Игра Джералда

Что дальше?

Она не знала, что делать дальше. Отчаяние навалилось на нее, совершенно лишив ее ум способности конструктивно мыслить. Единственное, в чем она была абсолютно уверена, – это то, что одинокий пес ничем не поможет: он просто постоит у задней двери, а затем уйдет, когда поймет, что больше тут ничего не дадут. Джесси в отчаянии всхлипнула и закрыла глаза. Слезы выползали из-под закрытых век и медленно текли по щекам. В лучах закатного солнца они выглядели, как капли золота.

«Что дальше? – спросила она снова. Ветер свистел на улице, сосны шумели, дверь скрипела. – Что же дальше. Хорошая Жена? Что дальше, Рут? У кого возникли идеи? Я хочу пить, мне надо в туалет, мой муж мертв, и моя компания – только лес, да еще этот пес, чье представление о блаженстве ограничено остатками сандвичей с колбасой. Вскоре он поймет, что блаженство не здесь, и убежит отсюда. И.., что дальше?» Ответа не было. Все внутренние голоса смолкли. Это было плохо – все-таки компания, – но и паника прошла, оставив лишь металлический привкус во рту. Хоть какое-то облегчение.

«Я посплю немного, – подумала она, с удивлением обнаружив, что вполне может это сделать, если захочет. – Я посплю немного, а когда проснусь, возможно, появится какая-то идея. По крайней мере отдохну немного от этого кошмара».

Едва заметные морщины в уголках закрытых глаз и более глубокие на переносице стали разглаживаться. Она ощущала, что плывет по течению. Джесси отдалась этому течению с чувством облегчения и благодарности. И когда ветер снова налетел, он стал еле слышен, и дверь, казалось, стучала совсем далеко: бан-банг, бан-банг…

Ее дыхание, которое становилось глубже и медленнее по мере наступления дремоты, вдруг прервалось. Двери широко открылись. Ее словно ударили, и в первый момент после забытья она совершенно потеряла ощущение реальности. Она почти пришла в себя, и тут эта чертова дверь…

А при чем тут дверь? Что с дверью?

Чертова дверь прервала свое хлопанье, вот в чем дело. И, словно именно эта мысль породила их, теперь Джесси явственно услышала клацанье собачьих когтей по полу в передней. Бродячий пес проник через незакрытую дверь. Он был в доме.

Ей стало страшно.

– А ну, убирайся отсюда! – закричала Джесси, не замечая, что ее измученный голос зазвучал совсем не по-человечески. – Убирайся отсюда, дрянь! Ты слышишь меня? Пошел к черту из моего дома!

Она замолчала, тяжело дыша; глаза ее были широко раскрыты от ужаса. Тело казалось наэлектризованным. Ей почудилось, что даже волосы встали дыбом. Сон мгновенно прошел.

Очередное поскребывание когтей в дверь.., и тишина.

«Я его напугала, он удрал от двери. Наверняка такой бродяга до смерти боится людей и жилья».

«Не уверена, милая, – ответил голос Рут, – вообще-то я не вижу его тени в коридоре».

«Конечно, не видишь. Он просто ушел из дома и побежал в лес. Или вниз к озеру. Напуганный до смерти, бежит, как черт от ладана. Разве не так?» Голос Рут не отвечал. Хорошая Жена тоже молчала, хотя Джесси готова была выслушать их обеих.

– Я действительно напугала его, – сказала Джесси, – не сомневаюсь в этом.

Однако она продолжала лежать неподвижно, напряженно вслушиваясь и ничего не слыша, кроме ударов собственного сердца.

Глава 6

Она не напугала пса.

Он и вправду боялся людей и жилья, Джесси была права, но она не знала, что и он оказался в отчаянном положении. Теперь его прежнее имя – Принц – было полно иронии.

Он встречал в своем одиноком блуждании по берегам озера этой осенью много мусорных ведер, таких же, как ведро Бюлингеймов, и запах салями и сыра из этого ведра был им сразу отвергнут. Аромат был потрясающим, однако горький опыт научил бывшего Принца не доверять запахам: источник аромата еды странным образом обычно отсутствует в этих ведрах.

Доносились и другие запахи; пес улавливал слабое веяние каждый раз, когда ветер рывками приоткрывал заднюю дверь дома. Эти запахи были гораздо слабее того, который шел из ведра, их источник был в доме, однако они были слишком аппетитны, чтобы их игнорировать. Пес знал, что его могут прогнать хозяева, которые почему-то орут и больно могут наподдать своими странными твердыми ногами, однако запахи были сильнее страха побоев. Все могло измениться, если бы он дожил тут до сезона охоты, но пока что орущие хозяева с их твердыми ногами и палками были самым худшим в этом мире, что он мог вообразить…

Он проскользнул в дом, когда ветер приоткрыл дверь, и прошел по коридорчику.., недалеко. Он готов был броситься прочь, как только возникнет опасность.

Хозяином этого дома, он чувствовал, была самка, и она знала о его приближении, потому что он слышал ее крики. Но бродячий пес услышал в ее голосе не угрозу, а страх, и после некоторых колебаний осторожно продолжил путь. Он ждал, что главный Хозяин поддержит ее крик или прибежит сюда, однако этого не произошло. Тогда он вытянул нос и стал принюхиваться.

Сначала он двинулся в направлении кухни. Именно оттуда сквозь приоткрытую дверь доносились эти слабые запахи. Запахи были приятные: кокосовое масло, крекеры, мука (этот последний исходил от коробки в нижнем ящике, в котором голодная мышь проделала дыру).

Перед кухней пес остановился, чтобы прислушаться, не идет ли Хозяин: люди обычно шумят, но они умеют и тихо подкрадываться… В зале не было видно никого, но оттуда шел гораздо более сильный запах, от которого желудок пса сжался в голодной судороге.

Принц осматривал комнату глазами, блестящими от голода и страха, его морда в напряжении дрожала, верхняя губа поднималась и опускалась в нервном спазме, обнажая острые белые клыки. Струя горячей мочи брызнула на пол, помечая комнату – и весь дом – как его территорию.

Он почувствовал запах крови и мяса. Запах сильный, но странный. Наконец, голод подавил все прочее: он должен поесть или подохнет с голоду. Принц медленно пересек зал по направлению к спальне. Запах становился все сильнее… Это кровь, да, но совсем не та кровь! Это кровь Хозяина. И тем не менее запах был слишком богат и сочен, чтобы голодное животное могло отвергнуть его. Пес продолжал красться и, приблизившись к двери спальни, зарычал.

Глава 7

Джесси услышала клацанье когтей по полу и поняла, что собака идет к ней. Она начала кричать. Она знала, что, вероятно, самое худшее, что может сделать человек при виде опасного животного, – показать, что его боится, – но ничего не могла поделать. Она понимала, что именно привлекло пса в комнату.

Джесси подтянула ноги, используя цепочки, и заняла полусидячее положение. Ее глаза ни на миг не отрывались от двери в зал. Теперь она услышала рычание пса. От этого звука что-то оборвалось у нее внутри…

Пес остановился в дверях. Там уже собирались тени. Собака была небольшая, но сильная. Две оранжевые искры от заходящего солнца мелькнули в ее глазах.

– Вон отсюда! – закричала Джесси в испуге. – Вон! Вон! Пошел! Тебя никто не звал сюда! – Она говорила смешные слова.., но в данных обстоятельствах любое слово было бы смешным. «Сейчас я попрошу его достать ключи с полки», – подумала она вдруг ни с того ни с сего.

Она заметила какое-то шевеление тени у двери: хвост пса пришел в движение. В какой-нибудь сентиментальной книжке это могло бы означать, что пес перепутал голос женщины с кровати с голосом любимой и потерянной хозяйки. Но Джесси знала, что дело не в этом. Собаки виляют хвостом не только тогда, когда демонстрируют дружелюбие, как кошки; они делают это также, когда принимают решение. Пес не обратил особого внимания на ее крик: он просто не доверял этому дому. Пока.

Принц еще ничего не знал о ружьях, но за эти шесть недель он получил уже много жестоких уроков. Например, когда мистер Чарльз Сатлин, адвокат из Брэйнтри, Массачусетс, предпочел оставить его в лесу умирать, чем держать дома и заплатить комбинированный (городской и штату) налог на собак в размере семидесяти долларов. Семьдесят долларов за беспородную тварь было слишком много, полагал мистер Сатлин. Правда, он только что приобрел моторку, и, если сравнить цену на лодку и налог, конечно, он мог бы заплатить его, однако дело было не в том. Моторка была запланированной покупкой, он о ней два года мечтал, а собака – случайным приобретением, совершенным под влиянием чувств, так сказать: он купил ее по дороге в Харлоу у овощной лавки. Он никогда бы не взял ее, если бы его дочка не была с ним и не полюбила вдруг этого щенка.

– Этого, папа! – указала она пальчиком. – Вот этого с белым пятнышком на носу – он стоит сам по себе, как Маленький Принц.

Ну, он и купил ей этого щенка – никто не может сказать, что он отказывает в удовольствии дочке, – но семьдесят баксов (а то и все сто, если Принца отнесут к разряду Б – больших собак), – нет, это слишком большая сумма, если речь идет о беспородной твари, которая появилась без всякой бумажки. Он явно лишний, решил мистер Сатлин, когда пришло время уезжать с дачи на озере.

Принц будет счастлив бегать по дикому лесу, который станет его королевством. Да, именно так, сказал себе мистер Сатлин в тот последний день августа, когда он съехал с Бэй-Лэйн на узкую лесную дорогу, остановил машину на пустынном берегу и, отойдя от нее на десяток шагов, свистнул собаке, лежавшей на заднем сиденье. А у Принца сердце дрожало от предвкушения странствий – это было видно, стоило только бросить на него взгляд. Сатлин понимал, что тешит себя чушью, усыпляя угрызения совести, но когда он залез в машину и оставил Принца на обочине наблюдающим за его отъездом, он насвистывал мотивчик из «Рожденных свободными» весьма лирично: «Рожденные-е свобо-о-одными.., идут на се-е-ердца зо-о-ов…» В ту ночь он спал спокойно, не думая о Принце, который в одно мгновение стал Нищим и провел ночь под упавшим деревом, дрожа от голода и холода и трепеща каждый раз, когда раздавался крик совы или в лесу пробегал зверь.

Теперь пес, с которым Чарльз Сатлин попрощался мелодией из «Рожденных свободными», стоял в дверях спальни летнего коттеджа четы Бюлингейм (дача Сатлина находилась на противоположном берегу озера, и эти две семьи никогда не были накоротке, хотя обычно обменивались кивками на разных городских собраниях в последние два-три года). Его голова была опущена, глаза широко раскрыты, а хвост качался в нерешительности.

Все его внимание было сосредоточено на комнате. Он инстинктивно чувствовал, что запах крови вскоре переборет осторожность. И прежде чем это случится, он должен удостовериться вполне, что тут нет ловушки. Он вовсе не желал оказаться во власти жестоких двуногих.

– Пошел вон! – вновь крикнула Джесси, но из ее рта выходил только жалобный писк. Она не могла заставить собаку уйти таким криком: бродяга каким-то чутьем угадал, что она не сможет встать с кровати и причинить ему вред.

«Какие превратности судьбы, – думала она. – Еще три часа назад я сидела в „мерседесе“ с пристегнутым ремнем, слушала пленку с записью „Рейнмейкерс“ и пыталась вспомнить, что идет в ближайшем кинотеатре. Как мой муж может лежать тут мертвым, если мы по дороге подпевали Бобу Уолкенхорсту? Мы пели: „Еще одно лето, еще один шанс, еще один незабвенный романс…“, мы оба знаем слова этой чудной песни, и как это возможно, что теперь Джералд мертв? Как могла произойти такая перемена? Нет, это какой-то сон. Этого не может быть на самом деле, так не бывает…» Пес начал медленное продвижение внутрь комнаты – ноги напряжены, хвост поджат, глаза широко раскрыты, зубы оскалены. Он ничего не понимал в этом абсурде.

Бывший Принц, с которым когда-то восьмилетняя Кэтрин Сатлин беззаботно играла (во всяком случае, пока она не получила фирменную куклу по имени Марни на день рождения и временно потеряла интерес к псу), был наполовину Лабрадор, наполовину колли.., да, помесь, но далеко не дворняга. Когда Сатлин бросил его на берегу у Бэй-Лэйн в конце августа, он весил сорок фунтов, шерсть его лоснилась и дышала здоровьем, теперь же это была странная смесь черных и бурых клочьев (с характерным признаком колли – белыми пятнами на груди). Он весил теперь вполовину меньше, и ребра его торчали. Одно ухо было разорвано. Полузаживший бурый шрам, память о встрече с колючей проволокой, зигзагом пересекал бедро, репьи впились в шерсть. Несколько дней назад он нашел убитого кабана, но оставил его после первой порции щетины. Он был голоден, но еще не до такой степени, чтобы терзать шкуру кабана.

Теперь он очень хотел есть, и отчаяние охватило его. Его последней пищей были червивые мясные объедки из старого мусорного бака на обочине шоссе 117 два дня назад. Пес, который быстро научился приносить Кэтрин Сатлин ее красный мячик, когда она бросала его на лужайке, теперь умирал от голода.

А тут – прямо перед ним, на полу! – лежало много свежего мяса, и жира, и костей, полных сладкого мозга. Это был королевский подарок голодному Принцу.

Бывший любимый пес Кэтрин Сатлин продолжал приближаться к останкам Джералда Бюлингейма.

Глава 8

«Нет, этого не будет, – сказала себе Джесси. – такого не бывает, так что лежи тихо».

Она начала таким образом успокаивать себя с того момента, когда верхняя часть туловища бродячего пса скрылась под краем кровати. Его хвост заработал сильнее, чем раньше, а затем раздался звук вроде того, как собаки в жаркий день лакают воду. Но этот звук был не совсем таким… Это было скорее облизывайте, чем лакание. Джесси уставилась на быстро двигающийся хвост, и вдруг в ее воображении возникло то, что было скрыто от нее внизу. Бродячий пес с изодранной бурой шерстью и блуждающими голодными глазами лизал кровь ее мужа.

– Нет! – Она повернулась, как могла, и сдвинула ноги влево. – Убирайся отсюда! Оставь его!

Джесси взмахнула ногой в направлении звуков и попала пяткой по спине пса.

Он тотчас отскочил назад, напружинился, его глаза сверкнули. Пасть ощерилась: в сумеречном свете умирающего дня тонкие струйки слюны стекали между его клыков. Пес уже ничего не боялся и бросился на ее голые ноги. Джесси с воплем отдернула их, почувствовав на пальцах горячее дыхание пса. Она опять подобрала под себя ноги, не осознавая, что делает, но чувствуя, как остро ноют мышцы плеч и натертые кольцами запястья.

Пес угрожающе смотрел на нее еще несколько секунд, продолжая рычать. Двери как бы говорили: «Леди, давайте попытаемся понять друг друга. Вы делайте свое дело, а я буду делать мое. Это и называется взаимопониманием. Как вы смотрите на это? Потому что если вы встанете на моем пути, мне придется вас с него убрать. Кроме того, он же мертв – вы знаете это так же хорошо, как и я. Ну зачем же даром пропадать добру, когда я так голоден? Вы бы сделали то же самое. Сейчас вы этого, может быть, не понимаете, но скоро поймете и быстрее, чем предполагаете».

– Вон отсюда! – что есть силы закричала Джесси. Она теперь сидела с руками, разведенными в стороны, и более, чем когда-либо, напоминала распятого Христа. Ее поза – запрокинутая голова, торчащие груди, плечи, отведенные назад так, что казались сломанными ключицы, – выражала полное отчаяние. На лице было написано безумие.

– Пошел вон!!

Пес продолжал смотреть на нее и рычать. Затем он решил, что удар не повторится, и снова наклонил голову. Теперь не было слышно лизания или лакания; Джесси услышала громкий чмокающий звук, напомнивший ей поцелуи, которыми братишка Уилл покрывал лицо бабушки Джоан при встрече после долгой разлуки.

Рычание продолжалось несколько секунд, но оно было глухим, словно кто-то положил подушку на голову пса. Джесси сидела, прислонясь к спинке, и с новой точки могла видеть ноги Джералда, а также его правую руку. Ноги немного подрагивали, словно Джералд пританцовывал в ритм песенке «Еще одно лето» «Рейнмейкерс».

С этой новой точки она лучше видела собаку, и теперь знала, где ее пасть. Она не видела лишь голову. Голова пса была опущена, а задние ноги напряжены. Внезапно раздался глухой звук разрывания чего-то, как надрывный кашель простуженного человека. Джесси застонала. – Не надо.., пожалуйста, не надо. Пес не обратил внимания на просьбу. Когда-то, когда он сидел под столом хозяев и просил объедки, его глаза умильно смотрели на Кэтрин, а пасть щерилась от преданности и смиренного ожидания. Однако теперь Принц забыл хорошие манеры, как и свое имя. Ему надо выжить, а хорошие манеры не способствуют выживанию. Он не ел два дня, тут была еда, и, хотя рядом Хозяйка, которая не разрешает взять еду, у нее ноги маленькие и мягкие, а голос свидетельствует о бессилии.

* * *

Рычание Принца сменилось глухим урчанием и царапаньем. Джесси видела, как тело Джералда начало шевелиться, передвигаясь из стороны в сторону, словно, мертвое оно или нет, само направлялось в могилу.

У Принца не хватило бы сил сдвинуть тело Джералда, если бы труп лежал на ковре, но Джесси позаботилась о том, чтобы пол натерли перед Днем труда. Их смотритель Билл Данн пригласил парней из фирмы «Блестящие полы и проч.», и они здорово поработали. Они хотели, чтобы миссис вполне оценила их работу и наняла в следующий раз, когда решит привести дом в порядок, и оставили ковер свернутым в чулане, поэтому когда пес потащил Джералда из комнаты, тот заскользил так же легко, как Джон Траволта в «Субботней лихорадке». Единственная проблема состояла в том, чтобы не скользить самому. Длинными, грязными когтями, оставлявшими глубокие царапины на воске, он упирался в доски пола, в то время как зубами вцепился в правую руку Джералда и тащил тело что есть силы.

Волосы Джералда были в беспорядке, видимо, в результате собачьего лизания, но очки прочно сидели на месте. Джесси могла видеть его глаза, полуоткрытые и мутные. Его лицо было похоже на маску в уродливых бурых и красных пятнах, словно даже и мертвый он не мог унять гнев по поводу ее внезапных капризов и изменения планов.

– Оставь его, – попросила она собаку, но ее голос на этот раз был печальным и слабым. Пес даже ухом не повел и не замедлил движения. Он продолжал тащить грузное тело со страшной головой. Теперь оно вовсе не напоминало адвоката Джералда Бюлингейма, – это был просто обезображенный труп, в жирный бицепс которого вцепились собачьи клыки.

Из пасти торчал лоскут кожи. Джесси попыталась убедить себя, что это кусочек обоев, но шрам от прививки мешал это сделать. Теперь она могла видеть толстый розовый живот Джералда с углублением пупка. Руки и ноги волочились, а спина и ягодицы при движении неприятно шуршали.

Внезапно удушье страха было смыто нахлынувшей волной гнева, настолько яростного и сильного, что, казалось, ее ударил электрический ток. Она была рада гневу. Эта ярость не поможет ей выбраться из кошмарной ситуации, однако нужно же что-то, чтобы противостоять чувству ирреальности и шоку.

– Сволочь какая, – произнесла она дрожащим от гнева голосом, – ты, шакал трусливый!

Хотя Джесси ничего не могла достать с правой стороны полки, она обнаружила, что левой рукой может пошарить пальцами на своей стороне. Кроме того, она могла запрокинуть голову, чтобы увидеть вещи, которые трогает рука, – что называется, увидеть краем глаза, – хотя она и так прекрасно знала, что там есть. Ее пальцы легко пробежали по тюбикам и коробочкам косметики, отодвигая коробочки в сторону, забираясь все дальше. Некоторые из коробочек упали на кровать, другие разлетелись по полу. Среди них не было ничего даже близкого к тому, что она искала. Ее пальцы сомкнулись на баночке крема «Нивея», и Джесси подумала на миг, что она подойдет, однако эта баночка была слишком маленькой и легкой, и даже если бы она была из стекла, а не из пластика, то вряд ли могла бы причинить вред псу. Джесси отодвинула крем и продолжила поиск на ощупь.

Когда ее пальцы продвинулись дальше, они наткнулись на округлый край стеклянного, достаточно крупного предмета. Она сначала не поняла, что это такое, но потом вспомнила. Кружка на стене была не единственным сувениром из пивного клуба Джералда. Ее пальцы коснулись еще одного сувенира – стеклянной пепельницы, и единственной причиной, помешавшей ей сразу понять, что это, было то, что пепельница обычно стояла рядом с бокалом на другой стороне полки. И кто-то – возможно, миссис Дал, которая здесь прибирала, а может, и сам Джералд – передвинул ее сюда: вероятно, чтобы вытереть пыль или освободить место.

Джесси ухватилась пальцами за край пепельницы – там оказались две выемки для сигарет. Она закинула руку назад, так далеко, как только могла, потом снова вернула руку, и ей повезло: цепь слегка сползла по стойке, теперь она срезала расстояние, как опытный игрок в регби. Все это произошло без участия сознания: она стала искать, нашла снаряд, бросила, совершенно не раздумывая об этом, что довольно странно для женщины, которая имела тройку по легкой атлетике в течение двухлетнего курса в колледже, и попала в собаку пепельницей, хотя их разделяло почти пять метров, да еще рукой, которая прикована к стойке кровати.

Пепельница пролетела это расстояние, блеснув гербом клуба. Джесси не могла бы с кровати разобрать надпись на ней, но и так знала, что там написано о служении, выдержке и мужестве. Прежде чем упасть на пол, пепельница врезалась в собачий бок.

Пес издал вопль боли и удивления, а Джесси на миг ощутила чувство бешеного, дикарского триумфа. Ее рот открылся для взрыва злорадного смеха, но вышел скорее короткий визг. Она потянулась, освобождая затекшие ноги, снова забыв о боли в плечах и запястьях, которые уже утеряли чувствительность и были на грани перелома. Она еще не ощутила, чем заплатила за бросок, но теперь жила восторгом удачи, чувствуя, что если не даст выход взрыву радости, то задохнется. Она била ногами по постели, дергалась телом из стороны в сторону, волосы ее растрепались, горло захлебывалось криком:

– А-а!!! – кричала она. – Я дала тебе-е-е, а-а-а!

Пес отскочил после удара, а потом и отбежал, когда пепельница упала и загремела по полу. Его слух чутко уловил перемену интонации Хозяйки. Теперь это был уже не страх, а триумф. Скоро она поднимется с кровати. Пес понял, что его побьют, как били не раз в последнее время. Надо бежать.

Он повернул голову, чтобы убедиться, что путь к отступлению свободен, но волнующий аромат свежего мяса и крови снова ударил ему в нос. Его желудок судорожно сжался, требуя еды, и пес заскулил. Он остановился, раздираемый двумя позывами, и это напряжение вызвало у него новую судорожную струю. Чувство страха и неуверенности охватило его, и он начал нервно лаять.

Джесси снова сжалась в комок при звуках этого противного лая – она с удовольствием заткнула бы уши, если бы могла. – и пес почувствовал новую перемену. Запах Хозяйки вновь изменился, в этом свежем запахе уже не было триумфа победы, и пес подумал, что, вероятно, новых ударов не будет. Да и первый-то поразил его скорее неожиданностью, чем болью. Пес сделал неуверенный шаг к руке, которую он выпустил.., к толстому куску мяса в крови. При этом он внимательно наблюдал за Хозяйкой и ее поведением. Его первое впечатление о ней как о беспомощном и безобидном существе могло оказаться ошибочным. Нужно соблюдать осторожность.

Джесси лежала на спине, теперь снова ощущая, как мучительно болят плечи и першит в гортани. Все было напрасно: несмотря на брошенную пепельницу, собака оставалась здесь. И, что хуже, пес снова приближался к телу Джералда. Медленно и неуверенно, но приближался.

Она чувствовала, как внутри ее тела пульсирует смесь отчаяния и ярости, как яд, парализующий члены. Она боялась задохнуться от собственной бессильной ненависти.

– Пошел отсюда, мерзавец, – сказала она псу грудным низким голосом, который дрожал от напряжения. – Пошел или я убью тебя! Не знаю как, но, клянусь, убью!

Пес снова остановился, уставившись в ее мечущиеся зрачки.

– Слышишь – убью! – кричала и металась в постели Джесси. – Убирайся отсюда!

Пес, который когда-то был Принцем малышки Кэтрин Сатлин, перевел взгляд с Хозяйки на мясо; потом снова с мяса на Хозяйку. Он пришел к решению, которое мистер Сатлин назвал бы компромиссом. Он наклонился, одновременно не выпуская из поля зрения Джесси, оторвал кусок мяса от жирного правого плеча того, что когда-то было Джералдом Бюлингеймом, и, рыча, отступил. Рука Джералда дернулась и поднялась, а пальцы указали на «мерседес» у дома.

– Стой! – крикнула Джесси. Это был голос раненого зверя. Он достиг верхнего регистра, где полетел скрежещущим фальцетом:

– Оставь его в покое!!!

Никакого внимания. Пес помотал головой из стороны в сторону, как он делал в играх с Кэтрин, волоча по полу одну из ее резиновых игрушек. Но тут была не игра. Клочья пены слетали с клыков пса, когда его челюсти отрывали мясо от кости. Ухоженная рука Джералда болталась в воздухе. Он теперь был похож на дирижера, который требует от джаза усилить темп.

Джесси снова услышала звук разрываемого мяса и поняла, что ее сейчас вырвет.

«Нет, Джесси! – это был встревоженный голос Рут. – Нет, этого нельзя допустить! Запах приведет его к тебе.., к тебе!» Ее лицо исказила напряженная гримаса – Джесси пыталась совладать с желудком. Звук раздираемого мяса последовал снова, и она взглянула на пса; тот стоял, уперев напряженные лапы, над темной влажной плотью… Она не выдержала, снова закрыла глаза и попыталась закрыть ладонями лицо, забыв о том, что прикована. Ее руки остановились в полуметре одна от другой, и цепочки звякнули. Джесси застонала. Это был стон отчаяния. Это было признание поражения.

Она снова услышала этот страшный, влажный звук разрываемого мяса. Он перешел в довольное чавканье. Джесси лежала с закрытыми глазами.

Пес начал осторожно отступать к двери в зал, при этом его глаза ни на миг не отрывались от Хозяйки дома. В его пасти был окровавленный кусок Джералда Бюлингейма. Если Хозяйка на кровати захочет отнять кусок, она сделает движение сейчас. Пес не умел размышлять – во всяком случае, так, как это слово понимают человеческие существа. – однако сложная система инстинктов весьма успешно заменяла ему мысль, и она говорила совершенно ясно: то, что он сделал, и то, что еще собирался сделать, собаки и люди не делают. Но он был голоден слишком долго. Его оставил в лесу человек, насвистывая тему из «Рожденных свободными», и теперь пес боролся за свою жизнь. И если она попытается отобрать у него кусок, он будет драться.

Пес бросил на нее последний взгляд, увидел, что она не встает с кровати, и, успокоившись, побежал прочь. Он протащил кусок до входной двери и улегся, положив его между лап. Легкий ветер приоткрыл дверь, потом захлопнул ее снова.

Пес бросил на дверь взгляд, удостоверившись, что он легко сможет одним ударом лапы открыть ее и удрать, если возникнет опасность. Решив эту последнюю задачу, он начал есть.

Глава 9

Тошнота проходила медленно, но все же проходила. Джесси лежала, плотно закрыв глаза, и теперь она начала ощущать новый приступ боли в плечах и запястьях. Боль ходила волнами, и Джесси с тоской поняла, что это только начало.

«Я так хочу спать. – подумала она. Это был голос ребенка, испуганный и дрожащий. В нем не было логики, он не взвешивал все за и против. – Я уже почти заснула, когда явилась эта страшная собака, и теперь я снова хочу спать…» Конечно, хорошо было бы сейчас забыться, но она знала, что не уснет. Джесси только что видела, как собака оторвала кусок тела ее мужа, и ужас прогнал сон.

Но оставалась жажда.

Джесси открыла глаза, и первое, что она увидела, был изуродованный Джералд, который лежал рядом с собственным отражением на хорошо натертом полу спальни. Его глаза были все еще открыты и глядели в потолок, но очки теперь сползли, так что одна дужка попала в ухо, вместо того чтобы покоиться на нем. Его голова была заломлена под неестественным углом, теперь левая щека лежала на плече. Между правым плечом и локтем виднелась красная выемка с белыми краями.

– Господи, – прошептала Джесси. Она взглянула в западное окно. Слепящий луч заходящего солнца упал на ее лицо, и она снова закрыла глаза, видя лишь мельтешение красных и черных точек, в то время как сердце гнало и гнало волны крови, приливавшей к векам. Через несколько секунд она заметила, что узоры повторяются. Это было то же самое, как смотреть в микроскоп на окрашенную красным протоплазму. Она решила, что этот повторяющийся узор успокаивает. Когда привычный образ жизни человека разрушается, да еще так внезапно, он должен уцепиться хоть за что-то понятное и предсказуемое. И если этот случайный орнамент, созданный за веками пульсирующей кровью и заходящим октябрьским солнцем. – единственное, что у тебя осталось, будь благодарен за эту малость. Потому что если совершенно не за что уцепиться, если рядом нет ни одной вещи, в которой была бы хоть капля смысла, этот новый порядок вещей бросает человека в пропасть безумия.

Опять эти отвратительные звуки доносились до нее из коридора. Чавканье грязного, голодного пса, пожирающего человека, с которым связаны твои самые яркие впечатления, с которым ты прожила семнадцать лет.

– Ну и дела, – сказала она. – Кошмарные дела. Ее голос потускнел. Он просил дать ему отдохнуть, однако отдыха не было. Вновь возвращалось, накатывало порывами отчаяние. Джесси нуждалась хоть в каком-то просвете. Парень в лесу, видимо, решил, что на сегодня довольно, и выключил свою пилу, но гагара изредка издавала одинокий крик, а ветер становился резче по мере наступления сумерек, хлопая дверью чаще и сильнее.

Но ужаснее всего было чавканье пса, который пожирал плоть ее мужа. Джесси вспомнила, что, пока Джералд расплачивался за сандвичи от Амато, она зашла в соседнюю дверь, где располагался «Мишо маркет». У Мишо всегда была хорошая рыба – такая свежая, что могла бы еще поплавать, как выражалась ее бабка. И она купила аппетитное филе палтуса, чтобы поджарить его, если они останутся на ночь. Палтус подходил вполне, ибо Джералд, который ел только бифштексы и жареных цыплят (плюс эпизодически жареные грибы), вдруг заявил, что хочет палтуса. Она купила рыбу, но съесть ее он не успел.

– Это просто джунгли, – сказала Джесси своим потускневшим, хриплым голосом и поняла, что она не просто думает голосом Рут Нери: она и ощущать стала, как Рут, которая в их студенческие годы могла жить на диете из одних «Мальборо», если бы не было ничего другого.