Тайна приволжской пасеки

— Что это? — удивился отставной мичман.

— То, чем ты так интересовался. И внучка твоя — поболее твоего.

— Ааа… — Гурий Федотович поспешил развернуть сверток. Увидев цветастую коробку с профилем Моцарта и надписями по-немецки, он поглядел на Николая Христофоровича с восторгом и недоверием. — Значит, это и есть марципаны?

— Они самые. В шоколаде! А вот, — Николай Христофорович вручил ему марципановое сердечко, запакованное в прозрачный полиэтилен, — в чистом виде, с цветным рисунком!

— Надо же! — Отставной мичман покачал головой. — Действительно, похоже на наши расписные пряники… В прошлый приезд, — объяснил он ребятам и Котельникову-старшему, — моя внучка стала выпытывать у командора, что такое марципан. В книжках, понимаешь, читала, а в глаза никогда не видела. Да и мне как-то видеть не довелось, хотя я и много плавал. Командор постарался сперва объяснить, потом рассмеялся и сказал нам, что привезет эти самые марципаны. Я думал — забудет, ан нет… И немецкие! Небось здорово потратился?

— Да ну! — махнул рукой Николай Христофорович. — В Москве этого добра сейчас навалом… Так мы прогуляемся по городу, а яхту под твой присмотр оставим! — быстро перевел он разговор на другую тему, явно желая избежать благодарностей.

— Уж не беспокойтесь! — с жаром заверил Гурий Федотович. — Когда вас ждать?

— Может, к вечеру, а может, мы эту ночь в гостинице проведем. Надо ж показать гостям здешнюю гостиницу… Но если на ночь останемся, то я подойду тебя предупредить. Не знаешь, Автоматыч на месте?

— Где ж ему быть, все возится…

— Отлично! Да, и еще одно… — Командор взял мичмана под локоток и отвел в сторонку. — Извините, — на ходу извинился он перед своей командой, — тут наши дела, так что не обижайтесь, но нам нужно наедине обсудить.

Он пошушукался с отставным мичманом — совсем недолго, от силы минуты две.

— Сделаем! — вслух произнес мичман, когда обсуждение закончилось. — Не бойтесь, не подведу!

— Совсем хорошо! — И командор Берлинг весело кивнул своим путникам: — Пошли!

— Куда мы идем? — с любопытством спросил Саша, с трудом поспевая за размашистым шагом командора. — К Автоматычу?

— К нему, к нему…

— А кто он такой? — спросил Миша.

— Узнаете! — ответил Николай Христофорович, хитро ухмыльнувшись.

— Почему его зовут Автоматычем? — задала свой вопрос Оса. — Он что, с автоматами работает?

— Может, и работает, — ответил Николай Христофорович. — Но Автоматычем его зовут не поэтому. Он татарин по отцу, и отчество у него сложное, типа Авторханыч. Здешний народ переделал это отчество в Автоматыч — ну, и привилось!

Ребята больше ни о чем не спрашивали, но их обуревало нетерпение узнать, кто такой этот Автоматыч и чем он занимается. Они поняли, что это и есть обещанный сюрприз!

Еще несколько улиц — и они увидели небольшой парк, над кронами которого возвышалось колесо обозрения.

— Мы идем в парк аттракционов? — спросил, догадавшись, Петя.

— В общем, да, — ответил Николай Христофорович.

Они прошли по тенистой аллейке и оказались перед площадкой, на которой размещалось несколько аттракционов: колесо обозрения, автодром с электромобилями с торчащими шестами, на которых так здорово сталкиваться, чертово колесо, карусель паровозиками и расписными лошадками, тир, качели-«лодочки». На площадке стояла мертвая тишина, ни одной живой души не было видно.

— Так ведь парк не работает! — чуть не хором вырвалось у ребят.

— Вот и нет! — ответил Николай Христофорович. — Все открыто, и все к вашим услугам… Автоматыч! — громко позвал он.

Из висевшей у самой земли перед дощатым посадочным помостом кабинки колеса обозрения высунулся человек — в потертом и испачканном рабочем комбинезоне, руки и лицо перемазаны сажей и машинным маслом.

— Ба, командор! — Автоматыч был смугл, черноглаз, и до того, как он заговорил, ребятам казалось, что он должен говорить с гортанным прицокиванием, на восточный манер, но он разговаривал с таким же округлым оканьем, как и все волжане. — Добро пожаловать!

— Вот посетителей к тебе привел, с тебя комиссионные, — усмехнулся Николай Христофорович. — У тебя ведь открыто?

— Разумеется, открыто!

— Тогда объясни нашим гостям, почему у тебя так пусто.

— А чего тут объяснять? — проворчал Автоматыч. — Городок наш совсем маленький, все, кто мог, тысячу раз перекатались… Это когда у нас большие теплоходы еще останавливались и ярмарку пытались устроить, вот тогда построили, чтобы побольше народу привлечь, туристов и покупателей всяких. Но дело, вишь оно как, заглохло… и даже средств на ремонт не выделяют. Вот, колесо обозрения подпортилось, вожусь с ним, надеюсь к ночи управиться. До этого у двух машин на автодроме моторы перегорели, чуть не неделю копался. Многое ржаветь начинает, тут бы почистить, покрасить…

— И сколько стоят ваши аттракционы? — полюбопытствовал Петькин отец.

— Да мы все старых расценок держимся, новых пока что не спускали. По тысяче рублей — любой. А в тире — сорок рублей десять пулек. И то для многих накладно выходит, еще и поэтому все простаивает. Ведь тут народ месяцами зарплату не получал, только недавно стали выплачивать…

Ребята тихо ахнули. В Москве уже давно самые простенькие — совсем «малышовые» — аттракционы стоили не меньше пяти тысяч, а цена на хорошие доходила до двадцати, иногда подскакивая и выше!

— Угу. — Петькин отец кивнул и показал Николаю Христофоровичу пять растопыренных пальцев, вопросительно на него поглядев: спрашивал без слов, нормальная ли будет сумма для Автоматыча, не надо ли ее увеличить или, наоборот, уменьшить — ведь после многих «пустых» дней у Автоматыча может голова закружиться от слишком больших денег и, вообще, пойдут разговоры, что командор богачей привез — в таких маленьких городках слухи быстро разлетаются, а это совсем ни к чему. Когда Николай Христофорович кивнул, показывая, что с суммой Петькин отец угадал, все в порядке, Котельников-старший произнес: — Хорошо, я предлагаю вам пятьдесят тысяч, и до закрытия весь парк принадлежит вот этим пятерым обормотам! Сколько до закрытия — часа два?

— Да, около того, — ответил Автоматыч, поглядев не на часы, а на солнце.

— Так годится мое предложение?

— Еще как годится! — Автоматыч был, очевидно, доволен. — Вот только колеса обозрения не обещаю, я его только к завтрашнему дню налажу.

— Ничего, обойдемся без колеса обозрения! — великодушно согласился Петькин отец.

— Сейчас я вам все отопру, — сказал Автоматыч, принимая у Котельникова-старшего пять десятитысячных купюр. Он взял связку ключей и пошел открывать аттракционы.

— А в Москве тир стоит не меньше двухсот рублей за десять пулек! — восторженно шепнул Миша Сереже.

Сережа не менее восторженно кивнул.

— Да, сюрприз действительно класс! Вот уж сюрприз так сюрприз!

Ребята начали с автодрома. Так здорово было гонять на машинках, уклоняясь от столкновений или, наоборот, врезаясь в других. Состояние аттракциона было, конечно, не ахти: машинки помятые, и железная сетка, которой шесты касаются верхним концом и через которую идет ток к моторам, кое-где порвана, так что иногда машинка могла беспомощно остановиться, и шест торчал в воздухе, сквозь дыру, и надо было ждать, чтобы в тебя кто-нибудь врезался и толкнул твою машину так, чтобы шест опять коснулся сетки… Но разве в этом дело? Так было даже интересней!

И чертово колесо тоже было таким, какого во всем мире не сыщешь, пусть оно и скрипело, как немазаная телега! Саша, бедняга, слетел с него первым — и как же он переживал, стараясь не показать своих переживаний друзьям! Если бы еще Осы здесь не было, а то… Последними на колесе остались Петя и Миша — они держались довольно долго и слетели почти одновременно!

— Хорошо, что мы оставили Бимбо на яхте! — сказал Петя. — Вот бы он сейчас возмущался и лаял!

Пете можно было так говорить — он ведь был хозяином пса. Но всем его друзьям было жаль Бимбо.

— По-моему, если мы тут задержимся до утра, то надо обязательно привести Бимбо сюда! — сказала Оса.

Взрослые — Николай Христофорович и Петькин отец — сидели на лавочке, блаженно щурились на солнце, неспешно говорили о чем-то своем, сами радуясь, что им удалось доставить детям такую радость. Через какое-то время Котельников-старший закурил свой привычный «Кэмел» и стал внимательно слушать то, что говорил ему Николай Христофорович.

Ребята покатались на карусели — и даже этот простенький аттракцион доставил им ни с чем не сравнимое удовольствие. Они уже и забыли, как приятно чувствовать под собой прогретое солнцем кожаное седло деревянной лошадки. А Саша взгромоздился на важного двугорбого верблюда и сверху взирал на всех остальных друзей…

Потом ребята отправились на качели-«лодочки» — те самые, которые раскачиваются все выше и выше, до тех пор, пока не переворачиваются в воздухе! Только одна была беда — всего две двухместных «лодочки» имелось в этом аттракционе, и для пятого человека места ну никак не находилось! Петя великодушно уступил первую очередь друзьям, а сам отошел в сторону, чтобы полюбоваться, как они будут вопить и визжать, когда качели начнут совершать полные обороты.

Он оказался у самых кустов, росших с одной стороны скамейки, на которой сидели взрослые. Петя вовсе не собирался подслушивать, но взрослые сейчас говорили достаточно громко, и до него почти сразу же долетел обрывок их разговора!

И то, что Петя услышал, заставило его забыть обо всем на свете!

Глава 5

Командор бросает вызов судьбе

— Нет, Николай! Ты определенно сошел с ума! — довольно-таки резко возразил Петькин отец.

— Вовсе нет! — возразил Николай Христофорович. — Сам рассуди. Конечно, твоя версия, что от Никиты ушла жена, довольно правдоподобна, но есть странности, которые в нее не вписываются!

— Ну да, Бимбо залаял, вот и вся странность… — проворчал Котельников-старший.

— Не просто залаял, а надрывался! И очень зло рычал при этом. Бимбо не такой глупый пес, чтобы впасть в ярость от запаха коз или другой незнакомой живности — это я уже усвоил! Нет, он учуял постороннего, причем злого и опасного постороннего, и где-то совсем рядом. Возможно, этот посторонний хотел тайком проникнуть на яхту, увидев, что все ушли, и не зная о собаке — ведь Бимбо вел себя совсем тихо. Бимбо его спугнул — этому постороннему совсем не нужно было, чтобы его заметили! Вопрос: кто был этот посторонний?

— Если он вообще был, — не соглашался Петькин отец. — Бимбо хоть и умный пес, но ему что угодно могло почудиться!

— Хорошо, пойдем дальше. Почему Никита не проводил нас до самой яхты, а остался стоять у начала мостков?

— Мало ли почему! Настроение было такое, состояние, неохота провожать.

— Я знаю Никиту очень хорошо и твердо могу сказать, что в любом настроении или состоянии он бы обязательно проводил гостей до конца! Повторяю тебе, он боялся пройти с нами, потому что причал — открытое место, и тот, кто за ним наблюдал, не мог подойти достаточно близко, чтобы убедиться: Никита не улучил секунду, чтобы попросить нас о помощи, не дал нам понять, что он и его семья в беде! Никита боялся сделать лишний жест, лишнее движение, чтобы не навредить жене и детям. Почему? Ответ, повторяю, ясен: его жена и дети в заложниках, и держат их где-то на ферме, а от Никиты требуют выходить к приезжающим и делать вид, будто все в порядке! Это у него не очень получается, — но абы как…

— Не растравливай себя, это все твое поэтическое воображение, — урезонивал Николая Христофоровича Петькин отец.

— Брось ты про мое поэтическое воображение! Смотри еще раз, что получается. Выстрелов мы не слышали. Да, мы отошли довольно далеко, но по реке, в ночной тишине, они бы все равно до нас долетели. Это значит, что бандиты ушли от облавы. Один из них, как мы слышали, ранен. Значит, им надо хоть несколько дней где-то отсидеться. И вот они натыкаются на семью, живущую «а отшибе. Это ж для них находка! Жену и детей они берут в заложники, а мужа предупреждают: кто бы ни приплыл или ни приехал — всем отвечать, что все замечательно, что жена и дети уехали в город на несколько дней, а он тут один вкалывает, ни про каких бандитов не слышал и никого чужого не видел. И побыстрее выпроваживать всех гостей, чтобы никакой случайности не произошло. А если он их выдаст — они сами погибнут, но первым делом перебьют его семью! Вот так-то! Кроме прочего, им надо раненого подлечить, а у Никиты всегда полный запас медикаментов и средства первой помощи, ведь на ферме мало ли что может случиться! И тут плывем мы. Бандиты сперва узнают у Никиты, кто это сигналит выстрелом, потом, после обсуждения, может быть, они обсуждали, — перебить нас или дать нам уплыть! — велят Никите получше сыграть свою роль. Для того чтобы держать под присмотром в закрытом помещении жену и детей, достаточно одного бандита. Еще один ранен. Значит, остаются трое, находящиеся где-то там, где хотя бы один из них постоянно видит и слышит, о чем с нами говорит Никита, не подает ли он странных сигналов жестами, чтобы при первом подозрении перебить нас всех! Никита покорно играет роль — он боится за семью. Один из бандитов решает наведаться на яхту, осмотреть ее — и натыкается на Бимбо. Ему не с руки пристреливать собаку: ведь им, наоборот, надо, чтобы мы спокойно уплыли и, если нас спросят, рассказали, что на ферме все спокойно, что Никита один и тоскует, но чужих на ферме нет…

— Петька, уууух!.. — завопил Миша, совершивший вместе с Сашей первый полный оборот на качелях.

Петя помахал рукой, показывая, что видит.

— Да, я собираюсь отправиться туда, — ответил Николай Христофорович на вопрос Петькиного отца, которого Петька за криками друзей не расслышал.

— Только зря промотаешься, — продолжил отговаривать Петькин отец. — Твое богатое воображение…

— И опять ты пытаешься все валить на мое воображение! Что ж, может быть, я сплаваю, и мы посмеемся над моими страхами, когда я вернусь. Но, поверь мне, Олег, я знаю жизнь на реке! Это шестое чувство, которое приходит с опытом. Так вот, мой опыт жизни на реке говорит мне, что вероятность того, чего я боюсь, велика! Лучше сплавать впустую, чем потом корить себя всю жизнь, что ты, обо всем догадавшись, не пришел на помощь другу — даже пальцем не пошевелил!.. Ведь если я прав, бандиты все равно убьют Никиту и его семью — Через два-три дня, когда будут уходить с фермы и не захотят оставлять позади ненужных свидетелей…

— Если хоть на секунду допустить, что ты прав, я не могу отпустить тебя одного, — хмуро проговорил Котельников-старший.

— Вовсе нет! Во-первых, на тебе ответственность за детей, тебе нельзя их бросать. Во-вторых, ты человек пришлый, неопытный, и… извини, что я так скажу, но это правда… и станешь мне, скорее всего, обузой, если отправишься со мной. В одиночку я смогу двигаться легче и незаметней…

— Скажи лучше, что ты хочешь бросить вызов судьбе!

— Пусть так! А ты можешь сделать вот что. Мы останемся ночевать в гостинице. Бимбо переведем в гостиницу — его пустят, не волнуйся, — а я отправлюсь ночевать на яхту: для того, мол, чтобы не оставлять ее без присмотра. С первой темнотой я отплыву к ферме; смотритель пристани заранее подготовит мне катер.

— Ты об этом с ним договаривался?

— Да. Если все нормально, то утром я вас весело разбужу и поведу завтракать. И буду готов первым издеваться над моими пустыми страхами. Если же я не появляюсь дону, скажем, полудня, то вы берете яхту и идете вверх по реке, разыскивая браконьеров или милицию. Им ты обо всем расскажешь, и они сообразят, что делать. Лучше, конечно, найти браконьеров. Они хитрее, они не связаны строгими правилами служебного долга… Но это как повезет!

— А не лучше ли сразу пойти их разыскивать?

— Чтобы выставить себя на посмешище, если на ферме все нормально? Нет, я…

— Петя, иди кататься! — закричала Оса. — Твоя очередь!

Петя поспешил к ребятам: он и так простоял у кустов слишком долго и взрослые могли заметить его в любой момент. Легко представить себе, что творилось у него в голове, какие мысли и чувства его обуревали. Но он постарался взять себя в руки.

— Кто со мной? — громко спросил он, подходя к качелям. — У кого голова еще не закружилась?

— Я готов крутиться хоть сутки напролет! — сказал Миша. — Да и остальные, по-моему, тоже.

— Давайте бросим жребий, чтобы никому обидно не было, — предложил Сережа.

Он взял три палочки подлиннее и одну покороче и, отвернувшись от друзей, зажал Их в кулаке так, чтобы нельзя было понять, Какая из палочек короткая.

— Теперь тяните! Кто вытянет короткую, тот уступает свое место Пете.

Oca, Саша и Миша вытянули по очереди, и выяснилось, что короткая палочка остается у самого Сережи.

— Ну вот! — улыбнулся Сережа. — Сам предложил и сам попался! Ничего, я свое еще наверстаю!

Петя оказался на качелях вместе с Мишей.

У ух!.. — раскачивались качели. Уух!.. Уух! Дух захватывало. В любое другое время Петя забыл бы обо всем на свете и только наслаждался бы этим немного пугающим полетом, когда при особенно сильном качке начинало сосать под ложечкой и по спине пробегали мурашки. Но сейчас он не мог думать ни о чем, кроме подслушанного им разговора…

Качели, разогнавшись, совершили полный оборот, так что Петя и Миша на секунду оказались вверх ногами — у-ух!.. От этого у кого хочешь закружилась бы голова, но у Пети она и так уже кружилась — от набегающих мыслей. Неужели Николай Христофорович прав? И что, он вот так возьмет и полезет в бандитское логово, чтобы спасти своих друзей? Он уверен, что большой опасности не подвергнется, потому что «знает жизнь на реке». Но… Что бы ни было, надо как можно скорей поделиться услышанным с друзьями!

Качели стали потихоньку останавливаться и наконец совсем остановились. Ребята выбрались на твердую землю, чувствуя, что ноги у них как ватные.

— Куда теперь? — спросил Саша.

— Айда в тир, постреляем! — предложил Петя.

Его друзья охотно согласились. Они зашли в тир, выбрали каждый по «духовушке», взяли по горстке свинцовых пулек на маленьких жестяных блюдечках. Мишени были старые, все побитые: всякие животные, мельницы, которые начинают вращаться, если попадешь в черный кружочек, поезд, который начинает бегать туда и сюда… Ребята стали заряжать ружья. Петя оглянулся на всякий случай, чтобы убедиться, что никого из взрослых рядом нет, и негромко проговорил:

— Я только что услышал такое!.. Слушайте в оба уха — и при этом не забывайте стрелять, а то тишина в тире может показаться подозрительной!..

— Что такое? — встревожено спросила Оса. — Что-то стряслось?

— Пока еще неизвестно, но… — Петя прицелился. — Сейчас я хочу подстрелить этого слона… Попал! — обрадовался он, когда

Жестяной слон перекувырнулся после удачного выстрела.

— Не томи, рассказывай поскорее! — взмолился Миша.

— Так вот… — И Петя стал пересказывать подслушанный разговор. Друзья слушали его, затаив дыхание, но при этом не забывали постреливать. Петин рассказ так их взволновал, что выстрелы плохо шли в цель. Только Саше на удивление везло — что ни выстрел, то точное попадание.