Выбор нового курса

Социалистическое хозяйствование все больше нуждается в опоре на закон потребительной стоимости как на общий и самый простой принцип функционирования производства, направленного на создание потребительных стоимостей и непосредственное удовлетворение человеческих потребностей. Этот прогрессивный принцип, реализуясь в системе управления, нацеливает каждое звено народного хозяйства на достижение высшей цели — наиболее полное удовлетворение потребностей общества. Всемерное наращивание результата при уменьшающихся затратах всех видов ресурсов является непреложным законом социалистического хозяйствования, основным критерием оценки деятельности объединений и предприятий, всех производственных ячеек.

В качестве достигаемого результата здесь выступает потребительная стоимость, ибо ею, а не стоимостью удовлетворяются реальные потребности. Затраты представлены в той же плоскости, т. е. с учетом экономии труда, ибо из сэкономленного труда стоимости получить нельзя, она возникает из примененного труда. Этим, конечно, не отрицается необходимость использования хозрасчетного принципа, его дальнейшего развития и повышения действенности в экономии затрат, но роль непреложного закона, основного критерия оценки хозяйственной деятельности отводится потребительностоимостному принципу, сформулированному с учетом требований основного экономического закона социализма. Этими требованиями потребительностоимостное отношение поднимается на более высокий уровень: трудовые затраты определяются не просто как необходимые для удовлетворения данных потребностей, но и указывается на их экономию, и тем самым они подпадают под действие законов, предполагающих более развитое состояние отношений потребительной стоимости. Речь идет о достижении «приращения» в развитии личности самих производителен вместо приращения стоимости, т. е. взамен получения прибавочной ее части.

Особенно остро нуждаются в переориентации на эффект в форме потребительной стоимости управление и организация научно-технического прогресса. Ныне уже много сказано о вреде, наносимом развитию науки и техники затратным механизмом хозяйствования. Научно-технический прогресс, призванный по своей природе экономить общественный труд, при затратном подходе оказывается фактором, снижающим экономические показатели хозяйственной деятельности. Широко известны примеры, когда новая техника и технология не получали широкого внедрения из-за того, что удешевляли продукцию, снижали валовые показатели. Выходом из этих условий может служить только перевод оценок эффективности научнотехнического прогресса на критерии, не имеющие затратного содержания, т. е. на критерии экономии труда в материальном производстве. Другими словами, для того, чтобы переломить негативную тенденцию тиражирования малопроизводительной, но дорогой техники, необходимо применение экономических условий и норм, реализующих закон потребительной стоимости.

Решающая роль науки и техники в современном производстве, социальные отношения, господствующие в нашем обществе, объективно предполагают расширение потребительностоимостных основ социалистического хозяйствования, развитие его конкретных форм и методов.

Поэтому в качестве главного действует такой критерий хозяйствования, который определяет распределение не пропорционально затратам, а по эффективности труда, выраженной в его результатах, непосредственно удовлетворяющих потребности. Такой критерий основывается на экономии общественного труда, социально выступающей в форме свободного времени общества. Именно эта намеченная еще классиками марксизма-ленинизма субстанция распределения (увязывающая в себе как затраты и результаты производства, так и основной его социальный аспект) позволяет наметить перспективы сочетания интересов конкретных работников, выступающих одновременно и производителями и потребителями. При этом результаты производства адекватно оцениваются через экономию труда, которая по своей сущности, выступая критерием распределения, позволяет избежать отрыва стоимостных (затратных) величин, денежной массы от натурального обеспечения, следствием которого являются негативные явления в экономике, стихийные перераспределительные процессы, резкая поляризация доходов и усиление социальной дифференциации и напряженности в обществе.

Распределение по эффективности труда, через призму сэкономленного рабочего времени происходит путем непосредственной «привязки» величины получаемого свободного времени работниками материального производства к результатам научно-технического прогресса (росту производительности труда, его экономии) на каждом рабочем месте (бригаде, участке, цехе, предприятии).

Научно обосновываемые нормативы экономии рабочего времени и увеличения свободного времени (например, как социальный заказ достижение к 2000 г. 30 — 35-часовой рабочей недели) должны стать основными ориентирами для определения главных пропорций расширенного воспроизводства. Это можно осуществить, если перейти к планированию конкретных объемов сэкономленного труда как по народному хозяйству в целом, так и по его составляющим — отраслям, объединениям, предприятиям. Достижение запланированных объемов сэкономленного труда обеспечивается конкретной натурально-вещественной номенклатурой продукции, потребительная стоимость которой заключается в сэкономленном труде.

Получаемые конечные валовые объемы сэкономленного труда должны возрастать и справедливо перераспределяться в целях увеличения свободного времени всех трудящихся. Такого рода валовые объемы (незатратные) и надо максимизировать. В этом состоят экономические нормативы планирования.

Совершенствование системы управления народным хозяйством на основе практического овладения законом потребительной стоимости призвано способствовать реализации стоящих исторических задач, решение которых будет зависеть от того, насколько эффективно мы сумеем использовать преимущества и возможности социалистического строя, его экономическую мощь и социальный потенциал.

3. НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС - В ОСНОВУ ЭКОНОМИИ ЗАТРАТ И СНИЖЕНИЯ ЦЕН

Развитие социализма не может осуществляться как некий социальный «остаток», как простое следствие научно-технического прогресса. Само по себе развитие производительных сил, техники и науки автоматически не гарантирует развития социализма, преодоления несвойственных ему элементов и структур. Социализм для своего утверждения должен создать такую материально-техническую базу, которая позволила бы сократить весь труд (а не только его необходимую часть) настолько, чтобы каждый — при полном материальном благосостоянии – имел время для свободного развития своих способностей и потребностей. На этом пути перед нашим обществом возникли серьезные препятствия. На базе затратных — товарных — механизмов, особенно в современном их виде, продвигаться дальше вперед в техническом отношении становится все труднее.

Конечно, можно возлагать надежды на то, что при помощи товарных механизмов сначала будет достигнут соответствующий уровень производительных сил, а затем начнется подготовка предпосылок для перехода к действительному социализму, где человек будет не средством, а целью производства. Вопрос в другом — дадут ли такую возможность товарные окормы и не легче ли эти предпосылки подготовить на иной основе — потребительностоимостной? Откладывая эту акцию на неопределенный срок, позволяя применять к народу шоковую терапию, можно и опоздать, не дождаться желаемого уровня развития производительных сил, особенно при прогрессирующем истощении природных ресурсов.

В условиях, когда мы не можем рассчитывать на увеличение затрат живого труда и на рост стоимости общественного продукта и соответственно рано или поздно будем вынуждены отказаться от показателей прироста продукции в единицах валовой стоимости, научно-технический прогресс и интенсификация развития производства в рамках товарных форм могут реализоваться лишь в росте стоимости прибавочной части продукта за счет соответствующего уменьшения стоимости его необходимой части. Из-за того, что названное уменьшение имеет предел и уже оборачивается ухудшением условий воспроизводства главной производительной силы общества, неизбежно тормозится движение хозяйства по интенсивному пути развития и замедляется внедрение в производство результатов научно-технического прогресса. Подобное противоречие, вернее, потребность в его разрешении ныне делает переход к новой, потребительностоимостной форме реализации научно-технического прогресса настоятельной необходимостью.

Научно-технический прогресс служит обществу тем, что экономит человеческий производительный труд, замещая его работой техники и применением сберегающих труд технологий, ведет к снижению затрат на производство продукции. Экономия же труда в материальном производстве может быть использована двояко: а) для получения большей прибавочной стоимости или прибыли за счет экономии необходимого живого труда рабочего и прошлого труда, воплощенного в средствах производства; б) для получения более высокой и большей массы потребительной стоимости посредством экономии всего труда. На какой из этих двух результатов должны рассчитывать люди, решившие развивать социализм?

С точки зрения тех, кто базируется на стоимости, экономическим эффектом научно-технического прогресса может выступать лишь увеличение прибавочной стоимости за счет такого же уменьшения стоимости необходимого продукта: здесь меньшими затратами необходимого труда создается возможность увеличить затраты на производство прибавочной стоимости. Но в общей стоимости продукта общественно необходимые затраты труда и стоимость продукта соответствуют друг другу, т. е. закон стоимости предполагает, что из меньших затрат всего общественного труда нельзя получить большего стоимостного результата. Большей может быть лишь прибавочная часть стоимости продукта по отношению к необходимой ее части, т. е. к затратам необходимого, а не всего общественного труда. Соответственно критерием этой формы экономической эффективности научно-технического прогресса служит рост нормы прибавочной стоимости и массы прибыли.

Прибавочная стоимость в качестве экономического эффекта научнотехнического прогресса реализуется в социальной сфере прежде всего в форме фонда благосостояния и развития, потребляемого работниками непроизводственной сферы и незанятым населением. Если иметь в виду работников непроизводственных отраслей, то в 1985 г. их насчитывалось в стране 36 млн человек, в то время как в материальном производстве было занято 94,2 млн человек {50}. В двенадцатой пятилетке почти весь прирост трудовых ресурсов в количестве 3,2 млн человек предполагалось направить в непроизводственные отрасли, занятость в которых должна была возрасти до 39,2 млн человек, т. е. в скором времени должна приблизиться к половине занятых в отраслях материального производства и к одной трети всех участвующих в народном хозяйстве работников. В 1989 г. в материальном производстве было занято 91,1 млн человек, в непроизводственной сфере — 36,4 млн {51}.

Очевидно, что для обеспечения благосостояния и условий развития этой последней, все возрастающей части работников нужны все увеличивающиеся масштабы прибавочной стоимости. Значительная часть занятых в непроизводственной сфере имеет условия для более высокого благосостояния и всестороннего развития, чем рабочие и крестьяне. Достаточно сказать, что из 36,4 млн работников непроизводственной сферы более 4 млн заняты в сфере науки и научного обслуживания, более 10 млн — в сфере народного образования, около 2 млн — в области культуры и искусства, более 3 млн — в аппарате государственного и хозяйственного управления, кооперативных органах и общественных организациях, а всего в сфере экономического управления занято свыше 15 млн человек.

Для многих из этой части населения полнота благосостояния и высота развития не столь уже отдаленная задача, как иногда представляется в литературе. Они уже сегодня имеют достаточно материальных и духовных (культурных) благ, чтобы им можно было говорить о реализации цели социалистического производства. Другое дело — развитие и благосостояние непосредственных производителей. Для них эта задача все более отодвигается, а при осуществлении нынешнего курса и вообще ставится под вопрос.

Социальный эффект от реализации стоимости прибавочного продукта практически ограничен, что не может не сказываться на научно-техническом прогрессе. Нижним пределом этого эффекта являются границы рабочего времени, затрачиваемого на производство продукта, необходимого для содержания самого производителя. Верхнюю границу составляет продолжительность всего рабочего дня, которая под влиянием развития науки и техники неизбежно должна сокращаться. В целом же научно-технический прогресс ведет к уменьшению затрат общественного труда в материальном производстве и, следовательно, к сокращению вновь создаваемой стоимости, денежного «вала». Если, например, затраты общественного труда в материальном производстве в двенадцатой пятилетке не возросли, то не увеличилась и вновь создаваемая стоимость. Таким образом, вновь создаваемое стоимостное богатство не возрастает, а может даже при лучшем использовании научно-технического прогресса сократиться.

Ясно, что сокращающееся общественное рабочее время не должно приводить к такому же сокращению потребления трудящихся, хотя при стоимостных оценках мерилом потребления выступает рабочее время, а его сокращение должно было бы сопровождаться падением потребления. Проблема здесь в том, чтобы рабочее время освободить от старой функции мерила действительного богатства. Начинает реализовываться предсказанная К. Марксом ситуация, при которой по мере развития крупной промышленности созидание действительного богатства становится менее зависимым от рабочего времени и количества затраченного труда, чем от мощи приводимых в движение средств производства, эффективность которых уже зависит от общего уровня науки и от ее применения к производству {52}. В то же время налицо явное противоречие. С одной стороны, научно-технический прогресс приводит к сокращению всего рабочего времени, а с другой — хозяйственный механизм, базирующийся на затратном принципе, это сокращающееся время делает мерой потребления. В этих условиях приходится сокращать рабочее время в форме необходимого и увеличивать в форме прибавочного, что одновременно сужает рамки технологического применения науки.

Научно-технический прогресс в производстве более всего сдерживает то обстоятельство, что динамика цен на новую технику, закладываемые в процедуры оценки ее эффективности серьезно отклоняются от динамики производительности техники, которая обычно не учитывается в методиках. Такого рода отклонения вполне объяснимы, ибо содействие, оказываемое техникой рабочему, зависит не от ее цены, а от ее потребительной стоимости, ее производительности как машины {53}.

Принимая во внимание цель социалистического производства — свободное развитие всех членов общества, оценки экономической эффективности техники нужно базировать на критериях ее потребительной стоимости. Как стоимость техника ничего не создает. Если же к ней подходить как к потребительной стоимости, то для оценки эффекта применения техники может служить соизмерение единицы выполняемой техникой полезной работы с затратами на ее разработку и производство. В таком случае более дешевые по сравнению с величиной своей полезной работы машины и будут более эффективными. И надо стремиться к тому, чтобы величина указанной разности была оптимальной с точки зрения целей социалистического общества и достигнутых мировых уровней.

Сегодня при оценке полезности работы техники ее потребительная стоимость нередко берется в натурально-технологической форме (скорость, сила, твердость и т. д.), т. е. остается вне поля зрения экономическая определенность ее потребительной стоимости. Это обстоятельство во многих случаях затрудняет собственно экономическую оценку научно-технических достижений, определение прогрессивности новой техники, ее вклада в экономическую эффективность материального производства.

Поскольку техника создается для экономии общественного труда, экономическим определением потребительского эффекта научнотехнического прогресса является количество высвобождаемого живого труда. Его соизмерение с затратами труда на разработку и производство того или иного технического средства даст его экономическую эффективность, рассчитанную в плане потребительной стоимости. Одновременно эффект получает одинаковую с затратами основу — труд тем самым освобождается от чисто технологических характеристик. В свою очередь затраты научнотехнического труда здесь рассматриваются не просто и не только как часть совокупных затрат, реализованных в продукте материального производства, а выявляют себя в росте производительной силы труда. Возникает, следовательно, особое отношение между затратами и результатами, когда под последними имеется в виду не масса произведенных потребительных стоимостей, а повышение силы производящего их труда. Это соотношение опять-таки не совсем обычное для привычных соизмерений. Вместе с тем оно может служить основанием для оценки экономической эффективности техники и построения соответствующих звеньев хозяйственного механизма, связанных с повышением этой эффективности.

Можно ли измерить и тем более соизмерить потребительную стоимость средств производства и вообще разных факторов производства? Известно, с какими трудностями встречаются экономисты, когда пытаются соизмерить потребительные стоимости различных продуктов, предназначенных для индивидуального (личного) потребления. Поиски единиц или критериев полезности в виде предельных или иных величин каждый раз заканчиваются неудачей, если они направлены на непосредственное измерение и соизмерение потребительных стоимостей с их качественной стороны, т. е. без их предварительного сведения к единому основанию, т. е. к тому, что делает их качественно однородными в данном отношении.

Что роднит, например, сверлильный станок и печь, в которой выпекают хлев? Ясно, что на изготовление и того, и другого продукта затрачено определенное количество человеческого труда. И если их сравнивать по этим затратам, это будет сопоставление их как стоимостей. Но ведь они созданы для того, чтобы с их помощью производить соответственно сверла и выпекать хлебобулочные изделия. При их употреблении как средств производства важным становится учет того труда, который сэкономлен благодаря их применению. Если этого труда на то же количество продукции (сверл, хлебобулочных изделий) стало затрачиваться теперь меньше, чем при работе на старом станке или печи, то, следовательно, их потребительная стоимость (т. е. эффект от их употребления в процессе производства новых продуктов) выше, чем у прежних, которым они пришли на смену. Это значит, что они выполняют свою главную роль — усиливают производительную силу работника, сокращая время, которое он отводит работе, и увеличивая его свободное время. В этом предназначение техники. «Замещение ею человеческого труда, — писал К. Маркс, — и есть ее потребительная стоимость» {54}.

Замена или высвобождение человеческого труда, взятого в качестве созидателя продукта (в качестве живого труда), образуют, следовательно, ту единую основу, по которой могут быть соизмерены различные технические средства со стороны их потребительной стоимости, которые делаются по той причине количественно сравнимыми. В этом случае мы остаемся в рамках отношений потребительной стоимости, не обращаемся к стоимости техники, поскольку через нее потребительную стоимость техники нельзя выразить. «Потребительная стоимость машины... — отмечал К. Маркс, — не определяет ее стоимости, последняя определяется трудом, необходимым для ее собственного производства» {55}.

Для того чтобы высвобожденный человеческий труд стал измерителем производительности машины в сравнении с другими машинами, он должен быть сопоставлен с трудом, затраченным на разработку и производство этой машины. Если прошлого труда, реализованного в машине, больше, чем она замещает живого труда, то она в качестве потребительной стоимости теряет свое назначение: живой труд по своей дееспособности будет более эффективным, чем предназначенная для его замены техника. Следовательно, соизмерение производительности различных машин осуществляется не общим количеством высвобождаемого труда, а тем его количеством, которое остается после вычитания из него прошлого труда, затраченного на производство машины, т. е. относительным количеством высвобождаемого труда [2]. Чем больше разница между высвобождаемым машиной живым трудом и прошлым трудом, израсходованным на ее производство, тем выше потребительная стоимость машины, ее производительность и, следовательно, эффективность.

Для оценки сравнительной эффективности новой и старой техники в плане их потребительной стоимости высвобождаемое количество труда необходимо сопоставить с трудом, затрачиваемым на создание этих технических (технологических) новшеств, т. е. необходимо получить относительные величины. Более эффективным будет то средство производства, которое высвобождает большее относительное количество живого труда, т. е. дает наибольшую разницу между высвобождаемым и затрачиваемым прошлым трудом.

Проведенные на моделях землеройной техники экономические расчеты ее эффективности на основе потребительной стоимости показали, что, к сожалению, зачастую производится и тиражируется техника, на создание которой пошло больше труда, чем она его высвобождает при своем потреблении.

Например, при эксплуатации модели экскаватора ЭТЦ-208А вроде бы перерабатывается больше грунта и растет техническая производительность, но при этом требуется и большее количество труда при машине, причем в расчете на единицу работы оно даже больше, чем у предыдущей (замененной) модели ЭТЦ-205С. В результате при эксплуатации одной такой «новой» машины за год затрачивалось на 759,8 чел-часа труда больше, чем у предшествующей. За срок службы расход составил 4559,5 чел-часа. С учетом всех затрат получается, что применение одной такой машины за срок службы (6 лет) приносит убыток 171 383,5 руб. Убыток же от всего тиража выпуска данной модели в количестве 575 единиц составляет по народному хозяйству 985 465 тыс. руб. Вот каков подлинный эффект такой новой техники.

Другие из рассмотренных моделей землеройной техники на первый взгляд кажутся прогрессивными. Все они высвобождают при своей эксплуатации больше труда, чем их предшественники, т. е. удельная трудоемкость единицы продукции или работы снижается. Но если сравнить объем указанного высвобождения с величиной затрат на создание и применение техники, то становится очевидным, что многие экскаваторы экономически не только не прогрессивны, но и в целом приносят убыток. Дело здесь заключается в том, что затраты на технику с лихвой «съедают» получаемое с ее помощью высвобождение живого труда и никакой экономии не происходит, т. е. повышение производительности, экономия труда в одном месте покрываются перерасходом труда в другом {56}.

Количество высвобождаемого труда определяется путем сопоставления количества труда (работников), необходимого для производства заданного объема. Когда речь идет о труде, затрачиваемом без применения данной машины, то имеются в виду или его затраты при использовании старой, заменяемой машины, или затраты ручного труда (нормативы, стандарты затрат ручного труда на производство заданного объема продукции).

Чтобы сопоставить высвобождаемый машиной живой труд с трудом, затраченным на ее производство, необходимо этот прошлый труд измерять в тех же естественных единицах его меры — в единицах рабочего времени (час, неделя, год), которые одинаковы как для живого, так и для прошлого труда и тем самым создают возможность для их соизмерения. Прошлый труд, воплощенный в машине, в этом случае выступает как трудоемкость ее производства. С этой точки зрения исчисление трудоемкости средств производства является обязательным условием определения их производительности (потребительной стоимости). И наоборот, отсутствие этого показателя учета затрат труда серьезно затрудняет функционирование хозяйственного механизма, основанного на отношениях потребительной стоимости. Поэтому приходится обращаться к «услугам» стоимости и сопоставлять стоимость техники с количеством высвобожденного ею живого труда, т. е. с потребительной стоимостью. Чем больше цена техники будет отражать действительные затраты на ее разработку и производство, тем точнее будет выражена ее экономическая эффективность.

В какой мере экономические результаты приводят к соответствующему природе социализма социальному эффекту, превращаются в растущее благосостояние и условия всестороннего развития самих трудящихся, зависит от определенности самого экономического результата.

Социализм должен подчинить научно-технический прогресс постоянному сокращению всего рабочего времени (а не только его необходимой части) и увеличению свободного времени за счет сэкономленного рабочего времени. Норма свободного времени здесь должна заменить норму прибавочного времени. Если посмотреть с этой стороны на социальные результаты научно-технического прогресса, то за годы Советской власти средняя продолжительность рабочей недели уменьшилась почти на 18 часов — с 58,5 до 40,7 часа. В этом смысле норма свободного времени существенно повысилась. Однако в последние 20 — 25 лет научнотехнический прогресс в промышленности практически не привел к увеличению свободного времени непосредственных производителей. Их рабочее время в целом не сокращается, соотношение их свободного и рабочего времени не меняется в сторону увеличения первого. Если же принять во внимание недостатки торгового, бытового, транспортного, коммунального, культурного обслуживания, то вычеты из свободного времени снижают его размеры, оно не выполняет в полной мере своего предназначения как времени для развития трудящихся.

Конечно, это не значит, что за указанный период свободное время всего общества не возросло. Сохраняя продолжительность рабочего времени, общество превратило значительный объем сэкономленного благодаря научнотехническому прогрессу рабочего времени в свободное от материального производства время. Однако оно стало временем деятельности дополнительной части работников непроизводственной сферы и не занятого в народном хозяйстве населения. Так, в 1985 г. не занятая в народном хозяйстве часть населения по сравнению с 1970 г. вместе с общим ростом населения возросла на 11,2 млн чел., а численность занятых в непроизводственной сфере увеличилась на 10,7 млн чел. Для того чтобы освободить это количество людей от участия в материальном производстве, было необходимо вовлечь дополнительно в материальное производство примерно 12 млн работников, имея в виду, что на каждого занятого в материальном производстве приходятся два не занятых в нем человека {57}.

И все же в этом случае рост свободного времени за счет технического прогресса не сопровождается экономией рабочего времени каждого работника материального производства, хотя в целом удельный вес рабочего времени всего общества снижается. Если в 1970 г. удельный вес занятых в материальном производстве в общей численности работников народного хозяйства составлял 77,1%, то в 1985г. он снизился до 73,1%, а в 1989г. - до 72,4%. Соответственно удельный вес занятых в непроизводственных отраслях к 1985 г. увеличился с 22,9 до 26,9%. В 1985 г. в непроизводственной сфере работало 36,4 млн чел., а в материальном производстве — 91,1 млн чел. В целом же 1/3 населения страны (в 1989 г, население составило 288,6 млн чел.) занята в материальном производстве, а 2/3 — относится к его непроизводительной части {58}.

Создается принципиально новая ситуация - открывается возможность превращать экономию рабочего времени не только в свободное время всего общества, но и в свободное время непосредственных производителей. Предположим, писал К. Маркс, что производительность труда повысилась настолько, что если ранее в материальном производстве непосредственно было занято 2/3 населения, то теперь участвует всего 1/3. Раньше 2/3 населения доставляли жизненные средства для всего населения, а теперь это делает лишь 1/3 населения. Прежде «чистый доход» (в отличие от дохода производительного работника) составлял 1/3, а теперь 2/3. Теперь нация, если отвлечься от противоположности классов, должна была бы употреблять на непосредственное производство 1/3 своего времени вместо прежних 2/3. При равномерном распределении рабочего времени все имели бы больше времени (2/3) для непроизводительного труда и досуга {59}.

На такого рода социальные результаты научно-технического прогресса неоднократно указывал В. И. Ленин. Крупное производство, писал он, дает тысячи возможностей сократить вчетверо время организованных рабочих, обеспечивая им вчетверо больше благосостояния {60}. Социалистическое государство, по его мнению, позволит — благодаря росту производительности труда — сократить рабочий день до 7 — 6 часов в сутки и еще меньше {61}. Так создается возможность перевода показателя экономического эффекта (экономия рабочего времени) в показатель социального эффекта (увеличение свободного времени). Они оказываются связанными таким образом, что сокращение одного приводит к такому же увеличению другого.

Чтобы реализовать экономию рабочего времени в социальной сфере, надо осуществить соответствующее приращение свободного времени непосредственных производителей, т. е. в соответствующих пропорциях уменьшить их рабочее время. Если, например, весь прирост трудовых ресурсов в двенадцатой пятилетке в количестве 3,2 млн человек направить в производственную сферу, то за счет увеличения численности работников можно сократить недельный фонд рабочего времени каждого работника материального производства с 40,7 до 39,4 ч. Это и было бы социальным эффектом, выраженным в категориях всестороннего развития личности, т. е. были бы созданы дополнительные условия для развития рабочего, имея в виду, что он своим затраченным трудом более высокой производительности обеспечивает полученное дополнительное свободное время соответствующей материальной базой, необходимой для развития социальной сферы.

Если же видеть рост социально-экономической эффективности научнотехнического прогресса, как предлагают некоторые экономисты, в повышении нормы прибавочного продукта и соответственно в растущей массе прибыли, то вряд ли такая эффективность будет устраивать трудящихся и повышать их трудовую активность. Те, кто ратует за повышение их трудовой активности только на основе механизмов увеличения массы прибыли и ее перераспределения по собственным законам и при этом пытается реализовать принципы социальной справедливости, по-видимому, забывают, что сама по себе работа во имя создания большей массы прибыли ведет к социальной несправедливости, поскольку прибыль в конечном счете образуется за счет сокращения доли необходимого труда и увеличения доли прибавочного труда в структуре рабочего времени, т. е. при такой целевой ориентации указанный экономический эффект достигается за счет трудящихся.

На этом приходится заострить внимание, потому что в поисках стимулирующих трудовую деятельность факторов нередко обращаются главным образом только к законам и явлениям товарного производства — хозяйственному расчету, прибыли, премиям, ценам и т. п. Вне этих механизмов некоторые авторы и не мыслят экономического стимулирования и повышения материальной заинтересованности наших людей. В действительности же дело обстоит наоборот: товарные механизмы гасят социалистическую трудовую активность и рождают равнодушие, недисциплинированность в труде и частнохозяйственную активность за пределами общественного производства.

Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к вытекающему из товарно-стоимостных механизмов стремлению сделать прибыль целью предприятий. Этими механизмами предприятию навязывается особая социально-экономическая позиция, отличная от интересов рабочих: предприятию чего-то стоят лишь оплачиваемые издержки производства (стоимость израсходованных материальных средств и заработная плата), но ничего не стоят прибыль и находящийся за ней прибавочный труд рабочих (они числятся в доходах предприятия, но не входят в издержки производства данной продукции). Рабочим же их прибавочный труд стоит таких же затрат труда, как и при производстве необходимого продукта. Но их заработная плата в отличие от дохода предприятия составляет лишь одну из статей издержек производства. Получается так: то, что стоит рабочему затрат прибавочного труда, предприятию ничего не стоит.

В этих условиях борьба за экономию превращается в борьбу за экономию издержек производства во имя прибыли, т. е. за увеличение стоимости прибавочной части продукта за счет уменьшения необходимой его части. Вроде бы экономится столько-то рублей, а имеется в виду получение дополнительной прибыли, которая возникает не из сэкономленного, а из примененного труда. Для рабочих такая экономия — это экономия на их зарплате. Стимулировать рост производительности труда, экономию труда и, естественно, трудовую активность в данном случае очень трудно.

Затратные механизмы отодвигают на задний план борьбу за действительную экономию — экономию затрат всего живого труда, в том числе труда, расходуемого на производство прибавочной части продукта, поскольку труд и его затраты не имеют стоимости. Направленность затратных механизмов не на экономию всего труда и применяемых производительных сил, а лишь на экономию издержек производства, в том числе оплаты труда, не позволяет должным образом стимулировать экономию живого труда и заставляет делать акцент на экономию прошлого труда. Это снижает эффективность социалистического производства. Хозяйственный механизм, основанный на затратном подходе, весьма существенно ограничивает стимулирующие функции целей социалистического производства. Это вполне объяснимо, ибо затратные методы оценки деятельности предприятий ограничивают возможности людей направлять производство на удовлетворение и развитие их потребностей и тем самым подчинять его своему контролю, развертыванию своей свободы в этом отношении.

Освобождение научно-технического прогресса от преград, возводимых стоимостью (и особенно прибавочной стоимостью) продукта, устранит существующие противоречия в экономическом механизме взаимодействия науки и производства, снимет возникшие преграды на пути технического прогресса. В этом случае отпадет необходимость в постоянном повышении цен на новую технику во имя увеличения прибавочного и сокращения необходимого труда, преодолевается отрицательное отношение непосредственных производителей к техническому прогрессу, изобретательству и рационализаторству: техника оказывает содействие рабочему или крестьянину в их труде не своей стоимостью и ценой, а своей потребительной стоимостью, производительностью.

Применение техники перестанет определяться количеством затраченного на ее производство рабочего времени, а будет обусловливаться количеством замещаемого ею рабочего времени. Ее экономическая и социальная эффективность тоже будет измеряться не затратами (в частности, приведенными) на ее производство и создание, а сэкономленным, высвобожденным ею трудом.

Научно-технический прогресс, экономя труд, проявляется в том, что все большая масса потребительных стоимостей производится за то же или меньшее общественное рабочее время. Растет производительность труда, и соответственно затраты его на единицу продукции имеют тенденцию к сокращению. Это закон не только социалистического производства, а общесоциологический закон, действующий во всех общественных формациях и выражающий развитие производительных сил. И если цены отражают, а не искажают движение затрат труда их динамику, то они также должны иметь тенденцию к понижению. Снижение цен — не просто требование трудящихся масс, а такое требование, которое объективно обусловлено и обосновано самим ходом и результатами научно-технического прогресса. Другое дело, что осуществить понижение цен невозможно, пока все предприятия сориентированы на рост затрат, прибыли, пока не будет изменена ориентация хозрасчета. Такие изменения и предусматривает система эффективных мер по оздоровлению экономики, рассматриваемая в последней главе.

4. УТВЕРЖДАТЬ СОБСТВЕННОСТЬ ТРУДЯЩИХСЯ, ПРЕОДОЛЕВАТЬ НАЕМНЫЙ ХАРАКТЕР ТРУДА

Известно, что новое общество в том виде, в каком оно выходит из капитализма, не тождественно тому, которое развилось на собственной основе. Под собственной основой имеется в виду прежде всего общая собственность, определяющая движение по собственным социально-экономическим законам.

Здесь важно уяснить, что «собственная основа» вовсе не адекватно отражает реально существующую, в частности экономическую, основу нашего общества. Вряд ли можно включить в «собственную основу» унаследованные от старого строя элементы. Раньше к «родимым пятнам» капитализма было принято относиться довольно легковесно: вроде бы они потеряли свое значение, и поэтому о них не стоит и говорить. Сегодня же такое легкомыслие опасно — положение резко изменилось. За «родимыми пятнами» стоят и теневой капитал, и захватывающая власть криминальная буржуазия.

Столкнувшись напрямую с конкретными вопиющими фактами несовпадения между действительностью и ее идеальными вариантами, многие сегодня видят путь дальнейшего движения не в последовательном углублении процесса реального обобществления труда и производства, развитии разнообразных форм общественной собственности, т. е. не в движении вперед, а в отказе от уже достигнутого уровня обобществления; будто бы, постоянно пятясь назад, мы сумеем победить, не говоря уже о прямых призывах идти к капитализму. С этой точки зрения пытаются убеждать, что на собственной основе — на базе общественной собственности — социализм дальше развиваться не может, будто бы необходимы две основы, новая и старая, их устойчивое равновесие. И тогда, когда речь заходит о социалистических и несоциалистических формах, на первый план ставится единство противостоящих сторон, а не их борьба, в процессе которой происходит отрицание одной стороны другой, старого — новым.

В свидетели призывают даже В. И. Ленина: будто бы он в последние годы жизни представлял социализм вовсе не как строй победившего социалистического уклада, а как некое многоукладное образование, характерное на самом деле только для периода нэпа; будто бы контуры именно рыночного социализма вырисовывались из его последних работ, и этот социализм, составленный из «несвойственных» ему форм, якобы был его политическим завещанием.

В результате подобной фальсификации истории и идей В. И. Ленина социалистическая революция и практика строительства социализма лишаются смысла и исторического оправдания, а борьба рабочего класса и трудового крестьянства России за социализм в ходе революции и послереволюционные годы предстает борьбой не за социализм, а за установление военного коммунизма, нэпа, командно-административной системы. С этой точки зрения вторая программа партии, разработанная В. И. Лениным и принятая на VIII съезде, выглядит не программой строительства и совершенствования социализма, генеральным планом решения задач, выдвинутых трудящимися массами, а ошибочной моделью социализма.

В действительности многие экономические формы, введенные в годы нэпа, В. И. Ленин никогда не считал социалистическими. Наоборот, он неоднократно называл их капиталистическими, допускаемыми только в условиях, когда политическая власть, включая печать, и командные высоты экономики находятся в руках рабочих и крестьян, и используемыми в конечном счете в интересах социализма. В. И. Ленин неоднократно подчеркивал, что это вынужденное, временное отступление, возврат к определенным экономическим формам, что оно непременно кончится и Россия нэповская будет переходить к России социалистической.

Сегодня можно считать своего рода обществоведческой аксиомой тот факт, что без общественной собственности, планомерности социализм не может превратиться в целостную социально-экономическую систему. Однако суть проблемы в том, что и у общественных, коллективных собственников, а не только у единоличников, фермеров отношения собственности до сих пор реализуются посредством товарно-денежных форм, противоречащих ориентации на производство и воспроизводство духовно развитого и материально обеспеченного человека. Стало быть, речь должна идти о том, чтобы человек, забота о нем, а отнюдь не прибыль и стоимость стали исходным и конечным пунктом экономической жизни и соответствующего хозяйственного механизма, чтобы адекватным образом были сориентированы и государственные институты управления. Подчинение всех остальных социально-экономических форм задаче свободного развития всех членов общества приведет систему социализма к состоянию целостности, явится главным гарантом выхода из кризиса.

Но сам процесс подчинения требует осуществления многих коренных и весьма непростых преобразований как в социально-экономической практике, так и в теории. В теоретическом плане речь идет прежде всего о понимании сущности социалистического производства, которое необходимо рассматривать не только как производство продуктов, вещей, хотя и взятых в их непосредственно общественной форме, но и как производство и воспроизводство отношений по воспроизводству самого человека. Сегодня среди большинства обществоведов утвердилось более или менее единое мнение относительно того, что целью социалистического производства, основанного на общественной собственности, является развитие человека и соответствующее удовлетворение его потребностей. Отсюда, естественно, вытекает и необходимость признать эту же цель и результатом производства. Результат не может быть ничем иным, кроме как его реализованной целью.

Что же касается сторонников ориентации производства на рынок, то они вообще снимают вопрос о приоритете общественной собственности, настаивают на плюрализме форм собственности. На поверку, однако, оказывается, что это лишь уловка. Приоритет в итоге отдается частной собственности. Она, как полагает, например, Г. Х. Попов, не дополнение, не довесок к другим формам, а нечто первичное по отношению ко всем другим формам собственности {62}. Он прав здесь лишь в том, что ассоциированные, а также государственные формы капиталистической частной собственности нельзя объявлять социалистическими элементами. А ведь немало таких теоретиков, кто объявляет их чуть ли не основным средством осуществления социалистического курса, предпосылкой и условием очередного обновления социализма.

Надежды на лучшее будущее нельзя связывать только с развитием производительных сил, которые якобы сами по себе могут вывести из кризиса. Наоборот, их развитие изначально должно быть подчинено воспроизводству материально обеспеченного и развитого трудящегося человека.

Другая крайность заключается в том, что в производительных силах, рассматриваемых отдельно от производственных отношений, усматривается главная причина наших сегодняшних бед. Вроде бы попытка строить социализм была преждевременной, не соответствующей уровню развития производства. Поэтому надо вернуться назад, привести общество в соответствие с имеющимися производительными силами. Но это очень опасное заблуждение.

Полагаем, что задача состоит в том, чтобы посредством развития социалистических производственных отношений естественной целью каждого звена производства сделать удовлетворение разумных человеческих потребностей и соответствующее развитие самих людей. Именно это обстоятельство должно определить и продолжительность труда, и весь технический строй процесса производства.

Конечно, общественная собственность как основа социализма во многом оказалась деформированной, в том числе под воздействием товарно-денежных механизмов. Трудящимся на деле не удалось реализовать себя в качестве верховного и безраздельного собственника всего общественного богатства. Государство, присвоив эту функцию себе и мало-помалу отрываясь от трудящихся, способствовало ее бюрократизации. Ныне в принимаемых законах о собственности тоже «забывают» сказать о народе как о верховном собственнике.

Причина же заключается в том, что товарно-стоимостные механизмы неизбежно опосредуют отношения общественной собственности, препятствуют ее проявлению как непосредственно общественной собственности каждого, отрывают ее как достояние всего общества (как в государственной, так и в коллективных формах) от непосредственных производителей. Преодолеть эту опосредованность общественной собственности, превратить ее в непосредственно общественную собственность нельзя, если она одновременно не станет достоянием и каждого трудящегося. Именно это имел в виду К. Маркс, когда писал, что после ликвидации капиталистической частной собственности устанавливается «индивидуальная собственность... на основе кооперации и общего владения землей и произведенными самим трудом средствами производства» {63}. В этой связи встает неординарный вопрос: имеются ли объективные предпосылки для реализации общественной собственности в форме непосредственно общественной собственности?

Общественная собственность на значительную часть предметов индивидуального (личного) потребления уже ныне выступает как объект непосредственного присвоения каждым членом общества. Имеются в виду те приобретаемые за счет общественных фондов потребления блага, которые реализуются каждым человеком как его индивидуальная собственность: среднее образование для всего населения и высшее — для его значительной части; услуги участковых врачей для всех и высококвалифицированных специалистов — для большинства и т. д.

В сфере общественной собственности первоочередным, как думается, будет совершенствование отношений, выполняющих функцию передачи и превращения принадлежащих обществу жизненных благ в непосредственное достояние каждого работника. Это и дальнейшее обобществление потребления новых видов продуктов и услуг, производимых в общественном секторе или принадлежащих производственным коллективам (санатории и дома отдыха, ясли и детские сады, медицинское и коммунальное обслуживание и т. п.); и все большее превращение торговой сети в передаточный канал производимых продуктов в сферу потребления; и более основательный перевод планирования с методов регулирования стоимостных пропорций на пути планового установления пропорций между объемами разумных потребностей и трудовых затрат на их удовлетворение и т. д.

Исходя из требований практики, нельзя реализацию принципа «непосредственно общественного» труда, продукта, отношений видеть лишь в подчинении индивидуального общему, не замечать необходимости обратного — налаживания механизмов передачи в сферу потребления индивида, максимального приближения общего начала к интересам коллектива и работника посредством соответствующих изменений в экономическом механизме, особенно на уровне предприятий. Основной путь эволюции социализма лежит через реализацию общественной собственности как собственности каждого, т. е. чтобы человек в своей повседневной жизни, в своих индивидуальных отношениях воспринимал себя как носителя общественных сил труда, отношений общественной собственности и обобществляющегося человечества, а не отделял себя от них, не делал из них особого существа. Это требует всемерного подчинения развития производственных отношений цели создания условий для благосостояния и всестороннего развития каждого человека. Именно для того, чтобы объективные условия труда реализовывались как условия развития и благосостояния человека, они должны быть непосредственно собственностью работника. И в то же время только реализация общественной собственности как непосредственно общественной подчиняет производство воспроизводству развитой личности.

Индивидуальная собственность, о которой идет речь, — это неподеленная общественная собственность, превращенная в частную. Общее остается, но оно существует в единичном, через индивидуальную собственность непосредственно.

Конечно, представленное в ныне существующей общественной собственности общее начало — это не просто сумма отношений каждого члена общества как собственника, оно не просто «разлито» по всем работникам, а имеет и особое существование, отличное от отношений отдельных лиц к объекту общенародной собственности. Причем это общее начало не висит в воздухе, оно не равно, например, ничейной, несуществующей собственности вообще, а представлено реальным государством, его аппаратом, людьми, составляющими этот аппарат и «присутствующими» в качестве его представителя во всех звеньях общественной жизни, в том числе в трудовом коллективе (в форме административно-хозяйственного аппарата). Оно имеет и особую экономическую основу, отличную от экономической основы жизни отдельного индивида. На предприятии, например, в качестве таковой выступает прибавочный продукт. Его стоимость не включается в издержки производства (себестоимость) продукции, в то время как для рабочего такой основой является необходимый продукт, стоимость которого входит в издержки производства и составляет одну из статей себестоимости. Поэтому отношения между обществом и личностью, между обществом и трудовым коллективом составляют особые формы производственных отношений между представителями различных социальных групп, а не просто абстрактные отношения всех между собой, или обычные отношения части и целого.

Главное в этой области — это внедрение в производственные коллективы таких форм хозяйствования, с помощью которых реализовалось бы то непосредственно общее, что представлено во всенародности социалистической собственности, т. е., говоря языком политэкономов, реализовались бы непосредственно общественные отношения как непосредственно общественная собственность. Если, например, на уровне общества заработная плата рабочего составляет часть национального дохода, то и в рамках предприятия она должна существовать как часть его дохода, за реализацию которого коллектив и общество должны отвечать не меньше, чем за производительное потребление способностей рабочих. Что касается той части дохода рабочего, которая поступает ему из фондов коллективного потребления предприятия, то она должна использоваться по образцу общественных фондов, бесплатно.

Сегодня стало очевидным, что положение человека в обществе, возможности его развития во многом определяются его отношением к собственности на условия и результаты труда. Интересы трудящихся все более концентрируются вокруг одного главного требования — стать собственником, владельцем, распределителем создаваемой ими продукции на предприятии, в совхозе, колхозе, кооперативе и т. п. и на этой основе добиться улучшения жизни. Как реализовать это справедливое требование и какие экономические условия для этого нужны? Можно ли его реализовать на основе современного распределения по труду?

Распределение предметов индивидуального потребления по труду происходило и происходит на базе старого принципа — на основе личной (частной) собственности рабочего на свою рабочую силу, сдаваемую в наем. Рабочая сила осталась на положении товара, а труд — наемного труда. В результате собственность на рабочую силу как на товар и частно-товарный способ распределения предметов индивидуального потребления вошли в непримиримое противоречие с общественной собственностью на материальные средства производства: непосредственные производители все более отчуждались от общественной собственности, становились безразличными к ней и враждебными к ее реальным распределителям — государственному управленческому аппарату. Все это поставило под вопрос существование самой общественной собственности на средства производства.

Ограничение собственности рабочего его собственностью на свою рабочую силу и его отчуждение от средств производства проистекают из того, что рабочая сила в своем функционировании оказалась подчиненной отношениям стоимости. Если рабочий претендует на продукт своего труда (с самого начала признается, что из продукта в последующем будут сделаны вычеты в пользу общественных нужд), то может ли он получить этот продукт на основе закона стоимости, т. е. претендовать на присвоение стоимости продукта на основе труда, реализованного в ней, — на основе обмена своего труда (рабочей силы) на его продукт? Или же для этого кроме труда нужно другое условие — собственность на материальные средства производства?

Сначала рассмотрим первое условие. Известно, что в рамках отношений стоимости заработная плата рабочего определяется не тем трудом, который воплощен в его продукте, а трудом, необходимым для воспроизводства его рабочей силы, т. е. трудом, реализованным в жизненных средствах, полученных рабочим. Если же это так, если известно, что стоимость жизненных средств определяется общественно необходимыми затратами труда на их производство, то сколько же рабочему надо затратить труда, чтобы обеспечить себе достойное существование и развитие? Чем определяется количество и качество труда, необходимого для производства жизненных средств рабочего, для воспроизводства его рабочей силы?

Если утверждать, что количество затрат труда на производство жизненных средств определяется стоимостью последних, то мы оказываемся в затруднительном положении: трудом определяется их стоимость, а стоимостью — количество этого труда. Выйти из этого порочного круга можно лишь при условии, если признать, что количество труда, необходимого для производства жизненных средств, определяется вовсе не стоимостью, а их потребительной стоимостью, т. е. признать, что на основе закона стоимости ответить на этот вопрос просто невозможно. Соответственно доля рабочего в стоимости продукта не может определяться стоимостью производимого им продукта. Это обстоятельство имеет чрезвычайно важное значение для обоснования справедливого присвоения и распределения жизненных благ. Ведь нужно в конце концов установить, по какому труду осуществляется их распределение: а) по труду, который равен стоимости жизненных средств, рабочей силы или б) по труду, определяемому потребительной стоимостью жизненных средств и, следовательно, условиями их потребления, а не просто производства.

В первом случае мы имеем дело со стоимостной формой реализации принципа распределения по труду, основанной на величине абстрактного труда: рабочему возмещается стоимость его рабочей силы, т. е. он получает лишь ту часть созданного им же продукта, которая необходима для воспроизводства его рабочей силы. Понятно, что из такой теоретической трактовки и практики эквивалентного обмена «приращения» своего умственного и физического потенциала ему не получить, равно как не достичь «прибавочного» развития и благосостояния. Прибавочный продукт, доставляемый его трудом и нужный для такого приращения, не включается в этот эквивалент, а присваивается другими. Это означает, что исключается сама возможность для развития и роста благосостояния рабочего. Дело в том, что рабочий кроме необходимого продукта создает еще и прибавочный, работая дополнительное (прибавочное) время. Но при господстве системы найма практически весь прибавочный продукт забирает наниматель — таков закон отношений найма, закон поведения нанимателя.

Социальная же справедливость, обещаемая рабочим теоретиками и практиками-управленцами всех времен, состоит в том, чтобы рабочие, добровольно делая вычеты для удовлетворения общих нужд, присваивали и другую часть своего продукта, называемого в условиях эксплуатации труда прибавочным. Распределение по труду на основе эквивалентного обмена труда на продукт через посредство денег лишь на поверхности выглядит присвоением на основе труда, т. е. как будто труд дает рабочему право собственности на свой продукт. На самом же деле обмен труда одной формы на труд другой формы (овеществленный в продукте) предполагает разрыв между трудом и собственностью, оборачивается отсутствием собственности у рабочего, а потому и присвоением части его труда другими без эквивалента. «Основанное на меновой стоимости производство, на поверхности которого происходит указанный свободный и равный обмен эквивалентами, в основе своей есть обмен овеществленного труда как меновой стоимости на живой труд как потребительную стоимость; или, выражаясь иначе, это есть отношение труда к его объективным условиям — а потому и к создаваемой самим трудом объективности — как к чужой собственности (Entaugerung), отчуждение труда {64}.

За пределами простого товарного производства отношение стоимости есть по существу отношение присвоения чужого труда. Оно заложено в самой социальной природе труда как созидателя стоимости, поскольку в последней заключен прибавочный труд. Отношение стоимости (меновой) необходимо закрепляется в определенных формах собственности. Ими являются: а) собственность рабочего на свою рабочую силу и б) ее оборотная сторона — собственность нанимателя рабочей силы на средства производства, будь эта собственность государственной, коллективной (групповой) или частной. Нанимателю нет нужды в собственности на свою рабочую силу. Отсюда — отчуждение рабочего от собственности на средства производства, отношение к ней как к краже, ибо тот, кто нанимает рабочего, достоянием которого является только его рабочая сила, неизбежно получает право на часть продукта рабочего. Отношение стоимости при обмене труда на продукт выступает по существу отношением эксплуатации.

Государство в этих условиях милостиво разрешает рабочему быть индивидуальным (частным) собственником своей рабочей силы, но старается не доходить до цинизма — не обнажать данное обстоятельство, предоставляя от имени закона рабочему право относиться к своей голове и рукам как к своей собственности. Юристы предпочитают отдать это занятие экономистам, оставляя за собой функцию фиксировать в законе право человека быть свободным, свободно распоряжаться собой и своим трудом.

Однако наши парламентарии выступили даже против этого юридического правила. Например, в законе о собственности они записали: «...гражданину принадлежит исключительное право распоряжаться своими способностями к производительному и творческому труду» (ст. 6, п. 2). Спрашивается, почему государство должно определять отношение человека к собственным голове, рукам, ногам, которые являются его от природы? Что это значит на простом языке? Да только то, что человеку законом разрешается собственность лишь на свою рабочую силу, на способности с помощью рук, ног, головы выполнять известные трудовые функции. Причем указывается, что он может осуществить «это право самостоятельно или на основе трудового договора». Осуществляя данное право самостоятельно, он вроде бы должен сам обеспечить себя пропитанием, забыв о собственности на свои руки, стать индивидуальным товаропроизводителем, обменивающим, например, свой хлеб и колбасу на идеи или наоборот. Но за идеи как «интеллектуальную» собственность могут не дать и килограмма колбасы. Тогда собственнику своих идей ничего не остается, как искать «добровольно» (!) нанимателя и столь же «добровольно» (!) вступать с ним в отношения «трудового договора» (найма), т. е. реализовать право добровольно продавать свою рабочую силу.

Однако без наличия нанимателя этого не сделать. Нанимателем не может быть человек, обладающий только собственностью на свою рабочую силу. Наниматель (предприниматель, арендодатель и т. п.) должен быть хозяином того, без чего нельзя трудиться и жить, — средств и продуктов производства. Невозможно, следовательно, на одну сторону медали поместить хозяина и его наемного рабочего одновременно. Собственность рабочего на свою рабочую силу неизбежно предполагает наемный труд, отчуждение рабочего от прибавочной части продукта своего труда — его эксплуатацию.

Оборотная сторона медали, т. е. хозяин над наемным работником, просматривается каждый раз, когда речь заходит об его коренных интересах: в коллективных договорах, заключаемых профсоюзами, эта сторона выступает в лице администрации, собственника или уполномоченного им органа управления (хотя все они могут состоять в том же профсоюзе); при разрешении коллективных трудовых споров, проведении забастовок хозяин присутствует в лице администрации, представителей государственного органа и т. п.

Если наемный рабочий присваивает часть продукта своего труда на основе собственности на свою рабочую силу, то на какой основе использует наемный труд и присваивает часть его продукта наниматель? Логически ответ на этот вопрос очевиден: на основе собственности на условия труда — средства производства. Если бы он это делал тоже на основе собственности только на свою рабочую силу, то был бы лишь обмен деятельностью и потребительными стоимостями.

Очевидность этого положения, однако, не обнаруживается в принятых недавно законах о собственности. В них в отличие от прежних законов, признающих только трудовую основу доходов, изначально констатируется право собственности, но не указывается его основа, особенно когда речь идет о собственности на средства производства у нанимателя. Это делается по столь же очевидным, но умалчиваемым причинам: ведь тогда пришлось бы открыто признать право на присвоение чужого труда, эксплуатацию на основе собственности на средства производства. И все же, пряча эту основу, закон (например, закон «О собственности в РСФСР») признает, что «при осуществлении предпринимательской и иной, не запрещенной законами РСФСР деятельности собственник вправе заключить договоры с гражданами об использовании их труда. Гражданину принадлежит в соответствии с действующим законодательством право на долю дохода, полученного в результате использования его труда» (ст. 4).

Здесь по существу допускается присвоение чужого труда, но опять-таки не указывается, на основе чего другая доля дохода, произведенная трудом гражданина, достается собственнику. Во всяком случае, представитель наемного труда (гражданин, которому принадлежит право распоряжаться лишь своими способностями к труду) противопоставляется собственнику, нанимающему гражданина и платящему ему согласно стоимости его способностей к труду. Если же он не присваивает прибавочный продукт рабочего, то рабочий ему просто не нужен.

Вопрос о том, может ли рабочий стать собственником чего-нибудь другого кроме своей рабочей силы и обмениваемых на нее жизненных средств, решается совершенно иным способом, а не тем, что рабочему дается право собственности на его рабочую силу. К тому же рабочий, имей бы он такую же собственность, как и наниматель, не стал бы вступать с ним в отношения найма. Самое большее, что можно получить из присвоения по стоимости рабочей силы, т. е. в условиях товарного производства, — это придание объединенному на основе товарного производства трудовому коллективу формы коллективного капиталиста, подведение его под капиталистические формы дохода.

При таких формах работник, нанимая себя в качестве рабочего, платил бы себе заработную плату, а в качестве собственника — получал бы прибыль. Распределение вновь созданной стоимости на доходы в форме заработной платы, прибыли и земельной ренты, возникшее на базе капиталистического способа производства, со временем становится настолько само собой разумеющимся, что этот метод применяется даже там, где отсутствуют объективные условия существования этих форм доходов. И все же нередко под данные формы дохода подводятся все другие формы распределения путем аналогии. Такое положение наблюдается, например, на кооперативных фабриках рабочих, организованных профсоюзами в капиталистических странах. В пределах таких фабрик хотя и уничтожается противоположность между трудом и капиталом, но вначале только в такой форме, что рабочие как ассоциация являются капиталистом по отношению к самим себе, т. е. применяют средства производства для эксплуатации собственного труда.

То же самое происходит у нас. В тех случаях, когда коллектив предприятия ставится в положение товаропроизводителя, его доходы неизбежно попадают под капиталистический механизм распределения. Так, прибыль предприятия, выручаемая от продажи его товара, составляет доход нанимателей рабочей силы в лице администрации, но не входит в издержки производства товара. Для рабочих, чья заработная плата входит в издержки производства товара, прибыль стоит такого же труда, как и получаемая ими заработная плата. Рабочим производство товара и их доход (заработная плата) стоят действительных издержек его производства — труда, нанимателям же рабочей силы доход достается из избытка стоимости товара над издержками его производства — стоимостью израсходованных материальных средств и заработной платы, т. е. этот избыток им ничего не стоит.

Установление собственно социалистической собственности на продукт труда может быть обеспечено другим способом — распределением жизненных средств по закону потребительной стоимости. Здесь вместо стоимости рабочей силы вступает в действие ее потребительная стоимость, а основанием распределения жизненных благ становится потребительная сила труда.

Потребительную стоимость своей рабочей силы трудящийся реализует в живом труде. Особенность рабочей силы как потребительной стоимости в отличие от ее стоимости состоит в том, что реализация первой предполагает доставление рабочим большего количества труда, чем затрачивается на производство его жизненных средств. Их потребление, хотя и не входит непосредственно в процесс труда, тем не менее через реализацию рабочей силы в труде, а труда — в продукте приводит к созданию дополнительной потребительной силы общества и человека. Рабочий, следовательно, может с полным основанием претендовать не только на тот объем жизненных средств, который равен (эквивалентен) стоимости его рабочей силы, но и на дополнительное количество жизненных благ и средств развития, доставляемых его же живым трудом. Тем самым отпадает главный ограничитель благосостояния и развития рабочего — способ распределения по затратам необходимого труда, эквивалентным стоимости приобретаемых им жизненных средств, т. е. по стоимости его рабочей силы.

При распределении на основе потребительной стоимости учет затрат живой рабочей силы не отбрасывается. Наоборот, устанавливаемый на базе потребительной стоимости прожиточный минимум, необходимый для содержания работника, минимальная заработная плата требуют для восстановления жизненных сил и обеспечения жизни трудящегося необходимых затрат труда. Они подлежат строгому учету.

Главное же преимущество распределения по потребительной силе труда, реализованной в потребительной стоимости, полезности продукта, состоит в ином: рабочий получает право присвоить не только необходимый, но и прибавочный продукт (конечно, с вычетами) своего и общественного труда; его потребление уже не ограничивается затратами, стоимостью его рабочей силы, а необходимо предполагает приращение его благосостояния и возможность «прибавочного» развития. Тому, что рабочий получает часть прибавочного продукта в качестве своего дохода, он обязан уже не только своему труду, но и своей собственности на средства производства, тому, что он является работающим собственником. Его отношение к объективным условиям труда как своей собственности выступает не результатом его труда, а предпосылкой. Нормой же, по которой распределяется продукт между работающими собственниками, будет отношение этого прибавочного продукта к необходимому. Он, следовательно, присваивал бы продукт тем же способом, которым раньше это делал капиталист.

Принцип распределения, основанный на потребительной стоимости, чаще всего трактуется как распределение по производительности (эффективности) труда: фонд заработной платы на предприятии и оплату труда работников предполагается формировать в соответствии с коэффициентом эффективности труда как отношением полезного результата к трудоемкости его создания. Однако этим нельзя ограничиваться. Дело в том, что производительную силу труда надо сначала выразить в его потребительной силе. Если полезный результат труда берется в натуральных единицах данного вида потребительной стоимости и сопоставляется с трудоемкостью, то это будет классическим определением производительности труда. Она говорит нам лишь о том, что при высокой производительности доставляется больше продукта за ту же единицу времени. Из этого автоматически не следует повышения благосостояния рабочего. Если, например, раньше рабочий за смену изготовлял одну деталь, а теперь десять таких же деталей, т. е. производительность стала выше в 10 раз, то он должен был бы получить за смену, скажем, 120 руб. вместо прежних 12 руб. Но он их не получит, ибо трудоемкость детали снизилась в десять раз, а его оплачивают по трудоемкости.

Дело, однако, не только в учете трудоемкости при начислении заработной платы. Условия производства продукта и условия его реализации существенно отличаются друг от друга. Если первые замыкаются на производительность труда, то реализация продукта зависит еще от ряда обстоятельств: во-первых, от достигнутой пропорциональности отраслей народного хозяйства, от их соответствия общественным потребностям; вовторых, от потребительной силы общественного труда, от того, сколько потребителей будет приходиться на данное количество производителей.

Для решения вопроса надо, во-первых, потребительную стоимость (полезность) продукта выразить количеством замещаемого, сэкономленного живого труда с вычетом затрат труда на достигаемый объем экономии, замещения; во-вторых, необходимо перевести таким образом измеренную производительную силу труда (в единицах сэкономленного труда) в потребительную силу труда, т. е. определить в итоге потребительную стоимость рабочей силы. Она, с нашей точки зрения, будет измеряться тем количеством сэкономленного рабочего времени, которое, с одной стороны, становится мерой получения благосостояния сверх минимума жизненных средств, с другой — мерой развития рабочего. Распределение, следовательно, здесь базируется на законе экономии времени, который, согласно К. Марксу, становится первым экономическим законом на основе коллективного производства. Измерение посредством сэкономленного рабочего времени существенно отличается от измерения меновых стоимостей продуктов затраченным рабочим временем. Распределить жизненные средства на основе сэкономленного труда, достигаемого за счет более высокой потребительной стоимости рабочей силы, можно столь же успешно, как и на основе затраченного труда.

Рабочие начинают понимать, что они как хозяева производства должны получать не зарплату, не более или менее верный эквивалент стоимости рабочей силы, а доход, выходящий за рамки теперешнего необходимого продукта. «Получая долю дохода, — считает, например, мастер завода «Дальдизель» М. Ельцов, — рабочий действительно почувствует себя хозяином производства. Он не на словах, а на деле начнет участвовать в управлении производством, будет прямо заинтересован в росте производительности труда, снижении себестоимости продукции за счет экономии сырья, материалов, электроэнергии, топлива и т. п.». В этом случае к увеличению доходов приводит не повышение, а снижение цен. Доход в свою очередь реализуется не в форме прибыли, как сейчас, а в виде экономии издержек производства. Отнесенная к числу работников, эта экономия и будет антизатратным показателем эффективности труда и мерой получения дохода.

Механизм распределения, основанный на потребительной стоимости, т. е. действительно противозатратный механизм, для своего функционирования нуждается в приобщении рабочего к общественной собственности на средства производства как в необходимом условии своего утверждения и развития. И наоборот, затратный хозяйственный механизм, распределение по затратам труда не совмещается с собственностью рабочего на продукт своего труда, с общественной собственностью: он разрушает экономическую базу социализма, направленность производства непосредственно на лучшее удовлетворение потребностей трудящихся. Здесь главное в том, что собственность на средства производства есть условие собственности на продукт своего труда.

В самом деле, в условиях социализма личная, индивидуальная собственность на предметы потребления в их большей части — это собственность на совместно созданный общественный продукт, передаваемый индивиду в его собственность и присваиваемый им на основе его участия в коллективном общественном труде при собственности каждого на средства производства. Чем больше этого продукта становится достоянием каждого рабочего, его непосредственной собственностью, тем глубже и шире реализуется сама общественная собственность, тем выше ее значимость для человека.

Если же общественная собственность тем или иным способом ограничивается в своей реализации (сужается ее сфера, воздвигаются опосредствующие звенья между общественной и личной собственностью типа аренды, кооперативной собственности и т. п.), то многие общие блага, предназначенные для совместного потребления, например услуги образования, медицинское обслуживание и т. д., перестают быть достоянием каждого члена общества, его непосредственной собственностью, переходят в разряд платных услуг, равное пользование которыми общество уже не обеспечивает. Рост объема платных услуг рассчитан на имущественную дифференциацию граждан, неизбежно сопровождается введением форм групповой или индивидуальной частной собственности. Поэтому всякое их расширение равнозначно ослаблению усилий по доведению ведению общей собственности до уровня непосредственной собственности каждого, замене личной, индивидуальной собственности, основанной на коллективном труде и общем владении землей и средствами производства, частной собственностью, основанной в конечном счете на присвоении результатов чужого труда, даже если они достаются по наследству.

К отрицательным (для рабочих) последствиям ведет передача отдельных предприятий (фабрик и заводов) в исключительную собственность их коллективов, что В. И. Ленин считал отказом от социализма, проявлением анархо-синдикализма. Дело не в том, чтобы коллективы предприятия не реализовывали себя как собственники, как хозяева принадлежащих обществу средств производства. Речь идет о том, чтобы не превратить их в коллективных капиталистов, эксплуатирующих себя и вступающих в жесткую конкуренцию с другими рабочими в целях получения все большей выгоды и прибыли и, следовательно, нарастающей взаимной эксплуатации. Одновременно они лишились бы выгод, получаемых от общественного труда, его общественных производительных сил, потеряли бы ту часть общественного продукта, которая возникает благодаря разделению и комбинированию труда и производства и которая не может быть результатом единичного труда или труда отдельного коллектива.