«Ломоносов» стоял под парами, каждую минуту готовый отдать концы.
Дмитрий Трофимович шагал по мостику и, теребя усы, нетерпеливо поглядывал то на берег, то на солнце. И когда к трапу подошла Зоя е лыжном костюме, с чемоданчиком в руке, капитан сердито окликнул её:
- Эй, барышня, вам кого?
- Капитана Дорофеева, - ответила Зоя, глянув снизу на сердитого старика.
- Я капитан Дорофеев. Что скажете?
- Разрешите мне к вам подняться, - сказала Зоя и решительно ступила на трап. - Вот письмо от Ивана Николаевича Аристархова, - сказала она, поднявшись на мостик. - Вот мои документы, я с вами поеду. И я вас прошу, товарищ капитан: если всё готово, поедемте скорее.
- Мы не ездим, мы ходим, барышня, - сказал Дмитрий Трофимович. Он пробежал глазами зоины документы, прочитал письмо Аристархова и ухватился двумя руками за сигнальную ручку.
Могучим басом заревел гудок «Ломоносова». Белый пар пышным султаном распушился по ветру, и весёлая радуга заиграла над палубой в лучах вечернего солнца.
Внизу засуетились матросы, загремел трап. Закряхтели канаты, громыхнула штурвальная цепь, звякнул телеграф в машине, что-то засопело в глубине парохода. Медленно шевеля плицами, «Ломоносов» отвалил от пристани и широкой дугой пошёл на фарватер.
Развёртываясь перед глазами, поплыла мимо панорама города, отступили огромные корпуса рыбкомбината, лесная биржа, бондарный завод… Древний кремль блеснул куполами. Нарядная пассажирская пристань проплыла мимо борта. Повстречался караван живорыбных лодок-прорезей… Обогнали большой моторный баркас, доверху гружённый арбузами. Какой-то пароход прошёл навстречу. Перерезал дорогу паровой паром, заставленный машинами и лошадьми. Белый парус мелькнул за кормой… Справа и слева поплыли заводы, эллинги, склады. На берегах, готовые к спуску, стояли большие и маленькие корабли. Огромные быки нового, не построенного ещё моста широкими воротами встали впереди. Сверкнув крыльями, развернулся над палубой самолёт. А потом потянулись зелёные сады, жёлтые бахчи, богатые сёла, журавли колодцев, сизые дымки моторных водокачек. Снизу и сверху по широкому руслу Волги шли, торопились куда-то караваны барж, баркасы, плоты, пароходы; тот с рыбой, тот с солью, тот с нефтью, и у каждого своя была забота о большом деле.
Шёл со своей заботой и «Ломоносов». Шёл, торопился к морю, то и дело покрикивая зычным басистым гудком. И ребята на берегах, провожая его глазами, не думали и не гадали, с какой заботой спешит в море красавец-пароход.
- Ну вот и пошли, - сказал капитан. - Теперь закусим, да, может, и отдохнёте. В море выйдем к утру, не раньше, а до места завтра к вечеру только дойдём.
Зоя всю жизнь прожила на Волге. Она часто слышала: «уходят в море», «приходят с моря», - а что за море, самой повидать не пришлось. И теперь, когда море было так близко, хотелось поскорее увидеть его. До поздней ночи она простояла на мостике, всё ждала. Потом ушла всё-таки спать, а когда проснулась, сразу побежала на мостик.
Берегов не было видно. Синяя чаша неба широким кругом ограничивала сверкающую гладь воды, и такой необъятный простор лежал кругом, что Зоя замерла от восторга.
А Дмитрий Трофимович всё повторял:
- Вот выйдем в море…
- А это не море разве? - не выдержала Зоя.
- А это покуда не море, это, по-здешнему, раскаты, Зоя Павловна. Гляньте-ка… - Дмитрий Трофимович протянул Зое бинокль. - Вон засучил человек штаны и идёт, как пан. Это разве море?
Зоя глянула. И верно: напрямик через море шёл рыбак по колено в воде и, как послушную скотину, вёл в поводу лодку-бударку с копной сетей на корме.
- А мы-то как же идём? - удивилась Зоя.
- А нам тут дорога прорыта. От вехи до вехи, от буя до буя, так и идём по каналу. А там, вон у самого горизонта, там маяк «Искусственный остров». Оттуда можно и морем считать. Ну, да ведь тоже не океан. Мы-то ходим, а другой пароход то и дело брюхом цепляет. Мель. Зато рыбе раздолье. Волга корм ей несёт со всей России. И тепло, и не солоно, и в реку на нерест идти - сто проток, любую выбирай. Тут на мелях рыба кормится, а возле рыбы и человек сыт. Вон народу-то сколько: больше, чем на берегу.
Зоя и сама поражалась, как много тут, в море, людей. Повсюду белели паруса, чернели дымки, трепетали цветные флажки на буйках. Стуча моторами, торопились куда-то чёрные смолёные баркасы, маленькие лодочки качались на волнах, и на каждой лодочке, на каждом баркасе, у каждой сети - везде были люди, и всем тут находилось дело.
- Вон там ставники, - показывал капитан. - Видите, жёрдочки из воды торчат? Это сваи, «гундеры», по-здешнему. На них держится «стена» - сетка с километр длиной, даже больше. А по краям «дворы» - ловушки. Рыба в «стену» упрётся, свернёт и заходит во «двор» - больше некуда ей податься. Вон, глядите, черпают её из «двора». Раньше таких неводов и не знали на Каспии, а теперь, куда ни пойди, везде ставники. А это, где флажки, это порядки плывут. Тоже уловистая снасть, а уж больно простая. Плывёт рыба, налетит, зацепит, забьётся и, как в паутине, запутается. А рыбаку только и дела: перебрать порядок, отцепить, что попалось, да, где порвётся сеть, зачинить. Сейчас новые сетки «капрон» прочные, не гниют, а главное - тонкие, путают лучше… Сеткой больше с реюшек ловят, на мелях, а на глубине, там сейнера. Вон там - видите? - парами ходят. Уловы огромные. А корабли-то - красавцы!…
Зое эти «красавцы» не больно понравились. С тупой кормой, с прямым носом, с крутыми боками, они и на корабли-то совсем не похожи. Вроде серых ящиков с мачтами.
В одном месте, сбившись тесной кучкой, собралось больше дюжины сейнеров. Издали казалось, что корабли шепчутся о чём-то, такой у них был вид, а подошли, и оказалось, что тут пловучая мастерская: тому нужно выточить кран, тому сменить шестерёнку, тому починить лебёдку… Вот они и стоят, ждут…
В мастерской, в корпусе отжившего свой век парохода, стучит мотор, крутятся валы станков, змейками бегут стальные синие стружки. У конторки сидит совсем сухопутный старичок, в очках, щёлкает на счётах, пишет наряды… Всё как на берегу, а поднимешься, глянешь кругом - от края до края мутно-зелёная вода, да чайки, да солнце, да паруса, так и горящие в его лучах.
Тут, в мастерской. Зоя узнала новости: троих ребят разыскали на сейнерах, отправили на пловучий завод, и они там ждут «Ломоносова».
Когда Зоя рассказала об этом капитану, он погладил усы, подмигнул и сказал:
- Ну что ж, Зоя Павловна, промышляем мы с вами неплохо: в первый день пятнадцать процентов плана!
Боря Кудрявцев попал на сейнер «Байкал».
Здесь сразу всё пришлось ему по душе.
Сейнер мчался, легко рассекая воду. Впереди, словно пласты земли из-под плуга, распадались в стороны белые буруны, а сзади догоняла и не могла догнать кипящая кормовая волна.
С полного хода, как послушный конь, осаженный рукой всадника, «Байкал» встал борт о борт с напарником. А пять минут спустя, выбросив за корму длинные арканы, оба корабля побежали рядом, волоча по дну широкий мешок трала.
Через час корабли сошлись, счалились носами. Потом загремели лебёдки, мокрые канаты зазмеились по палубе, повис между бортами трал, и огромными сачками, подвешенными на канатах, рыбу стали черпать на палубу…
И в тот же вечер случилось так, что механик на «Байкале» заболел. Помощник встал на его место, а Борю поставили за помощника.
С тех пор, сидя в рубке рядом с капитаном, Боря следил за приборами, запускал мотор и чувствовал себя хозяином могучей машины.
Пока тянули трал, он с тряпкой в руках до блеска начищал краны, трубки, кожухи и валы, а когда раздавался сигнал, бегом бросался на место, сбавлял обороты, включал лебёдку и из рубки следил за работой…
Время летело быстро, так быстро, что Боря даже удивился, когда однажды начальник колонны подошёл к «Байкалу» и крикнул в мегафон:
- Кудрявцев, собирай-ка вещи! Через час зайду за тобой.
К вечеру «Ломоносов» подошёл к пловучему заводу - четырёхэтажному деревянному кораблю-городу, стоящему на якорях посреди моря.
Магазин, баня, пекарня, столовая, парикмахерская, больница, библиотека, почта, кузница - всё было тут, на этом заводе. Со всех сторон и по бортам и под кормой стояли десятки катеров, баржи, парусные реюшки. По бесконечным террасам и коридорам опешили куда-то люди, кто с газетой в руках, кто с буханкой хлеба, кто с гармошкой.
Наверху, на корме, танцевали загорелые рыбаки и рыбачки, а внизу, в широком пролёте, шла работа. Там выгружали рыбу с промысловых судов, взвешивали её на больших весах, чистили, мыли, солили, забивали в бочки и снова грузили в просторные трюмы широких морских барж.
Зоя разыскала директора, и тот повёл её в красный уголок.
Там у стола, покрытого новым кумачом, два мальчика играли в шахматы. Третий следил за игрой. Все трое так увлеклись, что не заметили, как вошла Зоя.
- Здравствуйте, ребята! - сказала она наконец. - Вы откуда?
- Я с «Байкала», - ответил высокий мальчик, тряхнув светлыми, как лён, отросшими за лето волосами. - Мотористом плавал.
- А я с «Леща», - сказал другой, черноволосый.
- А я с «Урагана», - откликнулся третий, самый маленький.
- А живёте где?
- А нам каюту дали, - сказал высокий мальчик, и Зоя засмеялась.
- Нет, ребята, - сказала она. - Я спрашиваю: откуда вы сами, где жили до моря?
- Я из Тузуклея…
- А я из Икряного…
- А я из Зеленги…
- Боря, да это ты, никак? - удивилась Зоя. - Вырос-то до чего… И не узнаешь!
- И я вас не узнал, Зоя Павловна, - смутился Боря и встал. - Вы, значит, тоже в море?
- Мы, ребята, за вами приехали… В школу-то хотите?
- Да не очень, - ответил самый маленький. - Ещё неделя до школы-то, можно бы промышлять.
- Ты, Васька, скажешь… неделя! Пять дней всего, - перебил черноволосый.
- А не знаете, - спросила Зоя, - ещё тут поблизости нет на судах ребят?
- Было много, а сейчас все уехали. Одни мы остались, да в чернях, говорят, есть ещё. Наша Люба там, и Сержан где-то там. А больше не слышно…
- Ну, ладно. Собирайтесь, ребята, да ступайте на пароход «Ломоносов». Он у правого борта стоит… Только поскорее, слышишь, Боря?
- Сейчас… Момент!…
Мальчики вскочили, но у двери черноволосый обернулся, с сожалением посмотрел на доску и спросил:
- А у вас там шахматы есть?
- Есть, - улыбнулась Зоя, - и домино, и шахматы, и приёмник…
- Ну, тогда давай, Борька, запоминай. Ход-то чей, твой? Там доиграем!
И, склонившись над доской, ребята быстро заговорили вполголоса:
- Значит, тут белый король, ладья, две пешки, тут слон, тут пешка, Запомнишь, Лёшка?… Мы сейчас, Зоя Павловна…
Дмитрий Трофимович рассудил так: где рыба, там и народ. Там сразу все адреса можно узнать…
А рыба, по данным разведки, пошла к Мартышечьей косе, к устью Урала.
- Пойдём и мы на Мартышку, пошукаем, - сказал Дмитрий Трофимович и велел отдавать концы.
«Ломоносов» гудком попрощался с заводом, отвалил от высокого смолёного борта и полным ходом пошёл на восток.
За кормой, предвещая ветреный день, садилось в море большое красное солнце. Потом сразу, без сумерек, нахлынула темнота, звёзды зажглись в вышине, а кругом со всех сторон замелькали далёкие и близкие огоньки.
- Вон наше море какое! Как большая деревня, - сказал капитан. - Ну, посмотрим, однако, что завтрашний день нам скажет…
Утром Зоя взошла на мостик.
- Красота-то какая! - сказала она капитану.
- Какая тут красота? Вода и вода. Да и той маловато. Ещё паруса не открылись, а мы скоро брюхом начнём цеплять… С утра самым малым идём. Никакой тут нет красоты. Одни банки да шалыги, мели, проще сказать.
- А вы вон туда посмотрите. Разве не красиво? - сказала Зоя, указав на горизонт.
Там сверкающая белая полоса разделяла небо и море.
- Это ничего, это красиво, пожалуй. У нас так-то на севере льды в море стоят, а здесь паруса. Вон их сколько! Как раз то, что нам нужно. - И, обернувшись к рулевому, он показал рукой: - Вот так и держи, Вася, прямо на них, на середину…
Скоро из сплошной белой стены стали выделяться зубчики парусов, и в бинокль можно было уже разглядеть отдельные корабли - киреюшки.
Тут их были не единицы, не десятки, а сотни. Сотни маленьких корабликов! И все они держались вместе, вместе плыли, вместе поворачивались, как стайки птиц в полёте.
В бинокль казалось, что до них рукой подать, но «Ломоносов» еле шёл самым малым ходом. Матрос на носу всё время бросал намётку и с каждым разом выкрикивал меньшую глубину.
Дмитрий Трофимович, крепко вцепившись в поручни, склонился над палубой. Весь он, казалось, превратился в зрение и слух. Но вдруг выпрямился, махнул рукой и дёрнул ручку телеграфа.
- Стоп, приехали… - сказал он, когда «Ломоносов», тихо шевеля плицами, остановился. - Что дальше будем делать, Зоя Павловна?