Затонувший мир [авторский сборник]

— Знаете ли вы, где мы находимся? — спросил он после паузы. — Ну, в каком городе?

Когда Керанс отрицательно покачал головой, Бодкин сказал:

— Это Лондон. Удивительно, но я здесь родился. Вчера я плавал к старому зданию университета и нашел лабораторию, которую возглавлял мой отец. Мне было шесть лет, когда мы уехали отсюда, но я все отлично помню. В нескольких сотнях ярдов оттуда расположен планетарий, я был в нем на одном сеансе, еще до того, как испортился проектор. Купол планетария можно видеть до сих пор, он в двадцати футах под водой. Напоминает огромную раковину. Интересно: когда я смотрю на купол сквозь толщу воды, мое детство становится очень близким. Честно говоря, я многое забыл — в моем возрасте и у вас будет куча иных воспоминаний… Когда мы уйдем отсюда, наша жизнь станет совсем кочевой, а ведь тут единственный дом, который я когда-либо называл своим…

Он внезапно замолчал и сразу показался бесконечно усталым и старым.

— Продолжайте, — ровным голосом попросил Керанс.

Глава 6

Затопленное судно

Два человека быстро передвигались по палубе, беззвучно ступая мягкими подошвами по стальным плитам. Белое полуночное небо нависало над темной поверхностью лагуны, в нем, как спящие галеоны, неподвижно застыли редкие облака. Низкие звуки ночных джунглей ползли над водой; изредка бормотали обезьяны, игуаны вскрикивали в своих гнездах в полузатонувших зданиях. Мириады насекомых роились над водой, испуганно отлетая, когда волны удар, ли в скошенные борта понтона, на котором была смонтирована испытательная станция.

Один за другим Керанс освобождал швартовы, пользуясь тем, что качка регулярно ослабляла натянутые тросы. Когда станция начала медленно отплывать, он с тревогой посмотрел на темный корпус базы. Постепенно обнаружились лопасти большого винта вертолета, закрепленного на верхней палубе базы, затем меньший хвостовой винт. Керанс не спешил сбросить последний трос с ржавой причальной тумбы: он дожидался сигнала Бодкина с верхней палубы станции.

Натяжение троса усилилось, и Керансу пришлось выждать несколько минут, прежде чем удалось снять последнюю петлю с причала; к счастью, волна, приподнявшая станцию, подарила ему несколько дюймов слабины троса. Над собой он слышал торопливый шепот Бодкина — они медленно двигались в сторону лагуны, в которой был виден единственный огонек — это светилось окно Беатрис. Наконец Керансу удалось сбросить последний конец — он снял его с тумбы и осторожно опустил в темную воду в трех футах под собой. Какое-то время он смотрел, как трос, разрезая воду, возвращается к базе.

Освободившись от тяжести станции — к тому же вертолет, укрепленный не по центру палубы, нагружал противоположный край базы, — огромный корпус качнулся, отклонившись почти на пять градусов от вертикали, затем постепенно снова восстановил равновесие. В одной из кают вспыхнул свет, но через несколько мгновений погас. Керанс схватил багор, лежавший рядом с ним на палубе, и стал осторожно отталкиваться. Расстояние между станцией и базой постепенно возрастало; вначале оно составляло двадцать ярдов, потом пятьдесят… Низкая завеса тумана лежала над лагуной, и вскоре они уже с трудом различали место своей прежней стоянки.

Удерживая станцию в стороне от стоявших на мелководье зданий, они вскоре преодолели около двухсот ярдов. Станция раздвигала своим корпусом растительность, ветви папоротников хлестали по окнам. Вскоре они остановились в маленькой заводи площадью около тысячи квадратных футов.

Керанс перегнулся через перила, глядя сквозь темную гладь на небольшой кинотеатр в двадцати футах под зеркалом воды, на плоской крыше здания не было ни выходов лифта, ни пожарных кранов. Помахав Бодкину, по-прежнему находившемуся на верхней палубе, Керанс пошел в лабораторию, а затем мимо сосудов с образцами и раковин для воды спустился вниз, к понтону.

В основании понтона был запорный кран, и когда Керанс с трудом отвернул его, мощная струя холодной воды хлынула к его ногам. К тому времени, когда он поднялся в лабораторию, чтобы в последний раз осмотреть ее, вода уже достигла уровня его лодыжек и разливалась среди лабораторных столов и раковин. Керанс открыл клетку и выпустил в окно обезьянку — любимицу Бодкина. Станция, как лифт, медленно погружалась. Керанс, по пояс в воде, добрался до узкого трапа, который вывел его на верхнюю палубу, где нервничающий Бодкин смотрел на окна соседнего здания, неясно вырисовывающегося в тумане.

Спуск прекратился, когда верхняя палуба оказалась в трех футах над водой — плоское дно станции опустилось на крышу кинотеатра, а с борта было нетрудно перебраться в здание. Слышалось, как внизу, под водой, булькает воздух, вырываясь из реторт и других сосудов, пенная струя поднималась из затонувшего окна лаборатории, где стоял стол с различными реактивами.

Керанс следил, как пятна индиго растекаются по воде и думал о схемах и таблицах, исчезнувших под водой в лаборатории. В них были занесены результаты многолетних наблюдений за изменениями животного и растительного мира; гибель этих записей подчеркивала ту неопределенность, в которую вступили они с Бодкиным. Они шагнули в неизвестность, где могли руководствоваться лишь правилами, найденными методом проб и ошибок.

Керанс напечатал несколько слов на пишущей машинке в своей каюте на катамаране и прикрепил этот лист к двери камбуза. Бодкин скрепил их послание своим автографом, затем они оба вернулись на палубу и спустили на воду катамаран Керанса.

Медленно работая веслами, они обогнули корпус станции и, скользя по темной воде, вскоре скрылись в черной тени, скрывающей берега лагуны.

* * *

Порывы ветра от винта рябили воду в плавательном бассейне, чуть не срывали навес, вертолет нырял и поднимался, как бы в поисках места для посадки. Керанс с улыбкой следил за ним сквозь пластиковые окна гостиной, уверенный, что груда пустых бочек из-под горючего, которые они с Бодкиным нагромоздили на крыше, убедит пилота не рисковать с посадкой. Пара бочек скатились с крыши во дворик и с плеском упали в бассейн, вертолет отлетел и вновь вернулся, но уже более осторожно.

Пилот, сержант Дейли, развернул фюзеляж таким образом, что люк вертолета оказался против окон гостиной, в нем возникла фигура Риггса, он был без фуражки, двое солдат держали его под руки, чтобы он не рухнул вниз. Риггс что-то кричал в электрический мегафон.

Беатрис Дал подбежала к Керансу со своего наблюдательного пункта в дальнем конце комнаты, прикрывая уши от рева вертолета.

— Роберт, он хочет что-то сказать нам.

Керанс кивнул, но голос полковника совершенно заглушался гулом вертолета. Риггс замолчал, вертолет взмыл в небо и полетел над лагуной, унося с собой шум и вибрацию.

Керанс обнял Беатрис за плечи, ощутив под пальцами ее гладкую кожу.

— Что ж, я догадываюсь, что он хотел нам сказать.

Они вышли во дворик и помахали Бодкину, который выбрался из лифта и принялся укреплять на крыше груду бочек. Внизу, на противоположном конце лагуны виднелась верхняя палуба испытательной станции, поверхность воды вокруг нее покрывали сотни блокнотных листков. Стоя у перил Керанс указал на желтый корпус базы, пришвартованный к отелю «Риц» в дальнем углу третьей лагуны.

После безуспешной попытки поднять затонувшую станцию, Риггс, как и планировалось, отплыл в двенадцать, направив катер к дому Беатрис, где, по его убеждению, скрывались оба биолога. Увидев, что лифт не действует, а его люди не смогли преодолеть двадцать этажей по лестнице, где на каждой лестничной площадке было множество гнезд игуан, Риггс попытался добраться до них на вертолете…

— Слава богу, что он уплывает, — сказала Беатрис. — Почему-то он вечно раздражал меня.

— Вы не делали из этого секрета. Удивляюсь, как он вообще не открыл огонь!

— Но, дорогой мой, он на самом деле несносен. Этот вечно выбритый подбородок, это ежедневное переодевание к ужину — абсолютное нежелание соответствовать обстановке.

— Риггс вполне нормален, — спокойно ответил Керанс. — Он только, как за якорь, цепляется за привычный для себя образ жизни.

Теперь, когда Риггса не было, Керанс понял, как много держалось на оптимизме и выдержке полковника. Без него дисциплина и порядок в отряде быстро упали бы. Это напомнило Керансу, что теперь ему самому придется беспокоиться о моральном климате их маленькой группы. Очевидно, что бремя лидерства ляжет на него: Бодкин слишком стар, Беатрис занята лишь собой.

Керанс взглянул на часы с термометром на своей руке. Уже три тридцать, но температура все еще около ста десяти градусов, и солнце палит как доменная печь. Они присоединились к Бодкину и вместе с ним прошли в гостиную.

Подводя итоги разговора, который прервал прилет вертолета, Керанс сказал:

— В резервуаре на крыше около тысячи галлонов горючего, Беа этого хватит на три месяца, или, допустим, на два, так как мы знаем, что температура повысится. Беатрис, я рекомендую вам закрыть все другие комнаты и жить в этой. Она находится с северной стороны дворика, а надстройка на крыше защитит вас от ливней, которые скоро разразятся. Десять к одному, что они разнесут ставни и воздушные завесы в спальне. Как насчет еды, Алан? На сколько времени хватит запасов в холодильнике?

Бодкин повернулся к нему с выражением отвращения на лице.

— Если не считать деликатесов типа змеиных языков, там находится в основном первоклассное пиво. Если вы действительно собираетесь питаться этими запасами, их хватит на шесть месяцев. Но я предпочитаю игуан.

— Боюсь, что игуаны предпочтут вас. Ну что ж, дела не так плохи. Алан сможет жить на станции, пока уровень воды не поднимется, а я по-прежнему буду в «Рице». Что еще?

Беатрис поднялась и двинулась к бару.

— Все, дорогой. Кончайте. Вы начинаете говорить, как Риггс. Вам не к лицу военные манеры.

Керанс шутливо отдал ей честь и перешел в другой конец комнаты, к картине Эрнста, а Бодкин стал рассматривать через окно джунгли. День ото дня эти два пейзажа становились все более неотличимыми друг от друга, а в мозгу у каждого был и третий — из ночного кошмара. Они никогда не обсуждали свои сны — этот призрачный общий мир, в котором они бродили, как привидения с картин Дельво.

Беатрис откинулась на диван спиной к нему, и Керанс вдруг с горечью понял, что нынешнее единство их трио сохранится ненадолго. Беатрис была права: ему не шли командные манеры, по характеру он был пассивным и сосредоточенным на себе человеком. Куда важнее, однако, что для них началась новая жизнь, где прежние привязанности и личные обязательства теряли всякий смысл. Узы между ними будут слабеть, и первое доказательство тому — решение жить порознь. Хотя Керанс тянулся к Беатрис, тем не менее это влечение не позволяло ему полностью ощутить свою свободу. Отныне каждый из них пойдет по джунглям времени своим путем. Хотя они и будут встречаться в лагунах или на испытательной станции, подлинные встречи возможны теперь только во сне.

Глава 7

Карнавал аллигаторов

Тишина раннего утра взорвалась тяжелым ревом за окнами отеля. Керанс с трудом извлек свое вялое тело из постели и, спотыкаясь на грудах книг, разбросанных на полу, распахнул сетку-дверь балкона. Большой белый гидроплан на большой скоростью скользил посредине лагуны. Боковые плоскости, рассекая воду, отбрасывали длинные полосы пены. Когда тяжелая волна ударила в стену отеля, смывая колонии водяных пауков и потревожив летучих мышей, обитавших в гниющих обломках, Керанс успел заметить в кабине человека, в белом шлеме и короткой белой куртке. Пилот склонился над приборным щитком.

Он управлял судном с изящной небрежностью, включив две мощные турбины в тот момент, когда самолет, казалось, врежется в берег. Гидроплан отвернул в брызгах, пене и радуге. Человек продолжал вести его с рассеянным видом, ноги его были гибкими и расслабленными, он походил на возницу, управляющего движением горячей тройки.

Скрываясь за зарослями тростника, которые покрывали весь балкон, — многократные попытки уничтожить эти заросли ни к чему не привели, — Керанс, незамеченный, следил за пришельцем. Когда самолет делал очередной вираж, Керанс рассмотрел самодовольный профиль, яркие глаза, белые зубы и выражение победителя на его веселом лице.

Серебряные круги патронташа сверкали на его поясе, и когда он достиг дальнего конца лагуны, послышалась очередь выстрелов. Сигнальные ракеты взвились в небо, а затем, как маленькие парашюты, плавно опустились на воду.

Взвыв турбинами, гидроплан вновь свернул и, срезая на пути зеленую листву, исчез в протоке, ведущей в следующую лагуну. Керанс вцепился в балконные перила и смотрел, как медленно успокаивается взволнованная вода, а деревья на берегу продолжают трепетать под ударами воздушной струи. Тонкая полоса красной дымки тянулась на север, постепенно растворяясь в воздухе по мере того, как таял гул моторов гидроплана. Внезапное появление незнакомца в белом костюме вызвало у Керанса тревогу и замешательство, бесцеремонно вырвав его из обычного состояния усталости и апатии.

В течение шести недель, что минули после ухода отрада Риггса, он жил один в комнатах под крышей отеля, все более и более сливаясь с безмолвной жизнью окружающих джунглей. Неуклонное повышение температуры — термометр на балконе в полдень показывал сто тридцать градусов — и уменьшение влажности не позволяли выходить из отеля после десяти утра: лагуны и джунгли буквально плавились от жары до четырех часов дня, а к этому времени он уже обычно так уставал, что с трудом добирался до постели.

Весь день он проводил за закрытыми окнами отеля, слушая в полутьме, как потрескивает от жары расширяющаяся проволочная сетка. Большинство окружающих зданий лагуны уже поглотили джунгли; сплошные ковры мха и заросли тростника закрыли белые прямоугольники фасадов, вьющиеся лианы опутали окна, скрыв гнезда игуан.

По краям лагун наносы ила стали сливаться в огромную сверкающую отмель, местами возвышающуюся над береговой линией, как огромные терриконы у заброшенной шахты. Свет и жара включали таинственные механизмы в мозгу Керанса, увлекая его разум в глубины генной памяти, где реальность времени и пространства исчезали. Влекомый своими снами, он спускался в бездны прошлого и каждый раз лагуна представала во сне в новом обрамлении, и каждый ландшафт, как и предупреждал доктор Бодкин, представлял иную геологическую эпоху. Иногда зеркало воды был ярким и дрожащим, иногда стоячим и темным, а берега порой становились глинистыми и блестели, как спина гигантского ящера. Затем пологие склоны начинали зеленеть, небо становилось нежным и прозрачным, пустота вытянутых песчаных отмелей — абсолютной и полной, наполняя его утонченной и сладкой болью.

Его все больше влекли эти экскурсии в безбрежное прошлое, а окружающий мир с каждым днем становился все более чуждым и враждебным.

Иногда он делал небрежные пометки в своем ботаническом дневнике о новых растительных формах; в течение первых недель несколько раз навещал доктора Бодкина и Беатрис Дал, Но оба они были целиком захвачены своими собственными погружениями в прошлое. Бодкин находился во власти постоянной мечтательности и задумчивости, без цели блуждая по узким протокам в поисках мира своего детства. Керанс видел, как он часами сидит на корме своей лодки и рассеянно рассматривает окружающие здания. Он невидяще смотрел сквозь Керанса и никак не реагировал на его зов.

Что же касается Беатрис, то, несмотря на внешнюю отчужденность, между ними сохранялся не выраженный словами, подсознательный союз, основанный на предчувствиях уготованной обоим мистической роли в будущем.

* * *

Множество сигнальных разрывов засветилось над лагуной, где находилась испытательная станция и дом Беатрис, и Керанс зажмурился от яркого огня пронзительных разноцветных пятен. Через несколько секунд за илистыми отмелями к югу рассыпались ответные сигнальные вспышки и донеслись глухие раскаты, вскоре однако смолкнувшие.

Значит, незнакомец на гидроплане был не один. Поняв, что вторжения не избежать, Керанс взял себя в руки. Расстояние между сериями ответных разрывов было слишком велико и означало, что групп было несколько, а также то, что гидроплан проводил разведку.

Плотно прикрыв за собой проволочную дверь, Керанс прошел в комнату и снял со спинки стула куртку. Затем он зашел в ванную и постоял перед зеркалом, критически осматривая недельную щетину. Волосы его стали белыми и отливали перламутром, и это вместе с бронзовым загаром и глубоко запавшими глазами придавало ему внешность бродяги, поддерживающего свою жизнь на тихоокеанских островах ловлей жемчуга и случайным заработком. Из разбитого дистиллятора, установленного на крыше, натекло полное ведро мутной жидкости, он зачерпнул немного этой воды и сполоснул лицо, чего давно уже не делал.

Вооружившись багром, он разогнал несколько игуан, устроившихся на причале, спустился в катамаран и медленно поплыл. Под катамараном виднелись купы зарослей, по поверхности воды скользили жуки и водяные пауки. Было начало восьмого, а температура около восьмидесяти градусов — сравнительно прохладно и приятно, воздух чист от туч москитов, которых позже выгонит из гнезд жара.

Пока он плыл по каналу, ведшему в южную лагуну, над его головой вспыхнуло еще множество сигнальных разрывов, слышалось гудение гидроплана, носившегося по лагунам из конца в конец, иногда на мгновение в просветах джунглей мелькал сам аппарат с фигурой человека в белом, склонившегося над приборной доской. Керанс ввел катамаран в лагуну и спокойно поплыл среди свисающих листьев папоротников, следя за водяными змеями, смытыми с мест обитания набегающей волной.

В двадцати пяти ярдах от берега он поставил судно на якорь среди свешивавшихся с крыши полузатонувшего здания хвощей, вскарабкался по бетонному склону к пожарной лестнице и по ней поднялся на плоскую крышу, возвышавшуюся над водой на пять этажей. Там он прилег за низким фронтоном и взглянул в сторону находившегося неподалеку особняка Беатрис.

Гидроплан шумно кружил над небольшим заливом на противоположной стороне лагуны, летчик бросал его туда-сюда, как всадник направляет горячую лошадь. В воздух взмыло еще несколько сигнальных ракет, некоторые совсем близко, в четверти мили от Керанса. Следя за самолетом, Керанс услышал низкий, мощный рев — крик животного, но не игуаны. Рев, сопровождаемый треском ломаемых растений, приближался, перекрывая гул моторов. Вдоль всего пути самолета в воду рушились папоротники и хвощи, ветви которых свешивались вниз, как брошенные знамена. Казалось, джунгли разрываются надвое. Полчища летучих мышей взмыли в воздух и в панике носились над лагуной; их зловещие крики заглушались ревом турбин гидроплана и разрывами сигнальных ракет.

Внезапно вода в горловине узкой протоки поднялась на несколько футов; казалось, где-то прорвалась плотина, и яростный поток обрушился в лагуну. На гребне этой миниатюрной Ниагары возникли несколько моторных лодок, похожих на катер Риггса. На их черных корпусах были нарисованы огромные глаза и зубы дракона. На каждом катере находилось по дюжине смуглых людей в белых шортах и майках. Лодки мчались к центру лагуны, а с их палуб в сплошном содоме летели в небо последние сигнальные ракеты.

Полуоглушенный шумом, Керанс с удивлением смотрел на множество длинных коричневых тел, бороздящих кипящую воду; массивные хвосты животных взбивали пену. Таких огромных аллигаторов он никогда не видел, некоторые из них достигали двадцати пяти футов в длину. Прокладывая себе путь в чистую воду, они яростно теснили друг друга, собираясь полчищами вокруг уже неподвижного гидроплана. Человек в белом стоял у открытого люка, сложив руки на поясе и возбуждено глядя на стаю рептилий. Он небрежно махнул экипажам катеров, затем жестом указал на лагуну, как бы приказывая встать на якорь именно здесь.

Когда по команде помощника-негра моторы катеров были вновь включены, и суда медленно двинулись к берегу, человек в самолете окинул критическим взглядом окружающие здания, и его жестокое лицо смягчила самодовольная улыбка. Аллигаторы, как стая собак, сгрудились вокруг своего хозяина, в воздухе с криком реяла стая птиц — ржанок и кроншнепов, — спутников крокодилов. Все больше и больше аллигаторов вливалось в лагуны из протоки, плывя бок о бок в белой пене. Вскоре их собралось не менее двух тысяч — огромная стая, настоящее воплощенное зло.

С криком, от которого из воды высунулись все две тысячи крокодилов, пилот снова прильнул к приборам. Пропеллеры ожили и гидроплан, рассекая острыми плоскостями оказавшихся на пути рептилий, устремился в соседнюю лагуну; огромная масса аллигаторов тянулась вслед за ним. Несколько крокодилов покинули стаю и парами плавали вдоль берегов, обыскивая окна затопленных зданий. Другие чудовища вскарабкались на едва выступающие из воды крыши. В центре лагуны вода продолжала кипеть, изредка там мелькало белое брюхо аллигатора, убитого гидропланом.

Когда армада рептилий углубилась в узкий пролив, ведущий в соседнюю лагуну, Керанс спустился по пожарной лестнице и направился по бетонному пандусу к своему катамарану. Но прежде чем он достиг его, тяжелая волна, поднятая гидропланом, подхватила катамаран, сорвала его с якоря и швырнула в кучу теснящихся аллигаторов. Через несколько секунд катамаран был сжат боками крокодилов, стремящихся в узкий залив, и разорван на куски их мощными челюстями.

Огромный кайман, притаившийся в зарослях хвощей, заметил смытого волной Керанса и, не спуская с него глаз, как торпеда устремился к нему. Его чешуйчатая спина и гребень на хвосте производили жуткое впечатление. Керанс на четвереньках, скользя и оступаясь, вскарабкался по пандусу и взлетел по пожарной лестницы на крышу, прежде чем кайман достиг мелкого места и побежал на своих коротких лапах.

Стараясь отдышаться, Керанс облокотился на перила, глядя вниз, в холодные немигающие глаза, которые бесстрастно изучали его.

— Ты славная сторожевая собака, — похвалил он зверя, а затем вытащил из кладки расшатанный кирпич и обеими руками запустил его в морду крокодила. Он улыбнулся, когда кайман подскочил и отступил, злобно кусая хвощи и обломки катамарана.

Через полчаса, выиграв несколько дуэлей с игуанами, Керанс добрался до дома Беатрис. Когда он вышел из лифта, Беатрис встретила его с широко раскрытыми в тревоге глазами.

— Роберт, что происходит? — она опустила руки ему на плечи и прижалась головой к его мокрой куртке. — Вы видели аллигаторов? Их здесь тысячи!

— Видел их? Один из них чуть не сожрал меня у ваших дверей…

Керанс высвободился и быстро подошел к окну. Гидроплан на большой скорости кружил в центральной лагуне, в его кильватере следовала стая аллигаторов. Множество их сгрудилось вокруг затопленной испытательной станции, взбивая хвостами пену. Тридцать или сорок крокодилов остались в нижней лагуне и небольшими группками курсировали по ней, разгоняя игуан.

— Эти чертовы звери, должно быть, их охрана, — предположил Керанс. — Как стая сторожевых псов. Лучше не придумаешь.

Беатрис стояла рядом с ним, нервно теребя пальцами высокий воротник желто-зеленой шелковой блузки, которую она надела поверх купальника. Хотя комната постепенно становилась все более запущенной, Беатрис продолжала уделять много времени своей внешности… Несколько раз Керанс заставал ее сидящей перед зеркалом во дворике или в спальне на кровати: она тщательно разглаживала мелкие морщинки на лице, подобно тому, как слепой художник ощупывает свою картину, стараясь вспомнить, что же он сам нарисовал на ней. Волосы Беатрис всегда были безукоризненно причесаны, глаза и губы подкрашены, но сомнамбулический, погруженный в себя взгляд делал ее похожей на прекрасный восковой манекен. Сейчас она впервые была взволнована.

— Но кто они, Роберт? Этот человек в самолете пугает меня. Я хотела бы, чтобы полковник Риггс был здесь.

— Теперь он в тысячах миль отсюда, если вообще не в Берд. Успокойтесь, Беа. Они выглядят как пираты, но у нас им нечем поживиться.

* * *

Большой трехпалубный колесный пароход входил в лагуну и медленно приближался к трем катерам, причаленным в нескольких сотнях ярдов от того места, где прежде была стоянка базы Риггса. Судно было перегружено, его палубы покрывали горы укутанных в парусину механизмов, так что на борту не видно было свободного места.

Керанс решил, что это корабль-склад, на котором хранится добыча группы… Подобно большинству других пиратских шаек, эта, должно быть, тоже охотилась за механизмами и электротехникой в районах, оставленных правительственными отрядами. Законы за разбой грозили суровым наказанием, но фактически власти были слишком слабы, чтобы обеспечить порядок на периферии.

— Смотрите!

Беатрис схватила Керанса за локоть. Она указывала вниз, на испытательную станцию, на крыше которой стоял полуодетый, заросший многодневной щетиной доктор Бодкин и махал руками, привлекая внимание людей на корабле. Один из них, негр с голой грудью в белых брюках и белой форменной фуражке, что-то крикнул в ответ.

Керанс пожал плечами.

— Алан поступает правильно. Прячась, мы ничего не добьемся. Наоборот, если мы им поможем, они скорее оставят нас одних.

Беатрис сомневалась, но Керанс взял ее за руку. Гидроплан, уже без крокодильей свиты, возвращался в облаке водяной пыли и пены.

— Идем, если мы успеем спуститься к причалу, он захватит нас на борт.

Глава 8

Человек с невинной улыбкой