мистер ДиПьетро сел в кресло и сложил руки на столе, под манжетой мелькнули платиновые часы Шопард. Его глаза цвета часов не столько следили за Джеймсом, сколько взглядом высверливали ему дыру в голове.
Джеймс прокашлялся и сел напротив.
– Согласно нашему разговору, я выбрал камни из нашей коллекции, а также заказал несколько бриллиантов прямо из Антерверпена.
Джеймс вынул золотой ключ и вставил его в замок верхнего выдвижного ящика стола. Когда он имел дело с постоянным покупателем, который ещё должен был сделать осмотр или покупку, как сейчас, ему предстояло решить, относится ли он к типу, желающему сначала рассмотреть верхнюю границу своего ценового диапазона, или же уделить внимание самым дорогим товарам.
Было очевидно, к какой категории относился мистер ДиПьетро.
На подносе лежало десять колец, каждое из которых обработали паром для презентации. Кольцо, которое он выдернул из черного бархата, было не самым крупным, какие-то доли карата. Однако оно было, безусловно, лучшим.
– Этот камень в 7.7 карат, формы Изумруд, бесцветный, без внутренних изъянов. Есть сертификаты GIA и EGL для вашего ознакомления.
Джеймс молчал, когда Мистер ДиПьетро взял кольцо и склонился, чтобы пристально его рассмотреть. Не было нужды упоминать об исключительности шлифовки и симметрии камня или том, что платиновая огранка для бриллианта была сделана вручную, и подобные произведения чрезвычайно редко попадали на рынок. Отраженный свет и отблески говорили сами за себя, излучаемое свечение было столь ярким, что можно было подумать, что камень волшебный.
– Сколько? – Спросил Мистер ДиПьетро.
Поделиться книгой: