Помоги проекту - поделись книгой:
ПИОНЕР
Пионер, 1951 № 10 ОКТЯБРЬ
Миллионы советских людей, занятых мирным трудом, стремятся к одной великой цели: изо дня в день создавать изобилие, творить светлую, радостную жизнь, коммунизм.
Советский народ говорит: мы хотим строить красивые здания, прокладывать новые, русла рек, соединять моря. Мы хотим в зелёные сады превратить пустыни, уничтожить топи и вечную мерзлоту. Мы трудимся в забоях, на буровых, в
Миллионы советских людей ставят свою подпись под Обращением Всемирного Совета Мира о подписании Пакта Мира между пятью великими державами. Свою подпись скрепляют они новыми и новыми подвигами в мирном труде.
Посмотрите на эту фотографию. Вот комсомолец Иван Стешин, молодой каменщик, работающий на строительстве одного из высотных домов Москвы. По норме надо класть полторы тысячи кирпичей. Иван Стешин укладывает две - три тысячи за смену. Подписав Обращение, он сказал: «Обещаю укладывать не три, а четыре тысячи кирпичей в смену. Это и будет мой вклад в дело мира».
В МОРЕ
Рассказ А. Некрасова
Рисунки П. Кузьмичёва
Весной, когда по всей стране отзвенели последние звонки в школах и до нового учебного года улеглись на покой задачники и тетради, на судах, идущих вниз к морю, стали появляться необычные пассажиры.
Кто с сундучком, кто с узелком, кто в тёплой шапке, кто в летнем платочке, а кто и так, с непокрытой головой, торопились они попытать рыбацкого счастья, хлебнуть солёного ветра, своими глазами повидать морские просторы…
На пристанях, провожая ребят, колхозники говорили:
- А чего же… Ребятам в охотку, пускай привыкают… А помощь, как ни говори, большая: и в руле постоят и в машине помогут. Или, допустим, сетку перебрать, силы тут много не нужно, а руки отцам развяжут…
Так говорили взрослые. А ребята, те больше молчали… Широко раскрытыми, восторженными глазами они провожали птиц, летящих в
Трое таких пассажиров - два мальчика и девочка - плыли на рыбнице «Цапля».
«Цапля» заходила в Зеленгу за дровами, и, пока она стояла у пристани, ребята успели поговорить с капитаном, сбегали домой за вещами и с таким непринуждённым видом расположились на палубе, что казалось, для них уходить вот так в море - самое обычное дело.
Два дня спустя, повстречав в море земляков зеленгинцев, ребята перебрались на маленькие парусные кораблики-реюшки, - и с этой минуты появилось в море трое новых рыбаков-колхозников: Сержан Амангельды, Боря Кудрявцев и Люба Ершанова. И никого это не удивило, потому что уже не первый день по всему широкому Каспию на таких же вот реюшках, на пузатых баркасах, на тяжёлых лодках-подчалках и на быстроходных сейнерах носились по волнам пятнадцатилетние рулевые, механики-дизелисты, матросы-ловцы и корабельные повара, старательные, отважные и бесконечно гордые доверенным им делом. И перед каждым лежала своя дорога в море, своя, не похожая на другую, беспокойная и чудесная морская судьба.
За всеми этими судьбами зорче всех следил «первый каспийский рыбак» - председатель рыбацкого колхозного союза Иван Николаевич Аристархов.
Был он человеком в годах, но цепкая память его хранила картины далёкого детства, задавленного нуждой и темнотой. Иван Николаевич помнил пинки, тумаки, зуботычины, которые пришлись на его долю, помнил голод и стужу, помнил, как мечтал он о грамоте и как в шестнадцать лет прочёл первую книжку, да и то в каторжной царской тюрьме.
И вот теперь, каждый раз глядя на ребят, Иван Николаевич невольно сравнивал своё детство с их детством, а когда заходил разговор о юных рыбаках, он охотно вступал в беседу.
- Они ещё нас расшевелят, эти рыбачки. Это не простой рыбак, это рыбная гвардия растёт, - говорил он значительно и тут же спешил рассказать, что колхозники не нахвалятся подмогой, что в самое грудное время, когда народ занят был в полях на уборке, ни одно судно колхозного флота не простояло в море без экипажа…
Но как ни зорко следил Аристархов за судьбой маленьких рыбаков, за всем уследить не мог и он.
