Помоги проекту - поделись книгой:
— Я объясню тебе это, но не сейчас, как-нибудь попозже. Сейчас мы должны говорить на фаата'лиу, чтобы ты все понял правильно. Ты не забыл, что такое фаата'лиу?
— Конечно, не забыл. Это язык бино фаата.
— Мама, почему дядя Павел плачет?
— Разве он плачет, сынок? На его лице нет слез.
— Он плачет. Я чувствую. Здесь. — Детская ладошка касается лба. — И ты тоже плачешь. Мама, почему?
Долгое молчание.
— Наверное, ты прав, мой мальчик. Мы оба плачем, дядя Павел и я. Люди горюют, когда уходят близкие, уходят навсегда. Я не хотела тебе говорить… Йо умерла. Ты ведь понимаешь, что это значит?
— Касс'иро тан… То есть я хотел сказать — я понимаю и не понимаю. Умирают старые, а тетя Йо была молодой и такой красивой… Как она могла умереть?
— Ты же знаешь, Пол, что она не человек… не человек Земли. Мы живем семьдесят, и восемьдесят, и даже сто лет, а Йо не могла прожить столько. Она была фаата.
— Но она говорила мне, что фаата живут очень долго и никогда не стареют. Разве это не так?
— Есть разные фаата, милый, как разные народы на Земле. У таких фаата, как Йо, жизнь недолгая.
Молчание.
— И она больше к нам не придет? Никогда-никогда? Не будет меня учить, говорить со мной на фаата'лиу, рассказывать о Т'харе, о Новых Мирах и большом корабле, на котором прилетела на Землю? Я не хочу так! Я хочу, чтобы она жила! Разве это трудно — просто жить?
— Есть вещи, Пол, которые нам неподвластны. С ними надо смириться и перенести горе с терпением и мужеством. Посмотри на дядю Павла… посмотри, он сидит на скамейке в нашем саду, глаза его печальны, но слез в них не увидишь. Он сильный человек, наш дядя Павел…
— Но внутри у него темнота. Я чувствую, знаю… Слез нет, но он плачет… — Пауза. — Я пойду к нему, мама?
— Иди, сынок.
— Пол, это господин Клаус Зибель из ОКС. Он будет…
— Простите, мэм, просто Клаус. А ты — Пол… Пол Ричард Коркоран… Знаешь, ты очень похож на свою маму. Какая у тебя интересная комната… столько снимков, и все голограммы… Я вижу, на них капитан Литвин… здесь — на Меркурии, а здесь — в Поясе Астероидов… А это где?
— На Аяксе. Там два солнца, господин Клаус, зеленое и красное.
— Называй меня Клаусом, Пол. Я, конечно, старше тебя, но ненамного, всего лет на двадцать. Сущий пустяк, не так ли? Хорошая у тебя комната… и окна прямо в сад… а в саду еще астры цветут… Скажи, почему погашены эти два снимка — тот и вот тот?
— Мама говорит, такой обычай — не включать голограммы сорок дней. На них тетя Иоланда. Она умерла, Клаус.
— Ты хотел сказать — Йо?
— Я хотел сказать Иоланда, потому что так ее все звали, кроме нас с мамой и дяди Павла. Но ты из ОКС, и ты знаешь, что она была Йо.
— Знаю. Включи, пожалуйста, эти снимки. Включи для меня, на пять минут.
Молчание.
— Красивая… Жаль, недолго у вас прожила…
— Она здесь не жила. У нее и дяди Павла есть свой дом.
— Я оговорился, Пол. Я хотел сказать — у нас на Земле. Она была твоим другом?
— Да, Клаус.
— А другие друзья у тебя есть? Кто они?
— Коля. Он в том доме живет, где башенка. Видишь, Клаус? Во-он, над деревьями… Еще Серега и Петька. Они братья, но Петька маленький, а с Серегой мы вместе в гимназию пойдем, так мама сказала. Еще не скоро… еще целый год… почти…
— Но ты не забудешь того, чему научился у Йо? Фаата'лиу, например?
— Я постараюсь не забыть, но кроме тети Йо никто не знает фаата'лиу, даже дядя Павел. Серега… я хотел научить Серегу, но он все говорит неправильно и не умеет щелкать языком. И теперь, когда нет тёти Йо…
— …Теперь есть я. Я немного знаком с фаата'лиу и умею щелкать. Тц, тц, тц… Слышишь? Знаешь, зачем я пришел?
— Зачем, Клаус?
— Я пришел, чтобы говорить с тобой на языке бино фаата. Нам нужно говорить, тебе и мне, иначе мы его забудем, а это не годится. Язык врагов надо знать… врагов или союзников, смотря по тому, как повернется судьба. Понимаешь?.. Вижу, что еще не понимаешь, но поймешь со временем. Мы будем говорить с тобой, Пол. Конечно, я не заменю тебе Йо, я совсем некрасивый, и я не похож на фаата, но знаю о них многое. Все, что знаю, расскажу тебе. И мы… может быть, мы станем друзьями.
Молчание. Почти бессознательно ментальный щуп коснулся чужого разума, приник на мгновение и отпрянул.
Странный этот Клаус Зибель… Странный, но, кажется, плохого не желает… Хочет говорить… в самом деле, хочет говорить…
— Айт т'теси, — произнес мальчик на языке фаата. — Я рад.
— Пол? Тебя зовут Пол Коркоран? Значит, Паоло. А я Хосе Гутьерес из Барселоны.
— Испанец?
— Ха, испанец! Я каталонец, Паоло! Мой дед говорит, мы настоящие иберы, не то что эти… — Презрительный жест. — А ты откуда? Из Швеции?
— Почему ты так решил?
— Все шведы рыжие, и ты рыжий.
— Я из России, Хосе.
— Ха, врешь! У русских таких имен не бывает! Ты точно швед! Разве плохо быть шведом?
— Наверное, хорошо, но я не швед. Моя мать — ирландка, отец был австрийцем, а живу я в России, в Смоленске.
— Почему? И почему твой отец — был?
— Потому что он умер, и мама решила, что в Смоленске нам будет лучше. Там дядя Павел.
— Твой новый отец?
— Нет, друг моего отца, капитан Пол Литвин. Сейчас он командует «Дрезденом».
— Ух ты! Капитан космического флота, да? Я читал про Вторжение… Он тот самый Литвин? Венок Славы, Пурпурное Сердце, Орден Кометы и… и…
— Он тот самый Литвин, Хосе. Он был десантником… и мама, и мой отец… Они летали на «Жаворонке».
— Десантники, ух ты! Я видел утром, как ты прыгаешь в этом… как его… да, в блоке невесомости! Здорово! Это у тебя от родителей, верно? От десантников? А мои… мои всегда торговали вином. Дед торговал, и прадед, сейчас отец торгует… А я не хочу. Я, как вырасту, — делает большие глаза, — отправлюсь на Плутон. Туда прилетели эти… как их… лоона эо, вот! Им наемники нужны, бойцы! И я…
— Хосе, зачем тебе идти в наемники? Разве плохо на Земле?
— Хорошо. Хорошо, но скучно! А дед говорит: мы, каталонцы, такие непоседы…
— Почему мы встретились здесь, Клаус?
— Потому, что мне надо сказать тебе нечто важное, Пол, и это самое подходящее место. Твоя мать и дядя Павел тоже так считают. Мисс Эби, твоя мама, очень боится, не знает, как ты отреагируешь… Возможно, решишь, что нужно побыть одному. Есть вещи, с которыми мужчина должен справляться в одиночестве, а ты уже мужчина, Пол, тебе четырнадцать лет. Если захочешь здесь остаться, вот пароль и ключ. Коммодор Литвин оставил их для тебя.
— Клаус… не обижайся, Клаус… если я должен узнать что-то важное, то почему ты?.. Ты, а не мама?.. Ты, а не дядя Павел?..
— А как тебе кажется?
Тишина, только потрескивают поленья в камине.
— Я думаю, ты специалист, Клаус. Психолог. Ты служишь в ОКС и занимаешься фаата. Наверное, ты знаешь о них больше всех на свете… — Пауза. — Наш разговор касается бино фаата?
— Правильный вывод, мой мальчик. Бино фаата, Эби Макнил, твоей матери, Павла Литвина, Рихарда Коркорана и тех дней, которые они провели пленниками в чужом корабле. Ну и других любопытных моментов и забавных личностей вроде Гюнтера Фосса, спасителя Земли… Здесь, на этом диске, полный отчет о случившемся, и ты его просмотришь, когда я уйду. Но сначала мы поговорим… Скажи, ты замечал за собой что-нибудь странное?
— Странное? Нет, Клаус… пожалуй, нет.
— Нет? Я подскажу тебе, Пол. Тебя не удивляет, что ты говоришь на фаата'лиу?
— Ты тоже на нем говоришь.
— Мне сделали операцию, сложную операцию на гортани. Видишь ли, Пол, голосовые связки, нёбо и язык у бино фаата устроены чуть иначе, и люди Земли просто не в силах овладеть необходимым произношением. Только мы с тобой, если не считать особых трансляторов-вокодеров… Но это не самое главное… не самое главное для тебя. Важнее другое. Я замечаю, что ты улавливаешь смысл незаконченной фразы, а иногда — невысказанную мысль. В последние годы, когда ты вступил в пубертатный период, все чаще и чаще… Ты не думал, как это получается? Не вздрагивай, в этом ничего плохого нет. Такой уж у тебя дар, мой мальчик.
— Клаус, теперь я понимаю, о чем ты говоришь. — Пауза. — Клаус… мне страшно, Клаус…
— Ты не должен бояться. Это не уродство, Пол, это, так сказать, наследственный дар. Ну-ка напрягись, загляни в мое сознание, прямо в мозг… Сколько там извилин у старины Клауса? Пяток наберется?.. Ну вот, ты уже улыбаешься…
— Оттого, Клаус, что мне стало еще страшнее. Наследственный дар? Почему наследственный?
— Потому что Рихард Коркоран не был твоим отцом. Я объясню тебе… сейчас объясню… ты только внимательно слушай…
— Мама, Клаус сказал мне…
— Я знаю, о чем сказал Клаус, и не хочу об этом говорить. Ты мой сын, Пол, плоть от плоти, кровь от крови… Этого достаточно.
— Конечно, мама. Но я все-таки спрошу… нет, не о том, что с тобой сделали на корабле, я про другое. Клаус дал мне отчет, и там было про метаморфа, про этого Гюнтера Фосса… Это не выдумки? Ты сама его видела?
Вздох облегчения.
— Видела. Своими собственными глазами.
— Расскажи!
— Дядя Павел знает больше. Когда он вернется…
— Когда он вернется, я его спрошу, но ты тоже должна рассказать! Откуда он взялся, этот Фосс, и как он выглядел? И что он делал? И почему он…
— …Если обратиться к русской — точнее, к российской литературе того периода, мы легко заметим тенденции разочарования и нигилизма, что объясняется общей ситуацией в стране в конце двадцатого — начале двадцать первого веков. Развал великой державы, резкий спад экономики и обнищание населения с одной стороны, а с другой — безграмотные нувориши, ленивые чиновники и жадные олигархи, устроившие пир во время чумы — такой видится нам Россия тех лет, что, разумеется, нашло отражение в литературном процессе. Если мы обратимся к творчеству таких писателей, как…
— Паш, а Паш…
— Что, Серега?
— Ты новую девчонку видел? Ту, что в девятый пришла?
— Какую девчонку?
— Верку Ковалеву. Я ее сканером… пару раз… незаметно… Держи, щас переброшу снимки на твой покетпьют…[16]
— Щас нас засекут и выкинут из блока. Забыл про контер[17]?
— …Период упадка, который мы сегодня рассмотрим, продлился до двадцатых-тридцатых годов двадцать первого столетия и породил, в частности, особый жанр литературы ужасов. Если мы обратимся., например, к роману «Нет»…
— Забудь про контер, я его немного подкрутил. Ты погляди, Пашка, какая девочка! На второй снимок погляди! Этот я сделал снизу, когда она по лестнице шла… Ка-акие ножки!
— Да ведь она совсем малявка! Пятнадцать лет в обед!
— Ну, и мы еще не старики. Я, во всяком случае. А потому…
— Ты что там с контером сделал, Серега? Вышли уже на нас, вышли! Ты что в нем крутил, охламон?
Перерыв в трансляции лекции.
— Седьмой блок! Семенов и Коркоран! Вон из аудитории!
— Ольга Васильевна, да мы…
Поделиться книгой: