В итоге противоречие между развивающимся обобществлением производственного процесса и частно-наемным характером рабочей силы, производством и распределением жизненных благ привело к сильным деформациям всего общества. При общественной собственности на материальные условия труда рабочие продолжали относиться к собственной рабочей силе как к частной, личной собственности. По мере углубления товарного характера рабочей силы и соответствующего расширения товарноденежных отношений, особенно в годы перестройки, это противоречие стало обостряться, что необходимо поставило под вопрос существование самой общественной собственности. Усилились торможение научно-технического прогресса, падение квалификации труда, относительное обнищание рабочего класса, потеря его интереса к труду, заметно снизились эффективность производства и производительность труда.
Современный кризис в экономике берет свое начало с 60-х годов. До этого хозяйственный механизм был ориентирован в общем и целом на ограничение сферы отношений стоимости: на снижение себестоимости и стоимости продукции, на рост производительности труда за счет его экономии, что на некоторое время после реформы 1965 г. еще поддерживало более или менее здоровое развитие экономики. В дальнейшем заложенный в реформу затратный механизм, работающий на получение большей стоимости и прибыли, повел экономику к кризису. Произведенные поправки в этом механизме смогли лишь на время задержать этот процесс (застойный период), но не смогли его остановить.
После нового шага к товарно-денежным и рыночным рычагам хозяйствования в рамках «радикальной» экономической реформы кризис стал заметно углубляться: возобладала ориентация на стоимостные результаты (денежный вал и прибыль); масса потребительных стоимостей начала уменьшаться, и ее перестало хватать для удовлетворения первейших нужд трудящихся масс, прибыль же быстро росла. После изъятия из системы отчетности показателей снижения себестоимости и роста производительности труда, положительно влиявших ранее на экономию труда, затратные методы получили полную свободу. Хозяйственный расчет из метода экономии и учета затрат превратился чуть ли не в цель социалистического хозяйствования. Его модели одна за другой оказывались неэффективными, сопровождались расстройством финансовой системы, потребительского рынка, о котором стали попросту забывать. На сцену вышел обычный коммерческий расчет. Но никому еще не удавалось обойти объективные законы. И в данном случае нужно ясно сознавать, что хотим мы того или нет, но общество, допускающее товарное производство и обмен, неминуемо делает рабочую силу товаром, а труд рабочего — наемным.
В настоящее время превращение рабочей силы в товар не осуждается. Напротив, некоторые экономисты этим даже восторгаются. «Мне, — пишет, например, С. Шаталин, — честно говоря, кажутся демагогией рассуждения, что нужно отменить эксплуатацию человека человеком, что наемный труд не должен существовать и т. д. ... Более того, я бы перестал употреблять эту, надо прямо сказать, лжемарксистскую затасканную формулу — отчуждение работника от средств производства. Надо, — поучает академик, — видеть, что капиталист, частный собственник отнюдь не вампир, выпивающий последнюю кровь у родного рабочего класса» {37}.
Действительную причину кризиса (наемный труд), которую не желает признать академик социал-демократ, поняли и признают люди, близкие к производству, и непосредственные производители. Председатель дагестанского колхоза нм. Орджоникидзе М. А. Чартаев в своем выступлении на Пленуме ЦК КПСС заявил, что мы действительно не понимаем той основной причины, из-за которой оказались в кризисной ситуации. Причина эта, по его мнению, в том, что, «когда в 1917 году собственность обобществили, всех людей оставили наемными работниками. Собственность общественная, а распределение капиталистическое» {38}.
Правдивую картину превращения крестьянина в наемного работникаподенщика представил народный писатель Иван Васильев. Мы полностью согласны с ним в том, что не коллективизация сделала крестьянина наемником. Его вклад в создание основных фондов колхоза не стал учитываться, что явилось началом его отторжения от общей собственности сельскохозяйственной артели: сначала от неделимого фонда, а затем и от собственного, произведенного им же самим продукта. Артель перестала распоряжаться им по своему усмотрению. С превращением колхозов в совхозы крестьянин стал получать зарплату только за продажу своей рабочей силы, т. е. зависимость оплаты его труда от состояния имеющихся средств производства, от создаваемого им продукта исчезла {39}.
Колхозники или рабочие совхозов, став наемной рабочей силой, уже не могли рассчитывать на получение в полном объеме продукта своего труда. Наемный работник понимал, что он нанят только «вкалывать» без всякого участия в управлении, а потому полностью переложил заботу об общем хозяйстве на нанимателей-руководителей.
Аналогичные метаморфозы происходили и с рабочим классом. Начальной, исходной формой реализации общественной собственности в рамках социалистического уклада стала ее реализация как непосредственной собственности каждого рабочего, т. е. как той индивидуальной собственности, которая возникает на базе кооперативного труда и общего владения землей и средствами производства. Общий продукт, произведенный, например, коммуной, был непосредственной собственностью каждого. Этому соответствовала и прямая, самими трудящимися осуществляемая организация производства и распределения (обмена) продукта.
В дальнейшем эта форма реализации общественной собственности (как непосредственно общей собственности) подверглась отрицанию со стороны другой, противоположной ей формы — опосредованной общественной собственности. Ее опосредованность развивалась в двояком отношении. С одной стороны, государственная собственность на крупные средства производства и землю все более приобретала статус особого отношения и тем самым отдельный человек или производственный коллектив в своих отношениях к крупным средствам производства и земле опосредовались государством как высшим собственником. В этих условиях отдельный человек или коллектив сами по себе перестали быть действительными собственниками средств производства, трансформировавшись в формальных владельцев, выступая собственниками опосредованно, лишь как члены общества и государства.
С другой стороны, и это, пожалуй, самое главное, общественная собственность стала все более реализовываться посредством товарноденежных механизмов, которые используются государством и опосредуют отношение отдельного человека к общей собственности. Государство по отношению к своим подданным выступает торговцем, главным образом обеспечивает граждан предметами личного потребления, регулирует отношения классов и социальных групп в области обмена и распределения.
Первоначальное допущение мелкотоварного производства как способа реализации условий существования крестьян и состояние средств развития сельского хозяйства неизбежно требовали «одеть» в соответствующую товарную форму и продукцию рабочего класса и, следовательно, внедрить хозяйственный (коммерческий) расчет на государственных промышленных предприятиях. В дальнейшем, после ликвидации частнокапиталистических предприятий и проведения коллективизации, товарные механизмы сохранились, но стали выполнять другую функцию — реализации отношения между государством как высшим собственником и членами общества, трудящимися как собственниками своей рабочей силы.
Расширяющиеся стоимостные формы хозяйствования вступали во все более обостряющиеся противоречия с развивающимся общественным характером производства и его выразителем — общественной собственностью. Нарушились непосредственно общественные связи. Единый народнохозяйственный организм начал разделяться на все более экономически обособленные производственные предприятия, экономические районы, республиканские хозяйства, стал набирать силу групповой и региональный эгоизм. Плановость все более ограничивалась, уступая место стихийности. Дело дошло до произвольной остановки предприятий, выпускавших продукты первой необходимости (хлеб и др.).
Наемный характер рабочей силы все более разрушает общественную собственность на средства производства. В настоящее время общественная собственность, вместо того чтобы все шире реализовываться в качестве непосредственной собственности производителей, т. е. как их достояние в качестве хозяев, все больше переходит в собственность административнотерриториальных единиц, общественных организаций и, попадая в распоряжение того или иного управленческого аппарата, неподконтрольного трудящимся, неизбежно деформируется, теряет общенародный характер.
Но по своей природе стоимостные формы рабочей силы (в отличие от подлинно социалистических потребительностоимостных форм) в условиях современного крупного производства требуют хозяина и собственника отнюдь не в лице непосредственных производителей; им объективно необходим другой хозяин — административный аппарат, управляющие (кооперативным или арендным предприятием), наниматели, арендодатели, противостоящие массе наемных работников.
Общественная собственность не может долго базироваться на отношениях меновой стоимости, в этом случае она неизбежно начинает разрушаться, перестает гарантировать труд от эксплуатации. Широкое внедрение стоимостных механизмов закономерно тянет за собой ограничения отношений общественной собственности, ее общенародного характера, ведет к передаче предприятий в руки частников. Вместе с этими ограничениями все больше ущемляется индивидуальная форма реализации общей собственности: все меньшая часть общественного продукта переходит в личную собственность непосредственных производителей.
Сегодня многие ученые, публицисты, государственные и общественные деятели, рядовые управленцы и т. д. задаются вполне оправданным вопросом: почему человек у нас не стал хозяином своего труда и его результата? Но причину этого отчуждения видят в общественной собственности, которая на поверхности выглядит «ничейной». Именно исходя из такого понимания причин отчуждения работника от средств производства и результатов его труда они усматривают единственный путь становления человека в качестве подлинного хозяина, т. е. в возврате к частной собственности, акционерному капиталу.
Однако ясно, что если человек как конкретный производитель является наемным работником, если его собственность ограничивается лишь собственностью на его рабочую силу, то как раз по этой причине он отчуждается от общественной собственности на средства производства. Как видно, «виновата» здесь вовсе не общественная собственность, а ограничение собственности рабочего собственностью на его рабочую силу, т. е. ограничение ее товарным характером. Но правомерно ли в таком случае ответственность за кризис возлагать на общественную собственность? Полагаем, что нет. Нынешний кризис не связан с сущностью общественной, коллективной собственности. Конечно, ее формальный, не до конца обобществленный характер, ее опосредованность товарными механизмами ослабляли и ограничивали ее возможности как в собственном развитии, так и в преодолении наемного труда. Но общественная собственность не смогла еще в своем развитии подняться выше товарного производства, не смогла пока вытеснить частную собственность на рабочую силу. Последняя в свою очередь имела оправдание, хотя и противоречила процессам обобществления труда. Эти явления, не совместимые друг с другом, оказывают разрушающее влияние друг на друга.
Ныне об отчуждении трудящихся масс от общественной собственности как об одной из главных причин деформации социализма говорят и пишут много. Но почти ничего не сказано о причинах самого этого отчуждения. Если соглашаться с тем, что социализм в том виде, в каком он сформировался у нас, не выдержал проверки практикой, то это произошло потому, что он не мог быть построен и не может быть построен на базе расширяющихся товарноденежных отношений, неизбежно отторгающих наемных работников от собственности на средства производства и, следовательно, на продукты своего труда.
За товарно-денежными отношениями стоит и развивается другая, противоположная общественной собственности сила — сила возникающей буржуазии: представителей теневой экономики, арендодателей, части кооператоров-перекупщиков и кооператоров, эксплуатирующих нанимаемых ими по «договорам» работников, и т. д. Ориентация хозяйственного механизма на рынок неизбежно становится ориентацией на интересы этой группы людей, что не может не приводить К кризису экономики, базирующейся на общественной собственности.
Итак, неразрешенное противоречие между способом производства, основанным на обобществлении собственности, и способом распределения, базирующимся на наемном труде, с расширением товарно-денежных отношений в сфере распределения жизненных благ обострялось и в конечном счете привело нашу страну к кризису. В этом противоречии и коренятся сущность и главная причина современного кризиса. Наемный характер труда, функционирование непосредственного производителя в качестве наемного работника, поденщика, сопровождались деформацией общественной собственности и всего социализма, привели к потере интереса рабочих и крестьян к труду и его результатам, падению производительности труда, снижению жизненного уровня рабочего класса. Одновременно они привели к возрождению класса буржуазии, деятельность которой разрушает существующую экономику.
Общественная собственность на средства производства и государственная власть при товарном производстве и обращении не могут задержать процесс, ведущий к наемному труду и функционированию рабочей силы в качестве товара, к образованию теневого рынка капиталов, безработице и другим неизбежным спутникам товарно-рыночных отношений.
Действительность опровергла прежние представления о невозможности кризиса при господстве государственной собственности. Подобно тому как перевод предприятий на хозяйственный расчет и прибыль в первые годы нэпа привел к взвинчиванию цен и экономическому кризису, так и расширение товарно-денежных отношений, переход к производству прибыли в 60-е годы (особенно после экономической реформы 1965 г.) вновь повели экономику к кризису. «Радикальная» реформа 1987 г., преимущественно ориентированная на стоимостные показатели (денежный вал и прибыль), приблизила кризис, а намечаемый переход к рынку может привести к экономическому краху и социальному взрыву. Этот переход не может быть ничем иным, как переходом к рынку капитала и рабочей силы.
Наивно также думать, будто рынок капиталов еще предстоит создать, например, с принятием пакета правовых актов. Он давно уже вошел в нашу экономику (первыми накопили капиталы еще нэпманы), но вошел с черного хода — как «черный» рынок теневой экономики. Законодательные акты, которые его лишь легализуют, на самом деле открывают шлюзы для беспрепятственного движения накопляемого капитала.
Основное противоречие между общественным характером производства
(общественной собственностью на средства производства и землю) и личной (частной) собственностью на рабочую силу вызвало и обострение других обусловленных им конкретных противоречий.
В области производства рост производительных сил и научнотехнический прогресс, несмотря на их ограниченный характер, ведут к относительному и абсолютному сокращению затрачиваемого в материальном производстве живого труда, к неизбежному уменьшению величины вновь создаваемой стоимости. Повышение производительности труда без уменьшения стоимости продукта — это, по словам В. И. Ленина, абсурд, если речь идет об общем соотношении производительности труда и стоимости {40}. Каждый раз ставится задача не их уменьшения, а увеличения, что противоречит объективной, порожденной НТП тенденции вновь созданной стоимости к понижению. Вместо того чтобы учитывать эту объективную тенденцию, планировать снижение вновь создаваемой стоимости и снижать цены, делается обратное — повышаются цены и нормы прибыли, увеличиваются затраты труда, тормозятся экономия живого труда и научнотехнический прогресс, ведущий к этому.
Затратный хозяйственный механизм, рассчитанный на увеличение стоимости любыми способами, создал многочисленные преграды на пути научно-технического прогресса. Промышленные предприятия по существу потерям всякую восприимчивость к техническим новшествам и новым технологиям. Произвол в стимулировании роста обращающейся денежной массы прикрывает реальное падение темпов роста товаров народного потребления, что отрицательно сказывается на жизненном уровне трудящихся масс.
Наиболее остро это противоречие проявляется в росте нормы прибавочного продукта, не достающегося самим производителям, и соответствующем ухудшении экономического положения рабочего класса. Уменьшение вновь созданной стоимости в абсолютном масштабе возмещается небывалым ростом доли этого прибавочного продукта в общем продукте. По данным экономистов, наш рабочий в среднем получает лишь 35 — 40, а иногда и 20% от созданного им продукта. Экономия труда, достигаемая в результате научно-технического прогресса, не превращается в достояние рабочих и крестьян: рабочий день не сокращается; цены на предметы потребления увеличиваются, а заработная плата замораживается; возникают условия для массовой безработицы. Формальное подчинение труда производству прибавочного продукта превращается в его действительное подчинение.
Этот феномен становится характерным для нашей современной экономики. Он сопровождается разрушением главной производительной силы общества — человека. Из-за высокой нормы прибавочного продукта и соответственно низкой оплаты труда квалифицированные рабочие в массовом порядке переходят в кооперативы мануфактурного типа, лихо использующие конъюнктуру рынка. Увеличивается численность безработных. В Азербайджане доля незанятых в общей численности трудоспособного населения в 1986 г. составляла 27,6%, в Таджикистане — 25,7, в Узбекистане — 22,8, в Туркмении — 18,8, в Армении— 18,0, в Киргизии— 16,3% {41}.
Положение усугубляется растущим высвобождением рабочей силы из сферы материального производства. За три года нынешней пятилетки высвобождено более 3 млн человек. По прогнозам специалистов, к началу XXI в. в таком положении могут оказаться 15 — 26 млн человек. Авторы Программы «500 дней» в своих расчетах допускали образование армии безработных даже до 35 млн человек.
Это еще раз подтверждает, что стоимость, товарная форма рабочей силы, особенно прибавочная стоимость и ее формы (прибыль, чистый доход и т. п.), выставленные в качестве цели и результатов производства, всегда и всюду (за исключением простого товарного производства, где присвоение своего продукта осуществляется на
Стоимость прибавочного продукта выступает результатом, доходом лишь для тех, кто живет за счет этого продукта, — предпринимателей, нанимателей, управленцев и т. п. Для рабочего он стоит затрат его труда, и не меньшего, а большего количества пота, чем создание необходимого продукта, им получаемого. Если ему и удается раздвинуть рамки прибавочного продукта, то достается это ему не по праву собственности, а на основе его же производительного труда, т. е. через увеличение рамок необходимого труда.
В сфере распределения противоречия сосредоточиваются вокруг все углубляющейся дифференциации доходов и их несправедливого распределения. С одной стороны, получение трудящимися необходимого продукта в обмен на труд по стоимостному (эквивалентному) принципу не позволяет им иметь за свой труд больше, чем стоимость продукта, необходимого для воспроизводства своей рабочей силы. Обмен эквивалентов не дает им возможности «приращения» своего благосостояния и развития. Он ограничивается пределами стоимости необходимого продукта: сколько израсходовал, столько и получай на свое восстановление. Доля рабочих в общественном фонде потребления, в том числе полученное образование и последующее пенсионное обеспечение, их участие в прибылях возмещаются в период их трудовой деятельности (по расчетам демографов, из средней продолжительности времени труда в 40 лет рабочий за 9 лет окупает все полученные им фонды).
Наряду с этим лица, живущие за счет произведенного в материальном производстве прибавочного продукта, не ограничены эквивалентным обменом при получении своих доходов. Они своим трудом не создают фонда своего материального существования, присваивают потребляемую ими часть прибавочного продукта не по своему вкладу в него, не по труду в зависимости от качества и количества, а по занимаемому месту в иерархии служебных должностей.
За счет растущего прибавочного продукта, создаваемого рабочими и крестьянами, увеличивается численность богатеющей части общества, растут их денежные накопления, материальное богатство, воплощенное в предметах роскоши и недвижимом имуществе. Скажем, в руках дельцов теневой экономики сосредоточено капитала от 300 — 350 млрд руб., по одним расчетам, до 500 — 550 млрд — по другим, в то время как 40 млн человек находятся за чертой бедности, к которым в недалеком будущем может присоединиться еще 60 млн человек.
Стоимостные формы эквивалентного и неэквивалентного распределения, ведущие к дальнейшей имущественной поляризации, все более сталкиваются с потребительностоимостным принципом распределения. Этот принцип исходит из необходимости получения трудящимися жизненных средств не по меркам все падающей цены их рабочей силы, которая может опускаться намного ниже прожиточного минимума, а по нормам, обеспечивающим их развитие.
Противоречие этих двух подходов к распределению и производству жизненных благ ныне испытывают на себе и производитель, и потребитель. Достаточно вспомнить о наших дефицитах. Чтобы получить больше прибыли и перевыполнить задания по стоимости, производителям достаточно было поднять цены. Однако от этого не стало больше товаров и продуктов. Потребители, в том числе и работники предприятий, на свои более высокие заработки не могут купить не только большее, но и прежнее количество продуктов.
Количество и качество благ, нужных для действительного удовлетворения жизненных потребностей, определяются не стоимостью благ, а их потребительной стоимостью. Обесцениванию зарплаты рабочие противопоставляют требование нормированного обеспечения необходимыми жизненными благами. В противном случае, т. е. при распределении по затратам труда на производство стоимости, может создаться положение, когда некому будет убирать урожай. Общество в лице живущих на зарплату не будет заинтересовано в производстве дешевых, но необходимых для жизни продуктов. Наша периодика ежегодно сообщает, что большие площади несобранных овощей запахиваются. Например, дешевые помидоры, выращиваемые в Астраханской и Саратовской областях, становятся невыгодными для рыночной экономики.
Экономические противоречия в сфере производства и распределения вызывают дальнейшую социальную поляризацию в обществе, обостряют социальные противоречия: расширение товарно-денежных механизмов приводит к росту буржуазного слоя общества и выделению из него «новых богатых» — советских миллионеров. На этой социальной базе возрождается теневая экономика, растут групповая преступность, коррупция и взяточничество. Одновременно ухудшается жизненное положение все большей части трудящихся, возрастает опасность потерять работу и оказаться в числе безработных.
Неудовлетворенность растущим социальным расслоением общества в наиболее острой форме проявляется в отношении трудящихся к практически не подконтрольному им административному аппарату управления, монополизировавшему функции распоряжения собственностью и распределения общественного продукта. Сложилась ситуация, когда не рабочие и крестьяне нанимают аппарат управления, а он их нанимает. «Хозяевами» на деле оказались управленцы, что теперь в явном виде закреплено Законом о порядке разрешения коллективных трудовых споров, ставящим администрацию в господствующее над трудовым коллективом положение. Недоверие ко все более растущему аппарату управления оборачивается организацией забастовочных, а затем рабочих комитетов. У рабочих возникает страстное желание вернуть власть в свои руки. Налицо обострение классовой борьбы, вызванное движением вспять.
Социальное расслоение неизбежно порождает серьезные противоречия в идеологии. Идеологии рабочего класса, т. е. теории научного социализма, являющейся основой идейного единения трудящихся, противостоят различного рода мелкобуржуазные доктрины социал-демократического и иного толка, ревизующие или прямо отрицающие марксистско-ленинское учение. В оценке исторических событий все более сталкиваются подход с позиций рабочего класса с мелкобуржуазной позицией, нередко принимающей форму объективизма, оперирующего лишь абстрактно трактуемыми общечеловеческими критериями; обостряется борьба между интернационализмом трудящегося народа и национализмом мелкобуржуазных слоев национальных республик, между народно-патриотическим началом и космополитическими извращениями в культуре, между материалистическим и идеалистическим мировоззрениями.
Оставшиеся позади годы ломки экономики дают основания утверждать, что социалистический фундамент общества серьезно ослаблен. Принятые практические решения по переделке экономического фундамента, дестабилизировав экономику, сопровождались крайне отрицательными для массы народа последствиями. Установление договорных цен и ограничение планирования в натуральных показателях привели к резкому сокращению производства предметов потребления, нарастанию дефицита, повышению цен; создание кооперативов, особенно в непроизводственных отраслях, вызвало превращение большой массы безналичных денег в наличные, рост цен и спекуляцию, отлив работников с крупных промышленных предприятий в кооперативы мануфактурного типа; разрешение предприятиям и кооперативам прямого выхода на международный рынок лишило внутренний рынок многих товаров народного потребления, усилило их вывоз за границу в погоне за валютой. Перечень отрицательных последствий такого рода можно продолжить, отметив и быстрое обогащение части предприимчивых, деловых людей, составляющих вершину социальной пирамиды, состоящей из 2,6% населения.
Направленность перестроечных (экономической и политической) реформ на внедрение рыночной стихии, чреватой самозарождением капитализма, и соответствующая экстраполяция возникающих результатов заранее позволяли установить возможные формы и этапы постепенного отхода от социализма. Этот процесс не мог быть начат без соответствующей предварительной идеологической подготовки: без односторонней отрицательной оценки предшествующей более чем семидесятилетней истории социалистического строительства, без использования для этого критики культа личности Сталина и других руководителей страны.
После этого должны были последовать демонтаж существующей политической власти, отстранение партии от управления экономикой, децентрализация управления и разрушение сложившихся экономических связей между предприятиями под видом ликвидации монополизма, административной системы, причем без замены новыми механизмами управления социалистического типа.
Образовавшийся вакуум для своего заполнения потребовал создания рынка обращения капитала и наемной рабочей силы. В нашей стране сложилось так: рынок сначала возник как «теневой» под видом «теневой» экономики, через него подспудно происходило первоначальное накопление капитала, чему способствовали возрастание денежной массы, эмиссия денег. Выход капитала на производство и воспроизводство обеспечивался мобильной организацией все новых кооперативов, акционерных обществ, частных предприятий и индивидуальных хозяйств. Очевидно, что для этих процессов законы страны и Конституция СССР, закрепившие отношения общественной собственности на средства производства и землю, стали тесными. На этом основании стали предлагаться новые законы, открывавшие возможность перехода предприятий в собственность кооперативов, акционерных обществ, стала допускаться частная собственность. Одновременно стал открыто поощряться наем рабочей силы, а способности к труду объявлялись объектом собственности, которые можно продавать, т. е. сдавать внаем.
Разрешения противоречий в пользу трудящихся на этом пути не достигнуть. К восстановлению и развитию социализма ведет иной путь.
РАЗДЕЛ II НЕ ВСЕ ПОТЕРЯНО. КАК ЖИТЬ ДАЛЬШЕ? КАКОЙ ДЕРЖАТЬ КУРС?
Глава 3 ОБЪЕКТИВНЫЕ ОСНОВЫ И ВОЗМОЖНОСТИ ПРЕОДОЛЕНИЯ КРИЗИСА
1. ОБОБЩЕСТВЛЕНИЮ ПРОИЗВОДСТВА АЛЬТЕРНАТИВЫ НЕТ
Кризис, охвативший наше общество, нельзя объяснять только субъективными причинами. Главное — это объективные причины. Но следует ли отсюда, что объективные причины кризиса были и есть, а объективных причин бескризисного развития не было и нет? Есть ли объективные основы для позитивных тенденций в экономике, политике, идеологии, для обеспечения устойчивого эффективного хозяйствования, для прогресса всего общества? Да, для действия положительных тенденций также есть причины объективные, причем не менее, а еще более глубокие, чем для действия тенденций отрицательных.
Но какие тенденции потенциально сильнее и, следовательно, какие в конечном счете рано или поздно должны взять верх? Другими словами, есть ли объективная основа выхода из кризиса, из которой можно и нужно исходить тем, кто в общественно-политической жизни выступает носителем не разрушительных, а созидательных тенденций?
В развитии современных производительных сил главной является тенденция ко все большему обобществлению. Нет в мире ни одной страны, где бы эта тенденция не действовала и где бы она не была решающей. С капиталистической мануфактуры берет начало быстрое развитие разделения труда. Новый толчок оно получает с появлением капиталистической фабрики. Процессы концентрации и централизации осуществляются объективно. И вот уже ни один рабочий не может сказать про продукт своего труда, что это его продукт. На предыдущих стадиях технологической цепочки в его изготовление внесли свой труд десятки, сотни и тысячи других рабочих. И если даже рабочий стоит в начале технологической цепи, как, скажем, при добыче сырья, то все же он пользуется средствами производства, изготовленными другими рабочими, расходует электроэнергию, также не им выработанную, тайную, носит спецодежду, сшитую из тканей, изготовленных в других отраслях, и т. д. Таким образом, каждое предприятие работает на десятки и сотни других, на все общество и все общество — на каждое. Все общественные производительные процессы слились в один общественный производительный процесс, стали неотторжимыми частями, элементами этого процесса, и обособленная деятельность предприятий, работа на свой страх и риск стала практически невозможной. С развитием разделения труда крепнет и взаимозависимость частей и звеньев единого общественного производительного процесса, и эта тенденция в развитии производительных сил непреодолима, ей нет альтернативы.
Наличие этой объективной тенденции, не только не ослабившей, но даже усилившей свое действие при империализме, послужило объективной основой для борьбы рабочего класса за уничтожение капитализма и создание нового, социалистического строя. Как отмечал В. И. Ленин, единая капиталистическая монополия, но обращенная на пользу всего народа и потому переставшая быть капиталистической монополией, означала бы социализм {42}. Борьба за социализм поэтому есть лишь последовательное развитие и выражение объективной тенденции к обобществлению, действующей в производительных силах, а не выдумка тех или иных идеологов рабочего движения, тех или иных политических партий.
«Коммунис» значит «общий», потому и тенденция ко все большему обобществлению вполне может быть названа тенденцией коммунистической, хотя действует она и в условиях капитализма. Коммунисты — те, кто строит свою деятельность и свою борьбу в соответствии с этой объективной тенденцией в развитии производительных сил и добивается соответствующих изменений в производственных отношениях и во всей политической и идеологической надстройке.