В августе, когда в море вернулся народ с полей, а с моря попутными рейсами потянулись к домам возмужавшие, поздоровевшие на весёлой морской работе мальчики и девочки, в обком комсомола пришла телеграмма из Зеленги:
«К учебному году готовы. Вызывает тревогу судьба трёх учеников. Сержан Амангельды, Боря Кудрявцев, Люба Ершанова, все седьмого класса Маковской школы, до сих пор не вернулись с моря».
Эта телеграмма попала на стол к инструктору обкома комсомола Зое Курбаевой.
В обкоме Зоя работала недавно, а прежде была вожатой в Маковской школе.
Прочитав телеграмму, Зоя задумалась. Вспомнилось ей тихое утро в колхозе… Люди - кто в поле, кто в море. Пусто в селе. Двумя рядами стоят над рекой рыбацкие домики, крытые светлым оцинкованным железом. У каждого домика садик. С утра от жары ставни закрыты, и кажется, домики спят, крепко зажмурив глаза.
Внизу, у реки, стоят корявые ветлы с зелёными шапками кудрявой листвы. И на каждой ветле, выше человеческого роста, рукой не достанешь, болтается серый мохнатый хомут-воротник. Это сухая тина застряла во время разлива. Глянешь и не верится: неужели туда поднималась вода? А теперь-то вон где!
Внизу, под берегом, двоясь в спокойной протоке, стоят смолёные лодки-бударки. Где-то далеко-далеко, на тоне, чуть слышно стучит трактор, выбирая урез тяжёлого невода.
И вдруг на берегу, на горе, раздаётся звон колокольчика, и сразу утренняя тишина взрывается сотней задорных голосов. Мальчики и девочки, казахи и русские, шумной, дружной лавиной катятся с горы.
Тут, в этой весёлой, пёстрой стайке, и Сержан - скуластый, черноглазый крепыш. Смышлёный мальчик, только уж больно упрям и горяч. Чуть что - в кулаки. А Боря - тот муху не обидит. Вечно он что-нибудь мастерит, вечно о чём-то мечтает. А весной заберётся на верфь и стоит целый день, смотрит, как спускают на воду тяжёлые рыбницы. Тут и Люба Ершанова, хохотушка и модница первая в классе, зато и ученица первая. Хорошие ребята!
Что же это задержались они, однако, на промысле? Начнётся учебный год, а они не поспеют вернуться. Не годится это…
Зоя зашла к секретарю обкома, а час спустя над полями и бахчами, над ериками и протоками неслась во все концы области телефонограмма:
«Срочно сообщите в обком комсомола фамилии учеников вашей школы, до сих пор не вернувшихся с моря».
К утру толстая пачка ответных телеграмм лежала на столе. Зоя подсчитала: сорок шесть ребят оставались ещё на промыслах.
Тогда Зоя составила список, и вот этот список, ставший важным документом, попал в руки товарища Аристархова.
Аристархов посмотрел на большую карту Каспия, висевшую на стене, и задумался: на четыреста километров вширь, На двести вдаль раскинулся Северный Каспий. И где-то там, на огромном зеркале воды, на реюшках, на подчалках, на баркасах застряло полсотни ребят. Разыщи-ка их в море! А разыскать нужно. Во что бы то ни стало всех до одного разыскать и к первому сентября доставить в школы.
Иван Николаевич погладил бритую голову, ещё раз поглядел на карту и, решительно обмакнув перо, стал писать радиограмму:
«Всем начальникам колонн, бригадирам, звеньевым, командирам промысловых судов, директорам пловучих заводов… срочно сообщите…»
К вечеру пришли ответы. Тринадцать ребят отправлено по домам. О четырнадцати точно известно, где они промышляют, за ними уже послали. О девятнадцати пока нет никаких сведений…
В людном Каспийском море трудно, конечно, пропасть. Но затеряться тут человек может. Другой раз не скоро его и найдёшь, как в большом городе.
А на мелях, где густая трава растёт под водой, и того хуже. Посмотришь - простор необъятный, а вроде дремучего леса. Недаром и зовут такие места чернями. Туда ни на сейнере, ни на катере не проберёшься: всюду мель да трава. А под парусом на реюшке дойти-то дойдёшь, да только когда? Вот вопрос! Ветер тоже не свой брат: потянет, потянет, да и пристанет. Задует, задует, да и повернёт. А там, в чернях, скорее всего, и застряли ребята.
Подведя эти невесёлые итоги, Иван Николаевич взглянул в окно, на Волгу.
Снизу, с моря, весело шлёпая плицами, с гружёными баржами за кормой шёл «Ломоносов» - самый мелководный изо всех пароходов Каспия.
- Так… - сказал Аристархов. - Добро!…
Капитан парохода «Ломоносов» Дмитрий Трофимович Дорофеев родом был из Архангельска, и хотя по Каспийскому морю плавал не первый десяток лет, попрежнему числил себя северянином и при случае любил напомнить об этом.
Смолоду в здешних местах слыл он первым красавцем и силачом. Но с годами раздобрел, чуть сгорбился, и от былой красы, как он сам говорил, у него «остались одни усы, да и те сивые».
В то утро, подставив непокрытую голову палящему астраханскому солнцу, в белом кителе нараспашку, сидел он в плетёном кресле на палубе своего парохода и поглядывал на широкую Волгу.
Здесь и застал капитана Дорофеева Иван Николаевич Аристархов.
- Первому каспийскому рыбаку почёт! - бодрым баском сказал Дмитрий Трофимович. - Пришёл, значит, проведать старика… Ну, садись, садись, милости прошу. Может, чайку сварганить, а то, может, закусить с дорожки. А?
- Здоров, Трофимыч, не трудись! - ответил гость, вытирая голову большим клетчатым платком. - Какая там закуска в этакую жару! И чаю не хочу… Я с докукой, Трофимыч, дело есть. Может, в тенёк куда зайдём, печёт больно…
- Славно печёт, - согласился капитан. - Можно, однако, и в тенёк. Пойдём в салон, у меня там прохладно.
Он молча открыл дверь, пропустил вперёд гостя и следом за ним вошёл в прохладную полутьму салона. Усадив гостя в кресло, Дмитрий Трофимович уселся по другую сторону стола, как раз под висевшим на стене портретом Ломоносова, и, откинувшись на спинку дивана, сказал:
- Ну, давай, рыбак, говори своё дело…
- Да, - сказал капитан Дорофеев, выслушав Аристархова, - действительно «переплёт». И чем помочь тебе, не вижу. В море, куда бы ни шло, поискал бы, собрал бы твоих ребят. А в чернях, где же там, милый человек, по мелям лазать… Нет, браток, ты уж лучше уволь меня от такого фрахта…
- Да ведь, кроме тебя, кого же, Трофимыч, пошлёшь? Ты один тот угол и знаешь, - перебил Аристархов.
- Не возьмусь, не проси, - упрямо отрубил капитан, и Аристархов подумал: «Не сладить мне, видно, со стариком».
Глаза его потускнели, но вдруг остановились на портрете Ломоносова и снова вспыхнули весёлым огоньком:
- А земляк-то твой, Михайло Васильевич, тоже, пишут, упрямый был человек, а он, по - моему, не так бы рассудил.
- Земляк, земляк… - проворчал Дорофеев, погладив усы. - То земляк, а то я… У меня команда двенадцать человек да машина двести сил… Дорогонько выходит…
- А ты не рядись, Трофимыч, всё равно просчитаешься. Может, там девятнадцать Ломоносовых в школу торопятся, а ты им поперёк дороги становишься.
- Это как же так я становлюсь? Это ты встал: во-время не подумал. А я что? Я извозчик. Скажет хозяин: «Иди!» - дам гудок и пойду…
- И пойдёшь?
- И пойду! Что ж такое? Будто мы не хаживали…
- За хозяином дело не станет.
- Ну и иди к хозяину. Ты уговаривать мастер. Уговоришь - твоё счастье, неси приказ…
- На, - сказал Аристархов и, порывшись в сумке, вынул четвертушку бумаги со штампом и печатью.
- Ишь ты, и тут поспел! - удивился капитан, прочитав бумажку. - Что же ты прямо - то не сказал?!.
Поделиться книгой: