Но эпитет «живой» подсказывает, что Иисус имел в виду не обычную воду. Его современники часто употребляли выражение «живая вода» применительно к проточной воде, к ручью и реке в отличие от пруда и колодца, поскольку проточная вода обычно бывает свежей, не застаивается. Но тут уже обыгрывается двойное значение, ведь Иисус имеет в виду не материальную проточную воду, а новую жизнь, которую Он предлагает каждому — всем и каждому, независимо от пола, места проживания, расы или даже независимо от репутации. Вот что означает этот разговор.
Когда Иисус начинает описывать «живую воду», становится ясно, что говорит Он о чем–то особенном, ведь только Его вода утолит жажду, так что человек никогда больше не будет нуждаться в этой влаге. Все воды земли только прообраз, веха, указывающая на эту воду. Источник ее откроется в самом человеке и будет орошать его новой жизнью, которая приходит в мир с Иисусом, жизнью нового мира, творимого Богом (стих 14). Позднее Иисус вновь заговорит о живой воде, и тогда Иоанн пояснит, что речь идет о духе (7:37–39), но здесь обещание так и
Женщине и этого хватило. Она не понимает, о чем говорит Иисус, но стремится узнать больше. Нам не угадать, какие смыслы она вкладывает в Его слова, но ее ждет потрясение, как и всякого человека, кто решится внять Иисусу. Он — вода живая, но с первым же глотком этой воды для тебя изменится все.
ИОАНН 4:16–26. Иисус и женщина
Один мой знакомый в отрочестве принял христианство. Он пришел домой и с порога заявил об этом матери. Она испугалась: она решила, что мальчик попал в лапы какой–то секты.
— Тебе промыли мозги! — вскричала она. Но у него уже был заготовлен ответ.
— Видела бы ты мои мозги, сама бы захотела их промыть! — сказал он.
Нет, ему не промывали мозги (как мы это понимаем). Но когда человек впускает в свою жизнь, в свою внутреннюю и внешнюю жизнь свет Иисуса Мессии — а именно это сделал мой друг, — все становится намного яснее.
Скорей уж современная культура промывает нам мозги, на все лады вкрадчиво уверяя, будто не существует ничего, кроме окружающего нас мира. Эта мысль не произносится вслух, со всей откровенностью, но понемногу создается такое настроение, когда гораздо легче кажется плыть по течению. Вот что такое промывка мозгов. Действие Евангелия совершенно иное: резкий толчок, вспыхнувший свет, разум и мораль включаются и впервые начинают работать по–настоящему.
Поначалу человек еще не понимает, что с ним произошло, и реагирует так же, как самаритянка: ее заинтересовала возможность получить «живую воду», и она попросила Иисуса уделить ей этой воды, еще не догадываясь, что сначала нужно избавиться от застоявшейся, заболоченной воды, которую ты пил всю жизнь, и лишь потом Иисус дарует тебе чистую, проточную воду, она забьет ключом в глубине твоей души. Что касается самаритянки, ей следовало прежде всего разобраться со своим браком, вернее, с тем, что заменяло ей брак.
Иисус видит ее насквозь (мы же помним, как Он с первого взгляда разгадал Нафанаила (1:47–49) и какой эффект это возымело). Эта женщина переживала одно крушение за другим, появлялся очередной «муж» и бросал ее, число их стало вполне достаточным, чтобы в маленьком городе только о ней и сплетничали. Очевидно, эти связи заканчивались формальным или неформальным разводом, а не смертью сожителя. Вероятно, виновата была не только она — и перед ней были виноваты. Но мы не знаем, как складывались эти отношения, какие обстоятельства или эмоциональные травмы в прошлом мешали формированию постоянной привязанности, хотя догадываемся, что очередной разрыв и очередная травма только усугубляли и без того нелегкую ситуацию. Женщина видела, как безнадежно запутывается ее жизнь, и она видела, что Иисус знает все.
Любому пастору приходилось сталкиваться с такой реакцией: как только нащупываешь больное место, «пациент» торопливо заговаривает о другом. А есть ли лучший способ отвлечь от этических проблем, чем заговорить на общерелигиозные темы.
Сколько раз я это слышал!
— Да, в городе мы ходили в церковь, а потом тетя взяла нас с собой, но жена священника мне не понравилась, вот мы и перестали туда ходить.
— Мама была католичка, папа протестант, а я так и не поняла, кто же я на самом деле.
— Росла я в семье методистов, но мы с сестрой начали ходить в молодежный клуб баптистов, а тут, на новом месте, у меня нет знакомых христиан.
Прислушайтесь — тот же голос две тысячи лет назад:
— Я с детства думала, что вон та гора, у нас в Самарии, — святое место, но вы, иудеи, говорите, будто поклоняться Богу можно только у вас.
Смысл ясен: поскольку иудеи и самаритяне противоречат друг другу, кто–то ошибается, а может быть, ошибаются все, ни в чем нет уверенности, даже мораль (вот он, скрытый подтекст), которую нам внушали с детства, не так уж безусловна.
Все это отговорки, никакого значения они не имеют. Бога нельзя отождествлять с Церковью. Бог предъявляет свои права на каждого человека, Бог предлагает каждому, кто откажется от стоячих вод и обратится к Нему за водой живой, новую жизнь, и эти права, эта новая жизнь — абсолютны и самодовлеющи. От них не спрячешься за вопросами о том, в какую церковь кому следует ходить. Так и самаритянка не могла спрятаться от призыва Иисуса за столетней давности спорами о том, какая гора более свята — Сион в Иерусалиме или Геризим, где совершали богослужение самаритяне.
Отчасти миссия Иисуса, приносящего на землю небесную жизнь, заключается и в том, чтобы отменить прежнее значение святых гор. Само по себе это не ново. Когда Соломон за тысячу лет до Иисуса освящал Храм, он уже понимал, что даже небесам не вместить Бога, тем более не вместит Его одно–единственное здание. Святилища, построенные людьми, или посвященные Богу высоты — только знаки реальности, и беда, если они начнут подменять реальность. Нельзя ничему поклоняться, словно Богу. Это — идолопоклонство.
Живой, истинный Бог не может быть привязан к какой–то географической точке или архитектурному сооружению. Он — дух. Дух не отвращается от физического мира (в конце концов, этот мир им же и создан), но Он трансцендентен этому миру, как автор и режиссер трансцендентен разыгрывающейся на сцене пьесе, даже если (как в нашем случае) автор сам исполняет главную роль.
Женщине трудно все это «переварить». Вряд ли ее порадовало утверждение Иисуса, что «спасение — от иудеев» (стих 22), но уж к словам, что богослужение в один прекрасный день утратит всякую связь с географией святых мест и будет совершаться в истине и духе, она вовсе не была готова. (Задумайтесь: а все ли мы готовы к этим словам — сегодня?)
Чтобы положить конец неприятному разговору, женщина прибегает к другой уловке:
— Вот придет Мессия, — бодро говорит она. — Он–то нам все и разъяснит. А до тех пор стоит ли нам спорить?
Футболист бьет мяч в свои же ворота и не видит, что вратарь отлучился.
— Это Я, — отвечает ей Иисус.
И Он будет повторять это снова и снова. Каждый раз, когда Его слушатели уклоняются от главных вопросов и твердят: «Подождем, пока придет тот, кто может во всем этом разобраться», Иисус отвечает: «Это Я». Если мы ждем Его, то Он здесь.
ИОАНН 4:27–42. Праздник сева и жатвы
Утром мне позвонил коллега: ему надо написать статью о шедевре Генделя «Мессия». Мы оба согласились на том, что эта музыка имеет огромное значение не только для христиан и не только для профессиональных музыкантов, но и для гораздо более широкого круга людей. С ней связана интересная история: сборы от первых концертов пошли на благотворительность и с тех пор сложилась традиция, профессиональные и любительские исполнения «Мессии» в больших и малых залах продолжают собирать пожертвования в пользу бедных и больных. Каждый раз, когда в каком–то уголке мира звучит эта мелодия, мы вспоминаем, что есть возможность помочь нуждающимся, что к нуждающимся спешит спасение, и это спасение заключено в рассказе о Иисусе.
Гендель создал «Мессию» удивительно быстро. Конечно, некоторые аккорды он позаимствовал из более ранних своих произведений. Гендель твердо верил, что хорошую мелодию не повредит сыграть лишний раз. Всего за несколько недель напряженной работы, когда он, увлеченный музыкой, надолго забывал еду и сон, Гендель создал «Мессию» и порой едва успевал превратить нахлынувшие на него звуки в нотные знаки. Он вспоминал потом об этом кратком отрезке времени как о чудесном, возвышенном, небесном переживании, подобном видению.
Такие прорывы случаются редко. Но что–то подобное, видимо, происходило с Иисусом, поскольку Он сказал, что есть не хочет, что у Него довольно пищи, которой Его ученики не видели. Это ведь не значит, будто кто–то снабжал его по секрету, как подумали сперва ученики. Как женщина поняла слова Иисуса о воде, так и ученики пока еще воспринимают лишь обычный, земной смысл слова «пища».
Иисус не может есть от счастливого волнения. Женщина тоже взволнована, растеряна и как–то для самой себя непонятно счастлива. Она толком не поймет, кто такой Иисус — то ли Мессия, то ли предсказатель, но этот разговор придал ей достаточно сил, чтобы побежать к соседям и рассказать им об Иисусе. Но Иисусу реакция самаритянки тоже показала нечто важное: за пределами избранного народа, вдали от Иерусалима царит тот же духовный голод, и хотя этот голод принимает порой искаженные формы, но люди все так же хотят слышать его слова.
Ему представляется образ поля, уже созревшего для жатвы. Иисус вырос в сельской местности, Ему был знаком ритм крестьянской жизни, долгое ожидание и миг радости, знал Он и поговорки о севе и сборе урожая. «Еще четыре месяца, и будет жатва» — одна из таких поговорок, она означает: от сева до сбора урожая всегда проходит определенное время. Но нет, говорит Иисус, на этот раз ждать не придется! Как только посеете, сразу собирайте урожай! Не медлите, время жатвы настало. И еще одна поговорка: «Один сеет, а другой жнет». Так, говорит Он, сеятели уже сделали свое дело, а жать предстоит вам. Вы избавлены от тяжелой предварительной работы, вы скоро получите награду.
Этот образ — нового поля, готового для жатвы, — волновал сердца в ту эпоху, да и сейчас перед ним трудно устоять. Это удивительнее, чем обычный урожай, ибо, как сказано в стихе 36, сеятель и жнец порадуются вместе. Наверное, Иисус имел в виду в том числе Иоанна Крестителя — сеятеля, а сам Он с учениками явился собирать жатву. Но не только Иоанна имел он в виду, а все прежних пророков и праведников Израиля. Настал час исполнения, осуществления, час сбора урожая. И странный разговор в полуденный жар с женщиной, которая не умела выстроить свою жизнь и подвергалась всеобщему презрению, помог Иисусу уловить этот час и осмыслить его по–новому.
Случалось ли вам увлечься каким–то делом настолько, что и есть не хотелось? Когда это было? А когда вы видели, как видел Иисус, урожай, поспевший для жатвы? Или на оба вопроса можно дать один и тот же ответ?
Над последними стихами этого отрывка нужно подумать особо. Вот женщина: только что, час тому назад, она была заложницей своей аморальной жизни, изгоем среди своих соплеменников. Без прошлого, без будущего, лишь бы как–то день пережить. Она и к колодцу–то ходила в полдень, чтобы никого не видеть, не слышать насмешек. И вот она — первый апостол, несущий весть об Иисусе самаритянам. Раньше всех учеников Иисуса она провозгласила Его Мессией. Соседи вышли из города посмотреть на Иисуса — и тоже уверовали.
Они присвоили Иисусу титул, который как раз в ту пору начал использовать император в далеком и грозном Риме: «Спаситель мира». Иоанн часто показывает нам, как люди неправильно толкуют слова Иисуса, но он показывает также, что порой спонтанно, почти без всякой помощи, они прорываются к истине столь глубокой, что в двух словах формулируют все то, что пытается сказать он сам в Евангелии. Иисус — спаситель мира, воистину так. Это — часть миссии израильского Мессии. Спасение и впрямь приходит от иудеев (4:22), но смысл–то в том, что это спасение выходит далеко за пределы Израиля и иудаизма, охватывая весь мир. Все это началось с разговора у колодца Иакова.
ИОАНН 4:43–54. Сын чиновника
Вспомним стихи 2:1–12 и поиски сокровища. Вот и второй ключ, второй «знак». Но на это раз картина омрачена. Какое–то хмурое облако нависает над всем эпизодом. Что–то не так, во всяком случае, не так просто и прямо, как заключительная сцена в Самарии.
Если вернуться к образу охоты за сокровищами, складывается впечатление, что некоторых участников охоты знаки и ключи увлекают больше, чем само приключение, поиски и находка. Ведь ключи составлены в стихах, а эти участники — и сами любители поэзии, вот они и читают друг другу вслух эти стихи, разбирают их поэтические достоинства и совсем позабыли, что стихи эти функциональны, они служат для того, чтобы привести их к цели.
Или представим себе, что городские власти решили развесить знаки, помочь автомобилистам выбрать самый удобный и быстрый маршрут. Поскольку город старинный, красивый, известный, исполнение знаков поручили настоящему художнику. И что же случилось? Когда знаки повесили на дорогах, водители стали то и дело останавливаться, вылезать из машин и любоваться этими украшениями. Пробки в городе не рассосались, они стали только плотнее.
Теперь вернемся к тому образу, который рисует сам Иоанн. Слово стало плотью. Но что, если люди так любят плоть, что позабыли о Слове?
С этой опасностью столкнулся Иисус и с ней будет бороться на протяжении следующих семи глав, причем перед нашими глазами выстроится целый ряд знаков. Важно осознать не только ход и суть служения Иисуса, но и понять самих себя: умеем ли мы правильно пользоваться теми «знаками», которые нам даны?
Проблемы возникают в тот момент, когда Иисус возвращается в родную Галилею. Иоанн немного эпизодов помещает в Галилее, и все они значимы (призвание Филиппа и Нафанаила — 1:43–51; первый «знак» в Кане Галилейской — 2:1–12 и умножение хлебов — глава 6). В отличие от синоптиков Иоанн преимущественно описывает события в Иерусалиме. Не совсем понятны стихи 44–45. Сначала Иоанн говорит, что пророков не чтят в их родной стране, а затем утверждает, что соотечественники Иисуса радушно приняли Его, поскольку знали о чудесах в Иерусалиме. Так Его все–таки почтили на родине?
И да, и нет. Ответ мы находим в стихе 48. Иисус огорчен, потому что реакция галилеян, при всем их радушии, остается поверхностной. Они сидят и всматриваются в знаки, вместо того чтобы вскочить и последовать за ними. Они увлеченно фотографируют дорожные указатели, но не сворачивают, повинуясь стрелке. Им требовался Мессия, творящий чудеса, и они не подвигаются к истинной вере, к пониманию тайны Иисуса, Слова, обитающего во плоти.
Иоанн напоминает, что это — второе «знамение», а дальше предоставляет нам подсчитывать самостоятельно. Но какой же должна быть правильная реакция? Зачем Иисус творил чудеса, если не хотел, чтобы люди следовали за Ним ради чудес?
Обратим внимание на стихи 50 и 53. Это правильный ответ. Царский чиновник
Постоянно в своем Евангелии Иоанн противопоставляет два вида веры: верить своим глазам и верить слову Иисуса. Драматической кульминации этот контраст достигает в деликатном упреке Фоме (20:29): «Ты поверил, потому что увидел? Блаженны не видевшие и уверовавшие!»
Этот же вызов Евангелие бросает нам и сегодня. Мы должны уверовать не в абстрактную идею, не в расплывчатое чувство, не в смутный духовный опыт, но в Слово, ставшее плотью. Подлинная вера всегда ищет скрытое в плоти Слово, а не использует Слово для того, чтобы подействовать на плоть. По мере того как разворачивается повествование Иоанна, мы вновь и вновь убеждаемся, как глупо было бы ограничивать свою жизнь лишь нынешним миром, хотя Бог и возлюбил его (3:16). Если Бог обнимает мир своей любовью, то затем, чтобы мы, живя в нынешнем мире, падшем, темном, научились любить и возвращать свою любовь Богу, который нас любит.
Пусть ключи приведут вас к сокровищу. Пусть дорожные знаки выведут вас из пробки. Пусть плоть ведет вас к слову. Услышьте и уверуйте.
ИОАНН 5:1–9а. Исцеление парализованного
Маленькие мальчики играли в большом неухоженном саду. Хозяин усадьбы давно уже болел, вокруг него толпились врачи и сестры, а за садом следить было некому. Братишки потихоньку осваивали его.
Они многого не знали, например к чему тут теннисный корт. Судя по разметке — для какой–то игры, но они никогда не видели, как играют в теннис. Посреди площадки печально обвисла сетка, а поскольку ребята умели играть только футбольным мячом, они и придумали себе занятие: пинать мяч так, чтобы он перелетел через сетку и по возможности угодил в разметку. Ничего себе игра, хотя и не слишком захватывающая.
Сын хозяина вернулся из дальних стран и навестил отца. Он выглянул из окна верхнего этажа и увидел, как мальчики играют в свою игру. Усмехнувшись, он достал из кладовки ракетки и мяч и вышел в сад. Мальчики слегка встревожились, когда внезапно появился взрослый человек, но поняли, что он их не прогонит.
— Давайте играть по–настоящему, а?
— Это как?
— В теннис, разумеется. Я вас научу.
Он быстро подмел площадку, натянул сетку, выдал мальчикам по ракетке и начал учить их сложным, но куда более интересным правилам той игры, для которой и был построен корт.
Бассейн Вифезды в Иерусалиме, чуть к северу от Храмовой горы славился как место исцеления. Археологи раскопали его, так что не забудьте осмотреть эту достопримечательность, когда будете в Иерусалиме. Но бассейн привлекал не только евреев: судя по находкам археологов, это место почитали также язычники. В какой–то момент оно состояло под покровительством бога врачей Асклепия.
Вот как это «работало»: в какой–то момент вода начинала бурлить, и кто первым успевал погрузиться в бассейн, исцелялся. Многие думали, что возмущение воды производит ангел. Если вы обратили внимание, стих 4 в этой главе отсутствует. Во многих рукописях имеется вставка (4 «Иногда ангел Господа сходил и возмущал воду, и тогда первый, кто входил в бассейн, исцелялся от любой болезни»), но в самых древних и надежных рукописях это пояснение отсутствует.
Но «работало» святилище все хуже и хуже. Очевидно, паралитик, пролежавший тридцать восемь лет в Вифезде, превратил ожидание исцеления в профессию и источник заработка. Иисус задает ему конкретный вопрос: «Ты
И вот приходит истинный Сын Бога истинного — Иоанн уже объяснил нам, с кем мы имеем дело, и тут же осуществляет предназначение этого бассейна, то исцеление, которое было обещано, да все никак не сбывалось. Как и в случае с сыном царедворца, все, что требовалось, — одно лишь слово, в данном случае — приказ подняться на ноги, взять свою циновку и идти. Даже не сказано, что этот человек поверил Иисусу, но, конечно же, он должен был поверить, иначе он не послушался бы. И теперь для него открывается новая жизнь — гораздо более интересная, но и более сложная, чем жизнь калеки.
И у синоптиков, и особенно часто у Иоанна Иисус осуществляет давние надежды и чаяния евреев, которые находили себе разные выражения, в том числе в празднествах (стих 1). Но в Вифезде Иисус осуществляет также надежды и полуоформленные верования язычников. Это одна из важных составляющих вести данного Евангелия: поскольку «спасение — от иудеев» и это спасение принесено Иисусом, оно начинает распространяться
Язычество пыталось использовать в своих интересах силы сотворенного мира. Исцеление, совершенное Иисусом, — та реальность, которой давно ждал сотворенный мир, и оно же — начало нового творения. Спасение, принесенное в мир Сыном Божьим, знаменует новый день. Об этом дне, сами того не сознавая, томились Израиль и мир.
Завершающие стихи этой главы (в особенности 25–29) позволяют нам видеть в стихе 8 намек на то, каким станет это новое творение. Когда Иисус произносит «Встань!», Он использует слово, зачастую обозначающее в Новом Завете воскресение. Отчасти и в этом заключается тайна миссии Иисуса. Он не использует одну из сил тварного мира, чтобы подправить какие–то изъяны внутри все того же творения — Он несет новую жизнь, новое творение. Новое прорывается в нынешний мир, неся исцеление и новый шанс, а старое осознает, как поняли это мальчики, взявшись за теннисные ракетки, что именно таков и был первоначальный замысел. Конечно, многих людей это пугало, а кое–кто видел в необычных событиях прямую угрозу, провокацию. Сейчас мы займемся этим.
Заметьте: в этом отрывке уже не фигурирует слово «знамение». Дальше Иоанн поручает считать нам самим.
ИОАНН 5:9b–18. Сын Божий нарушил субботу!
Сквозь сон я слышал голос, но языка не понимал. Где я? Что происходит?
Тусклый свет с другого конца комнаты помог мне сообразить: я в студенческом общежитии, на соседней кровати — мой коллега, известный специалист по индуизму, который, как и я, приехал на конференцию.
Четыре часа утра, а ему вздумалось разговаривать по телефону! Правда, в Монреале уже семь, и он решил позвонить жене, которая встала проводить детей в школу. Сказать ей, что у него все в порядке.
Когда он положил трубку, я все–таки напомнил с упреком:
— Четыре часа утра! Спать надо!
— Нет, — возразил он. — Пора вставать. У меня дома уже все встали. Жена уходит на работу, я хотел застать ее дома.
Иисус и его противники словно живут в разных временных зонах. Речь идет не о географических зонах (в древности люди не так много путешествовали и не могли заметить разницу между временными поясами, а поскольку у них не было современных средств связи, то и особого значения эта разница не имела). Скорее я назвал бы это разными
Предмет спора суббота. Ветхий Завет поясняет, что суббота «придумана» для того, чтобы выделить седьмой день — отрезок времени, когда Бог–Творец отдыхал от трудов творения. Раз в неделю соблюдающие закон иудеи прекращали всякую работу. Чтобы не запутаться, их наставники разработали четкие определения всего, что относится к «работе».
Но Иисус систематически делает в субботу такие дела, которые можно считать «работой», и некоторые Его противники рассматривают это как намеренное нарушение закона. В конце концов, разве обязательно было исцелять паралитика в святой день? Больной провалялся чуть ли не сорок лет, потерпел бы еще денек. Иисус как нарочно выбирает для исцеления субботу. И хотя Его действия трудно назвать работой — Он всего лишь произнес приказ — но приказал Он этому человеку совершить поступок, нарушающий субботние правила (нести свою постель).
Иисус отвечает так же, как мой коллега–индус: у нас разные временные зоны. Отец трудится неустанно, и Он должен поступать так же. Что это значит?
Иисус уверен, что Господь Израиля сейчас, в этот момент, когда Он произносит эти слова, начинает новое творение, которое идет на смену старому. «Временная зона» нового творения получает преимущество перед субботой. Бог начал процесс исцеления больного старого мира, и хотя в этом процессе, вероятно, тоже предусмотрено время отдыха (когда полностью осуществится миссия Иисуса, см. 19:28–30), в данный момент нужно всеми силами осуществлять главный труд. А если, с точки зрения Иоанна, «знаки» каким–то образом соответствовали «дням» нового творения — тем более.
Вряд ли такой подход мог встретить понимание среди законопослушных иудеев. Впервые Иисус натыкается на столь жесткий отпор, и чем больше «знамений», тем яростнее оппозиция: люди начинают догадываться, что последует за этими знаками, куда они указывают.
Кстати, «иудеи» — это жители южной части Палестины, собственно Иудеи. Это слово можно понимать шире — «евреи вообще», однако в данном случае правильнее узкое толкование, поскольку и больной, исцеленный Иисусом, и сам Иисус, и Его ученики также евреи — но не иудеи. В некоторых местах Иоанн четко противопоставляет «евреев, живущих в Иудее» галилеянам (например, 7:1). Здесь уже начинается жестокое сопротивление Иисусу, которое исходит из Иерусалима и закончится в итоге уголовным обвинением (11:47–51), арестом и казнью.
А что мешает процессу исцеления, нового творения? Не только оппозиция, но и грех противятся ему. Многое остается скрытым, к примеру, в данном случае Иисус полагает, что паралитик был наказан за грехи (стих 14), но спустя четыре главы Иисус решительно объявляет, что слепец не был наказан за свой грех или грехи родителей (9:1–3). То есть болезнь бывает следствием греха, но жесткая взаимосвязь отсутствует и нельзя подозревать греховность каждого инвалида. (Два дня тому назад мне написала женщина, осознавшая, каким образом грех привел ее к тяжелому недугу, однако среди моих знакомых достаточно больных людей, применительно к которым этот вывод был бы абсурден. Знаю я и немало здоровых и счастливых грешников.)
На самом деле начинает обрастать смыслом краткое, печальное замечание пролога (1:10–11): «К своим пришел, и свои Его не приняли». Люди не были готовы к новому творению, к явлению живого Божьего, несущего им новую весть. Они продолжали жить в прежней временной зоне и злились на Иисуса, который их зачем–то разбудил. Спор между временными зонами будет нарастать и завершится крестом.
Та же битва продолжается и поныне, принимая новые формы. С воскресением Иисуса новое творение распространилось на весь мир. Люди по–прежнему реагируют на этот процесс со злобой. Где же нынче последователи Иисуса, которые скажут: «Иисус совершает работу всегда, и я тоже это делаю»?
ИОАНН 5:19–29. Грядущий суд
Сегодня с утра я читал главу из диссертации моего старшего сына. Предмет ее для меня непостижим, зато я мог в последний момент поймать опечатку и заодно посмотреть, насколько складна каждая фраза, насколько внятно изложение в целом.
О том, как надо и как получается писать, мы с сыном говорили много, ведь работа со словом и для него, и для меня составляет часть профессии. Он как бы проходил у меня неформальное, но все же ученичество. С детства он видел, как я сижу за рабочим столом. Склонности и способности у каждого свои, к тому же и тему он выбрал себе совсем другую, но мы с удовольствием работали рядом друг с другом. А младший сын пока что дописывает курсовую под моим чутким руководством, и тут уж ученичество более явное.
В современном западном мире это уже не принято, однако на земле осталось еще немало мест, где сыновья совершенно естественно наследуют профессию и дело отца. Даже я — первый, кто нарушил семейную традицию, соблюдавшуюся на протяжении шести поколений. А уж если профессия предполагает некий навык, годами вырабатывающееся умение, ученичество включает в себя работу бок о бок, когда сын наблюдает каждое движение отцовских рук, повторяет их, учится делать точь–в–точь как отец. Таким образом на протяжении столетий сохраняются традиционные ремесла.