Помоги проекту - поделись книгой:
– Вы будете один? Я хочу сказать: другого стрелка не будет?
Вервей заговорил властным тоном большого начальника:
– Дорогая моя, я ведь уже сказал вам, что за успех того, что предстоит сделать лично мне, беспокоиться не стоит. Вы только выполняйте мои инструкции, и все будет хорошо… Да, я буду один, если вам так уж хочется знать, – сменив тон, продолжил он. – Комитет предоставил мне полную свободу действий, и чем меньше людей будет задействовано в такой операции, тем лучше. На самом деле только мы двое, вы и я, знаем все детали, касающиеся осуществления нашего плана. Владелец дома знает лишь то, что готовится какая-то акция, и все. К тому же комитет отправляет его за границу. Он уедет сегодня же вечером… Если произойдет утечка информации, то произойдет это только по вашей вине… либо по моей, – добавил он, сурово глядя на Ольгу.
– Вы прекрасно знаете, что можете на меня положиться, – с легким оттенком презрения ответила та.
– Я в это верю… Нам с вами вряд ли стоит встречаться до субботы. Звоните мне по обычному номеру только в том случае, если узнаете что-либо новое. А я, со своей стороны, скоро сообщу вам мои последние инструкции.
Разговор был окончен. Следуя привычному порядку, Ольга поднялась со скамейки с оскорбленным видом, как бы торопясь избавиться от докучливого нахала, и быстрыми шагами удалилась. Вервей с виноватым видом посидел еще немного, а потом тоже встал и направился в другую сторону. Марсиаль Гор аккуратно вложил бесценный аппарат в футляр и перебрался на место водителя грузовичка, для чего ему пришлось выполнить мучительные гимнастические упражнения.
Гор ехал медленно. Нога мешала ему вести не приспособленную для инвалидов машину, но он не обращал на это внимания, поскольку мысли его были заняты только что раскрытым заговором, в который он странным образом оказался втянут.
– Сволочи! – пробормотал он еще раз.
Он несколько раз повторил вполголоса это ругательство, и на сей раз в его голосе слышалось явное возмущение – он бы и сам затруднился сказать, сердится ли он на конспираторов за их преступные замыслы или же за то, что они воспользовались им, словно куклой, чтобы добыть нужную информацию.
– Это еще не все, – проворчал Гор. – Теперь мне нужно будет просто предупредить власти.
Он сделал длинную паузу, дав себе время хорошенько поразмыслить и как бы рассматривая все аспекты такой перспективы, потом снова заговорил сам с собой:
– Я все расскажу Эрсту. Это самое простое решение. Он лучше, чем кто-либо другой, знает, что нужно делать в таких случаях.
В этот момент он проезжал неподалеку от дома Эрста, жившего тоже по соседству с Люксембургским садом. Несколько мгновений Гор колебался, не остановиться ли ему и не предупредить ли друга немедленно.
Тем не менее он не остановился, почувствовав странное желание подумать еще немного в одиночестве над всеми деталями этого дела. Погруженный в глубокую задумчивость, Гор ехал дальше без какой-либо определенной цели.
Прошло достаточно много времени, прежде чем он обнаружил, что избранный им маршрут ведет прямо к площади у церкви, в которой должен был венчаться президент. Осознав это, он не свернул ни влево, ни вправо. Некий смутный инстинкт советовал ему получить четкое представление об этом месте, прежде чем окончательно выработать линию поведения.
Марсиаль не смог припарковать машину близко от площади, и ему пришлось идти до нее пешком. Весь покрывшись испариной, с трудом волоча ногу, он наконец добрался туда и лишь тогда заметил, что шел гораздо быстрее, чем ему позволяло здоровье, и что не было никакой видимой причины, оправдывавшей эту спешку.
Он сел на террасе кафе, расположенного прямо напротив церкви, заказал напиток, к которому не притронулся, и надолго застыл, то охватывая взглядом всю площадь, то упираясь в определенную точку на паперти. Он повиновался профессиональному рефлексу.
Фотограф, занимаясь своим делом, прежде всего должен увидеть картину в целом. Но подобное панорамное зрение не мешало ему инстинктивно рассматривать некоторые детали, важность которых не может недооценивать добросовестный профессионал. А потому он не преминул отдать должное отблескам света, отметить местоположение солнца и поразмыслить над тем, где оно окажется в момент церемонии.
Произведя все эти привычные расчеты, он непроизвольно всем своим видом выразил удовлетворение: ладно, в конце концов приемлемо.
Оставив свой стакан нетронутым, Гор покинул кафе и начал медленно обходить площадь по кругу, выискивая глазами ту маленькую улочку, о которой говорили Ольга и Вервей. Довольно скоро он обнаружил ее: улица выходила на площадь неподалеку от террасы, где он только что сидел. Марсиаль пошел по ней, часто останавливаясь, чтобы посмотреть назад. Одну ее сторону занимала глухая, без единого отверстия, стена. На противоположной стороне из-за покатости улицы, действительно, ни одно из окон не выходило на церковь, но вот что касается строительных лесов, о которых упоминали заговорщики, так тут дело обстояло совсем иначе. Вскоре Гор увидел эти леса: они образовывали довольно заметный выступ по отношению к линии фасадов. Паперть, очевидно, была оттуда видна.
Марсиаль испытал острое чувство удовлетворения, лично убедившись в том, что конспираторы не солгали и что заговор оказался реальностью, а не фантазией или игрой его воображения, в чем он не был уверен еще минуту назад.
Рабочие трудились на лесах, закрытых брезентом, чтобы сдержать пыль. «Прекрасное укрытие, позволяющее стрелку выполнить свое черное дело, – подумал фотограф. – Как могло случиться, что полиция не взяла под охрану этот дом?» Подумав, Марсиаль Гор пришел к выводу, что такое вполне возможно. Если уж не несомненно, как утверждала Ольга, то, во всяком случае, план Вервея казался ему сейчас довольно удачным. Повинуясь странному рефлексу, Гор напряженно обдумывал шансы заговора на успех, словно это имело для него жизненно важное значение.
Измерив взглядом расстояние, отделявшее дом от паперти, фотограф пришел к выводу, что оно составляет, скорее всего, метров сто. По словам Вервея, восемьдесят. Не исключено, что это именно так, но его собственный расчет подсказывал ему немного большую цифру. Гор знал, что Вервей действительно был хорошим стрелком, хотя, возможно, и не столь метким, как он сам утверждал. Во всяком случае, на таком расстоянии даже снайпер не может быть абсолютно уверен в меткости своего выстрела, а тут нужно еще учитывать неизбежное в подобных случаях волнение.
Ему больше нечего было здесь делать, и он решил, что бесполезно тратить время на дальнейшее изучение строительных лесов, когда поблизости вполне мог появиться Вервей, жаждущий получше изучить место будущего действия. Погруженный в раздумья, Гор вернулся на площадь и осмотрел ее более пристальным взглядом, чем несколько минут назад; сдвинув от напряжения брови, он силился нарисовать себе картину, которую собравшиеся здесь люди увидят через несколько дней, в момент появления кортежа. Могучий рефлекс фотографа заставлял его мысленно создавать образ, максимально приближенный к тому, который потом окажется на снимке.
Он все более мрачнел, по мере того как представшая перед ним картина обретала четкие очертания и краски. Она не имела ничего общего с той, что открывалась его взгляду сегодня. Это была площадь, настолько поражавшая своим спокойствием, что лицо Марсиаля исказила болезненная гримаса. Он удивительно отчетливо видел чудовищную сутолоку, огромную толпу людей, которые непременно стекутся к церкви, дабы поприсутствовать на столь редком зрелище, как это бракосочетание. Тысячи, десятки тысяч парижан, взволнованных, возбужденных, напирающих друг на друга, с трудом сдерживаемых полицейскими кордонами.
Гор с тоской поискал место, где бы он сам мог расположиться в этом скоплении народа. Увы! Он хорошо знал, что с его стороны это была безумная попытка. Увечье запрещало ему такие фантазии. Он вспомнил все свои недавние опыты передвижения в толпе, чтобы до конца осознать несуразность своего присутствия в таком людском водовороте. Он еще раз печальным взглядом окинул площадь, лихорадочно пытаясь отыскать хоть какой-нибудь угол, укрытие или вообще какую-нибудь точку, откуда открывался бы вид на паперть и где он не подвергался бы риску быть опрокинутым и затоптанным толпой. Безуспешно.
Он сжал кулаки, представив сомкнутые ряды своих многочисленных коллег, стоящих впереди. Их толкали, как и всех остальных, но они, привычные к движениям толпы и умеющие поддаваться им, не отрывая глаз от объектива, подвижные, как и он сам когда-то, успевали сделать снимок в промежутке между толчками. Печатные издания всего мира должны будут прислать сюда своих лучших специалистов, мастаков, умеющих поймать на лету необычный кадр.
Гор решил сосредоточиться на поиске в этом банальном сюжете неожиданного штриха или ракурса. Он слишком хорошо знал мгновенные рефлексы и обостренное чутье репортеров-фотографов, чтобы не понимать, что десятки фотоаппаратов расстреляют президента почти одновременно с первым выстрелом снайпера, что их щелчки прокатятся своеобразным эхом этого выстрела: его будут снимать снова и снова, и за считаные секунды каждый успеет нажать кнопку несколько раз. Покушение не даст возможности сделать уникальный фотодокумент, но оно будет отражено на сотнях снимков, более или менее похожих друг на друга, и журналам останется только выбирать из них наиболее приемлемые. А он, Марсиаль Гор, не сможет вообще снять ни одного из этой серии банальных по причине своего обилия кадров.
Ему больше нечего было здесь делать. На какое-то мгновение он даже пожалел о том, что пошел на поводу у своего инстинкта и явился сюда, чтобы изучить это место. И все же, поразмыслив, решил, что не стоит жалеть обо всех предпринятых им действиях, поскольку, придя к некоему выводу, он вдруг почувствовал, как стихает волнение, державшее его в напряжении с того момента, как он раскрыл заговор.
Он энергично тряхнул головой, словно отгоняя прочь последние колебания, и вполголоса пробормотал:
– Я слишком долго медлил. Пора предупредить полицию. Нужно немедленно сообщить об этом гнусном замысле.
Он уже было собрался покинуть площадь, добраться до своего грузовичка и уехать, как вдруг с изумлением увидел фигуру Эрста, неподвижно стоявшего возле церковной паперти. Подумав, он счел присутствие здесь охранника не столь уж удивительным. Телохранитель, скорее всего, тоже пришел осмотреть место и определить, где ему с его людьми лучше всего расположиться, чтобы осуществлять как можно более эффективное наблюдение, не нарушая в то же время предписаний главы государства.
Эрст не видел фотографа. Как ни парадоксально, но первым желанием Марсиаля было повернуться и уйти. Но тут же, пораженный абсурдностью своего импульса, при том, что еще минуту назад он решил как можно скорее встретиться со своим другом, чтобы сообщить ему о своем открытии, он остался на месте, не решаясь, однако, подойти к Эрсту.
Спустя минуту-другую он все-таки направился в его сторону. За это время в его уме выстроился некий план, отвечающий одновременно и его желанию предотвратить это нелепое покушение, и его нежеланию каким-либо неуместным действием сбить себя с намеченного пути. Это смутное нежелание исходило из самых тайных уголков внутреннего мира Марсиаля и было связано с его принципом беспристрастности. Найти ему рациональное объяснение он пока был просто не в состоянии.
Как бы то ни было, но продуманный четкий план полностью вернул ему самообладание, и он с полуулыбкой подошел к другу.
– Какой черт занес тебя сюда? – спросил Эрст.
Марсиаль Гор не без доли лицемерия изобразил из себя несчастного человека. На самом же деле он испытывал в этот момент удовлетворение от гордого сознания, что это именно он управляет ходом событий.
– Да, можно и так выразиться. Какой черт меня занес сюда? Эта работа мне уже не по плечу.
Эрст посмотрел на друга с жалостью.
– Понимаю. Ты пришел сюда посмотреть, нет ли возможности сделать снимок церемонии… найти спокойный угол…
– Не бойся, скажи прямо: такой угол, где меня не раздавят и где я не потеряю последнюю оставшуюся у меня ногу. Но я отказываюсь от этой затеи. Я даже и пробовать не буду.
– Может, ты смог бы получить приглашение на один из этих балконов.
Гор печально покачал головой.
– Тебе хорошо известно, что на балконах будет такая же толчея, как и на площади. Повторяю тебе: я не приду. Инвалид, вот кто я такой. Буду утешаться, по своему обыкновению, с девушками для обложек.
Эрст, чувствительный к чужой боли, в эту минуту всей душой сочувствовал ему, но, зная его, остерегался открыто проявлять жалость. Он молчал, не зная, что сказать, чтобы еще больше не огорчить своего друга. Марсиаль Гор воспользовался паузой и снова заговорил, краем глаза следя за телохранителем, как рыбак, забрасывающий удочку на форель.
– Извини меня за мрачное настроение, но я злюсь всякий раз, когда выясняется, насколько я стал неполноценным… Представляешь, я все же нашел один уголок, конечно, слегка отдаленный, но там я был бы надежно укрыт от толпы. Возможно, никто о нем не догадается. Но только вот в чем дело! Нужно опять же быть достаточно здоровым, быть чуть ли не альпинистом, чтобы забраться на этот насест. А это тоже не для меня.
– Изолированный наблюдательный пункт, о котором никто не догадается? – спросил Эрст, и выражение его лица изменилось. – Где ты его здесь обнаружил?
– Это тебя интересует?
– Интересует ли это меня! Ты шутишь?
– И то верно. Я все время забываю о твоих профессиональных заботах и, конечно, не подумал о безопасности. Заметь, я не думаю, что это такое уж важное открытие, но если ты хочешь убедиться сам, давай завернем на эту вот улицу… Впрочем, даже не обязательно. То, что нас интересует, должно быть хорошо видно и отсюда. Сейчас посмотрим.
Гор увлек своего друга на церковную паперть и поставил его в самом центре, именно там, где, по его расчетам, будет стоять президент.
– Вон, смотри.
– Боже мой! – воскликнул Эрст с отчаянием в голосе. – Ты абсолютно прав.
Он заметил прекрасно различимый с того места, где он стоял, край строительных лесов, прикрытых брезентом.
– И никто не обратил на это внимания! – простонал охранник. – Инспекторы решили, что на этой улице нечего опасаться.
– Иногда от нас ускользают самые очевидные вещи, – тихо сказал Марсиаль. – Я часто это замечал. – И совершенно равнодушным тоном добавил: – Ты считаешь, что этот дом нужно взять под наблюдение?
– Клянусь тебе, что он будет взят под наблюдение, – прокричал телохранитель. Он вынул из кармана блокнот и принялся что-то лихорадочно записывать… – Старина, считай меня своим должником.
– Что ж, я рад, если в чем-то сумел тебе помочь, – таким же безразличным тоном заметил Гор.
– Я тебя за это отблагодарю… да, да, обещаю. Я предоставлю тебе возможность сделать необыкновенный снимок нашего дорогого президента, если тебя именно это интересует. Ты будешь там один, совершенно один!
– В самом деле? – заинтересованно спросил Марсиаль.
– И, возможно, даже раньше, чем ты думаешь. Мы вернемся к этому… Подумать только, ведь туда мог забраться кто угодно и спрятаться там, а мы бы даже не догадались. Этот насест никто из нас не заметил.
– Это часть моего профессионального навыка, – скромно усмехнувшись, сказал Марсиаль Гор. – Ведь фотограф должен видеть все. Нога вот плоха, а глаз у меня еще довольно хороший.
Он отвернулся, чтобы скрыть свое удовлетворение, а его собеседник продолжал что-то писать. Он дал легкий импульс событиям, но пока точно не знал, к чему это приведет. То был всего лишь первый шаг. А теперь нужно было сделать второй шаг, чтобы поддержать движение, и ему следовало спешить. Ведь дом должны будут осмотреть и уже с завтрашнего дня его возьмут под строгое наблюдение.
– Кстати, – сказал он Эрсту, – прошу меня извинить, но сегодня вечером, я, в свою очередь, тоже буду занят, и мы опять не сможем вместе поужинать. Срочная работа.
Ему надо было сегодня же вечером побеседовать с Ольгой, чтобы события не выходили за те рамки, которые временно определил для них его изощренный ум.
Сидя рядом с Ольгой в малолюдном ресторане на Монпарнасе, Гор больше, чем когда-либо, восхищался хладнокровием своей подруги. Она восприняла сведения, которые должны были вызвать в ее сознании целую бурю, так, словно речь шла о самом банальном происшествии. Впрочем, он остался доволен и своим собственным самообладанием, равно как и той естественностью, с которой он помог ей перевести беседу на близкую их сердцам тему. Они оба были хорошими актерами. Их диалог походил на изящное фехтование и порой достигал уровня высокого искусства. И все-таки игру вел он.
Комедия началась вечером, часов в семь, когда, постучав в дверь Ольги, он с игривым и несколько смущенным видом спросил, не свободна ли она и не поужинает ли с ним и сегодня.
– Ты заставляешь меня терять привычки старого холостяка, – сказал он с ворчливой нежностью.
Накануне, он как бы ненароком стал обращаться к ней на «ты», иногда притворно спохватываясь и играя роль медведя, которого понемногу приручают, без его ведома и даже вопреки его воле, и который испытывает волнение, замечая, что он влюблен больше, чем ему хотелось бы.
– Дорогой, я думаю, что я тоже…
Браво! Подхватила великолепно. Порыв, бросивший ее в его объятия, мог служить образцом непосредственности.
– Так ты свободна?
– Для тебя – разумеется. Даже если б и не была, то освободилась бы.
Он посмотрел на нее с восторгом.
– Дорогая!.. Но ты не станешь на меня сердиться, если мне придется покинуть тебя довольно рано? В десять часов начнется собрание моего профсоюза, и я должен на нем присутствовать.
– Я пойму… Но разве ты не говорил мне, что ужинаешь со своим другом Эрстом?
Она прекрасно запоминала все, что касается Эрста. Он не преминул воспользоваться моментом и забросил пробную удочку.
– Я встретил его после полудня и отменил нашу встречу. Мне так хотелось повидаться с тобой… К тому же он сейчас очень занят. Он ни минуты больше не принадлежит себе. Представляешь, он неожиданно обнаружил ужасные пробелы в разработанном его ведомством плане обеспечения безопасности во время бракосочетания. Бедный старина Эрст! Я уверен, что у него будет сегодня бессонная ночь. Я все тебе расскажу, это сплошная умора.
Пробудив, таким образом, ее любопытство, Гор снова восхитился тем, что она отреагировала лишь легким подрагиванием ресниц. Ольга не стала задавать вопросы, и он на какое-то время оставил эту тему.
– Ты дашь мне полчаса, чтобы побриться и переодеться?
– Полчаса, но ни минутой больше. Я зайду за тобой.
Придя в свой номер, он отвернул до предела краны в ванной, с шумом захлопнул дверь, прошел в комнату и стал прислушиваться к тишине в соседнем номере. Ему не пришлось долго ждать. Приглушенный голос, который он вскоре услышал из-за стены, не удивил фотографа. Она звонила по телефону, она предупреждала Вервея. Не различая слов, Гор знал, что она назначает его бывшему приятелю встречу на этот же вечер. Именно поэтому он и постарался заранее предупредить ее о том, что ему придется расстаться с ней после ужина.
– Представь себе, несчастный Эрст…
Заказывая ужин, Марсиаль на этот раз проявил особое, необычное для него внимание к меню, после чего они довольно долгое время лишь изредка обменивались короткими, ничего не значащими фразами. Он с любопытством спрашивал себя, удастся ли Ольге направить беседу в нужное русло или ему придется сделать это самому. Ей это удалось, и Гор вновь оценил ловкость, с которой она приступила к сложной теме.
Положив ладонь на его запястье, Ольга устремила на Марсиаля преисполненный нежности взор и проникновенно заговорила:
– Я должна тебе признаться. Ты даже не представляешь, как я рада, что ты решил провести этот вечер со мной, а не в компании своего друга. Ты, однако, уверен, что твой отказ не обидел его? Мне никак не хотелось бы стать причиной охлаждения ваших отношений.
Это было совсем неплохо. В эту минуту он испытывал к ней почти искреннюю симпатию и решил, не медля, помочь ей.
– Дорогая, уверяю тебя, я не стал бы с ним церемониться, нравится ему это или нет, но только я повторяю: мне не пришлось ему отказывать. Эрст перегружен работой, и у него теперь нет времени на ужины. Представь себе…
Окольный путь был найден. Оставалось лишь идти по нему все дальше и дальше.
– Он был до смешного расстроен. Представь себе: этот несчастный сегодня днем впал в настоящий транс; и все из-за каких-то строительных лесов…
– Из-за строительных лесов?
В ее голосе все-таки обозначилась небольшая сиплость, и Гор почувствовал, как дрогнули ее пальцы. Он притворился, что ничего не заметил.
– Ну да, из-за строительных лесов. Я не вполне хорошо понял его объяснения, которые относятся, скорее, к области геометрии. Короче, он пошел посмотреть на церковь, где должно состояться бракосочетание президента… Помнишь, я рассказывал тебе о его опасениях? Так вот, после того как агенты разных служб, обеспечивающих безопасность, уже обследовали площадь, Эрст вдруг заметил, кажется, на маленькой боковой улочке некие строительные леса, начисто ускользнувшие из поля зрения спецслужб и представляющие собой идеальную позицию для предполагаемого убийцы. Сейчас Эрст занят тем, что предупреждает все службы, чтобы они установили наблюдение за этим домом, проверили бы жильцов… ну и так далее. Ты не находишь забавным, что раньше это место никому не бросилось в глаза?
Ольга ответила не сразу. Сначала она слегка от него отвернулась. Потом, буквально через секунду, опять посмотрела на Марсиаля и заметила безразличным тоном:
– Для твоего друга, я думаю, это вовсе не забавно. А есть у него вообще какие-нибудь серьезные основания ожидать покушения на президента? В наше время мне это представляется чем-то совершенно фантастическим.
Беседа принимала именно то направление, которое наилучшим образом отвечало его планам. Он не дал ей уйти в сторону и с сомнением в голосе ответил:
Поделиться книгой: