Всякое преимущество в собственности, предоставленное отдельному коллективу, неизбежно наносит вред другим предприятиям. Достаточно было, например, освободить от нового налога на рост фонда заработной платы коллективы производителей товаров народного потребления, как создались условия для ухудшения экономического положения производителей сырья или комплектующих изделий для этих же товаров. Шахтеры не могут употреблять свой уголь в пищу, но их могут разорить производители продуктов питания, если взвинтят на них цены. В этом случае шахтерам ничего не останется, как требовать повышения цен на уголь.
Продукт, созданный в рамках и особыми средствами данного коллектива, не должен концентрироваться в виде его особой собственности, а должен передаваться в индивидуальную собственность каждого его члена точно так же, как индивидуализируется продукт общества. Иначе еще более углубится имущественное неравенство между трудовыми коллективами, еще сильнее расцветет групповой эгоизм и при свободном рынке капиталов собственность коллектива может оказаться в руках отдельных лиц или групп, скупивших большую часть его акций.
Общественная собственность реализуется и как собственность коллектива в том случае, если последний в лице органов самоуправления трудящихся непосредственно распоряжается создаваемым продуктом, а не возлагает функции его распределения на особый аппарат управленцев, с которым рабочие заключают договор о найме или об условиях, по которым аппарат разрешает или отказывает им в праве не работать на самих себя (в случае забастовок). Трудящимся, чтобы получить права на полное хозяйственное ведение дел на предприятии, нет необходимости иметь в качестве коллективной собственности особое неделимое имущество предприятия в отличие от общенародного имущества, устанавливать «заводской» социализм. Им достаточно иметь право распоряжаться созданным продуктом, быть хозяевами в делах управления предприятием. Именно это право им до сих пор не отдает управленческий аппарат, придумывая для сохранения своих функций хозяина различные формы государственной собственности в качестве объектов своего хозяйничанья: каждой управленческой структуре (республиканской, областной, городской и т. п.) предоставляется право на особую форму собственности — республиканскую, областную, муниципальную и т. п. Без них аппарат теряет свое оправдание и вынужден будет уступить свои функции коллективам трудящихся, органам их самоуправления.
Некоторым «демократам» кажется, будто установление новой республиканской, городской, сельской собственности — благо для непосредственного производителя, труженика. На самом деле это лишь дополнительное звено, еще дальше отодвигающее его от общей собственности. Ведь оно нужно для того, чтобы содержать дополнительный аппарат управления. Без этих «новых» форм собственности аппарат не может юридически претендовать на определенную долю из бюджета или на установление муниципальных налогов (а они уже практикуются в виде надбавки к ценам на табак, водку и другие товары). Кроме того, они служат основанием для борьбы регионов за установление господства на рынке, завоевания новых рынков согласно законам рыночной конкуренции.
Чтобы общая или коллективная собственность выступала как индивидуальная собственность, т. е. как собственность каждого, непосредственно общественная собственность, нет никакой нужды раздавать средства производства, передавать их в личную или частную собственность. Для этого достаточно предоставить право самим труженикам распоряжаться тем продуктом, в который они превращают средства и предмет труда, право претендовать на долю дохода от собственности на задействованные в создании продукта средства производства. Поэтому речь идет не о переходе средств труда в частную собственность, не о покупке рабочими им же принадлежащих средств производства в общественно-индивидуальную, коллективно-индивидуальную собственность.
Носитель индивидуальной собственности как член общества одновременно управляет вместе с другими и продуктами своего труда. Этого как раз и требует научная теория социализма. Ф. Энгельс считал несовместимым с социализмом положение, когда распределение продукта передается «на усмотрение бюрократии, которая сверху определяет и милостиво выдает рабочему его долю из его собственного продукта» {65}.
Практика все настоятельнее требует изменения механизма распределения жизненных благ, его приведения в соответствие с принципом, согласно которому рабочие становятся собственниками продукта своего труда. Для этого недостаточно переделать принцип «каждому по его труду» в формулу «каждому по результатам его труда», ибо в том и другом варианте сохраняется наемный труд, а в собственности рабочего остается исключительно его рабочая сила. Этот факт стал осознаваться рядовыми тружениками: способ распределения по стоимости рабочей силы для производителя ничем не отличается от капиталистического, он является атрибутом наемного труда. Сошлемся еще раз на мнение председателя колхоза М. А. Чартаева: «В семнадцатом году мы обобществили собственность, а старый механизм распределения оставили... не освободили труженика от наемного труда» {66}. К такому же решению склоняется каменщик из Полтавы В. Т. Чуйков. Он заявляет, что надо «дать производителю право на владение собственной продукцией». Он согласился с мнением одного из механизаторов о том, что рядовым рабочим собственность нужна как собственность на свою продукцию, которой они распоряжались бы при твердых, фиксированных отчислениях для государства {67}.
Требование рабочих и крестьян реализовать общественную
собственность в виде собственности (права на владение) произведенной ими же продукции находится в полном соответствии с научными принципами социализма. Необходимый труд (по условиям потребления) и его продукт, присваиваемый производителем для индивидуального потребления, должны включать в себя не только ту часть, которая идет на содержание рабочего, но и ту, которая обеспечивает развитие его индивидуальности. Что касается прибавочной части необходимого продукта, то она должна идти на образование страхового и резервного фондов, с одной стороны, и фонда для расширенного воспроизводства — с другой. Если, с одной стороны, свести, отмечал К. Маркс, заработную плату к ее общей основе, т. е. к той части продукта собственного труда, которая входит в индивидуальное потребление рабочего, расширенного до пределов, требуемых не только воспроизводством рабочей силы, но и развитием рабочего, и если, с другой стороны, ограничить прибавочный продукт воспроизводственным, резервным и страховым фондами и добавить к этим фондам фонды для еще или уже неработоспособных членов общества, т. е. «если снять с заработной платы, как и с прибавочной стоимости, с необходимого труда, как и с прибавочного, специфически капиталистический характер, то останутся уже не эти формы, но лишь их основы, общие всем общественным способам производства» {68}.
Из сказанного вытекают существенные выводы для практики развития отношений собственности и распределения. Оценивая создавшуюся ситуацию в данной области, должны сказать: основная задача по изменению способа распределения жизненных благ за годы после революции не была решена; способ распределения не приведен в соответствие с обобществлением собственности на материальные средства производства. Если за это время собственность формально, т. е. в виде государственной собственности, была обобществлена применительно к средствам производства, то по отношению к субъекту производства, предметам, предназначенным для индивидуального потребления, этого не произошло. Их основная масса присваивалась непосредственными производителями на базе их частной (личной) собственности на свою рабочую силу, т. е. на деле обобществление не состоялось. В результате способ распределения жизненных благ оказался в явном противоречии со способом их производства: присвоение благ происходило на основе индивидуальной (частной) собственности на рабочую силу, наемного труда, а производство — на базе государственной собственности на средства производства, отчужденной от самих производителей.
Как же в этом случае относиться ко всеми признанному (в качестве социалистического) принципу распределения по труду и соответствующим положениям К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина? Труд, как известно, не имеет стоимости, а распределение по труду в условиях товарного обмена имеет единственный рациональный смысл — распределение по стоимости рабочей силы, которая определяется необходимым на ее воспроизводство трудом. Тогда как быть с тем обстоятельством, что на поверхности нашего общества «социалистическим» принципом выступает распределение жизненных благ по труду?
К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин, не признавая возможным распределение при социализме по стоимости рабочей силы, по затратам абстрактного труда, вместе с тем не исключали труд из критериев распределения. Проводя параллель с товарным производством, К. Маркс, например, считал, что рабочее время должно служить мерой индивидуального участия не только в совокупном труде, но и в индивидуально потребляемой части совокупного продукта {69}. Он допускал обмен трудовыми эквивалентами: то же самое количество труда, которое рабочий дал обществу в одной форме, он должен получить (после соответствующих вычетов) обратно в другой форме {70}.
Эта аналогия может быть адекватно понята в случае, если здесь иметь в виду под трудом конкретный труд, т. е. рассматривать труд со стороны его роли созидателя не стоимости, а потребительной стоимости. К. Маркс, как потом разъяснил Ф. Энгельс, не мог принять тезис Б. Дюринга, что в будущем социалистическом обществе, сохраняющем товарное производство, «не только продукт труда, но и самый труд должен непосредственно обмениваться на продукт: час труда — на продукт другого часа труда» {71}. В более или менее развитом товарном производстве этого не может быть, ибо в этом случае продукт труда был бы товаром (стоимостью), а стоимость рабочей силы определяется вовсе не ее продуктом, а воплощенным в ней трудом. При таком положении вещей, при котором происходит только обмен труда на труд (в форме живого труда или его продукта), предполагается отделение работника от собственности на средства производства и превращение продукта в стоимость. Обмен труда на труд, хотя и кажется условием наличия собственности у работника, на деле имеет своей предпосылкой отсутствие собственности у работника на объективные средства труда.
Если же рабочая сила (труд) обменивается на свой полный продукт (час труда на продукт другого часа труда), то обмен труда происходит уже не по закону стоимости, а по закону потребительной стоимости. Предпосылкой такого обмена будет не просто труд, а собственность работника на материальные условия своего труда. Там, где у К. Маркса или Ф. Энгельса встречаются формулировки, похожие на принцип распределения по труду применительно к социализму, имеется в виду потребительностоимостная, а не стоимостная величина труда. К сожалению, они не всегда четко проводили это разграничение в вопросах распределения и в молодости допускали возможность потребительностоимостного выражения стоимостного обмена. Этим они дали известный повод отождествить обмен стоимостных эквивалентов — стоимости рабочей силы на стоимость жизненных средств — с обменом трудовых эквивалентов: час труда на продукт другого часа труда.
В потребительностоимостной трактовке распределения учет труда нужно рассматривать не с позиций того, сколько среднего труда затрачено по условиям производства на жизненные средства, а с той стороны, что удовлетворение определенных потребностей требует затраты определенного количества труда. Именно этот труд — труд по условиям потребления — должен учитываться в качестве меры участия общества и человека в индивидуально потребляемой части продукта. Следовательно, чтобы получить определенную долю продукта для потребления, нужно затратить определенное количество труда.
Труд учитывается не только с точки зрения производства продукта, но и с точки зрения потребления, если общество не в силах обеспечить своих членов благами по потребностям. В той мере, в какой обмен потребительными стоимостями определяет смысл простого товарного производства, правомерно проводить аналогию между ними. Только с этой точки зрения можно признать эту аналогию.
Другой, не менее важный вопрос состоит в следующем: обществу и людям недостаточно знать, что количеством затрат общественно необходимого труда определяется стоимость жизненных средств и, следовательно, уровень платежеспособного потребления; надо еще знать, чем определяется величина того живого труда, который они должны затрачивать, чтобы получить то или иное количество жизненных благ. Или, иначе, люди должны установить, сколько нужно трудиться, чтобы получить определенное благосостояние и развитие, а не — наоборот — сначала трудиться, а потом ждать, насколько повысится их благосостояние.
Этот вопрос может быть решен не на основе закона стоимости, а на базе противоположного принципа — закона потребительной стоимости. Если воспроизводство рабочей силы по ее стоимости (зарплата) определяется общественно необходимыми затратами труда на производство потребляемых рабочими жизненных благ, то сами эти затраты (сколько нужно труда на их производство) определяются уже не стоимостью, а потребительной стоимостью жизненных благ. Они потребляются не как меновые, а как потребительные стоимости. По стоимости они лишь обмениваются, продаются и покупаются. Именно потребительная стоимость жизненных средств определяет издержки производства рабочей силы, и соответственно «доля рабочего в стоимости продукта определяется не стоимостью продукта, т. е. не затраченным на него рабочим временем, а его свойством сохранять живую рабочую силу» {72}, потребительной стоимостью продукта.
Отсюда следует, что стоимостному принципу распределения жизненных благ с самого начала противостоит другой способ распределения – потребительностоимостной, в рамках закона потребительной стоимости исходным в распределении выступает уже не стоимость рабочей силы, а ее потребительная стоимость. Соответственно этот способ распределения исходит из необходимости непосредственного удовлетворения жизненных потребностей и воспроизводства человека как носителя труда и субъекта общественных отношений. В этой плоскости лежат критерий и мера потребительностоимостного распределения.
Для обеспечения существования человека, восстановления и воспроизводства его жизненных сил этот критерий можно установить согласно обычаям и привычным потребностям. В первоначальных обществах, не достигавших высокого уровня развития производительных сил, основой распределения как труда, так и жизненных благ служили потребительная стоимость продуктов и потребности человека. И в наше время мерой для обычного содержания человека являются расчеты прожиточного минимума, рационального потребительского бюджета, потребительской «корзины» продуктов и промтоваров. Именно ими определяется минимальная заработная плата, денежное (стоимостное) выражение жизненных средств, а не наоборот.
Таким же способом можно установить максимальные для данного периода потребительские бюджеты и соответствующие им уровни возможных доходов. Они определялись бы не стоимостным источником доходов (зарплата для наемных работников, предпринимательский доход и процент для нанимателей рабочей силы и т. д.), не игрой цен, а потребностями развития личности и нужным для этого уровнем благосостояния. Да и само развитие производства «больше всего стимулируется таким способом распределения, который позволяет всем членам общества как можно более всесторонне развивать, поддерживать и проявлять свои способности».
Способ распределения на основе потребительной стоимости жизненных средств позволяет установить количество труда, необходимое для удовлетворения соответствующих потребностей. Однако в этом случае труд будет необходимым уже не по условиям производства стоимости, определяться не тем рабочим временем, которое реализуется во вновь созданной в течение данного года стоимости, а необходимым по условиям потребления, которое реализуется в годовом продукте как в потребительской стоимости. Соответственно доходы должны формироваться не на основе затрат труда, в частности прибавочного труда, а на базе производительности труда, экономии рабочего времени.
Можно с уверенностью сказать, что К. Маркс и Ф. Энгельс использовали категорию труда для обоснования принципа распределения при социализме совершенно в ином смысле, чем это делалось и делается в практике распределения «по труду» согласно закону стоимости. В полном соответствии с решением вопроса о характере производства они решали проблему распределения при социализме: они не допускали распределения, основанного на меновой стоимости рабочей силы, т. е. распределения по труду, необходимому для воспроизводства рабочей силы. Ф. Энгельс резко отрицательно относился к суждениям о «социалистической теории стоимости», к тому, что «будто Марксова теория стоимости должна служить масштабом распределения в будущем обществе» {73}.
Как говорилось, чтобы выйти из кризиса, необходимо разрешить противоречия, вызвавшие его, причем в первую очередь основополагающее из них — противоречие между обобществлением производства, общественной собственностью на его вещественные средства, с одной стороны, и наемным характером труда, приводящего их в действие, — с другой.
Выходом из кризиса и способом разрешения возникших противоречий одни считают дальнейшее ограничение общественной собственности, ее широкую приватизацию и углубление наемного характера труда путем организации рынка труда и капитала (фондовой биржи и биржи труда). Другие, наоборот, предлагают преодолеть наемный труд, сделать рабочих и крестьян хозяевами не на основе их собственности на свою рабочую силу, а на базе укрепления их общественной собственности на средства производства путем все большего превращения результатов общественного производства и труда в непосредственную собственность каждого производителя.
Понятно, что эти два подхода совместить нельзя. Тем более не следует полагать, будто новые формы рыночных отношений можно направить на социальную защиту трудящихся и посредством рыночной экономики из наемных работников перевести их в положение хозяев. По этому поводу довольно резко высказывался К. Маркс: «Пожелание, чтобы, например, меновая стоимость из формы товара и денег не развилась в форму капитала или чтобы труд, производящий меновую стоимость, не развивался в наемный труд, столь же благонамеренно, сколь и глупо» {74}.
Преодоление наемного характера труда, ликвидация положения, в котором человек производительного труда оказался в роли поденщика, — первое условие выхода из кризиса, если, конечно, придерживаться социалистического курса дальнейшего развития. Социализма не будет, если рабочая сила останется и впредь товаром, а рабочий — собственником лишь своей рабочей силы.
Между тем концепция социальной защиты трудящихся, представленная Госкомитетом СССР по труду и социальным вопросам, вовсе не предполагает освобождения рабочих и крестьян от наемного труда. Наоборот, она исходит из целесообразности и необходимости наемного труда, а защиту труда рекомендует вести в его рамках. Речь идет, как пишет В. Щербаков, лишь об определении ответственности нанимателей рабочей силы — о порядке выплат за наемных работников, об участии нанимателей в формировании страховых фондов, об их обязательствах в случае расторжения трудового договора о найме и т. п. Причем предлагаемые социальные гарантии, закрепляемые законодательно, представляют собой «минимальные обязательства собственника, дающие ему право на использование наемного труда» {75}. Одним из таких обязательств является, например, предоставление наемному рабочему минимальной ставки, обеспечивающей ему зарплату в размере прожиточного минимума. Не гарантируется даже средняя стоимость рабочей силы, как это вытекает из закона стоимости и из достигнутого уровня социальноэкономического и культурно-технического развития трудящихся. Вместо этого в качестве гарантируемого уровня жизни предлагается стоимость жизненных средств, составляющих прожиточный минимум, сведенный к условиям физического существования рабочего.
Очевидно, что при таком подходе-к социальным гарантиям переход к рынку рабочей силы будет сопровождаться дальнейшим увеличением числа лиц, оказывающихся за чертой бедности, т. е. имеющих доходы ниже прожиточного минимума. По расчетам специалистов, к 40 млн ныне живущих за чертой бедности в ближайшее время может прибавиться еще 30 — 40 млн человек.
В условиях рынка рабочей силы, т. е. дальнейшего углубления наемного характера труда, невозможно будет гарантировать освобождение и от другого следствия наемного труда — безработицы. Вместо того чтобы гарантировать право на труд, государство в лице Госкомитета по труду и социальным вопросам лишь констатирует необходимость появления рынка труда, регулируемого спросом и предложением рабочей силы, и создания условий для «эффективной» занятости. В качестве мер, посредством которых может достигаться такого рода «эффективная» занятость, предлагается повсеместное введение вторых и третьих рабочих смен. Автором таких предложений невдомек, что безработица потому и возникает, что отпадает необходимость не только во второй или третьей смене, но даже и в первой. Рабочие места становятся лишними в любой из смен. Поэтому ничего не остается, как готовиться к возникновению резервной армии труда, создавать фонд для выплаты пособия безработным, обеспечивая их прожиточным минимумом, т. е. пособием, равным минимальной зарплате.
Правительственная программа допускает, что при более или менее постепенном переходе к рынку будет высвобождено 10 млн трудящихся. Специалисты же считают эту цифру сильно заниженной. В стране в настоящее время уже насчитывается около 6 млн безработных. Имеются возможности даже без всякого перехода к рынку высвободить 22 — 28 млн человек, в том числе 5 — 7 млн руководящих работников и специалистов. При переходе же к рынку в первые годы общий фонд рынка рабочей силы может составить 31 — 38 млн человек, а безработица может достигнуть уровня 18,5 млн человек {76}.
Из сказанного следует, что без преодоления самого наемного труда невозможно гарантировать право на труд. Наше государство, ранее обеспечивавшее это право, после передачи функции нанимателя рабочей силы различным предпринимателям отказывается от этих гарантий. В «Основах законодательства Союза ССР и республик о занятости населения» по существу уже нет положения о гарантированном праве на труд. Государственные гарантии этого права сводятся лишь к обеспечению равных возможностей в его реализации, к «свободе выбора рода занятий и работы», но не к обязательному предоставлению свободно выбираемой работы. Кроме того, «граждане имеют право на свободный выбор места работы» (ст. 9).
Сами же граждане делятся на: а) занятых, работающих по найму, и б) занятых, самостоятельно обеспечивающих себя работой. Ко второй группе относятся наниматели, а не наемные работники, а именно: предприниматели, арендодатели, кооператоры (руководители), фермеры и т. п. К ним примыкают лица, занимающие оплачиваемые должности. В этом делении опять-таки законодательно выделяются работники, не включенные в категорию наемных, а государство в лице своих органов относит себя к нанимателям рабочей силы. Поэтому государственная собственность сохраняет себя как форму собственности, позволяющую присваивать общественную собственность немногим. Тем самым наемный труд утверждается и охраняется государством в качестве основания своего существования.
Конечно, есть различие между работниками, нанимаемыми государством, и частниками, предпринимателями. Но государство в его нынешнем виде не собирается свой аппарат превратить в работников, нанимаемых трудящимися и поставленных в зависимость от доходов непосредственных производителей, которые могли бы часть своего дохода выделять аппарату управления по своему усмотрению. Наоборот, в каждом новом законе наемными объявляются работники производительного труда. Такой социализм можно с уверенностью отнести к строю, который проповедовал немецкий экономист, теоретик прусского социализма К.
Родбертус, согласно которому не рабочим предоставляется право в обычном демократическим порядке облагать себя налогом в пользу аппарата управления, а, наоборот, все дело передается на усмотрение бюрократии, которая сверху определяет и милостиво выдает рабочему его долю из его собственного продукта {77}.
Суровая критика современного административно-бюрократического аппарата сегодня нужна вовсе не потому, что отпала необходимость в выполнении непроизводительных государственных административных функций, особенно функций планирования и управления. Современный бюрократический аппарат достоин ликвидации в качестве субъекта собственности, который нанимает работников, лишая их непосредственной индивидуальной собственности на общие средства производства и землю. Именно в этих условиях наемные работники теряют право на реальное участие в управлении производством и делами общества (за исключением некоторых формальных функций на второстепенных участках управления). Наличие наемного труда — не принцип социализма, а государственнобюрократическая форма организации труда, присущая государственному капитализму, когда наймом занимается не отдельный предприниматель, а государство как орган управления, представляющий всех нанимателей.
Можно ли надеяться, что на освобождение рабочего от наемного труда пойдут наниматели рабочей силы — начиная с государства как собственника, его управленческого аппарата и кончая предпринимателями, руководителями новых кооперативов? Понятно, что нельзя ждать защиты трудящихся от наемного труда от тех, кто по своему экономическому положению в нем заинтересован. Да они об этом и не думают и никогда не пойдут на то, чтобы сделать рабочих и крестьян хозяевами. Без отношений договоров о найме рабочей силы аппарат управления не сможет претендовать на прибавочный продукт как на условие своего исключительного существования. Аппарат управления как представитель собственника как раз и является тем субъектом, от которого трудящимся надо защищать себя. Защитить себя в этом случае они могут единственным эффективным способом, поставив управленцев на место наемных работников, а себя — рабочих, свои коллективы — сделав нанимателями. Таковыми рабочие могут стать при условии, если будут хозяевами средств производства, если сами будут распоряжаться продуктом своего труда.
В колхозе, возглавляемом М. А. Чартаевым, такую перестановку осуществили сами работники. Они освободили себя от наемного труда, поменяли местами управленцев и рядовых тружеников, перевернув пирамиду: председатель колхоза, специалисты, служащие были поставлены в прямую зависимость от колхозников, от результатов их труда. Они стали получать свои доходы путем установления коллективом определенного процента от доходов колхозников. Аппарат управления из командной системы превратился таким образом в аппарат служащих у производителей, в нанимаемых ими работников. Зоотехник, например, перестал получать, как ранее, установленную зарплату, гарантируемую председателем и правлением колхоза. Его доход стал зависеть от доходов доярок: чем они выше, тем больше получает специалист, если он принимал непосредственное участие в повышении доходов тружеников, в сокращении производственных затрат.
Что касается самих колхозников, то их доходы не только возмещают затраты их труда, но и включают в себя определенную часть дополнительного дохода, исчисляемого в определенном процентном соотношении с их трудовыми паями. Они получают как работающие собственники: и как производительные работники, и как хозяева, собственники (аналогично хозяину-фермеру), объединенные в одном производственном коллективе.
Опыт коллектива дагестанского и других колхозов, сделавших своих членов совладельцами основных фондов, показывает, что условием преодоления наемного труда является соединение в одном и том же лице работника и собственника. Можно ли то же самое сделать в трудовых коллективах промышленных предприятий, являющихся объектом различных форм государственной собственности (союзной, республиканской, городской и т. д.)? Положительный ответ на этот вопрос будет очевидным, если мы не на словах, а на деле хотим сделать рабочих хозяевами на производстве. Достаточно опять-таки поставить управленческий аппарат предприятий в положение работников, нанимаемых рабочим коллективом, а рабочих — в положение нанимателей. Для этого, как говорилось, нет необходимости раздавать государственную (народную) собственность отдельным коллективам и их членам, как не было нужды это делать в условиях, при которых аппарат управления выступает органом, уполномоченным собственником, нанимающим рабочую силу. В таких условиях государство будет уполномочивать на это непосредственно трудовые коллективы, самих рабочих, которые устанавливают свои доходы с учетом как результатов своего труда, так и своей доли в общей собственности на средства производства, применяемые в производстве продукта. Затем они будут добровольно делиться своими доходами с нанимаемыми ими управляющими и служащими вплоть до государственных служащих. Само государство в этом случае превратится в орган управления, нанимаемый и уполномоченный народом.
В промышленности и в других отраслях уже сейчас есть немало коллективов цехов, участков, комплексов, в которых управленческий состав получает определенный процент от средней заработной платы рабочих, причем именно последние определяют величину этого процента. Коллективы некоторых небольших предприятий переходят на учет доли каждого работника в общих фондах предприятия, распределяя продукт в зависимости и от этой доли. В печати уже освещался опыт ряда таких предприятий: завода железобетонных изделий Ульяновской области, целлюлозно-бумажного завода Калининградской области и др.
Не следует думать, что при этом неизбежно будут ущемляться теперь уже интересы управленцев. Оплата труда управленцев при таком механизме распределения, как показывает опыт, оказывается не меньшей, а при хороших делах (эффективной работе предприятий) — даже большей, чем устанавливавшаяся до этого государством. Дело в том, что при общем росте производительности труда основных работников растут и общие доходы предприятий, из которых производится выплата вознаграждения за труд управленцев.
Взаимная заинтересованность и тех и других в росте производительности труда, во внедрении всевозможных техникотехнологических новшеств, в получении все большего количества и лучшего качества необходимой людям продукции ради, естественно, и собственной выгоды — более высокого поощрения за лучшие результаты труда — все это не разъединяет, не разводит нанимателей-рабочих и нанимаемых управленцев по разным полюсам, а, напротив, сильнее скрепляет их общей ответственностью за нормальный ход производственного процесса, за повышение его эффективности и т. п. Рабочие впервые на равных подключаются к поиску различных новшеств вместе с управленцами, научно-технической интеллигенцией, к практической апробации их на своем производстве, а также к самостоятельной разработке собственных образцов новой техники и технологии. На таких предприятиях практически невозможна ситуация, когда приобретенная за громадные деньги импортная техника и оборудование годами не осваиваются, ржавеют на складах или прямо под открытым небом. Рабочие, участвующие в поисках и разработках вместе с инженерно-техническим персоналом предприятия, а также специалистами высшего эшелона управления (те, как профессионалы более высокого класса, следят за зарубежными новинками), не допустят закупок «впрок» или такого оборудования, которое они не смогут освоить.
Противоположность ролей нанимаемого и нанимателя в этом случае только кажущаяся. Все это лишь внешне напоминает систему найма, потому что рабочие практически не выступают командирами-бюрократами, напротив, они прямо заинтересованы в настоящих — грамотных и умных — помощниках. И если управленцы, ИТР оправдывают их надежды, действительно помогают им добиваться больших успехов в труде, то ни первым, ни вторым нет необходимости искать какие-то особые формы, средства взаимодавления или защиты. Не справляющийся со своими обязанностями управления ИТР поймет свою неспособность помочь коллективу по результатам работы последнего, о которых теперь знают все работники предприятия, по оплате его труда и сам, без подсказок и накачек, догадается, что, коль скоро пользы данному трудовому коллективу не приносит, ему либо надо думать о росте квалификации, либо искать более подходящую сферу приложения своих сил и способностей. Некомпетентные специалисты в такой ситуации навсегда теряют возможность принимать и навязывать коллективу неразумные решения.
Подобное «перевертывание» ролей нанимателя и нанимаемого — шаг к подлинно демократической, социалистической системе отношений в производстве (и в материальном, и в духовном), где главным действующим лицом наконец по праву становятся трудящиеся — непосредственные создатели всего общественного богатства.
Освобождение трудящихся от наемного труда дает им и другое преимущество — защиту от того, что является результатом вновь разворачивающихся процессов, их подчиненности законам общественных отношений и действий, в которые они включаются, а сегодня это отношения и деятельность по переходу к рыночным формам экономики, рыночным отношениям.
Объективные социально-экономические законы не могут по усмотрению того или иного органа власти приостанавливать свое действие, правительство и люди не в силах их обходить, игнорировать или, наоборот, по указу вводить в действие. Если трудящимся приходится, например, вступать в отношения найма, в рыночные отношения, то и законами их деятельности будут законы наемного труда, рынка со всеми негативными для них последствиями.
Трудящиеся, безусловно, вольны исправлять и изменять свою деятельность и отношения, но эти изменения должны не навязываться сверху, а совершаться самими субъектами отношений и деятельности. «Исправление, изменение общественных отношений, разумеется, возможно, но возможно лишь тогда, когда оно исходит от самих членов этих исправляемых или изменяемых общественных отношений» {78}. Преобразованные отношения будут иметь и новые, соответствующие им законы. Только таким образом можно освободиться от подчиненности законам, действие которых ввергает трудящихся в нищету или в другие нежелательные для них ситуации, например безработицу. Если трудящиеся не хотят увеличивать армию безработных и желают вызволить страну из кризиса, им нужно действовать и создавать такие отношения, законы которых не предполагают развития через периодические кризисы и безработицу. Это не будет субъективным произволом, принятием волевых решений, так как речь пойдет об изменении реальных отношений и форм деятельности, исходящем от самих трудящихся.
Как же избавиться от наемного труда в этой ситуации? Как трудящимся защитить себя, например, от рынка рабочей силы? Коль скоро все большим числом людей — и учеными, и специалистами-практиками, и рабочими — начинает осознаваться объективная необходимость подобных перемен, рожденных самой практикой социализма, коль скоро у них появляется все больше последователей и преданных защитников, то рано или поздно эта тенденция пробьет себе дорогу и скорее всего станет законом дальнейшего развития нашего общества.
Конечно, эти изменения, вызванные к жизни естественным ходом развития социализма и отрицающие наемный характер труда, т. е. способствующие разрешению одного из главных противоречий нового общественного строя, требуют для их реализации соответствующих условий, как объективных, так и субъективных. Что касается первых (уровень и характер общественного разделения труда, степень обобществления основных средств производства, уровень технической оснащенности и научного обеспечения производства в главных, приоритетных отраслях народного хозяйства и т. п.), то, как показывает опыт упоминавшихся предприятий, и в промышленности, и в сельском хозяйстве такие условия в той или иной мере существуют. Об этом красноречиво говорит хотя бы тот факт, что эти прогрессивные изменения проходят достаточно быстро и совершенно безболезненно. Следовательно, объективные условия не просто способствуют их успешному проведению — они сами подталкивают к ним.
Однако сейчас на их пути воздвигаются, причем искусственно, серьезнейшие препятствия — насаждаются противоречащие им рыночные отношения. Думается, что открыть простор для беспрепятственного осуществления прогрессивных преобразований, обеспечить успешное течение естественноисторического процесса развития социализма, начать его действенное совершенствование за счет его собственных, только ему свойственных сил и механизмов, освободить этот процесс от чуждых самой его природе элементов, порождающих различные формы отчуждения (человека от человека, от полной собственности трудящегося на свой труд и его результаты и т. д.), можно только при одном условии: если мы немедленно откажемся от курса на всемерное расширение рыночных, товарно-денежных отношений, действительно вернемся в лоно современной цивилизации, держащей курс на все большее сокращение сферы действия рынка, рыночной стихии. Собственно, этого требует сама наша жизнь, с завидным упорством сопротивляющаяся рынку.
И все-таки, утверждая, что объективные условия для прогрессивных процессов налицо, важно не забывать: даже самые благоприятные объективные условия не могут быть реализованы, если не сформировались субъективные предпосылки, т. е. если четкое понимание необходимости этих преобразований не стало фактом сознания громадных масс людей как «наверху», так и «внизу». Энтузиасты-одиночки лишь дают первый толчок такому осознанию, но нужно еще, чтобы тысячи, миллионы людей захотели понять необратимость истории, необходимость встать на путь прогрессивных преобразований.
Что же нужно сделать для подготовки субъективного, человеческого фактора процессов развития? Для этого прежде всего необходимо широко, всеми доступными обществу средствами пропагандировать новаторский опыт талантливых первопроходцев. Нужно убедить массы людей — управленцев и рабочих — в том, что эти изменения — единственно правильный, самой практикой найденный способ его самосовершенствования. О конкретных модификациях этого способа развития речь сейчас не идет, ибо, несомненно, жизнь подскажет множество вариантов его реализации, важно, чтобы не искажалась его суть. Наконец, требуется убедить людей в том, что все другие пути движения нашего общества вперед ему заказаны историей, поскольку ведут к реставрации того, что давно пройдено нашей страной и от чего освобождаются другие передовые страны мира.
И еще одно соображение относительно того, с чем могут быть сопряжены процессы развития в нынешней ситуации. Конечно, их можно и нужно осуществлять добровольно, с обоюдного согласия обеих сторон производственного процесса — и работников — непосредственных производителей, и управленцев. Но для этого и те и другие должны четко понимать и громадную собственную выгоду, и не меньшую общественную пользу от таких изменений. Если, скажем, управленцы не сознают великого смысла подобных перемен, а будут всеми силами сопротивляться им, то рано или поздно за них примутся трудящиеся, но тогда преобразования могут приобрести насильственный характер. Если же объективной необходимости кардинальных изменений такого рода не поймут трудящиеся, то возможна не только полная остановка движения нашего общества по пути социализма, но и — с расширением рыночных отношений — его движение вспять, к сохранению и воспроизводству всех болезней и язв прежних эпох (подтверждений тому уже несть числа).
Сегодня проблема уяснения смысла сложившейся ситуации, как и возможных вариантов развития советского общества, стоит особенно остро. Не может не вызывать тревогу хотя бы тот факт, что обстановкой в стране владеют не трудящиеся, более других жизненно заинтересованные в преобразовании экономических, а с ними всех прочих отношений на принципах социальной справедливости, на основе равенства, братства и счастья всех людей, а слои и группы, стремящиеся не только сохранить свои незаконно (за счет народа) приобретенные нетрудовые доходы и привилегии, но и приумножить их благодаря усилению наемного характера труда работников и потому, как правило, не желающие разбираться в объективных законах развития социализма, предпочитающие анализу реалий нашей страны поиск панацеи от собственных бед в чужих странах. Те, кто понял прогрессивное значение назревших преобразований, принимают в них самое активное участие. Это гарантия того, что на предприятиях, где новая система отношений сформирована или формируется, коллизии в будущем объективно исключены.
Но сегодня в обществе пока явно преобладает тенденция ужесточения условий найма работников — непосредственных производителей материальных и духовных благ, расширения сферы использования рыночных механизмов, и — как следствие — идет быстрое нарастание негативных последствий действия законов рынка для громадных масс трудящихся. Неудивительно, что такие грозные для любого общества явления, как нищенство, безработица и массовые забастовки, яркие свидетельства усиливающейся поляризации общества, пришли в нашу жизнь уже в годы перестройки.
Избавиться от всего этого рабочие могут, если откажутся вступать в отношения купли-продажи своей рабочей силы, активно выступая против рынка рабочей силы. Они вполне обоснованно могут отказываться от участия в работе предприятий, в которых частные собственники или их товарищества явились бы хозяевами, а рабочие — их наемной рабочей силой. Рабочие коллективы могут сами взять на себя функции коллективного собственника и превратить данное предприятие в народное собственное предприятие. Они могут не согласиться и с тем, что переход к отношениям рынка рабочей силы и к массовой безработице неизбежен, что им нет альтернативы, ведь такие суждения — результат того же субъективизма, но доведенного до абсурда, до своей противоположности — рыночного фетишизма и фанатизма.
Печально, что этого не понимают многие наши новые законодатели, идущие не от жизненных реальностей, а от «мировой кровавой практики», точнее — от практики буржуазных государств.
К сожалению, недавно принятым Законом РСФСР «О предприятиях и предпринимательской деятельности» коллективы предприятий и рабочие не признаются в качестве непосредственных субъектов общественной собственности. Закон исходит из того, что в РСФСР «могут создаваться и действовать предприятия, находящиеся в частной, государственной, муниципальной собственности и собственности общественных организаций» (ст. 5). Более того, коллективная собственность колхозов и промышленных предприятий, крестьян и рабочих, представляющая собой реализацию общей собственности, законом вообще не допускается. Зато индивидуальная и коллективная собственность предпринимателей, использующих наемный труд, ставится на первое место. Предлагается регистрировать как самое необходимое предприятие, управляемое или самим собственником, или органом, управляющим его имуществом на праве хозяйственного ведения. Что касается трудового коллектива наемных работников, он лишь претендующий на определенные социальные льготы контрагент собственника, заключающего с ним договор (коллективный). Наемный труд и предприниматель (собственник) — таковы два полюса ориентированной на рынок программы хозяйственной реформы.
Тогдашний председатель Госкомтруда СССР В. Щербаков не нашел иного способа защиты трудящихся, кроме ввода рынка рабочей силы. Что же дает переход к рынку человеку? — спрашивает он и отвечает: «Я думаю, самое главное — возрождение человеческого достоинства, веры в свои силы и социальную справедливость, в свою способность добиться лучшей жизни» {79}. Он уверен, что переход к рынку — во благо, в интересах трудящихся, и тут же предлагает защитные меры от него. Но зачем, спрашивается, защищаться от того, что возвращает человеку «достоинство», «свободу», «равенство» и «социальную справедливость»? Однако он не хочет сказать, кому даются все эти ценности и у кого отнимаются. Более того, оказывается, что рынок «невыгоден только тем, кто стоит сегодня у распределителей. Именно эта группа и запугивает людей рынком» {80}. Вряд ли это суждение результат лишь наивности государственного деятеля.
Впрочем, легко обнаруживается и проявление особой «заботы» хозяина о наемном рабочем — председатель Госкомтруда обязывает хозяина обеспечить наемника минимальной зарплатой не ниже прожиточного минимума. Грузчику, например, он гарантирует не 250 руб. в месяц, а лишь 75 руб. Спрашивается: что в этих условиях остается делать рабочим? Одно — председателей всех комитетов перевести в служащие и сделать так, чтобы их зарплата определялась не комитетами, а по усмотрению хозяев-рабочих в зависимости от их собственных доходов и от усердия управленцев.
Сегодня главным средством социальной защиты трудящихся является само материальное производство, направленность его не на прибыль и более или менее нормальное воспроизводство стоимости рабочей силы труженика, а непосредственно на удовлетворение его потребностей качественными и в достаточном для этого количестве предметами потребления.
Необходимо прежде всего коренным образом переориентировать производство на пользу рабочих и крестьян. Для этого нужно перевести хозяйственный механизм на потребительностоимостную основу, предполагающую в качестве главных результатов производства не прибыль, а потребительную стоимость, т. е. предметы потребления, предназначенные для непосредственного удовлетворения общественных и личных потребностей. При этом затратами (издержками, вычетами) должны быть признаны стоимость продукта и ее составляющие, в том числе прибыль.
Не увеличение стоимостных показателей, а их уменьшение по мере возрастания массы произведенной продукции будет составлять эффективность производства, работающего на человека труда. Только поменяв местами стоимость и потребительную стоимость, подчинив первую последней, можно создать действительно антизатратный хозяйственный механизм, служащий благу трудящегося человека.
Долгое время трудящимся неустанно говорили, что социалистическое производство осуществляется во имя наилучшего удовлетворения потребностей, во имя создания условий для всестороннего развития каждого человека. В то же время при проведении реформ, хозяйственных и других мероприятий эта цель каждый раз отодвигалась под тем предлогом, что общество не подготовлено работать во имя лучшего удовлетворения потребностей трудящихся, оно вроде бы больше подготовлено трудиться во имя прибыли. Или, например, провозглашался принцип «экономика должна быть экономной», а наши хозяйственные механизмы, построенные на товарных формах, подгонялись под требование «экономика должна быть прибыльной», хотя известно, что из сэкономленного прошлого или живого труда, т. е. из непримененного труда, никому еще не удавалось получить ни копейки прибыли.
Чтобы производство работало на трудящегося человека, необходимо выполнить требование о том, что всемерное наращивание вклада каждого коллектива в наиболее полное удовлетворение потребностей трудящихся масс должно достигаться при наименьших затратах материальных ресурсов и живого труда (без его деления на необходимый и прибавочный труд). Необходимо сделать такую практику непреложным законом хозяйственной деятельности, основным критерием ее оценки и главным содержанием любых экономических реформ. Только таким образом можно преодолеть существующую практику оценки «результатов» хозяйственной деятельности в рублях валовой стоимости или стоимости чистого продукта, за которыми стоят затраты труда. Только так можно устранить затратные формы хозяйственного расчета, планирование от достигнутого, т. е. освободиться от всего того, что ведет к повышению цен, неудержимой инфляции, к подрыву экономических основ социализма. Социализм и работа на повышение стоимости — несовместимы.
С изъятием стоимостных показателей из оценки результатов хозяйственной деятельности и переводом стоимости в средство учета вычетов (расходов) из них открывается реальная возможность развития экономики на основе постоянного удешевления предметов потребления и услуг. Сумма снижения цен на выпускаемую продукцию (в зависимости от достижения определенного уровня производительности труда и его экономии) была бы надежным основанием для повышения реальных и номинальных доходов трудящихся, снижения нормы прибавочного продукта и рычагом действительного сокращения управленческого аппарата.
Одновременно появилась бы возможность впервые за последние десятилетия сократить рабочий день, превратив тем самым экономию труда в стимул трудовой деятельности и в средство социального развития труженика и производственного коллектива, поощрять высокопроизводительный труд сокращением рабочего дня коллектива предприятия или отдельных рабочих, превращать экономию труда в форму более продолжительного отпуска или в другие формы по усмотрению самих трудящихся.
Антизатратный хозяйственный механизм превратил бы планирование из деятельности по регулированию затрат, стихийно складывающихся стоимостных пропорций в работу по учету и прогнозированию реальных потребностей общества, поиску оптимальных решений и повышению эффективности производства, повороту его к человеку, социальным проблемам. Перенесение центра тяжести в плановой деятельности на социальную сторону экономики, прогнозирование развития общественных отношений, отношений собственности и распределения — настоятельная необходимость наших дней. Только на этом пути можно преодолеть недостатки существующего планирования, порожденные попытками соединить план не с реальными потребностями людей, а с рынком, отвергающим всякий заранее рассчитываемый потребительский спрос и отдающим решение всех вопросов механизмам стихийной регуляции. Те, кто предлагает заменить план рынком, даже не берут во внимание опыт развитых капиталистических стран, перешедших по примеру социализма с платформы стихийного рынка на методы государственного регулирования и программирования и преодолевших многие коллизии стихии рынка, сопровождающие его периодические финансовые расстройства. Преодоление деформаций сферы распределения, ее переориентация на улучшение жизненного положения трудящихся настоятельно требуют освобождения ее от подчинения игре цен и галопирующей инфляции. Для этого необходимо, чтобы сумма жизненных средств, присваиваемая трудящимися, определялась не их стоимостью, не тем общественно необходимым трудом, который затрачивается на их производство и представляет эквивалент стоимости рабочей силы, а потребительной стоимостью жизненных средств. Распределение благ, основанное на труде, затраченном на их производство, в лучшем случае способно обеспечить всего лишь возмещение затрат рабочей силы, обычное содержание рабочего, но не его развитие и благосостояние.
Если общество ставит целью не просто воспроизводство затраченных сил рабочего, но развитие трудящегося человека, то количество времени и труда, выделяемых для этого, должно быть необходимым и достаточным (по условиям потребления и потребительной стоимости жизненных благ и средств развития). Только распределение по этому труду, т. е. определяемому условиями потребления (а не производства стоимости), является собственно социалистическим, способствует росту благосостояния трудящихся масс и их развитию. Оно предполагает, что не только необходимый, но и прибавочный продукт с самого начала должен служить для удовлетворения потребностей самих рабочих, для развития их способностей и равноправного пользования всеми приобретениями науки и искусства.
Из такой потребительностоимостной переориентации распределения следует, что главный путь роста оплаты труда и повышения жизненного уровня трудящихся лежит через рост массы потребительных стоимостей, повышение потребительной, а не стоимостной эффективности производства. Чем больше экономятся труд и материальные ресурсы, тем выше будут доходы (ниже затраты — выше оплата). В предлагаемых условиях хозяйствования доходы рабочих и трудовых коллективов формируются не по объему затрат (как теперь) [3], а по экономии рабочего времени в соответствии с коэффициентом эффективности труда — отношением его полезного результата к трудоемкости. Тем самым выводится из игры прибыль как основной рычаг формирования хозрасчетных доходов (первая и вторая формы хозрасчета) предприятия. Ее место заступает форма работы на себя и на общество, предлагающая постоянное удешевление предметов народного потребления, всех материальных благ и услуг.
Глава 4 НАДЕЖДА НА ОРГАНИЗОВАННОСТЬ ТРУДЯЩИХСЯ. ЧТО СДЕЛАТЬ?
1. ОЗДОРОВИТЬ ЭКОНОМИКУ: СИСТЕМА ЭФФЕКТИВНЫХ МЕР
В ноябре 1989 г. в Высшей школе профдвижения им. Н. М. Шверника (ныне Академия труда и социальных отношений) состоялась Всесоюзная научная конференция на тему «Рабочий класс в экономической перестройке», на которой были выработаны основные положения экономической программы, альтернативной рыночной авантюре. С изложением этой программы в том же месяце на экономическом совещании в ЦК КПСС выступил заведующий кафедрой политической экономии ВШПД, доктор экономических наук, профессор А. А. Сергеев. Несмотря на провозглашенные гласность, плюрализм мнений и демократизацию, его выступление, завершившееся под аплодисменты, в печати опубликовано не было. Совещание никакого решения не приняло, но, судя по его итогам, высшее руководство партии и страны отказалось от первоначального намерения опереться в реализации экономической перестройки на широкие круги экономической общественности, найдя эту опору в тех, кто в свое время настойчиво «доказывал», что нет альтернативы «развитому социализму», а теперь с не меньшим упорством утверждает, что нет альтернативы рынку.
В декабре 1989 г. на Центральном телевидении состоялась встреча представителей противоположных программ выхода из экономического кризиса — А. А. Сергеева, М. В. Попова и др. с Г. Х. Поповым, В. А. Тихоновым и их сторонниками. Таким образом, программа мер, альтернативных рыночной авантюре, была обнародована. Противники этой программы фактически не смогли противопоставить ей что-либо действительно серьезное. Однако и после передачи, вышедшей в эфир по второй программе Центрального телевидения 24 декабря 1989 г., в средствах массовой информации продолжала активно развиваться бурная кампания под лозунгом «альтернативы рынку нет».
На первом этапе Учредительного съезда Коммунистической партии РСФСР профессором А. А. Сергеевым программа выхода из кризиса была представлена в качестве альтернативного варианта разделу III Платформы ЦК КПСС к XXVIII съезду партии. Она была зарегистрирована секретариатом Учредительного съезда под № 00687 от 22.06.90 и размножена для делегатов. Однако те, кто продолжал настаивать на тезисе «альтернативы рынку нет», или их тайные последователи постарались сделать так, чтобы в печати этот документ не появился.
В июне 1990 г. вышла в свет книга «Альтернатива: выбор пути (перестройка управления и горизонты рынка)». Многим познакомившимся с ней казалось, что уж после этого говорить об отсутствии альтернативной экономической программы будет просто невозможно. В самом деле, хуже всякого слепого тот, кто не хочет видеть, и хуже всякого глухого тот, кто не хочет слышать.
Альтернативная рыночной авантюре программа выхода из экономического кризиса была услышана и воспринята Инициативным съездом коммунистов России и вошла в принятую этим съездом 21 октября 1990 г. «Инициативную коммунистическую программу действий «К возрождению Советской социалистической России!»». В чем суть расхождений между сторонниками противоположных программ? И те и другие вроде бы сходятся на том, что работник должен быть заинтересован в результатах своего труда. Но далее начинаются серьезнейшие расхождения. Скажем, если С. Шаталин считает, что для этого нужен всеобщий переход к частной собственности, то А. Сергеев и его сторонники полагают, что общественная собственность может дать не меньшую, а большую заинтересованность, но, чтобы ее обеспечить, нужна действительно радикальная экономическая реформа, призванная покончить с отчуждением человека-труженика от хода и результатов научно-технического прогресса, снять с него ярмо «наемного работника».
Если проследить логику исторического развития, нельзя не заметить, что капиталистический прогресс начался не с соединения работника со средствами производства, а с отделения его от них. Сегодня ни английский, ни американский, ни японский рабочий не является собственником средств производства, и приобретение незначительной доли акций не делает его таковым. Путь прогресса не в возвращении к патриархальному соединению работника со средствами производства на базе мелкой частной собственности, что было бы реакционной мерой даже по отношению к капитализму, а в соединении работника со средствами производства на основе общественной собственности, когда она была бы не чуждой работнику, а выступала бы для него индивидуальной собственностью. Проще говоря, надо сделать так, чтобы, больше вкладывая в общественный котел, работники больше из него и получали.
Действительная проблема состоит в том, что наш общественный котел прохудился. Сколько в него ни клади — больше не получишь. Или даже еще хуже — кладут одни, а получают больше другие. Вот и опускаются руки у рабочего и крестьянина, вот уже и не желает на «дядю» работать инженер.
Чтобы на деле поправить ситуацию, надо, во-первых, залатать прохудившийся котел, чтобы плоды труда честных тружеников не уходили из их рук, и, во-вторых, сделать так, чтобы немедленно и непременно с повышением производительности труда улучшалась жизнь каждого, кто это повышение производительности обеспечил. А тогда и экономика станет восприимчивой к научно-техническому прогрессу, на который и должна быть сделана основная ставка. Предпосылками выведения экономики из кризиса и гарантией ее устойчивого развития являются преодоление отчуждения рабочего, трудящегося от научно-технического прогресса и его результатов, восстановление и усиление заинтересованности непосредственных производителей материальных, интеллектуальных, духовных благ в постоянном росте производительности и качества труда.
Система мер, призванных восстановить и усилить истинную заинтересованность работника в результатах его труда и в осуществлении им научно-технического прогресса, составляющая действительно радикальную экономическую реформу, охватывает в органической взаимосвязи как сферу производства, так и сферу использования произведенного продукта, подчиняя весь процесс воспроизводства интересам трудящихся.
Первое, с чего следует начать, причем немедленно, — это перестать перекачивать за границу без соответствующего возмещения плоды труда народов нашей страны, заморозив те договоры с иностранными государствами, которые являются по существу кабальными, разорительными для СССР, пресечь широкую распродажу новейших видов вооружения, стратегического сырья, предметов первой необходимости, невосполнимых природных ресурсов. До полной газификации деревни и гарантированного обеспечения сельскохозяйственного производства нефтепродуктами приостановить поставки газа и нефти по газо-и нефтепроводам, идущим за пределы страны. Вместо попыток (путем административного нажима и постоянного, целенаправленного шельмования колхозов и совхозов) провести насильственную деколлективизацию деревни, распродажу земли в частную собственность. Сейчас, как никогда раньше, необходимо заботиться об обеспечении сельских тружеников всем необходимым для их жизни, вернуть исторический долг деревне по самому справедливому счету. Принцип должен действовать такой: не указывать крестьянину, как ему жить, а сначала выполнять обязательства перед собственным крестьянством, а уже потом перед иностранным капиталистом. Сейчас пока получается наоборот.
Нужно также остановить процесс обогащения доморощенных обладателей нетрудовых доходов. Трудящиеся сталкиваются с постоянным ростом цен, а правительство тем временем увеличивает процент по вкладам в Сбербанк. Кому же выгодна такая, с позволения сказать, забота, если известно, что только каждый восьмой гражданин СССР имеет сберкнижку, причем половина суммы вкладов в Сбербанк, т. е. 197,5 млрд руб. из 395 млрд, лежит у 3% вкладчиков? {81} Пока эта сумма находилась на 3%-ных вкладах, их владельцам выплачивалось свыше 5 млрд руб., и на обеспечение этих процентов страна должна была работать примерно 3 дня в году. Теперь же — при 9%-ных — 15 млрд руб., миллионер получит уже не 30 тыс. руб. в год, а от 40 до 90 тыс., причем не облагаемых никакими налогами. Прекратить такое обогащение обогатившихся можно довольно просто — ликвидировав процент на крупные вклады в Сбербанк. Достаточно уже того, что сберкассы избавляют владельцев значительных сумм от общения с рэкетирами.
Существенную роль в перекрытии каналов нечестного обогащения мог бы сыграть и перевод анонимных вкладов на предъявителя, скажем, в Детский или в какой-то аналогичный фонд. Нужно установить действенный прогрессивный налог на наследство, освободив от всякого налога наследство в сумме примерно до 20 тыс. руб. Но прежде всего, и это самое главное, надо помочь владельцам нетрудовых доходов вообще от них освободиться.
В ходе осуществления денежной реформы, сведенной к обмену 100- и 50-рублевых купюр, это сделано совершенно недостаточно, причем власти не смогли, не сумели или не захотели провести ее так, чтобы не затрагивать интересы честных тружеников, а изымать лишь то, что добыто нетрудовым путем. А ведь предлагалось произвести обмен денежных знаков таким образом, чтобы все старые обменивались один к одному на новые без всякого ограничения в сумме до 10 тыс. руб. и лишь сверх этой суммы — также один к одному, но по предъявлении декларации о доходах. Осуществленная реформа не сделала главного — не изъяла основной массы нетрудовых денег, в том числе сосредоточенных на вкладах в Сбербанке у крупных и средних дельцов теневого бизнеса. Вот почему нужен второй этап денежной реформы [4].
На втором этапе денежной реформы предлагается для каждого вкладчика установить только одну сберкнижку и переоформить все вклады в сумме свыше, скажем, 10 тыс. руб. на основе предъявления декларации о доходах, оставив на счетах только ту сумму, трудовое происхождение которой не вызывает сомнений. В результате из денежного оборота будут дополнительно изъяты подрывающие его порядка 150 млрд руб., которые наряду с золотом, драгоценностями, недвижимостью сосредоточены в руках дельцов теневой экономики.
Поскольку речь идет о теневом капитале, он обязательно находится не только в производительной, товарной, но и в денежной форме, главным образом на счетах в Сбербанке, и вот эта третья доля должна быть изъята в ходе денежной реформы. Это нарушит оборот теневого капитала и подорвет его могущество. В противном случае ту самую сумму, которая не будет изъята у теневиков, последние с помощью повышения цен изымут у нас, трудящихся, и уже начали изымать. Так что тот, кто выступает сегодня против проведения в полном объеме денежной реформы, пугает ею, по сути дела выступает за то, чтобы деньги были отняты у людей труда.
Особенно возмущаются владельцы теневого капитала: как, дескать, вы докажете, что эти деньги, на которые я не могу предъявить декларацию и объяснить их происхождение, нетрудовые? Но если это будет доказано, можно ответить им, вам дадут уже не 10 тыс. руб., а десять лет. В том-то и дело, что денежная реформа — мера не юридическая и вовсе не требует проведения судов и следствий. Изымая из обращения нетрудовые доходы, она позволяет, не обвиняя кого-либо лично, подорвать могущество криминальной буржуазии, ослабить ее влияние на все общественные сферы, которое сейчас ощущается особенно явно и сильно.
Поскольку одним из важных каналов перекачивания безналичных денег в наличные служат особые условия хозяйствования кооперативов, постольку еще одной мерой является перекрытие этих каналов и постановка кооперативов и государственных предприятий в равные условия хозяйствования — по ценам на сырье и полуфабрикаты, на производимую продукцию и по доле отчислений от создаваемого дохода. Сегодня с работника государственного предприятия берут примерно 70% созданного им дохода, а с работника кооператива — от 5 до 30%. За одну и ту же работу один, следовательно, получает 300, а другой 700 руб. Таким способом подрывается сама основа государственных предприятий. С них уже ушли и продолжают уходить работники, без которых предприятия нормально функционировать не могут. «Цивилизованные» кооператоры вытягивают из госсектора соки, как грибы-паразиты. Возник и развивается антагонизм между представителями государственного и кооперативного секторов: кооператорам, играющим на дефиците, тем лучше, чем хуже работают государственные предприятия. Упорно насаждаемая «сверху» приватизация способна лишь завершить добивание государственных предприятий.
Постановка в равные условия работников государственных предприятий и кооперативов — это мера, не требующая каких бы то ни было средств, в то же время она способна сразу улучшить положение в экономике. Противятся ее осуществлению только те, кто задался целью разрушить крупное производство, кто экономически или идейно связан с кооперативным по форме сектором, оказавшимся на поверку в преобладающей доле отнюдь не кооперативным. Ведь законом о кооперации легализованы не только частные предприятия, создаваемые под видом кооперативов, но и частнокапиталистические: официально разрешается нанимать по договору работников, не являющихся членами кооператива, и ничто не мешает их эксплуатировать. Под крики о высоком налогообложении этих хозяйств основная масса дохода перекачивается в «зарплату» членов кооперативов, так что прибыль при этом может оказаться и не очень большой. Поэтому в равные условия кооперативы и госпредприятия надо поставить по доле отчислений не от прибыли, а от дохода, который, как известно, включает в себя и заработную плату. Почему этого не делают наши демократические парламентарии? То ли плохо разбираются в азах политэкономии, то ли увлечены самим процессом законотворчества и не видят его результатов, то ли заинтересованы в таком повороте событий в стране, когда переодетый под кооперативный частнокапиталистический сектор пожирает государственный.
То обстоятельство, что частные и частнокапиталистические предприятия скрываются под названием кооперативов, сути дела не меняет. При проведении экономической реформы не столь уж и важно устанавливать каждый раз, выдает ли себя то или иное предприятие за кооперативное или это на самом деле кооператив, является ли оно социалистическим кооперативом, частным или частнокапиталистическим хозяйством с наемным трудом. Как только кооперативные и государственные предприятия будут поставлены в равные экономические условия, сразу же начнут самозакрываться и самораспускаться псевдокооперативы и останутся только те, члены которых имеют лучшие результаты за счет не спекуляции или других форм присвоения чужого труда, а лучшей организации производства и высококачественного труда своих членов. Но почему сегодня эта очевидно разумная мера не осуществляется? Не потому ли, что в органах власти преобладающее большинство у тех, кто заботится не о простых тружениках, а о лицах, паразитирующих на их труде?
Одним из самых опасных антистимулов роста производительности труда рабочих является господствующая до сих пор практика понижения расценок и повышения норм без опережающих изменений в техническом переоснащении рабочих мест. Эта явно негодная практика отбивает у рабочих стремление к повышению выработки, делает их незаинтересованными в улучшении организации труда, во внедрении новой техники и технологии. Поэтому давно назревшей мерой является прекращение такой порочной практики. Безусловно, требуется также исключить понижение тарифных разрядов, унижающее и оскорбляющее рабочего, убивающее у него стимул к самосовершенствованию.
Еще одной мерой, осуществление которой совершило бы настоящий переворот в отношении к производству десятков миллионов трудящихся, является предоставление трудовым коллективам права нанимать администрацию с оплатой ее услуг в зависимости от заработка членов коллектива. Это позволит устранить одну из главных причин кризиса, которая, как было показано, сыграла чрезвычайно негативную роль. Как показывает практика предприятий, коллективы которых оплачивают услуги администрации в зависимости от заработка рабочих, это дает возможность не только снизить расходы на содержание органов хозяйственного управления, но и преодолеть отрыв администрации от рабочих, оставляя для всех единственную возможность улучшить свое положение – за счет осуществления научнотехнического прогресса и повышения на этой основе производительности труда.
Повернуть работников лицом к научно-техническому прогрессу способно, например, поощрение за повышение производительности труда сокращением рабочего времени, вводимое самими трудовыми коллективами. По их усмотрению сэкономленное в результате снижения трудоемкости продукции время может быть использовано для увеличения продолжительности очередного отпуска, сокращения рабочего дня или для выпуска дополнительной продукции, но при оплате в сэкономленное время вдвойне, как за сверхурочную работу, чтобы можно было при необходимости получить дополнительный заработок на рабочем месте, а не «искать счастья» на стороне, в кооперативе.
Сегодня, когда потребительский рынок разбалансирован и денежное поощрение во многом перестало быть материальным стимулом (что можно купить на эти деньги?!), ввод в действие поощрений сэкономленным рабочим временем входит в разряд ключевых. Сокращение рабочего времени, обусловленное повышением производительности труда, не затрагивает связи предприятия с получателями продукции, не ухудшает финансового положения предприятия и потому может применяться немедленно и безусловно. Попробуйте установить такое правило, чтобы коллектив, добившийся в данном году роста производительности труда на 7%, имел на будущий год рабочий день на 1 час короче с правом перераспределения по своему усмотрению дополнительно полученного времени, и вы увидите, какие резервы и как быстро будут приведены в действие, как потянется коллектив за внедрением новой техники и технологии. Пять часов в неделю — это 250 часов в год, или дополнительно 31 день к отпуску! Это действительно сильное материальное поощрение. Но оно не используется потому, что не позволяет пресловутая прибыль, заставляющая любую экономию превращать в дополнительные продукты для новых чиновников, которые будут сидеть за новыми столами. Что с предприятия убыло, то в надстройку прибыло! Прибыль вытягивает всю экономию с предприятий, подрывая тем самым стимулы ко всякой дальнейшей экономии. Сэкономленное же рабочее время, оставленное трудящимися для себя непосредственно в виде свободного времени, выкачать «наверх» невозможно.
Поощрение сэкономленным рабочим временем, увеличивая время для развития работников, способно не только дать немедленный толчок росту производительности труда, но и обеспечить постоянную, устойчивую заинтересованность в осуществлении научно-технического прогресса, поскольку позволяет стать обладателем главного из его плодов — дополнительного свободного времени. Перечисленные меры, однако, находятся в противоречии с ориентацией производства на прибыль. Чтобы разрешить это противоречие, требуется осуществить такую кардинальную меру, как изменение ориентации хозрасчета предприятий с прибыли на снижение цен и экономию труда.
Работников предприятий, выпускающих предметы потребления, предлагается материально поощрять в зависимости от суммарной величины снижения цен на произведенную продукцию, а предприятий, выпускающих средства производства, — в зависимости от экономии труда, полученной от применения произведенной ими техники. Когда переход к этим показателям хозрасчета как целевым будет осуществлен, трудовые коллективы будут заинтересованы не в том, чтобы производить как можно меньше продукции и как можно более дорогой, а в том, чтобы производить как можно больше продукции и как можно более дешевой или дающей наибольшую экономию общественного труда. Это и будет означать перевод хозрасчета на потребительностоимостные основы.
Необходимо считаться с тем, что в нашей экономике 24 млн продуктов, и, если предприятия не сделать материально заинтересованными в понижении цен, если снижение цен не сделать главным, целевым показателем хозрасчета, от которого рассчитываются все фонды поощрения, нечего и думать о стабилизации цен, прежде всего на продукцию, идущую в село, и тем более об осуществлении их понижения. И напротив, если коллективам будут платить значительные премии не за повышение, а за понижение цен, никто и ничем не остановит общего потока снижения их уровня. Тогда можно будет подумать и о дополнительных средствах стимулирования понижения цен в зависимости от нормативно заданной динамики, их уменьшения соответственно росту производительности труда и снижения трудоемкости продукции. Сейчас же главное — во всей системе хозрасчетного стимулирования на место прибыли поставить для предприятий группы «Б» суммарное снижение цен на весь объем выпущенной продукции, а для предприятий группы
Общая заинтересованность в понижении цен и экономии труда с распределением эффекта между производителями и потребителями сделает экономику восприимчивой к научно-техническому прогрессу, а это основное для вывода ее из кризиса и обеспечения ее устойчивого развития.