Испытание Ричарда Феверела [английский и русский параллельные тексты]

She learnt that he had applied to her husband for money.	Она узнала, что он позволил себе обратиться к ее мужу с просьбою о деньгах.
It is hard to have one's prop of self-respect cut away just when we are suffering a martyr's agony at the stake.	А как тягостно, когда претерпевающего крестные муки человека стараются лишить последнего оплота - чувства собственного достоинства.
There was a five minutes' tragic colloquy in the recesses behind the scenes,-totally tragic to Diaper, who had fondly hoped to bask in the warm sun of that annuity, and re-emerge from his state of grub.	В течение пяти минут за кулисами между ними происходил трагический разговор - трагический прежде всего для Дайпера, который лелеял надежду понежиться на солнце, каким должна была стать эта ежегодная рента, и вырваться из прозябания и нищеты.
The lady then wrote the letter Sir Austin held open to his sister.	Тогда-то и было написано письмо, которое сэр Остин потом дал прочесть сестре.
The atmosphere behind the scenes is not wholesome, so, having laid the Ghost, we will return and face the curtain.	В той атмосфере, которая сейчас стоит за кулисами, дышится нелегко, и поэтому, вызвав привидение, мы вернемся назад и взглянем на занавес.
That infinitesimal dose of The World which Master Ripton Thompson had furnished to the System with such instantaneous and surprising effect was considered by Sir Austin to have worked well, and to be for the time quite sufficient, so that Ripton did not receive a second invitation to Raynham, and Richard had no special intimate of his own age to rub his excessive vitality against, and wanted none.	Сэр Остин решил, что та бесконечно малая доля общения с миром, которую предоставил Системе мастер Риптон Томсон и которая возымела столь неожиданный и поразительный эффект, сделала свое дело и что этого пока вполне достаточно; поэтому Риптона больше уже не приглашали в Рейнем, и Ричард лишился друга и наперсника, на которого направлялся избыток его жизненных сил, да и сам понял, что тот ему больше не нужен.
His hands were full enough with Tom Bakewell.	Ему хватало теперь одного Тома Бейквела.
Moreover, his father and he were heart in heart.	К тому же, между ним и отцом установились теперь сердечные отношения.
The boy's mind was opening, and turned to his father affectionately reverent.	Душа мальчика раскрылась и, преисполненная уважения и любви, тянулась к отцу.
At this period, when the young savage grows into higher influences, the faculty of worship is foremost in him.	В тот период, когда юный дикарь становится восприимчивым к влияниям более высокого порядка, склонность к обожанию в нем преобладает.
At this period Jesuits will stamp the future of their chargeling flocks; and all who bring up youth by a System, and watch it, know that it is the malleable moment.	Именно в этот период иезуиты формируют вверенные им души, и все те, кто воспитывают подростка по Системе и пристально следят за его развитием, знают, что в эту пору юные души бывают всего податливее и мягче.
Boys possessing any mental or moral force to give them a tendency, then predestinate their careers; or, if under supervision, take the impress that is given them: not often to cast it off, and seldom to cast it off altogether.	Мальчики, обладающие известной умственной и нравственной силой, позволяющей им избрать то или иное направление, именно тогда определяют свой жизненный путь; или, если кто-то главенствует над ними, следуют примеру, который видят перед собой, и идут по проторенной другими тропе, чаще всего уже не сбиваясь с нее, и только в очень редких случаях расстаются с ней навсегда.

In Sir Austin's Note-book was written:	В записной книжке сэра Остина можно было прочесть:
"Between Simple Boyhood and Adolescence-The Blossoming Season-on the threshold of Puberty, there is one Unselfish Hour-say, Spiritual Seed-time."	"Между детством и отрочеством - порой Цветения, на пороге возмужалости есть некая пора Бескорыстия - иначе говоря, время духовного посева".
He took care that good seed should be planted in Richard, and that the most fruitful seed for a youth, namely, Example, should be of a kind to germinate in him the love of every form of nobleness.	Он постарался заложить в Ричарда доброе семя и сделать так, чтобы самое плодоносное из семян, а именно - Пример, могло произрасти в нем в виде любви ко всем проявлениям благородства.
"I am only striving to make my son a Christian," he said, answering them who persisted in expostulating with the System.	"Единственное, чего я добиваюсь, это сделать моего сына христианином", - сказал он, отвечая упорным противникам Системы.
And to these instructions he gave an aim:	Давая эти наставления, он ставил определенную цель.
"First be virtuous," he told his son, "and then serve your country with heart and soul."	"Прежде всего, ты должен быть добродетелен, -говорил он сыну, - а потом уже душою и сердцем служить стране".
The youth was instructed to cherish an ambition for statesmanship, and he and his father read history and the speeches of British orators to some purpose; for one day Sir Austin found him leaning cross-legged, and with his hand to his chin, against a pedestal supporting the bust of Chatham, contemplating the hero of our Parliament, his eyes streaming with tears.	Мальчику прививались честолюбивые стремления сделаться государственным деятелем, и вместе с отцом они читали речи британских ораторов, произнесенные на тот или иной случай; и вот однажды сэр Остин увидел, как, положив ногу на ногу и подперев подбородок рукой, Ричард сидит, прислонившись к пьедесталу, на котором высится бюст Четема; в то время как он созерцал лицо прославившего наш парламент героя, на глазах у него были слезы.
People said the baronet carried the principle of Example so far that he only retained his boozing dyspeptic brother Hippias at Raynham in order to exhibit to his son the woeful retribution nature wreaked upon a life of indulgence; poor Hippias having now become a walking complaint.	Говорили, что, отдавая во всем предпочтение Примеру, баронет дошел до того, что удерживал своего любящего выпить и страдающего диспепсией брата Г иппиаса в Рейнеме, дабы мальчик мог воочию увидать, какая горькая расплата ожидает человека невоздержанного; на несчастного Гиппиаса смотрели как на ходячий недуг.
This was unjust, but there is no doubt he made use of every illustration to disgust or encourage his son that his neighbourhood afforded him, and did not spare his brother, for whom Richard entertained a contempt in proportion to his admiration of his father, and was for flying into penitential extremes which Sir Austin had to soften.	На самом деле это было не так, однако несомненно то, что баронет пользовался каждым удобным случаем для того, чтобы на примере окружающих его людей от чего-то отвратить сына или, напротив, на что-то его воодушевить, и в этом отношении не пощадил даже собственного брата, которого Ричард все больше презирал, все больше восхищаясь отцом, и в негодовании своем доходил до крайностей, которые сэру Остину приходилось смягчать.
The boy prayed with his father morning and night.	По утрам и по вечерам мальчик молился вместе с отцом.

"How is it, sir," he said one night, "I can't get Tom Bakewell to pray?"	- Скажите, сэр, - спросил он однажды вечером, -почему мне не удается склонить Тома Бейквела к молитве?
"Does he refuse?" Sir Austin asked.	- А что, он не хочет молиться? - спросил сэр Остин.
"He seems to be ashamed to," Richard replied.	- По всей видимости, он этого стыдится, - ответил Ричард.
"He wants to know what is the good? and I don't know what to tell him."	- Он хочет понять, в чем смысл молитвы. И я не знаю, что ему на это ответить.
"I'm afraid it has gone too far with him," said Sir Austin, "and until he has had some deep sorrows he will not find the divine want of Prayer.	- Боюсь, тут уж ничего не поделать, - сказал сэр Остин. - И до тех пор, пока ему не случится пережить настоящее горе, у него не возникнет потребности искать утешение в молитве.
Strive, my son, when you represent the people, to provide for their education.	Сын мой, когда ты будешь представлять народ, делай все, что можешь, чтобы содействовать его воспитанию.
He feels everything now through a dull impenetrable rind.	Сейчас от понимания происходящего он отделен непроницаемою завесой.
Culture is half-way to heaven.	Просветиться означает приблизиться к небесам.
Tell him, my son, should he ever be brought to ask how he may know the efficacy of Prayer, and that his prayer will be answered, tell him (he quoted The Pilgrim's Scrip):	Расскажи ему, сын мой, если он тебя когда-нибудь спросит об этом, как убедиться в действительности молитвы и в том, что она услышана; расскажи ему (он процитировал "Котомку пилигрима"):
"'Who rises from Prayer a better man, his prayer is answered.'"	"Если, помолившись, ты чувствуешь, что сделался лучше, это значит, что молитва твоя услышана".
"I will, sir," said Richard, and went to sleep happy.	- Я непременно ему это скажу, - ответил Ричард и, ложась спать, почувствовал себя счастливым.
Happy in his father and in himself, the youth now lived.	Счастье дарил ему отец, счастье научился он теперь находить и в себе самом.
Conscience was beginning to inhabit him, and he carried some of the freightage known to men; though in so crude a form that it overweighed him, now on this side, now on that.	В нем начала пробуждаться совесть, и он привыкал нести ее груз, хорошо знакомый людям зрелым, но вместе с тем груз этот оказывался таким неудобным, что все время клонил его тело то на один бок, то на другой.
The wise youth Adrian observed these further progressionary developments in his pupil, soberly cynical.	Мудрый юноша Адриен с трезвым цинизмом наблюдал за тем, как постепенно развивался его ученик.
He was under Sir Austin's interdict not to banter him, and eased his acrid humours inspired by the sight of a felonious young rick-burner turning saint, by grave affectations of sympathy and extreme accuracy in marking the not widely-distant dates of his various changes.	Он повиновался наложенному сэром Остином запрету и больше не подтрунивал над ним; язвительность его, вызванная тем, что воспитанника его из злодея - поджигателя скирды - превратили едва ли не в святого, находила выход в том, что, делая вид, что этому превращению сочувствует, он со всей пунктуальностью отмечал не очень далеко отстоявшие одна от другой во времени даты происходивших в Ричарде перемен.

The Bread-and-water phase lasted a fortnight: the Vegetarian (an imitation of his cousin Austin), little better than a month: the religious, somewhat longer: the religious-propagandist (when he was for converting the heathen of Lobourne and Burnley, and the domestics of the Abbey, including Tom Bakewell), longer still, and hard to bear;-he tried to convert Adrian!	Период сидения на хлебе и на воде продолжался недели две; период религиозного проповедничества (когда он поставил себе целью обратить в христианскую веру язычников Лоберна и Берсли и рейнемских слуг, в том числе Тома Бейквела) - еще дольше, и перенести его Адриену было особенно трудно: ведь делались попытки обратить и его самого!
All the while Tom was being exercised like a raw recruit.	Все это время Тома заставляли исполнять все, что положено новобранцу.
Richard had a drill-sergeant from the nearest barracks down for him, to give him a proper pride in himself, and marched him to and fro with immense satisfaction, and nearly broke his heart trying to get the round-shouldered rustic to take in the rudiments of letters: for the boy had unbounded hopes for Tom, as a hero in grain.	Ричард специально нанял для него сержанта из ближайших казарм, для того чтобы парень постепенно приобретал уверенность в себе; он испытывал огромное удовлетворение, видя, как тот марширует по его указке, и наряду с этим до крайности огорчался, тщетно стараясь приобщить этого нескладного олуха к начаткам грамоты; он ведь возлагал на Тома неимоверные надежды, полагая, что тот рано или поздно станет героем.
Richard's pride also was cast aside.	Ричарду пришлось также отбросить собственную гордость.
He affected to be, and really thought he was, humble.	Он прикидывался скромником и в глубине души был уверен, что и на самом деле таков.
Whereupon Adrian, as by accident, imparted to him the fact that men were animals, and he an animal with the rest of them.	Но вот Адриен как бы невзначай поставил его перед фактом, что люди - животные и что он такое же животное, как и все остальные.
"I an animal!" cries Richard in scorn, and for weeks he was as troubled by this rudiment of self-knowledge as Tom by his letters.	- Это я-то животное! - вскричал Ричард в негодовании, и на протяжении многих недель эти начатки познания себя самого приводили его в не меньшее смятение, чем Тома - начатки правописания.
Sir Austin had him instructed in the wonders of anatomy, to restore his self-respect.	Для того чтобы помочь сыну вернуть потерянное уважение к себе, сэр Остин приобщил его к диковинам анатомии.
Seed-Time passed thus smoothly, and adolescence came on, and his cousin Clare felt what it was to be of an opposite sex to him.	Таким образом, пора посева миновала легко, и на смену ей пришла юность; его кузина Клара ощутила, что значит принадлежать к другому полу.
She too was growing, but nobody cared how she grew.	Она тоже взрослела, однако никому не было дела до того, как она росла.
Outwardly even her mother seemed absorbed in the sprouting of the green off-shoot of the Feverel tree, and Clare was his handmaiden, little marked by him.	Казалось, даже ее собственная мать устремила все свое внимание на крепнущий побег древа Феверелов; Ричард же так привык каждый день видеть Клару, что просто ее не замечал.
Lady Blandish honestly loved the boy.	Леди Блендиш по-настоящему любила мальчика.
She would tell him:	Она говорила ему:
"If I had been a girl, I would have had you for my husband."	"Будь я девочкой, я бы непременно вышла за тебя замуж".

And he with the frankness of his years would reply:	На что он со свойственной его возрасту прямотой отвечал:
"And how do you know I would have had you?" causing her to laugh and call him a silly boy, for had he not heard her say she would have had him?	"А откуда вы знаете, что я бы на вас женился?" Тогда она смеялась и называла его глупеньким мальчиком, не слышал он разве, как она сказала, что этого бы хотела она?
Terrible words, he knew not then the meaning of!	Страшные слова, смысла которых он не понял!
"You don't read your father's Book," she said.	- Ты не читаешь книгу своего отца, - сказала леди Блендиш.
Her own copy was bound in purple velvet, gilt-edged, as decorative ladies like to have holier books, and she carried it about with her, and quoted it, and (Adrian remarked to Mrs. Doria) hunted a noble quarry, and deliberately aimed at him therewith, which Mrs. Doria chose to believe, and regretted her brother would not be on his guard.	Принадлежавший ей экземпляр этой книги в пурпурном бархатном переплете и с золотым обрезом видом своим походил на книги более благочестивого содержания, какие бывают у светских дам, и она всюду носила его с собой, и цитировала, и (как Адриен выразился в разговоре с миссис Дорайей) охотилась за благородною дичью, иначе говоря, имела на баронета определенные виды; миссис Дорайя поверила в это и жалела о том, что ее брат не держится настороже.
"See here," said Lady Blandish, pressing an almondy finger-nail to one of the Aphorisms, which instanced how age and adversity must clay-enclose us ere we can effectually resist the magnetism of any human creature in our path.	- Вот прочти, - сказала леди Блендиш, отчеркивая своим миндалевидным коготком один из афоризмов, гласивший, что возраст и невзгоды должны сдерживать нас до тех пор, пока мы не научимся решительно противостоять чьему бы то ни было притягательному влиянию на нашем пути.
"Can you understand it, child?"	- Ты можешь это понять, дитя мое?
Richard informed her that when she read he could.	Ричард ответил, что, когда она читала, он понимал.
"Well, then, my squire," she touched his cheek and ran her fingers through his hair, "learn as quick as you can not to be all hither and yon with a hundred different attractions, as I was before I met a wise man to guide me."	- Ну раз так, сударь мой, - тут она коснулась его щеки и взъерошила ему волосы, - то как можно скорее научись не разбрасываться и не метаться в разные стороны, гоняясь за всем множеством соблазнов, как то было со мной, пока я не встретила человека мудрого, указавшего мне истинный путь.
"Is my father very wise?" Richard asked.	- А что, мой отец действительно очень мудр? -спросил Ричард.
"I think so," the lady emphasized her individual judgment.	- Думаю, что да, - леди Блендиш постаралась подчеркнуть, что она-то во всяком случае в этом убеждена.
"Do you-" Richard broke forth, and was stopped by a beating of his heart.	- А разве вы... - начал было Ричард, и сердце его вдруг забилось.
"Do I-what?" she calmly queried.	- Разве я... что? - спокойно спросила она.
"I was going to say, do you-I mean, I love him so much."	- Я хотел сказать, разве вы... Знаете, я ведь так его люблю.
Lady Blandish smiled and slightly coloured.	Леди Блендиш улыбнулась и слегка покраснела.

They frequently approached this theme, and always retreated from it; always with the same beating of heart to Richard, accompanied by the sense of a growing mystery, which, however, did not as yet generally disturb him.	Они часто возвращались потом к этой теме и неизменно от нее отступали; и всякий раз сердце Ричарда начинало биться, и вслед за тем появлялось ощущение некой скрытой за всем этим тайны, которая, правда, по-настоящему его не тревожила.
Life was made very pleasant to him at Raynham, as it was part of Sir Austin's principle of education that his boy should be thoroughly joyous and happy; and whenever Adrian sent in a satisfactory report of his pupil's advancement, which he did pretty liberally, diversions were planned, just as prizes are given to diligent school-boys, and Richard was supposed to have all his desires gratified while he attended to his studies.	В Рейнеме для него была создана очень приятная жизнь, ибо в принципы воспитания, которыми руководствовался сэр Остин, входило, чтобы мальчик был неизменно радостен и счастлив, и всякий раз, когда сведения, которые давал Адриен об успехах своего ученика, бывали удовлетворительными - а тот не скупился на похвалы, - для Ричарда затевались развлечения, подобно тому, как лучших учеников в школе поощряют наградами; если он учился прилежно, он вполне мог рассчитывать на то, что все его желания будут удовлетворены.
The System flourished.	Система процветала.
Tall, strong, bloomingly healthy, he took the lead of his companions on land and water, and had more than one bondsman in his service besides Ripton Thompson-the boy without a Destiny!	Высокий, сильный, пышущий здоровьем, он был вожаком среди своих товарищей - на суше и на воде, и в услужении у него состоял не один покорный раб, помимо Риптона Томсона -мальчика, у которого не было предназначения!
Perhaps the boy with a Destiny was growing up a trifle too conscious of it.	Может быть, тот, у кого это предназначение все отчетливее обозначалось, был в известной степени склонен его переоценивать.
His generosity to his occasional companions was princely, but was exercised something too much in the manner of a prince; and, notwithstanding his contempt for baseness, he would overlook that more easily than an offence to his pride, which demanded an utter servility when it had once been rendered susceptible.	В великодушии Ричарда по отношению к его случайным товарищам было нечто аристократическое, но в том, как он его проявлял, аристократизм этот становился несколько непомерным; как он ни презирал простолюдинов, ему легче было простить им их низкое происхождение, чем обиду, наносимую его гордости. Стоило этой гордости пробудиться в нем, как она потребовала от людей беспрекословного повиновения.
If Richard had his followers he had also his feuds.	У Ричарда были не только сторонники, но и враги.
The Papworths were as subservient as Ripton, but young Ralph Morton, the nephew of Mr. Morton, and a match for Richard in numerous promising qualities, comprising the noble science of fisticuffs, this youth spoke his mind too openly, and moreover would not be snubbed.	Пепуорты раболепствовали перед ним, как и Риптон, однако юный Ралф Мортон, племянник мистера Мортона и соперник Ричарда во многих областях, в том числе и в благородном искусстве кулачного боя, - тот открыто высказывал все, что думал, и к тому же никогда не позволял себя унизить.
There was no middle course for Richard's comrades between high friendship or absolute slavery.	Всем товарищам Ричарда приходилось выбирать между высокой дружбой и беспрекословным подчинением. Третьего быть не могло.

He was deficient in those cosmopolite habits and feelings which enable boys and men to hold together without caring much for each other; and, like every insulated mortal, he attributed the deficiency, of which he was quite aware, to the fact of his possessing a superior nature.	Он был начисто лишен тех космополитических привычек и чувств, которые позволяют как мальчикам, так и взрослым мужчинам, поддерживать отношения, не думая друг о друге. И, как всякий живущий особняком индивид, он приписывал эту особенность свою, которую сам отлично сознавал, тому, что он выше всех, кто его окружает.
Young Ralph was a lively talker: therefore, argued Richard's vanity, he had no intellect.	Юный Ралф был многословен, поэтому Ричард в тщеславии своем решил, что он не умен.
He was affable: therefore he was frivolous.	Он был учтив, а значит, и легкомыслен.
The women liked him: therefore he was a butterfly.	Женщинам он нравился - значит, был вертопрах.
In fine, young Ralph was popular, and our superb prince, denied the privilege of despising, ended by detesting him.	Словом, юный Ралф пользовался всеобщим расположением, и наш гордец, лишенный возможности презирать его, кончил тем, что стал его ненавидеть.
Early in the days of their contention for leadership, Richard saw the absurdity of affecting to scorn his rival.	Давно еще, когда они тягались между собой за право верховодить, Ричард понял, что напускать на себя презрение к своему сопернику было верхом нелепости.
Ralph was an Eton boy, and hence, being robust, a swimmer and a cricketer.	Ралф учился в Итонском колледже и поэтому хорошо плавал, был физически развит, играл в крикет.
A swimmer and a cricketer is nowhere to be scorned in youth's republic.	К пловцам же и крикетистам у их юных сверстников презрения быть не может.
Finding that manoeuvre would not do, Richard was prompted once or twice to entrench himself behind his greater wealth and his position; but he soon abandoned that also, partly because his chilliness to ridicule told him he was exposing himself, and chiefly that his heart was too chivalrous.	Видя, что старания его ни к чему не приводят, Ричард как-то раз или два решил сыграть на своем богатстве и знатности; однако вскоре он должен был оставить эту попытку, во-первых, потому, что его тонкая натура подсказывала ему, что он легко может оказаться в смешном положении, а во-вторых, потому, что у него для этого было слишком благородное сердце.
And so he was dragged into the lists by Ralph, and experienced the luck of champions.	И вот он оказался втянут Ралфом в различные состязания и согласился попытать в них счастья.
For cricket, and for diving, Ralph bore away the belt: Richard's middle-stump tottered before his ball, and he could seldom pick up more than three eggs underwater to Ralph's half-dozen.	По игре в крикет и нырянью победителем вышел Ралф; пущенный Ричардом шар ударом своим сотрясал спицы средних ворот; и лишь изредка ему удавалось, нырнув, подобрать со дна больше трех яиц, в то время как Ралф легко доставал целых полдюжины.
He was beaten, too, in jumping and running.	Победили его и в прыжках, и в беге.
Why will silly mortals strive to the painful pinnacles of championship?	Чего это ради глупые люди выбиваются из сил, чтобы в чем-то добиться первенства?
Or why, once having reached them, not have the magnanimity and circumspection to retire into private life immediately?	Или почему, когда один из них этого первенства добился, ему не хватает великодушия и благородства сразу же все оставить и зажить спокойною жизнью?

Stung by his defeats, Richard sent one of his dependent Papworths to Poer Hall, with a challenge to Ralph Barthrop Morton; matching himself to swim across the Thames and back, once, trice, or thrice, within a less time than he, Ralph Barthrop Morton, would require for the undertaking.	Уязвленный понесенными поражениями, Ричард послал одного из послушных ему Пепуортов в Пуэр Холл с вызовом Ралфу Бартропу Мортону; он брался переплыть Темзу туда и обратно один раз, и два, и три - быстрее, чем это успеет сделать его соперник Ралф Бартроп Мортон.
It was accepted, and a reply returned, equally formal in the trumpeting of Christian names, wherein Ralph Barthrop Morton acknowledged the challenge of Richard Doria Feverel, and was his man.	Вызов был принят, и он получил ответ, составленный по форме и тоже содержавший все имена обоих участников и гласивший, что Ралф Бартроп Мортон принимает вызов Ричарда Дорайя Феверела и готов помериться с ним силами.
The match came off on a midsummer morning, under the direction of Captain Algernon.	Состязание это произошло летним утром; судьею согласился быть Капитан Алджернон.
Sir Austin was a spectator from the cover of a plantation by the river-side, unknown to his son, and, to the scandal of her sex, Lady Blandish accompanied the baronet.	Сэр Остин наблюдал за ходом его из-за деревьев на берегу реки так, что сын его об этом не знал, и, начисто пренебрегшая могущими возникнуть по этому поводу сплетнями кумушек, леди Блендиш была в этот день с ним.
He had invited her attendance, and she, obeying her frank nature, and knowing what The Pilgrim's Scrip said about prudes, at once agreed to view the match, pleasing him mightily.	Он сам ее пригласил и был очень доволен, когда она, повинуясь велению сердца и памятуя о том, что в "Котомке пилигрима" говорится о ханжах, сразу же согласилась смотреть это состязание вместе с ним.
For was not here a woman worthy the Golden Ages of the world? one who could look upon man as a creature divinely made, and look with a mind neither tempted, nor taunted, by the Serpent!	Не делало ли ее это одно женщиной, достойною Золотого Века? Той, что могла смотреть на мужчину как на творение господне, не поддаваясь в то же время на соблазны и уговоры змия!
Such a woman was rare.	Такие женщины встречались нечасто.
Sir Austin did not discompose her by uttering his praises.	Сэр Остин не стал смущать ее комплиментами.
She was conscious of his approval only in an increased gentleness of manner, and something in his voice and communications, as if he were speaking to a familiar, a very high compliment from him.	Она чувствовала, что он одобряет ее - уже по тому, что обращение его сделалось еще мягче, а в голосе появились совершенно особые нотки, возникающие только тогда, когда говорят с человеком близким, что с его стороны было уже высочайшею похвалой.
While the lads were standing ready for the signal to plunge from the steep decline of greensward into the shining waters, Sir Austin called upon her to admire their beauty, and she did, and even advanced her head above his shoulder delicately.	Когда оба юноши ожидали сигнала, готовясь прыгнуть с поросшего дерном крутого склона в сияющие воды реки, сэр Остин обратил ее внимание на то, как оба они статны, и она вместе с ним восхитилась их телосложением и даже слегка подняла голову над его плечом, чтобы лучше их разглядеть.
In so doing, and just as the start was given, a bonnet became visible to Richard.	В это время и как раз тогда, когда состязание началось, Ричард заметил в кустах дамскую шляпу.
Young Ralph was heels in air before he moved, and then he dropped like lead.	Пятки юного Ралфа сверкнули в воздухе прежде, чем соперник его успел сдвинуться с места; потом он тяжело плюхнулся в воду.

He was beaten by several lengths.	Он был опережен на несколько взмахов.
The result of the match was unaccountable to all present, and Richard's friends unanimously pressed him to plead a false start.	Результат состязания поразил присутствующих, и друзья Ричарда принялись единодушно уговаривать его обжаловать фальстарт.
But though the youth, with full confidence in his better style and equal strength, had backed himself heavily against his rival, and had lost his little river-yacht to Ralph, he would do nothing of the sort.	Однако он ничего этого делать не стал, возомнив, что плавает лучше, нежели его соперник, по силе равен ему, но он жестоко ошибся в своих расчетах и кончил тем, что проиграл Ралфу свою речную яхту.
It was the Bonnet had beaten him, not Ralph. The Bonnet, typical of the mystery that caused his heart those violent palpitations, was his dear, detestable enemy.	Победил его не Ралф, а именно эта мелькнувшая перед ним на миг шляпа; это при виде нее сердце его так неистово забилось; это она оказалась его милым и в то же время ненавистным врагом.
And now, as he progressed from mood to mood, his ambition turned towards a field where Ralph could not rival him, and where the Bonnet was etherealized, and reigned glorious mistress.	И теперь, когда он от одного настроения переходил к другому, честолюбие направило его на такое поприще, где Ралф осилить его уже не мог, туда, где носительница шляпы становилась существом бесплотным, воцарялась над ним в вышине.
A cheek to the pride of a boy will frequently divert him to the path where lie his subtlest powers.	Уязвленная гордость мальчика не раз еще будет наталкивать его на заложенные в глубинах его души сокровенные силы.
Richard gave up his companions, servile or antagonistic: he relinquished the material world to young Ralph, and retired into himself, where he was growing to be lord of kingdoms where Beauty was his handmaid, and History his minister and Time his ancient harper, and sweet Romance his bride; where he walked in a realm vaster and more gorgeous than the great Orient, peopled with the heroes that have been.	Ричард порвал с товарищами, как с покорными, так и с противившимися ему, и замкнулся в себе -там, где в его владении были необъяснимые царства, где служанкой его была красота, а наставницею - история, где седое Время перебирало струны арфы и где его нареченной была поэзия; там он расхаживал по державе, ширью и роскошью своей превосходившей великие державы Востока; там его окружали прославившие себя в веках герои.
For there is no princely wealth, and no loftiest heritage, to equal this early one that is made bountifully common to so many, when the ripening blood has put a spark to the imagination, and the earth is seen through rosy mists of a thousand fresh-awakened nameless and aimless desires; panting for bliss and taking it as it comes; making of any sight or sound, perforce of the enchantment they carry with them, a key to infinite, because innocent, pleasure.	Ибо никакие сказочные богатства, никакое величайшее наследство не могут сравниться с сокровищами, какими мы все бываем наделены в юности, когда кипящая кровь воспламеняет наше воображение и мир видится сквозь цветной туман безымянных и беспредметных желаний; когда мы томимся по счастью, и это счастье приходит; когда каждый пейзаж, открывшийся на повороте пути, каждый доносящийся до нас звук несут в себе особое очарование и становятся ключом к безграничному просветленному наслаждению.
The passions then are gambolling cubs; not the ravaging gluttons they grow to.	Страсти тогда - всего-навсего резвящиеся звереныши; они не успели еще превратиться в прожорливого хищника.
They have their teeth and their talons, but they neither tear nor bite.	У них, правда, уже есть зубы и когти, но они еще не научились вгрызаться в свою добычу и раздирать ее в клочья.

They are in counsel and fellowship with the quickened heart and brain.	Они пока еще послушны пробуждающемуся уму и чуткому сердцу.
The whole sweet system moves to music.	Вся эта сладостная гармония сродни музыке.
Something akin to the indications of a change in the spirit of his son, which were now seen, Sir Austin had marked down to be expected, as due to his plan.	Замысел сэра Остина предусматривал, что в душе его сына должны произойти известные перемены, и то, что в нем проявлялось сейчас, было близко к задуманному.
The blushes of the youth, his long vigils, his clinging to solitude, his abstraction, and downcast but not melancholy air, were matters for rejoicing to the prescient gentleman.	Краска смущения на лице, его долгие ночные бдения, тяготение к одиночеству, его рассеянность, его задумчивый, однако отнюдь не грустный вид - все это наполняло радостью сердце отца, стремившегося предугадать каждый его шаг.
"For it comes," said he to Dr. Clifford of Lobourne, after consulting him medically on the youth's behalf and being assured of his soundness, "it comes of a thoroughly sane condition. The blood is healthy, the mind virtuous: neither instigates the other to evil, and both are perfecting toward the flower of manhood.	- Ведь причиной тому, - сказал он жившему в Лоберне доктору Клиффорду, выслушав медицинское заключение, заверявшее, что мальчик совершенно здоров, - ведь причиной тому его на редкость крепкий организм, у него здоровое тело, возвышенная душа; они не толкают друг друга вниз; напротив, по мере того как он мужает, то и другое стремит его к совершенству.
If he reach that pure-in the untainted fulness and perfection of his natural powers-I am indeed a happy father!	Если к наступлению зрелости он останется чист, сохранив всю полноту заложенных у него природой сил, я действительно смогу назвать себя счастливым отцом!
But one thing he will owe to me: that at one period of his life he knew paradise, and could read God's handwriting on the earth!	Но одним он все-таки будет обязан мне: тем, что в некую пору своей жизни он вкусил райское блаженство и сумел прочесть здесь, на земле, слова, начертанные Всевышним!
Now those abominations whom you call precocious boys-your little pet monsters, doctor!-and who can wonder that the world is what it is? when it is full of them-as they will have no divine time to look back upon in their own lives, how can they believe in innocence and goodness, or be other than sons of selfishness and the Devil?	А вот что сказать о тех мерзких существах, которых вы называете преждевременно развившимися мальчиками, обо всех этих маленьких чудовищах, доктор? Можно ли после этого удивляться, что мир стал тем, чем он есть, если их развелось так много? Ведь если им некогда оглянуться назад, на прожитую жизнь, если на их долю не достается этих светлых минут, то скажите, откуда им взять веру в невинность и доброту, как им не стать себялюбцами, исчадиями ада?
But my boy," and the baronet dropped his voice to a key that was touching to hear, "my boy, if he fall, will fall from an actual region of purity.	А вот для моего мальчика, - тут голос баронета дрогнул и сделался тихим и задушевным, - для моего мальчика, даже если его ждет падение, это будет падение с высот, где лежат снега и воздух чист.
He dare not be a sceptic as to that.	Сомневаться насчет него не приходится.
Whatever his darkness, he will have the guiding light of a memory behind him.	В какую бы тьму ему ни привелось погрузиться, память станет ему путеводной звездой.
So much is secure."	И свет ее не даст ему заблудиться.

To talk nonsense, or poetry, or the dash between the two, in a tone of profound sincerity, and to enunciate solemn discordances with received opinion so seriously as to convey the impression of a spiritual insight, is the peculiar gift by which monomaniacs, having first persuaded themselves, contrive to influence their neighbours, and through them to make conquest of a good half of the world, for good or for ill.	Болтать о пустяках, или о поэзии, или - избрав нечто среднее между тем и другим - глубоко и проникновенно возвещать свое несогласие с общепринятым мнением с такою категоричностью, что собеседник примет это едва ли не за душевное прозрение, - это особый дар, с помощью которого маньяки, убедив прежде всего себя самих, умудряются повлиять на ближних своих, а через них одержать победу над доброй половиной всего человечества, обратив ее на благо или во зло.
Sir Austin had this gift.	У сэра Остина дар этот был.
He spoke as if he saw the truth, and, persisting in it so long, he was accredited by those who did not understand him, and silenced them that did.	Говорил он так, как будто видел перед собою истину, и так долго и упорно отстаивал свою убежденность, что тот, кто не понимал сути сказанного им, все равно проникался верой в его правоту, а тому же, кто понимал, оставалось только молчать.
"We shall see," was all the argument left to Dr. Clifford, and other unbelievers.	"Что ж, посмотрим", - к этому сводились доводы доктора Клиффорда и других скептически настроенных людей.
So far certainly the experiment had succeeded.	До сих пор, разумеется, проводимый им опыт был увенчан удачей.
A comelier, bracer, better boy was nowhere to be met.	Мальчик был на редкость хорошо воспитан, и храбр,и добросердечен.
His promise was undeniable.	Он свято исполнял однажды данное слово.
The vessel, too, though it lay now in harbour and had not yet been proved by the buffets of the elements on the great ocean, had made a good trial trip, and got well through stormy weather, as the records of the Bakewell Comedy witnessed to at Raynham.	К тому же, хотя корабль стоял сейчас на рейде и пока еще не был испытан в открытом море буйством стихий, некий пробный путь он все же проделал и выдержал натиск бури, свидетельством чему была разыгравшаяся в Рейнеме Бейквелская комедия.
No augury could be hopefuller.	Она предвещала исполнение самых высоких надежд.
The Fates must indeed be hard, the Ordeal severe, the Destiny dark, that could destroy so bright a Spring!	В самом деле, до чего жестокой должна быть судьба, до чего суровым - испытание, до чего мрачным - предназначение, чтобы испортить такую радостную весну!
But, bright as it was, the baronet relaxed nothing of his vigilant supervision.	Впрочем, как ни радостна она была, баронет не позволял себе ни на минуту ослабить свою бдительную опеку.
He said to his intimates: "Every act, every fostered inclination, almost every thought, in this Blossoming Season, bears its seed for the Future.	- В каждом поступке, в каждой развивающейся склонности, едва ли не в каждой мысли, рожденных в пору цветения, - говорил он своим близким, - заложены семена грядущего.
The living Tree now requires incessant watchfulness."	За растущим деревом теперь приходится непрестанно наблюдать.

And, acting up to his light, Sir Austin did watch.	- И, следуя этому положению, сэр Остин действительно наблюдал.
The youth submitted to an examination every night before he sought his bed; professedly to give an account of his studies, but really to recapitulate his moral experiences of the day.	Мальчика подвергали проверке каждый вечер перед отходом ко сну; делалось это якобы для того, чтобы он отчитался в своих занятиях, на самом деле от него хотели узнать, чем обогатился за день его нравственный опыт.
He could do so, for he was pure.	Ему не стоило труда отчитаться, ибо помыслы его были чисты.
Any wildness in him that his father noted, any remoteness or richness of fancy in his expressions, was set down as incidental to the Blossoming Season.	Всякий порыв неистовства, который замечал в нем отец, всякий взлет его не знающей удержу фантазии считались характерными чертами поры цветения.
There is nothing like a theory for binding the wise.	Ничто так не сужает кругозор человека мудрого, как созданная им теория.
Sir Austin, despite his rigid watch and ward, knew less of his son than the servant of his household.	Как строго сэр Остин ни опекал мальчика и как пристально ни следил за каждым его шагом, сына своего он знал меньше, чем любой живущий у него в доме лакей.
And he was deaf, as well as blind.	И он был не только слеп, но и глух.
Adrian thought it his duty to tell him that the youth was consuming paper.	Адриен счел своим долгом сообщить ему, что юноша все время что-то пишет.
Lady Blandish likewise hinted at his mooning propensities.	Вместе с тем леди Блендиш в свою очередь намекала на его склонность предаваться мечтаниям.
Sir Austin from his lofty watch-tower of the System had foreseen it, he said.	Глядевший на сына с высокой сторожевой башни Системы, сэр Остин это предвидел - так он во всяком случае утверждал.
But when he came to hear that the youth was writing poetry, his wounded heart had its reasons for being much disturbed.	Но когда ему сообщили, что мальчик пишет стихи, известие это вызвало в его истерзанном сердце вполне обоснованную тревогу.
"Surely," said Lady Blandish, "you knew he scribbled?"	- Не может быть, чтобы вы не знали, - сказала леди Блендиш, - что он марает бумагу.
"A very different thing from writing poetry," said the baronet.	- Но это же совсем не то, что писать стихи, -ответил баронет.
"No Feverel has ever written poetry."	- Ни один из Феверелов никогда не писал стихов.
"I don't think it's a sign of degeneracy," the lady remarked.	- Не думаю, чтобы это свидетельствовало о вырождении, - заметила леди Блендиш.
"He rhymes very prettily to me."	- По мне, так это совсем не плохие стихи.
A London phrenologist, and a friendly Oxford Professor of poetry, quieted Sir Austin's fears.	Лондонский френолог и профессор Оксфордского университета, с которым сэр Остин был в дружбе, рассеяли опасения баронета.

The phrenologist said he was totally deficient in the imitative faculty; and the Professor, that he was equally so in the rhythmic, and instanced several consoling false quantities in the few effusions submitted to him.	Френолог установил, что мальчик начисто лишен способности к подражанию; профессор же заверил, что не лучше у него обстоит дело и с чувством ритма, и привел несколько утешительных тому примеров, обнаруженных им в тех немногих стихотворных опытах, которые были представлены ему на рассмотрение.
Added to this, Sir Austin told Lady Blandish that Richard had, at his best, done what no poet had ever been known to be capable of doing: he had, with his own hands, and in cold blood, committed his virgin manuscript to the flames: which made Lady Blandish sigh forth,	К тому же сэр Остин сообщил леди Блендиш, что Ричард, по счастью, сделал то, на что, как известно, ни один поэт еще не решался: собственными руками бросил свое только что созданное творение в огонь. На это леди Блендиш со вздохом сказала:
"Poor boy!"	- Бедный мальчик!
Killing one's darling child is a painful imposition.	Убивать любимое дитя - как это тяжело!
For a youth in his Blossoming Season, who fancies himself a poet, to be requested to destroy his first-born, without a reason (though to pretend a reason cogent enough to justify the request were a mockery), is a piece of abhorrent despotism, and Richard's blossoms withered under it.	Потребовать от юноши, находящегося в самом разгаре поры цветения, считающего себя поэтом, чтобы он уничтожил первое свое творение без всяких на то оснований (хотя думать, что для этого могут найтись какие-то основания, уже само по себе было бы издевательством), - неслыханный деспотизм; все, что успело к тому времени расцвести в сердце Ричарда, было растоптано и погибло.
A strange man had been introduced to him, who traversed and bisected his skull with sagacious stiff fingers, and crushed his soul while, in an infallible voice, declaring him the animal he was making him feel such an animal!	Его познакомили с каким-то странным человеком, который уверенными и жесткими пальцами принялся вдоль и поперек рассекать его черепную коробку и раздавил ему душу, безапелляционно объявил ему, что он животное, заставив его почувствовать себя таким вот животным!
Not only his blossoms withered, his being seemed to draw in its shoots and twigs.	Мало того, что увяли успевшие распуститься цветы, - все существо его, казалось, вобрало в себя выросшие было вокруг побеги и ветки.
And when, coupled thereunto (the strange man having departed, his work done), his father, in his tenderest manner, stated that it would give him pleasure to see those same precocious, utterly valueless, scribblings among the cinders, the last remaining mental blossoms spontaneously fell away.	И, когда потом они остались с отцом один на один (странный человек, сделав свое дело, уехал), нежно приласкав его - он это отлично умел, - сэр Остин объявил сыну, что ему хотелось бы видеть эти вот преждевременные, решительно ничего не значащие писания обращенными в пепел, и тогда последние из еще трепетавших в душе юноши лепестков сразу же облетели.
Richard's spirit stood bare.	Душа его оголилась.
He protested not.	Возражать Ричард не стал.
Enough that it could be wished!	Достаточно уже было, что от него этого захотели!
He would not delay a minute in doing it.	Он не станет медлить ни единой минуты.

Desiring his father to follow him, he went to a drawer in his room, and from a clean-linen recess, never suspected by Sir Austin, the secretive youth drew out bundle after bundle: each neatly tied, named, and numbered: and pitched them into flames.	Попросив отца пойти с ним, он повел его к себе в комнату и там, открыв один из ящиков шифоньера, где под чистым бельем у него был тайник, о котором сэр Остин и не подозревал, наш скрытный юноша принялся вытаскивать оттуда пачку за пачкой; каждая была тщательно перевязана, надписана и пронумерована; одну за другою он швырнул их в огонь.
And so Farewell my young Ambition! and with it farewell all true confidence between Father and Son.	Итак, простимся же с юным честолюбием! А вместе с ним простимся и с доверием, которое было между отцом и сыном.
CHAPTER XIII	ГЛАВА XIII Магнетический возраст
It was now, as Sir Austin had written it down, The Magnetic Age: the Age of violent attractions, when to hear mention of love is dangerous, and to see it, a communication of the disease.	Теперь наступил, - сэр Остин так это и записал, -магнетический возраст: возраст неистовых увлечений, когда услышать одно упоминание о любви становится опасным, а увидеть ее самое означает заразиться этим недугом.
People at Raynham were put on their guard by the baronet, and his reputation for wisdom was severely criticized in consequence of the injunctions he thought fit to issue through butler and housekeeper down to the lower household, for the preservation of his son from any visible symptom of the passion.	Все живущие в Рейнеме были на этот счет предупреждены баронетом, и мудрость его, которую все за ним признавали, подверглась жестокой переоценке, как только Люди узнали о том, к каким мерам воздействия он нашел возможным прибегнуть, распространив эти меры не только на дворецкого и экономку, но и на прочих слуг, и все это для того, чтобы сыну его нигде не случилось увидать ни малейшего проявления страсти.
A footman and two housemaids are believed to have been dismissed on the report of heavy Benson that they were in or inclining to the state; upon which an undercook and a dairymaid voluntarily threw up their places, averring that "they did not want no young men, but to have their sex spied after by an old wretch like that," indicating the ponderous butler, "was a little too much for a Christian woman," and then they were ungenerous enough to glance at Benson's well-known marital calamity, hinting that some men met their deserts.	Г оворили, что он даже рассчитал двух горничных и лакея из-за того, что, как ему доложил грузный Бенсон, они то ли поддались этому запретному чувству, то ли были близки к тому, чтобы поддаться. По этому случаю кухарка и доильщица сами попросили их рассчитать, заявив, что "не надо им никаких молодых парней, но терпеть, чтобы порядочных девушек выслеживал этот старый хрыч - имея в виду грузного дворецкого - это уж чересчур для сердца истой христианки". И тут они допустили нескромность: они позволили себе вспомнить о неудачной семейной жизни самого Бенсона и намекнуть на то, что иногда люди как-никак и получают по заслугам.
So intolerable did heavy Benson's espionage become, that Raynham would have grown depopulated of its womankind had not Adrian interfered, who pointed out to the baronet what a fearful arm his butler was wielding.	Соглядатайство Бенсона сделалось до того невыносимым, что Рейнем, может быть, вообще остался бы без женской прислуги, если бы в дело не вмешался Адриен, обративший внимание баронета на то, каким опасным оружием потрясает его дворецкий.
Sir Austin acknowledged it despondently.	Узнав об этом, сэр Остин помрачнел.
"It only shows," said he, with a fine spirit of justice, "how all but impossible it is to legislate where there are women!"	- Это лишний раз подтверждает, что с женщинами в доме невозможно соблюсти никакого порядка! -вразумительно и едко заметил он.

"I do not object," he added;	- Кстати, я ничего им не запрещаю, - добавил баронет.
"I hope I am too just to object to the exercise of their natural inclinations.	- Я думаю, что достаточно справедлив; я и не собираюсь заставлять их противиться своей природе.
All I ask from them is discreetness."	Все, о чем я прошу их, это быть сдержанными.
"Ay," said Adrian, whose discreetness was a marvel.	- Ах вот оно что! - воскликнул сам на удивление сдержанный Адриен.
"No gadding about in couples," continued the baronet, "no kissing in public.	- Чтобы они не бродили здесь парочками, -продолжал баронет, - чтобы не целовались на людях.
Such occurrences no boy should witness.	Такого бесстыдства ни один мальчик не должен видеть.
Whenever people of both sexes are thrown together, they will be silly; and where they are high-fed, uneducated, and barely occupied, it must be looked for as a matter of course.	Когда мужчина и женщина оказываются вместе, они глупеют; а когда они хорошо питаются, не получили никакого воспитания и мало заняты, это вполне естественно.
Let it be known that I only require discreetness."	Пусть же знают, что я требую только одного -сдержанности.
Discreetness, therefore, was instructed to reign at the Abbey.	В соответствии с этим сдержанности было предписано водвориться в Рейнеме.
Under Adrian's able tuition the fairest of its domestics acquired that virtue.	Под умелым попечительством Адриена даже наиболее хорошенькие служанки усвоили эту добродетель.
Discreetness, too, was enjoined to the upper household.	Равным образом проявлять сдержанность было предписано всем, жившим в доме.
Sir Austin, who had not previously appeared to notice the case of Lobourne's hopeless curate, now desired Mrs. Doria to interdict, or at least discourage, his visits, for the appearance of the man was that of an embodied sigh and groan.	Ранее не обращавший внимания на безнадежную влюбленность лобернского викария сэр Остин теперь потребовал, чтобы миссис Дорайя запретила ему бывать в Рейнеме или, по крайней мере, не поощряла его посещений, ибо человек этот только и делал, что вздыхал и томился в тоске.
"Really, Austin!" said Mrs. Doria, astonished to find her brother more awake than she had supposed, "I have never allowed him to hope."	- Право же, Остин, - воскликнула миссис Дорайя, пораженная тем, что брат ее оказался еще более подозрителен, чем она могла думать, - я ведь никогда не давала ему ни малейшего повода на что-то надеяться.
"Let him see it, then," replied the baronet; "let him see it."	- В таком случае пусть он это поймет, - ответил баронет, - пусть он это поймет.
"The man amuses me," said Mrs. Doria.	- Человек этот меня развлекает, - сказала миссис Дорайя.
"You know, we have few amusements here, we inferior creatures.	- Знаешь, у нас, у существ низшего порядка, здесь не так-то уж много развлечений.

I confess I should like a barrel-organ better; that reminds one of town and the opera; and besides, it plays more than one tune.	Должна признаться, слушать шарманку мне было бы, наверно, приятнее; она напомнила бы мне город и оперу; к тому же ведь она не будет играть все время одну и ту же мелодию.
However, since you think my society bad for him, let him stop away."	Но как бы там ни было, если ты находишь, что мое общество плохо на него действует, я готова его больше не принимать.
With the self-devotion of a woman she grew patient and sweet the moment her daughter Clare was spoken of, and the business of her life in view.	Терпеливой и кроткой, какою только может быть приучившая себя к самопожертвованию женщина, сделалась она, когда разговор зашел об ее дочери Кларе и связанной с нею цели ее жизни.
Mrs. Doria's maternal heart had betrothed the two cousins, Richard and Clare; had already beheld them espoused and fruitful.	Материнское сердце миссис Дорайи втайне помолвило уже кузена с кузиной, Ричарда с Кларой; воображение ее уже видело их мужем и женой и видело даже детей, которые должны были родиться от этого брака.
For this she yielded the pleasures of town; for this she immured herself at Raynham; for this she bore with a thousand follies, exactions, inconveniences, things abhorrent to her, and heaven knows what forms of torture and self-denial, which are smilingly endured by that greatest of voluntary martyrs-a mother with a daughter to marry.	Ради этого она отказалась от всех удовольствий городской жизни; ради этого добровольно заточила себя в стенах Рейнема; ради этого мирилась со всеми бесчисленными причудами, требованиями, неудобствами - со всем тем, что было ей отвратительно, и бог знает с какими формами муки и самоотречения, теми, что умеет переносить величайшая из добровольных мучениц - мать, у которой есть дочь на выданье.
Mrs. Doria, an amiable widow, had surely married but for her daughter Clare.	Если, будучи женщиной привлекательной и миловидной, вдова эта так и не вышла вторично замуж, то она не сделала этого из-за дочери своей Клары.
The lady's hair no woman could possess without feeling it her pride.	Такими пышными волосами, как у нее, любая женщина могла бы гордиться.
It was the daily theme of her lady's-maid,-a natural aureole to her head.	Не проходило и дня, чтобы горничная ее не возвращалась вновь и вновь к этому чуду - к окружавшему ее лицо естественному ореолу.
She was gay, witty, still physically youthful enough to claim a destiny; and she sacrificed it to accomplish her daughter's! sacrificed, as with heroic scissors, hair, wit, gaiety-let us not attempt to enumerate how much! more than may be said.	Это была женщина живая, остроумная, еще достаточно молодая, чтобы рассчитывать на успех у мужчин; и вот она пожертвовала собственным будущим для того, чтобы будущее было у ее дочери! Единым ударом она героически отсекла все - волосы, остроумие, веселость... не станем лучше перечислять, сколького она себя лишила! Этого все равно не расскажешь.
And she was only one of thousands; thousands who have no portion of the hero's reward; for he may reckon on applause, and condolence, and sympathy, and honour; they, poor slaves! must look for nothing but the opposition of their own sex and the sneers of ours.	А ведь она была всего лишь одною из тысяч; из тысяч тех, кому не достается ни толики от лавров героя; ведь это он может рассчитывать на рукоплескания, и на сочувствие, и на симпатию, и на честь; тогда как их, несчастных рабынь, ожидает только противодействие остальных женщин и насмешки мужчин.

O, Sir Austin! had you not been so blinded, what an Aphorism might have sprung from this point of observation!	О, сэр Остин! Если бы вы не были до такой степени ослеплены, то подумайте, какой афоризм мог бы вырасти из одного этого наблюдения!
Mrs. Doria was coolly told, between sister and brother, that during the Magnetic Age her daughter's presence at Raynham was undesirable.	Брат миссис Дорайи безучастно дал ей понять, что в магнетический период присутствие ее дочери в Рейнеме нежелательно.
Instead of nursing offence, her sole thought was the mountain of prejudice she had to contend against.	Она не обиделась, однако стала думать о том, какую гору предрассудков ей теперь придется одолевать.
She bowed, and said, Clare wanted sea-air-she had never quite recovered the shock of that dreadful night.	Прощаясь с ним, она сказала, что дочери ее необходимо дышать морским воздухом - она ведь еще до сих пор окончательно не оправилась от волнения, пережитого в ту ужасную ночь.
How long, Mrs. Doria wished to know, might the Peculiar Period be expected to last?	Миссис Дорайя поинтересовалась, как долго может длиться этот пресловутый период.
"That," said Sir Austin, "depends.	- Как сказать, - ответил сэр Остин.
A year, perhaps.	- Может быть, год.
He is entering on it.	Он же ведь еще только начинается.
I shall be most grieved to lose you, Helen.	Мне будет очень вас не хватать, Хелин.
Clare is now-how old?"	А сколько сейчас лет Кларе?
"Seventeen."	- Семнадцать.
"She is marriageable."	- Она уже невеста.
"Marriageable, Austin! at seventeen! don't name such a thing.	- Невеста? Да что ты, Остин! Это в семнадцать-то лет! Не говори мне таких слов.
My child shall not be robbed of her youth."	Я не хочу лишать мою дочь радостей девичества.
"Our women marry early, Helen."	- У нас в роду девушки рано выходят замуж, Хелин.
"My child shall not!"	- С моей дочерью этого не случится!
The baronet reflected a moment.	Баронет на минуту задумался.
He did not wish to lose his sister.	Ему действительно не хотелось расставаться с сестрой.
"As you are of that opinion, Helen," said he, "perhaps we may still make arrangements to retain you with us.	- Если ты держишься такого мнения, Хелин, -сказал он, - то, может быть, мы все же что-то предпримем, чтобы ты пожила у нас.
Would you think it advisable to send Clare-she should know discipline-to some establishment for a few months?"	Не думаешь ли ты, что неплохо было бы определить ее - это приучило бы ее к дисциплине - на несколько месяцев в какое-нибудь закрытое учебное заведение?
"To an asylum, Austin?" cried Mrs. Doria, controlling her indignation as well as she could.	- В приют, Остин? - вскричала миссис Дорайя, всеми силами стараясь совладать с охватившим ее негодованием.
"To some select superior seminary, Helen.	- В какой-нибудь из лучших институтов для благородных девиц, Хелин.

There are such to be found."	Такие существуют.
"Austin!" Mrs. Doria exclaimed, and had to fight with a moisture in her eyes.	- Остин, - воскликнула миссис Дорайя, и на глазах у нее заблестели слезы, которым она не хотела дать воли.
"Unjust! absurd!" she murmured.	- До чего же это несправедливо! До чего нелепо! -прошептала она.
The baronet thought it a natural proposition that Clare should be a bride or a schoolgirl.	Баронет же, со своей стороны, считал вполне естественным, чтобы Клара сделалась либо невестой, либо институткой.
"I cannot leave my child." Mrs. Doria trembled.	- Я не могу покинуть мое дитя, - миссис Дорайя вся задрожала.
"Where she goes, I go.	- Где будет она, там буду и я.
I am aware that she is only one of our sex, and therefore of no value to the world, but she is my child.	Я прекрасно понимаю, что, коль скоро она родилась женщиной, для человечества она ничего не значит, но ведь это же мое дитя.
I will see, poor dear, that you have no cause to complain of her."	Я послежу за тем, чтобы бедная девочка ничем не навлекла на себя твоего недовольства.
"I thought," Sir Austin remarked, "that you acquiesced in my views with regard to my son."	- А я-то думал, что ты согласна с моими взглядами касательно моего сына, - заметил сэр Остин.
"Yes-generally," said Mrs. Doria, and felt culpable that she had not before, and could not then, tell her brother that he had set up an Idol in his house-an Idol of flesh! more retributive and abominable than wood or brass or gold.	- Вообще-то говоря, да, - ответила миссис Дорайя и не могла простить себе, что ни раньше, ни теперь не решилась сказать брату, что он сотворил себе в доме идола, идола из плоти и крови! Идола, более отвратительного и страшного, чем те, что из дерева, золота или меди.
But she had bowed to the Idol too long-she had too entirely bound herself to gain her project by subserviency.	Но она слишком долго поклонялась этому идолу сама - она слишком категорично убедила себя, что, только раболепствуя перед ним, она может достичь своей цели.
She had, and she dimly perceived it, committed a greater fault in tactics, in teaching her daughter to bow to the Idol also.	Хоть и смутно, она начинала уже замечать, что совершила еще большую тактическую ошибку тем, что научила поклоняться этому идолу и свою дочь.
Love of that kind Richard took for tribute.	Такого рода любовь принималась Ричардом как нечто должное.
He was indifferent to Clare's soft eyes.	Светившаяся в глазах Клары ласка оставляла его равнодушным.
The parting kiss he gave her was ready and cold as his father could desire.	Когда он простился с нею, поцелуй его был именно таким, каким хотелось бы его отцу -сухим и холодным.

Sir Austin now grew eloquent to him in laudation of manly pursuits: but Richard thought his eloquence barren, his attempts at companionship awkward, and all manly pursuits and aims, life itself, vain and worthless.	Г оворя с сыном, сэр Остин красноречиво прославлял теперь все, чем пристало заниматься мужчинам; однако Ричарду красноречие это казалось скучным, все попытки стать с ним на дружескую ногу - неуклюжими, а мужские занятия и устремления, да и сама жизнь - чем-то ненужным и пустым.
To what end? sighed the blossomless youth, and cried aloud, as soon as he was relieved of his father's society, what was the good of anything?	"Зачем все это?" - вздыхал разочаровавшийся юноша и всякий раз, уходя от отца, спрашивал себя, какой смысл поступать так или иначе.
Whatever he did-whichever path he selected, led back to Raynham.	Что бы он ни делал, какую бы стезю ни выбирал, все неизменно возвращало его в Рейнем.
And whatever he did, however wretched and wayward he showed himself, only confirmed Sir Austin more and more in the truth of his previsions.	И что бы он ни делал, какими бы своенравными и дурными ни становились его поступки - все только еще больше убеждало сэра Остина в том, что предсказания его были верны.
Tom Bakewell, now the youth's groom, had to give the baronet a report of his young master's proceedings, in common with Adrian, and while there was no harm to tell, Tom spoke out.	Том Бейквел, которого Ричард теперь нанял себе в лакеи, обязан был сообщать баронету, равно как и Адриен, обо всем, что делает его молодой господин, и в тех случаях, когда это не могло повлечь за собою дурных последствий для Ричарда, Том действительно говорил все как было.
"He do ride like fire every day to Pig's Snout," naming the highest hill in the neighbourhood, "and stand there and stare, never movin', like a mad 'un.	- Каждый день он что есть мочи скачет на Пигс Снаут, - говорил Том, - это был самый высокий из соседних холмов, - и встанет там, и смотрит, и смотрит, а сам не шевельнется, ровно чумной.
And then hoam agin all slack as if he'd been beaten in a race by somebody."	А там - опять домой, и тащится едва-едва, так, будто его там побили.
"There is no woman in that!" mused the baronet.	"Никакая женщина тут не замешана! - думал баронет.
"He would have ridden back as hard as he went," reflected this profound scientific humanist, "had there been a woman in it.	- Он бы ведь тогда и домой скакал так же быстро, как туда, - заключал глубокомысленный сердцевед, - если бы здесь была замешана женщина.
He would shun vast expanses, and seek shade, concealment, solitude.	Он стал бы избегать больших пространств, он искал бы тени, уединения, тишины.
The desire for distances betokens emptiness and undirected hunger: when the heart is possessed by an image we fly to wood and forest, like the guilty."	Стремление к просторам говорит о душевной пустоте и о беспредметной жажде: когда нами овладевает любимый образ, хочется мчаться вперед и, как вору, укрыться где-нибудь в лесной чаще".
Adrian's report accused his pupil of an extraordinary access of cynicism.	Адриен в очередном донесении обвинил своего ученика в неистово проявившемся вдруг цинизме.
"Exactly," said the baronet. "As I foresaw.	- Этого следовало ожидать, - сказал баронет, - все это я предвидел.
At this period an insatiate appetite is accompanied by a fastidious palate.	В этот период необузданный аппетит сочетается с привередливым вкусом.

Nothing but the quintessences of existence, and those in exhaustless supplies, will satisfy this craving, which is not to be satisfied!	Только лучшее из лучшего и притом без каких-либо ограничений утолит этот голод. А по сути дела его утолить нельзя.
Hence his bitterness.	Отсюда и вся горечь.
Life can furnish no food fitting for him.	Жизнь не в состоянии предоставить ему подходящую пищу.
The strength and purity of his energies have reached to an almost divine height, and roam through the Inane.	Заложенные в нем начала силой своей и чистотой достигают едва ли не божественных высей и бродят там, окруженные необъятным пространством.
Poetry, love, and such-like, are the drugs earth has to offer to high natures, as she offers to low ones debauchery.	Поэзия, любовь и тому подобное - все это лекарства, которые земля может предложить возвышенным натурам, тогда как натурам низменным она предлагает распутство.
'Tis a sign, this sourness, that he is subject to none of the empiricisms that are afloat.	Горечь эта - знак того, что тот утилитаризм, который сейчас в воздухе, не властен над ним.
Now to keep him clear of them!"	И надо, чтобы он его не коснулся!
The Titans had an easier task in storming Olympus.	Перед титанами, которым предстояло приступом взять Олимп, стояла, должно быть, менее трудная задача.
As yet, however, it could not be said that Sir Austin's System had failed.	Пока, во всяком случае, никак нельзя было сказать, что Система сэра Остина потерпела фиаско.
On the contrary, it had reared a youth, handsome, intelligent, well-bred, and, observed the ladies, with acute emphasis, innocent.	Напротив, она возвышала юношу, он был статен, умен, воспитан и, как многозначительно замечали дамы, неиспорчен.
Where, they asked, was such another young man to be found?	- Где вы найдете еще другого такого? -спрашивали они.
"Oh!" said Lady Blandish to Sir Austin, "if men could give their hands to women unsoiled-how different would many a marriage be!	- Ах, если бы, - сказала, обращаясь к сэру Остину, леди Блендиш, - если бы мужчины не были испорчены перед тем, как соединить свою судьбу с женщиной, насколько иначе выглядели бы многие браки!
She will be a happy girl who calls Richard husband."	Счастлива будет та девушка, которая сможет назвать Ричарда своим мужем.
"Happy, indeed!" was the baronet's caustic ejaculation.	- Да, она будет счастлива! - воскликнул язвительный баронет.
"But where shall I meet one equal to him, and his match?"	- Но где же мне найти невесту, что была бы достойна моего сына?
"I was innocent when I was a girl," said the lady.	- Я, например, была не испорчена в мои девические годы, - заметила его собеседница.
Sir Austin bowed a reserved opinion.	Сэр Остин только поклонился: на этот счет у него было особое мнение.
"Do you think no girls innocent?"	- По-вашему, что же, невинных девушек не бывает?

Sir Austin gallantly thought them all so.	Сэр Остин любезно заявил, что девушка не может не быть невинной.
"No, that you know they are not," said the lady, stamping. "But they are more innocent than boys, I am sure."	- Ну уж нет, вы отлично знаете, что это не так, -сказала леди Блендиш, топнув ножкой, - и тем не менее я все же уверена, что они менее испорчены, чем юноши.
"Because of their education, madam.	- Это потому, что их так воспитали, сударыня.
You see now what a youth can be.	Теперь вот вы видите, как много значит для юноши воспитание.
Perhaps, when my System is published, or rather-to speak more humbly-when it is practised, the balance may be restored, and we shall have virtuous young men."	Может статься, когда моя Система увидит свет, или же - выразимся скромнее - когда она найдет себе применение, равновесие восстановится, и наши юноши будут высоконравственными.
"It's too late for poor me to hope for a husband from one of them," said the lady, pouting and laughing.	- Мне уже поздно надеяться, что один из них станет моим мужем, - ответила леди Блендиш и, надув губки, рассмеялась.
"It is never too late for beauty to waken love," returned the baronet, and they trifled a little.	- Для женщины красивой никогда не бывает поздно пробудить в мужчине любовь, - возразил баронет, и оба они немного по этому поводу пошутили.
They were approaching Daphne's Bower, which they entered, and sat there to taste the coolness of a descending midsummer day.	Они приближались к Приюту Дафны; потом зашли внутрь и сидели там, наслаждаясь прохладой летнего вечера.
The baronet seemed in a humour for dignified fooling; the lady for serious converse.	Баронет был, по всей видимости, в шутливом настроении, в то время как собеседницу его влекло к серьезному разговору.
"I shall believe again in Arthur's knights," she said.	- Я буду снова верить в рыцарей короля Артура, -сказала она.
"When I was a girl I dreamed of one."	- Когда я была девочкой, я о таком мечтала.
"And he was in quest of the San Greal?"	- И что же, рыцарь этот странствовал в поисках Святого Грааля?
"If you like."	- Если хотите, да.
"And showed his good taste by turning aside for the more tangible San Blandish?"	- И выказал хороший вкус, свернув в сторону ради более реальной святой Блендиш?
"Of course you consider it would have been so," sighed the lady, ruffling.	- Конечно же, вы ведь даже не в состоянии представить себе, что все могло сложиться иначе,- вздохнула леди Блендиш, начиная раздражаться.
"I can only judge by our generation," said Sir Austin, with a bend of homage.	- Я могу судить только по нашему поколению, -сказал сэр Остин, почтительно склонив голову.
The lady gathered her mouth.	Леди Блендиш поджала губки.
"Either we are very mighty or you are very weak."	- То ли мы, женщины, обладаем большим могуществом, то ли вы, мужчины, очень слабы.
"Both, madam."	- И то и другое, сударыня.

"But whatever we are, and if we are bad, bad! we love virtue, and truth, and lofty souls, in men: and, when we meet those qualities in them, we are constant, and would die for them-die for them.	- Но каковы бы мы ни были - пусть даже мы гадкие, да, гадкие! - мы любим в мужчинах и прямоту, и силу, и душевное благородство, и когда мы встречаем в них эти качества, мы бываем верны и готовы умереть за них... да, умереть.
Ah! you know men but not women."	Но что там говорить! Мужчин вы знаете, а женщин нет.
"The knights possessing such distinctions must be young, I presume?" said Sir Austin.	- Наделенные такими достоинствами рыцари, смею заметить, должны быть людьми молодыми, не так ли? - спросил сэр Остин.
"Old, or young!"	- Старыми или молодыми, все равно!
"But if old, they are scarce capable of enterprise?"	- Но если они стары, то вряд ли они будут способны на подвиг?
"They are loved for themselves, not for their deeds."	- Любят их такими, какие они есть, а не их деяния.
"Ah!"	- Ах, вот оно что!
"Yes-ah!" said the lady.	- Да, вот оно что, - сказала леди.
"Intellect may subdue women-make slaves of them; and they worship beauty perhaps as much as you do.	- Разумом можно подчинить женщин, сделать их рабынями; что же касается красоты, то они поклоняются ей, пожалуй, не меньше, чем вы.
But they only love for ever and are mated when they meet a noble nature."	Но чтобы полюбить и выйти замуж, они должны повстречать человека благородного.
Sir Austin looked at her wistfully.	Сэр Остин задумчиво на нее посмотрел.
"And did you encounter the knight of your dream?"	- И вам, что же, встретился в жизни рыцарь, о каком вы мечтали?
"Not then." She lowered her eyelids.	- В ту пору нет, - она опустила глаза.
It was prettily done.	Все было разыграно как по нотам.
"And how did you bear the disappointment?"	- И как же вы перенесли постигшее вас разочарование?
"My dream was in the nursery.	- Я мечтала о ребенке.
The day my frock was lengthened to a gown I stood at the altar.	В тот самый день, когда на меня надели длинное платье, я пошла к алтарю.
I am not the only girl that has been made a woman in a day, and given to an ogre instead of a true knight."	Я не единственная девушка, которая за один день сделалась женщиной и отдала себя живоглоту, вместо того чтобы ждать настоящего рыцаря.
"Good God!" exclaimed Sir Austin, "women have much to bear."	- Боже милосердный! - воскликнул сэр Остин. -Сколько тягот достается на долю женщин!
Here the couple changed characters.	Тут они поменялись ролями.
The lady became gay as the baronet grew earnest.	Леди повеселела, меж тем как баронет сделался серьезным.
"You know it is our lot," she said.	- Видите ли, такова наша доля, - сказала она.
"And we are allowed many amusements.	- И у нас есть свои развлечения.

If we fulfil our duty in producing children, that, like our virtue, is its own reward.	Если мы исполняем свой долг - производим на свет детей, то это, как и сама наша добродетель, за все нас вознаграждает сполна.
Then, as a widow, I have wonderful privileges."	К тому же, как у вдовы, у меня есть поразительные преимущества.
"To preserve which, you remain a widow?"	- И чтобы сохранить их, вы решили остаться вдовой?
"Certainly," she responded. "I have no trouble now in patching and piecing that rag the world calls-a character.	- Ну конечно, - ответила она, - мне не приходится заботиться о том, чтобы латать и сшивать из кусков ту тряпку, которая в свете зовется репутацией.
I can sit at your feet every day unquestioned.	Я могу сидеть целыми днями у ваших ног, и до этого никому нет дела.
To be sure, others do the same, but they are female eccentrics, and have cast off the rag altogether."	Разумеется, и другие поступают так же, но то -женщины эксцентричные, они эту тряпку выкинули вон.
Sir Austin drew nearer to her.	Сэр Остин придвинулся к ней ближе.
"You would have made an admirable mother, madam."	- Из вас вышла бы замечательная мать, сударыня.
This from Sir Austin was very like positive wooing.	В устах сэра Остина слова эти означали, что он действительно ухаживает за нею.
"It is," he continued, "ten thousand pities that you are not one."	- Какая жалость, - продолжал он, - что вы ею не стали.
"Do you think so?" She spoke with humility.	- Вы так думаете? - спросила она смиренно.
"I would," he went on, "that heaven had given you a daughter."	- Мне бы хотелось, - снова заговорил он, - чтобы у вас была дочь.
"Would you have thought her worthy of Richard?"	- Вы что, сочли бы ее достойной Ричарда?
"Our blood, madam, should have been one!"	- Наши крови, сударыня, тогда бы слились воедино!
The lady tapped her toe with her parasol.	Леди стукнула зонтиком по носку.
"But I am a mother," she said.	- Но я ведь уже мать, - сказала она.
"Richard is my son.	- Ричард - это мой сын.
Yes!	Да!
Richard is my boy," she reiterated.	Ричард - это мой мальчик, - повторила она.
Sir Austin most graciously appended, "Call him ours, madam," and held his head as if to catch the word from her lips, which, however, she chose to refuse, or defer.	- Зовите его нашим сыном, сударыня, - любезно добавил сэр Остин и наклонил голову, готовясь услышать из ее уст слово, которое она, однако, решила то ли вообще не произносить, то ли отложить до другого раза.
They made the coloured West a common point for their eyes, and then Sir Austin said:	Взгляды их устремились на догоравший закат, и тогда сэр Остин сказал:
"As you will not say 'ours,' let me.	- Если вы не хотите произнести слово "наш", то я это сделаю сам.

And, as you have therefore an equal claim on the boy, I will confide to you a project I have lately conceived."	И коль скоро у вас есть, как и у меня, притязания на Ричарда, то я хочу рассказать вам, какой замысел у меня недавно возник.
The announcement of a project hardly savoured of a coming proposal, but for Sir Austin to confide one to a woman was almost tantamount to a declaration.	В том, что было рассказано о пресловутом замысле, при всем желании нельзя было уловить и тени предложения. Однако оказать женщине доверие для сэра Остина само по себе уже было равносильно тому, чтобы ей это предложение сделать.
So Lady Blandish thought, and so said her soft, deep-eyed smile, as she perused the ground while listening to the project.	Так думала леди Блендиш, и об этом говорила ее мягкая проникновенная улыбка, когда, слушая эти слова, она потупила взор.
It concerned Richard's nuptials.	Речь шла о женитьбе Ричарда.
He was now nearly eighteen.	Ему было уже около восемнадцати лет.
He was to marry when he was five-and-twenty.	Жениться он должен будет тогда, когда ему исполнится двадцать пять.
Meantime a young lady, some years his junior, was to be sought for in the homes of England, who would be every way fitted by education, instincts, and blood-on each of which qualifications Sir Austin unreservedly enlarged-to espouse so perfect a youth and accept the honourable duty of assisting in the perpetuation of the Feverels.	За это время надлежит подыскать для него в одном из английских семейств молодую девушку на несколько лет моложе его, которая составит во всех отношениях подходящую для него партию -имелось в виду воспитание, натура, благородная кровь (о каждом из этих качеств сэр Остин распространялся превыше меры), для того чтобы она могла стать женою столь совершенного во всех отношениях юноши и принять на себя почетную обязанность участвовать в продолжении рода Феверелов.
The baronet went on to say that he proposed to set forth immediately, and devote a couple of months, to the first essay in his Coelebite search.	Далее баронет сказал, что собирается незамедлительно приступить к делу и посвятить первой попытке этих матримониальных поисков по крайней мере месяца два.
"I fear," said Lady Blandish, when the project had been fully unfolded, "you have laid down for yourself a difficult task.	- Боюсь, - сказала леди Блендиш, когда проект этот оказался развернутым перед нею во всей своей полноте, - что вы поставили себе нелегкую задачу.
You must not be too exacting."	Вам не следует быть чересчур требовательным.
"I know it."	- Я это знаю.
The baronet's shake of the head was piteous.	- Баронет покачал головой, и вид его в эту минуту вызывал жалость.
"Even in England she will be rare.	- Даже в Англии такую девушку будет очень трудно найти.
But I confine myself to no class.	Но я же ведь не ставлю никаких сословных ограничений.
If I ask for blood it is for untainted, not what you call high blood.	Говоря о крови, я имею в виду незапятнанную, а отнюдь не ту, что вы называете голубою кровью.

I believe many of the middle classes are frequently more careful-more pure-blooded-than our aristocracy.	Мне думается, что многие семьи среднего сословия нередко проявляют больше заботы о детях, да и оказываются более чистокровными, нежели наше дворянство.
Show me among them a God-fearing family who educate their children-I should prefer a girl without brothers and sisters-as a Christian damsel should be educated-say, on the model of my son, and she may be penniless, I will pledge her to Richard Feverel."	Укажите мне одну из таких вот богобоязненных семей, в которой подрастает дочь - я предпочел бы, чтобы у нее не было ни сестер, ни братьев, -которую родители воспитывают так, как надлежит воспитывать истинную христианку, ну, скажем, так, как воспитываю сына я, и пусть у нее не будет ни гроша, я готов буду обручить ее с Ричардом Феверелом.
Lady Blandish bit her lip.	Леди Блендиш закусила губу.
"And what do you do with Richard while you are absent on this expedition?"	- А что будет с Ричардом, когда вы отправитесь на эти поиски?
"Oh!" said the baronet, "he accompanies his father."	- Как что? Он поедет вместе с отцом, - сказал баронет.
"Then give it up.	- В таком случае, откажитесь от этой затеи.
His future bride is now pinafored and bread-and-buttery.	Его будущая невеста сейчас еще девочка и ходит в передничке.
She romps, she cries, she dreams of play and pudding.	Она возится у себя в детской, плачет; в голове у нее мысли только о том, чтобы поиграть в куклы и поесть пудинга.
How can he care for her?	Как такая девочка может ему понравиться?
He thinks more at his age of old women like me.	В его годы он больше думает о Женщинах старше себя, моего возраста.
He will be certain to kick against her, and destroy your plan, believe me, Sir Austin."	Можете не сомневаться, он отвергнет эту избранницу, и ваш план не будет осуществлен, верьте мне, сэр Остин.
"Ay? ay? do you think that?" said the baronet.	- Что вы! Что вы! Неужели вы в самом деле так думаете? - воскликнул баронет.
Lady Blandish gave him a multitude of reasons.	Леди Блендиш привела ему множество доводов.
"Ay! true," he muttered. "Adrian said the same.	- Да, вы правы, - пробормотал он, - Адриен тоже это говорит.
He must not see her.	Он не должен ее видеть.
How could I think of it!	Как такое только могло прийти мне в голову.
The child is naked woman.	Увидеть ее девочкой - все равно, что увидеть ее обнаженной.
He would despise her.	Он начнет презирать ее.
Naturally!"	Конечно же это так!
"Naturally!" echoed the lady.	- Ну конечно, - повторила леди Блендиш.
"Then, madam," and the baronet rose, "there is one thing for me to determine upon.	- В таком случае, сударыня, - баронет привстал, -остается только одно, и надо на это решиться.

I must, for the first time in his life, leave him."	Впервые за всю его жизнь мы должны будем с ним на это время расстаться.
"Will you, indeed?" said the lady.	- А вы в самом деле способны это сделать? -спросила леди.
"It is my duty, having thus brought him up, to see that he is properly mated,-not wrecked upon the quicksands of marriage, as a youth so delicately trained might be; more easily than another!	- Это моя обязанность - после того как я его воспитал, проследить за тем, чтобы он нашел себе достойную спутницу жизни, чтобы он не увяз в зыбучих песках супружества, как то может случиться с такой тонкой натурой, как у него, скорее, чем с какой-нибудь другой!
Betrothed, he will be safe from a thousand snares.	Помолвка убережет его от множества искушений.
I may, I think, leave him for a term.	На какое-то время, мне думается, я все-таки смогу с ним расстаться.
My precautions have saved him from the temptations of his season."	Принятые мною меры предосторожности до сих пор ограждали его от соблазнов, которым подвергаются его сверстники.
"And under whose charge will you leave him?" Lady Blandish inquired.	- На чье же попечение вы его оставите? - спросила леди Блендиш.
She had emerged from the temple, and stood beside Sir Austin on the upper steps, under a clear summer twilight.	Она вышла из храма и стояла теперь рядом с сэром Остином на верхних ступеньках, освещенная прозрачными предвечерними лучами.
"Madam!" he took her hand, and his voice was gallant and tender, "under whose but yours?"	- Сударыня! - он взял ее за руку, и голос его сделался вкрадчивым и нежным. - На чье же, как не на ваше?
As the baronet said this, he bent above her hand, and raised it to his lips.	Сказав это, баронет нагнулся к ее руке и поднес ее к губам.
Lady Blandish felt that she had been wooed and asked in wedlock.	Леди Блендиш поняла, что все это неспроста и что ей сделано предложение.
She did not withdraw her hand.	Она не отдернула руку.
The baronet's salute was flatteringly reverent.	Ей был приятен этот почтительный поцелуй.
He deliberated over it, as one going through a grave ceremony.	Запечатлел он его продуманно, словно совершая нечто торжественное и важное.
And he, the scorner of women, had chosen her for his homage!	Он, этот женоненавистник, оказал ей великое доверие!
Lady Blandish forgot that she had taken some trouble to arrive at it.	Леди Блендиш успела уже забыть, что ей все же стоило труда этого добиться.
She received the exquisite compliment in all its unique honey-sweet: for in love we must deserve nothing or the fine bloom of fruition is gone.	Она вкушала услышанные только что слова во всей их неповторимой сладости: дары любви должны доставаться незаслуженно, иначе все очарование исчезает.
The lady's hand was still in durance, and the baronet had not recovered from his profound inclination, when a noise from the neighbouring beechwood startled the two actors in this courtly pantomime.	Рука леди Блендиш все еще пребывала в этом сладостном плену, а баронет все еще стоял склоненным, когда донесшийся откуда-то из буковой рощи шорох привел в чувство обоих участников этой исполненной галантности пантомимы.

They turned their heads, and beheld the hope of Raynham on horseback surveying the scene.	Они повернули головы и увидели перед собою наследника Рейнема. Сидя верхом на лошади, он взирал на представшую его глазам сцену.
The next moment he had galloped away.	Он тут же ускакал прочь.
CHAPTER XIV	ГЛАВА XIV Притяжение
All night Richard tossed on his bed with his heart in a rapid canter, and his brain bestriding it, traversing the rich untasted world, and the great Realm of Mystery, from which he was now restrained no longer.	Всю ночь напролет Ричард ворочался с боку на бок в постели; сердце его неслось вскачь, а рассудок старался обуздать этот бег по богатому, еще неизведанному миру и по огромному царству тайны, к которому он начинал приобщаться.
Months he had wandered about the gates of the Bonnet, wondering, sighing, knocking at them, and getting neither admittance nor answer.	Долгие месяцы бродил он у ворот, за которыми пытался что-то узнать, вздыхал, стучался в них - и ему так и не удалось ни проникнуть внутрь, ни добиться ответа.
He had the key now.	И вот сейчас ключ у него в руках.
His own father had given it to him.	Собственный отец неожиданно раскрыл ему на все глаза.
His heart was a lightning steed, and bore him on and on over limitless regions bathed in superhuman beauty and strangeness, where cavaliers and ladies leaned whispering upon close green swards, and knights and ladies cast a splendour upon savage forests, and tilts and tourneys were held in golden courts lit to a glorious day by ladies' eyes, one pair of which, dimly visioned, constantly distinguishable, followed him through the boskage and dwelt upon him in the press, beaming while he bent above a hand glittering white and fragrant as the frosted blossom of a May night.	Сердце, точно взмыленный конь, несло его все дальше и дальше по безбрежным просторам, овеянным странной сверхчеловеческой красотой; туда, где рыцари и дамы склонялись, что-то шепча, над зеленым дерном, где кольчуги всадников и яркие платья сверкали в лесных чащах, где турниры и поединки разыгрывались на блистающих золотом площадках, озаренных сиянием женских глаз, и где пара таких вот глаз словно из-за дымки светила ему и неотступно следовала за ним сквозь заросли и притягивала к себе, когда он склонялся над рукою, белой и благоуханной, точно лепесток, тронутый морозом в майскую ночь.
Awhile the heart would pause and flutter to a shock: he was in the act of consummating all earthly bliss by pressing his lips to the small white hand.	На мгновение сердце его останавливалось и трепетало перед новым толчком: он вбирал в себя все земное блаженство, прижимая губы к маленькой белой руке.
Only to do that, and die! cried the Magnetic Youth: to fling the Jewel of Life into that one cup and drink it off!	"Только это одно, а там можно и умереть!" -вскричал магнетический юноша: бросить жемчужину жизни в эту чашу и выпить ее до дна!
He was intoxicated by anticipation.	Одна мысль об этом его опьяняла.
For that he was born.	Ради этого он родился.
There was, then, some end in existence, something to live for! to kiss a woman's hand, and die!	Значит, у него есть цель жизни, есть ради чего жить на свете! Поцеловать женскую руку и умереть!
He would leap from the couch, and rush to pen and paper to relieve his swarming sensations.	Он соскочил с постели и схватился за перо и бумагу, чтобы освободиться от кипевших в нем чувств.

Scarce was he seated when the pen was dashed aside, the paper sent flying with the exclamation, "Have I not sworn I would never write again?"	Но не успел он сесть, как уже отшвырнул от себя перо, как в сторону полетела бумага. - Разве я не поклялся, что никогда больше не стану писать? - вскричал он.
Sir Austin had shut that safety-valve.	Сэр Остин лишил его этой спасительной отдушины.
The nonsense that was in the youth might have poured harmlessly out, and its urgency for ebullition was so great that he was repeatedly oblivious of his oath, and found himself seated under the lamp in the act of composition before pride could speak a word.	Томившее юношу сумасбродство могло легко найти себе выход, а оно так вскипало, так безудержно стремилось излиться, что он то и дело забывал о данной им клятве, снова садился за стол и при свете лампы писал и писал, прежде чем гордость его могла вымолвить свое слово.
Possibly the pride even of Richard Feverel had been swamped if the act of composition were easy at such a time, and a single idea could stand clearly foremost; but myriads were demanding the first place; chaotic hosts, like ranks of stormy billows, pressed impetuously for expression, and despair of reducing them to form, quite as much as pride, to which it pleased him to refer his incapacity, threw down the powerless pen, and sent him panting to his outstretched length and another headlong career through the rosy-girdled land.	Может быть, даже гордость Ричарда Феверела была бы начисто сметена, если бы в эту пору строки сами лились и если бы какая-то одна мысль возобладала над всем; но мыслей было великое множество, и каждая рвалась вперед; беспорядочные полчища их клокотали, словно бушующие волны, теснились, требуя, чтобы он как-то выразил их, и отчаяние от невозможности найти для них форму, наравне с гордостью, на которую ему угодно было ссылаться, чтобы неуменье свое оправдать, вырывало у него из рук обессилевшее перо; истерзанный, он кидался снова на свое ложе и опять уносился вскачь по розовеющей широкой долине.
Toward morning the madness of the fever abated somewhat, and he went forth into the air.	К утру эта жестокая лихорадка немного улеглась, и он вышел на воздух.
A lamp was still burning in his father's room, and Richard thought, as he looked up, that he saw the ever-vigilant head on the watch.	В спальне его отца все еще горел свет, и, когда Ричард поднял глаза, ему показалось, что в окне мелькнула голова его неусыпного стража.
Instantly the lamp was extinguished, the window stood cold against the hues of dawn.	В ту же минуту лампа потухла и окно зазияло мраком, в то время как напротив, на горизонте загоралась заря.
Strong pulling is an excellent medical remedy for certain classes of fever.	Усиленная гребля - отличное средство от иных форм и видов лихорадки.
Richard took to it instinctively.	Ричард инстинктивно к нему прибегнул.
The clear fresh water, burnished with sunrise, sparkled against his arrowy prow; the soft deep shadows curled smiling away from his gliding keel.	Золотящиеся под лучами утреннего солнца прозрачные воды реки сверкали, когда их стремительно рассекала лодка; глубокие мягкие тени причудливо извивались и исчезали, скользя за кормой.
Overhead solitary morning unfolded itself, from blossom to bud, from bud to flower; still, delicious changes of light and colour, to whose influences he was heedless as he shot under willows and aspens, and across sheets of river-reaches, pure mirrors to the upper glory, himself the sole tenant of the stream.	Вокруг расцветало тихое утро - от ростка к бутону, от бутона - к цветку; пленительной была смена красок, игра света и тени, а меж тем он не замечал ничего вокруг, проплывая под сенью ив и осин по речному простору, где, как в зеркале, отражалось сияющее небо, и был единственным властелином этой реки.

Somewhere at the founts of the world lay the land he was rowing toward; something of its shadowed lights might be discerned here and there.	Где-то у самых истоков мира лежала страна, в направлении которой он греб; то там, то тут вспыхивали подчас ее едва различимые огни.
It was not a dream, now he knew.	Теперь он уже знал, что это не сон.
There was a secret abroad.	Все вокруг было овеяно тайной.
The woods were full of it; the waters rolled with it, and the winds.	Этой тайны были полны леса; это она катила воды и управляла ветрами.
Oh, why could not one in these days do some high knightly deed which should draw down ladies' eyes from their heaven, as in the days of Arthur!	Ах, почему в наше время человеку не дано совершить высокий рыцарский подвиг, на который со своих небесных высот устремились бы взгляды дам, как то бывало во времена короля Артура!
To such a meaning breathed the unconscious sighs of the youth, when he had pulled through his first feverish energy.	Вот что означали безотчетные вздохи юноши, когда он ощутил первый лихорадочный порыв вспыхнувших в нем жизненных сил.
He was off Bursley, and had lapsed a little into that musing quietude which follows strenuous exercise, when he heard a hail and his own name called.	Он миновал Берсли и успел уже немного окунуться в ту умиротворенность раздумья, которая приходит после физических усилий, как вдруг услыхал, что его окликают по имени.
It was no lady, no fairy, but young Ralph Morton, an irruption of miserable masculine prose.	Нет, это была не дама, не фея, а - юный Ралф Мортон, вместе с которым в этот мир вторгалась ненавистная ему проза жизни.
Heartily wishing him abed with the rest of mankind, Richard rowed in and jumped ashore.	Мысленно посылая его, как и все человечество, к чертям, Ричард подгреб к берегу и выскочил из лодки.
Ralph immediately seized his arm, saying that he desired earnestly to have a talk with him, and dragged the Magnetic Youth from his water-dreams, up and down the wet mown grass.	Ралф сразу же взял его за плечи, сказал, что ему надо поговорить с ним об одном важном деле, и, оторвав магнетического юношу от роившихся в его голове видений, стал водить его по мокрой скошенной траве.
That he had to say seemed to be difficult of utterance, and Richard, though he barely listened, soon had enough of his old rival's gladness at seeing him, and exhibited signs of impatience; whereat Ralph, as one who branches into matter somewhat foreign to his mind, but of great human interest and importance, put the question to him:	Должно быть, ему все же нелегко было подыскать нужные слова, и Ричарду, хоть он и почти не слушал их, очень скоро надоели услышанные от его давнего соперника излияния радости по поводу их встречи, и он начал проявлять признаки нетерпения; тогда Ралф, как человек, который заводит речь о предмете, мало ему знакомом, но убежден в его исключительной важности для всего человечества, спросил:
"I say, what woman's name do you like best?"	- Скажи, какое женское имя больше всего тебе нравится?
"I don't know any," quoth Richard, indifferently.	- Право же, не знаю, - безучастно сказал Ричард.
"Why are you out so early?"	- А чего это ты поднялся в такую рань?
In answer to this, Ralph suggested that the name of Mary might be considered a pretty name.	В ответ на это Ралф заметил, что Мери - славное имя.

Richard agreed that it might be; the housekeeper at Raynham, half the women cooks, and all the housemaids enjoyed that name; the name of Mary was equivalent for women at home.	Ричард не стал с ним спорить; так ведь зовут экономку в Рейнеме; добрая половина их горничных и кухарок носят то же имя; Мери - это все равно, что служанка.
"Yes, I know," said Ralph. "We have lots of Marys.	- Да, знаю, - сказал Ралф, - у нас множество всяких Мери.
It's so common.	Самое обыкновенное имя.
Oh!	Нет!
I don't like Mary best.	Мери это не то.
What do you think?"	А как тебе, например, нравится Люси?
Richard thought it just like another.	Ричард нашел, что это имя нисколько не лучше.
"Do you know," Ralph continued, throwing off the mask and plunging into the subject, "I'd do anything on earth for some names-one or two.	- Знаешь что, - продолжал Ралф, решив говорить без обиняков и прямо перейти к делу, - есть имена, за которые я, верно, отдал бы все на свете -таких только одно или два.
It's not Mary, nor Lucy.	Это не Мери и не Люси.
Clarinda's pretty, but it's like a novel.	Кларинда - имя, вообще-то говоря, неплохое, но его встречаешь только в романах.
Claribel, I like.	Вот Кларибел мне нравится.
Names beginning with	Самые лучшие имена это те, что начинаются с
' Cl' I prefer.	"Кл".
The	Все
'Cl's' are always gentle and lovely girls you would die for!	"Кл" это непременно милые и красивые девочки, за которых хочется отдать жизнь!
Don't you think so?"	Не правда ли?
Richard had never been acquainted with any of them to inspire that emotion.	Ричард никогда не знал ни одной такой девушки, что могла бы вызвать в нем подобные чувства.
Indeed these urgent appeals to his fancy in feminine names at five o'clock in the morning slightly surprised him, though he was but half awake to the outer world.	Право же, столь настойчивые расспросы касательно его пристрастий к женским именам да еще в пять часов утра несколько изумили его, хоть он и не совсем еще пробудился от грез.
By degrees he perceived that Ralph was changed.	Приглядываясь к Ралфу, он заметил в нем перемену.
Instead of the lusty boisterous boy, his rival in manly sciences, who spoke straightforwardly and acted up to his speech, here was an abashed and blush-persecuted youth, who sued piteously for a friendly ear wherein to pour the one idea possessing him.	Наместо пышущего здоровьем жизнелюбца, соперника его в разных состязаниях, которого всегда отличала прямота и у которого слово не расходилось с делом, перед ним стоял робкий, то и дело краснеющий юноша, жалостно искавший наперсника, которому он мог бы излить свои чувства.

Gradually, too, Richard apprehended that Ralph likewise was on the frontiers of the Realm of Mystery, perhaps further toward it than he himself was; and then, as by a sympathetic stroke, was revealed to him the wonderful beauty and depth of meaning in feminine names.	Вместе с тем Ричард постепенно стал замечать, что Ралф, как и он сам, находится на пороге царства тайны и, может быть, даже углубился в это царство дальше, чем он сам; и тут он сразу проникся к нему сочувствием, и каким-то чудом ему открылись вся удивительная красота и глубокий смысл, вложенный в это перечисление женских имен.
The theme appeared novel and delicious, fitted to the season and the hour.	Он ощутил и новизну, и очарование самого предмета их разговора, как нельзя более подходившего и к этой поре года, и к раннему утру.
But the hardship was, that Richard could choose none from the number; all were the same to him; he loved them all.	Но вся трудность заключалась в том, что сам Ричард не мог выбрать ни одного женского имени: для него между ними не было никакой разницы; ему нравились все.
"Don't you really prefer the 'Cl's'?" said Ralph, persuasively.	- Скажи, а неужели тебе не милее всего те, что начинаются на "Кл"? - настойчиво вопрошал Ралф.
"Not better than the names ending in 'a' and 'y,' Richard replied, wishing he could, for Ralph was evidently ahead of him.	- Они нисколько не лучше, чем те, что кончаются на "я" и на "и", - ответил Ричард, которому хотелось бы и самому иметь любимые имена, ибо Ралф, по всей видимости, опередил его и в этом.
"Come under these trees," said Ralph.	- Давай посидим тут в тени, - предложил Ралф.
And under the trees Ralph unbosomed. His name was down for the army: Eton was quitted for ever.	И когда они уселись на берегу под сенью деревьев, соперник его излил ему душу.
In a few months he would have to join his regiment, and before he left he must say goodbye to his friends....	Еще несколько месяцев, и он должен будет прибыть в свой полк, а перед тем как уехать он хочет проститься с друзьями... Не может ли Ричард дать ему адрес миссис Фори?
Would Richard tell him Mrs. Forey's address? he had heard she was somewhere by the sea.	Он слышал, что она сейчас где-то на морском побережье.
Richard did not remember the address, but said he would willingly take charge of any letter and forward it.	Адреса тетки Ричард не помнил, но сказал, что берется передать ей любое письмо.
Ralph dived his hand into his pocket.	Ралф стал шарить в кармане.
"Here it is.	- Вот оно.
But don't let anybody see it."	Но смотри, чтобы никто не увидел.
"My aunt's name is not Clare," said Richard, perusing what was composed of the exterior formula.	- Тетку мою зовут вовсе не Клара, - сказал Ричард, вглядываясь в то, что было написано на конверте.
"You've addressed it to Clare herself."	- Ты что, адресуешь его самой Кларе?
That was plain to see.	Сомневаться в этом не приходилось.
"Emmeline Clementina Matilda Laura, Countess Blandish," Richard continued in a low tone, transferring the names, and playing on the musical strings they were to him.	"Эммелина Клементина Матильда Лаура, графиня Блендиш", - вполголоса Ричард продолжал перечислять все эти имена, упиваясь их благозвучием.

Then he said: "Names of ladies!	- Женские имена! - воскликнул он.
How they sweeten their names!"	- Как они у них мелодично звучат!
He fixed his eyes on Ralph.	Он впился взглядом в Ралфа.
If he discovered anything further he said nothing, but bade the good fellow good-bye, jumped into his boat, and pulled down the tide.	Если даже он и обнаружил что-то еще, он ничего не сказал и, попрощавшись с ним, вскочил в лодку и поплыл вниз по течению.
The moment Ralph was hidden by an abutment of the banks, Richard perused the address.	Не успел Ралф скрыться за поворотом, как Ричард принялся читать написанные на конверте имена.
For the first time it struck him that his cousin Clare was a very charming creature: he remembered the look of her eyes, and especially the last reproachful glance she gave him at parting.	Впервые в жизни ему пришло в голову, что кузина его Клара в самом деле очень красива; он вспомнил ее взгляды и особенно тот, последний, когда они расставались: в нем был упрек.
What business had Ralph to write to her?	Чего это ради Ралфу вздумалось ей писать?
Did she not belong to Richard Feverel?	Разве она не принадлежит ему, Ричарду Феверелу?
He read the words again and again: Clare Doria Forey.	Вновь и вновь перечитывал он все те же слова: Кларе Дорайе Фори.
Why, Clare was the name he liked best-nay, he loved it.	Ну конечно же, имя Клара нравится ему, Ричарду, больше всех остальных, он его просто любит.
Doria, too-she shared his own name with him.	Да и Дорайя тоже - он-то сам тоже ведь носит это имя.
Away went his heart, not at a canter now, at a gallop, as one who sights the quarry.	Сердце его застучало, теперь это уже не был прежний кентер, это был галоп, которым несутся, когда впереди мелькнула добыча.
He felt too weak to pull.	Он почувствовал, что совсем ослабел и не может грести.
Clare Doria Forey-oh, perfect melody!	Клара Дорайя Фори - о, как это дивно звучит!
Sliding with the tide, he heard it fluting in the bosom of the hills.	В то время, как он скользил вниз по течению, ему слышались звуки флейты, доносившиеся с прибрежных холмов.
When nature has made us ripe for love, it seldom occurs that the Fates are behindhand in furnishing a temple for the flame.	Когда мы созрели для любви, судьба тотчас же воздвигает храм, где будет гореть ее пламя.
Above green-flashing plunges of a weir, and shaken by the thunder below, lilies, golden and white, were swaying at anchor among the reeds.	У самой запруды, над грохотавшим потоком среди зеленых водорослей качались желтые и белые лилии.
Meadow-sweet hung from the banks thick with weed and trailing bramble, and there also hung a daughter of earth.	Над густо заросшим камышом и ползучею куманикой берегом склонялись кусты медуницы, и - склонялась фигура девушки.
Her face was shaded by a broad straw hat with a flexible brim that left her lips and chin in the sun, and, sometimes nodding, sent forth a light of promising eyes.	Большая соломенная шляпа роняла тень на ее лицо; слегка отогнутые поля этой шляпы оставляли губы ее и подбородок незащищенными от солнца, и, когда она наклонялась, можно было на мгновение уловить блеск ее голубых глаз.

Across her shoulders, and behind, flowed large loose curls, brown in shadow, almost golden where the ray touched them.	Пышные длинные локоны ниспадали ей на плечи и на спину; темно-русые в тени и золотившиеся там, где их касался луч солнца.
She was simply dressed, befitting decency and the season.	Одета она была просто и скромно.
On a closer inspection you might see that her lips were stained. This blooming young person was regaling on dewberries. They grew between the bank and the water.	Вглядевшись пристальнее в ее лицо, можно было заметить, что губы у нее почернели. Она рвала ежевику, кусты которой росли у самой воды.
Apparently she found the fruit abundant, for her hand was making pretty progress to her mouth.	Ягод, как видно, было великое множество - рука ее то и дело направлялась ко рту.
Fastidious youth, which revolts at woman plumping her exquisite proportions on bread-and-butter, and would (we must suppose) joyfully have her scraggy to have her poetical, can hardly object to dewberries.	Даже самый привередливый юноша, который возмущается тем, что женщина полная теряет изящество свое от слишком обильной еды и, надо думать, был бы рад видеть ее более худощавой и тем самым более поэтичной, - и тот вряд ли станет возражать против ежевики.
Indeed the act of eating them is dainty and induces musing.	В самом деле, ведь поедать эту ягоду с куста -огромное наслаждение, навевающее сладостные мечты.
The dewberry is a sister to the lotus, and an innocent sister.	Ежевика - родная сестра лотоса, и в ней самой есть девическая невинность.
You eat: mouth, eye, and hand are occupied, and the undrugged mind free to roam.	Вы едите ее: рот, глаза и руки заняты, а ум свободен.
And so it was with the damsel who knelt there.	Так было и с молодою девушкой, стоявшей там на коленях.
The little skylark went up above her, all song, to the smooth southern cloud lying along the blue: from a dewy copse dark over her nodding hat the blackbird fluted, calling to her with thrice mellow note: the kingfisher flashed emerald out of green osiers: a bow-winged heron travelled aloft, seeking solitude a boat slipped toward her, containing a dreamy youth; and still she plucked the fruit, and ate, and mused, as if no fairy prince were invading her territories, and as if she wished not for one, or knew not her wishes.	Маленький жаворонок вспорхнул над нею, заливаясь песнею, и улетел к растянувшейся по небу тучке; откуда-то из обрызганных росою зарослей, прямо над ее склоненною шляпой, просвиристел черный дрозд: полились нежные, мелодичные и, казалось, обращенные к ней звуки; изумрудное оперение зимородка блеснуло из-за зеленеющих ив; круглокрылая цапля улетела вдаль, ища уединения; скользившая вниз по реке лодка приближалась, а вместе с этою лодкой приближался и погруженный в мечты юноша; она же по-прежнему рвала и рвала ягоды и лакомилась ими - и сама предавалась мечтам так, будто поблизости никакого сказочного принца не было и в помине, как будто ей этого вовсе и не хотелось, или просто она не знала, чего ей хочется.
Surrounded by the green shaven meadows, the pastoral summer buzz, the weir-fall's thundering white, amid the breath and beauty of wild flowers, she was a bit of lovely human life in a fair setting; a terrible attraction.	Среди этих с кошенных зеленых лугов, где жужжали шмели и неумолчно грохотал поток, овеянная дыханием полевых цветов, душистых и пышных, она являла собою частицу прелестной человеческой жизни, заключенную в удивительную оправу и обладавшую огромной притягательной силой.

The Magnetic Youth leaned round to note his proximity to the weir-piles, and beheld the sweet vision.	Магнетический юноша повернул голову -посмотреть, далеко ли еще осталось плыть до плотины, - и тут взгляду его предстало это видение.
Stiller and stiller grew nature, as at the meeting of two electric clouds.	Природа вокруг притихла. Казалось, в небе вот-вот встретятся две грозовые тучи и грянет гром.
Her posture was so graceful, that though he was making straight for the weir, he dared not dip a scull.	В позе девушки было столько грации, что хоть его и уносило прямо к плотине, он не взялся за весло.
Just then one enticing dewberry caught her eyes.	Как раз в эту минуту внимание девушки было привлечено какой-то особенно сочной ягодой.
He was floating by unheeded, and saw that her hand stretched low, and could not gather what it sought.	Он проскользнул незамеченным и тут увидел, что руке ее никак не дотянуться до цели.
A stroke from his right brought him beside her.	Сильный удар правым веслом, и он очутился возле нее.
The damsel glanced up dismayed, and her whole shape trembled over the brink.	В испуге взглянула на него незнакомка и покачнулась.
Richard sprang from his boat into the water.	Ричард сразу кинулся в воду.
Pressing a hand beneath her foot, which she had thrust against the crumbling wet sides of the bank to save herself, he enabled her to recover her balance, and gain safe earth, whither he followed her.	Он успел подставить руку под ногу девушки, которая, сделав неосторожный шаг, начала было уже сползать вниз по рыхлому склону, и помог ей удержаться на кусочке твердой земли, куда вслед за нею выбрался и он сам.
CHAPTER XV	ГЛАВА XV Фердинанд и Миранда
He had landed on an island of the still-vexed Bermoothes.	Он высадился на одном из Бермудских островов.
The world lay wrecked behind him: Raynham hung in mists, remote, a phantom to the vivid reality of this white hand which had drawn him thither away thousands of leagues in an eye-twinkle.	Оставленный им мир погиб; Рейнем был где-то далеко, он канул в тумане; он сделался призраком, а реальный мир воплотился в этой белой руке, что за одно мгновение увела его на тысячи миль оттуда.
Hark, how Ariel sang overhead! What splendour in the heavens!	Чу, как над головой у него поет Ариэль!
What marvels of beauty about his enchanted brows!	Как сверкают над ним небеса!
And, O you wonder!	И, о диво!
Fair Flame! by whose light the glories of being are now first seen....Radiant Miranda!	Волшебное пламя, при свете которого мир предстает нам в изначальном своем величии... Лучезарная Миранда!
Prince Ferdinand is at your feet.	Принц Фердинанд у твоих ног.
Or is it Adam, his rib taken from his side in sleep, and thus transformed, to make him behold his Paradise, and lose it?...	Или это Адам, у которого во сне вынули ребро и преобразили его так, что он изведал рай, а потом его потерял?..
The youth looked on her with as glowing an eye.	Юноша смотрел на нее таким же горящим взором.
It was the First Woman to him.	Это была Первая Женщина, на которую он обратил свой взгляд.

And she-mankind was all Caliban to her, saving this one princely youth.	Для нее же все человечество было Калибаном, кроме этого единственного юноши, похожего на принца из сказки.
So to each other said their changing eyes in the moment they stood together; he pale, and she blushing.	Вот что говорили их блестевшие взоры, когда они стояли так друг против друга; он - бледный, она -зардевшаяся румянцем.
She was indeed sweetly fair, and would have been held fair among rival damsels.	Она в самом деле была удивительно хороша, и ее соперницам пришлось бы это признать.
On a magic shore, and to a youth educated by a System, strung like an arrow drawn to the head, he, it might be guessed, could fly fast and far with her.	Легко было догадаться, что здесь, на этом волшебном берегу, юноша, воспитанный по Системе и пораженный теперь пущенной ему прямо в голову стрелой, готов был сразу же умчаться с нею невесть куда.
The soft rose in her cheeks, the clearness of her eyes, bore witness to the body's virtue; and health and happy blood were in her bearing.	Нежный румянец, лучистые ясные глаза - на всем облике ее лежала печать здоровья.
Had she stood before Sir Austin among rival damsels, that Scientific Humanist, for the consummation of his System, would have thrown her the handkerchief for his son.	Если бы она предстала перед сэром Остином среди своих соперниц, то не приходится сомневаться, что ученый гуманист, для того чтобы подтвердить безошибочность своей Системы, выбирая сыну невесту, пальму первенства отдал бы именно ей.
The wide summer-hat, nodding over her forehead to her brows, seemed to flow with the flowing heavy curls, and those fire-threaded mellow curls, only half-curls, waves of hair call them, rippling at the ends, went like a sunny red-veined torrent down her back almost to her waist: a glorious vision to the youth, who embraced it as a flower of beauty, and read not a feature.	Широкополая соломенная шляпа, надвинутая прямо на брови, казалось, струилась сама вслед за струящимися тяжелыми локонами, а сами эти шелковистые локоны, вернее волны волос, концы которых вились, ниспадали пронизанным красными солнечными прожилками потоком ей на спину; юноша был ослеплен этим чудом красоты, вглядеться в нее пристальнее он был не в силах.
There were curious features of colour in her face for him to have read.	А черты все и краски были таковы, что в них следовало бы вглядеться.
Her brows, thick and brownish against a soft skin showing the action of the blood, met in the bend of a bow, extending to the temples long and levename = "note" you saw that she was fashioned to peruse the sights of earth, and by the pliability of her brows that the wonderful creature used her faculty, and was not going to be a statue to the gazer.	Ее густые темно-русые брови выделялись на нежной розовой коже лица; одним концом дуги их сходились у переносицы, а другим - ровною линией тянулись к вискам; видно было, что она создана для того, чтобы непрестанно вникать во все земное, а гибкая линия бровей говорила о том, что эта удивительная девушка пользуется своей способностью и не обращается в статую для того, кому случится бросить на нее взгляд.
Under the dark thick brows an arch of lashes shot out, giving a wealth of darkness to the full frank blue eyes, a mystery of meaning-more than brain was ever meant to fathom: richer, henceforth, than all mortal wisdom to Prince Ferdinand.	Из-под густых темных бровей выступали своды ресниц, погружая в глубокий мрак ее чистые голубые глаза - ни один человеческий разум не мог бы постичь, какие мысли они скрывают; в глубинах этих для принца Фердинанда таилось больше богатств, чем во всей земной мудрости.

For when nature turns artist, and produces contrasts of colour on a fair face, where is the Sage, or what the Oracle, shall match the depth of its lightest look?	Ведь когда природа выступает в роли художника и создает игру красок на и без того красивом лице, то какой мудрец и какой провидец может сравняться по глубине с ее самым беглым наброском?
Prince Ferdinand was also fair.	Принц Фердинанд был тоже хорош собою.
In his slim boating-attire his figure looked heroic.	В плотно облегавшей его тело легкой одежде он имел очень мужественный вид.
His hair, rising from the parting to the right of his forehead, in what his admiring Lady Blandish called his plume, fell away slanting silkily to the temples across the nearly imperceptible upward curve of his brows there-felt more than seen, so slight it was-and gave to his profile a bold beauty, to which his bashful, breathless air was a flattering charm.	Волосы его, пышно вздымаясь по правую сторону от пробора и образуя то, что, восхищаясь им, леди Блендиш называла его оперением, плавно и нежно клонились к вискам наперерез почти неуловимому в этом месте изгибу бровей - его скорее можно было угадать, нежели увидеть, так он был тонок, - и придавали его профилю дерзкую красоту, которая особенно выигрывала от того, что он был взволнован и в то же время смущен.
An arrow drawn to the head, capable of flying fast and far with her!	Пронзенный пущенною в него стрелой, он теперь готов был лететь вместе с нею в любую даль!
He leaned a little forward, drinking her in with all his eyes, and young Love has a thousand.	Он слегка подался вперед, пожирая ее всем множеством своих глаз, ведь первая любовь бывает тысячеглазой.
Then truly the System triumphed, just ere it was to fall; and could Sir Austin have been content to draw the arrow to the head, and let it fly, when it would fly, he might have pointed to his son again, and said to the world,	И тут Система поистине восторжествовала - как раз перед тем, как потерпеть поражение; и если бы сэр Остин только выпустил эту стрелу и дал ей лететь, куда захочется, он мог бы поставить сына еще раз в пример и сказать всему миру:
"Match him!"	"Сравняйтесь с ним!"
Such keen bliss as the youth had in the sight of her, an innocent youth alone has powers of soul in him to experience.	Ведь только у того, кто молод и неискушен, открывается столько душевных сил, чтобы со всей остротою ощутить счастье - так, как юноша ощутил его в этот миг.
"O Women!" says The Pilgrim's Scrip, in one of its solitary outbursts,	"О женщины! - гласит "Котомка пилигрима" в одном из своих одиноких излияний.
"Women, who like, and will have for hero, a rake! how soon are you not to learn that you have taken bankrupts to your bosoms, and that the putrescent gold that attracted you is the slime of the Lake of Sin!"	- Женщины, которым нравится негодяй и которые делают из него героя! Сколько должно еще пройти времени, прежде чем вы поймете, что пригрели у себя на груди несостоятельного должника и что блеск золота, который вас привлекал, исходит от гнили, от ила, устилающего озеро греха".
If these two were Ferdinand and Miranda, Sir Austin was not Prospero, and was not present, or their fates might have been different.	Если эти двое были Фердинандом и Мирандой, то сэр Остин не был Просперо; он и вообще-то не появился на сцене. Появись он тогда, судьбы их могли бы сложиться иначе.
So they stood a moment, changing eyes, and then Miranda spoke, and they came down to earth, feeling no less in heaven.	Так они несколько мгновений стояли, глядя друг на друга, после чего Миранда заговорила, и они спустились на землю, продолжая ощущать себя парящими в небе.

She spoke to thank him for his aid.	Она нарушила молчание, чтобы поблагодарить его за то, что он ей помог.
She used quite common simple words; and used them, no doubt, to express a common simple meaning: but to him she was uttering magic, casting spells, and the effect they had on him was manifested in the incoherence of his replies, which were too foolish to be chronicled.	Это были совсем простые обыденные слова; и она вкладывала в них простой обыденный смысл, но для него они звучали, как магические заклинания, сила их была так велика, что ответы его сделались бессвязны и приводить их здесь было бы просто нелепо.
The couple were again mute.	Оба снова погрузились в молчание.
Suddenly Miranda, with an exclamation of anguish, and innumerable lights and shadows playing over her lovely face, clapped her hands, crying aloud,	Вдруг Миранда, в то время как на ее прелестном личике все еще продолжалась игра светотени, всплеснула руками и вскричала:
"My book! my book!" and ran to the bank.	- Книга моя! Книга! - и кинулась к берегу.
Prince Ferdinand was at her side.	Принц Фердинанд стоял рядом.
"What have you lost?" he said.	- Вы что-то потеряли? - спросил он.
"My book!" she answered, her delicious curls swinging across her shoulders to the stream.	- Книгу! - ответила она; ее чудесные локоны перекинулись через плечи и повисли прямо над водой.
Then turning to him,	Потом она повернулась к нему:
"Oh, no, no! let me entreat you not to," she said;	- Нет, нет! Умоляю вас, не ищите ее! -воскликнула она.
"I do not so very much mind losing it."	- Не такая уж это беда.
And in her eagerness to restrain him she unconsciously laid her gentle hand upon his arm, and took the force of motion out of him.	- И стараясь всеми силами удержать его от этих поисков, она невольно коснулась рукою его плеча; от этого прикосновения он замер.
"Indeed, I do not really care for the silly book," she continued, withdrawing her hand quickly, and reddening.	- Право же, не так уж нужна мне эта глупая книжонка, - продолжала она, стремительно отдернув руку и покраснев.
"Pray, do not!"	- Пожалуйста, не ищите ее!
The young gentleman had kicked off his shoes.	Молодой человек меж тем уже скинул башмаки.
No sooner was the spell of contact broken than he jumped in.	И как только чары, вызванные ее прикосновением, рассеялись, он спрыгнул в речку.
The water was still troubled and discoloured by his introductory adventure, and, though he ducked his head with the spirit of a dabchick, the book was missing.	Вода в ней все еще оставалась взбаламученной от только что учиненного им вторжения, и, хоть он и кинулся туда с быстротою молнии, книги на месте не оказалось.
A scrap of paper floating from the bramble just above the water, and looking as if fire had caught its edges and it had flown from one adverse element to the other, was all he could lay hold of; and he returned to land disconsolately, to hear Miranda's murmured mixing of thanks and pretty expostulations.	Единственное, что он подобрал, был слетевший с куста куманики и плававший на поверхности воды клочок бумаги; выглядел он так, как будто края его обгорели, и, спасаясь от одной стихии, он сделался добычей другой. Когда раздосадованный юноша вылез на берег, он услыхал из уст Миранды слова смущенной благодарности и - протеста.

"Let me try again," he said.	- Попытаюсь еще раз, - сказал он.
"No, indeed!" she replied, and used the awful threat: "I will run away if you do," which effectually restrained him.	- Нет, не смейте больше! - взмолилась она и прибегла к ужасной угрозе: - Если только вы это сделаете, я убегу сию же минуту! - Слова эти возымели свое действие.
Her eye fell on the fire-stained scrap of paper, and brightened, as she cried,	Взгляд девушки упал на обгоревший клочок бумаги, и глаза ее просияли.
"There, there! you have what I want.	- Вот он, вот он, вы нашли как раз то, что надо.
It is that.	Именно это.
I do not care for the book.	Бог с ней, с книгой.
No, please!	Нет, нельзя!
You are not to look at it.	Вы не должны это видеть.
Give it me."	Отдайте!
Before her playfully imperative injunction was fairly spoken, Richard had glanced at the document and discovered a Griffin between two Wheatsheaves: his crest in silver: and below-O wonderment immense! his own handwriting!	Но прежде чем она сделала это шутливое, но решительное распоряжение, Ричард успел бросить взгляд на листок и обнаружил на нем изображение грифона между двумя колосьями пшеницы; его серебряный шлем, и под ним - о диво дивное! - его собственный почерк.
He handed it to her.	Он протянул ей листок.
She took it, and put it in her bosom.	Она взяла его и спрятала у себя на груди.
Who would have thought, that, where all else perished, Odes, Idyls, Lines, Stanzas, this one Sonnet to the stars should be miraculously reserved for such a starry fate-passing beatitude!	Кто бы мог подумать, что в то время как все остальное погибло - оды, идиллии, строки, стансы, - этот единственный, обращенный к звездам сонет каким-то чудом уцелел, чтобы явиться к нему в этот звездный час, в эту минуту мимолетного счастья!
As they walked silently across the meadow, Richard strove to remember the hour and the mood of mind in which he had composed the notable production.	В то время как они молча шли по лугу, Ричард силился вспомнить, когда и в каком настроении он писал это свое примечательное творение.
The stars were invoked, as seeing and foreseeing all, to tell him where then his love reclined, and so forth; Hesper was complacent enough to do so, and described her in a couplet- "Through sunset's amber see me shining fair, As her blue eyes shine through her golden hair."	Он призывал тогда звезды, которые все видят и все предвидят, поведать ему, какою будет вспыхнувшая в сердце любовь, и вопрошал еще о многом другом; Вечерняя Звезда снизошла тогда к его мольбе и описала избранницу его сердца такими словами: Как узрел ты меня сквозь янтари заката, Тех глаз голубизна блеснет сквозь кудрей злато.
And surely no words could be more prophetic. Here were two blue eyes and golden hair; and by some strange chance, that appeared like the working of a divine finger, she had become the possessor of the prophecy, she that was to fulfil it!	И, право же, слова эти оказались поистине пророческими, тут были голубые глаза и златые кудри; и, по странной случайности, в которой нельзя было не увидеть божьего перста, эти пророческие строки попали в руки девушки, которой надлежало это пророчество исполнить!
The youth was too charged with emotion to speak.	Он был слишком взволнован для того, чтобы говорить.

Doubtless the damsel had less to think of, or had some trifling burden on her conscience, for she seemed to grow embarrassed.	Можно не сомневаться, что в голове у девушки таких мыслей не было. А может быть, ее тяготило нечто совсем иное, но видно было, что она смущена.
At last she drew up her chin to look at her companion under the nodding brim of her hat (and the action gave her a charmingly freakish air), crying,	Наконец она вскинула голову, чтобы взглянуть на своего собеседника из-под надвинутой на лоб шляпы (и от этого порыва в ее лице появился какой-то прелестный задор).
"But where are you going to?	- Куда же вы собрались? - вскричала она.
You are wet through.	- Вы же промокли насквозь.
Let me thank you again; and, pray, leave me, and go home and change instantly."	Позвольте мне еще раз поблагодарить вас и, пожалуйста, уходите скорее, ступайте домой и немедленно переоденьтесь.
"Wet?" replied the magnetic muser, with a voice of tender interest; "not more than one foot, I hope.	- Промок насквозь? - произнес магнетический мечтатель, и в его вкрадчивом голосе звучало недоумение. - Да нет же, я промочил, должно быть, только одну ногу.
I will leave you while you dry your stockings in the sun."	Я отойду в сторону, пока вы будете сушить на солнце чулки.
At this she could not withhold a shy laugh.	Девушка не смогла удержаться от приглушенного смеха.
"Not I, but you.	- Не я, а вы.
You would try to get that silly book for me, and you are dripping wet.	Это ведь вы пытались вызволить эту злосчастную книжонку и вымокли до нитки.
Are you not very uncomfortable?"	Вам же это должно быть неприятно.
In all sincerity he assured her that he was not.	От всей души он заверил ее, что ничего неприятного в этом нет.
"And you really do not feel that you are wet?"	- Так что же, вы, значит, даже не почувствовали, что промокли?
He really did not: and it was a fact that he spoke truth.	Он в самом деле этого не почувствовал; и слова его были истинной правдой.
She pursed her dewberry mouth in the most comical way, and her blue eyes lightened laughter out of the half-closed lids.	Она очень смешно поджала свои вымазанные ежевикой губки, и в ее слегка прищуренных голубых глазах блеснула улыбка.
"I cannot help it," she said, her mouth opening, and sounding harmonious bells of laughter in his ears.	- Ничего не могу с собой поделать, - сказала она и, открыв рот, на этот раз уже звонко рассмеялась.
"Pardon me, won't you?"	- Вы меня простите, не правда ли?
His face took the same soft smiling curves in admiration of her.	На его восхищенном лице появилось тоже что-то похожее на улыбку.
"Not to feel that you have been in the water, the very moment after!" she musically interjected, seeing she was excused.	- Как! Только что вылезти из воды и не чувствовать, что промок! - нараспев сказала она, видя, что он ее уже простил.

"It's true," he said; and his own gravity then touched him to join a duet with her, which made them no longer feel strangers, and did the work of a month of intimacy.	- Да, - сказал он; и тут его собственная серьезность отступила, а когда он заговорил с нею, они уже больше не были чужими друг другу, и минута эта сблизила их так, словно за плечами у них был целый месяц таких встреч.
Better than sentiment, laughter opens the breast to love; opens the whole breast to his full quiver, instead of a corner here and there for a solitary arrow.	Смех лучше самых нежных слов открывает сердце наше для любви; не какой-нибудь уголок его для одинокой стрелы, а все его целиком - для всех стрел, что в колчане.
Hail the occasion propitious, O British young! and laugh and treat love as an honest God, and dabble not with the sentimental rouge.	Так не упускай же счастливый случай, о юный бритт! И смейся вволю, и веди себя с любовью, как с настоящим богом, и не потакай чувствительному притворству.
These two laughed, and the souls of each cried out to other,	Те, о ком здесь идет речь, смеялись, и души их кричали друг другу:
"It is I it is I."	"Это я, это я".
They laughed and forgot the cause of their laughter, and the sun dried his light river clothing, and they strolled toward the blackbird's copse, and stood near a stile in sight of the foam of the weir and the many-coloured rings of eddies streaming forth from it.	Они засмеялись и забыли, чему смеются, а тем временем легкая одежда юноши высохла на солнце, и они углубились в рощицу и остановились возле воды, любуясь клочьями белой пены и переливающимся всеми цветами радуги клокочущим потоком.
Richard's boat, meanwhile, had contrived to shoot the weir, and was swinging, bottom upward, broadside with the current down the rapid backwater.	Меж тем лодка Ричарда все же ударилась о плотину и теперь, перевернувшись вверх дном, качалась на воде, уносимая быстрым противотечением.
"Will you let it go?" said the damsel, eying it curiously.	- Как, вы бросили ее? - спросила девушка, недоуменно глядя на лодку.
"It can't be stopped," he replied, and could have added:	- Ее больше уже не удержишь, - ответил Ричард и мог бы еще добавить:
"What do I care for it now!"	"Да и на что мне она теперь!"
His old life was whirled away with it, dead, drowned.	Вся его прежняя жизнь уносилась теперь вместе с этой лодкой; она окончилась, она канула в этот клокотавший поток.
His new life was with her, alive, divine.	С этой минуты для него началась новая жизнь -овеянная присутствием девушки, радостная и светлая.
She flapped low the brim of her hat.	Она низко опустила поля шляпы.
"You must really not come any farther," she softly said.	- Право, вы не должны идти со мной дальше, -тихо сказала она.
"And will you go, and not tell me who you are?" he asked, growing bold as the fears of losing her came across him.	- Так что же, вы уйдете и так и не скажете мне, кто вы? - спросил он, становясь смелее оттого, что его вдруг обуял страх ее потерять.
"And will you not tell me before you go"-his face burned-"how you came by that-that paper?"	- И неужели, перед тем как уйти, вы не скажете мне, как к вам попала эта бумажка?
She chose to select the easier question for answer:	Из двух вопросов она выбрала более легкий.

"You ought to know me; we have been introduced."	- Вы ж должны меня знать: нас с вами когда-то знакомили.
Sweet was her winning off-hand affability.	В простодушии, с каким она это сказала, было что-то подкупающее.
"Then who, in heaven's name, are you?	- Тогда ради всего святого скажите, кто вы такая?
Tell me!	Умоляю вас!
I never could have forgotten you."	Я никак не мог вас забыть.
"You have, I think," she said.	- А все-таки забыли, - ответила она.
"Impossible that we could ever have met, and I forget you!"	- Не может этого быть, чтобы мы с вами встречались и я вдруг забыл.
She looked up at him.	Она подняла на него глаза.
"Do you remember Belthorpe?"	- А Белторп вы помните?
"Belthorpe!	- Белторп!
Belthorpe!" quoth Richard, as if he had to touch his brain to recollect there was such a place.	Белторп! - произнес Ричард, словно мучительно силясь что-то вспомнить.
"Do you mean old Blaize's farm?"	- Вы хотите сказать, ферму старого Блейза?
"Then I am old Blaize's niece." She tripped him a soft curtsey.	- Так знайте, что я племянница старого Блейза, -она слегка ему поклонилась.
The magnetized youth gazed at her.	Зачарованный юноша глядел на нее.
By what magic was it that this divine sweet creature could be allied with that old churl!	Какими судьбами это божественное нежное создание могло оказаться в родстве с этим старым хрычом!
"Then what-what is your name?" said his mouth, while his eyes added,	- Так как же... как вас зовут? - вымолвил его рот, а глаза тут же добавили:
"O wonderful creature! How came you to enrich the earth?"	"О, прелестное создание, как ты могло появиться на этой земле?"
"Have you forgot the Desboroughs of Dorset, too?" she peered at him from a side-bend of the flapping brim.	- Так вы, значит, и о Десборо из Дорсета тоже позабыли? - она глянула на него из-под изгиба опущенных полей шляпы.
"The Desboroughs of Dorset?" A light broke in on him.	- Десборо из Дорсета? - его вдруг осенило.
"And have you grown to this?	- И это вы так выросли и превратились в такую?..
That little girl I saw there!"	Из маленькой девочки, которую я тогда видел!
He drew close to her to read the nearest features of the vision.	Он придвинулся ближе к ней, чтобы лучше разглядеть все черты явившегося ему видения.
She could no more laugh off the piercing fervour of his eyes.	Она больше не могла уже защитить себя шутками от его пронзительного, горящего взгляда.
Her volubility fluttered under his deeply wistful look, and now neither voice was high, and they were mutually constrained.	Под этим глубоким проникновенным взглядом от всей непринужденности ее не осталось и следа, и теперь голоса их сделались тише, и обоими овладело смущение.

"You see," she murmured, "we are old acquaintances."	- Вот видите, - прошептала она, - оказывается, мы с вами старые знакомые.
Richard, with his eyes still intently fixed on her, returned, "You are very beautiful!"	- Какая вы красивая! - воскликнул Ричард, не сводя с нее глаз.
The words slipped out.	Слова эти вырвались у него сами собой.
Perfect simplicity is unconsciously audacious.	Настоящая искренность безотчетно смела.
Her overpowering beauty struck his heart, and, like an instrument that is touched and answers to the touch, he spoke.	Удивительная красота девушки разбудила его сердце, и, подобно фортепьяно, клавиш которого коснулись чьи-то пальцы и которое начинает звучать, сердце это сразу отозвалось.
Miss Desborough made an effort to trifle with this terrible directness; but his eyes would not be gainsaid, and checked her lips.	Мисс Десборо попробовала было обратить в шутку эту пугающую прямоту; но в глазах его светилась такая бесповоротная решимость, что приготовленные слова замерли у нее на губах.
She turned away from them, her bosom a little rebellious.	Она отвела от него взгляд, сердце ее тревожно билось.
Praise so passionately spoken, and by one who has been a damsel's first dream, dreamed of nightly many long nights, and clothed in the virgin silver of her thoughts in bud, praise from him is coin the heart cannot reject, if it would.	Такая горячая похвала, да еще из уст того, кто был предметом ее первых мечтаний, того, о ком она думала ночи напролет и кого ее девическое воображение окружало светящимся ореолом, -такую хвалу сердце не может отвергнуть; не может, даже если бы захотело.
She quickened her steps.	Она ускорила шаг.
"I have offended you!" said a mortally wounded voice across her shoulder.	- Я вас обидел! - послышался у нее за спиною огорченный голос.
That he should think so were too dreadful.	То, что он мог это подумать, было хуже всего.
"Oh no, no! you would never offend me."	- Да нет же, нет!
She gave him her whole sweet face.	Никогда вы меня не сможете обидеть, - она повернулась к нему; глаза ее сияли.
"Then why-why do you leave me?"	- Тогда почему... почему вы уходите?
"Because," she hesitated, "I must go."	- Потому что... - она заколебалась, - я должна уйти.
"No.	- Нет.
You must not go.	Вы не должны уходить.
Why must you go?	Почему вы должны вдруг уйти?
Do not go."	Не уходите.
"Indeed I must," she said, pulling at the obnoxious broad brim of her hat; and, interpreting a pause he made for his assent to her rational resolve, shyly looking at him, she held her hand out, and said,	- Право же, я должна, - сказала она, оттягивая несносные широкие поля шляпы; и истолковав по-своему ту паузу, которую он сделал, как согласие с ее здравым решением, робко на него глядя, протянула ему руку и сказала:
"Good-bye," as if it were a natural thing to say.	- До свидания, - так, как будто это было самое естественное, что она могла сделать.

The hand was pure white-white and fragrant as the frosted blossom of a Maynight.	Рука ее была совершенно белой, белой и душистой, как лепесток, тронутый морозом в майскую ночь.
It was the hand whose shadow, cast before, he had last night bent his head reverentially above, and kissed-resigning himself thereupon over to execution for payment of the penalty of such daring-by such bliss well rewarded.	Это была та самая рука, над тенью которой, опережая события этого дня, он ночью еще благоговейно склонялся и целовал ее, готовый потом расплачиваться за это дерзание; и вот сейчас все обернулось для него неслыханным счастьем.
He took the hand, and held it, gazing between her eyes.	Он взял ее руку и, не выпуская из своей, глядел ей прямо в глаза.
"Good-bye," she said again, as frankly as she could, and at the same time slightly compressing her fingers on his in token of adieu.	- До свидания, - произнесла она снова со всей прямотой, на какую только была способна, и вместе с тем слегка напрягая пальцы в знак того, что это прощанье.
It was a signal for his to close firmly upon hers.	В ответ он сжал ее руку еще крепче.
"You will not go?"	- Вы не уйдете, не правда ли?
"Pray, let me," she pleaded, her sweet brows suing in wrinkles.	- Прошу вас, пустите меня, - взмолилась она, и ее прелестные брови нахмурились.
"You will not go?" Mechanically he drew the white hand nearer his thumping heart.	- Вы не уйдете?.. - он прижал ее белую руку к своему колотившемуся сердцу.
"I must," she faltered piteously.	- Я должна уйти, - жалобно прошептала она.
"You will not go?"	- Вы не уйдете?
"Oh yes! yes!"	- Нет, уйду!
"Tell me.	Уйду!
Do you wish to go?"	- Скажите мне, вы хотите уйти?
The question was a subtle one.	Это был коварный вопрос.
A moment or two she did not answer, and then forswore herself, and said, Yes.	Несколько мгновений она не отвечала на него, а потом переборола себя и сказала:
"Do you-you wish to go?" He looked with quivering eyelids under hers.	- Да. - Вы... вы хотите уйти? - он смотрел на нее, стараясь заглянуть ей в глаза; веки его дрожали.
A fainter Yes responded.	В ответ он услышал еще более тихое "да".
"You wish-wish to leave me?" His breath went with the words.	- Вы хотите... хотите меня оставить? - на этих словах дыхание его пресеклось.
"Indeed I must."	- Право же, я должна уйти.
Her hand became a closer prisoner.	Он окончательно завладел ее рукой.
All at once an alarming delicious shudder went through her frame.	Все тело ее охватила тревожная пьянящая дрожь.
From him to her it coursed, and back from her to him.	Она перебежала к ней от него, чтобы снова к нему вернуться.

Forward and back love's electric messenger rushed from heart to heart, knocking at each, till it surged tumultuously against the bars of its prison, crying out for its mate.	Г розовое предвестье любви метнулось от сердца к сердцу, стучась и в то, и в другое, пока наконец с силой не вырвалось из своего заточения.
They stood trembling in unison, a lovely couple under these fair heavens of the morning.	Теперь оба дрожали, и это были уже двое влюбленных под этим ласковым утренним небом.
When he could get his voice it said, "Will you go?"	- Вы уйдете? - снова повторил он, как только голос к нему вернулся.
But she had none to reply with, and could only mutely bend upward her gentle wrist.	Но она уже не в силах была ничего ответить и только попыталась освободить свою руку.
"Then, farewell!" he said, and, dropping his lips to the soft fair hand, kissed it, and hung his head, swinging away from her, ready for death.	- Раз так, то прощайте! - воскликнул он, и, припав губами к этой нежной, тонкой руке, поцеловал ее, и опустил голову; он отодвинулся от нее, почувствовав, что расставание - смерть.
Strange, that now she was released she should linger by him.	Странно, но именно теперь, когда она очутилась на свободе, ей захотелось остаться.
Strange, that his audacity, instead of the executioner, brought blushes and timid tenderness to his side, and the sweet words,	Странно, что настойчивость его, вместо того чтобы встретить решительный отпор, пробудила краску у нее на лице, и робость, и нежные слова:
"You are not angry with me?"	- Вы на меня не сердитесь?
"With you, O Beloved!" cried his soul.	"Сердиться на вас, любимая! - вырывалось из его души.
"And you forgive me, fair charity!"	- А вы меня прощаете, милая?"
"I think it was rude of me to go without thanking you again," she said, and again proffered her hand.	- Должно быть, нехорошо было с моей стороны уйти и не поблагодарить вас еще раз, - сказала она и снова протянула ему руку.
The sweet heaven-bird shivered out his song above him.	Наверху, над его головой звонко запела птица.
The gracious glory of heaven fell upon his soul.	Сияющее небо благодатью вливалось ему в душу.
He touched her hand, not moving his eyes from her, nor speaking, and she, with a soft word of farewell, passed across the stile, and up the pathway through the dewy shades of the copse, and out of the arch of the light, away from his eyes.	Он коснулся ее руки, не сводя с нее глаз и не говоря ни слова, она же, едва слышно простившись с ним еще раз, прошла по приступкам изгороди, и поднялась по тенистой тропинке среди мокрых от росы зарослей, и, выйдя из освещенного свода, скрылась с его глаз.
And away with her went the wild enchantment.	И вместе с ее уходом развеялось все неслыханное очарование.
He looked on barren air.	Он глядел в пустоту.
But it was no more the world of yesterday.	Но мир для него был уже не тот, что вчера.
The marvellous splendours had sown seeds in him, ready to spring up and bloom at her gaze; and in his bosom now the vivid conjuration of her tones, her face, her shape, makes them leap and illumine him like fitful summer lightnings ghosts of the vanished sun.	Вспыхнувшее перед ним великолепие жизни заронило семена, готовые прорасти и расцвести, стоит ему увидеть ее вновь; а запавшие ему в сердце голос, лицо, стан взмывают вдруг и озаряют его, как прерывистые летние зарницы -призраки солнца, исчезнувшего за горизонтом.

There was nothing to tell him that he had been making love and declaring it with extraordinary rapidity; nor did he know it.	Ничто не оповестило его о том, что он влюбился и с неимоверной стремительностью объяснился в любви; а сам он этого не знал.
Soft flushed cheeks! sweet mouth! strange sweet brows! eyes of softest fire! how could his ripe eyes behold you, and not plead to keep you?	Нежные зардевшиеся румянцем щеки! Прелестные губы! Поистине удивительные брови! Глаза, в которых полыхало такое нежное пламя! Как мог его возмужалый взгляд увидеть вас и не умолить вас остаться с ним?
Nay, how could he let you go?	Нет, как мог он вас отпустить?
And he seriously asked himself that question.	И он со всей серьезностью вновь и вновь задавал себе один и тот же вопрос.
To-morrow this place will have a memory-the river and the meadow, and the white falling weir: his heart will build a temple here; and the skylark will be its high-priest, and the old blackbird its glossy-gowned chorister, and there will be a sacred repast of dewberries.	Завтра место это станет для него заветным - речка и луг, и этот низвергающийся поток; сердце его построит здесь храм; первосвященником в нем будет жаворонок; певчим - старый иссиня-черный дрозд; причастием - ягоды ежевики.
To-day the grass is grass: his heart is chased by phantoms and finds rest nowhere.	Сегодня трава остается еще травой: сердце его преследуют призраки, и оно нигде не находит себе покоя.
Only when the most tender freshness of his flower comes across him does he taste a moment's calm; and no sooner does it come than it gives place to keen pangs of fear that she may not be his for ever.	Только тогда, когда он вбирает в себя эту недавнюю свежесть, наступает минута покоя. Но не успевает она прийти, как снова ожесточаются его муки, страх, что жизнь может их разлучить.
Erelong he learns that her name is Lucy.	Вскоре он узнает, что ее зовут Люси.
Erelong he meets Ralph, and discovers that in a day he has distanced him by a sphere.	Вскоре он встречает Ралфа и обнаруживает, что за один-единственный день он намного его опередил.
He and Ralph and the curate of Lobourne join in their walks, and raise classical discussions on ladies' hair, fingering a thousand delicious locks, from those of Cleopatra to the Borgia's.	Он, и Ралф, и лобернский викарий гуляют втроем, и между ними возникают классические споры по поводу восхитительных женских волос, тех, что украшали столь многих, начиная от Клеопатры и кончая Лукрецией Борджиа.
"Fair! fair! all of them fair!" sighs the melancholy curate, "as are those women formed for our perdition!	- Хороши! Хороши! Светловолосые! Светловолосые! Все они светловолосы! -вздыхает меланхолический викарий. - Равно как и те, что созданы нам на погибель!
I think we have in this country what will match the Italian or the Greek."	Мне думается, что у нас в Англии найдутся такие, что не уступят итальянкам или гречанкам.
His mind flutters to Mrs. Doria, Richard blushes before the vision of Lucy, and Ralph, whose heroine's hair is a dark luxuriance, dissents, and claims a noble share in the slaughter of men for dark-haired Wonders.	Мысли его уносятся к миссис Дорайе; Ричард краснеет, подумав о Люси, а Ралф, у героини которого волосы темные, не соглашается с ними и хочет принять участие в кровопролитной борьбе мужчин за темноволосых красавиц.
They have no mutual confidences, but they are singularly kind to each other, these three children of instinct.	Они не поверяют друг другу своих тайн, но они все трое исключительно друг к другу добры; всеми троими движет одно и то же чувство.

CHAPTER XVI	ГЛАВА XVI Разоблачение мастера Риптона Томсона
Lady Blandish, and others who professed an interest in the fortunes and future of the systematized youth, had occasionally mentioned names of families whose alliance according to apparent calculations, would not degrade his blood: and over these names, secretly preserved on an open leaf of the note-book, Sir Austin, as he neared the metropolis, distantly dropped his eye.	Леди Блендиш и другие лица, проявлявшие интерес к судьбе и к будущему воспитываемого по Системе юноши, в разговорах подчас называли семьи, породниться с которыми, по их соображениям, не было бы унизительным для Феверелов; и вот на перечень этих фамилий, которые сэр Остин успел незаметно занести в свою записную книжку, именно на этот открытый ее листок и упал рассеянный взгляд баронета в то время, как он подъезжал к столице.
There were names historic and names mushroomic; names that the Conqueror might have called in his muster-roll; names that had been, clearly, tossed into the upper stratum of civilized lifer by a millwheel or a merchant-stool.	Тут были фамилии исторические и наряду с ними - самые заурядные и никому не известные; те, которые Завоеватель не отказался бы иметь в своем списке, и те, что, несомненно, были подброшены в высшие слои цивилизованной жизни мельничным колесом или прилавком.
Against them the baronet had written M. or Po. or Pr.-signifying, Money, Position, Principles, favouring the latter with special brackets.	Фамилии эти баронет отметил буквами "Д.", "П." или "Пр.", что означало "деньги", "положение", "принципы", причем последние были заключены в особые скобки.
The wisdom of a worldly man, which he could now and then adopt, determined him, before he commenced his round of visits, to consult and sound his solicitor and his physician thereanent; lawyers and doctors being the rats who know best the merits of a house, and on what sort of foundation it may be standing.	Практическая мудрость, к которой он обращался по временам, подсказывала ему, что, прежде чем приступить к посещению намеченных им домов, он должен посоветоваться со своим адвокатом и доктором и выведать, что тот и другой думают касательно каждого дома в отдельности, ведь адвокаты, да и врачи тоже, все равно что крысы: они знают, что заслуживает внимания в доме и на каком фундаменте дом этот возведен.
Sir Austin entered the great city with a sad mind.	Сэр Остин прибыл в столицу в дурном расположении духа.
The memory of his misfortune came upon him vividly, as if no years had intervened, and it were but yesterday that he found the letter telling him that he had no wife and his son no mother.	Постигшая его некогда утрата предстала перед ним так живо, как будто не было всех этих долгих лет и не далее как вчера он нашел у себя письмо, в котором сообщалось, что у него больше нет жены, а у его сына - матери.
He wandered on foot through the streets the first night of his arrival, looking strangely at the shops and shows and bustle of the world from which he had divorced himself; feeling as destitute as the poorest vagrant.	Приехав, он в первый же вечер отправился бродить по улицам города, и странными показались ему витрины магазинов и вся столичная суета, с которой он так надолго расстался; он чувствовал себя в этом городе таким же обездоленным и бездомным, как самый последний бродяга.
He had almost forgotten how to find his way about, and came across his old mansion in his efforts to regain his hotel.	Он уже почти позабыл расположение улиц и, возвращаясь к себе в гостиницу, случайно оказался возле принадлежавшего ему дома.
The windows were alight-signs of merry life within.	Окна в нем были освещены - это означало, что в доме царит веселье.

He stared at it from the shadow of the opposite side.	Остановившись на погруженной во мрак противоположной стороне улицы, он глядел и глядел.
It seemed to him he was a ghost gazing upon his living past.	Он ощущал себя призраком, взирающим на свое прошлое, на то, когда он еще был живым человеком.
And then the phantom which had stood there mocking while he felt as other men-the phantom, now flesh and blood reality, seized and convulsed his heart, and filled its unforgiving crevices with bitter ironic venom.	И тогда призрак, стоявший и насмехавшийся над ним в ту пору, когда он сам был таким, как остальные люди, - призрак, обретший ныне плоть и кровь, охватил и сдавил ему сердце и залил незаживающие трещины горьким ядом иронии.
He remembered by the time reflection returned to him that it was Algernon, who had the house at his disposal, probably giving a card-party, or something of the sort.	Вернувшись к раздумью, он вспомнил, что дом его отдан в распоряжение Алджернона, и у того сейчас, может быть, играют в карты или по какому-то другому поводу собрались гости.
In the morning, too, he remembered that he had divorced the world to wed a System, and must be faithful to that exacting Spouse, who, now alone of things on earth, could fortify and recompense him.	Наутро он вспомнил еще, что в свое время порвал со светом для того, чтобы вступить в брак с Системой, и что он обязан теперь хранить верность своей требовательной супруге, ибо в целом мире только она одна может поддержать его и вознаградить за потери.
Mr. Thompson received his client with the dignity and emotion due to such a rent-roll and the unexpectedness of the honour.	Мистер Томсон принял его с подобающим достоинством и вполне понятным волнением: баронет получал со своих земель большие доходы, и к тому же приезд высокопоставленного клиента явился полной неожиданностью для нашего адвоката.
He was a thin stately man of law, garbed as one who gave audience to acred bishops, and carrying on his countenance the stamp of paternity to the parchment skins, and of a virtuous attachment to Port wine sufficient to increase his respectability in the eyes of moral Britain.	Это был худощавый осанистый мужчина, одетый так, как пристало тому, кто принимал у себя владеющих обширными угодьями епископов, и в цвете его лица запечатлелись сродство с пергаментами и доблестная приверженность портвейну, вполне достаточные, чтобы приобрести еще больший вес в глазах высоконравственных бриттов.
After congratulating Sir Austin on the fortunate issue of two or three suits, and being assured that the baronet's business in town had no concern therewith, Mr. Thompson ventured to hope that the young heir was all his father could desire him to be, and heard with satisfaction that he was a pattern to the youth of the Age.	Начав с того, что поздравил сэра Остина с благоприятным исходом двух или трех судебных дел, и удостоверившись, что приезд баронета в столицу не имеет к ним ни малейшего отношения, мистер Томсон осмелился выразить надежду, что юный наследник баронета оправдал все ожидания отца, и с удовольствием услыхал, что тот действительно был примерным юношей нашего века.
"A difficult time of life, Sir Austin!" said the old lawyer, shaking his head.	- Какой это трудный возраст, сэр Остин, - сказал старый адвокат, качая головой.
"We must keep our eyes on them-keep awake!	- Глаз за ними нужен, еще как нужен!
The mischief is done in a minute."	За минуту может приключиться беда.

"We must take care to have seen where we planted, and that the root was sound, or the mischief will do itself in site of, or under the very spectacles of, supervision," said the baronet.	- Надо быть уверенным, что сажаешь в хорошую почву, и следить, чтобы корень оказался здоровым, а не то, как потом ни гляди, беды все равно не миновать, - ответствовал баронет.
His legal adviser murmured "Exactly," as if that were his own idea, adding, "It is my plan with Ripton, who has had the honour of an introduction to you, and a very pleasant time he spent with my young friend, whom he does not forget.	- Вот именно, - подтвердил его советчик по части законов, как будто это была его собственная мысль, а затем добавил: - Так вот я поступаю с Риптоном; он имел честь быть вам представленным и очень приятно провел время с моим юным другом, которого он все время вспоминает.
Ripton follows the Law.	Риптон изучает юриспруденцию.
He is articled to me, and will, I trust, succeed me worthily in your confidence.	Руковожу им я сам и надеюсь, что он будет мне достойным преемником и вы сможете на него вполне положиться.
I bring him into town in the morning; I take him back at night.	Утром я отвожу его в город; вечером забираю обратно домой.
I think I may say that I am quite content with him."	Кажется, я вправе сказать, что вполне им доволен.
"Do you think," said Sir Austin, fixing his brows, "that you can trace every act of his to its motive?"	- И что же, вы считаете, что можете увидеть за каждым его поступком определившее его побуждение?
The old lawyer bent forward and humbly requested that this might be repeated.	Старый адвокат потянулся к баронету и почтительно попросил своего клиента повторить заданный им вопрос.
"Do you"-Sir Austin held the same searching expression-" do you establish yourself in a radiating centre of intuition: do you base your watchfulness on so thorough an acquaintance with his character, so perfect a knowledge of the instrument, that all its movements-even the eccentric ones-are anticipated by you, and provided for?"	- Вы что же, - сэр Остин по-прежнему пронзал собеседника испытующим взглядом, - вы что же, полагаетесь на свою всесильную интуицию; выходит, ваша бдительность основана на таком доскональном знакомстве с его характером, на таком совершенном знании строя его души, что все ее движения - даже самые неожиданные - вы можете не только предугадать, но и предопределить?
The explanation was a little too long for the old lawyer to entreat another repetition.	Объяснение это было, пожалуй, чересчур длинным, чтобы старый адвокат решился попросить повторить его еще раз.
Winking with the painful deprecation of a deaf man, Mr. Thompson smiled urbanely, coughed conciliatingly, and said he was afraid he could not affirm that much, though he was happily enabled to say that Ripton had borne an extremely good character at school.	Непрерывно моргая, с мучительной досадой человека, который плохо слышит, мистер Томсон, однако, учтиво улыбнулся, примиряюще закашлял и сказал, что, пожалуй, не решился бы все это утверждать, хотя, на его счастье, он знает, что в школе Риптон был примерным учеником.
"I find," Sir Austin remarked, as sardonically he relaxed his inspecting pose and mien, "there are fathers who are content to be simply obeyed.	- Я вижу, - язвительно заметил сэр Остин, принимая более непринужденную позу и уже не так сурово на него глядя, - что есть отцы, которым достаточно того, что сыновья их просто повинуются.

Now I require not only that my son should obey; I would have him guiltless of the impulse to gainsay my wishes-feeling me in him stronger than his undeveloped nature, up to a certain period, where my responsibility ends and his commences.	Что до меня, то я требую от моего сына не только, чтобы он меня слушался; я хотел бы, чтобы у него не возникало самого побуждения перечить моим желаниям, чтобы мой голос звучал в его сердце более властно, нежели его собственный, до тех пор, пока он не развился и не созрел - настанет время, когда моя миссия будет окончена, и он сам станет сполна отвечать за свои поступки.
Man is a self-acting machine.	Человек - это самодействующий механизм.
He cannot cease to be a machine; but, though self-acting, he may lose the powers of self-guidance, and in a wrong course his very vitalities hurry him to perdition.	Он не может перестать быть механизмом; однако, несмотря на то, что он действует самостоятельно, он все же может потерять власть над собой и, направив жизненные силы свои по неправильному пути, обречь себя на верную гибель.
Young, he is an organism ripening to the set mechanic diurnal round, and while so he needs all the angels to hold watch over him that he grow straight and healthy, and fit for what machinal duties he may have to perform"...	Пока он молод, организм его, созревая, ежедневно проходит по все тому же механическому кругу, и пока это так, все ангелы-хранители потребуются, чтобы он рос здоровым и порядочным и пригодным для исполнения всех тех механических обязанностей, какие выпадут ему на долю...
Mr. Thompson agitated his eyebrows dreadfully.	Мистер Томсон тревожно зашевелил бровями.
He was utterly lost.	Он был окончательно сбит с толку.
He respected Sir Austin's estates too much to believe for a moment he was listening to downright folly.	Он слишком ценил земельные угодья сэра Остина, чтобы хоть на мгновение поверить, что владелец их несет сущую чепуху.
Yet how otherwise explain the fact of his excellent client being incomprehensible to him?	Но как же тогда объяснить, что его высокочтимый клиент говорит вещи, совершенно для него непонятные?
For a middle-aged gentleman, and one who has been in the habit of advising and managing, will rarely have a notion of accusing his understanding; and Mr. Thompson had not the slightest notion of accusing his.	Редко бывает, чтобы господину уже в годах, привыкшему давать людям советы и улаживать чужие дела, приходилось сомневаться в том, что он мыслит здраво; поэтому у мистера Томсона и не возникало на этот счет никаких сомнений.
But the baronet's condescension in coming thus to him, and speaking on the subject nearest his heart, might well affect him, and he quickly settled the case in favour of both parties, pronouncing mentally that his honoured client had a meaning, and so deep it was, so subtle, that no wonder he experienced difficulty in giving it fitly significant words.	Однако то обстоятельство, что баронет собственной персоной явился к нему и снизошел до того, чтобы говорить с ним о столь близком его сердцу предмете, должно быть, все же оказало на него неотразимое действие, и он быстро решил это непонятное дело в пользу обеих сторон, в душе допуская, что у его клиента имеется собственный взгляд на вещи, и коль скоро мысли его столь глубоки и столь изысканны, то неудивительно, что не так-то легко найти подходящие слова для того, чтобы их выразить.
Sir Austin elaborated his theory of the Organism and the Mechanism, for his lawyer's edification.	Сэр Остин продолжал развивать собственную теорию Организма и Механизма в назидание своему адвокату.
At a recurrence of the word "healthy" Mr. Thompson caught him up:	Когда он еще раз употребил слово "здоровый", мистер Томсон прервал его:

"I apprehended you!	- Я понял вашу мысль!
Oh, I agree with you, Sir Austin! entirely!	Да, я с вами согласен, мистер Остин! Целиком и полностью!
Allow me to ring for my son Ripton.	Позвольте мне позвать сюда моего сына Риптона.
I think, if you condescend to examine him, you will say that regular habits, and a diet of nothing but law-reading-for other forms of literature I strictly interdict-have made him all that you instance."	Мне кажется, что если вы соизволите проверить его, вы признаете, что правильный режим и чтение одних только книг по юриспруденции -ибо все прочие книги читать ему строго запрещено - сделали его как раз примером того, о чем вы только что говорили.
Mr. Thompson's hand was on the bell.	Мистер Томсон собирался уже позвонить слуге.
Sir Austin arrested him.	Сэр Остин остановил его.
"Permit me to see the lad at his occupation," said he.	- Позвольте мне взглянуть на вашего сына в то время, когда он занимается, - попросил он.
Our old friend Ripton sat in a room apart with the confidential clerk, Mr. Beazley, a veteran of law, now little better than a document, looking already signed and sealed, and shortly to be delivered, who enjoined nothing from his pupil and companion save absolute silence, and sounded his praises to his father at the close of days when it had been rigidly observed-not caring, or considering, the finished dry old document that he was, under what kind of spell a turbulent commonplace youth could be charmed into stillness for six hours of the day.	Наш старый знакомый Риптон сидел в отдельной комнате вместе с облеченным доверием клерком, мистером Бизли, старейшим из клерков; старик этот сам успел превратиться в подобие документа, который уже подписали и запечатали и очень скоро пошлют; он требовал от своего ученика и коллеги только одного - гробового молчания, и каждый вечер, докладывая отцу об успехах сына, неизменно хвалил его за те дни, когда пресловутое правило строго соблюдалось, нимало не заботясь и даже не думая - ибо этому старому сухарю не пришло бы и в голову подумать, -какие чары погрузили подвижного юношу на целых шесть часов в гробовое молчание.
Ripton was supposed to be devoted to the study of Blackstone.	Предполагалось, что Риптон штудирует Блэкстона.
A tome of the classic legal commentator lay extended outside his desk, under the partially lifted lid of which nestled the assiduous student's head-law being thus brought into direct contact with his brain-pan.	Фолиант этого классического комментатора юридических текстов лежал снаружи на парте, а под приподнятой ее крышкой нашла себе прибежище голова нашего прилежного студента, и тем самым юриспруденция была приведена в прямое соприкосновение с его черепною коробкой.
The office-door opened, and he heard not; his name was called, and he remained equally moveless.	Дверь в комнату открылась, но сидевший ничего не услышал; его окликнули - он продолжал оставаться недвижимым.
His method of taking in Blackstone seemed absorbing as it was novel.	Следуя особой методе в изучении Блэкстона, он, очевидно, был увлечен этим автором и читал его, как читают роман.
"Comparing notes, I daresay," whispered Mr. Thompson to Sir Austin. "I call that study!"	- Должно быть, сличает комментарий, -прошептал мистер Томсон, - вот это и значит по-настоящему изучать предмет.
The confidential clerk rose, and bowed obsequious senility.	Облеченный доверием клерк поднялся и подобострастно поклонился вошедшим.

"Is it like this every day, Beazley?" Mr. Thompson asked with parental pride.	- И это он каждый день так старателен, Бизли? -спросил мистер Томсон, явно гордясь своим сыном.
"Ahem!" the old clerk replied, "he is like this every day, sir.	- Гм! - ответил старый стряпчий. - Он у меня так занимается каждый день, сэр.
I could not ask more of a mouse."	Большего я от этого скромного юноши требовать не могу.
Sir Austin stepped forward to the desk.	Сэр Остин направился прямо к парте.
His proximity roused one of Ripton's senses, which blew a pall to the others.	Приближение его пробудило одно из пяти чувств Риптона, которое в свою очередь подало сигнал всем остальным.
Down went the lid of the desk.	Крышка парты захлопнулась.
Dismay, and the ardours of study, flashed together in Ripton's face.	Смятенность и неослабное рвение изобразились на его лице одновременно.
He slouched from his perch with the air of one who means rather to defend his position than welcome a superior, the right hand in his waistcoat pocket fumbling a key, the left catching at his vacant stool.	Он соскочил со своего насеста, и вид у него был такой, будто он готовится защищать себя, а отнюдь не приветствовать высокого гостя; правой рукой он принялся шарить в жилетном кармане, ища ключ, левой же держался за табурет, с которого встал.
Sir Austin put two fingers on the youth's shoulder, and said, leaning his head a little on one side, in a way habitual to him,	Сэр Остин положил два пальца юноше на плечо и, склонив голову немного на сторону, как он имел обыкновение делать, сказал:
"I am glad to find my son's old comrade thus profitably occupied.	- Я рад, что давний товарищ моего сына делает такие успехи.
I know what study is myself.	Сам-то я знаю, что значит изучать науки.
But beware of prosecuting it too excitedly!	Смотрите только, не переутомитесь!
Come! you must not be offended at our interruption; you will soon take up the thread again.	Послушайте! Пусть наше появление вас не смущает: оно отвлечет совсем ненадолго.
Besides, you know, you must get accustomed to the visits of your client."	К тому же, вам надо привыкать к посещениям вашего клиента.
So condescending and kindly did this speech sound to Mr. Thompson, that, seeing Ripton still preserve his appearance of disorder and sneaking defiance, he thought fit to nod and frown at the youth, and desired him to inform the baronet what particular part of Blackstone he was absorbed in mastering at that moment.	В словах этих мистер Томсон усмотрел столько снисходительности и доброжелательности, что, видя, что Риптон все еще смущен, напуган и рассержен, счел нужным движением головы и бровей выразить сыну свое неодобрение и пожелал, чтобы тот сообщил баронету, какую именно часть книги Блэкстона он изучает в данное время.
Ripton hesitated an instant, and blundered out, with dubious articulation,	Риптон немного подумал, а потом вдруг, запинаясь, выпалил:
"The Law of Gravelkind."	"Закон Грэвелкинда".
"What Law?" said Sir Austin, perplexed.	- Какой закон? - недоуменно спросил сэр Остин.
"Gravelkind," again rumbled Ripton's voice.	- Грэвелкинда, - прогромыхал еще раз Риптон.

Sir Austin turned to Mr. Thompson for an explanation.	Сэр Остин повернулся к мистеру Томсону, ожидая от него объяснения.
The old lawyer was shaking his law-box.	Старый законник не знал, куда деться от стыда.
"Singular!" he exclaimed.	- Удивительно! - вскричал он.
"He will make that mistake!	- Чтобы он так ошибся!
What law, sir?"	Какой закон, сэр?
Ripton read his error in the sternly painful expression of his father's face, and corrected himself.	По суровому и тягостному выражению отцовского лица Риптон понял, что допустил ошибку, и поправился:
"Gavelkind, sir."	- Гэвелкинда, сэр.
"Ah!" said Mr. Thompson, with a sigh of relief.	- Наконец-то! - со вздохом облегчения сказал мистер Томсон.
"Gravelkind, indeed!	- Подумать только, Грэвелкинда!
Gavelkind!	Грэвелкинда!
An old Kentish"-He was going to expound, but Sir Austin assured him he knew it, and a very absurd law it was, adding,	Старинный Кентский закон... - он собирался пуститься в подробные разъяснения, но сэр Остин заверил его, что отлично знает этот нелепый закон, и добавил:
"I should like to look at your son's notes, or remarks on the judiciousness of that family arrangement, if he had any."	- Мне хотелось бы взглянуть на записи вашего сына или на его заметки касательно правомерности этого установления о праве на наследование, если только они у него есть.
"You were making notes, or referring to them, as we entered," said Mr. Thompson to the sucking lawyer; "a very good plan, which I have always enjoined on you.	- Ты что, делал записи или просматривал старые, когда мы вошли? - спросил мистер Томсон у начинающего адвоката. - Это очень полезное дело, и я всегда его одобряю.
Were you not?"	Так что же?
Ripton stammered that he was afraid he hid not any notes to show, worth seeing.	Риптон принялся сбивчиво объяснять, что боится, что ему нечего показать: у него нет таких записей, которые стоило бы показывать.
"What were you doing then, sir?"	- Так что же вы в таком случае делали, сэр?
"Making notes," muttered Ripton, looking incarnate subterfuge.	- Записи, - пробормотал Риптон, краснея и стараясь уклониться от прямого ответа.
"Exhibit!"	- Подай их сюда!
Ripton glanced at his desk and then at his father; at Sir Austin, and at the confidential clerk.	Риптон взглянул на парту, а вслед за тем поочередно - на отца, на сэра Остина и на своего наставника.
He took out his key.	Он вытащил из кармана ключ.
It would not fit the hole.	К замку ключ этот явно не подходил.
"Exhibit!" was peremptorily called again.	- Подай их сюда! - еще раз потребовал повелительный голос.

In his praiseworthy efforts to accommodate the keyhole, Ripton discovered that the desk was already unlocked.	Продолжая свои достойные всяческой похвалы усилия вставить ключ в скважину, Риптон обнаружил, что парта уже отперта.
Mr. Thompson marched to it, and held the lid aloft.	Мистер Томсон устремился к ней и откинул крышку.
A book was lying open within, which Ripton immediately hustled among a mass of papers and tossed into a dark corner, not before the glimpse of a coloured frontispiece was caught by Sir Austin's eye.	Внутри оказалась раскрытая книга, которую Риптон тут же отодвинул в дальний угол, запихав ее в груду бумаг, но, как он ни спешил, сэр Остин успел разглядеть раскрашенный фронтиспис этой книги.
The baronet smiled, and said, "You study Heraldry, too?	- Вы, оказывается, изучаете еще и геральдику, -заметил баронет, улыбнувшись.
Are you fond of the science?"	- Ну и как вам, нравится эта наука?
Ripton replied that he was very fond of it-extremely attached, and threw a further pile of papers into the dark corner.	Риптон ответил, что она ему очень нравится, что он увлечен ею, а сам меж тем старался запихать злосчастную книгу все дальше в угол и набросить на нее побольше всяких бумаг.
The notes had been less conspicuously placed, and the search for them was tedious and vain.	Записи, очевидно, хранились в месте менее доступном, и поиски их были занятием невеселым, а, точнее, совершенно бесплодным.
Papers, not legal, or the fruits of study, were found, that made Mr. Thompson more intimate with the condition of his son's exchequer; nothing in the shape of a remark on the Law of Gavelkind.	Обнаруженные бумаги не имели отношения ни к юриспруденции, ни к каким-либо наукам вообще и только позволили мистеру Томсону ближе ознакомиться с финансовыми Делами его сына; ничто в них даже отдаленно не напоминало заметки по поводу закона Гэвелкинда.
Mr. Thompson suggested to his son that they might be among those scraps he had thrown carelessly into the dark corner.	Мистер Томсон высказал предположение, что записи эти могут оказаться среди бумаг, в беспорядке засунутых в темный угол.
Ripton, though he consented to inspect them, was positive they were not there.	Хотя Риптон и согласился пересмотреть их, он решительным образом заявил, что там их быть не может.
"What have we here?" said Mr. Thompson, seizing a neatly folded paper addressed to the Editor of a law publication, as Ripton brought them forth, one by one.	- А это что такое? - спросил его отец, схватив аккуратно сложенное письмо, адресованное издателю книги по юриспруденции, в то время как Риптон вытаскивал свои бумаги одну за другой.
Forthwith Mr. Thompson fixed his spectacles and read aloud:	Вслед за тем мистер Томсон надел очки и прочел вслух:
"To the Editor of the	"Издателю
' Jurist.'	"Юриста".
"Sir,-In your recent observations on the great case of Crim"-	Сэр... в ваших недавних замечаниях по поводу громкого дела о прест..."
Mr. Thompson hem'd! and stopped short, like a man who comes unexpectedly upon a snake in his path.	Мистер Томсон хмыкнул и остановился, как человек, неожиданно натолкнувшийся на змею.
Mr. Beazley's feet shuffled.	У мистера Бизли подкосились ноги.

Sir Austin changed the position of an arm.	Сэр Остин повел плечом.
"It's on the other side, I think," gasped Ripton.	- Верно, это на обороте, - пробормотал запыхавшийся от волнения Риптон.
Mr. Thompson confidently turned over, and intoned with emphasis.	Мистер Томсон спокойно перевернул бумагу и, отчетливо произнося каждое слово, прочел:
"To Absalom, the son of David, the little Jew usurer of Bond Court, Whitecross Gutters, for his introduction to Venus, I O U Five pounds, when I can pay.	"Авессалому, сыну Давидову, еврейчику-ростовщику долгового суда, Уайткросс Гаттерс, за то, что он свел меня с Венерой, я должен пять фунтов, заплачу, когда они у меня будут.
"Signed: RIPTON THOMPSON."	Подписано: Риптон Томсон".
Underneath this fictitious legal instrument was discreetly appended:	Внизу к этому фиктивному юридическому документу была сделана скромная приписка:
"(Mem. Document not binding.)"	"(Помн.) Бумагу эту не подшивать".
There was a pause: an awful under-breath of sanctified wonderment and reproach passed round the office.	Наступило молчание: зловещий шепот вполне обоснованного изумления и упрека прошел по комнате.
Sir Austin assumed an attitude.	Сэр Остин выпрямился.
Mr. Thompson shed a glance of severity on his confidential clerk, who parried by throwing up his hands.	Мистер Томсон строго поглядел на облеченного доверием наставника; тот в отчаянии всплеснул руками.
Ripton, now fairly bewildered, stuffed another paper under his father's nose, hoping the outside perhaps would satisfy him: it was marked	Теперь уже окончательно смущенный, Риптон сунул под нос отцу другую бумагу, внешний вид которой мог бы удовлетворить родителя: она была озаглавлена
"Legal Considerations."	"Юридические соображения".
Mr. Thompson had no idea of sparing or shielding his son.	У мистера Томсона и в мыслях не было как-то щадить или защищать сына.
In fact, like many men whose self-love is wounded by their offspring, he felt vindictive, and was ready to sacrifice him up to a certain point, for the good of both.	Напротив, подобно многим отцам, чьи отпрыски ранят их самолюбие, он жаждал отмщения и был готов в известной мере пожертвовать репутацией сына ради их обоюдного блага.
He therefore opened the paper, expecting something worse than what he had hitherto seen, despite its formal heading, and he was not disappointed.	Вот почему он развернул сей документ, уже готовый к тому, что там окажется нечто худшее, нежели только что прочитанный текст, невзирая на серьезность заголовка, - и он оказался прав.
The "Legal Considerations" related to the Case regarding, which Ripton had conceived it imperative upon him to address a letter to the Editor of the	"Юридические соображения", относившиеся к делу, касательно которого Риптон счел необходимым обратиться к издателю

"Jurist," and was indeed a great case, and an ancient; revived apparently for the special purpose of displaying the forensic abilities of the Junior Counsel for the Plaintiff, Mr. Ripton Thompson, whose assistance the Attorney-General, in his opening statement, congratulated himself on securing; a rather unusual thing, due probably to the eminence and renown of that youthful gentleman at the Bar of his country.	"Юриста" и которое действительно было громким и, надо сказать, давним, были вытащены на свет, по-видимому, специально для того, чтобы дать возможность выявить юридические способности защищающему интересы истца младшему адвокату мистеру Риптону Томсону, о благодетельной помощи которого в первых же строках этого послания с восхищением сообщает не кто иной, как генеральный прокурор, что, вообще-то говоря, настолько необычно, что скорее всего должно свидетельствовать о чрезвычайной известности, больше того, о славе, увенчавшей сего молодого человека в адвокатуре своей страны.
So much was seen from the copy of a report purporting to be extracted from a newspaper, and prefixed to the Junior Counsel's remarks, or Legal Considerations, on the conduct of the Case, the admissibility and non-admissibility of certain evidence, and the ultimate decision of the judges.	Именно это явствовало из копии доклада, якобы появившегося в газете и предваряющего замечания младшего адвоката, иначе говоря, юридические соображения касательно ведения упомянутого дела, достоверности или недостоверности некоторых свидетельств и окончательного решения судей.
Mr. Thompson, senior, lifted the paper high, with the spirit of one prepared to do execution on the criminal, and in the voice of a town-crier, varied by a bitter accentuation and satiric sing-song tone, deliberately read:	Мистер Томсон-старший поднес эту бумагу к глазам и с видом человека, готового привести в исполнение приговор над преступником, чеканя слова как глашатай, и, однако, не без некоторой горечи и язвительной монотонности, решительно прочел:
"VULCAN v. MARS.	"Вулкан против Марса.
"The Attorney-General, assisted by Mr. Ripton Thompson, appeared on behalf of the Plaintiff.	Г енеральный прокурор с помощью мастера Риптона Томсона выступил от имени истца.
Mr. Serjeant Cupid, Q.C., and Mr. Capital Opportunity, for the Defendant."	Мистер сержант Купидон, королевский адвокат и мистер Удобный Случай - от имени ответчика".
"Oh!" snapped Mr. Thompson, senior, peering venom at the unfortunate Ripton over his spectacles, "your notes are on that issue, sir!	- Вот оно что! - рявкнул мистер Томсон-старший, источая сквозь очки на злосчастного Риптона яд.- Вот какого рода записи вы ведете, сэр!
Thus you employ your time, sir!"	Вот, оказывается, на что вы тратите свое время, сэр!
With another side-shot at the confidential clerk, who retired immediately behind a strong entrenchment of shrugs, Mr. Thompson was pushed by the devil of his rancour to continue reading:	Он еще раз искоса взглянул на облеченного доверием наставника, который столь отчаянно пожимал плечами, что голова его точно провалилась в траншею. Пробудившийся в мистере Томсоне демон мести заставил его читать дальше:
"This Case is too well known to require more than a partial summary of particulars"...	"Дело это настолько хорошо известно, что надлежит подытожить только некоторые особые подробности".
"Ahem! we will skip the particulars, however partial," said Mr. Thompson.	- Гм! Мы пропустим эти подробности, хоть они и особые, - сказал мистер Томсон.
"Ah!-what do you mean here, sir,-but enough!	- Ба!.. Да что же это такое, сэр... впрочем, хватит!

I think we may be excused your Legal Considerations on such a Case.	Думаю, что мы можем и не принимать во внимание ваши "юридические соображения" касательно такого дела.
This is how you employ your law-studies, sir!	Вот, оказывается, чем вы занимаетесь в часы, отведенные вам на изучение права, сэр!
You put them to this purpose?	Вот на что вы употребили это время!
Mr. Beazley! you will henceforward sit alone.	Мистер Бизли, начиная с сегодняшнего дня вы будете сидеть в комнате один.
I must have this young man under my own eye.	Мне придется самолично следить за этим молодым человеком.
Sir Austin! permit me to apologize to you for subjecting you to a scene so disagreeable.	Я приношу вам свои извинения, сэр Остин, за то, что сделал вас свидетелем столь неприятной сцены.
It was a father's duty not to spare him."	Как отец, я обязан быть беспощадным.
Mr. Thompson wiped his forehead, as Brutes might have done after passing judgment on the scion of his house.	Мистер Томсон вытер проступивший на лбу пот: точь-в-точь Брут, только что вынесший смертный приговор вероломному сыну.
"These papers," he went on, fluttering Ripton's precious lucubrations in a waving judicial hand, "I shall retain.	- Все эти бумаги, - сказал он, взволнованно перебирая драгоценные творения Риптона своей карающей десницей, - я оставлю у себя.
The day will come when he will regard them with shame. And it shall be his penance, his punishment, to do so!	Когда-нибудь он их устыдится, и чтение их явится для него искуплением.
Stop!" he cried, as Ripton was noiselessly shutting his desk, "have you more of them, sir; of a similar description?	Постойте! - вскричал он, в то время как Риптон втихомолку закрывал парту. - У вас есть еще такие вот образцы, сэр?
Rout them out!	Выкладывайте их сюда!
Let us know you at your worst.	Дайте нам узнать все ваши творения до конца.
What have you there-in that corner?"	А ну-ка, что у вас там, в том углу?
Ripton was understood to say he devoted that corner to old briefs on important cases.	Риптон дал понять, что в том углу у него хранятся старые сводки важных судебных дел.
Mr. Thompson thrust his trembling fingers among the old briefs, and turned over the volume Sir Austin had observed, but without much remarking it, for his suspicions had not risen to print.	Мистер Томсон запустил дрожащие пальцы в эти старые сводки, и в руках у него оказалась та самая книга, которая привлекла внимание сэра Остина, однако он не стал ее особенно разглядывать, ибо подозрения его не простирались на печатное слово.
"A Manual of Heraldry?" the baronet politely, and it may be ironically, inquired, before it could well escape.	- Руководство по геральдике? - учтиво и, может быть, не без иронии спросил баронет, прежде чем книга скрылась от его глаз.
"I like it very much," said Ripton, clutching the book in dreadful torment.	- Я очень люблю геральдику, - сказал Риптон, сжимая в руках книгу и сам не свой от страха.
"Allow me to see that you have our arms and crest correct." The baronet proffered a hand for the book.	- Позвольте мне взглянуть, верно ли в ней изображен наш герб и украшение наверху, -баронет потянулся за книгой.

"A Griffin between two Wheatsheaves," cried Ripton, still clutching it nervously.	- Там грифон между двумя колосьями пшеницы, -вскричал Риптон, продолжая судорожно сжимать книгу в руках.
Mr. Thompson, without any notion of what he was doing, drew the book from Ripton's hold; whereupon the two seniors laid their grey heads together over the title-page. It set forth in attractive characters beside a coloured frontispiece, which embodied the promise displayed there, the entrancing adventures of Miss Random, a strange young lady.	В мгновение ока мистер Томсон выхватил книгу из рук сына; вслед за тем две седые головы склонились над титульным листом: возле цветного фронтисписа красивыми буквами возвещалось о том, что читателю предстоит узнать увлекательные похождения отчаянной девицы по имени мисс Случайность.
Had there been a Black Hole within the area of those law regions to consign Ripton to there and then, or an Iron Rod handy to mortify his sinful flesh, Mr. Thompson would have used them.	Если бы в этой обители юриспруденции нашелся бы карцер, куда можно было бы упрятать Риптона, или железный прут, чтобы укротить его греховную плоть, мистер Томсон непременно бы прибег к тому и другому.
As it was, he contented himself by looking Black Holes and Iron Rods at the detected youth, who sat on his perch insensible to what might happen next, collapsed.	А тут он удовлетворился тем, что изобразил и карцер и железный прут взглядом своим, направленным на уличенного в преступлении юношу, который сидел на своем насесте, оцепеневший и безучастный ко всему, что может произойти.
Mr. Thompson cast the wicked creature down with a "Pah!"	- Тьфу! - произнес мистер Томсон и кинул непотребную девицу на пол.
He, however, took her up again, and strode away with her.	Однако потом он поднял ее и унес с собой.
Sir Austin gave Ripton a forefinger, and kindly touched his head, saying,	Сэр Остин протянул Риптону указательный палец и, ласково потрепав его по волосам, сказал:
"Good-bye, boy!	- До свидания, мальчик!
At some future date Richard will be happy to see you at Raynham."	В свое время ты приедешь к нам в Рейнем. Ричард будет тебе рад.
Undoubtedly this was a great triumph to the System!	Не приходилось сомневаться, что Система одержала решительную победу.
CHAPTER XVII	ГЛАВА XVII Хорошее вино и хорошая кровь
The conversation between solicitor and client was resumed.	Разговор между адвокатом и его клиентом возобновился.
"Is it possible," quoth Mr. Thompson, the moment he had ushered his client into his private room, "that you will consent, Sir Austin, to see him and receive him again?"	- Может ли это быть, сэр Остин, - произнес мистер Томсон, как только он привел клиента к себе в кабинет и они остались вдвоем, - что вы соглашаетесь его еще видеть и принимать у себя в доме?
"Certainly," the baronet replied.	- Разумеется, - ответил баронет.
"Why not?	- А почему бы и нет?
This by no means astonishes me.	Меня это нисколько не удивляет.
When there is no longer danger to my son he will be welcome as he was before.	Когда он перестанет быть опасен для моего сына, он будет таким же желанным гостем, каким был прежде.

He is a schoolboy.	Он школяр.
I knew it.	Я это знал.
I expected it.	Я этого ожидал.
The results of your principle, Thompson!"	Все это прямое следствие ваших принципов, Томсон!
"One of the very worst books of that abominable class!" exclaimed the old lawyer, opening at the coloured frontispiece, from which brazen Miss Random smiled bewitchingly out, as if she had no doubt of captivating Time and all his veterans on a fair field.	- Одна из самых омерзительных книжонок подобного рода! - вскричал старый адвокат, открывая цветной фронтиспис, с которого соблазнительно улыбалась бесстыдная мисс Случайность: казалось, она была уверена, что соблазнит своими чарами и самое Время и всех его ветеранов.
"Pah!" he shut her to with the energy he would have given to the office of publicly slapping her face; "from this day I diet him on bread and water-rescind his pocket-money!-How he could have got hold of such a book!	- Тьфу ты, пропасть! - он захлопнул книгу с такой силой, с какой он, вероятно, был бы рад отхлестать эту девицу при всех по щекам. - С этого дня он будет у меня сидеть на хлебе и воде... и перестанет получать карманные деньги! И где это он умудрился раздобыть такую пакость!
How he-!	Как это он!..
And what ideas!	И что за мысли!
Concealing them from me as he has done so cunningly!	И так хитро от меня все скрыть!
He trifles with vice!	Он затеял игру с пороком!
His mind is in a putrid state!	Душа его погрязла в распутстве!
I might have believed-I did believe-I might have gone on believing-my son Ripton to be a moral young man!" The old lawyer interjected on the delusion of fathers, and sat down in a lamentable abstraction.	А я ведь мог подумать, да я и подумал... я мог так думать и дальше... что мой сын Риптон -благопристойный молодой человек! - старый адвокат разразился сетованиями на то, как отцы обманываются в своих сыновьях, и опустился в кресло, растерянный и жалкий.
"The lad has come out!" said Sir Austin.	- Все тайное стало явным! - сказал сэр Остин.
"His adoption of the legal form is amusing.	- Ведь это даже забавно, с какой целью он воспользовался юриспруденцией.
He trifles with vice, true: people newly initiated are as hardy as its intimates, and a young sinner's amusements will resemble those of a confirmed debauchee.	Он действительно играет с пороком; только что вкусившие его молодые люди столь же дерзки, как и завсегдатаи, и забавы начинающего грешника похожи на те, что прельщают старого развратника.
The satiated, and the insatiate, appetite alike appeal to extremes.	Всякая страсть, как ненасытная, так и пресытившаяся, обращается к крайностям.
You are astonished at this revelation of your son's condition.	Вас удивляет то, что вы открыли в отношении вашего сына.
I expected it; though assuredly, believe me, not this sudden and indisputable proof of it.	А я этого ожидал, хотя, поверьте мне, я никак не подозревал, что все это может обнаружиться столь внезапно и столь бесспорно.

But I knew that the seed was in him, and therefore I have not latterly invited him to Raynham.	Но я знал, что семя это все равно в нем заложено, потому-то я и не приглашал его в последнее время в Рейнем.
School, and the corruption there, will bear its fruits sooner or later.	Школа и царящая в ней распущенность рано или поздно приносят свои плоды.
I could advise you, Thompson, what to do with him: it would be my plan."	Я бы мог посоветовать вам, Томсон, что с ним делать: у меня есть свой план.
Mr. Thompson murmured, like a true courtier, that he should esteem it an honour to be favoured with Sir Austin Feverel's advice: secretly resolute, like a true Briton, to follow his own.	Как истый царедворец, мистер Томсон пробормотал, что он почел бы за большую честь услышать из уст сэра Остина добрый совет, втайне же он, как истый бритт, решил, что все равно поступит по-своему.
"Let him, then," continued the baronet, "see vice in its nakedness.	- Дайте ему увидеть, - продолжал баронет, - порок во всей его наготе.
While he has yet some innocence, nauseate him!	Пока в нем еще осталось что-то от невинности, сумейте вызвать в нем отвращение!
Vice, taken little by little, usurps gradually the whole creature.	Принимаемый малыми дозами, порок постепенно овладевает человеком целиком.
My counsel to you, Thompson, would be, to drag him through the sinks of town."	Если хотите знать, то мой вам совет, Томсон, это поводить его по городским вертепам.
Mr. Thompson began to blink again.	Мистер Томсон снова заморгал.
"Oh, I shall punish him, Sir Austin!	- Будьте спокойны, я сумею его наказать, сэр Остин!
Do not fear me, air.	Не бойтесь, сэр.
I have no tenderness for vice."	К пороку я беспощаден.
"That is not what is wanted, Thompson.	- Совсем не это сейчас нужно, Томсон.
You mistake me.	Вы неправильно меня поняли.
He should be dealt with gently.	Обращаться с ним надо мягко.
Heavens! do you hope to make him hate vice by making him a martyr for its sake?	Боже мой! Неужели вы надеетесь, что, сделав из него мученика, вы этим заставите его возненавидеть порок?
You must descend from the pedestal of age to become his Mentor: cause him to see how certainly and pitilessly vice itself punishes: accompany him into its haunts"-	Чтобы быть для него настоящим наставником, вы должны сойти с пьедестала ваших почтенных лет и на время сделаться его сверстником; вы должны показать ему, как непреложно и безжалостно порок наказует сам себя: сопровождать его во все прибежища порока.
"Over town?" broke forth Mr. Thompson.	- Водить его по городу? - спросил мистер Томсон.
"Over town," said the baronet.	- Да, по городу, - сказал баронет.

"And depend upon it," he added, "that, until fathers act thoroughly up to their duty, we shall see the sights we see in great cities, and hear the tales we hear in little villages, with death and calamity in our homes, and a legacy of sorrow and shame to the generations to come.	- И можете не сомневаться, - добавил он, - что до тех пор, пока отцы не начнут как следует исполнять свой долг перед детьми, мы будем видеть те неприглядные картины, что видим сейчас в больших городах, и слышать все истории, которые слышим сейчас в деревушках, где есть и смерть, и приходящая в дом беда, и горе, и стыд, который мы завещаем тем, кто придет в мир после нас.
I do aver," he exclaimed, becoming excited, "that, if it were not for the duty to my son, and the hope I cherish in him, I, seeing the accumulation of misery we are handing down to an innocent posterity-to whom, through our sin, the fresh breath of life will be foul-I-yes! I would hide my name!	Поверьте, - продолжал он, приходя в возбуждение, - что если бы не мой долг перед сыном и не надежда на то, что он оправдает мои ожидания, когда я думаю обо всем нагромождении бедствий и горя, которые мы готовим нашим потомкам, ибо содеянные нами грехи замутят всю первозданную свежесть жизни... то мне... верьте, что это так!.. то мне хочется, чтобы имя мое осталось скрытым!
For whither are we tending?	Ведь куда мы идем?
What home is pure absolutely?	Где тот дом, честь которого ничем не запятнана?
What cannot our doctors and lawyers tell us?"	Почему наши доктора и адвокаты бессильны нам это сказать?
Mr. Thompson acquiesced significantly.	Мистер Томсон многозначительно кивнул головой.
"And what is to come of this?" Sir Austin continued.	- К чему же это все приведет? - продолжал сэр Остин.
"When the sins of the fathers are multiplied by the sons, is not perdition the final sum of things?	- Ведь если грехи сыновей еще умножат грехи отцов, то разве все вместе взятое не приведет мир к погибели?
And is not life, the boon of heaven, growing to be the devil's game utterly?	Разве тогда жизнь из посланного нам господом блага не превращается безраздельно в игрище дьявола?
But for my son, I would hide my name.	Именно ради моего сына мне хочется, чтобы имя мое осталось в тайне.
I would not bequeath it to be cursed by them that walk above my grave!"	Я не хочу, чтобы над моей могилой с уст людей срывались проклятия!
This was indeed a terrible view of existence.	Нарисованная баронетом картина была поистине страшна.
Mr. Thompson felt uneasy.	Мистеру Томсону стало не по себе.
There was a dignity in his client, an impressiveness in his speech, that silenced remonstrating reason and the cry of long years of comfortable respectability.	В клиенте его было такое чувство собственного достоинства; слова его звучали так убедительно, что перед неопровержимостью его доводов умолкал и протестующий разум, и голос долгих лет благопристойной размеренной жизни.
Mr. Thompson went to church regularly; paid his rates and dues without overmuch, or at least more than common, grumbling.	Мистер Томсон регулярно ходил в церковь; он исправно платил причитавшиеся с него подати и даже не особенно при этом ворчал, уж во всяком случае меньше, чем все остальные.

On the surface he was a good citizen, fond of his children, faithful to his wife, devoutly marching to a fair seat in heaven on a path paved by something better than a thousand a year.	На первый взгляд, это был добропорядочный гражданин, любящий отец, хороший муж, благочестиво поднимавшийся к уготованному на небесах блаженству по проложенной тысячелетиями тропе.
But here was a man sighting him from below the surface, and though it was an unfair, unaccustomed, not to say un-English, method of regarding one's fellow-man, Mr. Thompson was troubled by it.	И вдруг находится человек, разглядевший изнанку его жизни, и, хотя это был недозволенный, противный всем правилам, больше того, противный английским нравам способ вглядываться в себе подобных, мистер Томсон был всем этим смущен.
What though his client exaggerated?	Что из того, что его клиент несколько сгустил краски?
Facts were at the bottom of what he said.	В конце-то концов, за всеми словами его стояли факты.
And he was acute-he had unmasked Ripton!	И он оказался проницателен - он разоблачил Риптона!
Since Ripton's exposure he winced at a personal application in the text his client preached from.	С той минуты, когда Риптона вывели на чистую воду, отец его содрогался при мысли о том, что все, что проповедует его клиент, относится именно к нему.
Possibly this was the secret source of part of his anger against that peccant youth.	Может быть, это и являлось скрытой причиной того гнева, который отец обрушил на провинившегося юношу.
Mr. Thompson shook his head, and, with dolefully puckered visage and a pitiable contraction of his shoulders, rose slowly up from his chair.	Мистер Томсон покачал головой; скорбно наморщив лоб и весь как-то жалобно съежившись, он тихо встал с кресла.
Apparently he was about to speak, but he straightway turned and went meditatively to a side-recess in the room, whereof he opened a door, drew forth a tray and a decanter labelled Port, filled a glass for his client, deferentially invited him to partake of it; filled another glass for himself, and drank.	По всей видимости, он собирался что-то сказать, однако вместо этого повернулся и задумчиво направился к стоявшему в нише шкафу; открыв дверцу, он вытащил оттуда поднос и графин с этикеткой "портвейн" и, налив бокал, почтительно предложил его своему клиенту, после чего налил еще один для себя и сразу же его осушил.
That was his reply.	Это было его ответом.
Sir Austin never took wine before dinner.	Сэр Остин никогда не пил перед обедом вина.
Thompson had looked as if he meant to speak: he waited for Thompson's words.	У Томсона был такой вид, как будто он все еще собирается что-то сказать; и баронет ждал, когда это произойдет.
Mr. Thompson saw that, as his client did not join him in his glass, the eloquence of that Porty reply was lost on his client.	Мистер Томсон увидел, однако, что его клиент не присоединяется к нему и не пьет, а следовательно, красноречивый ответ - бокалом портвейна - не достиг своей цели.

Having slowly ingurgitated and meditated upon this precious draught, and turned its flavour over and over with an aspect of potent Judicial wisdom (one might have thought that he was weighing mankind m the balance), the old lawyer heaved, and said, sharpening his lips over the admirable vintage,	Неторопливо выпив и просмаковав сей драгоценный напиток, и смакуя его вновь и вновь с проникновенною мудростью истинного служителя Фемиды (можно было подумать, что он в эту минуту решает судьбу всего человечества), старый законник вздохнул и, облизав губы, сказал:
"The world is in a very sad state, I fear, Sir Austin!"	- Мир в очень печальном положении, сэр Остин!
His client gazed at him queerly.	Его клиент с любопытством на него посмотрел.
"But that," Mr. Thompson added immediately, ill-concealing by his gaze the glowing intestinal congratulations going on within him, "that is, I think you would say, Sir Austin-if I could but prevail upon you-a tolerably good character wine!"	- Но это вот, - тут же добавил мистер Томсон, не в силах скрыть свою радость от разливавшейся по его телу теплоты, - это вот вы, надеюсь, признаете, сэр Остин, если только я уговорю вас его отведать, уверяю вас, это совсем неплохое вино.
"There's virtue somewhere, I see, Thompson!" Sir Austin murmured, without disturbing his legal adviser's dimples.	- Стало быть, Томсон, добротность все-таки существует, - тихо сказал сэр Остин, стараясь не потревожить игравшей на лице его собеседника сладкой улыбки.
The old lawyer sat down to finish his glass, saying, that such a wine was not to be had everywhere.	Старый законник, усевшийся, чтобы допить свой бокал, заметил, что такое вино найти нелегко.
They were then outwardly silent for a apace.	Внешне оба они пребывали в молчании.
Inwardly one of them was full of riot and jubilant uproar: as if the solemn fields of law were suddenly to be invaded and possessed by troops of Bacchanals: and to preserve a decently wretched physiognomy over it, and keep on terms with his companion, he had to grimace like a melancholy clown in a pantomime.	Внутри же в одном из них все бушевало и было охвачено ликованием; можно было подумать, что на угодья юриспруденции вторглись целые сонмища вакханок и захватили их целиком; и для того чтобы физиономия его сохраняла пристойно сокрушенный вид и он мог как-то общаться со своим собеседником, нашему адвокату приходилось, подобно Арлекину, кривить лицо.
Mr. Thompson brushed back his hair.	Мистер Томсон пригладил волосы назад.
The baronet was still expectant.	Баронет все еще выжидал.
Mr. Thompson sighed deeply, and emptied his glass.	Мистер Томсон глубоко вздохнул и осушил свой бокал.
He combated the change that had come over him.	Он все еще противился действию винных паров.
He tried not to see Ruby.	Он пытался рассуждать здраво.
He tried to feel miserable, and it was not in him.	Он пытался прикинуться несчастным, но у него это не получалось.
He spoke, drawing what appropriate inspirations he could from his client's countenance, to show that they had views in common:	Он говорил, стараясь уловить выражение лица своего клиента и изобразить нечто подобное на собственной физиономии, чтобы показать, что у них есть известная общность во взглядах.
"Degenerating sadly, I fear!"	- Боюсь, что близится ужасное вырождение!
The baronet nodded.	Баронет кивнул.

"According to what my wine-merchants say," continued Mr. Thompson, "there can be no doubt about it."	- Если верить тому, что говорят мои поставщики вин, - продолжал мистер Томсон, - в этом не приходится сомневаться.
Sir Austin stared.	Сэр Остин изумленно на него воззрился.
"It's the grape, or the ground, or something," Mr. Thompson went on.	- Дело не то в самом винограде, не то в почве, не то еще в чем-то, - снова принялся за свое мистер Томсон.
"All I can say is, our youngsters will have a bad look-out!	- Могу только сказать, что детей наших ждет невеселое будущее!
In my opinion Government should be compelled to send out a Commission to inquire into the cause.	По мне, так правительству надлежало бы создать комиссию, которая бы расследовала, по какой причине все это происходит.
To Englishmen it would be a public calamity.	Это сущее бедствие для англичан.
It surprises me-I hear men sit and talk despondently of this extraordinary disease of the vine, and not one of them seems to think it incumbent on him to act, and do his best to stop it." He fronted his client like a man who accuses an enormous public delinquency.	Я все-таки удивляюсь: я слышу, как люди сидят и уныло говорят об этой необычной болезни виноградной лозы, и, как видно, никто не считает себя обязанным что-то предпринять, сделать все от него зависящее, чтобы ее пресечь, - он напустился на своего клиента, словно речь шла о некоем ужасающем преступлении.
"Nobody makes a stir!	- Никто даже пальцем не пошевелит!
The apathy of Englishmen will become proverbial.	Безучастность англичан войдет в поговорку.
Pray, try it, Sir Austin!	Прошу вас, отведайте его, сэр Остин!
Pray, allow me.	Позвольте, я вам налью.
Such a wine cannot disagree at any hour.	Такое вино можно пить когда угодно.
Do!	Прошу вас!
I am allowanced two glasses three hours before dinner.	Мне вот разрешено два бокала за три часа до обеда.
Stomachic.	Улучшает пищеварение.
I find it agree with me surprisingly: quite a new man.	Я нахожу, что мне это очень полезно: чувствую себя совсем другим человеком.
I suppose it will last our time. It must! What should we do?	Думается, на наш с вами век его хватит! Без него мы бы просто пропали!
There's no Law possible without it.	Никаких бы дел не могли вести.
Not a lawyer of us could live.	Законнику без него дня не прожить.
Ours is an occupation which dries the blood."	Профессия у нас такая, что от нее сохнет кровь.
The scene with Ripton had unnerved him, the wine had renovated, and gratitude to the wine inspired his tongue.	Сцена с Риптоном расстроила его, выпитое вино его освежило, а чувство благодарности к этому вину развязало ему язык.
He thought that his client, of the whimsical mind, though undoubtedly correct moral views, had need of a glass.	Он решил, что как ни привередлив его клиент, он смотрит на вещи здраво и поэтому непременно должен выпить налитый ему бокал портвейна.

"Now that very wine-Sir Austin-I think I do not err in saying, that very wine your respected father, Sir Pylcher Feverel, used to taste whenever he came to consult my father, when I was a boy.	- Так вот, насчет этого вина, сэр Остин... если не ошибаюсь, высокочтимый батюшка ваш, сэр Пилкер Феверел, был до него большим охотником и пивал его всякий раз, когда приезжал за советом к моему отцу. Я тогда еще был мальчишкой.
And I remember one day being called in, and Sir Pylcher himself poured me out a glass.	И, помнится, как-то раз позвали меня, и сэр Пилкер сам мне налил бокал.
I wish I could call in Ripton now, and do the same.	Хорошо, если бы теперь я мог позвать Риптона и также вот его угостить.
No!	Как бы не так!
Leniency in such a case as that!-The wine would not hurt him-I doubt if there be much left for him to welcome his guests with.	Пусть он не ждет от меня никаких поблажек! Вино бы ему, правда, не повредило... боюсь только, что не очень-то много останется ему угощать своих гостей.
Ha! ha!	Ха-ха!
Now if I could persuade you, Sir Austin, as you do not take wine before dinner, some day to favour me with your company at my little country cottage I have a wine there-the fellow to that-I think you would, I do think you would"-Mr. Thompson meant to say, he thought his client would arrive at something of a similar jocund contemplation of his fellows in their degeneracy that inspirited lawyers after potation, but condensed the sensual promise into "highly approve."	Знаете что, сэр Остин, коль скоро вы перед обедом вина не пьете, то мне хочется уговорить вас как-нибудь оказать мне честь и посетить мой загородный домик... Там-то уж у меня вино... не хуже этого... Думаю, что тогда вы... тогда вы... -Мистер Томсон хотел сказать, что, как он полагает, клиент его и сам придет в то состояние, какое воодушевляет законников после того, как они как следует выпьют, и позволяет им снисходительнее взирать на собратьев, но все же удержался от этого сладостного предсказания, сказав лишь: - Вы его оцените в полную меру.
Sir Austin speculated on his legal adviser with a sour mouth comically compressed.	Сэр Остин взирал на своего советчика по юридическим делам и раздумывал над его словами с кислой миной, презабавно сморщив губы.
It stood clear to him that Thompson before his Port, and Thompson after, were two different men.	Ему стало ясно, что Томсон до принятия портвейна и Томсон после этого - два совершенно разных человека.
To indoctrinate him now was too late: it was perhaps the time to make the positive use of him he wanted.	Переубеждать его теперь уже было поздно; но, может быть, была как раз удобная минута использовать его теперешнее состояние в своих интересах.
He pencilled on a handy slip of paper:	Он взял карандаш и на первом попавшемся клочке бумаги написал:
"Two prongs of a fork; the World stuck between them-Port and the Palate:	"Два зубца одной вилки; мир зажат между ними -портвейн и чревоугодие.
'Tis one which fails first-Down goes World;" and again the hieroglyph-"Port-spectacles."	Одного не станет - и мир погиб". И еще: "Сквозь стекла портвейна".

He said, "I shall gladly accompany you this evening, Thompson," words that transfigured the delighted lawyer, and ensigned the skeleton of a great Aphorism to his pocket, there to gather flesh and form, with numberless others in a like condition.	- Я охотно поеду с вами сегодня вечером, Томсон,- сказал он; слова эти привели адвоката в восторг, и он весь преобразился; и эти самые слова составили костяк замечательного афоризма, приютившегося у баронета в кармане, чтобы обрасти там плотью и облечься в форму вместе с находившимися в подобном же положении многими другими.
"I came to visit my lawyer," he said to himself. "I think I have been dealing with The World in epitome!"	"Я приехал сюда посоветоваться со своим адвокатом, - подумал он, - а случилось так, что я столкнулся с целым миром в его лице".
CHAPTER XVIII	ГЛАВА XVIII Система сталкивается с пагубными последствиями совершенных в юности сумасбродств
The rumour circulated that Sir Austin Feverel, the recluse of Raynham, the rank misogynist, the rich baronet, was in town, looking out a bride for his only son and uncorrupted heir.	Разнесся слух, что сэр Остин Феверел, рейнемский отшельник, заядлый женоненавистник, богатый баронет, приехал в столицу и присматривает невесту для своего единственного сына и полноправного наследника.
Doctor Benjamin Bairam was the excellent authority.	Доктор Бенджамин Бейрем был в этом вопросе непререкаемым авторитетом.
Doctor Bairam had safely delivered Mrs. Deborah Gossip of this interesting bantling, which was forthwith dandled in dozens of feminine laps.	Доктор Бейрем благополучно помог разродиться госпоже Молве этим слухом, и немало женщин качало потом у себя на коленях примечательного отпрыска.
Doctor Bairam could boast the first interview with the famous recluse.	Доктор Бейрем мог похвастать тем, что был первым человеком, к которому обратился знаменитый отшельник.
He had it from his own lips that the object of the baronet was to look out a bride for his only son and uncorrupted heir; "and," added the doctor, "she'll be lucky who gets him."	Он услышал из собственных уст баронета, что тот действительно приехал присмотреть невесту для своего единственного сына и полноправного наследника. - И счастлива будет та, кому он достанется, - добавил доктор.
Which was interpreted to mean, that he would be a catch; the doctor probably intending to allude to certain extraordinary difficulties in the way of a choice.	Слова эти истолковали так, что юноша этот станет для кого-то лакомою добычей; может быть, впрочем, доктор имел в виду и все необычайные трудности, связанные с выбором невесты.
A demand was made on the publisher of The Pilgrim's Scrip for all his outstanding copies.	У издателя "Котомки пилигрима" затребовали все нераспроданные экземпляры книги.
Conventionalities were defied.	Условностями на этот раз пренебрегли.
A summer-shower of cards fell on the baronet's table.	Визитные карточки дождем посыпались на стол баронета.
He had few male friends.	Среди мужчин у него не было друзей.
He shunned the Clubs as nests of scandal.	В клубах он не бывал, считая их рассадниками сплетен.

The cards he contemplated were mostly those of the sex, with the husband, if there was a husband, evidently dragged in for propriety's sake.	Представшие теперь его взору визитные карточки принадлежали в большинстве своем лицам женского пола, вместе с мужьями там, где таковые имелись; последних дамы притаскивали с собой, дабы посещения их выглядели благопристойно.
He perused the cards and smiled.	Перебирая все эти карточки, баронет улыбался.
He knew their purpose.	Он знал, с какою целью они были оставлены.
What terrible light Thompson and Bairam had thrown on some of them!	В каком неприглядном свете представали иные после всего, что он услышал о них от Томсона и того же доктора Бейрема!
Heavens! in what a state was the blood of this Empire.	Боже ты мой! До чего же выродились в этой империи благородные семьи.
Before commencing his campaign he called on two ancient intimates, Lord Heddon, and his distant cousin Darley Absworthy, both Members of Parliament, useful men, though gouty, who had sown in their time a fine crop of wild oats, and advocated the advantage of doing so, seeing that they did not fancy themselves the worse for it.	Прежде чем приступить к намеченному, баронет проведал двух своих старых друзей, лорда Хеддона и своего дальнего родственника Дарли Эбсуорти; оба они были членами Парламента и людьми для него полезными, хоть оба и страдали подагрой; в юные годы они вдосталь предавались сумасбродствам и старались оправдать все преимущества этого образа жизни, уверяя, что хуже от этого нисколько не стали.
He found one with an imbecile son and the other with consumptive daughters.	И вот он обнаружил, что у одного из них слабоумный сын, а у другого - целый выводок чахоточных дочерей.
"So much," he wrote in the Note-book, "for the Wild Oats theory!"	"Разоблачила сама себя "теория сумасбродств"!" -записал у себя в книжке баронет.
Darley was proud of his daughters' white and pink skins.	Дарли гордился белоснежною кожей и ярким румянцем своих дочерей.
"Beautiful complexions," he called them.	Он называл их не иначе, как "мои красавицы".
The eldest was in the market, immensely admired.	Старшая уже выезжала в свет, и у нее было множество поклонников.
Sir Austin was introduced to her.	Ей представили сэра Остина.
She talked fluently and sweetly.	Барышня была словоохотлива и приятна.
A youth not on his guard, a simple school-boy youth, or even a man, might have fallen in love with her, she was so affable and fair.	Какой-нибудь неосмотрительный юноша, обыкновенный школьник или даже зрелый мужчина легко мог в нее влюбиться - так она была мила и так располагала к себе.
There was something poetic about her.	В ней было что-то поэтическое.
And she was quite well, she said, the baronet frequently questioning her on that point.	"Прекрасно", - отвечала она всякий раз, когда баронет принимался расспрашивать ее, как она себя чувствует.
She intimated that she was robust; but towards the close of their conversation her hand would now and then travel to her side, and she breathed painfully an instant, saying,	Из слов ее можно было заключить, что она совершенно здорова; однако к концу разговора она все чаще прижимала руку к груди и ей трудно было перевести дыхание.

"Isn't it odd?	"Странно, не правда ли? - говорила она тогда.
Dora, Adela, and myself, we all feel the same queer sensation-about the heart, I think it is-after talking much."	- У Доры, у Адели и у меня бывает одинаковая непонятная тяжесть в сердце, и это случается после того, как мы много говорим".
Sir Austin nodded and blinked sadly, exclaiming to his soul,	Сэр Остин только кивнул головой и уныло замолчал, повторяя про себя:
"Wild oats! wild oats!"	"Грехи молодости! Сумасбродства!"
He did not ask permission to see Dora and Adela.	Свидания с Дорой и Аделью он уже не стал добиваться.
Lord Heddon vehemently preached wild oats.	Лорд Хеддон яростно отстаивал права молодых людей совершать сумасбродства.
"It's all nonsense, Feverel," he said, "about bringing up a lad out of the common way.	- Все это глупости, Феверел, - сказал он, -пытаться воспитать сына не так, как все.
He's all the better for a little racketing when he's green-feels his bone and muscle learns to know the world.	Ему просто необходимо перебеситься, пока он юн, - он ощутит свою силу, станет увереннее в себе и, к тому же, узнает свет.
He'll never be a man if he hasn't played at the old game one time in his life, and the earlier the better.	Никогда ему не стать настоящим мужчиной, если он хоть раз в жизни не поиграет в эту старинную игру, и чем раньше это случится, тем лучше.
I've always found the best fellows were wildish once.	Я всегда замечал, что больше всего проку бывало именно в тех, кому в юности доводилось перебеситься.
I don't care what he does when he's a green-horn; besides, he's got an excuse for it then.	Пусть делает все, что хочет, пока он молод; в эти годы все проступки его легко можно оправдать.
You can't expect to have a man, if he doesn't take a man's food.	Не следует думать, что мужчиной можно стать, не отведав мужской пищи.
You'll have a milksop.	Тогда это будет уже не мужчина, а молокосос.
And, depend upon it, when he does break out he'll go to the devil, and nobody pities him.	И помни, стоит такому раз сорваться, как все полетит вверх тормашками, и никто его не пожалеет.
Look what those fellows the grocers, do when they get hold of a young-what d'ye call 'em?-apprentice.	Посмотри, как ведут себя лавочники, когда они берут молодого парня... как бишь это зовется... в ученики.
They know the scoundrel was born with a sweet tooth.	Они знают, что мальчишка сластена.
Well! they give him the run of the shop, and in a very short time he soberly deals out the goods, a devilish deal too wise to abstract a morsel even for the pleasure of stealing.	И что же! Они предоставляют ему в лавке полную свободу, оставляют там одного, и очень скоро он перестает поддаваться соблазну - он ничего не тронет, даже ради одного удовольствия что-то стащить.
I know you have contrary theories.	Я знаю, что ты держишься противоположного мнения.
You hold that the young grocer should have a soul above sugar.	По-твоему, молодой приказчик должен подняться выше пристрастия к сахару.
It won't do!	Не выйдет этого!

Take my word for it, Feverel, it's a dangerous experiment, that of bringing up flesh and blood in harness.	Поверь мне, Феверел, опасная затея - пытаться удержать в упряжке кипучую кровь.
No colt will bear it, or he's a tame beast.	Никакому жеребцу этого не выдержать, разве что он не лучше клячи.
And look you: take it on medical grounds.	И подумай, есть во всем этом и медицинские соображения.
Early excesses the frame will recover from: late ones break the constitution.	Ранние излишества нисколько не опасны для человека, поздние - подрывают его здоровье.
There's the case in a nutshell.	Вот к чему все сводится.
How's your son?"	Ну, а как твой сын?
"Sound and well!" replied Sir Austin.	- Здоров и благополучен! - ответил сэр Остин.
"And yours?"	- А твой?
"Oh, Lipscombe's always the same!" Lord Heddon sighed peevishly.	- О, Липском все тот же! - лорд Хеддон только вздохнул; он был раздражен.
"He's quiet-that's one good thing; but there's no getting the country to take him, so I must give up hopes of that."	- Это тихоня - единственное, что в нем есть хорошего; только представь себе, в присяжные заседатели его не берут, я уже потерял всякую надежду.
Lord Lipscombe entering the room just then, Sir Austin surveyed him, and was not astonished at the refusal of the country to take him.	Как раз в эту минуту лорд Липском вошел в комнату. Сэр Остин оглядел его с ног до головы и нисколько не удивился, что его отказались принять.
"Wild oats!" he thought, as he contemplated the headless, degenerate, weedy issue and result.	"Грехи молодости!" - подумал он, всматриваясь в тупого, совершенно выродившегося дряблого отпрыска.
Both Darley Absworthy and Lord Heddon spoke of the marriage of their offspring as a matter of course.	Дарли Эбсуорти и лорд Хеддон, оба заговорили о предстоящей женитьбе их наследников как о чем-то само собой разумеющемся.
"And if I were not a coward," Sir Austin confessed to himself, "I should stand forth and forbid the banns!	"Не будь я трусом, - признался сам себе сэр Остин, - я бы поднял голос и запретил подобные браки!
This universal ignorance of the inevitable consequence of sin is frightful! The wild oats plea is a torpedo that seems to have struck the world, and rendered it morally insensible."	Просто ведь ужасно, как это люди не знают, к каким неизбежным последствиям приводит грех; поощрять сумасбродства юношей - все равно что подложить бомбу, ту, что успела уже сотрясти весь мир и заглушить в нем всякое нравственное начало".
However, they silenced him. He was obliged to spare their feelings on a subject to him so deeply sacred.	Однако он смолчал: он вынужден был щадить чувства этих людей касательно предмета, который для него самого был священным.
The healthful image of his noble boy rose before him, a triumphant living rejoinder to any hostile argument.	Образ его пышущего здоровьем сына возник перед ним как торжествующее живое опровержение любого из аргументов, которые могли бы привести его противники.

He was content to remark to his doctor, that he thought the third generation of wild oats would be a pretty thin crop!	Он довольствовался тем, что заметил своему доктору, что третье поколение предающихся сумасбродствам людей будет совсем хилым!
Families against whom neither Thompson lawyer nor Bairam physician could recollect a progenitorial blot, either on the male or female side, were not numerous.	Таких семей, у которых ни адвокат Томсон, ни доктор Бейрем не могли найти какого-либо изъяна в прошлом по мужской или по женской линии, оказалось совсем мало.
"Only," said the doctors "you really must not be too exacting in these days, my dear Sir Austin.	- Право же, - сказал доктор, - вы не должны быть в наши дни таким требовательным, сэр Остин.
It is impossible to contest your principle, and you are doing mankind incalculable service in calling its attention to this the gravest of its duties: but as the stream of civilization progresses we must be a little taken in the lump, as it were.	Нет никакой возможности оспаривать ваши принципы, и вы оказываете человечеству неоценимую услугу, призывая его обратить внимание на то, что является его прямым долгом, но коль скоро цивилизация наша неудержимым потоком рвется вперед, приходится думать о всех нас в целом.
The world is, I can assure you-and I do not look only above the surface, you can believe-the world is awakening to the vital importance of the question."	Могу вас уверить, что мир - и знайте, что я далек от того, чтобы смотреть на вещи поверхностно, -мир начинает понимать всю важность этого вопроса для жизни.
"Doctor," replied Sir Austin, "if you had a pure-blood Arab barb would you cross him with a screw?"	- Доктор, - ответил сэр Остин, - если бы, например, у вас был чистокровный берберийский конь, неужели бы вы случили его с какой-нибудь захудалой клячей?
"Decidedly not," said the doctor.	- Разумеется, нет, - ответил доктор.
"Then permit me to say, I shall employ every care to match my son according to his merits," Sir Austin returned.	- Тогда позвольте вам сказать, что я употреблю все силы на то, чтобы женить моего сына так, как он того заслужил, - решительно сказал сэр Остин.
"I trust the world is awakening, as you observe.	- Вы правы, мир действительно начинает пробуждаться от сна, я в это верю.
I have been to my publisher, since my arrival in town, with a manuscript	Приехав в город, я побывал у своего издателя и отвез ему рукопись моих
'Proposal for a New System of Education of our British Youth,' which may come in opportunely.	"Предложений по новой Системе воспитания юных англичан", которые со временем могут быть осуществлены на деле.
I think I am entitled to speak on that subject."	Я, как мне кажется, вправе говорить об этом.
"Certainly," said the doctor.	- Ну конечно же, - сказал доктор.
"You will admit, Sir Austin, that, compared with continental nations-our neighbours, for instance-we shine to advantage, in morals, as in everything else.	- Согласитесь, сэр Остин, что по сравнению с народами, живущими на континенте, нашими соседями, например, мы выше, у нас есть перед ними явные преимущества в отношении нравственном, как, впрочем, и во всем остальном.
I hope you admit that?"	Надеюсь, вы со мною согласны?
"I find no consolation in shining by comparison with a lower standard," said the baronet.	- Нашли, чем утешить - быть выше низости, -возразил баронет.

"If I compare the enlightenment of your views-for you admit my principle-with the obstinate incredulity of a country doctor's, who sees nothing of the world, you are hardly flattered, I presume?"	- Если я, например, начну сравнивать ваши просвещенные взгляды - вы ведь разделяете мои принципы - с тупым невежеством какого-нибудь сельского лекаря, который не видит дальше своего носа, то вряд ли вам это будет особенно лестно, не правда ли?
Doctor Bairam would hardly be flattered at such a comparison, assuredly, he interjected.	Доктор Бейрем подтвердил, что, конечно же, ему бы это ни в малейшей степени не польстило.
"Besides," added the baronet, "the French make no pretences, and thereby escape one of the main penalties of hypocrisy.	- К тому же, - добавил баронет, - французы не прибегают к притворству и тем самым избегают одного из самых жестоких наказаний, которые ждут лицемеров.
Whereas we!-but I am not their advocate, credit me.	В то время как мы!.. Только поверьте, я отнюдь не хочу быть их адвокатом.
It is better, perhaps, to pay our homage to virtue.	Лучше все-таки, может быть, воздать должное добродетели.
At least it delays the spread of entire corruptness."	Во всяком случае, этим можно как-то задержать распространение всеобщей испорченности.
Doctor Bairam wished the baronet success, and diligently endeavoured to assist his search for a mate worthy of the pure-blood barb, by putting several mamas, whom he visited, on the alert.	Доктор Бейрем пожелал баронету успеха и со своей стороны постарался помочь ему присмотреть достойную чистокровного берберийского коня партию, посетив за это время несколько семейств и всполошив нескольких маменек, озабоченных судьбами своих дочерей.
CHAPTER XIX	ГЛАВА XIX Мелодия, наигранная на дудке
Away with Systems!	Довольно с нас всяких Систем!
Away with a corrupt World!	Довольно этого развращенного мира!
Let us breathe the air of the Enchanted Island.	Подышим лучше воздухом Зачарованного Острова.
Golden lie the meadows: golden run the streams; red gold is on the pine-stems.	Золотятся луга, золотятся потоки, красным золотом отливают стволы сосен.
The sun is coming down to earth, and walks the fields and the waters.	Солнце опускается все ниже и стелет свои лучи на полях и на водах реки.
The sun is coming down to earth, and the fields and the waters shout to him golden shouts.	Солнце опускается все ниже, а поля и воды преисполняются просветленной радости.
He comes, and his heralds run before him, and touch the leaves of oaks and planes and beeches lucid green, and the pine-stems redder gold; leaving brightest footprints upon thickly-weeded banks, where the foxglove's last upper-bells incline, and bramble-shoots wander amid moist rich herbage.	Оно опускается, и герольды его бегут впереди и возвещают о нем листьям дубов и платанов, и светлой зелени буков, и отливающим бронзою стволам сосен; они оставляют горячие следы на густо заросших берегах, где клонятся долу последние цветы наперстянки и где из густой мокрой травы то тут, то там выглядывают кусты куманики.

The plumes of the woodland are alight; and beyond them, over the open, 'tis a race with the long-thrown shadows; a race across the heaths and up the hills, till, at the farthest bourne of mounted eastern cloud, the heralds of the sun lay rosy fingers and rest.	Весь лес горит, а за ним, на открытом пространстве, несутся растянувшиеся в длину тени; они мчатся по поросшим вереском низинам, взбираются на холмы, пока наконец вестники заходящего солнца не коснутся розовыми перстами самого дальнего края поднявшегося на востоке облака и не канут во тьму.
Sweet are the shy recesses of the woodland.	- Сколько прелести в сокрытых от глаз уголках леса!
The ray treads softly there.	Крадучись пробирается туда солнечный луч.
A film athwart the pathway quivers many-hued against purple shade fragrant with warm pines, deep moss-beds, feathery ferns.	Отливающая радугой легкая дымка заволакивает тропу; сквозь нее прорываются полосы темного пурпура, и все это напоено запахами раскаленной сосны, перистого папоротника, глубоких мшарин.
The little brown squirrel drops tail, and leaps; the inmost bird is startled to a chance tuneless note.	Бурая белочка свешивает хвост и прыгает; спрятавшаяся в чаще птица внезапно издает случайный, невыразительный крик.
From silence into silence things move.	После всех стрекотаний и шорохов в лесу снова воцаряется тишина.
Peeps of the revelling splendour above and around enliven the conscious full heart within.	Созерцание буйного великолепия над головой и вокруг пробуждает к жизни глубины сердца.
The flaming West, the crimson heights, shower their glories through voluminous leafage.	Пламенеющий закат, залитые багрянцем вершины льют свое сияние сквозь густую листву.
But these are bowers where deep bliss dwells, imperial joy, that owes no fealty to yonder glories, in which the young lamb gambols and the spirits of men are glad.	А там, в потаенных убежищах обитает истинное блаженство, та царственная радость, которая не должна платить податей этому торжеству природы, вселяющему резвость в ягненка и веселящему человека.
Descend, great Radiance! embrace creation with beneficent fire, and pass from us!	Снизойди же, великое сияние! Охвати все сущее благотворным пламенем, а потом продолжай свой путь!
You and the vice-regal light that succeeds to you, and all heavenly pageants, are the ministers and the slaves of the throbbing content within.	И ты, и тот серебряный свет, что следует за тобою, и все посланцы небес - все только слуги, только рабы высокой животворной радости, таящейся у нас в сердце.
For this is the home of the enchantment.	Ибо оно-то и есть истинная обитель очарования.
Here, secluded from vexed shores, the prince and princess of the island meet: here like darkling nightingales they sit, and into eyes and ears and hands pour endless ever-fresh treasures of their souls.	Здесь, вдали от мятежных берегов, встречаются владыка и владычица острова; здесь они пребывают подобно укрывшимся во тьме соловьям, здесь в глаза, и в уши, и в руки льются неиссякаемые сокровища их душ.
Roll on, grinding wheels of the world: cries of ships going down in a calm, groans of a System which will not know its rightful hour of exultation, complain to the universe.	Пусть же кружатся неумолимые колеса мироздания; пусть отзвучат прощальные стоны тонущих в штиль кораблей; пусть, наконец, отхрипит ропот Системы, которая так и не узнает, когда ей дано будет восторжествовать; пусть стихнут стенания, обращенные ко вселенной.
You are not heard here.	Здесь их никто не слышит.

He calls her by her name, Lucy: and she, blushing at her great boldness, has called him by his, Richard.	Он называет ее по имени, Люси, а она, краснея от дерзости своей, зовет его Ричардом.
Those two names are the key-notes of the wonderful harmonies the angels sing aloft.	Оба эти имени - ключевые ноты гармонического пения, что доносится к ним с небес.
"Lucy! my beloved!"	- Люси! Любимая моя!
"O Richard!"	- Ричард!
Out in the world there, on the skirts of the woodland, a sheep-boy pipes to meditative eve on a penny-whistle.	Где-то там, в мире, за лесом мальчик-пастух встречает наступление тихого вечера игрою на дудке.
Love's musical instrument is as old, and as poor: it has but two stops; and yet, you see, the cunning musician does thus much with it!	Инструмент, на котором играет любовь, столь же древен и незамысловат: у него ведь всего два тона; и, несмотря на это, какие звуки может извлечь из него искусный музыкант!
Other speech they have little; light foam playing upon waves of feeling, and of feeling compact, that bursts only when the sweeping volume is too wild, and is no more than their sigh of tenderness spoken.	Кроме этих двух слов они не говорят почти ничего; светлая пена вьется на волнах охватившего их обоих чувства; оба держат его в узде, и вырывается оно только в минуты, когда у них уже нету сил справляться с ним, но и тогда -одним только нежным вздохом.
Perhaps love played his tune so well because their natures had unblunted edges, and were keen for bliss, confiding in it as natural food.	Может быть, любовь их была исполнена такой гармонии потому, что их ничем не притупленные души жаждали счастья; счастьем становилась для них сама жизнь.
To gentlemen and ladies he fine-draws upon the viol, ravishingly; or blows into the mellow bassoon; or rouses the heroic ardours of the trumpet; or, it may be, commands the whole Orchestra for them.	Знатных кавалеров и дам любовь тешит игрой на виоле, выписывая тончайшие фиоритуры; или обретает густой голос фагота; или пробуждает героические страсти трубы; или, может быть, даже дирижирует целым оркестром.
And they are pleased.	И им это нравится.
He is still the cunning musician.	Она все еще остается хитрою чаровницей.
They languish, and taste ecstasy: but it is, however sonorous, an earthly concert.	Влюбленные млеют и - вкушают ее восторги; но как бы торжественно она ни звучала, это все же земная музыка.
For them the spheres move not to two notes.	Небесные светила и не думают подчиняться двум этим тонам.
They have lost, or forfeited and never known, the first super-sensual spring of the ripe senses into passion; when they carry the soul with them, and have the privileges of spirits to walk disembodied, boundlessly to feel.	Они потеряли - впрочем, может быть, им и вовсе было не дано ее знать - ту первозданную свежесть, когда созревшие чувства совершают какой-то стремительный прыжок и -преображаются в страсть; когда они увлекают за собою все остальное и обретают свойство духов -отрешиться от плоти и насладиться беспредельностью бытия.
Or one has it, and the other is a dead body.	Либо же все эти свойства проявляются у одного, а другой - глух и нем.

Ambrosia let them eat, and drink the nectar: here sit a couple to whom Love's simple bread and water is a finer feast.	Что из того, что эти люди вкушают амброзию и упиваются нектаром: перед вами влюбленные, для которых хлеб и вода вкуснее всех яств.
Pipe, happy sheep-bop, Love!	Играй же на дудке, счастливый пастушок, имя которому Любовь!
Irradiated angels, unfold your wings and lift your voices!	Сияющие ангелы, взмахните крылами и вознесите к небу свои голоса!
They have out-flown philosophy.	Далеко позади все философские рассуждения.
Their instinct has shot beyond the ken of science.	Инстинкт взметнул их за поставленные разумом пределы.
They were made for their Eden.	Они были рождены, чтобы обрести свой рай.
"And this divine gift was in store for me! " So runs the internal outcry of each, clasping each: it is their recurring refrain to the harmonies.	Возглас этот звучит в душе каждого из них: он становится непрестанным припевом звучащей мелодии.
How it illumined the years gone by and suffused the living Future!	Как озарены им минувшие года и как залито все грядущее!
"You for me: I for you!"	- Ты моя! Я твой!
"We are born for each other!"	- Мы созданы друг для друга!
They believe that the angels have been busy about them from their cradles.	Они убеждены, что ангелы-хранители с колыбели готовили их к этому дню.
The celestial hosts have worthily striven to bring them together.	Небесное воинство положило немало труда на то, чтобы состоялась их встреча.
And, O victory!	И вот, о победа!
O wonder! after toil and pain, and difficulties exceeding, the celestial hosts have succeeded!	О чудо! После всех тягостных усилий, преодолев все громоздившиеся на их пути преграды, небесное воинство сделало свое дело!
"Here we two sit who are written above as one!"	- Мы здесь вдвоем, и нам предначертано, что мы станем едины!
Pipe, happy Love! pipe on to these dear innocents!	Труби же об этом счастье, любовь! Труби о себе этим чистым сердцам!
The tide of colour has ebbed from the upper sky.	Синее покрывало сошло с небесных высот.
In the West the sea of sunken fire draws back; and the stars leap forth, and tremble, and retire before the advancing moon, who slips the silver train of cloud from her shoulders, and, with her foot upon the pine-tops, surveys heaven.	Утихает полыхающее на горизонте море огня; звезды вспыхивают, и дрожат, и отступают перед восходящей луной; она все ближе и ближе; с плеч ее скользит вниз сплетенная из облаков серебрящаяся фата, и, остановившись над верхушками сосен, луна взирает на небо.
"Lucy, did you never dream of meeting me?"	- Люси, а тебе никогда не мечталось об этой встрече?
"O Richard! yes; for I remembered you."	- Да, Ричард, да! Я же тебя помнила с того дня.
"Lucy! and did you pray that we might meet?"	- Люси! А ты просила бога о том, чтобы он нам послал эту встречу?
"I did!"	- Да, Ричард!

Young as when she looked upon the lovers in Paradise, the fair Immortal journeys onward.	Такая же юная, как тогда, когда она взирала на обитателей рая, бессмертная красавица, луна продолжает свой путь.
Fronting her, it is not night but veiled day.	И на пути ее не ночь, а окутанный дымкой день.
Full half the sky is flushed.	Целых полнеба озарено пламенем.
Not darkness, not day, but the nuptials of the two.	Нет! Это не ночь и не день, это обручение влюбленных.
"My own! my own for ever!	- Моя! Моя навеки!
You are pledged to me?	Ты ведь предназначена мне, верно?
Whisper!"	Шепни мне, что да!
He hears the delicious music.	И до слуха его долетают дивные звуки:
"And you are mine?"	- И ты мой!
A soft beam travels to the fern-covert under the pinewood where they sit, and for answer he has her eyes turned to him an instant, timidly fluttering over the depths of his, and then downcast; for through her eyes her soul is naked to him.	Тонкий луч достиг зарослей папоротника под соснами, где они сидят, и она отвечает ему вскинутым на него взглядом; глаза ее робко мерцают, погруженные в глубины его глаз, после чего опускаются вниз, ибо сквозь этот мерцающий взгляд он видит ее обнаженную душу.
"Lucy! my bride! my life!"	- Люси! Суженая моя! Жизнь моя!
The night-jar spins his dark monotony on the branch of the pine.	Сидя на ветке сосны, козодой льет свою однозвучную песню.
The soft beam travels round them, and listens to their hearts.	Тонкий луч обходит их кругом; ему слышно биение их сердец.
Their lips are locked.	Губы их слиты.
Pipe no more, Love, for a time!	Помолчи немного, любовь!
Pipe as you will you cannot express their first kiss; nothing of its sweetness, and of the sacredness of it nothing.	Сколько бы ты ни играла на своей дудочке, тебе все равно не передать первый поцелуй; ни сладость его, ни того, как он свят.
St. Cecilia up aloft, before the silver organ-pipes of Paradise, pressing fingers upon all the notes of which Love is but one, from her you may hear it.	Услыхать это можно лишь высоко в раю, где звучат серебряные органные трубы и где, играя на них, святая Цецилия пробуждает в человеческих душах чувства, имя одному из которых - любовь.
So Love is silent.	Итак, любовь тиха.
Out in the world there, on the skirts of the woodland, the self-satisfied sheep-boy delivers a last complacent squint down the length of his penny-whistle, and, with a flourish correspondingly awry, he also marches into silence, hailed by supper.	Там, вдалеке, на самой окраине леса веселый пастушок, кончив играть, искоса оглядывает свою дудку и, предвкушая ужин, шагает домой в тишине.
The woods are still.	Лес замирает.
There is heard but the night-jar spinning on the pine-branch, circled by moonlight.	Слышно только, как козодой все еще тянет свою песню на ветке в освещенном лунном круге.

CHAPTER XX	ГЛАВА XX, в которой прославляется узаконенное испокон веку обхождение героя с драконом
Enchanted Islands have not yet rooted out their old brood of dragons.	На Зачарованных Островах и по сию пору еще не перевелись драконы древних времен.
Wherever there is romance, these monsters come by inimical attraction.	Всюду, где только есть романтика, неизменно появляются эти чудовища, возгораясь лютой враждой.
Because the heavens are certainly propitious to true lovers, the beasts of the abysses are banded to destroy them, stimulated by innumerable sad victories; and every love-tale is an Epic Par of the upper and lower powers.	Именно потому, что небеса всякий раз покровительствуют влюбленным, гнездящиеся в земных глубинах гады объединяются, чтобы сжить их со свету, побуждаемые к тому бесчисленными победами, которые они уже одержали, и история каждой любви являет собою эпопею борьбы низших сил с высшими.
I wish good fairies were a little more active.	Хочется, чтобы у добрых фей было побольше упорства.
They seem to be cajoled into security by the happiness of their favourites; whereas the wicked are always alert, and circumspect.	Слишком уж легко впадают они в благодушие, успокоенные безмятежным счастьем своих любимцев, в то время как злые феи всегда готовы напасть.
They let the little ones shut their eyes to fancy they are not seen, and then commence.	Они ждут, пока юноша и девушка закроют глаза, вообразив, что им уже ничто не грозит, и тут-то приступают к своему черному делу.
These appointments and meetings, involving a start from the dinner-table at the hour of contemplative digestion and prime claret; the hour when the wise youth Adrian delighted to talk at his ease-to recline in dreamy consciousness that a work of good was going on inside him; these abstractions from his studies, excesses of gaiety, and glumness, heavings of the chest, and other odd signs, but mainly the disgusting behaviour of his pupil at the dinner-table, taught Adrian to understand, though the young gentleman was clever in excuses, that he had somehow learnt there was another half to the divided Apple of Creation, and had embarked upon the great voyage of discovery of the difference between the two halves.	Все эти сговоры и встречи, уводившие нашего героя из-за стола в послеобеденные часы, когда предаются перевариванию и попивают бордо; в часы, когда мудрый юноша Адриен наслаждался возможностью выговориться всласть, развалившись в кресле и ощущая благоденствие в теле; рассеянность его ученика во время занятий, приступы веселья или же, напротив, уныние, глубокие вздохи и другие странные признаки, но прежде всего недопустимое поведение питомца его за столом, несмотря на все весьма искусно подстроенные уловки, навели Адриена на мысль, что его подопечный так или иначе узнал о том, что существует вторая половина райского яблока, и что он пустился в дальнее плавание, дабы узнать, чем половинка эта отличается от первой.
With his usual coolness Adrian debated whether he might be in the observatory or the practical stage of the voyage.	С присущим ему хладнокровием Адриен спрашивал себя, ограничивалось ли все одним наблюдением, или ученик его уже постигал все на опыте.
For himself, as a man and a philosopher, Adrian had no objection to its being either; and he had only to consider which was temporarily most threatening to the ridiculous System he had to support.	Что до него самого, то, как человек и как философ, Адриен ничего не имел ни против первого, ни против второго; ему надо было только определить, что из двух сделалось на данное время более явной угрозой для нелепой Системы, считаться с которой ему поневоле приходилось.

Richard's absence annoyed him.	Отсутствие Ричарда было весьма ощутимо.
The youth was vivacious, and his enthusiasm good fun; and besides, when he left table, Adrian had to sit alone with Hippias and the Eighteenth Century, from both of whom he had extracted all the amusement that could be got, and he saw his digestion menaced by the society of two ruined stomachs, who bored him just when he loved himself most.	Юноша был существом жизнерадостным, ему было с ним интересно; к тому же, когда тот покидал их, Адриену приходилось сидеть втроем с Г иппиасом и Восемнадцатым Столетием, а из их общества он успел уже извлечь все, что могло хоть сколько-нибудь его позабавить, и прекрасно понимал, что его собственное пищеварение может пострадать от постоянного общения с двумя людьми, у которых оно окончательно расстроено -общения особенно тягостного именно в эти самые приятные в его жизни часы.
Poor Hippias was now so reduced that he had profoundly to calculate whether a particular dish, or an extra-glass of wine, would have a bitter effect on him and be felt through the remainder of his years.	Несчастного Гиппиаса настолько уже ограничили во всем, что он всякий раз пускался в глубокомысленные рассуждения касательно вредных последствий, которые может иметь то или иное съеденное им блюдо или лишний бокал вина, - последствий, от которых ему будет не избавиться до гроба.
He was in the habit of uttering his calculations half aloud, wherein the prophetic doubts of experience, and the succulent insinuations of appetite, contended hotly.	У него была привычка пространно рассуждать о них вслух, причем все подсказанные горьким опытом опасения касательно того, что с ним может статься, яростно сражались с одолевавшим его чревоугодием.
It was horrible to hear him, so let us pardon Adrian for tempting him to a decision in favour of the moment.	Выслушивать все эти излияния было непереносимо, поэтому великодушно простим Адриена за то, что он принялся склонять его на что-то решиться.
"Happy to take wine with you," Adrian would say, and Hippias would regard the decanter with a pained forehead, and put up the doctor.	- С удовольствием выпью с вами вина, - говорил Адриен. Г иппиас же в тягостном раздумье взирал на графин и ссылался на запреты врача.
"Drink, nephew Hippy, and think of the doctor to-morrow!" the Eighteenth Century cheerily ruffles her cap at him, and recommends her own practice.	- Выпей, племянник Гиппи, а о докторе будешь думать завтра! - решительно предлагает ему Восемнадцатое Столетие, теребя свой чепец; бокал свой она уже осушила.
"It's this literary work!" interjects Hippias, handling his glass of remorse.	- Они-то и довели меня! - восклицает Гиппиас, продолжая терзаться угрызениями совести, но все же поднимая бокал.
"I don't know what else it can be.	- Больше не на что думать.
You have no idea how anxious I feel.	Вы не представляете себе, какая это мука!
I have frightful dreams. I'm perpetually anxious."	По ночам я не знаю покоя: мне снятся ужасные сны.
"No wonder," says Adrian, who enjoys the childish simplicity to which an absorbed study of his sensational existence has brought poor Hippias. "No wonder.	- Ничего удивительного, - говорит Адриен, находя особое удовольствие в детском простодушии, до которого бедного Г иппиаса довела его поглощенность своими недугами, - ничего удивительного.
Ten years of Fairy Mythology!	Десять лет заниматься выдумками и бреднями.

Could anyone hope to sleep in peace after that?	Разве после этого будешь спать спокойно?
As to your digestion, no one has a digestion who is in the doctor's hands.	Что же касается вашего пищеварения, дядюшка, то у того, кто попал в лапы докторов, его и вовсе не будет.
They prescribe from dogmas, and don't count on the system.	В предписаниях своих они исходят из догм и никак не хотят считаться с человеческим организмом.
They have cut you down from two bottles to two glasses.	Они вот свели вас от двух бутылок до двух бокалов.
It's absurd.	Это же нелепо.
You can't sleep, because your system is crying out for what it's accustomed to."	Вы не спите просто потому, что ваш организм требует то, к чему он привык.
Hippias sips his Madeira with a niggerdly confidence, but assures Adrian that he really should not like to venture on a bottle now: it would be rank madness to venture on a bottle now, he thinks.	Г иппиас потягивает мадеру, все еще одолеваемый сомнением, но вместе с тем уверяет Адриена, что теперь он ни за что уже не отважился бы на целую бутылку; выпить целую бутылку, говорит он, было бы сущим безумием.
Last night only, after partaking, under protest, of that rich French dish, or was it the duck?-Adrian advised him to throw the blame on that vulgar bird.-Say the duck, then.	Вчера вечером, после того как он против воли поел это жирное блюдо французской кухни... А может быть, это от утки? Адриен посоветовал ему возложить всю вину на сию злосчастную птицу. Короче говоря, во всем виновата утка.
Last night, he was no sooner stretched in bed, than he seemed to be of an enormous size all his limbs-his nose, his mouth, his toes-were elephantine!	Вчера вечером, едва только он улегся в постель, как ему стало казаться, что тело его растягивается до невероятных размеров: все в нем - нос, рот, пальцы ног - становится огромным, как у слона!
An elephant was a pigmy to him.	Да что там говорить, слон перед ним был сущим пигмеем.
And his hugeousness seemed to increase the instant he shut his eyes.	И стоило ему только закрыть глаза, как ему чудилось, что он растет и растет.
He turned on this side; he turned on that. He lay on his back; he tried putting his face to the pillow; and he continued to swell.	Он поворачивался то на один бок, то на другой; он ложился на спину, он пытался уткнуться лицом в подушку; и все равно тело продолжало пухнуть.
He wondered the room could hold him-he thought he must burst it-and absolutely lit a candle, and went to the looking-glass to see whether he was bearable.	Он не мог понять, как это он умещается в комнате; он был уверен, что стены не выдержат и вот-вот лопнут, и поторопился зажечь свечу и посмотреть на себя в зеркало.
By this time Adrian and Richard were laughing uncontrollably.	От этого рассказа Адриена и Ричарда одолел безудержный смех.
He had, however, a genial auditor in the Eighteenth Century, who declared it to be a new disease, not known in her day, and deserving investigation.	У него, однако, нашелся внимательный слушатель в лице Восемнадцатого Столетия; старуха объявила, что это какой-то новый недуг, что в ее время такого не знали и что стоит его как следует изучить.

She was happy to compare sensations with him, but hers were not of the complex order, and a potion soon righted her.	Она рада была сопоставить собственные ощущения с тем, что испытывал он, но у нее все складывалось иначе, и выпитая микстура приносила ей известное облегчение.
In fact, her system appeared to be a debatable ground for aliment and medicine, on which the battle was fought, and, when over, she was none the worse, as she joyfully told Hippias.	В самом деле, ее организм как будто становился ареной, где кушанья сражались с лекарствами, и по окончании этого поединка она оставалась такою же, как была, и она с радостью сообщала об этом Гиппиасу.
Never looked ploughman on prince, or village belle on Court Beauty, with half the envy poor nineteenth-century Hippias expended in his gaze on the Eighteenth.	Никогда, должно быть, селянин не смотрел с такой завистью на принца или деревенская девушка на придворную красавицу, как Г иппиас -несчастное дитя девятнадцатого века - глядел на Восемнадцатое Столетие.
He was too serious to note much the laughter of the young men.	Он слишком был поглощен собою и не очень-то замечал, как молодые люди над ним смеются.
This 'Tragedy of a Cooking-Apparatus,' as Adrian designated the malady of Hippias, was repeated regularly ever evening.	Эта "кухонная трагедия", как Адриен называл болезнь Гиппиаса, вечер за вечером повторялась.
It was natural for any youth to escape as quick as he could from such a table of stomachs.	Было совершенно естественно, что юноше хочется поскорее унести ноги от стола, за которым так горячо обсуждалась деятельность желудка.
Adrian bore with his conduct considerately, until a letter from the baronet, describing the house and maternal System of a Mrs. Caroline Grandison, and the rough grain of hopefulness in her youngest daughter, spurred him to think of his duties, and see what was going on.	Адриен относился к поведению своего подопечного довольно терпимо, пока баронет не прислал письма, где рассказывалось о Системе воспитания девушек, созданной миссис Каролиной Грандисон, описывался ее дом и сообщалось о пока еще смутных надеждах, возлагаемых на младшую дочь, и тем самым заставил Адриена вспомнить о возложенных на него обязанностях и посмотреть, что же все-таки происходит с вверенным его попечительству юношей.
He gave Richard half-an-hour's start, and then put on his hat to follow his own keen scent, leaving Hippias and the Eighteenth Century to piquet.	Он дал Ричарду уйти, а спустя полчаса надел шляпу и пустился за ним по горячему следу, оставив Гиппиаса и Восемнадцатое Столетие пререкаться вдвоем.
In the lane near Belthorpe he met a maid of the farm not unknown to him, one Molly Davenport by name, a buxom lass, who, on seeing him, invoked her Good Gracious, the generic maid's familiar, and was instructed by reminiscences vivid, if ancient, to giggle.	На тропинке близ Белторпа ему повстречалась молодая молочница с фермы; он ее знал. Звали ее Молли Дейвенпорт, это была полногрудая здоровая девка. Завидев его, она разразилась шумными восклицаниями, как то принято у таких, как она, и, словно вспоминая о чем-то хоть и давнем, но еще свежем в памяти, захихикала.
"Are you looking for your young gentleman?" Molly presently asked.	- Вы никак молодого господина ищете? - сразу же спросила Молли.
Adrian glanced about the lane like a cool brigand, to see if the coast was clear, and replied to her,	Адриен огляделся вокруг, словно заправский разбойник, и, убедившись, что вокруг нет ни души, ответил:

"I am, miss.	- Да, ищу.
I want you to tell me about him."	Расскажи-ка мне, что ты о нем знаешь.
"Dear! " said the buxom lass, "was you coming for me to-night to know?"	- Вот те на! - вскричала девушка. - Это вы затем и шагали сюда, чтобы разузнать?
Adrian rebuked her: for her bad grammar, apparently.	Адриен отчитал ее, надо полагать, за ее нескладную речь.
"'Cause I can't stop out long to-night," Molly explained, taking the rebuke to refer altogether to her bad grammar.	- Потому как толковать с вами мне сегодня некогда, - сказала Молли, относя его издевательства исключительно к своему неумению правильно выражаться.
"You may go in when you please, miss.	- Ну что же, поговорим в другой раз, красотка.
Is that any one coming?	А что, идет разве кто?
Come here in the shade."	Завернем-ка вот сюда, в тень.
"Now, get along!" said Miss Molly.	- А ну вас! - возмутилась Молли.
Adrian spoke with resolution.	Адриен заговорил с ней решительным тоном.
"Listen to me, Molly Davenport!"	- Вот что, Молли Дейвенпорт!
He put a coin in her hand, which had a medical effect in calming her to attention.	- Тут он сунул ей в руку монету, чем сразу ее успокоил и заставил прислушаться к его словам.
"I want to know whether you have seen him at all?"	- Я хочу знать, видела ты его или нет?
"Who?	- Кого это?
Your young gentleman?	Вашего молодого господина?
I sh'd think I did.	Еще бы не видать!
I seen him to-night only.	Сегодня вот я его тут увидала.
Ain't he grooved handsome.	И красавчик же он стал.
He's al'ays about Beltharp now.	Сейчас он все время в Белторпе торчит.
It ain't to fire no more ricks.	Скирды-то уж больше не поджигает.
He's afire 'unself.	Теперь он сам весь горит.
Ain't you seen 'em together?	Не видали вы, что ли, их вместе?
He's after the missis"-	Он тут за нашей девицей увивается...
Adrian requested Miss Davenport to be respectful, and confine herself to particulars.	Адриен попросил мисс Дейвенпорт выражаться уважительно и придерживаться одних только фактов.
This buxom lass then told him that her young missis and Adrian's young gentleman were a pretty couple, and met one another every night.	Толстушка сказала ему тогда, что ее барышня и интересующий Адриена молодой господин хорошая пара и что видятся они каждый вечер.
The girl swore for their innocence.	Она побожилась, что худого ничего между ними не было.
"As for Miss Lucy, she haven't a bit of art in her, nor have he."	- Что до мисс Люси, не горазда она на всякие хитрости, да и он, видать, тоже.

"They're all nature, I suppose," said Adrian.	- Что и говорить, оба они - сама простота, -согласился Адриен.
"How is it I don't see her at church?"	- А чего же это я никогда ее в церкви не вижу?
"She's Catholic, or some think," said Molly.	- Не то она католичка, не то еще кто, - пояснила Молли.
"Her father was, and a leftenant.	- Отец-то у нее был католик, и лейтенант.
She've a Cross in her bedroom.	В комнате у нее распятие висит.
She don't go to church.	В церковь она не ходит.
I see you there last Sunday a-lookin' so solemn," and Molly stroked her hand down her chin to give it length.	Я вот намедни в воскресенье вас там видала; такой вы были важный, - и Молли провела рукою по подбородку, оттягивая его вниз.
Adrian insisted on her keeping to facts.	Адриен продолжал настаивать на том, чтобы она не отклонялась от существа дела.
It was dark, and in the dark he was indifferent to the striking contrasts suggested by the lass, but he wanted to hear facts, and he again bribed her to impart nothing but facts.	Было темно, и в этой темноте он был совершенно равнодушен к неожиданностям, которые подносила ему его собеседница, - ему надо было знать факты, и он снова пошел на подкуп, дабы она сообщила ему одни только факты.
Upon which she told him further, that her young lady was an innocent artless creature who had been to school upwards of three years with the nuns, and had a little money of her own, and was beautiful enough to be a lord's lady, and had been in love with Master Richard ever since she was a little girl.	После этого она поведала ему, что юная госпожа -невинное бесхитростное создание, что она года три проучилась в монастыре, что у нее есть кое-какие собственные деньги, что она достаточно красива, чтобы, выйдя замуж за благородного, сделаться настоящей леди, и что она еще девочкой влюбилась в мастера Ричарда.
Molly had got from a friend of hers up at the Abbey, Mary Garner, the housemaid who cleaned Master Richard's room, a bit of paper once with the young gentleman's handwriting, and had given it to her Miss Lucy, and Miss Lucy had given her a gold sovereign for it-just for his handwriting!	Помнится, Молли раздобыла тогда от приятельницы своей Мери Г арнер, что служила в Рейнеме и убирала комнату мастера Ричарда, клочок бумаги, исписанной его почерком, и передала его мисс Люси, а мисс Люси заплатила ей за это золотой соверен, - и все только потому, что это был его почерк!
Miss Lucy did not seem happy at the farm, because of that young Tom, who was always leering at her, and to be sure she was quite a lady, and could play, and sing, and dress with the best.	Мисс Люси не очень-то хорошо живется на ферме из-за этого парня Тома; тот все время к ней пристает, а ведь что там говорить: она все равно что настоящая леди и может играть и петь, и наряжаться не хуже благородных девиц.
"She looks like angels in her nightgown!" Molly wound up.	- Поглядеть на нее в ночной сорочке, так сущий ангел! - заключила Молли.
The next moment she ran up close, and speaking for the first time as if there were a distinction of position between them, petitioned:	И тут же, в первый раз обратившись к нему так, как того требовало различие в их положении, она принялась упрашивать:
"Mr. Harley! you won't go for doin' any harm to 'em 'cause of what I said, will you now?	- Мистер Харли! Вы не станете делать им ничего худого из-за того, что я вам тут наговорила, не правда ли?
Do say you won't now, Mr. Harley!	Обещайте мне, что не станете, мистер Харли!
She is good, though she's a Catholic.	Она девушка добрая, хоть и католичка.

She was kind to me when I was ill, and I wouldn't have her crossed-I'd rather be showed up myself, I would!"	Так ходила за мной, когда я занемогла, и не дай бог я вреда наделаю... лучше пусть я бы наместо нее за все ответила.
The wise youth gave no positive promise to Molly, and she had to read his consent in a relaxation of his austerity.	Мудрый юноша ничего определенного не обещал, и ей оставалось только угадать, что он соглашается это сделать, по тому, что он изменил тон и заговорил с ней не так сурово.
The noise of a lumbering foot plodding down the lane caused her to be abruptly dismissed.	Чьи-то тяжелые громыхающие шаги на тропинке заставили девушку сразу прервать этот разговор.
Molly took to flight, the lumbering foot accelerated its pace, and the pastoral appeal to her flying skirts was heard-"Moll! you theyre!	Молли обратилась в бегство; громыхающие шаги сделались быстрее, и, в то время как юбки ее развевались по ветру, послышался пастушеский оклик:
It be I-Bantam!"	- Ты где, Мол! Это я, Бентем!
But the sprightly Silvia would not stop to his wooing, and Adrian turned away laughing at these Arcadians.	Однако резвая Сильвия осталась глуха к его призывам, и Адриен вернулся назад, посмеиваясь над этими обитателями Аркадии.
Adrian was a lazy dragon.	Адриен был ленив.
All he did for the present was to hint and tease.	Он ограничился тем, что намекал и поддразнивал.
"It's the Inevitable!" he said, and asked himself why he should seek to arrest it.	- Это неизбежное! - говорил он и спрашивал себя, чего ради он будет препятствовать тому, что все равно неминуемо должно случиться.
He had no faith in the System.	У него не было веры в Систему.
Heavy Benson had.	У грузного Бенсона вера была.
Benson of the slow thick-lidded antediluvian eye and loose-crumpled skin; Benson, the Saurian, the woman-hater; Benson was wide awake.	Бенсон с его неповоротливостью, с его заплывшими, в тяжелых веках, как у допотопных чудовищ, глазами и морщинистой обвисшей кожей; Бенсон - этот Динозавр, этот женоненавистник, - Бенсон был все время настороже.
A sort of rivalry existed between the wise youth and heavy Benson.	Существовало своего рода соперничество между мудрым юношей и грузным Бенсоном.
The fidelity of the latter dependant had moved the baronet to commit to him a portion of the management of the Raynham estate, and this Adrian did not like.	Последний выказал такую верность своему господину, что баронет решился доверить ему какую-то часть управления Рейнемским поместьем, а Адриену это пришлось не по вкусу.
No one who aspires to the honourable office of leading another by the nose can tolerate a party in his ambition.	Никогда ведь не бывает, чтобы человек, замысливший почтенное дело - водить другого за нос, смирился с тем, что на это же метит кто-то другой.
Benson's surly instinct told him he was in the wise youth's way, and he resolved to give his master a striking proof of his superior faithfulness.	Безошибочное чутье подсказывало Бенсону, что пути его и мудрого юноши скрестились, и он решил представить своему господину разительное доказательство своей беззаветной преданности.
For some weeks the Saurian eye had been on the two secret creatures.	Уже в течение нескольких недель Динозавр не спускал глаз с влюбленных, таивших от всех свои встречи.

Heavy Benson saw letters come and go in the day, and now the young gentleman was off and out every night, and seemed to be on wings.	Грузный Бенсон видел, как днем туда и обратно идут письма, как с некоторых пор наследник Рейнема стал отлучаться каждый вечер из дому, и можно было подумать, что у него выросли крылья.
Benson knew whither he went, and the object he went for.	Бенсон знал, куда он уходит и зачем.
It was a woman-that was enough.	Его влекла к себе женщина, и этого было довольно.
The Saurian eye had actually seen the sinful thing lure the hope of Raynham into the shades.	Глаза Динозавра разглядели, как греховодница заманивает единственного отпрыска Феверелов в ночную мглу.
He composed several epistles of warning to the baronet of the work that was going on; but before sending one he wished to record a little of their guilty conversation; and for this purpose the faithful fellow trotted over the dews to eavesdrop, and thereby aroused the good fairy, in the person of Tom Bakewell, the sole confidant of Richard's state.	Он сочинил уже несколько писем, в которых ставил баронета в известность о том, что происходит у него дома; однако перед тем, как посылать их, ему хотелось записать хоть что-нибудь из услышанных им греховных речей, и вот сей верный слуга шагал и шагал по мокрой траве, лишь бы подслушать их разговор, пока не всполошил добрую фею, принявшую обличье Тома Бейквела, единственного, кому Ричард доверил свою тайну.
Tom said to his young master, "Do you know what, sir? You be watched!"	- Знаете ли вы, сэр, что за вами следят? - доложил Том своему юному господину.
Richard, in a fury, bade him name the wretch, and Tom hung his arms, and aped the respectable protrusion of the butler's head.	Ричард пришел в ярость и потребовал, чтобы Том назвал ему имя этого подлеца, в ответ на что Том только опустил плечи и втянул голову наподобие того, как то делал дворецкий.
"It's he, is it?" cried Richard.	- Ах, так это вот кто? - вскричал Ричард.
"He shall rue it, Tom.	- Ничего, Том, теперь ему несдобровать.
If I find him near me when we're together he shall never forget it."	Если я только замечу его, когда мы будем вдвоем, то будет он меня помнить.
"Don't hit too hard, sir," Tom suggested.	- Не бейте только очень уж сильно, - заметил Том.
"You hit mortal hard when you're in earnest, you know."	- Вы сами знаете, удар у вас сильный, когда вы разъяритесь.
Richard averred he would forgive anything but that, and told Tom to be within hail to-morrow night-he knew where.	Ричард ответил, что готов простить ему все, что угодно, только не это, и велел Тому быть на другой день вечером неподалеку в условленном месте.
By the hour of the appointment it was out of the lover's mind.	Но когда назначенный час настал, наш влюбленный начисто обо всем позабыл.
Lady Blandish dined that evening at Raynham, by Adrian's pointed invitation.	Леди Блендиш в этот вечер обедала в Рейнеме, куда ее нарочно пригласил Адриен.
According to custom, Richard started up and off, with few excuses.	По обыкновению, Ричард вышел из-за стола и, пробормотав на ходу какие-то извинения, удалился.

The lady exhibited no surprise.	Леди Блендиш не выказала при этом ни малейшего удивления.
She and Adrian likewise strolled forth to enjoy the air of the Summer night.	Вместе с Адриеном они тоже вышли немного погулять и насладиться чудесным летним воздухом.
They had no intention of spying.	Никаких намерений выслеживать юношу у них не было.
Still they may have thought, by meeting Richard and his inamorata, there was a chance of laying a foundation of ridicule to sap the passion.	И все-таки оба могли думать, что, встреть они на пути Ричарда и его возлюбленную, у них будет повод к тому, чтобы, подтрунивая над их чувством, его развенчать.
They may have thought so-they were on no spoken understanding.	Может статься, в мыслях у них такое действительно и было, но они ничего об этом не говорили друг другу.
"I have seen the little girl," said Lady Blandish. "She is pretty-she would be telling if she were well set up.	- Видела я эту девочку, - сказала леди Блендиш, -недурна собой, могла бы даже стать привлекательной, получи она надлежащее воспитание.
She speaks well.	Она хорошо говорит.
How absurd it is of that class to educate their women above their station!	Как это нелепо, что люди этого круга воспитывают девушек выше положенного им уровня.
The child is really too good for a farmer.	Право же, она слишком хороша, чтобы стать женой фермера.
I noticed her before I knew of this; she has enviable hair.	Я приметила ее еще раньше, чем обо всем узнала; у нее восхитительные волосы.
I suppose she doesn't paint her eyelids.	Как видно, она не подкрашивает веки.
Just the sort of person to take a young man.	Словом, такие-то как раз и прельщают молодых людей.
I thought there was something wrong.	Я сообразила, что тут что-то неладно.
I received, the day before yesterday, an impassioned poem evidently not intended for me.	Третьего дня я получила проникнутое страстью стихотворение, явно предназначавшееся не для меня.
My hair was gold.	Я вдруг оказалась белокурой.
My meeting him was foretold.	Мне, видите ли, было суждено с ним встретиться.
My eyes were homes of light fringed with night.	Глаза мои были обителями света, окаймленными тьмою.
I sent it back, correcting the colours."	Я отослала письмо обратно, исправив цвета.
"Which was death to the rhymes," said Adrian.	- И этим погубили все рифмы, - заметил Адриен.
"I saw her this morning.	- Я видел ее сегодня утром.
The boy hasn't bad taste.	У мальчика неплохой вкус.
As you say, she is too good for a farmer.	Вы правильно говорите, что она слишком хороша собою, для того чтобы достаться фермеру.

Such a spark would explode any System.	От такой искры взорвется любая Система.
She slightly affected mine.	Она немножко задела и мою.
The Huron is stark mad about her."	Гурон наш совершенно от нее без ума.
"But we must positively write and tell his father," said Lady Blandish.	- Но мы непременно должны написать его отцу и поставить его обо всем в известность, - решила леди Блендиш.
The wise youth did not see why they should exaggerate a trifle.	Мудрый юноша не мог понять, чего ради надо делать из мухи слона.
The lady said she would have an interview with Richard, and then write, as it was her duty to do.	Леди Блендиш сказала, что сначала поговорит с Ричардом и только потом напишет баронету, но все равно считает своим долгом это сделать.
Adrian shrugged, and was for going into the scientific explanation of Richard's conduct, in which the lady had to discourage him.	Адриен только пожал плечами; он уже готов был начать объяснять поведение Ричарда с точки зрения науки, но леди Блендиш слушать ничего не хотела.
"Poor boy!" she sighed.	- Бедный мальчик! - она вздохнула.
"I am really sorry for him.	- Очень мне его жаль.
I hope he will not feel it too strongly.	Надеюсь, он не примет этого чересчур близко к сердцу.
They feel strongly, father and son."	Они ведь оба все принимают близко к сердцу - и отец и сын.
"And select wisely," Adrian added.	- И при этом оба умеют сделать выбор, - добавил Адриен.
"That's another thing," said Lady Blandish.	- Ну, это уже другое дело, - возразила леди Блендиш.
Their talk was then of the dulness of neighbouring county people, about whom, it seemed, there was little or no scandal afloat: of the lady's loss of the season in town, which she professed not to regret, though she complained of her general weariness: of whether Mr. Morton of Poer Hall would propose to Mrs. Doria, and of the probable despair of the hapless curate of Lobourne; and other gossip, partly in French.	После этого разговор у них перешел на то, какой скучный народ живет в округе, - ведь за все это время не произошло ни одной или почти ни одной скандальной истории; о том, что леди Блендиш пришлось пожертвовать всеми городскими развлечениями этой осени, о чем она, правда, не жалеет, хотя, вообще-то говоря, от всего очень устала; о том, сделает или нет мистер Мортон из Пуэр Холла предложение миссис Дорайе и не приведет ли это в отчаяние несчастного лобернского викария; были и другие темы для разговора, в котором они перешли потом на французский язык.
They rounded the lake, and got upon the road through the park to Lobourne.	Они обогнули пруд и очутились на проходившей через парк дороге в Лоберн.
The moon had risen.	Взошла луна.
The atmosphere was warm and pleasant.	Было тепло, и легко дышалось.
"Quite a lover's night," said Lady Blandish.	- Самая подходящая ночь для влюбленных, -сказала леди Блендиш.

"And I, who have none to love pity me!"	- А у меня вот нет никого, кого бы я мог полюбить.
The wise youth attempted a sigh.	Пожалейте меня! - мудрый юноша попытался вздохнуть.
"And never will have," said Lady Blandish, curtly. "You buy your loves."	- И никогда не будет, - отрезала леди Блендиш, -вы привыкли эту любовь покупать.
Adrian protested.	Адриен запротестовал.
However, he did not plead verbally against the impeachment, though the lady's decisive insight astonished him.	Однако он не нашелся ничего возразить на выдвинутое против него обвинение, хотя редкая проницательность леди Блендиш его поразила.
He began to respect her, relishing her exquisite contempt, and he reflected that widows could be terrible creatures.	Он начал проникаться к ней уважением, находя даже известное удовольствие в презрении, которое она ему только что выказала, и, задумавшись, пришел к выводу, что вдовы порой бывают ужасны.
He had hoped to be a little sentimental with Lady Blandish, knowing her romantic.	Он надеялся, что сможет при ней немного расчувствоваться, ибо знал ее склонность к романтике.
This mixture of the harshest common sense and an air of	Эта смесь ничем не прикрытого здравого смысла и мотива
"I know you men," with romance and refined temperament, subdued the wise youth more than a positive accusation supported by witnesses would have done.	"Знаю я вас, мужчин" с романтикой и с тонкостью чувств подействовала на мудрого юношу сильнее, чем какое-нибудь решительное обвинение, подтвержденное показаниями свидетелей.
He looked at the lady.	Он взглянул на свою собеседницу.
Her face was raised to the moon.	Взоры ее были обращены к луне.
She knew nothing-she had simply spoken from the fulness of her human knowledge, and had forgotten her words.	Никаких твердых познаний у нее не было - она говорила просто от полноты собственного жизненного опыта и уже позабыла свои слова.
Perhaps, after all, her admiration, or whatever feeling it was, for the baronet, was sincere, and really the longing for a virtuous man.	В конце концов, может быть, все ее восхищение перед баронетом или какое-то другое чувство к нему было искренним и являло собою тоску по идеальному мужчине.
Perhaps she had tried the opposite set pretty much.	Может быть, ей привелось слишком много иметь дела с теми, кто был от этого идеала далек.
Adrian shrugged.	Адриен пожал плечами.
Whenever the wise youth encountered a mental difficulty he instinctively lifted his shoulders to equal altitudes, to show that he had no doubt there was a balance in the case-plenty to be said on both sides, which was the same to him as a definite solution.	Всякий раз, когда мудрый юноша сталкивался с какой-либо трудной проблемой, он инстинктивно приподнимал оба плеча на одинаковую высоту, как бы показывая этим, что нисколько не сомневается в том, что равновесие существует, что у каждой стороны есть свои неопровержимые доводы, а ведь это само по себе уже равносильно решению.

At their tryst in the wood, abutting on Raynham Park, wrapped in themselves, piped to by tireless Love, Richard and Lucy sat, toying with eternal moments.	Свидевшись в соседнем с Рейнемским парком лесу, поглощенные друг другом, завороженные звучанием свирели - не знающей усталости Любовью, - Ричард и Люси радовались каждой минуте бесконечного счастья.
How they seem as if they would never end!	Когда такие мгновения настают, то кажется, что им и в самом деле не будет конца!
What mere sparks they are when they have died out!	Но вот они гаснут, и остаются только искорки.
And how in the distance of time they revive, and extend, and glow, and make us think them full the half, and the best of the fire, of our lives!	Но потом эти искорки разгораются вновь, и светятся, и нам кажется тогда, что мгновения эти составляют для нас полжизни и ничто с ними не сравнится!
With the onward flow of intimacy, the two happy lovers ceased to be so shy of common themes, and their speech did not reject all as dross that was not pure gold of emotion.	По мере того, как близость росла, счастливые влюбленные переставали смущаться вещей обыденных и, разговаривая друг с другом, не выбрасывали уже как ненужный хлам все то, что не было чистым золотом их обоюдного чувства.
Lucy was very inquisitive about everything and everybody at Raynham.	Люси упорно расспрашивала его обо всем, что касалось жизни в Рейнеме всех его обитателей.
Whoever had been about Richard since his birth, she must know the history of, and he for a kiss will do her bidding.	Она считала, что должна знать историю каждого, с кем соприкасался Ричард с самого своего рождения; он исполнял ее просьбу и в награду получал поцелуй.
Thus goes the tender duet:	Это был нежный дуэт:
"You should know my cousin Austin, Lucy.-Darling!	- Тебе надо познакомиться с моим кузеном Остином, Люси... Милая!
Beloved!"	Любимая моя!
"My own! Richard!"	- Любовь моя, Ричард!
"You should know my cousin Austin.	- Тебе надо познакомиться с Остином.
You shall know him.	Я тебя с ним познакомлю.
He would take to you best of them all, and you to him.	Он понравится тебе больше всех остальных, а ты -ему.
He is in the tropics now, looking out a place-it's a secret-for poor English working-men to emigrate to and found a colony in that part of the world:-my white angel!"	Он сейчас где-то в тропических странах, подыскивает место - только знай, это тайна - для бедных английских рабочих, чтобы те могли эмигрировать и основать в этой части мира свою колонию. Ангел ты мой!
"Dear love!"	- Любовь моя!
"He is such a noble fellow!	- У него такое благородное сердце!
Nobody here understands him but me.	Никто здесь его не понимает, кроме меня.
Isn't it strange?	Не правда ли, странно?
Since I met you I love him better!	С тех пор, как я встретил тебя, я люблю его еще больше!

That's because I love all that's good and noble better now-Beautiful!	Это потому, что я стал больше любить все высокое и благородное. Как это прекрасно!
I love-I love you!"	Люблю... люблю тебя!
"My Richard!"	- Милый Ричард!
"What do you think I've determined, Lucy?	- Знаешь, Люси, какое я принял решение!
If my father-but no! my father does love me.-No! he will not; and we will be happy together here.	Если мой отец... впрочем, нет, отец меня любит... Нет! Он не станет противиться; и мы будем счастливы здесь все вместе.
And I will win my way with you.	И я пробью себе дорогу с твоей помощью.
And whatever I win will be yours; for it will be owing to you.	И все, чего я добьюсь, будет твоим, потому что я буду этим обязан тебе.
I feel as if I had no strength but yours-none! and you make me-O Lucy!"	У меня сейчас такое чувство, что вся моя сила идет от тебя... что никакой другой у меня вообще нет! Это ты творишь меня, Люси!
His voice ebbs.	Голос его затихает.
Presently Lucy murmurs-	Слышится шепот Люси:
"Your father, Richard."	- Твой отец, Ричард...
"Yes, my father?"	- Да что мой отец!
"Dearest Richard!	- Любимый мой!
I feel so afraid of him."	Я так его боюсь.
"He loves me, and will love you, Lucy." "But I am so poor and humble, Richard." "No one I have ever seen is like you, Lucy."	- Он любит меня и полюбит тебя, Люси.
"You think so, because you"-	- Ты думаешь так, потому что ты...
"What?"	- Что я?
"Love me," comes the blushing whisper, and the duet gives place to dumb variations, performed equally in concert.	- Потому что ты меня любишь, - раздается смущенный шепот, и дуэт уступает место безмолвным вариациям, исполненным такой же гармонии.
It is resumed.	Он возобновляется снова:
"You are fond of the knights, Lucy.	- Ты увлекаешься рыцарями, Люси.
Austin is as brave as any of them.-My own bride!	Остин храбростью своей никому из них не уступит... Суженая моя!
Oh, how I adore you!	До чего же я люблю тебя!
When you are gone, I could fall upon the grass you tread upon, and kiss it.	Стоит тебе уйти, как мне хочется кинуться на траву, по которой ты только что ступала, и целовать ее.
My breast feels empty of my heart-Lucy! if we lived in those days, I should have been a knight, and have won honour and glory for you.	Точно из груди у меня вырвали сердце... Знаешь что, Люси! Если бы мы жили в те времена, я был бы рыцарем, и я сражался бы за тебя, стяжал бы честь и славу.
Oh! one can do nothing now.	Какая жалость, что сейчас это невозможно.

My lady-love!	Ты - моя дама сердца!
My lady-love!-A tear?-Lucy?"	Моя дама сердца! Что это? На глазах у тебя слезы?.. Люси?
"Dearest!	- Любимый мой!
Ah, Richard!	Ричард!
I am not a lady."	Никакая я не дама.
"Who dares say that?	- Кто осмелится сказать, что это не так?
Not a lady-the angel I love!"	Ты не только моя дама... ты ангел, и я тебя люблю!
"Think, Richard, who I am."	- Подумай сам, Ричард, кто я на самом деле.
"My beautiful!	- Красавица моя!
I think that God made you, and has given you to me."	Я думаю, что тебя создал господь и подарил тебя мне.
Her eyes fill with tears, and, as she lifts them heavenward to thank her God, the light of heaven strikes on them, and she is so radiant in her pure beauty that the limbs of the young man tremble.	Она поднимает глаза к небесам возблагодарить за все бога, и глаза ее наполняются слезами, и свет небесный их озаряет, и она так светится вся, и красота ее так чиста, что по всему телу его пробегает дрожь.
"Lucy!	- Люси!
O heavenly spirit!	Ангел ты мой!
Lucy!"	Люси!
Tenderly her lips part-"I do not weep for sorrow."	Губы ее нежно приоткрываются. - Я плачу не от горя.
The big bright drops lighten, and roll down, imaged in his soul.	Крупные светлые капли становятся еще светлее и скатываются вниз, и остаются в его душе.
They lean together-shadows of ineffable tenderness playing on their thrilled cheeks and brows.	Они склоняются друг к другу... отсвет немыслимой нежности играет на щеках у них и на лбу.
He lifts her hand, and presses his mouth to it.	Он берет ее руку и прижимается к ней губами.
She has seen little of mankind, but her soul tells her this one is different from others, and at the thought, in her great joy, tears must come fast, or her heart will break-tears of boundless thanksgiving.	Она еще совсем мало знает людей, но душа ее подсказывает ей, что человек этот отличен от всех других, и от этой мысли радость ее так велика, что сердце уже не выдержит, если вмиг не прольются слезы... слезы безмерной благодарности.
And he, gazing on those soft, ray-illumined, dark-edged eyes, and the grace of her loose falling tresses, feels a scarce-sufferable holy fire streaming through his members.	А он, глядя на эти ласковые, озаренные закатными лучами, четко очерченные ресницами глаза и на спадающие с плеч пышные локоны, ощущает, как нестерпимое священное пламя охватывает его всего с головы до пят, струится по телу.
It is long ere they speak in open tones.	Пройдет немало времени, прежде чем они начнут говорить вслух.
"O happy day when we met!"	- Какое это счастье, что мы с тобой встретились!

What says the voice of one, the soul of the other echoes.	Голос одного из них отзывается эхом в душе другого.
"O glorious heaven looking down on us!"	- Посмотри, как сияет небо, оно смотрит на нас!
Their souls are joined, are made one for evermore beneath that bending benediction.	Души их сливаются теперь воедино, осененные этим нисшедшим с высоты благословением.
"O eternity of bliss!"	- Какое счастье!
Then the diviner mood passes, and they drop to earth.	Но вот минуты парения прошли, они снова опустились на землю.
"Lucy! come with me to-night, and look at the place where you are some day to live.	- Люси, пойдем со мной, и ты посмотришь место, где в один прекрасный день ты поселишься вместе со мной.
Come, and I will row you on the lake.	Пойдем, и я покатаю тебя по пруду.
You remember what you said in your letter that you dreamt?-that we were floating over the shadow of the Abbey to the nuns at work by torchlight felling the cypress, and they handed us each a sprig.	Помнишь, ты как-то писала о том, что тебе приснилось? Мы неслись над тенью Рейнема к монахиням, что трудились при свете факелов; они срубали кипарис, и каждому из нас они протянули по ветке.
Why, darling, it was the best omen in the world, their felling the old trees.	Так вот, милая, это непременно к добру, то, что рубятся старые деревья.
And you write such lovely letters.	И ты пишешь такие чудесные письма.
So pure and sweet they are. I love the nuns for having taught you."	Я полюбил монахинь за то, что они так хорошо тебя всему научили.
"Ah, Richard!	- Ричард!
See! we forget!	Послушай! Мы с тобой совсем позабыли!
Ah!" she lifts up her face pleadingly, as to plead against herself, "even if your father forgives my birth, he will not my religion.	Боже ты мой! - она с мольбою поднимает к нему глаза, словно в чем-то себя виня. - Даже если твой отец простит мне, что я не дворянка, он никогда не простит мне, что я католичка.
And, dearest, though I would die for you I cannot change it.	Милый мой, я пошла бы ради тебя на смерть, но тут я все равно ничего изменить не могу.
It would seem that I was denying God; and-oh! it would make me ashamed of my love."	Это выглядело бы так, будто я отреклась от бога; и - о горе мне! - мне пришлось бы тогда стыдиться своей любви.
"Fear nothing!" He winds her about with his arm.	- Не бойся ничего! - он обвивает рукой ее стан.
"Come!	- Полно!
He will love us both, and love you the more for being faithful to your father's creed.	Он будет любить нас обоих, а тебя будет любить еще больше за то, что ты не изменила своей вере.
You don't know him, Lucy.	Ты его не знаешь, Люси.
He seems harsh and stern-he is full of kindness and love.	На первый взгляд он строг и суров. Но это только так кажется, на самом деле в нем много доброты и любви.
He isn't at all a bigot.	Он никакой не святоша.

And besides, when he hears what the nuns have done for you, won't he thank them, as I do?	И к тому же, представь себе, когда он узнает, что для тебя сделали монахини, - неужели же он не будет им благодарен так, как благодарен им я?
And-oh!	Да, да!
I must speak to him soon, and you must be prepared to see him soon, for I cannot bear your remaining at Belthorpe, like a jewel in a sty.	Я должен поговорить с ним как можно скорее; я не в состоянии вынести, чтобы ты прозябала в Белторпе, все равно что жемчужина в грязном хлеву.
Mind!	Только знай!
I'm not saying a word against your uncle.	Я никак не хочу обидеть твоего дядю.
I declare I love everybody and everything that sees you and touches you.	Говорю тебе, я люблю всех и все, что тебя окружает, что так или иначе соприкасается с тобой.
Stay! it is a wonder how you could have grown there.	Постой! Это чудо, что ты могла вырасти такою там.
But you were not born there, and your father had good blood.	Но ты же ведь родилась не там, и в жилах твоего отца текла благородная кровь Десборо!..
Desborough!-here was a Colonel Desborough-never mind!	Был такой полковник Десборо... Полно!
Come!"	Ничего с тобой не случится!
She dreads to.	Она в страхе.
She begs not to.	Она просит его этого не делать.
She is drawn away.	Он увлекает ее за собой.
The woods are silent, and then-	Лес безмолвен, и вдруг...
"What think you of that for a pretty pastoral?" says a very different voice.	- Ну что вы скажете об этой милой пасторали! -произносит уже совершенно другой голос.
Adrian reclined against a pine overlooking the fern-covert.	Адриен прислонился к возвышающейся над зарослями папоротника сосне.
Lady Blandish was recumbent upon the brown pine-droppings, gazing through a vista of the lower greenwood which opened out upon the moon-lighted valley, her hands clasped round one knee, her features almost stern in their set hard expression.	Леди Блендиш откинулась на порыжевшую хвою и, обхватив обеими руками колено, смотрела сквозь открывшийся в зарослях просвет на озаренную луною долину; взгляд ее в эту минуту был напряжен и почти суров.
They had heard, by involuntarily overhearing about as much as may be heard in such positions, a luminous word or two.	Из неожиданно донесшегося до их слуха разговора они уловили не больше двух-трех явственно произнесенных слов.
The lady did not answer.	Леди Блендиш ничего не ответила.
A movement among the ferns attracted Adrian, and he stepped down the decline across the pine-roots to behold heavy Benson below; shaking fern-seed and spidery substances off his crumpled skin.	Внимание Адриена было привлечено раздавшимся в зарослях шорохом, и, сделав несколько шагов по загроможденному корнями склону, он обнаружил внизу грузного Бенсона; поднявшись с земли, тот отряхивал прилипшие к телу семена папоротника и паутину.

"Is that you, Mr. Hadrian?" called Benson, starting, as he puffed, and exercised his handkerchief.	- Это вы, мистер Адриен? - окликнул его Бенсон и остановился, тяжело дыша и отирая платком с лица пот.
"Is it you, Benson, who have had the audacity to spy upon these Mysteries?" Adrian called back, and coming close to him, added, "You look as if you had just been well thrashed."	- Оказывается, это вы, Бенсон, имели наглость стать соглядатаем этих таинств? - в свою очередь сказал Адриен и, подойдя к нему совсем близко, добавил: - Вид у вас такой, будто вас изрядно помолотили.
"Isn't it dreadful, sir?" snuffled Benson.	- Ужасно это все, верно ведь, сэр? - просопел Бенсон.
"And his father in ignorance, Mr. Hadrian!"	- И главное, батюшка его ничего не знает, мистер Адриен!
"He shall know, Benson!	- Не беспокойся, Бенсон, он все узнает!
He shall know how, you have endangered your valuable skin in his service.	Он узнает, какой опасности вы подвергли ваши драгоценные телеса, стараясь ему услужить.
If Mr. Richard had found you there just now I wouldn't answer for the consequences."	Случись мастеру Ричарду вас обнаружить, я за последствия не ручаюсь.
"Ha!" Benson spitefully retorted.	- Как бы не так, - злорадно возразил Бенсон.
"This won't go on; Mr. Hadrian.	- Не должно это продолжаться, мистер Адриен.
It shan't, sir.	Никогда этому не бывать.
It will be put a stop to tomorrow, sir.	Завтра же мы со всем этим порешим, сэр.
I call it corruption of a young gentleman like him, and harlotry, sir, I call it.	Это совращение такого благородного юноши, как он; сущий разврат, вот что это такое.
I'd have every jade flogged that made a young innocent gentleman go on like that, sir."	Я бы плетьми отстегал эту шлюху, что ввергает в такое непотребство невинного, вот что, сэр!
"Then, why didn't you stop it yourself, Benson?	- Что же ты тогда сам не положил этому конец, Бенсон?
Ah, I see! you waited-what?	Ага, понимаю, ты выжидал... а, спрашивается, чего?
This is not the first time you have been attendant on Apollo and Miss Dryope?	Стало быть, не в первый раз ты сопутствуешь Аполлону и мисс Дриопе?
You have written to headquarters?"	Ты что, уже сообщил об этом в главный штаб?
"I did my duty, Mr. Hadrian."	- Я исполнил свой долг, мистер Адриен.
The wise youth returned to Lady Blandish, and informed her of Benson's zeal.	Мудрый юноша повернулся к леди Блендиш и сообщил ей об усердии Бенсона.
The lady's eyes flashed.	Глаза его спутницы засверкали.
"I hope Richard will treat him as he deserves," she said.	- Надеюсь, что Ричард поступит с ним так, как он того заслужил, - сказала она.
"Shall we home?" Adrian inquired.	- Будем возвращаться домой? - спросил Адриен.
"Do me a favour;" the lady replied. "Get my carriage sent round to meet me at the park-gates."	- Сделайте мне одолжение, - попросила его леди Блендиш, - распорядитесь, чтобы экипаж был подан к воротам парка.

"Won't you?"-	- Так, значит, вы хотите...
"I want to be alone."	- Я хочу остаться одна.
Adrian bowed and left her.	Адриен откланялся и ушел.
She was still sitting with her hands clasped round one knee, gazing towards the dim ray-strewn valley.	Она все еще продолжала сидеть, обхватив руками колено, глядя в сторону подернутой дымкой и пронизанной лучами долины.
"An odd creature!" muttered the wise youth.	- Странная женщина! - пробормотал мудрый юноша.
"She's as odd as any of them.	- Такая же странная, как они все.
She ought to be a Feverel.	Ей следовало бы принадлежать к роду Феверелов.
I suppose she's graduating for it.	Как видно, дело идет именно к этому.
Hang that confounded old ass of a Benson!	Черт бы побрал этого старого осла Бенсона!
He has had the impudence to steal a march on me!"	Ни стыда у него, ни совести! Он перебежал мне дорогу.
The shadow of the cypress was lessening on the lake.	Тень от кипариса на пруду становилась все меньше.
The moon was climbing high.	Все выше поднималась луна.
As Richard rowed the boat, Lucy, sang to him softly.	Ричард греб, Люси ему пела.
She sang first a fresh little French song, reminding him of a day when she had been asked to sing to him before, and he did not care to hear.	Сначала она спела новую французскую песенку, напомнившую ему тот день, когда ее просили что-нибудь для него спеть, а ему совсем не хотелось слушать.
"Did I live?" he thinks.	"Неужели это был я?" - спрашивает он себя.
Then she sang to him a bit of one of those majestic old Gregorian chants, that, wherever you may hear them, seem to build up cathedral walls about you.	Потом она спела ему отрывок одной из тех величественных григорианских песен, от которых, где бы вы их ни услыхали, над головой у вас сразу же вырастают своды собора.
The young man dropped the sculls.	Молодой человек бросил весла.
The strange solemn notes gave a religions tone to his love, and wafted him into the knightly ages and the reverential heart of chivalry.	Под необычное торжественное звучание этих песен любовь его становилась чем-то священным; звуки эти уносили его в рыцарские времена, напоминали о благоговейном служении даме.
Hanging between two heavens on the lake: floating to her voice: the moon stepping over and through white shoal's of soft high clouds above and below: floating to her void-no other breath abroad!	Он словно повис между небом над головой и небом, отраженным в воде; словно плыл под звуки ее голоса; луна поднималась еще выше и прорывалась сквозь гряду летучих облаков наверху и внизу - а он плыл под звуки ее голоса: другого он ничего не слышал!
His soul went out of his body as he listened.	Это и было счастьем.
They must part.	Пора расставаться.
He rows her gently shoreward.	Осторожно подгребает он к берегу.
"I never was so happy as to-night," she murmurs.	- Никогда не была я такой счастливой, как сегодня, - шепчет она.

"Look, my Lucy.	- Люси, милая, взгляни только.
The lights of the old place are on the lake.	Огни старого замка светятся в воде.
Look where you are to live."	Взгляни, там вот ты будешь жить.
"Which is your room, Richard?"	- А где твоя комната, Ричард?
He points it out to her.	Он показывает ей свои окна.
"O Richard! that I were one of the women who wait on you!	- О, Ричард! Если бы я могла сделаться одной из горничных, тех, что прислуживают тебе!
I should ask nothing more.	Я бы больше ни о чем не просила.
How happy she must be!"	Как она, верно, счастлива!
"My darling angel-love.	- Любовь моя, ангел мой!
You shall be happy; but all shall wait on you, and I foremost, Lucy."	Ты будешь счастлива; только знай: в этом доме прислуживать все будут тебе, и я первый, Люси.
"Dearest! may I hope for a letter?"	- Милый мой! А завтра я получу от тебя письмо?
"By eleven to-morrow.	- Да, к одиннадцати часам.
And I?"	А я?
"Oh! you will have mine, Richard."	- Конечно, получишь, Ричард.
"Tom shall wait far it.	- Том будет его дожидаться.
A long one, mind!	Только смотри, чтобы оно было длинное!
Did you like my last song?"	Тебе понравилось последнее, что я написал?
She pats her hand quietly against her bosom, and he knows where it rests.	Не говоря ни слова, она прижимает руки к груди, где оно покоится, и он все понимает.
Olove!	Вот какой бывает любовь!
O heaven!	Как милостивы к ней небеса!
They are aroused by the harsh grating of the bow of the boat against the shingle.	Резкий скрежет лодки о прибрежную гальку выводит их из забытья.
He jumps out, and lifts her ashore.	Он выскакивает из лодки и помогает ей сойти на берег.
"See!" she says, as the blush of his embrace subsides-"See!" and prettily she mimics awe and feels it a little, "the cypress does point towards us.	- Посмотри! - говорит она, когда он выпускает ее из своих объятий и краска понемногу сходит с ее лица. - Посмотри! - лицо это изображает страх, который она, может быть, даже немного и ощутила. - Кипарис тянется к нам.
O Richard! it does!"	Послушай, Ричард! Он и вправду тянется!
And he, looking at her rather than at the cypress, delighting in her arch grave ways-	Но он смотрит больше на нее, чем на кипарис, он в восхищении от этих восторженно поднятых бровей...
"Why, there's hardly any shadow at all, Lucy.	- Знаешь, ничего этого нет и в помине, Люси.
She mustn't dream, my darling! or dream only of me."	Пусть тебе не думается об этом, милая! А уж если что привидится, то пусть это буду я.
"Dearest! but I do."	- Любимый мой, ты же всегда мне снишься.

"To-morrow, Lucy!	- До завтра, Люси!
The letter in the morning, and you at night.	Утром письмо, а вечером - ты сама.
O happy to-morrow!"	О, какой это будет счастливый день!
"You will be sure to be there, Richard?"	- А ты точно придешь, Ричард?
"If I am not dead, Lucy."	- Если буду жив, Люси.
"O Richard! pray, pray do not speak of that.	- Не говори таких вещей, Ричард, умоляю тебя.
I shall not survive you."	Я ведь все равно тебя не переживу.
"Let us pray, Lucy, to die together, when we are to die.	- Давай лучше помолимся, Люси, чтобы, когда придет время умирать, мы умерли бы вместе.
Death or life, with you!	Смерть или жизнь, но только с тобою!
Who is it yonder?	Кто это там?
I see some one-is it Tom?	Я вижу какую-то фигуру... не Том ли это?
It's Adrian!"	Ба, да это Адриен!
"Is it Mr. Harley?" The fair girl shivered.	- Так это мистер Харли? - девушка вся задрожала.
"How dares he come here!" cried Richard.	- Как это он смеет сюда ходить! - вскричал Ричард.
The figure of Adrian, instead of advancing, discreetly circled the lake.	Однако появившийся вдали Адриен, вместо того чтобы подойти к ним, направился в обход пруда -так, как будто он ничего не заметил.
They were stealing away when he called.	Крадучись, они уходили, как вдруг он окликнул Ричарда.
His call was repeated.	Потом еще раз.
Lucy entreated Richard to go to him; but the young man preferred to summon his attendant, Tom, from within hail, and send him to know what was wanted.	Люси стала просить Ричарда пойти к нему, однако юноша предпочел вызвать находившегося поблизости Тома и послать его вместо себя узнать, что от него хотят.
"Will he have seen me?	- А как по-твоему, он увидел меня?
Will he have known me?" whispered Lucy, tremulously.	Он меня узнал? - прошептала Люси, дрожа от страха.
"And if he does, love?" said Richard.	- Ну и что такого, если и увидел, милая? - сказал Ричард.
"Oh! if he does, dearest-I don't know, but I feel such a presentiment.	- О, если это случилось, любимый мой... не знаю, но у меня какое-то предчувствие.
You have not spoken of him to-night, Richard.	О нем ты мне ничего сегодня не рассказал, Ричард.
Is he good?"	Какой он?
"Good?"	Добрый?
Richard clutched her hand for the innocent maiden phrase.	- Добрый? - услыхав этот простодушный вопрос, Ричард взял ее за руку и крепко ее сжал.

"He's very fond of eating; that's all I know of Adrian."	- Он любит хорошо поесть; вот и все, что я знаю об Адриене.
Her hand was at his lips when Tom returned.	Потом он припал к этой руке губами, и поцелуй его замер и длился еще, когда возвратился Том.
"Well, Tom?"	- Ну что там?
"Mr. Adrian wishes particular to speak to you, sir," said Tom.	- Мистер Адриен хочет непременно поговорить с вами, - ответил Том.
"Do go to him, dearest!	- Поди к нему, милый мой!
Do go!" Lucy begs him.	Поди сию же минуту, - просит Люси.
"Oh, how I hate Adrian!" The young man grinds his teeth.	- О, до чего же я ненавижу Адриена! - юноша скрежещет зубами.
"Do go!" Lucy urges him.	- Иди, Ричард! - просит его Люси.
"Tom-good Tom-will see me home.	- Том, наш добрый Том проводит меня домой.
To-morrow, dear love!	До завтра, любимый мой!
To-morrow!"	До завтра!
"You wish to part from me?"	- Ты что, хочешь поскорее расстаться со мной?
"Oh, unkind! but you must not come with me now.	- Какой ты нехороший! Не надо тебе идти со мной сейчас.
It may be news of importance, dearest.	Может быть, у него к тебе важное дело, милый.
Think, Richard!"	Подумай об этом, Ричард!
"Tom! go back!"	- Ступай назад, Том!
At the imperious command the well-drilled Tom strides off a dozen paces, and sees nothing.	Услыхав столь решительное приказание, хорошо обученный Том отходит шагов на десять в сторону и старается на них не глядеть.
Then the precious charge is confided to him.	Потом Ричард поручает ему проводить свою ненаглядную домой.
A heart is cut in twain.	Сердцу этого не выдержать.
Richard made his way to Adrian.	Ричард кидается к Адриену:
"What is it you want with me, Adrian?"	- Зачем это я тебе понадобился, Адриен?
"Are we seconds, or principals, O fiery one?" was Adrian's answer.	- Что мы с тобой, секунданты, или собираемся сами драться на дуэли, задира ты этакий? -ответил Адриен.
"I want nothing with you, except to know whether you have seen Benson."	- Ничего мне от тебя не надо; хочу только спросить, видел ли ты Бенсона.
"Where should I see Benson?	- А где это я мог увидеть Бенсона?
What do I know of Benson's doings?"	Какое мне дело до Бенсона?
"Of course not-such a secret old fist as he is!	- Конечно же, нигде - этот старый крот умеет все делать втихую!
I want some one to tell him to order Lady Blandish's carriage to be sent round to the park-gates.	Мне надо найти его, чтобы он распорядился подать карету леди Блендиш к воротам парка.

I thought he might be round your way over there-I came upon him accidentally just now in Abbey-wood.	Я думал, что он попался тебе где-нибудь по дороге - я так неожиданно наткнулся на него в лесу со стороны замка.
What's the matter, boy?"	Что с тобой, мой мальчик?
"You saw him there?"	- Ты видел его там?
"Hunting Diana, I suppose.	- Скорее всего, он выслеживал там Диану.
He thinks she's not so chaste as they say," continued Adrian.	Он усомнился в ее целомудрии, - продолжал Адриен.
"Are you going to knock down that tree?"	- Ты что, решил сломать это дерево?
Richard had turned to the cypress, and was tugging at the tough wood.	Прижавшийся к кипарису Ричард изо всех сил старался расшатать неподатливый ствол.
He left it and went to an ash.	Наконец он отступился от него и направился к ясеню.
"You'll spoil that weeper," Adrian cried.	- Ты его погубишь! - вскричал Адриен.
"Down she comes!	- Он уже и так валится.
But good-night, Ricky.	Вот что, спокойной ночи, Ричи.
If you see Benson mind you tell him."	Увидишь Бенсона, не забудь ему все сказать.
Doomed Benson following his burly shadow hove in sight on the white road while Adrian spoke.	В это время широкая тень злосчастного Бенсона заколыхалась на освещенной луною дороге.
The wise youth chuckled and strolled round the lake, glancing over his shoulder every now and then.	Мудрый юноша только захихикал и стал обходить пруд, то и дело поглядывая назад.
It was not long before he heard a bellow for help-the roar of a dragon in his throes.	Очень скоро он услыхал крик о помощи - это было похоже на рев издыхающего в корчах дракона.
Adrian placidly sat down on the grass, and fixed his eyes on the water.	Адриен спокойно расположился на траве и принялся глядеть на воду.
There, as the roar was being repeated amid horrid resounding echoes, the wise youth mused in this wise- "'The Fates are Jews with us when they delay a punishment,' says The Pilgrim's Scrip, or words to that effect.	Когда рев этот повторился, отдаваясь вокруг громкими раскатами эха, то вот какие мысли пробудились в голове мудрого юноши: ""Судьба ведет себя с нами, как еврей-ростовщик: она оттягивает предстоящее нам наказание", -говорится в "Котомке пилигрима", или еще что-то в этом роде.
The heavens evidently love Benson, seeing that he gets his punishment on the spot.	Небесам, очевидно, полюбился Бенсон, если его сразу же наказали.
Master Ricky is a peppery young man.	Мастер Ричи что порох.
He gets it from the apt Gruffudh.	У него это, видно, от Граффуда.
I rather believe in race.	Кровь-то как-никак сказывается.
What a noise that old ruffian makes!	Наместо припарок ему бы надо
He'll require poulticing with The Pilgrim's Scrip.	"Котомку пилигрима".

We shall have a message to-morrow, and a hubbub, and perhaps all go to town, which won't be bad for one who's been a prey to all the desires born of dulness.	Завтра нас всех созовут, будет целое столпотворение, и, может статься, всем нам еще придется поехать в город. Что же, совсем это не худо для человека, который столько настрадался от скуки.
Benson howls: there's life in the old dog yet!	Бенсон поет: подумать только, старый пес еще дышит!
He bays the moon.	Он воет на луну.
Look at her.	Ну что ж, поглядим на нее.
She doesn't care. It's the same to her whether we coo like turtle-doves or roar like twenty lions.	Ей-то ни до чего нет дела: Ей все равно: воркуй мы тут, как голубки, или рычи, как стадо львов.
How complacent she looks!	До чего же она довольна собой.
And yet she has dust as much sympathy for Benson as for Cupid.	И надо сказать, что у нее нет предпочтения ни к Бенсону, ни к Купидону.
She would smile on if both were being birched.	Если бы, например, того и другого высекли, она все так же бы улыбалась.
Was that a raven or Benson?	Кто же это все-таки был, ворон или Бенсон?
He howls no more.	Больше не воет.
It sounds gutturaname = "note" frog-like-something between the brek-kek-kek and the hoarse raven's croak.	Притих. Какие-то гортанные звуки: не то лягушачье ква-ква-ква, не то хриплое карканье ворона.
The fellow'll be killing him.	Того гляди, он его еще и прикончит.
It's time to go to the rescue.	Пора идти на выручку.
A deliverer gets more honour by coming in at the last gasp than if he forestalled catastrophe.-Ho, there, what's the matter?"	Спасителю достается больше чести, когда жертва при последнем издыхании, чем тогда, когда он предотвращает катастрофу... Эй, что там такое?"
So saying, the wise youth rose, and leisurely trotted to the scene of battle, where stood St. George puffing over the prostrate Dragon.	Мудрый юноша поднялся и неторопливо зашагал к полю битвы, где Святой Г еоргий тяжело дышал, попирая поверженного Дракона.
"Holloa, Ricky! is it you?" said Adrian.	- Ба, Ричи! Так это ты? - вскричал Адриен.
"What's this?	- Что тут такое творится?
Whom have we here?-Benson, as I live!"	Кто это там еще? Черт возьми, да это же Бенсон!
"Make this beast get up," Richard returned, breathing hard, and shaking his great ash-branch.	- Заставь эту скотину встать, - попросил Ричард, тяжело дыша и потрясая большим ясеневым суком.
"He seems incapable, my dear boy.	- Как видно, он уже не может, мальчик мой.
What have you been up to?-Benson!	Что ты с ним сделал?.. Бенсон!
Benson!-I say, Ricky, this looks bad."	Бенсон!.. Послушай, Ричи, дело его худо.
"He's shamming!" Richard clamoured like a savage.	- Все это одно притворство! - диким голосом вскричал Ричард.
"Spy upon me, will he?	- Будет он теперь меня выслеживать!
I tell you, he's shamming.	Говорю тебе, все это притворство!

He hasn't had half enough. Nothing's too bad for aspy.	Поделом ему, шпиону.
Let him getup!"	Пусть встает!
"Insatiate youth! do throw away that enormous weapon."	- Ненасытное ты существо! Брось сейчас же эту махину.
"He has written to my father," Richard shouted.	- Он, видите ли, отцу уже написал, - вскричал Ричард.
"The miserable spy!	- Шпион несчастный!
Let him get up!"	Пускай встает!
"Ooogh?	- О-о-о!
I won't!" huskily groaned Benson.	Мочи нет! - прохрипел Бенсон.
"Mr. Hadrian, you're a witness-he's my back! "-Cavernous noises took up the tale of his maltreatment.	- Мистер Адриен, вы свидетель, что он... мне спину!.. - и последовало громыхающее невнятное мычанье.
"I daresay you love your back better than any part of your body now," Adrian muttered.	- Должно быть, спина твоя тебе теперь дороже всего остального, - пробормотал Адриен.
"Come, Benson! be a man.	- Послушай, Бенсон! Будь же мужчиной.
Mr. Richard has thrown away the stick.	Мастер Ричард бросил свою дубину.
Come, and get off home, and let's see the extent of the damage."	Вставай и ступай домой, там уж поглядим, что над тобой учинили.
"Ooogh! he's a devil!	- О-о-о! Это же дьявол!
Mr. Hadrian, sir, he's a devil!" groaned Benson, turning half over in the road to ease his aches.	Мистер Адриен, сэр, это же дьявол! - вопил Бенсон, продолжая лежать и только повернувшись на бок, чтобы не так было больно.
Adrian caught hold of Benson's collar and lifted him to a sitting posture.	Адриен схватил Бенсона за шиворот и насильно его посадил.
He then had a glimpse of what his hopeful pupil's hand could do in wrath.	Тут взору его предстало все, что содеял в гневе его подающий надежды ученик.
The wretched butler's coat was slit and welted; his hat knocked in; his flabby spirit so broken that he started and trembled if his pitiless executioner stirred a foot.	Куртка несчастного дворецкого была вся разорвана и измята; шляпа раздавлена; сам же он был до того перепуган, что дрожал как осиновый лист, боясь, как бы его жестокий палач не накинулся на него снова.
Richard stood over him, grasping his great stick; no dawn of mercy for Benson in any corner of his features.	Ричард стоял над ним, сжимая в руке большой сук; на лице его не было ни малейшего проблеска жалости.
Benson screwed his neck round to look up at him, and immediately gasped,	Бенсон с трудом повернул голову, чтобы взглянуть на него, и тут же застонал:
"I won't get up!	- Не встану я!
I won't!	Нет, ни за что не встану!

He's ready to murder me again!-Mr. Hadrian! if you stand by and see it, you're liable to the law, sir-I won't get up while he's near."	Он снова примется меня убивать! Мистер Адриен! Коли вы будете стоять так и смотреть, вы тоже под суд пойдете, сэр... Не подымусь я, покамест он не уйдет.
No persuasion could induce Benson to try his legs while his executioner stood by.	Не было никакой возможности убедить Бенсона подняться, пока мучитель его стоял рядом.
Adrian took Richard aside:	Адриен отвел Ричарда в сторону:
"You've almost killed the poor devil, Ricky.	- Еще немного, и ты бы убил этого несчастного, Ричи.
You must be satisfied with that.	Хватит с тебя и того, что ты сделал.
Look at his face."	Посмотри на его лицо.
"The coward bobbed while I struck" said Richard.	- Этот трус присел, когда я его бил, - сказал Ричард.
"I marked his back.	- Я хотел отхлестать его по спине.
He ducked.	Он стал вертеться.
I told him he was getting it worse."	Я предупредил его, что будет больнее.
At so civilized piece of savagery, Adrian opened his mouth wide.	Услыхав о столь цивилизованном проявлении дикости, Адриен широко раскрыл рот.
"Did you really?	- Неужели ты мог это сказать?
I admire that.	Это просто восхитительно.
You told him he was getting it worse?"	Так и сказал: "не то будет больнее"?
Adrian opened his mouth again to shake another roll of laughter out.	Адриен еще раз раскрыл рот, чтобы разразиться новым взрывом смеха.
"Come," he said, "Excalibur has done his word.	- Вот что, - сказал он, - Экскалибур сделал свое дело.
Pitch him into the lake.	Брось его теперь в пруд.
And see-here comes the Blandish.	И знай, сейчас сюда придет леди Блендиш.
You can't be at it again before a woman.	Нельзя позволять себе такое в присутствии женщины.
Go and meet her, and tell her the noise was an ox being slaughtered.	Поди ей навстречу и скажи, что шум этот поднялся оттого, что резали быка.
Or say Argus."	Нет, лучше скажи, Аргуса.
With a whirr that made all Benson's bruises moan and quiver, the great ash-branch shot aloft, and Richard swung off to intercept Lady Blandish.	Со свистом, на который все болячки Бенсона отозвались стоном и дрожью, длинный сук взлетел в воздух, а Ричард круто повернулся и кинулся навстречу леди Блендиш.
Adrian got Benson on his feet.	Адриен поднял Бенсона и поставил его на ноги.
The heavy butler was disposed to summon all the commiseration he could feel for his bruised flesh.	Грузному дворецкому явно хотелось вызвать как можно больше сочувствия к своему избитому телу.
Every half-step he attempted was like a dislocation.	При каждой попытке сдвинуться с места тело это содрогалось.

His groans and grunts were frightful.	Стоны и мычанье наводили ужас.
"How much did that hat cost, Benson?" said Adrian, as he put it on his head.	- Сколько же стоила твоя шляпа, Бенсон? -спросил Адриен, в то время как тот надевал ее на голову.
"A five-and-twenty shilling beaver, Mr. Hadrian!" Benson caressed its injuries.	- Двадцать пять шиллингов, мистер Адриен! -промямлил Бенсон, погладив вмятины.
"The cheapest policy of insurance I remember to have heard of!" said Adrian.	- Так знай, что ты еще дешево отделался! - сказал Адриен.
Benson staggered, moaning at intervals to his cruel comforter.	Бенсон, пошатываясь, сделал несколько шагов, в промежутках испуская стоны, обращенные к своему жестокому утешителю.
"He's a devil, Mr. Hadrian!	- Это дьявол, мистер Адриен!
He's a devil, sir, I do believe, sir.	Да, сэр, я уверен, что это настоящий дьявол.
Ooogh! he's a devil!-I can't move, Mr. Hadrian.	О-о-о! Дьявол! Не могу я идти, мне с места не сдвинуться, мистер Адриен.
I must be fetched.	Надо, чтобы мне кто-то помог.
And Dr. Clifford must be sent for, sir.	И надо послать за доктором Клиффордом, сэр.
I shall never be fit for work again.	Я больше уже ни на какую работу не буду годен.
I haven't a sound bone in my body, Mr. Hadrian."	Косточки во мне целой не осталось, мистер Адриен.
"You see, Benson, this comes of your declaring war upon Venus.	- Видишь ли, Бенсон, все это случилось из-за того, что ты объявил войну Венере.
I hope the maids will nurse you properly.	Надеюсь, что горничные наши тебя подлечат.
Let me see: you are friends with the housekeeper, aren't you?	Скажи-ка мне лучше, ты с экономкой как, в дружбе или нет?
All depends upon that."	Все ведь теперь от этого зависит.
"I'm only a faithful servant, Mr. Hadrian," the miserable butler snarled.	- Я всего-навсего верный слуга, мистер Адриен, -пробурчал незадачливый дворецкий.
"Then you've got no friend but your bed.	- В таком случае, единственная твоя подруга - это кровать.
Get to it as quick as possible, Benson."	Ступай к ней, и чем скорее, тем лучше, Бенсон.
"I can't move." Benson made a resolute halt.	- Да я шагу ступить не могу, - Бенсон решительно остановился.
"I must be fetched," he whinnied.	- Надо, чтобы мне помогли, - захныкал он.
"It's a shame to ask me to move, Mr. Hadrian."	- Как вам не стыдно еще уговаривать меня, чтобы я шел, мистер Адриен.
"You will admit that you are heavy, Benson," said Adrian, "so I can't carry you.	- Согласись, что вес у тебя такой, что нести тебя я не могу, - сказал Адриен.
However, I see Mr. Richard is very kindly returning to help me."	- Впрочем, как я вижу, мастер Ричард настолько любезен, что идет мне на помощь.
At these words heavy Benson instantly found his legs, and shambled on.	Едва только Бенсон услыхал эти слова, как ноги его тут же обрели силу, и он заковылял один.