Чапаев

Два с половиной года на передовой сделали Чапаева совсем другим человеком. Простой крестьянин по происхождению и мастеровой по роду занятий, мечтавший о семейном счастье и достатке, стал воином. Постоянная смертельная угроза воспитала в нем мужество и стойкость, готовность переносить любые тяготы.

От мировой к Гражданской

Фельдфебель Чапаев после очередного ранения и лечения в госпитале покинул передовую и оказался в одном из тыловых гарнизонов русской армии, солдаты которых стали настоящим детонатором революционных событий 1917 года. Действительно, миллионы людей, преимущественно крестьян, по воле верховной власти и военного командования были оторваны от привычных занятий и сконцентрированы в казармах. Занятия с новобранцами были не особенно интенсивными и значительную часть времени тыловые солдаты были предоставлены сами себе. Многие мобилизованные считали свое пребывание в армии ненужным, в то время как брошенная земля страдала от отсутствия рабочих рук. Особенно возмущались сорокалетние отцы больших семейств, призванные в конце 1915-го и в 1916 году, получавшие из дома горестные вести, что некому пахать и сеять, некому убирать урожай.

Бесконечная строевая муштра, бесцельное сидение в казармах, грубость офицеров наводили на крамольные мысли о преступной власти, равнодушной к нуждам простого народа. Скудный тыловой паек также порождал недовольство, слухи о воровстве интендантов и командиров приводили к массовому обмену солдатского обмундирования на продукты и самогон.

В то же время большинство жителей барачных поселков, возникших в 1915 году на окраинах десятков городов Российской империи, к началу 1917 года боялись отправки на боевые позиции. Доходившие по «солдатскому телеграфу» слухи о больших потерях на фронте порождали панические настроения, желание уклониться от отправки на передовую, что, в свою очередь, приводило к стремлению любым способом добиться исключения из списков маршевых рот, предназначенных для пополнения боевых частей. Справки о «дурных» болезнях или свидетельства о принадлежности к последователям Льва Толстого либо различным сектам стали пользоваться невероятной популярностью. Чтобы получить подобную справку, врачам и фельдшерам угрожали жестокой расправой и даже убийством. В этих условиях антивоенная агитация находила благодатный отклик у обитателей тыловых казарм. Трусы, дезертиры и просто слабохарактерные люди получили идеологическое основание для уклонения от воинского долга. Теперь они могли не скрываться и не симулировать болезни, а громко клеймить правительство, генералов и затеявших войну «бар».

Сосредоточение многотысячных масс, не ограниченных армейской дисциплиной, не занятых настоящим военным обучением, в городах, где отсутствовали надежные воинские части, привело к разложению большинства гарнизонов и превращению их в очаги беззакония, смуты и беспорядков, что негативно повлияло на ход отечественной истории.

Как же чувствовал себя в хаосе весны 1917 года храбрый и ответственный фельдфебель Чапаев? В советские годы историки и публицисты утверждали, что наш герой проникся антивоенными и большевистскими настроениями весной 1916 года, еще во время отпуска после второго ранения. Однако революционность и бунтарство Чапаева весной 1917 года сильно преувеличены. Вплоть до осени, когда дисциплина в русской армии окончательно развалилась не только в тылу, но и на фронте, Чапаев оставался верен воинскому долгу и присяге.

Василий Чапаев прибыл в Саратов в апреле 1917 года и получил назначение в 90-й запасной пехотный полк 14-й запасной бригады. Возможно, военные чиновники, отправившие Чапаева в тыловую часть, надеялись, что опытный унтер с боевым опытом, заслуженный фронтовик, кровью доказавший преданность родине, сумеет наладить дисциплину в вверенной ему роте, а глядя на него подтянутся и остальные. В первые месяцы так и получилось. Фельдфебель обучал солдат, сосредоточив их внимание на том, что может понадобиться в боевых условиях, оставляя в стороне шагистику.

В мае — июне 1917 года в русской армии началось формирование ударных частей и подразделений: «батальонов смерти» — на фронте, а также революционных батальонов, которые комплектовались «волонтерами тыла». Чапаев вступил в ударный отряд 90-го полка и, по некоторым сведениям, был одним из его командиров. Добровольцы, среди которых было немало молодых юнкеров, кадетов и студентов, охваченных послефевральским подъемом, клялись сражаться за родину до победы или умереть. Ударные части, по замыслу Временного правительства, должны были выполнять наиболее ответственные задачи в наступлении и обороне и показывать пример стойкости остальным частям. Впоследствии «ударники» должны были удерживать фронт, брошенный деморализованными войсками, до появления резервов и пополнений, готовых сражаться «до победного конца». И хотя военному руководству удалось создать несколько сотен ударных полков, отрядов и батальонов, а на Юго-Западном и Румынском фронтах — даже «штурмовые» дивизии, идея оказалась недостаточно проработанной. Ударные части, среди которых был знаменитый Корниловский полк, не смогли стать каркасом новой «революционной» армии из-за быстрой деморализации и падения дисциплины. Многие части объявлялись ударными, несмотря на невысокий моральный дух, отсутствие необходимой боевой подготовки и внутреннего единства. Организация тыловых революционных частей шла медленно: к сентябрю 1917 года, когда их формирование приостановили по распоряжению военного министра Александра Верховского, насчитывалось всего два полка, 50 батальонов и несколько отдельных отрядов. Будущий колчаковский военный министр генерал Алексей Будберг, осенью 1917 года командовавший одним из армейских корпусов на Северном фронте, писал: «Образовавшиеся кое-где ударные батальоны служат отлично, дерутся геройски, и на них надо базироваться; действия этих батальонов во время июльского наступления и при рижском прорыве, где такой батальон 38-й дивизии буквально спас все положение, безупречная служба ударного батальона 120-й дивизии дают полное право надеяться, что с этими частями мы удержим фронт». Однако изъятие сознательных, пользовавшихся авторитетом благодаря своему боевому опыту и навыкам повседневной фронтовой жизни солдат и унтеров из обычных армейских и запасных частей оставило офицеров без поддержки снизу. Они оказались наедине с агрессивно настроенной и враждебной командному составу и воинской дисциплине массой, которую Будберг назвал «отборной шкурятиной». «Всякий призыв с их (офицеров. — П. А.) стороны к солдатам к исполнению своих обязанностей, вообще все, что шло вразрез с инстинктами и пожеланиями шкурных элементов армии, встречается последними резко враждебно, причем нередко раздавались угрозы расправы оружием. И это были не простые угрозы», — указывалось в одном из рапортов начала осени 1917 года. Слабость военного командования, не сумевшего четко выделить боеспособный элемент армии (в ударных частях к ноябрю 1917 года числилось около шестисот тысяч человек) и удалить с фронта и ближайшего тыла деморализованную массу, породила еще один конфликт. Стремление сохранить дисциплину и армию меньшинства противоречило настроениям не желавшего продолжать войну агрессивного большинства. Ударные части неоднократно ликвидировали прорывы фронта, вызванные самовольным отходом и дезертирством солдат линейных полков, подавляли беспорядки в тылу и на фронте. Внутриармейский антагонизм во время войны не позволил предотвратить распад и деморализацию российской военной силы, а также массовое дезертирство, которое фактически узаконили большевики, объявившие о демобилизации старой армии.

Чапаев был доволен новым местом службы: его рота размещалась в театре, ему как командиру отвели отдельную комнату. Наконец, пребывание в тылу позволило Чапаеву разобраться (или, напротив, еще больше запутаться) со своими личными и семейными делами. В апреле он получил от командования краткосрочный отпуск.

Действия Чапаева могут удивить многих людей нынешнего поколения. Наш герой мог хотя бы попытаться вернуть законную жену, которую он, похоже, продолжал любить, или найти новую спутницу жизни, что было несложно: Первая мировая оставила вдовами миллионы женщин, мужья которых погибли на полях сражений. Но Чапаев даже не помышлял нарушить данное другу обещание. Сразу, как появилась возможность, он навестил живших в Балакове родителей и рассказал о случившемся. Иван Степанович понимал, что сыну будет трудно содержать пятерых детей. Он предвидел, что хлопоты по содержанию и воспитанию родных и приемных детей окажутся на его плечах, но не колебался: «Если клятву дал, надо держать, а твоих детей не оставлю». После этого Чапаев разыскал семью фронтового друга Петра Камешкерцева и рассказал о последней просьбе погибшего. Пелагея не сразу поверила Чапаеву, а когда осознала случившееся, разрыдалась.

Чапаев нахмурился — «что сырость развела» — и объяснил, что семью друга в беде не оставит: «Ты, Пелагея, живи, как желаешь, дочерей ваших я заберу, будут вместе с моими жить». Вдова раздумывала недолго: собрала небогатый скарб, распихала его по узлам и корзинам. Василий изумился поспешным сборам: «А ты-то куда собралась?» — «Как куда? — удивилась Пелагея. — К тебе, куда же еще?» Наш герой был не в восторге. По воспоминаниям родни, Пелагея Камешкерцева красотой не отличалась: полная, толстоногая, плоское невыразительное лицо. Никакого сравнения с первой женой. Но данная погибшему другу клятва, как считал наш герой, была выше его личных желаний. Пелагея стала невенчанной женой Чапаева: формально его первый брак не считался расторгнутым.

Родные, особенно дети, были рады. Они понимали, что отец теперь на долгое время — вне опасности. Гибель, ранение, болезни остались в тысячах километров. Теперь они могли постоянно видеться. Старший сын Чапаева Александр впоследствии рассказывал о пребывании отца в запасном полку, в его детском восприятии царская и Красная армии слились в единое целое. «Как-то в Балакове он взял меня в Саратов погостить. Сели мы на пароход, огни зажгли, я уснул и не услышал, как отец меня на руках к себе принес. Жил он в казармах… У них была там в клубе (на самом деле — в театре. — П. А.) сцена. Красноармейцы (солдаты. — П. А.) под гармошку пели песни, плясали. А он смотрел, да как пошел! Сначала кругом, кругом, а потом все вприсядку и вприсядку. Очень хорошо он у нас плясал, всех переплясал».

Постой в театре оказал благотворное влияние на Чапаева. Возможно, наблюдательный фельдфебель присматривался к актерам, режиссерам и другим членам труппы, которые время от времени посещали театр и продолжали повседневную работу. В дальнейшем в словах, жестах, манерах нашего героя присутствовала некоторая театральность, которая вряд ли могла сама по себе появиться у крестьянского сына и боевого фельдфебеля.

Чапаев был на хорошем счету у командования и вскоре после разгрома большевистского мятежа в Петрограде 3–5 июля 1917 года его отправили в 138-й запасной полк в город Николаевск, фельдфебелем 4-й роты. По всей видимости, для налаживания дисциплины. Его строго уставной вид и выправка ярко выделялись на фоне большинства солдат, расхристанных, потерявших воинский вид и нередко превращавшихся в вооруженных попрошаек. Однако у Чапаева были уже иные политические взгляды и планы на дальнейшую службу. Возможно, он просто устал от войны или его возмущало поведение части имущего класса, которая стремилась нажиться на войне, разрухе и использовать хаос в собственных меркантильных целях. Могла повлиять на него и личная семейная драма.

Вскоре после прибытия на службу Чапаев решил наладить контакты с местными большевиками, что сначала вызвало переполох среди партийцев. Руководитель николаевской уездной большевистской ячейки Арсений Михайлов вспоминал впоследствии в книге «Чепаев и чепаевцы»: «В середине июля 1917 года к нам в помещение большевистского комитета заходит человек с военной выправкой, среднего роста. Темно-русые крученые усы. Большая лохматая папаха. Форма подпрапорщика, на груди болтаются четыре Георгиевских креста и две медали. На левом боку — шашка, на правом — наган. Ноги обуты в ярко начищенные сапоги со шпорами. Лизнув языком толстые мясистые губы, кольнув меня блестящими зрачками глаз, вошедший спрашивает:

— Здесь комитет партии большевиков?

После июльских событий в Петрограде, после постановления Петроградского совета об отмене всяких знаков отличия и запрещения их ношения невольно подумалось: “Не черносотенец ли зашел громить большевиков?”».

Выяснилось, что страхи Михайлова напрасны. Бравый фельдфебель вынул монету и купил партийную программу. После краха царского режима в нарастающем хаосе лета 1917 года Чапаев искал точку опоры, которая может заменить растворившуюся триаду «За Веру, Царя и Отечество!». Чапаев пытался примкнуть к разным партиям. «Кругом и разговоры умные и знают люди, што говорят… а я один того не знаю. Дай в партию поступлю… Одного толкового человека упросил — он меня к кадетам все приноравливал, только оттуда я скоро… есером стал: ребята, гляжу, как раз на дело идут… Побыл с есерами… — и тут услышал анархистов. Вот оно, думаю, дело-то где! Люди всего достигают, и стеснения нет никакого — каждому своя воля…» Будучи на службе в 90-м полку, Чапаев примкнул к саратовским анархо-коммунистам, пестрой группе интеллигентов и рабочих, выступавших за прекращение войны и мирный передел земли в пользу трудящихся на ней.

Как и миллионы простых людей, он не услышал ясных ответов на волновавшие всех вопросы послевоенного устройства. Многие надеялись, что вслед за падением царского режима наступит эра справедливости, благоденствия, мира и воли. Крестьяне жаждали решения земельного вопроса, причем справедливым большинству жителей деревни представлялось распределение всех угодий между отдельными хозяйствами в зависимости от числа едоков, их изъятие у помещиков и ликвидации частных экономий, а также хуторов сельских жителей, выделившихся из общины в ходе Столыпинской реформы.

Медлительность Временного правительства в решении аграрного вопроса, стремление партии эсеров, особенно правого ее крыла, отложить распределение земли до созыва Учредительного собрания вызвало возмущение крестьянства и резкий рост беспорядков. Как и в 1905 году, запылали помещичьи усадьбы. Кроме того, крестьяне силой принуждали столыпинских выселенцев возвращаться в общину. Участь упорствующих в своем праве собственности была печальной: их усадьбы сжигали, угоняли скот, портили поля и луга.

Чапаева, как и миллионы других недавних подданных империи, привлекли лозунги большевиков, обещавших скорое решение сложнейших вопросов войны, мира, собственности, труда и земли. Его возмутило только требование большевиков «снять побрякушки» — заслуженные кровью и личным мужеством на полях сражений боевые награды, тем не менее он согласился участвовать в работе большевистского комитета. Осенью, по свидетельствам очевидцев, под влиянием новых знакомых Михайлова и будущего председателя уездного совнаркома Вениамина Ермощенко он вступил в партию.

Такое сотрудничество было выгодным для обеих сторон. Чапаев, став большевиком, сразу сделался «своим» среди солдат, но многие из них все же были недовольны его требовательностью и стремлением сохранить в подразделениях полка строгую дисциплину. Кроме того, если верить свидетельствам очевидцев, он препятствовал воровству и тайной продаже продовольствия, боеприпасов и амуниции. Большевики же получили в свое распоряжение волевого командира и хорошего организатора, способного создать в условиях царящего хаоса боеспособное воинское подразделение и твердо руководить им при быстроменяющейся обстановке и внезапных колебаниях настроений большинства.

В сентябре 1917 года командование Казанского военного округа решило сменить избранного солдатами командира полка, подпоручика военного времени Степанова на кадрового военного, подполковника Отмарштейна. На заседании полкового комитета Чапаев выступил против, заявив, что другого командира полку не нужно. Тогда нашему герою и другим большевикам пришлось отступить, но и Отмарштейн, и его соратники не пытались подавить недопустимую в армии внутреннюю оппозицию.

Чапаев начал работу по нейтрализации офицеров и командиров полка и постепенному переводу контроля над полком в свои руки. Фельдфебелю с большим боевым опытом удалось завоевать доверие солдат, которые отправили его делегатом на съезд депутатов Казанского военного округа, проходивший вскоре после свержения Временного правительства, в дни московских боев. Чапаев жестко парировал попытки меньшевиков и эсеров не признавать советскую власть, установленную в Казани 8 ноября (26 октября), и их призывы продолжать войну. Он обвинил своих противников в стремлении вернуть старые порядки и объявил: «Я три года воевал в Белгорайском (пехотном полку. — П. А.), а здесь являюсь делегатом от 138-го запасного и знаю, чего хотят солдаты и о чем они мне наказывали… Кто вас уполномочил говорить от имени солдат о продолжении этой войны? Быть того не может!»

Наш герой потребовал провести выборы Совета народных комиссаров военного округа и одновременно — командиров частей. Если бы Чапаев просидел большую часть войны в тылу, антибольшевистским ораторам, вероятно, удалось бы убедить присутствующих в неправоте делегата одного из многих запасных полков. Но выступление фронтовика они опровергнуть не могли, предложения Чапаева были приняты большинством съезда. В Николаевск Чапаев вернулся уже с мандатом на отстранение Отмарштейна.

Это решение подтвердил и Николаевский совет депутатов. Отмарштейн протестовал и потребовал от занявшего его кабинет Чапаева освободить помещение. Однако, встретив сопротивление бывшего фельдфебеля, который твердо заявил, что теперь он назначен командиром полка, не пытался вернуть себе прежнее положение. В ответ на протесты части офицеров и чиновников штаба против незаконного захвата власти новый командир попросил всех несогласных покинуть полк, а оставшихся — продолжить выполнение служебных обязанностей. Тем не менее, опираясь на эсеро-меньшевистский комитет, Отмарштейн не признавал нового назначения, называя его незаконным.

Впоследствии Отмарштейн примкнул к Белому движению на востоке России, в июне 1919 года командовал 60-м Боткинским имени Иностранных держав пехотным полком 15-й Боткинской пехотной дивизии. При определенном стечении обстоятельств два бывших командира 138-го запасного полка могли встретиться на линии фронта. Карьера бывшего фельдфебеля складывалась существенно удачнее, чем у подполковника.

Приняв командование полком, Чапаев сразу взял под контроль переформирование полка, до того в ходе демобилизации старой армии носившее полустихийный характер, а также сохранность вооружения, боеприпасов и амуниции. Первыми увольнялись солдаты, прибывшие в полк из госпиталей, где они находились на излечении от фронтовых ранений и болезней, затем ратники старше сорока трех лет. Демобилизацию оформляла медкомиссия под руководством военного врача Троицкого. Новый командир полка сумел создать в части ядро из солдат и унтер-офицеров, готовых с оружием в руках защищать новую власть. Чтобы усилить свой отряд, Чапаев прибегал к разным средствам: не сдал пулеметы в окружной склад, в декабре 1917 года вывез два орудия из артиллерийской части в Саратове совсем не революционным способом — обменяв у солдат разложившейся караульной команды на самогон.

Николаевский совет депутатов получил внушительную по тем временам вооруженную силу с пулеметами и артиллерией. Этому отряду очень скоро нашлось применение. В середине декабря 550 человек отправились в район Царицына, где ожидалось выступление казаков против советской власти.

В те же дни 1917 года в Николаевске прошел уездный крестьянский съезд, на котором местные эсеры намеревались выразить недоверие ревкому и большевикам, но последним удалось перехватить инициативу. Вслед за этим большевики провели совместное заседание съезда и Совета рабочих и солдатских депутатов. На нем Чапаева избрали народным комиссаром внутренних дел Николаевской уездной трудовой социалистической коммуны. Новоиспеченный комиссар заявил, что съезд необходимо рассматривать как полноправную власть уезда, а выступления против нее будут считаться контрреволюционными и вражескими. Будучи комиссаром внутренних дел, наш герой выполнял решения о наложенных на имущие классы реквизициях и контрибуциях. Иван Кутяков впоследствии утверждал: «В денежном отношении Василий Иванович был до болезненности щепетилен. В 1918 году, когда конфискации, контрибуции, реквизиции производились подчас “на глазок”, Василий Иванович всегда строго следил за тем, чтобы малейшая ценность поступала в советскую государственную казну. Он требовал, чтобы все ценности, не имеющие непосредственно военного значения, немедленно сдавались в Пугачевское казначейство и обязательно под расписку». Впрочем, щепетильность не распространялась на методы взимания контрибуций. Чапаеву поручили изъять у буржуазии (к ней причисляли и людей свободных профессий) 900 тысяч рублей. Состоятельных граждан арестовали, чтобы ускорить выплату, но они упорствовали. Тогда сотрудники комиссариата вывели несколько человек и имитировали расстрел, выстрелив вверх. После этого план контрибуции был перевыполнен почти в полтора раза — собрали 1,3 миллиона рублей. И это был не единственный способ изъятия денег и ценностей. Однажды комиссар внутренних дел организовал телесные наказания состоятельных горожан и сельских жителей. Это была личная инициатива Чапаева, не санкционированная ни ревкомом, ни Советом, ни новым народным судом. «Говорим: “Что ты дурака валяешь?” Он говорит: “Знаешь, когда застрелишь, он ничего не помнит, а попорешь — помнит и рассказывает”», — вспоминал председатель уездного Совета Вениамин Ермощенко.

Вскоре Чапаеву пришлось лично выступить против внутреннего врага. 20 января 1918 года было созвано Николаевское уездное земское собрание. Его делегаты из числа местных интеллигентов, буржуазии и наиболее удачливых крестьян отказались признать власть большевиков и потребовали роспуска Совета. Но большевики и левые эсеры подготовились к возможному выступлению противников и его подавлению вооруженной силой. Большие тракты, железнодорожный вокзал и мосты были прикрыты вооруженными отрядами. Два комиссара, Бочкарев и Бауэр, и «группа товарищей» с оружием вошли в зал заседаний. Бочкарев объявил заседание закрытым, а Бауэр грубо прервал пытавшегося протестовать городского голову и предложил крестьянским участникам съезда гласных собраться завтра. Недовольные крестьяне разошлись, тех, кто пытался оказать сопротивление, арестовал Чапаев. Уездный совнарком назначил комиссаров в штаб милиции, на телеграф и железнодорожный вокзал. Вскоре созванное под дулами винтовок и револьверов собрание крестьянских гласных объявило себя четвертым уездным крестьянским съездом, который одобрил роспуск земской управы.

21 января оставшиеся на свободе делегаты земского собрания ударили в набат. По сигналу на соборной площади собралась большая толпа. Ораторы призывали свергнуть узурпаторов-большевиков и восстановить законность. Возмущенные произволом новой власти горожане осмелели и готовились штурмовать Совет. «В этот момент на площади появился Чапаев с автомобилем, вооруженным пулеметами. Без всякого предупреждения он немедленно открыл огонь из пулеметов по куполу каменного собора. Этого было достаточно, чтобы защитники Керенского и Учредительного собрания разбежались…» — писал впоследствии Иван Кутяков.

Это был первый опыт подавления антибольшевистских сил. Пока Чапаев только арестовал противников советской власти и стрелял поверх голов. Но вскоре ситуация изменилась. 24 января 1918 года уездный Совет назначил его комиссаром по военным делам.

Первое антибольшевистское выступление в Николаевском уезде вспыхнуло в январе 1918 года на границе земель Уральского казачьего войска, в 120 километрах от Николаевска, в крупном селе Большая Глушица. Повстанцы под командованием офицеров и местной интеллигенции, сочувствовавшей эсерам, арестовали членов местного Совета, убили многих активистов. Вслед за этим отказались подчиняться советской власти. По поручению Ермощенко военком уезда Василий Чапаев направился туда с отрядом в 400 бойцов. Через двое суток на рассвете отряд атаковал Большую Глушицу с четырех сторон и после небольшой перестрелки занял село.

Чапаев не только восстановил советскую власть, но и основал во всех селах и деревнях по пути следования красногвардейские отряды и выдавал им оружие, отобранное у фронтовиков, выступивших против большевиков. Через десять дней после событий в Большой Глушице против большевиков выступили жители сел Березово и Сулак. Чапаев и его предшественник на посту военкома Бочкарев направились во главе отрядов туда.

В начале февраля против большевиков восстали жители Балакова, где жили родители Чапаева и его младший брат Григорий, бывший военкомом города. Днем 9 февраля на базарной площади собрались противники новой власти. Григорий Чапаев явился на площадь с группой красногвардейцев, и во время выступления перед манифестантами книготорговцы братья Николай и Иван Мушонковы стащили его с трибуны, один из них выстрелил в него в упор. Отец пытался спасти раненого сына, но ожесточившиеся противники большевиков закололи комиссара штыками. Как утверждает Евгения Чапаева, восставшие подняли умиравшего комиссара на штыки со словами: «Собаке — собачья смерть!»

10 февраля известие о восстании пришло в Николаевск. Для подавления беспорядков Совет народных комиссаров Николаевского уезда направил в Балаково отряд Красной гвардии во главе с Чапаевым. Однако сразу выполнить эту задачу ему не удалось: в ночь на 10 февраля в Березове повстанцы разгромили красногвардейский отряд Ильи Топоркова, направленный в село также для подавления восстания. Сам Топорков был взят в плен. Уточнив обстановку, Чапаев стремительно двинулся на Березово, и в ночь на 11 февраля отряд вышел к селу. На рассвете красногвардейцы внезапно атаковали Березово. Израненный и избитый командир Топорков был освобожден и погиб уже летом 1918 года под Уральском.

На следующий день Чапаев направился в Балаково. По дороге он объединил свои силы с отрядом Рязанцева, также отправленного в этот город для восстановления советской власти. 13 февраля объединенный отряд начал наступление с двух сторон — с восточной и южной окраин. С первыми орудийными выстрелами в городе началось вооруженное восстание местных рабочих. Но повстанцы не выдержали атаки, которая велась по всем правилам военного искусства, и отступили из города. Победа далась Чапаеву тяжелой ценой: после подавления мятежа ему пришлось хоронить младшего брата Григория.

Гибель брата ожесточила Василия Чапаева, он стал еще более непримирим по отношению к противнику по другую линию фронта, будь то чехи, самарские народоармейцы, уральские казаки или солдаты и офицеры адмирала Колчака. Борьба с любыми антибольшевистскими силами вне зависимости от их национальной и сословной принадлежности получила для нашего героя оттенок личной мести. И это ожесточение не могло не быть взаимным. Весь 1918 год чапаевцы и казаки не брали пленных. Оказавшегося в руках врага ждала смерть.

Но до жаркого и кровавого лета 1918-го было еще несколько месяцев, для тех мятежных времен — целая вечность. В конце февраля 1918 года антисоветское восстание вспыхнуло в селе Липовка и вскоре охватило всю Липовскую волость. Восставшие, которых назвали кулаками и контрреволюционерами, убили нескольких председателей советов и ревкомов, сами советы были распущены или переизбраны. 1 марта Совнарком Николаевского уезда издал приказ, объявивший район Липовки на военном положении. Вся власть в мятежной волости передавалась в руки военного комиссара Чапаева. Он получил полномочия арестовывать всех, кто отказывается подчиняться его требованиям, и передавать их уездным властям, а участников восстания — расстреливать на месте. Для подавления мятежа была мобилизована Красная гвардия Липовской волости. Литовское восстание было достаточно крупным, для его подавления и восстановления советской власти потребовалось десять дней и мобилизация всех вооруженных сил уезда.

Подавление крестьянских и городских волнений было прелюдией к длительной и жестокой гражданской войне в Поволжье и Приуралье, продолжавшейся вплоть до весны 1922 года, когда Красная армия и войска внутренней службы разгромили последнюю серьезную антибольшевистскую силу — повстанческую «Армию Правды» Василия Серова.

Чапаев готовил вооруженную силу для будущих боев. Со второй половины марта он занимался формированием 1-го Николаевского полка, используя вооружение, обмундирование и другое имущество расформированного 138-го запасного полка. Сам Чапаев утверждал впоследствии, что полк формировался из добровольцев на основании январского декрета Совнаркома РСФСР. Желающие вступить в полк, по его словам, приезжали в Николаевск сами, на собственных лошадях, готовые жертвовать жизнью и имуществом ради победы советской власти. Однако уездный военком приукрашивал действительность. В отличие от Красной гвардии, своего рода усиленной милиции, действовавшей в родных местах, служба в Красной армии предполагала, что ее боец может оказаться далеко от дома. Добровольцев, желавших воевать вне пределов своей волости или уезда, особенно среди недавно вернувшихся с фронта и из запасных полков солдат, было немного: все хотели забыть о войне и заняться личным хозяйством или перераспределением имущества. Уже 9 апреля 1918 года уездный Совнарком «ввиду нападения казаков» отдал распоряжение о мобилизации 470 человек в селе Сулак и городах Балаково и Баронск. Мобилизованные красноармейцы получали паек и жалованье. Обеспечивать семьи мобилизованных и помогать им в сельскохозяйственных работах должны были местные власти.

Более масштабная мобилизация понадобилась очень скоро из-за нараставшего конфликта между советской властью и Уральским казачьим войском. Уральское войско выделялось из других казачьих объединений своей демократичностью. Его атаманам и старшинам не удалось добиться привилегий, которыми пользовалась верхушка в других казачьих войсках. Основным источником существования казаков было не возделывание земли, а рыбная ловля. Кроме того, Уральское войско было самым бунтарским. За 200 лет, в 1670–1874 годах, на его территории произошло десять крупных восстаний, не считая мелких волнений. Местные казаки были активными участниками и ударной силой восстаний Степана Разина и Емельяна Пугачева. После подавления Пугачевского восстания войско за «бунташность» переименовали из Яицкого в Уральское. Кроме того, уральским казакам запретили нанимать иногородних и иметь собственную артиллерию.

Сопротивлявшиеся царскому самодержавию казаки не приняли и новую власть с ее стремлением к всеобщему имущественному и сословному равенству. До конца февраля на территории области сохранялось двоевластие: не признавшие большевистского переворота Войсковой съезд и Уральский совет действовали независимо друг от друга. В конце октября 1917 года съезд провозгласил автономию — вплоть до решения политических вопросов Учредительным собранием. 14 февраля 1918 года в Уральск прибыла делегация из Саратова во главе с Михаилом Усановым, которая потребовала объявить в области советскую власть. Войсковой съезд не мог выполнить эти условия из-за неизбежного бунта, но, не имея достаточных сил для противодействия Красной гвардии соседних губерний и областей, уральцы вели переговоры с большевиками, стремясь оттянуть военный конфликт. В начале марта 1918 года Войсковой съезд получил от председателя военно-революционного комитета в Оренбурге комиссара Самуила Цвиллинга ультиматум: в два дня признать советскую власть, разоружить и распустить казачьи полки. В случае невыполнения условий Цвиллинг грозил начать боевые действия: «Будут двинуты силы из Оренбурга и Саратова, и тогда ни один юнкер и офицер не останется в живых. Казакам предлагаем немедленно сдаться».

Уральцы ответили телеграммой, в которой назвали случившееся недоразумением и сообщили об отправке делегаций для переговоров в Оренбург и Москву. Однако Цвиллинг не хотел ждать. 10 марта 1918 года во время переговоров по прямому проводу с делегатами Войскового съезда он заявил, что срок ультиматума вышел и им отправлен в область вооруженный отряд примерно в 200 человек при восьми пулеметах. В тот же день красногвардейский отряд занял Илек, город на севере Уральского войска, третий по численности населения населенный пункт области и важный транспортный узел. Командир отряда Ходаков предъявил местным жителям требование о признании советской власти, сдаче двух миллионов пудов хлеба по «твердым» ценам и имевшегося в городе оружия. Жители города заявили, что у них нет столько хлеба. В ответ Ходаков угрожал конфискацией зерна и репрессиями.

Илекчане начали готовиться к сопротивлению, отправили делегатов в соседние станицы и Уральск. У них было достаточно холодного оружия, но всего 15 винтовок, явно мало, чтобы противостоять хорошо вооруженному красногвардейскому отряду, который поддержала часть населения. Занятие города сопровождалось грабежом и массовыми арестами. На следующий день делегация жителей Илека потребовала освободить арестованных и покинуть пределы Уральской области. Ходаков отказался, но, что любопытно, не арестовал казаков. Утром 13 марта в Илеке вспыхнуло восстание, которое поддержали жители окрестных станиц. Дружины казаков-фронтовиков, несмотря на слабое вооружение, сумели захватить и разгромить опорные пункты красногвардейцев. Пленных красногвардейцев ждала жестокая расправа. Как вспоминал впоследствии казачий офицер Борис Киров, «казаки опускали пленного в прорубь, потом вытаскивали его и опять опускали и повторяли это до тех пор, пока он не превращался в ледяной столб, а потом пускали под лед». Пощадили только врача, фельдшера и сестер милосердия. Следовавшая вслед за отрядом Ходакова вторая группа красногвардейцев, получив сведения о разгроме, не пошла на Илек и вернулась в Оренбург.

С этого момента началась вооруженная борьба уральцев с советской властью. Созданное 29 марта 1918 года Уральское войсковое правительство во главе с меньшевиком Григорием Фомичевым распустило в области советы, от пятидесяти до шестидесяти членов областного совета и многие члены местных советов были арестованы. Избежать ареста удалось лишь восемнадцати советским работникам, которые спешно покинули область и сумели пробраться в Саратов. Одновременно началась мобилизация казаков в возрасте 19–35 лет в Уральскую казачью армию под командованием 37-летнего генерал-майора Михаила Мартынова. Мобилизация позволила сформировать пять дивизий и отдельные части и отряды.

Саратовский совет после подтверждения сведений о свержении советской власти в Уральске потребовал в середине апреля от войскового правительства признать Совнарком верховной властью Российской Советской Федеративной Социалистической Республики; немедленно восстановить разогнанный и частью арестованный Уральский совет; изгнать из Уральской области контрреволюционное офицерство, буржуазию и помещиков, освободить арестованных.

Однако уральское правительство, для которого выполнение ультиматума означало самороспуск, отвергло его. Впрочем, стороны согласились на обмен пленными и заложниками. В ответ Саратовский совет прекратил железнодорожное и телеграфное сообщение с Уральской областью и создал Армию Саратовского совета под командованием Загуменного для ведения военных действий против уральского казачества. Это объединение, как и многие другие подобные формирования, было армией лишь по названию. Громкое наименование, по мысли создателей, должно было устрашить противника и скрывало партизанский характер частей и подразделений, которые стихийно организовывались по приказам местного «правительства», которое считало необходимым иметь в своем распоряжении какую-либо вооруженную силу.

Чапаев вынужден был одновременно заниматься формированием подразделений Красной армии, их обучением и ведением боевых действий. Сплошной линии фронта весной и летом 1918 года на Уральском фронте не было, поэтому война была серией взаимных ударов отдельных отрядов и подразделений, иногда налетов нескольких человек, когда успех боя зависел от уровня боевой подготовки нападавших и оборонявшихся и внезапности удара. После ранений Чапаев не мог ездить верхом, предпочитая передвигаться на мотоцикле или автомобиле. В начале мая Чапаев атаковал казаков, занявших деревню на востоке Николаевского уезда. «Мы втроем — Чепаев, Демидкин и Михайлов — садимся в легковой автомобиль, ставим колеса “максимки”, берем пулеметчика, один около шофера, двое по бокам пулемета, и катим вперед. Цепь осталась позади, обогнали уже разведку и вихрем мчимся к станице. Нас начинают обстреливать из ружей и пулемета. Мы поворачиваем машину, даем задний ход и начинаем обстреливать из пулемета и маузеров станицу. Так с боем заезжаем в село, вытесняя оттуда противника», — вспоминал впоследствии Арсений Михайлов.

Методы формирования и воспитательной работы у военного комиссара уезда были довольно специфическими. Как любой фронтовой солдат, недолюбливавший тыловиков и ненавидевший дезертиров, он был готов бороться с последними проверенными способами, в том числе телесными наказаниями. Однажды, по свидетельству Михайлова, Василий Чепаев (как звали его тогда) потребовал обсудить вопрос об их введении на общегородском партсобрании. Речь нашего героя была образной и простой: «…Объявляю мобилизацию. И вот многие являются, поступают в отделения и взводы. А некоторые не хотят идти, прячутся в коноплях, по овинам. Что вы с ними будете делать? Наступают казаки. Там чехи прут вовсю. Гибнет Советская власть, а он не хочет, в коноплях сидит. А как возьмешь его, разложишь при народе, да как вспылишь штук 15 или 25 одному, так 10 сами добровольно в отряд прибегут». Предложения Чапаева наказывать уклонистов от службы старорежимными методами, против применения которых активно выступали в конце XIX — начале XX века многие профессиональные военные, вызвали одобрение части слушателей. Словам о телесных наказаниях бурно аплодировали. И хотя Михайлов утверждал, что Чапаев осознал неправильность своих представлений о воспитании новобранцев, унтер-офицерская привычка проявлялась еще не раз. Приходилось военкому выступать и перед дезертирами. Можно только предполагать, какие яркие и образные выражения использовал командир формировавшихся красных отрядов, но без просторечной лексики и брани дело явно не обходилось. Его соратники вспоминали события весны и лета 1918 года. «Соберет их, выстроит в одну шеренгу и начнет с ними разговор. — Что же, лети вашу мать в трубу, свобода вам нужна, земля чтобы ваша, а воевать, защищать революцию я один за вас буду? — грозно спрашивал командир».

Впрочем, Чапаев не был бы популярен среди бойцов и командиров, если бы действовал только угрозами и наказаниями. Он хвалил бойцов за смелость в бою и добросовестное несение службы в тылу, строго требовал от местных властей заботы о семьях красноармейцев и командиров, ухода за ранеными и помощи погибшим.

К концу апреля 1918 года армия Саратовского совета в четыре тысячи бойцов при 18 орудиях и 110 пулеметах сосредоточилась на станции Озинки. Костяком армии были 1-й и 2-й Николаевские советские партизанские отряды. В состав 1-го отряда под командованием Ивана Демидкина входили городская Красная гвардия, рота бывших австровенгерских пленных, отряд балаковских рабочих и другие отряды. 2-й отряд (Чапаевский) включал отряды Ильи Топоркова, Ивана Плясункова и Федора Потапова.

Первый бой отряда Чапаева с казаками произошел 26 апреля под хутором Овчинниковом, неподалеку от станции Семиглавый Мар. Эта местность на границе Саратовской губернии и Уральской области вскоре станет эпицентром напряженных военных действий. Казаки совершили налет на хутор. Чапаев доносил в Саратов: «…мы послали 50 человек кавалерии, которые разделились надвое и первый взвод встал в заставу, а второй сделал нападение на казаков, которые так были ошеломлены ударом, что позорно бежали. Но наша кавалерия начала их преследовать, несмотря на то что (численностью была) в четыре раза меньше казаков (Владимир Дайнес пишет, что их было 120, то есть больше в два с половиной, а не в четыре раза. — П. А.). Казаки скрылись, наши 12 человек заняли хутор, а остальные поехали на отдых в дер. Меловое. Но не успели наши заехать за гору, как казаки сделали снова наступление на хутор в числе уже 75 человек. Увидя их, засели в канаве и допустили казаков к себе на расстояние 200 шагов. Потери им нанести было нельзя, потому что казаки впереди себя пустили два воза соломы и мирных жителей. Но наши ребята не растерялись. Первый раз дали залп вверх, жалея мирных жителей, а когда казаки выскочили из-за возов, наши начали стрелять по ним, убили 2 офицеров и одного казака и 2 лошади. В настоящее время хутор в наших руках и казаки больше не являются». Первый локальный успех Саратовской армии в боях с казаками, несмотря на местное значение, был отмечен командованием.

В начале мая армия перешла в наступление на уральском направлении. 3 мая войска должны были достигнуть в походном порядке хутора Карепаново и станции Семиглавый Мар. Чтобы обезопасить тыл и фланги от ударов казачьей конницы, части армии продвигались к станции цепью вдоль линии железной дороги. Артиллерия и пулеметы двигались в центре боевого построения при своих отрядах, что позволяло немедленно атаковать казаков или отражать их налеты. Движение по бездорожью замедляло наступление. Чтобы ускорить его, Чапаев изменил маршрут и двинулся на Семиглавый Мар по горной местности, стремясь зайти в тыл противнику.

Неприятель сосредоточил свое внимание на главных силах Саратовской армии и не заметил обходного маневра чапаевского отряда. Казаки обнаружили его, когда бойцы спускались с возвышенности на станцию. Опасаясь окружения, казаки оставили Семиглавый Мар без боя и поспешно отступили к Шипово. В семь часов вечера казаки предприняли безуспешную попытку выбить красногвардейцев со станции. С наступлением ночи противник вновь атаковал. В темноте казакам удалось прорвать оборону красных и окружить Новоузенский отряд Александра Сапожкова. Тогда Чапаев, сражавшийся неподалеку, оставил небольшое прикрытие, атаковал конницу, охватившую новоузенцев, и стремительным ударом прорвал окружение. Под утро противник отступил.

2-й Николаевский отряд под командованием Чапаева продолжал наступление. 4 мая белые оставили станцию Деркул, расположенную в 70 километрах от Уральска. Вместе с казачьей армией уходило и устрашенное рассказами о зверствах красногвардейцев мирное население. Но в ночь на 5 мая противник, воспользовавшись малочисленностью Саратовской армии и отсутствием охраны на флангах, ударил ей в тыл и захватил станцию Семиглавый Мар. Армия была отрезана от Саратова и путей снабжения. На следующий день на станцию Деркул прорвался поезд снабжения, от железнодорожников и охраны чапаевцы и бойцы других отрядов узнали, что станции Шипово и Семиглавый Мар находятся под угрозой нападения казаков, обстрелявших поезд.

Перехватив инициативу, казаки активизировали действия против Саратовской армии. Ожесточенный бой разгорелся с утра 9 мая у станции Шипово. Уральцы многократно атаковали чапаевцев и другие красные отряды. К утру 10 мая выяснилось, что они израсходовали почти весь боезапас. Командующий армией Загуменный после небольшого совещания приказал отойти на линию Александров Гай — Новоузенск — Алтата — Семеновка — Вязовка — Любицкое и перейти к обороне. Майское поражение армии Саратовского совета продемонстрировало, что малочисленные отряды годятся лишь для подавления локальных волнений в тылу, но небоеспособны в случае столкновения с хорошо подготовленными казачьими подразделениями и частями.

12 мая Чапаев участвовал в Пятом чрезвычайном уездном съезде Советов. Предполагалось провозгласить на нем Николаевский уезд Трудовой социалистической коммуной и решить ряд хозяйственных вопросов. Однако участвовавшие в нем эсеры провоцировали волнения, распускали сведения, что отряды Красной армии под Уральском разбиты. Ермощенко и Чапаев опровергли эти провокационные слухи. На другой день в зал заседаний была брошена бомба, пострадали несколько человек. Большевики обвинили в теракте эсеров, но вряд ли это было справедливо: партия располагала достаточным количеством опытных боевиков, чтобы нанести политическому противнику более серьезный ущерб. Сразу после взрыва съезд прервали до ликвидации восстания в Уральске, город Николаевск и весь уезд объявили на осадном положении, вся власть была передана военно-революционному комитету.

Съезд объявил мобилизацию в Красную армию всех боеспособных мужчин, делегаты отправились в свои родные места, чтобы лично агитировать земляков вступать в армейские ряды. Чапаев с группой добровольцев, среди которых было много делегатов, выехал в Дергачи.

Вскоре произошло еще одно событие, которое отразилось на отношении Чапаева к Гражданской войне и противнику. В бывшем имении помещика Зейферта казаки и восставшие крестьяне перебили членов сельскохозяйственной коммуны. Затем уральцы совершили налет на село Семеновка, в результате которого были убиты десятки советских работников, активистов, красноармейцев, совершены насилия над семьями, убивали даже детей. Трудно понять, на что рассчитывали те, кто расстреливал и пытал мирных жителей, насиловал женщин и мучил детей. Возможно, они надеялись запугать противника. Однако жестокая расправа вызвала обратный эффект. Красные бойцы и командиры ждали встречи с врагом не только ради победы, но и чтобы расквитаться за обиды и унижения своих родных и близких. В отрядах Чапаева находилось 150 человек из Семеновки и окрестных деревень. Красноармейцы и командиры намеревались защитить своих родных и просили разрешения у командира. Чапаев был в затруднительном положении из-за продолжавшегося отхода, но отказывать бойцам не стал. На помощь жителям Семеновки он отправил отряд во главе с Семеном Потехиным. Вскоре наш герой получил донесение: «В 8 часов 18 мая занял село Семеновку и освободил из заключения 500 человек… Жду дальнейших распоряжений». Хоронили жителей села 19 мая. На похоронах присутствовал и Василий Иванович, приехавший со станции Алтата. У братской могилы в скорбном молчании стояли тысячи односельчан. Голос Чапаева срывался, в глазах стояли слезы, когда он призывал к беспощадной борьбе с мироедами и всемерной помощи Красной армии. Над свежими могилами Чапаев и его бойцы поклялись драться с противником до последней капли крови. Под прощальные залпы похоронили погибших. Немало местных жителей вступило в Красную армию, чтобы защитить своих близких и отомстить за убитых и замученных.

Эмоциональную встряску сменили военные будни. 25 мая на совещании командиров отрядов в селе Любитское Чапаев предложил реорганизовать отряды в батальоны и полки регулярной армии. Николаевские отряды были переформированы в одноименные полки, 2-й Николаевский полк возглавил Чапаев. Переформирование полупартизанских отрядов в регулярные воинские части назрело. В Поволжье и других районах Советской России разгоралась Гражданская война. 17 мая вспыхнули волнения чешских солдат в Челябинске, вызванные арестом группы военнослужащих, устроивших самосуд над человеком, который, по их версии, ударил кочергой их сослуживца.

Попытки советской власти изъять оружие из эшелонов Чехословацкого корпуса вызвали мятежи во многих городах, через которые проходили поезда на восток. 18 мая чехи под командованием поступившего на службу в корпус русского подполковника Сергея Войцеховского заняли Челябинск. 25 мая легионеры под командованием капитана Эмиля Кадлеца заняли сибирский город Мариинск. В ночь на 26 мая в Новониколаевске (ныне — Новосибирск) чехи под командованием Радолы Гайды атаковали советский гарнизон. После этого нарком по военным делам Лев Троцкий отдал приказ о полном изъятии оружия у частей корпуса по всему пути их следования. 28 мая попытка разоружения крупной группы эшелонов под руководством Станислава Чечека в Пензе обернулась разгромом местных красногвардейцев и кратковременным свержением советской власти. После этого чехословацкие эшелоны двинулись дальше на восток — через Ртищево к Сызрани. Попытка красногвардейцев остановить чехов не удалась. Восстания чешских солдат нередко вспыхивали вскоре после выступлений местных антибольшевистских сил. Главной целью чехов был Владивосток, порт, откуда они должны были отправиться на Западный фронт. Однако чешские полки и батальоны не раз меняли направление, чтобы соединить разрозненные группы и эшелоны в единое целое. 8 июня 1918 года в результате совместного выступления офицерских дружин и чехов была свергнута советская власть в Самаре, где вскоре был образован Комитет членов Учредительного собрания (Комуч), с войсками которого Чапаеву не раз пришлось столкнуться на полях сражений летом и осенью 1918 года.

Гражданская война, в которой нашему герою предстояло сыграть выдающуюся роль, разгоралась.

Красная против Народной

Серия антибольшевистских восстаний в Поволжье и на Урале обострила ситуацию в обширном регионе, важном в промышленном и сельскохозяйственном отношении. Для советской власти было крайне важно вернуть (или удержать) богатые зерном аграрные районы и промышленные губернии Урала, где находились важнейшие военные предприятия страны. Важнейшей целью операций обеих сторон была также Волга, ключевая транспортная артерия, соединявшая центральные районы страны с Астраханью и через нее с находившимся еще под контролем Советов Северным Кавказом.

Добровольческий принцип формирования не позволил советскому руководству организовать массовую армию, ее численность к концу апреля не превышала двухсот тысяч человек. Этого было явно недостаточно для подавления антибольшевистских восстаний внутри страны и борьбы с Белым движением на ее окраинах. 29 мая ВЦИК принял постановление «О принудительном наборе в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию», мобилизации подлежали рабочие и беднейшие крестьяне.

Активизация Гражданской войны сказалась и на положении на границе между Уральским войском и Саратовской губернией. В конце мая — начале июня между казаками и армией Саратовского совета разгорелись ожесточенные бои. До появления Красной армии в пределах Уральской области казаки воевать не хотели, ограничивались самообороной и говорили, что «за грань не пойдем». После апрельско-майской экспедиции Саратовской особой армии, конфискаций продовольствия и расстрелов ситуация изменилась. Уральские казаки нуждались в оружии и боеприпасах, после свержения советской власти в Самаре они направили туда отряд полковника Мартынова, который, захватив Иващенковский завод, привел 200 подвод с оружием и патронами.

Казаки пытались нащупать слабые места в обороне красных, угнать как можно больше скота, уничтожить посевы, чтобы затруднить снабжение армии противника. Красные, в свою очередь, стремились отстоять продовольствие и нанести максимальный ущерб неприятельской коннице. 6 июня красные заняли село Балаши, а 2-й Николаевский полк нанес поражение казакам у деревни Солянка. Владимир Дайнес отмечает, что уже в первых столкновениях с казаками Чапаев проявил себя как решительный и искусный командир, который умело пользуется маневром ограниченных сил, чтобы нанести поражение подвижному и легко уходящему из-под удара противнику. 9 июня штаб Саратовской армии сообщал в Москву: «2 Николаевский полк под командой т. Чапаева, двигаясь левее 1 полка на дер. Солянка, сбил на пути натиск казаков и, перейдя в контрнаступление, разбил казаков наголову, забрав у них свыше 300 голов рогатого скота и 200 лошадей». 28 мая, накануне боя, наш герой отправил записку своему соратнику Илье Топоркову: «Дайте немедленно помощи. Санталова отряд бежал в Любитское, окружен. Я с 200 людьми иду на выручку. Казаков много, число указать не могу. Порубежка в руках казаков». В донесении от 9 июня штаб армии указал со слов Чапаева, что потери казаков неисчислимы. Каковы они были на самом деле, мы можем только догадываться: свидетелей тех боев уже нет в живых. Документы уральских полков, сражавшихся с чапаевцами, не сохранились. Имеющиеся материалы Уральской армии не позволяют хотя бы примерно определить потери в первых боях. Документов частей Народной армии Комуча, воевавших на николаевском и саратовском направлениях, также мало, установить потери народоармейцев в этот период крайне сложно. Очевидцы тех боев с белой стороны отмечают, что они были невелики, а историк Сергей Балмасов утверждает, что ни один из уральских полков не был разбит красными в бою.

11 июня Чапаев выслал кавалерию 2-го полка с пулеметами на хутор Петров, где казаки захватили скот и пытались мобилизовать жителей в Уральскую армию. Противник бежал, бросив более ста голов скота, отобранного у хуторян.

Советское руководство стремилось укрепить войска, действовавшие на востоке России. 13 июня 1918 года председатель Совнаркома Владимир Ленин и нарком по военным делам Лев Троцкий подписали декрет о создании Революционного военного совета, который должен был управлять войсками на Урале и в Поволжье. Командующим Восточным фронтом был назначен левый эсер Михаил Муравьев, членами Реввоенсовета стали нарком путей сообщения Петр Кобозев и комиссар Георгий Благонравов. 20 июня из войск саратовско-уральского направления была сформирована Особая армия, командующим которой назначили бывшего офицера Александра Ржевского. В ее состав вошла и Армия Саратовского совета. Ржевский начал спешную реорганизацию вверенных ему войск из партизанских отрядов в регулярные части. Николаевские полки включили в бригаду Николаевских полков, насчитывавшую более трех тысяч штыков и сабель, 65 пулеметов, восемь орудий и бронемашину. Ее командиром назначили Василия Чапаева. Комбриг регулярно требовал укомплектовать свои части не только людьми, но и современной техникой: бронемашинами, автомобилями, аэропланом и мотоциклом. Стремление получить автомобиль или мотоцикл с коляской было продиктовано не соображениями престижа, а состоянием здоровья: как уже отмечалось, после ранений Чапаеву было трудно ездить верхом, а передвигаться в экипаже по территории, где регулярно появлялись казачьи разъезды, было небезопасно. «Стальной конь» требовался энергичному комдиву для быстрых перемещений вдоль фронта и поездок в штаб армии. Сначала Чапаеву выделили «паккард», но тот оказался слишком тяжелым для проселочных дорог, поэтому впоследствии его заменили на «форд». Рассказы соратников о несущемся в атаку «на лихом коне» начдиве и соответствующие кадры кинофильма — колоритный вымысел рассказчиков и следовавших за ними режиссеров.

Особая армия оказалась в сложном положении: ее командование, выполняя указания Москвы, готовило наступление на Уральск, одновременно красноармейцы помогали железнодорожникам восстанавливать разрушенные казаками пути. Группировка для нового наступления формировалась, хотя штаб Саратовской армии не имел достоверных сведений об обстановке в Самаре, а также в Сызрани, оставленной чехами, но вскоре занятой добровольческим отрядом подполковника Владимира Каппеля.

Реввоенсовет Восточного фронта 20 июня приказал срочно наступать на Самару и Бузулук совместно с оренбургской группой. И одновременно — «надавливать на Уральск», удерживая занимаемую территорию и восстанавливая железную дорогу. 21 июня бригада Николаевских полков получила распоряжение вернуть важную станцию Семиглавый Мар.

Советская власть формировала новые войсковые части, но до поры до времени не отказывалась от переговоров с Уральским войсковым правительством. Вероятно, в казачьем отделе ВЦИКа надеялись, что уральские казаки, отличавшиеся от других казачьих войск более демократичным общественным устройством, охотнее других поддадутся их агитации. В апреле в Уральск была направлена первая делегация для переговоров с уральским правительством под руководством казака Ивана Ружейникова. Войсковое правительство выслало делегацию из пределов области. В начале июня Совнарком направил в Саратов новую делегацию для заключения перемирия с уральскими казаками. Кроме Ружейникова в нее входили казак Филипп Неусыпов и иногородний Иван Ульянов. Делегацию снабдили большим количеством экземпляров обращения ВЦИКа «К трудовому казачеству», в котором руководители РСФСР обещали казакам сохранить за ними право на традиционное устройство и занятия в случае признания советской власти. Однако переговоры после майских боев оказались невозможными. 18 июня Неусыпов и два его ординарца пересекли линию фронта, но вскоре были схвачены. Неусыпова подвергли пыткам и 25 июня казнили. Двух красноармейцев, сопровождавших посланца советского правительства, казаки отпустили после издевательств, избиений и банального грабежа: их раздели до нижнего белья и отобрали лошадей. Убийство парламентера, что противоречило всем обычаям и правилам войны, не прибавило авторитета руководителям Войскового правительства и командованию Уральской казачьей армии. Ожесточение войны нарастало.

Чапаевцы тем временем предприняли успешную атаку на Семиглавый Мар. 22 июня штаб Особой армии доносил в Реввоенсовет: «Казаки были взяты в кольцо выставленной нами артиллерией… Предполагалось концентрическим наступлением захватить казаков в пехотное кольцо. Казаки избежали полного разгрома лишь благодаря крайней пересеченности местности и бегству, имевшему панический характер. Урон со стороны казаков под действием нашего артиллерийского ураганного огня — огромный. Со стороны казаков было выставлено до 16 сотен. Станция Семиглавый Мар нами занята… Настроение в войсках отличное». Обращает на себя внимание то, что Чапаев намеревался окружить конных казаков пехотным кольцом — это действительно новое слово в военном искусстве.

Вскоре казаки попытались стремительной атакой вернуть оставленную станцию, но потерпели неудачу. А затем Чапаев доложил о еще одной победе. После неудачного столкновения с чапаевской пехотой и кавалерией казачья сотня вызвала подкрепление: конный и пеший полки при трех орудиях. Чапаеву также отправили подмогу — два батальона пехоты. «В 8 часов вечера полк кавалерии пошел облавой на фланги, где был слева встречен ротой пехоты, а справа нашей кавалерией. Пехота сошлась на расстоянии 400 шагов, уже с той и другой стороны готовились к штыковой атаке, но в это время нашим орудийным огнем была сбита батарея противника и стали бить по коневодам. Пехота противника дрогнула и стала убегать, но преследовать ее было невозможно, потому что стало темно и мы далеко отошли от своих главных сил, где находился парк. По словам вольных жителей, всю ночь казаки убирали тела оставшихся на поле; особенно много побито лошадей. У нас раненых два человека и один разбил ногу — упал с орудия во время преследования противника».

Казаки отступили, продолжая защищать дорогу на Уральск. 3 июля Чапаев участвовал в совещании командного состава армии, на котором обсуждался план боевых действий против казаков. Наступление на Уральск признали крайне необходимым, его начало назначили на четыре часа утра 5 июля. Планировалось занять село Красненькое, пополнить запасы снарядов и патронов, после чего возобновить активные действия.

Чапаевцы, бывшие вместе с Московско-Саратовским полком главной ударной силой армии, несмотря на жару и регулярные налеты конницы противника продолжали продвигаться на Уральск. 7 июля они вышли на ближние подступы к казачьей столице и Чапаев сообщил в штаб армии: «Николаевской бригадой были выбиты из пос. Ермишкино… один полк пехоты и полк кавалерии при двух орудиях и прикрытии бронированного поезда. В настоящее время наш 1 полк стоит в пос. Ермишкино, 2 Николаевский — в четырех верстах от Зеленого форпоста или же ст. Деркул. Линия железной дороги сохранена.

После боя в пос. Ермишкино полки противника отошли в Зеленый форпост, где и портят станцию Деркул, которую при всем моем желании нужно сохранить, но одному полку двигаться вперед рискованно. Противнику пришло подкрепление еще из Шипово, один полк кавалерии, который нами обнаружен и обстрелян артиллерией…

Мы свою задачу выполнили свято, но вы почему-то задерживаетесь и нам не даете ходу. Солдаты рвутся вперед. При содействии вашем желательно было бы на третьи сутки обедать в г. Уральске. Ждем вас».

На следующий день бригада Николаевских полков при поддержке Новоузенского полка двинулась на станцию Переметная, но встретила сопротивление казаков, упорно защищавших свою столицу. Уральцы не позволили продвинуться красным полкам дальше пяти километров, а в ночь на 9 июля атаковали их тылы в районе Халилова, нанеся серьезный урон обозам.

Утром стало известно, что ожидавшийся из Саратова поезд с продовольствием и боеприпасами не прибыл, так как не удалось восстановить взорванный у станции Шипово мост. В частях армии, испытывавших острый недостаток снабжения, начался ропот, распространялись слухи об измене командования. Чапаев провокационные разговоры пресекал, но на очередном совещании жестко спросил Ржевского о причинах затруднений. Ржевский объяснил ситуацию, и его ответы, похоже, удовлетворили комбрига. Тем не менее стало ясно, что имеющихся сил для взятия Уральска недостаточно, и, опасаясь удара казаков в тыл, командование Особой армии распорядилось начать отход.

В конце 1930-х годов распространялась версия, что неудача под Уральском стала результатом измены командовавшего армией Ржевского и члена Военного совета, бывшего балтийского матроса Тихона Хвесина, уничтоженного в годы сталинских репрессий. Но в более ранних воспоминаниях участников боев под Уральском об измене Ржевского не говорилось. Другие высказывали мнение, что Ржевский был слабым командующим, некомпетентным в военном деле, пытавшимся уклониться от принятия важных решений, из-за чего он постоянно собирал совещания комсостава, отрывавшие Чапаева и его соратников от управления войсками. Чапаевец Иван Кутяков незадолго до своей гибели называл командарма «беспомощным, выжившим из ума стариком», другие авторы обвиняли Ржевского в том, что он был ставленником Троцкого, в критический момент испугался ответственности и, симулировав болезнь, лег в госпиталь.

Такие объяснения — еще одна попытка дать простой ответ на сложные вопросы о причинах неудачи второго наступления на Уральск. Как отмечает Владимир Дайнес, версия о «медвежьей болезни» Ржевского не подтверждается документами, он продолжал руководить армией и в середине июля, отдавал распоряжения о порядке отхода боевых частей и выводе тыловых обозов и подразделений. В числе других распоряжений командарма Ржевского — приказ Чапаеву об организации выхода из вероятного окружения: «Военным руководителем названной операции назначается командир бригады Николаевских полков т. Чапаев, которому перейти в короткое и решительное наступление с целью оттеснения противника. Для чего использовать всю артиллерию, развив ураганный огонь. Излишние обозы расположить в лощине к западу от Семиглавого Мара».

Вечером 9 июля чапаевцы, оставив заслоны в предместьях Уральска, начали отход на северо-запад. Чапаев умело организовал отход под натиском казачьей конницы. Пулеметчики и стрелки отражали ее атаки в боевых порядках, артиллерия находилась в центре, имея возможность сосредоточить огонь на любом направлении. Чапаеву не раз приходилось демонстрировать личное мужество и самообладание, чтобы не допустить паники при отходе. 10 июля атаку неприятельской кавалерии поддержал, как утверждали чапаевцы, броневик. Его появление вызвало замешательство в боевых порядках и особенно в обозах. «Тогда впереди появился Чапаев. Пример бесстрашного Чапаева, спокойно наблюдающего за единоборством батареи и бронемашины, оказал изумительное влияние. Тревога пропадает. Все бойцы спешат занять свои места. Еще сильнее стараются артиллеристы. И вот снаряды, выпущенные одним из лучших чапаевских артиллеристов тов. Рапецким, легли сзади и спереди машины, взяв ее в “вилку”. Следующий снаряд попал в задние колеса, и машина, прикованная к земле, остановилась», — вспоминал Иван Кутяков.