Помоги проекту - поделись книгой:
Из чего следует, что даже и в терпении должна быть соблюдаема умеренность.
Наконец мудрейшие из жителей задумались надо всем этим:
«Что такое? Куда ни глянь – кругом шестнадцать!»
И, солидно подумав, решили:
– Всё это оттого, что нет у нас личности. Необходимо нам создать центральный мыслящий орган, совершенно свободный от всяких зависимостей и вполне способный возвыситься надо всем и встать впереди всего, – вот как, например, козёл – в стаде баранов...
Некто возразил:
– Братцы, а не довольно ли уж претерпели мы от центральных личностей?..
Не понравилось.
– Это, кажется, нечто от политики и даже с гражданской скорбью?
Некто всё тянет:
– Да ведь как же без политики, ежели она всюду проникает? Я, конечно, имею в виду, что в тюрьмах – тесно, в каторге – повернуться негде и что необходимо расширение прав...
Но ему строго заметили:
– Это, сударь мой, идеология, и пора бросить!.. Необходим же новый человек и более ничего...
И вслед за сим принялись создавать человека по приёмам, указанным в святоотческих преданиях: плюют на землю и размешивают, сразу по уши в грязи перепачкались, но результаты – жиденькие. В судорожном усердии своём все цветы редкие на земле притоптали и злаки полезные также изничтожили, – стараются, потеют, напрягаются – ничего не выходит, кроме буесловия и взаимных обвинений в неспособности к творчеству. Даже стихии из терпения вывели усердием своим: вихри дуют, громы гремят, сладострастный зной опаляет размокшую землю, ибо – льют ливни и вся атмосфера насытилась тяжкими запахами – дышать невозможно!
Однако же время от времени этот кавардак со стихиями как бы разъясняется, и – се выходит на свет божий новая личность!
Возникает общее ликование, но – увы, кратковременное оно и быстро разрешается в тягостное недоумение.
Ибо – ежели на мужицкой земле произрастёт новая личность, то немедля же становится тёртым купцом и, входя в жизнь, начинает распродавать отечество иноземцам по кускам, от сорока пяти копеек ценою, вплоть до страстного желания продать целую область купно с живым инвентарём и со всеми мыслящими органами.
На купеческой земле замесят нового человека – он или дегенератом родится или в бюрократы попасть хочет; на дворянских угодьях – как и прежде всегда было – произрастают существа с намерениями поглотить все доходы государства, а на землях мещан и разных мелких владельцев растут буйным чертополохом разных форм провокаторы, нигилисты, пассивисты и тому подобное.
– Но – всё это мы уже имеем в количестве весьма достаточном! – сознались друг другу мудрые жители и серьёзно задумались:
«Допущена нами какая-то ошибка в технике творчества, но – какая?»
Сидят, размышляют, а грязища кругом так и хлещет волною морскою, о, господи!
Пререкаются:
– Вы, Сельдерей Лаврович, слишком обильно и всесторонне плюётесь...
– А у вас, Корнишон Лукич, мужества на это не хватает...
А новорождённые нигилисты, притворяясь Васьками Буслаевыми, – ко всему относятся презрительно и орут:
– Эй, вы, овощи! Соображай, как лучше, а мы вам... поможем наплевать на всё...
И плюют, и плюют...
Скучища всеобщая, взаимоозлобление и грязь.
На ту пору проходил мимо, отлынивая от уроков, Митя Коротышкин, по прозванию Стальной Коготь, ученик второго класса мямлинской гимназии и знаменитый коллекционер иностранных марок, идёт он и – видит: сидят люди в луже, поплёвывают в оную и о чём-то глубоко мыслят.
«Взрослые, а пачколи!» – подумал Митя с дерзостью, свойственной малым годам.
Рассмотрел, нет ли среди них чего-нибудь педагогического, и, не заметив оного, осведомился:
– Вы зачем, дяденьки, в лужу залезли?
Один из жителей, обидевшись, вступил в спор:
– Где тут лужа? Это просто подобие хаоса довременного!
– А чего вы делаете?
– Нового человека хотим создать! Надоели такие, как ты вот...
Заинтересовался Митя.
– А по чьему подобию?
– То есть – как? Мы желаем бесподобного... проходи!
Будучи ребёнком, ещё не посвящённым в тайны природы, Митя, конечно, обрадовался случаю присутствовать при таком важном деле и простодушно советует:
– Сделайте о трёх ногах!
– Это к чему же?
– Он смешно бегать будет...
– Поди прочь, мальчик!
– А то – с крыльями? Вот ловко бы! Сделайте с крыльями, ей-богу! И пусть бы он учителей похищал, как кондор в «Детях капитана Гранта», – там, положим, кондор не учителя утащил, а лучше бы учителя...
– Мальчик! Ты говоришь вздор и весьма даже вредный! Вспомни молитву до и после учения...
Но Митя был мальчик фантастический и всё более увлекался:
– Идёт учитель в гимназию, а он бы его – хоп! сзади за воротник и понёс бы по воздуху куда-нибудь – это всё равно уж! – учитель только ножками болтает, а книжки так и сыплются, и чтобы их не найти никогда...
– Мальчик! Ступай уважать старших!
– А он кричит жене сверху: «Прощай, возношусь в небеса, яко Илия и Енох», а она стоит среди улицы на коленях и ноет: «Воспитательчик мой, педагогчик!..»
Они на него рассердились.
– Пшёл! Болтать пустяковину и без тебя есть кому, а тебе ещё рано!
И прогнали. А он, отбежав несколько, остановился, подумал и спрашивает:
– Вы – взаправду?
– Конечно же...
– А не выходит?
Вздохнули они угрюмо и говорят:
– Нет. Отстань...
Тогда Митя отошёл от них подальше, показал им язык и дразнится:
– А я знаю почему, а я знаю почему!
Они – за ним, он – от них, но, привыкшие к перебежкам из лагеря в лагерь, догнали они его и давай трепать.
– Ах ты... старших дразнить?..
Митя – плачет, умоляет:
– Дяденьки... я вам суданскую марку... у меня дубликат... перочинный ножик подарю...
А они его директором пугают.
– Дяденьки! Я, ей-богу, никогда больше не буду дразниться! И, право же, я догадался, отчего не создаётся новый человек...
– Говори!
– Отпустите маленько!
Отпустили, но держат за обе руки, он же им говорит:
– Дяденьки! Земля – не та! Не годится земля, честное слово, сколько вы ни плюйте, ничего не выйдет!.. Ведь, когда бог сотворил Адама по образу и подобию своему, – земля-то ничья была, а теперь вся – чья-нибудь, вот отчего и человек всегда чей-нибудь... и дело вовсе не в плевках...
Это их так ошеломило, что они и руки опустили, а Митя – драла да, отбежав от них, приставил кулак ко рту и кричит:
– Краснокожие команчи! Ир-рокезы!
А они снова единодушно уселись в лужу, и мудрейший из них сказал:
– Коллеги, продолжаем наши занятия! Забудем об этом мальчишке, ибо несомненно, что он переодетый социалист...
Эх, Митя, милый!
Жили-были Иванычи – замечательный народ! Что с ним ни делай – ничему не удивляется!
Жили они в тесном окружении Обстоятельств, совершенно не зависящих от законов природы, и Обстоятельства творили с ними всё, что хотели и могли: сдерут с Иванычей семь шкур и грозно спрашивают:
– А где восьмая?
Иванычи, нисколько не удивляясь, отвечают покорно Обстоятельствам:
– Ещё не выросла, ваши превосходительства! Погодите маленько...
А Обстоятельства, нетерпеливо ожидая наращения восьмой шкуры, хвастаются соседям, письменно и устно:
– У нас народонаселение благорасположено к покорности, делай с ним что хошь – ничему не удивляется! Не то, что у вас, например...
Так и жили Иванычи, – работали кое-что, подати-налоги платили, давали взятки кому сколько следует, а в свободное от этих занятий время – тихонько жаловались друг другу:
– Трудно, братцы!
Которые поумнее, – предрекают:
– Ещё и труднее будет!
Иногда кто-нибудь из них прибавлял к этим словам ещё словечка два-три, и о таком человеке почтительно говорили:
– Он поставил точку над «i»!
Дошли Иванычи даже до того, что заняли большой дом в саду и посадили в него специальных людей, чтобы они изо дня в день, упражняясь в красноречии, ставили точки над «i».
Соберутся в этом доме человек четыреста, а четверо из них и начнут, как мухи, точки садить; насадят, сколько околоточный – из любопытства – позволит, и хвастаются по всей земле:
– Здорово мы историю делаем!
А околоточный смотрит на это ихнее занятие, как на скандал, и – чуть только они попытаются поставить точку над другой буквой – решительно предлагает им:
– Прошу алфавит не портить, и – расходитесь по домам!
Разгонят их, а они – не удивляясь – утешаются между собой:
– Ничего, – говорят, – мы все эти безобразия впишем, для посрамления, на страницы истории!
А Иванычи, тайно скопляясь в собственных квартирах по двое и по трое сразу, шепчут, – тоже не удивляясь:
– Наших-то избранных опять лишили дара слова!
Смельчаки и отчаянные головы шепчут друг другу:
Поделиться книгой: