Иоанн Евангелие Популярный Комментарий

Для нового творения и «неделя» устанавливается заново. В главе 20 мы убедимся, что с воскресения начнется новая неделя, новый отсчет дней, это будет момент полного обновления, издавна ожидаемый миром. Заповеданная Моисеем суббота была днем отдыха по окончании прежнего творения, завершением ветхой недели. Это не означает, будто прежнее творение было плохо. Вовсе нет — Господь увидел Его и сказал: «Хорошо весьма» (Быт 1:31). И субботняя заповедь сама по себе вполне хороша (хотя нигде в Новом Завете никто — ни Иисус, ни Павел, ни другие основатели Церкви не требуют от христиан соблюдения субботы).

И все же суббота — символ того старого мира, прежнего Израиля, который ожидал, пока Господь совершит обещанное. Прежнее творение хорошо, однако несовершенно. Иисус явился привести его к совершенству, и для этого творит все заново.

Страх и ненависть фарисеев, тревога, охватившая родителей исцеленного, — две стороны одной и той же печальной истории. Вот что ощущают люди вместо веры, приятия, надежды.. И в нашем мире осталось множество темных углов, куда еще не проник свет, много темных пятен в нашей личной жизни, где таятся страх, недоверие, тревога, лишающие нас разумения, губящие на корню любовь и веру. Но посреди только что прочитанного эпизода сияет наш путеводный свет: по крайней мере, сам исцеленный слепец готов признать в Иисусе пророка (стих 17). Позже он придет и к полному исповеданию Иисуса Мессией, но здесь он хотя бы начал этот трудный путь. Посреди страха и гнева единственная возможность отыскать путь — увидеть хоть отблеск истинного призвания Иисуса, хоть что–то в Нем понять и следовать за Ним из тьмы к свету.

ИОАНН 9:24–34. От Бога ли Иисус?

24 Они во второй раз вызвали человека, который был слепым. — Прославь Бога, — сказали они, — мы знаем, что этот человек грешник. 23 Исцеленный ответил: — Грешник Он или нет, я не знаю. Я знаю одно, что я был слеп, а сейчас вижу!26 Они спросили: — Что Он с тобой сделал ? Как Он открыл твои глаза?27 Он ответил: — Я уже говорил вам, а вы не слушали. Зачем вы хотите еще раз это услышать ? Вы тоже хотите стать Его учениками ? 28 Они стали выкрикивать ему оскорбления и говорить: — Сам ты Его ученик! Мы ученики Моисея!29 Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог, а об этом человеке мы даже не знаем, откуда Он.30 Исцеленный ответил: — Вот это–то и странно! Вы не знаете, откуда Он, а Он открыл мне глаза.31 Мы знаем, что Бог грешников не слушает. Он слушает только тех, кто чтит Его и поступает по Его воле. 32 Никто еще никогда не слышал, чтобы у слепого с рождения открылись глаза. 33 Если бы этот человек не был от Бога, то Он не смог бы сделать ничего такого.34 Они на это ответили: — Ты был рожден в грехах, как ты смеешь пас учить! И они выгнали его вон.

Война отвратительна во всех своих проявлениях, но едва ли не самое скверное — слышать, как обе стороны призывают себе на помощь Бога. Нынче появились анекдоты насчет того, как в Первую мировую британские капелланы молились о победе, а в сотне шагов от них немецкие священники того же просили у Бога для себя. Одни люди спрашивают, не запутался ли Бог в столь противоречивых требованиях, другие полагают, что Бог обладает чувством юмора (или иронией), так что Ему не привыкать. И, конечно же, подобные ситуации повторялись еще много раз со времен Первой мировой войны.

Есть ли какой–то способ установить, чью сторону Бог держит в конфликте? Ведь многие считают, что Бог в таких случаях вовсе устраняется, что агрессия, настойчивое устремление к победе во что бы то ни стало, пренебрежение к человеческой жизни отвращают Его; кое–кто думает, что Бог не участвует в конфликте, но присутствует в сердце и разуме множества рядовых обеих враждующих армий — тех людей, кто не пытается яростно отстаивать правоту своего дела и, оказавшись заложниками не ими развязанного насилия, продолжает молиться и по мере сил исполнять свой долг. А есть и такие люди, кто видит Его в окопах рядом с ранеными и умирающими, в крови, в грязи, в нестерпимой вони и смерти.

Разгорается война — пока еще словесная — между Иисусом и иерусалимскими лидерами, и становится ясным основной вопрос: на чьей стороне Бог? В данном эпизоде речь идет о слепоте и исцелении, об Иисусе и Моисее, но главным образом речь идет о Боге.

Фарисеи хотят отколоть Иисуса от Бога. Если произошло чудо, благое дело совершил Господь, говорят они, а Иисус тут ни при чем. Исцеленный слепец, растерянный и напуганный (его родители и вовсе уклонились от диспута, оставив его без поддержки), настаивает на реальности случившегося с ним чуда и признает творцом этого чуда Иисуса. Для него это означает, что в Иисусе и через посредство Иисуса действует Бог. Перед нами классический пример того, как трудно в конфликте и споре установить, на чьей стороне Господь.

Мы чувствуем иронию Иоанна, когда фарисеи, не вдумываясь, произносят одну за другой стандартные реплики, оборачивающиеся против них же самих.

«Прославь Бога!» — приказывают они слепорожденному, подразумевая: «Если ты исцелился, это сделал Бог и никто другой, Иисус не имеет к этому ни малейшего отношения». Иоанн показывает: исцеленный воздает хвалу Богу как раз тем, что не отступает от своих показаний и воздает хвалу исцелившему его Иисусу. Бог совершил чудо через Иисуса, настаивает он. Нет других объяснений.

«Мы знаем, что Он — грешник», — твердят фарисеи. Иисус нарушил субботу (хотя можно ли считать нарушением субботы исцеление или изготовление мази из глины и слюны?). С их точки зрения тоже все ясно: нарушитель субботы, грешник, не может творить волю Бога. Иоанн хочет, чтобы мы поняли: совершенное Иисусом исцеление само по себе показывает, что субботние установления трактуются неверно. Бог творит все новое, новый мир надежды и исцеления. Фарисеи цепляются за собственное истолкование закона, противясь Божьему замыслу.

«Мы следуем за Моисеем», похваляются они, однако Иоанн напоминает нам о том, как сам Моисей предсказал пришествие Иисуса (5:45–47). Бог, действительно, говорил с народом через Моисея, этого Иисус никогда не оспаривал, но если непредвзято вслушаться в слова Моисея, станет ясно, что Его закон вел к «истине и милости», которые откроются в Иисусе Мессии (1:17). Ведь Моисей не только дал Израилю кодекс законов. Он рассказал историю отношений Бога и Израиля, историю, в которой имелось начало и продолжение, но еще не наступила кульминация. Иоанн хочет убедить нас в том, что Иисус и есть истинная кульминация, завершение, к которому устремлена эта история, и Он же — начало нового сюжета, который вырастает из старого и охватывает уже не только Израиль, но весь мир.

«Ты был рожден в грехах!» — кричат фарисеи слепорожденному. Они–то уверены, что знают ответ на вопрос, заданный в начале главы (9:2–33) - сам ли слепорожденный виновен в своей слепоте или причина тому грехи его родителей. Стих 34 нельзя толковать как обобщение, мол, каждый человек «рожден в грехах», ведь о себе фарисеи вовсе так не думают, нет, они считают увечье этого человека верным признаком духовной испорченности. Иоанн показывает нам, что физическая слепота несчастного никак не связана с его грехами или грехами родителей, и целительное присутствие Иисуса спасает человека от всего дурного, от физических, умственных, душевных и духовных недугов.

Иоанн хочет, чтобы мы прозрели. Я уже не в первый раз повторяю эту фразу, ведь этой теме посвящен весь эпизод. Не только слепорожденный прозрел, но и читатели Иоанна устремляются с его помощью к свету, который и есть сам Иисус (9:5; 1:4–5). Здесь, как и везде в Евангелии, нам следует присмотреться к поступкам Иисуса и сделать правильный вывод о присутствии в Нем Бога. Этот вывод может оказаться неожиданным, опрокидывающим некие давно установившиеся представления, он может стать для кого–то шоком, но когда слепые глаза раскрываются, вывод (и это не каламбур!) очевиден. Моисей поразил египетских магов чудесами, которые они не могли воспроизвести (Исх 8:18–19), Иисус также потрясает современников, совершая деяния, которые можно объяснить, лишь поверив в деятельное присутствие Бога. Подобно Моисею, Он приуготовляет новый Исход и более того — новую Книгу Бытия, новое творение, в котором народ Божий избавится не только от слепоты, но и от греха и от смерти.

Порой христианину приходится нелегко, потому что окружающие пытаются по собственному разумению толковать его опыт и переживания, помещают его в ту или иную категорию, вешают ярлыки. Подчас они делают это затем, чтобы не принимать человека и его суждения всерьез. Но мы обязаны держаться раз полученного нами знания: «Я знаю одно, что я был слеп, а сейчас вижу!» Порой это упорство обходится дорого, но лучше уплатить цену, чем идти кружным путем, отрицая благо, которое, через Иисуса, сотворил для нас Господь.

ИОАНН 9:35–41. Видящие и не видящие

35 Иисус услышал о том, что фарисеи выгнали его вон, нашел его и спросил: — Ты веришь в Сына Человеческого? 36 — А кто Он, Господи ? — спросил исцеленный. — Скажи мне, чтобы я в Него поверил!37 Иисус сказал: — Ты сейчас Его видишь, Он говорит с тобой. 38 Тогда человек ответил: — Господи, я верю, — и поклонился Иисусу.39 Иисус сказал: — Я пришел в этот мир для суда, чтобы слепые видели, а те кто видят — стали слепыми.40 Фарисеи, которые были с Ним, слышали это и спросили: — Что ? Мы, значит, тоже слепы?41 Иисус сказал: — Если бы вы были слепы, то греха не было бы на вас, но так как вы заявляете, что видите, то грех ваш на вас остается.

Кто решает, когда картинка в фокусе?

Вчера я ходил на лекцию и посмотрел замечательные цветные снимки средневековых икон — эпизоды распятия и воскресения. Яркие цвета, убедительно прорисованные сцены. И каждый раз лектор тщательно следил за тем, чтобы проектор правильно навели на резкость, чтобы нам не упустить ни малейшей детали. Он стоял наготове, всматривался, просил человека, сидевшего за проектором, что–то слегка отрегулировать.

Эта задача не так уж сложна, поскольку средневековые картины насыщены деталями, тяготеют к наглядности и четкости. Современные картины устроены по–другому. Порой художник намеренно пишет неярко, расплывчато, и нужна помощь эксперта, чтобы определить, когда картинка «в фокусе». Если кто–то сочтет изображение идеальным и ошибется, все будут введены в заблуждение: зрители сочтут, будто они разобрались в этом произведении искусства, а они даже не сумели рассмотреть его как следует.

Глава об исцелении слепорожденного завершается контрапунктом: началась она с болтовни учеников, которые предполагали, что человек появился на свет слепым за собственные грехи или грехи родителей, Иисус же опроверг их соображения, исцелил слепого и разбил доводы противников, попрекавших его нарушением субботы. Глава завершается на том, что противники Иисуса утверждают, будто они видят все ясно и отчетливо, хотя они–то как раз слепы. Иисус говорит им: сама по себе слепота не грех и не признак греха, а вот претендовать на ясность зрения, когда ничего не видишь, — грех. «Так как вы заявляете, что видите, то грех ваш на вас остается».

Вот в чем вопрос: кому решать? Кто определит, в фокусе ли картинка и каково ее значение? В конечном счете это вопрос авторитета, здравого суждения. Кто вправе делить мир на ясно видящих и видящих расплывчатый, несфокусированный образ мира, подменяющих этим образом реальность?

Здесь, как везде у Иоанна, этим правом обладает Иисус, а с тех пор, как Он покинул землю, ту же миссию выполняет Святой Дух, благодаря которому присутствие Иисуса повседневно ощущается и Его ясное суждение по–прежнему отчетливо слышно в нашем мире (16:8–11). Во время земного служения Иисуса Его присутствие было реальным и непосредственным: Он–свет миру (9:5; а также 3:9–21 и 8:12), и в ярких лучах света мир разделился надвое. Пришествие Иисуса разделило человечество на принимающих свет и позволяющих ему исцелять, изменять и направлять их жизнь, и тех, кто противится свету и предпочитает остаться в темноте (как правило, эти люди самонадеянно утверждают, будто ходят в свете).

Труд водворить в мире Божье правосудие, привести все в порядок, «навести резкость» многие еврейские мыслители считали главной задачей Мессии, того, кого Бог пошлет в мир. Одно из величайших мессианских пророчеств, Книга Даниила, повествует о Сыне Человеческом, который возносится и садится одесную Бога и получает от Бога миссию творить суд над миром. Вот что означает вопрос Иисуса, обращенный к слепорожденному, который был Им исцелен, а фарисеями изгнан из синагоги: верит ли он в Сына Человеческого. Это значит: готов ли он положиться на Того, кто пришел вершить Божий суд, нести в мир страшный и целительный свет?

Вполне понятно, что исцеленный просит разъяснений. Кто такой сын человеческий, спрашивает он. (Этот вопрос эхом разносится по Евангелию, как мы убедимся в 12:34). Он уже провозгласил Иисуса пророком (9:17) и стойко свидетельствовал, что именно Иисус открыл ему глаза (9:25, 30–33). Теперь ему придется сделать еще один шаг и признать в Иисусе не просто пророка, не только замечательного целителя, но и Того, через кого в мир приходит Божий свет, истина и святость. Наконец–то картинка наведена на резкость и этот человек уверовал полностью и окончательно. Еще один из вереницы персонажей Иоанна, сделавших заключительный и самый важный шаг, к которому Иоанн поощряет всех своих читателей (20:31). Велика ли беда, что этого человека изгнали из синагоги? Велика ли беда, если местные власти, уполномоченные или самозванные, попрекнули его, «рожденного в грехах» (9:34)? Прозревший слепец последует за истиной, даже если те, кто призван хранить истину, ее подавляют.

Тем драматичнее предстает перед нами позиция обвинителей, твердолобых фарисеев, цепляющихся за свои принципы вопреки очевидным свидетельствам. Они заблуждаются и хуже того: они выстроили систему, внутри которой никогда не смогут осознать свою неправоту. Одно дело — искреннее заблуждение, не лишающее человека шанса принять новые аргументы, новые свидетельства и откровения, другое дело — конструирование закрытого мира, запечатанной комнаты, где нет света, свежего воздуха, нет доступа внешнему миру.

Состояние этих людей Павел описывает в первой главе Послания к Римлянам (1:32). Есть люди, которые не только творят дурное, но и приспосабливают свою мораль таким образом, чтобы зло называть добром, а добро злом. Эти люди заключают договор со злом, с самой смертью, они поворачиваются спиной к жизнедающему Богу и запираются в такой системе мышления и жизни, где Ему нет места, а значит, нет и надежды, физической возможности спасения.

Так кто же определяет, когда картинка в фокусе? Новый Завет отвечает: решает Иисус. Мы уже знаем, что миссия Иисуса после вознесения продолжена Святым Духом, но Иисус сам, непосредственно, приносит в мир истину и свет. Власть лжи, власть зла очень сильна, и обмануться нетрудно. Лишь сверяясь с Иисусом, сверяясь постоянно, снова и снова, мы сможем убедиться, что стоим на стороне слепорожденного, разделяем обретенную им веру, открываемся Божьему свету. Альтернатива понятна: встать на сторону фарисеев, уверенных в своей правоте, наглухо запертых в рукотворной тьме.

ИОАНН 10:1–10. Добрый пастырь

1–Говорю вам истину: тот, кто входит в овечий загон не через ворота, а проникает другим путем, тот вор и разбойник. 2 Но кто входит через ворота, тот настоящий пастух этих овец.3 Сторож открывает ему ворота, и овцы слышат его голос. Он зовет своих овец по именам и выводит их.4 Когда он выведет всех своих, то идет впереди них, и овцы идут за ним, потому что знают его голос. 5 Они никогда не пойдут за чужим, они убегут от него, потому что не знают его голоса.6 Иисус использовал такое сравнение, но они не поняли, о чем Он говорил.7 Тогда Иисус сказал: — Говорю вам истину: Я — ворота для овец. 8 Все, кто приходили до Меня, — воры и разбойники, и овцы их не послушали.9 Я — дверь; кто входит через Меня, тот будет спасен. Он сможет входить, и выходить, и найдет пастбище.10 Вор приходит только для того, чтобы украсть, убить и разрушить, а Я пришел, чтобы у них была жизнь, и притом в избытке.

Мы стояли на утесах и следили, как птицы возвращаются с моря, зажав в клювах добычу. Под нами на утесах гомонили тысячи, десятки тысяч птенцов, каждый нетерпеливо звал родителей. Они теснились, толкались, падали, карабкались на камни, но родители каким–то образом безошибочно различали в общем крике свой выводок и спешили к нему с кормежкой. Это казалось почти чудом.

Но разве это так уж удивительно? Вероятно, и птицам все человеческие голоса кажутся одинаковыми, но отец и мать узнают свое дитя в любом шуме. Те из нас, кто редко имеет дело с животными или птицами, изумляется, обнаружив, с какой точностью животные различают своих сородичей, а также людей. На Ближнем Востоке и сегодня можно увидеть, как пастух входит в загон, где пасется огромная отара, и начинает выкликать своих овец, каждую называя по имени. Овцы узнают «своего человека» и сбегаются к нему.

Пастух проводит весь день среди своего стада, он присматривается к характерам овец, к особенностям их внешности и окраски, знает, что они любят и чего боятся. Более того, овцы присматриваются к нему, начинают узнавать его голос. Если вместо пастуха в загон придет кто–то другой, овцы не откликнутся, даже если правильно назвать их имена. Они прислушиваются к одному–единственному голосу, к голосу, которому они доверяют, который им дорог. Любимый овцами пастух может обойтись без помощи овчарки. Овцы и так слушаются его. Нет надобности идти позади стада, подгонять: он пойдет впереди, окликая своих овец, и они последуют за ним. Я видел, как это происходит.

В первом абзаце рассматриваемой главы (стихи 1–5) Иисус рассказывает притчу («сравнение», как говорит Иоанн в стихе 6). Притча довольно сложная, и слушатели не сразу понимают ее. Иисус предлагает истолкование на трех уровнях: одно сразу же (стихи 7–10), второе в следующем отрывке (стихи 11–18), а последнее в стихах 25–30. Нам потребуются все три объяснения, чтобы добраться до сути сказанного, но пока нужно прочесть первые стихи главы как они есть и услышать их первый, буквальный смысл.

В современной Библии эти стихи составляют начало 10–й главы, однако текст не сразу был разбит на стихи и главы. Читая этот отрывок, нужно припомнить, о чем шла речь только что: в главе 9 обсуждался вопрос: от Бога ли пришел Иисус? Можно ли считать Его пророком или нет? Мессия ли Он, Сын Человеческий, которого Бог поставил судьей над миром? В главе 10 мы натыкаемся на притчу о пастыре и овцах. Какая связь?

Дело в том, что в Библии пастух и овцы часто символизируют царя и его народ. В современном мире вожди и правители представляются нам несколько иначе. Они руководят большими компаниями и банками, международными корпорациями, сидя за офисным столом, диктуя письма или возглавляя собрания. Зачастую такой руководитель в глаза не видит рядовых служащих своей компании, понятия не имеет, как их зовут. Но в Библии идеальный царь — это пастырь (Иезекииль 34), и образцом ему служит юный пастух Давид, который стал именно таким царем, что пришелся «по сердцу» Богу. В том мире пастух и овцы были тесно, личностно связаны, и такую же связь следовало сохранять между царем и его народом.

С помощью этого образа Иисус объясняет собственные притязания на титул истинного царя Израиля. Поколения читателей спешат добраться до стиха 11, где Иисус объявляет себя «пастырем добрым», но приостановимся и отметим, что в первых пяти стихах Он вовсе не говорит о себе, а устанавливает, так сказать, теоретические различия между истинными и ложными пастухами.

Кто же такие подложные пастухи, «воры и разбойники»? По всей вероятности, Иисус имеет в виду различных вождей, являвшихся и в Его время, и в более позднюю эпоху. Некоторых мы могли бы назвать революционерами или военными вожаками: они подталкивали Израиль к конфронтации с Римом; другие, в особенности принцы из дома Ирода, поддерживали союз с Римом, укрепляя тем самым собственную власть и умножая богатства. Иисус задает вопрос: а как узнать истинного, Богом поставленного царя, когда тот наконец явится?

Ответ: истинного царя узнаешь так же, как истинного пастыря. Любой самозванец может прийти в Иерусалим и провозгласить себя вождем, но только пришедший от Бога претендует на это звание по праву. Лжемессия также соберет вокруг себя последователей, но истинного царя людям укажет сердце: услышав Его голос, они последуют за Ним с верой и любовью.

Первые пять стихов — притча, и понять ее мы могли бы примерно так: вот что Я делаю, вот чем оправдано Мое притязание на титул истинного, посланного Богом царя Израиля. Люди внемлют Мне и следуют за Мной — например, исцеленный слепец, и это знак того, что Я послан Богом.

Слушатели в недоумении таращатся на Него, и тогда Иисус поясняет более подробно. Во–первых, в стихах 7–10 Он раскрывает еще одну роль пастуха. Пастух — это как бы живые врата. Во многих странах Востока пастухи ночью ложатся у дверей, чтобы помешать овцам выйти или злоумышленникам войти. Таким образом пастух оберегает своих овец и, подобно самому Богу в Псалме 122:8, следит за тем, как они входят и выходят. Акцент делается на безопасности овец, на их спокойной и полноценной жизни. Пастух не свои интересы преследует, овцы — вот что для него главное. Когда вы найдете такого царя, знайте: это и есть помазанник Божий.

Обещание полноценной жизни, жизни в избытке столь же актуально для нас сегодня, как было тогда для современников Иисуса. Современный западный мир убедился, сколь мало питателен материализм, и начал искать чего–то другого, чего–то за пределами этого мира. Множество разбойников и воров рассказывало ложь, вводило овец в обман, оставляло на погибель. И сегодня звучит призыв к истинным овцам Иисуса: прислушиваться к Его голосу, искать в Нем, и только в нем одном, жизнь, чтобы иметь подлинную жизнь, жизнь в избытке.

ИОАНН 10:11–18. Пастырь и овцы

111 Я добрый пастырь. Добрый пастырь отдает жизнь свою за овец. п Наемному пастуху овцы не принадлежат, и когда он видит, что пришел волк, он бросает овец и убегает, и тогда волк хватает овец и разгоняет все стадо. 13 Пастух убегает, потому что он нанят и не заботится об овцах. И Я — добрый пастырь. Я знаю своих, и они знают Меня.15 Так же и Отец знает Меня, и Я знаю Отца. Я отдаю жизнь Мою за овец.16 У Меня есть и другие овцы, не из этого загона, их Я тоже должен привести. Они тоже будут послушны Моему голосу, и будет одно стадо и один пастырь.17 Отец любит Меня потому, что Я отдаю свою жизнь, чтобы потом опять взять ее.18 Никто ее у Меня не может отнять, Я отдаю ее добровольно. У Меня есть власть отдать ее и взять ее опять. Так было Мне определено Моим Отцом.

Как–то раз мы беседовали с другом–бизнесменом.

— Вот в чем беда нынешних деловых людей, — рассуждал он. — Как правило, их волнует лишь скорая прибыль. Прежде настоящий бизнесмен хотел сделать нечто стоящее, организовать дело, дать хорошую работу людям. Они рассчитывали, что после них дело продолжат дети и оно будет продолжать приносить пользу и семье, и обществу. А теперь всем все равно. Закроют фабрику в одном городе и построят новую за сто миль от прежней. Лишь бы стричь купоны и распределять дивиденды, на все остальное наплевать.

Трудно судить, насколько это справедливо. Думаю, в разных странах отношения с бизнесом строятся по–разному. Но эта преамбула помогает нам понять, о чем здесь говорит Иисус. Истинный пастырь не ставит во главу угла собственную прибыль. Определить подлинное лицо пастыря поможет ситуация, когда он окажется перед выбором. Является хищник — лев, волк или медведь. Тут–то и становится очевидным различие между истинным пастырем и ложным. Различие проявляется в поступках: лжепастырь спасает собственную шкуру за счет своей репутации. Истинный пастырь «отдает свою жизнь за овец».

Такое продолжение притчи вносит мрачную ноту в весь разговор, и вскоре эта печальная нота станет главной в повествовании Иоанна. Уже в предыдущих главах Иисусу угрожали смертью. Теперь Он подтверждает, что насильственная смерть — не просто тревожная вероятность, а Его призвание. И наилучшее объяснение этому найдется не в объемистых богословских трактатах, а в этой самой притче, в столь знакомой и земной картинке из жизни пастухов и овец. Овцам угрожает опасность; пастух идет навстречу угрозе и, если придется, примет на себя злую участь, лишь бы она не коснулась его стада. В «случае Иисуса» жертва необходима — и Он принес эту жертву.

Казалось бы, печальное призвание, и зачем пастуху умирать, но Иисус раскрывает перед слушателями великие перспективы, которые составляют часть того же призвания. Он не только избавит нынешних овец от грозящей им опасности, но и существенно увеличит стадо. К нынешнему стаду присоединятся другие, сильно отличающиеся от него овцы (стих 16). О чем здесь говорит Иисус?

Нынешние овцы — это народ Израиля. Иисус собирает их, те из Его современников и соплеменников, кто готов откликнуться на призыв, внимая Его голосу, приходят к Нему. Но пророки и мудрецы Израиля не раз уже намекали, что интересы Господа Израиля выходят далеко за пределы самого Израиля. Спасение Израиля совершается внутри программы спасения всего мира. «Другие овцы» — огромная и пестрая компания из представителей всех народов, кого Господь желает спасти через Иисуса. Еврейский Мессия станет Господом и пастырем для всех.

И эта тема будет набухать и давать побеги в следующих главах. Когда Иисус предстанет перед Понтием Пилатом, официальным представителем господствующего в мире язычества, Он увидит в нем хотя и не еврея, но еще одну «овцу» и постарается раскрыть перед Пилатом видение Божьего Царства и истины (18:33–38). Язычники уже не считаются врагами. Они — овцы, которые пока еще не собраны в загон. Призадумаемся над тем, как воспринималась эта весть в мире Иисуса, в мире, наполненном подозрением и ненавистью, насилием, порождающим насилие.

Эта весть коренится в близких и постоянных отношениях Иисуса с «Отцом», о которых уже столько сказано в этом Евангелии. Отец любит пастыря и в особенности любит его потому, что он являет миру любовь Отца, отдавая свою жизнь за овец. И если он таким образом исполняет волю Отца, Отец возвратит ему жизнь (стих 18). Иудейское упование на всеобщее воскресение Иисус превращает в персональную и конкретную цель своей миссии (здесь мы видим предвестие более подробного разговора, который состоится в следующей главе). Пастуха с овцами связуют узы доверия — те же узы, что связуют Отца с Сыном. И эта тема также получит развитие несколько позже (глава 17).

Фоном к этой речи Иисуса звучит пророчество Иезекииль 34. Странная вещь происходит в этом пророчестве: Иезекииль то говорит о Боге, как о подлинном пастыре Израиля, то о Давиде (то есть Мессии), как об истинном пастыре, а Бога ставит и над пастырем, и над овцами. Так что же? — напрашивается вопрос. — Кто же на самом деле пастух: сам Бог или Мессия? Иезекииль не отвечает, поскольку его пророчество устремлено в не совсем ясное ему самому будущее. Только в главе 10 Иоанна мы увидим, как сходятся все нити. В стихе 30 Иисус скажет наконец: «Я и Отец — одно». Итак, Господь — наш пастырь, и Царь тоже пастырь. Этот парадокс обретает смысл в Иисусе, иначе же — никоим образом.

Теперь нам становится понятнее, почему Иисус именует себя добрым пастырем (стихи 11 и 14), хотя на современных языках эпитет «добрый» не передает всех оттенков смысла того слова, которое написал здесь Иоанн. «Добрый» может быть прохладноват, сдержан, склонен морализировать. Но по–гречески одно и то же слово означало «добрый» и «красивый», причем «красивый» относится не к внешности Иисуса. Речь идет о неотразимой привлекательности Его как пастыря: Он призывает, и люди не могут не откликнуться на призыв. Когда «овцы» осознают, что Он умер за них, они с еще большим доверием устремятся к Нему. «Прекрасный пастырь» — передают ли эти слова необычайную, побудительную мощь Его любви?

ИОАНН 10:19–30. Мессия и Отец

19 После этих слов мнения иудеев опять разделились. 20 Многие говорили: — Он одержимый и бредит, зачем Его слушать!21 Другие говорили: — Одержимый так бы не говорил. Разве может демон открывать глаза слепым ? 22 В Иерусалиме наступил праздник Освящения храма. Была зима.23 Иисус ходил по храму в колоннаде Соломона.24 Вокруг Него собрались иудеи. — Сколько Ты еще будешь держать нас в недоумении ? — говорили они. — Если Ты Мессия, то так и скажи нам.23 Иисус ответил: — Я уже говорил вам, но вы не поверили. Обо Мне свидетельствуют дела, которые Я совершаю во имя Моего Отца. 26 Вы же не верите Мне потому, что вы не Мои овцы.27 Мои овцы слышат Мой голос, Я знаю их, и они идут за Мной.28 Я даю им жизнь вечную, и они никогда не погибнут, их у Меня никто не отнимет.29 Отец Мой, который дал их Мне, превыше всех, и никто не может забрать их из рук Моего Отца. 30Я и Отец — одно.

Настала третья зима после Катастрофы. Многие уже утратили надежду, что когда–нибудь счастье вновь улыбнется им. Пришел враг, разрушил старинный Город, многие погибли, другие были уведены в плен. Кто–то уже начал сотрудничать с оккупантами, полагая, что новый режим установился надолго, и заботясь о собственном благополучии.

Но не все смирились с поражением. В особенности трудно было пережить и простить разрушение величественного и прекрасного Храма, дома Божьего, где обитал Господь Израиля, Господь всего мира. Теперь иноземцы поклонялись там собственным богам, приносили жертвы, искони запретные в святом месте. Накрытый плотной крышкой котел бурлил и вот–вот должен был выплеснуться мятежом. Свершилось: внезапное нападение, чудесная победа — тиран уничтожен, город освобожден.

Через три года после Катастрофы, день в день, состоялось торжественное очищение Храма. Вновь были принесены установленные жертвы, зажглись светильники и была провозглашена молитва Господу небес и земли – пусть Он оградит свой народ, чтобы подобное никогда не повторилось. И было решено: каждый год праздновать и вспоминать этот день. Праздник был назван «ханука», «посвящение», он выпадает на 25–й день еврейского месяца кислева, более–менее совпадающего с нашим декабрем.

По нашему календарю эти события происходили в 167 году до н.э.; ниспровергнутым тираном был Антиох Эпифан; иудейское восстание возглавил Иуда Маккавей. Для нашего сюжета особенно существенно, что в результате этого подвига мужества и веры Маккавей стал царем. Освободить Храм от врагов и заново освятить его — с этим могли сравниться разве что легендарные деяния Давида и Соломона, вот почему, хотя Иуда не принадлежал к роду Давида, с него началась династия, правившая более ста лет. Когда же династия оборвалась, римляне сделали царем Ирода Великого, и он женился на принцессе из рода Маккавеев, чтобы придать законность своему правлению.

Итак, всякий раз, когда еврейский народ праздновал хануку, люди задумывались не только о своих отношениях с Богом и о дарованном Им освобождении и благодарили Бога за восстановление Храма — они задумывались также над происхождением царской власти, над тем, кто и как становится царем. И вдруг Иисус входит в Храм как раз в пору празднования хануки и проповедует о добром пастыре, о настоящем пастыре, царе, который придет и разоблачит всех прочих, как воров и разбойников. Мы должны понимать, насколько парадоксальной и даже провокационной казалась эта весть. Провокационной и опасной. Не следует забывать, что глава о «добром пастыре» заканчивается очередной попыткой убить Иисуса, побить Его камнями.

Противостояние и опасность явственно ощущаются в атмосфере этого эпизода. Представляя себе Иисуса в образе «доброго пастыря», мы подчас рисуем Его идиллически, с венком на голове, в окружении веселых детей, добавляем несколько серебристых овечек для пасторали. Такие картинки в моем детстве можно было найти в иллюстрированной книжке. Но реальность, о которой говорит Иисус, называя себя добрым пастырем, была и остается совершенно иной. Прежде всего речь идет о власти, о Царстве Божьем и земных царствах, о Боге, назначающем истинного царя не в вакууме, не в отсутствии правителей, а вопреки множеству ожесточенно борющихся за власть царей и царьков. Каждый из них готов со всей жестокостью уничтожить нового претендента.

И вновь, как часто бывает в Евангелиях, поднимается вопль: этот человек одержим бесами! А что еще могли сказать люди, которые видели Его дела, слышали Его проповедь, но твердо вознамерились не признавать в этих делах и речах действие Бога живого. Но на этот раз, в отличие от всех предыдущих ситуаций, когла выдвигалось подобное обвинение, на обвинение отвечает не сам Иисус, но голоса из толпы. Какие–то «овцы» услышали Его голос, откликнулись и последовали за Ним. Они понимают, что Его дела вовсе не похожи на поступки одержимого бесами: бесы склонны разрушать все вокруг, а не исцелять и спасать.

Здесь опять мы сталкиваемся с двойным вопросом, который так часто звучит в Евангелии от Иоанна: в самом ли деле Иисус — Мессия, подлинный царь Израиля? Иисус не отвечает на этот вопрос впрямую, но всякий, кто внимательно прислушивался к проповеди о добром пастыре, уже уловил весть. (Вероятно, потому–то Иисус говорит своим оппонентам, что Он уже ответил на их вопрос, да они не поверили.) Как обычно, Он советует им взирать не на слова, а на дела — если из Его поступков они так и не сделали верный вывод, никакие слова тут не помогут.

И на этом разговор не заканчивается. Иисус ступает на еще более опасную территорию. Он вновь возвращается к теме пастыря и овец, но на этот раз дает «овцам» поразительное, поистине божественное обещание: те, кто внимает голосу Иисуса и узнает голос «своего» пастуха, вовеки спасутся. Он будет присматривать за ними, и даже смерть, последний и самый сильный враг, не причинит им вреда. Почему Иисус так уверен в своих словах? Потому что Его обещание покоится на неразрывной связи любви, на союзе с Отцом. Его «овцы» — это паства, которую вверил Ему Отец.

Иными словами, христианское упование на будущее по ту сторону смерти не сводится к пустым мечтам или расплывчатой надежде, это не слепой оптимизм, стремящийся уверить нас, что в конце концов все обернется к лучшему. Наша вера коренится в союзе Иисуса с Отцом, и этот союз — одна из основных тем Иоанна. Стоит отметить, что всякий раз в истории христианства, когда люди начинали сомневаться в природе отношений Иисуса с Отцом, появлялись сомнения и в христианском уповании на вечную жизнь.

ИОАНН 10:31–42. Кощунство!

31 Тогда иудеи опять схватили камни, чтобы побить Его,32 но Иисус сказал им: — Я показал вам много добрых дел от Отца. За какое из них вы хотите побить Меня камнями ?33 Иудеи ответили: — Мы Тебя не за это хотим побить камнями, а за богохульство, потому что Ты, обыкновенный человек, выдаешь себя за Бога.34 Иисус ответил: — Разве в вашем законе не написано: «Я сказал: вы — боги» ?35 Если богами названы те, кому было дано слово Божье, а Писание не может быть упразднено,36 то как же вы смеете говорить, что тот, кого Бог освятил и послал в мир, богохульствует, потому что Я сказал: «Я Божий Сын» ?37 Если Я не делаю то же, что делает Мой Отец, — не верьте Мне.38 Если же Я совершаю дела Моего Отца, то, даже если вы не верите Моим словам, верьте делам, чтобы вы поняли и знали, что Отец во Мне и Я в Нем. 39 Они опять попытались схватить Его, но Иисус не дался им.40 Затем Иисус отправился на другую сторону Иордана, туда, где Иоанн раньше крестил, и там оставался.41 Там к Нему приходило много людей. — Хотя Иоанн и не совершал знамений, но все, что Иоанн говорил об этом человеке, верно, — говорили они.42 И многие там поверили в Иисуса.

Среди груды неразобранных бумаг, оставшихся после смерти композитора, нашлась рукопись с нотными значками. Музыка, соло для скрипки, но какое–то странное: трудное, дерзкое, едва ли вообще годное для исполнения. Дрожащим почерком было надписано на манускрипте: Для городской гильдии скрипачей.

Члены городской гильдии были польщены, однако ни один из них не брался сыграть эту мелодию. С рукописи сняли копии, раздали их музыкантам, и самые честолюбивые репетировали у себя дома. Ничего не получалось, и члены гильдии находили себе оправдания: эти ноты невозможно сыграть одновременно! Что это взбрело в голову старому композитору? Должно быть, слегка помешался перед смертью. Странная, дисгармоничная музыка, хотя кое–какие интересные пассажи встречаются, не будем отрицать. В итоге все решили попробовать еще раз, помучиться еще денек, хотя и подозревали, что старик, возможно, и не предназначал эту музыку для исполнения. Да это же просто невозможно исполнить! И в конце концов про завещание композитора все забыли.

Прошло много лет, и в город пришел старик с длинной растрепанной бородой, со старенькой скрипкой подмышкой. На музыканта он не очень–то был похож, скорее цыган или бродячий торговец, подрабатывающий уроками музыки. Он снял комнату неподалеку от городской площади, и вскоре просочился слух: по вечерам, в темноте, заезжий музыкант играет какую–то небывалую, прекрасную мелодию. Под окнами гостиницы собрались члены городской гильдии.

Они–то сразу поняли, что к чему. Это была та самая мелодия, которую завещал им давно умерший композитор. Ее невозможно было сыграть — ну, то есть почти невозможно. Этот старик играл, и под его смычком мелодия пела и плясала, вздымалась и опадала. Дикая, странная, упрямая, нежная.

Когда последние отголоски мелодии замерли, кто–то из членов гильдии зааплодировал, но другие стали возмущаться: «Это наша музыка!» — орали они. — «Какой–то чужак, не из членов гильдии, является в город и пытается играть нашу музыку? Дураками нас выставил?!»

Окно распахнулось, и старик выглянул на площадь.

— Я — сын композитора, — сказал он. — Отец сам научил меня играть эту музыку. И перед смертью он принял меня в гильдию. Он имел на это право, ведь он был вашим почетным председателем, разве вы забыли?

— Чушь! — закричали разгневанные скрипачи. — Нечего тебе делать в нашем городе! Какая наглость!

На следующий день скрипач ушел, и никогда больше не звучала его прекрасная мелодия.

В этом эпизоде Иисус цитирует библейский стих, озадачивавший немало комментаторов. Это стих из псалма 81, где сам Господь, обращаясь к какой–то группе людей, предостерегает: хотя они претендуют на особый статус, их жизнь не соответствует столь высоким притязаниям. Им дали ноты, но сыграть эти «музыканты» не смогли.

К нашему изумлению (ведь евреи верили в единого Бога), выясняется, что сами они — «боги».

6 Я сказал: вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы;7 по вы умрете, как человеки, и падете, как всякий из князей. 8 Восстань, Боже, суди землю, ибо Ты наследуешь все народы.

(Пс 81:6–8)

Во времена Иисуса некоторые еврейские мыслители полагали, что псалом говорит о сынах Израиля, собравшихся у горы Синай. Бог дал им закон, подобно

тому, как наш композитор вверил свою мелодию городским музыкантам. Люди сделались принцами и даже богами, лишь потому, что получили закон. Само явление, само обладание законом возвысило Израиль до сверхчеловеческого статуса. Если б только сыны Израиля понимали это! Сам Господь сказала это, такова Его воля и Его слово. Но хотя некоторые израильтяне изо всех сил старались соблюсти закон, ничего из этого не вышло. Прямо там, у подножья горы Синай, Аарон сделал золотого тельца, и ему проносили жертвы, и дальше дела пошли не лучше. Закон нарушали снова и снова. Все еврейские наставники и пророки единодушно полагали, что именно такое поведение стало причиной Вавилонского пленения.

Но осталось воспоминание о том, что могло быть, остались слова Пс 81: «Я сказал: вы — боги».

А теперь в город пришел человек, не принадлежащий к признанной гильдии законников, и совершает непонятые дела, отчего люди начинают всякое думать о его статусе. Он словно впервые играет ту невозможную музыку, и люди пугаются, потому что никто прежде не мог этого сделать, и невозможность сыграть эту мелодию стала для них прямо–таки символом веры. «Я сказал: вы — боги, — напоминает Он им. — Что же вас так обеспокоили Мои слова?

Ответ бьет наотмашь. Союз божественного и человеческого, явившийся среди них парадокс, эта дикая, странная, упрямая, нежная мелодия воплощения — вовсе не бессмысленна и не так уж нелепа. Значит, композитор с самого начала предусмотрел, что однажды его сын придет в город и сыграет эту музыку, но, чтобы его искусство оценили, надо, чтобы сначала другие попытались сыграть и не преуспели. Конечно, членам гильдии это не по нутру, однако и это — часть замысла, часть музыки. Наступит момент, и Сын скажет: «Неужели вы не видите? Отец во Мне и Я в Нем».

И вновь присутствующим при этой сцене нужно вспомнить, какие дела уже совершил Иисус, «знамения», о которых упомянуто в стихе 41, и сделать соответствующие выводы. Как и почему этот человек играет музыку исцеления и нового творения? Это возможно лишь потому, что Он состоит в уникальном, таинственном союзе с Отцом, и этот союз поражал и пугал людей тогда, как с тех пор пугает и поражает людей разных народов и культур.

И если официальные члены гильдии, иерусалимские законники, не были готовы признать статус Иисуса, простой народ на территориях, прилегающих к Иордану, уже делал правильные выводы. Этим людям нечего было терять. Они помнили, что говорил об Иисусе Иоанн Креститель, и видели, как сбываются его слова. Сможем ли мы сегодня посмотреть на Иисуса, на Его дела и слова, тем же открытым, готовым к восприятию взглядом и сделать правильные выводы — для нас, для нашей жизни? Если сможем, та музыка зазвучит вновь.

ИОАНН 11:1–16. Смерть Лазаря

1 Был болен некто Лазарь из Вифании, из селения, [где жили] Мария и Марфа, сестра ее. 2 Мария же, которой брат Лазарь был болен, была [та], которая помазала Господа миром и отерла ноги Его волосами своими. 3 Сестры послали сказать Ему: Господи! тот, кого Ты любишь, болен.4 Иисус, услышав, сказал: эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится через нее Сын Божий.5 Иисус же любил Марфу и сестру ее и Лазаря. 6 Когда же услышал, что он болен, то пробыл два дня на том месте, где находился.7 После этого сказал ученикам: пойдем опять в Иудею.8 Ученики сказали Ему: Равен! давно ли Иудеи искали побить Тебя камнями, и Ты опять идешь туда!9 Иисус отвечал: не двенадцать ли часов во дне! кто ходит днем, тот не спотыкается, потому что видит свет мира сего;10 а кто ходит ночью, спотыкается, потому что нет света с ним. 11 Сказав это, говорит им потом: Лазарь, друг наш, уснул; но Я иду разбудить его. 12 Ученики Его сказали: Господи! если уснул, то выздоровеет.13 Иисус говорил о смерти его, а они думали, что Он говорит о сне обыкновенном. 14 Тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умер;13 и радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали; но пойдем к нему. 16 Тогда Фома, иначе называемый Близнец, сказал ученикам: пойдем и мы умрем с ним.