Неравномерность капиталистического развития при империализме, подкуп верхушки рабочего движения в наиболее передовых капиталистических странах за счет ограбления и разорения более слабых сделали невозможным прорыв цепи империализма одновременно во всех, не говоря уже о наиболее «прочных», ее звеньях. Прорвать эту цепь оказалось возможным в наиболее слабом звене, которым среди империалистических стран начала XX в. оказалась Россия, по сути еще только вступившая в эту последнюю стадию капитализма. Слабость российского звена проявилась и в том, что в стране еще были сильны пережитки крепостничества, поэтому трудящиеся страдали от двойного — остаточно-крепостнического и империалистического — гнета. Здесь легче всего было, как неоднократно отмечал В. И. Ленин, установить власть трудящихся, т. е. легче всего было начать социалистическую революцию, но труднее всего было ее продолжать.
Россия накануне Октября была страной, так сказать, среднеразвитого капитализма, где в городах шел бурный процесс зарождения империалистических монополий, а деревня не прошла даже мануфактурной стадии капитализма. Таким образом, при новой власти предстояло не только выполнять собственно социалистическую работу, но и доделывать то, что не доделал капитализм. Мировая война, в которую была вовлечена Россия, поставила тем не менее вопрос ребром — либо продолжение бойни, пожиравшей миллионы рабочих и крестьян, либо установление диктатуры пролетариата для осуществления шагов к социализму.
Перед новой властью встала проблема: стихийный процесс обобществления производительных сил постепенно превратить в сознательный, планомерный, направив его на удовлетворение нужд трудящихся, на обеспечение полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества.
Как сторонники обобществления, коммунисты должны были поддерживать в России любую более высокую форму производства: например, мелкотоварный уклад — в борьбе с патриархальным, частнохозяйственный капитализм — в борьбе с мелкобуржуазной стихией, госкапитализм — в борьбе с частнохозяйственным капитализмом, социалистический уклад — в борьбе с госкапитализмом. И вовсе не в одномоментном «возрождении» капитализма заключался нэп, рассматривавшийся тогда и рассматриваемый по сей день некоторыми учеными и политиками как «коренная перемена точки зрения на социализм», а именно в «доразвитии» всех элементов экономики, доставшихся России от дореволюционного состояния. Именно в этом была суть новой экономической политики, последовательное осуществление которой привело к безраздельному господству социалистического уклада, т. е. к формированию экономической основы социализма.
Однако нельзя сбрасывать со счетов то, что по уровню развития производительных сил Россия, заложившая основу социализма, по-прежнему оставалась слабее передовых капиталистических государств. И хотя после революции она стала развиваться значительно быстрее их, все-таки требовалось время, и немалое, для того, чтобы производительные силы первой страны социализма достигли уровня передовых капиталистических стран. Этого времени история нам не отпустила. Империализм развязал войну против более слабого противника, и только серьезные противоречия в стане самого империализма помешали ему стереть с политической карты мира государство рабочих и крестьян.
Победа в Великой Отечественной войне была подготовлена развитием производительных сил, которое в СССР происходило планомерно. Нэп не был только отступлением, и, во всяком случае, не только отступлением. В 1920 г. был образован Госплан. Был составлен и затем реализован план ГОЭЛРО, в жизнь вошли и стали действенным инструментом развития обобществления пятилетние и годовые планы. Широко использовались товарно-денежные формы, но как формы прежде всего с новым, социалистическим непосредственно общественным, потребительностоимостным содержанием. Осуществлялось записанное в резолюции XII съезда РКП (б) «О промышленности» положение о том, что плановые методы в своем окончательном развитии должны подчинить себе рынок и тем самым упразднить его. Это положение вовсе не понималось так, что планировать надо все и вся. Напротив, весьма обширной была сфера оперативно-хозяйственной самостоятельности, и в ней наиболее действенным рычагом обобществления оказалось социалистическое соревнование, с которым в не меньшей мере, чем с планированием, связаны успехи в индустриализации страны, позволившие Советскому Союзу выйти по уровню экономического развития на первое место в Европе и второе в мире.
В то же время это развитие, как вообще любое развитие в природе и обществе, не было и не могло быть непротиворечивым. Как уже отмечалось, наемный характер труда, который не был преодолен ни сразу после революции, ни с построением экономической первоосновы социализма — общественной собственности на средства производства, порождал и не мог не порождать тенденцию, противоположную социалистическому обобществлению. Именно эта тенденция более всего тормозит его ход, а если где-то и когда-то одерживает верх, может привести экономику и общество к кризису.
Тенденция ко все более полному обобществлению, получившая с установлением общественной собственности простор для своего развития, будучи потенциально более сильной, постоянно преобладала, и дело строительства социализма при всех противоречиях и коллизиях все же продвигалось вперед. Курс на свободное развитие всех членов общества, а не на обогащение кучки избранных, несмотря на препятствия объективного и субъективного порядка, в общем-то выдерживался.
Соотношение сил, выражавших эти противоположные тенденции и боровшихся в нашей стране, резко изменилось в результате войны 1941 — 1945 годов. Урон понесли прежде всего созидательные силы. Значительная часть производительных сил была вообще уничтожена, народ надрывался не только во время войны, но и восстанавливая народное хозяйство, а затем делая все, чтобы обеспечить военно-стратегический паритет и тем самым не допустить развязывания третьей мировой войны. Создались условия, при которых верх сначала в политике, а затем и в экономике начали брать носители тенденции, противоречащей дальнейшему обобществлению. Это привело к замедлению темпов роста производительности труда. Бели до 60-х годов разрыв между СССР и развитыми капиталистическими странами по уровню производительности труда сокращался, то с 70-х годов он начал увеличиваться (см. табл. 1).
В то время как в СССР реформой 1965 г. была закреплена разрушающая экономику социализма ориентация на индивидуальную прибыль, в капиталистических странах, напротив, бурное развитие получили процессы обобществления. Во Франции, например, уже 40% национального богатства перешло в руки государства, в Японии и США государство взяло на себя основные расходы по осуществлению научно-технического прогресса. У нас же приватизация, разделяющая неразделимое, нарушила, разорвала хозяйственные связи и привела сначала к остановке, а теперь и к падению производства и кризису.
Это обстоятельство и доказывает даже самым непонятливым, что надо идти вперед — к дальнейшему обобществлению, а не назад — к обособлению.
Какие только широкомасштабные пропагандистские кампании ни проходили в последние годы — к выборы директоров, и внедрение бригадных форм организации труда, и массовый переход на арендный подряд, и введение хозрасчета (непременно полного!)... Наконец, настала очередь кампании по переводу всей экономики страны на рыночные рельсы. И как рефрен ко всем этим нововведениям зазвучало: «Иного не дано»; «Альтернативы нет!» Между тем производство снижается, потребление падает, потребительский рынок разбалансирован, и, чем больше разговоров о переходе к рынку, о развертывании товарно-денежных отношений, тем больше набирают силу отношения по типу натурального обмена: «ты мне — цемент, я тебе — металл», а карточки повсеместно вытесняют денежные знаки.
В свое время, несколько веков назад, движение к рынку было прогрессивным, оно объединяло обособленных производителей. Но с тех пор много воды утекло. Товар по своим внутренним законам развивался и превратился в капитал, а капиталистическое производство перешло в свою монополистическую стадию. Постоянные кризисы перепроизводства, сотрясавшие капиталистическую систему, доказали даже самым непонятливым буржуа, что уповать на стихию, на саморегулирование рынка больше нельзя, и они начали искать пути ее обуздания. Мировой капиталистический кризис 1929 — 1930 гг. сделал задачу поиска путей государственного регулирования капиталистической экономики неотложной.
В 1935 г. появляется книга «Общая теория занятости, процента и денег» известного английского экономиста Дж. М. Кейнса, который от лица буржуазной политической экономии вынужден был признать неспособность рыночного механизма спроса-предложения обеспечить бескризисное развитие производства и обосновал систему государственного регулирования экономики, известную как кейнсианская модель экономического роста. В дальнейшем работы П. Самуэльсона и других авторов развили эти идеи и все передовые капиталистические страны перешли к широкому использованию рычагов государственного регулирования экономики — от госзаказа до установления налоговых ставок и нормы процента. На Западе бурно развивается процесс обобществления и интеграции. Капиталистический мир широко воспользовался нашей теорией и нашим опытом. А что же у нас?
С 1965 г., после того, как вместо себестоимости в качестве главного показателя деятельности предприятий была поставлена прибыль, в стране начался обратный процесс. В качестве силы торможения стала действовать такая зависимость: есть прибыль — есть премия, нет прибыли — нет премии. Объясняли тогда переход к прибыли как главному показателю хозрасчета довольно просто — ведь при снижении себестоимости выпускаемой продукции прибыль предприятия возрастает. Но очень скоро выяснилось, что прибыль возрастает и без снижения себестоимости, и без повышения производительности труда, без внедрения достижений научно-технического прогресса, без укрепления дисциплины и улучшения организации производства, без этих и других факторов обобществления. Достаточно лишь поменять номенклатуру, отказавшись от менее прибыльных, хотя и необходимых людям, продуктов. Мало-помалу сила торможения превратилась в силу разрушения. То ради прибыли утюги пропадут, то швейные машины, то мясорубки. Народ забеспокоился, почувствовав недоброе.
Со временем положение в экономике не только не улучшилось, но и заметно ухудшилось, поскольку все предприятия тянули к себе, добывая свою прибыль, а интересы всего общественного производства менее всего стали волновать добытчиков новых премий, 13-х, 14-х и т. д. зарплат, других одно- и многоразовых выплат. Развернулась борьба за право делать не то, что нужно обществу, а то, что дает большую прибыль. Уже тогда многие задумались.
В 1985 г. началась перестройка, и всех буквально захлестнуло новое увлечение «тремя само» — самофинансированием, самоокупаемостью, самоуправлением. Но под лозунгами этих «само» перестали выполняться ранее обязательные планы поставок, стали рваться производственные связи. С 1987 г. предприятия получили возможность не искать обходных путей для повышения прибыли, а прямо повышать цену на производимую продукцию. Повышай цену - и иди в кассу, получай премию. Поднимай цены еще выше — и опять иди за премией. И пошло соревнование в том, кто больше повысит цены, кто больше улучшит свое положение за счет других — покупателей их постоянно дорожавшей продукции.
И технический прогресс сам собой отошел на задний план. В самом деле, зачем тратиться на разработку и внедрение новой техники и технологии, когда можно, скажем, вместо пяти кусков мыла по 20 копеек произвести один кусок мыла за рубль, а потом вместо пяти кусков мыла по рублю — один за пять рублей. Умные люди, грамотные инженеры, толковые конструкторы и честные ученые-разработчики не нужны. Настало время «предприимчивых», готовых за счет потребителя набивать свои карманы. Такие люди стали быстро выдвигаться на ключевые посты в хозяйственном аппарате. Они понимают свою задачу так: производить меньше продукции, но по все более высокой цене. Таким образом, уже четверть века подрывается и разрушается погоней за прибылью (причем каждого — за своей) единая советская экономика, четверть века приучает такая экономика думать о своем кармане, а не об обогащении всего общества, не о свободном развитии всех и каждого.
Начал формироваться, а теперь уже прочно укрепился групповой эгоизм предприятий и организаций. Потом каждая республика стала тянуть к себе, под флагом утверждения национальных суверенитетов заполыхали национальные конфликты, и, наконец, встал вопрос о существовании Союза как единого государства.
Те, кто за это время сумел накопить большие суммы нетрудовых доходов, образовали мощный социальный слой, их представители заняли места в парламентах и естественно потребовали создания условий для возрастания капиталов, ибо самовозрастание — основное, сущностное свойство капитала. Интересы и вожделения именно этого слоя людей и воплотил в себе появившийся тогда лозунг перехода к рынку, экономика была ввергнута в глубочайший кризис.
Что означает лозунг перехода к рынку? Рынок, как известно, — это сфера обмена денег на товары, а товаров — на деньги. Так что, если понимать данный лозунг буквально, предлагается всем уйти из производства в сферу обмена, как делают это всякого рода жулики и дельцы, убегающие из производства, чтобы спекулировать на рынке. И не случайно их терминология зазвучала с высоких трибун. А если обратиться к содержанию программы перехода к рынку, то из нее ясно, что под переходом к рынку на деле понимается вовсе не «обновление», «совершенствование» социализма, а разрушение его основ, переход к капитализму, позволяющий криминальным буржуа легализовать и умножать свои капиталы; намечается освободить трудящихся от низких цен, приватизировать собственность, сделать центральной фигурой экономики не труженика, а предпринимателя, предоставить широкие возможности для проникновения в нашу экономику иностранного капитала, ликвидировать все социальные гарантии.
Таким образом, программой перехода к рынку подрывается развитие первой производительной силы - рабочего, трудящегося, что наносит сильный удар по общественному производству. В свою очередь трудовой народ отвергает эту и иные программы, противостоящие его интересам и объективной тенденции к обобществлению. Альтернативы ей нет, и поиск эффективных мер по подъему производства надо вести на том направлении, которое указывает опыт мирового экономического развития.
2. НАБИРАЕТ СИЛУ ЗАКОН ПОТРЕБИТЕЛЬНОЙ СТОИМОСТИ
Исторический процесс развития производительных сил, усиливающееся обобществление производства обусловили значительные качественные перемены в экономике. Под воздействием научно-технического прогресса рост производства во все большей степени становится относительно независимым от величины затрат человеческого труда. Усиление этой прогрессивной тенденции имеет поистине революционное значение. Оно не просто приводит к изменению величины затрат труда на производство продукции, а создает материальную основу развития всего общества, всех людей безотносительно к какому-либо масштабу. Это происходит потому, что благодаря прогрессу науки и техники «непосредственный труд и его количества исчезают в качестве определяющего принципа производства, созидания потребительных стоимостей; и если с количественной стороны непосредственный труд сводится к менее значительной доле, то качественно он превращается в некоторый, хотя и необходимый, но второстепенный момент по отношению к всеобщему научному труду, по отношению к технологическому применению естествознания» {43}.
Анализируя с этих позиций современное производство, которое основывается на нововведениях, носящих зачастую революционный характер, следует особо отметить, что рабочее время перестает быть мерой богатства, а потому меновая стоимость перестает быть мерой потребительной стоимости. Применительно к сегодняшним проблемам это означает, что время затратных критериев проходит. Очевидно, что стихийность складывающихся по закону стоимости пропорций общественного рабочего времени сдерживает обобществление производства и вступает в постоянное и безысходное противоречие как с интересами людей труда, так и с общей системой государственно-монополистического управления. Проявляется это в обострении великого спора «между слепым господством закона спроса и предложения, в котором заключается политическая экономия буржуазии, и общественным производством, управляемым общественным предвидением, в чем заключается политическая экономия рабочего класса» {44}.
Вследствие усиления тенденции относительной независимости затрат труда и объемов производимой продукции уже при капитализме обостряются противоречия развития производства — начинают разрушаться чисто стоимостные границы регулирования общественного производства, происходит усиление роли потребительной стоимости как общественного отношения.
Совершенствование социалистического хозяйствования должно исходить из усиления отмеченной прогрессивной тенденции, которая требует соответствующих экономических и организационных форм, ускоряющих процесс увеличения потребительностоимостного богатства, удовлетворяющего потребности развития всех членов общества при снижающихся затратах общественного труда, существенной экономии рабочего времени.
При сознательном, целенаправленном ведении хозяйства первоочередное место отводится эффекту, результату, имеющему не затратное, а в первую очередь потребительное содержание. Тем самым все более расширяется новая основа общественного производства и богатства, базирующаяся в свою очередь на высвобождении рабочего времени, на экономии труда. Поэтому ведущую роль начинают играть новые законы, действие которых распространяется шире отношений затраченного труда. Появляются новые общественные формы и методы ведения хозяйства, отличные от затратных.
Современная научная политическая экономия, как известно, своим теоретическим основанием имеет принцип трудовой стоимости. Преимущества трудовой теории стоимости в познании экономической жизни бесспорны, доказаны всемирно-исторической практикой перехода от капитализма к социализму. Вместе с тем известны и познавательные пределы данной теории, границы объясняемого ею исторического периода: последней ступенью развития стоимостного отношения и основанного на стоимости производства является полагание общественного труда в форме противоположенности капитала и наемного труда.
Границы развития производства, структура этого развития, объясняемые в рамках теории трудовой стоимости, очевидны — это рамки товарноденежных отношений, и вряд ли здесь можно найти принципиально новые решения. Закон стоимости действует лишь в том случае, если имеется адекватное ему содержание. К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин никогда не распространяли теорию стоимости за исторические границы товарного производства, полагая, что она неприменима к решению вопросов сферы потребительной стоимости. Закон стоимости имеет дело лишь с меновыми стоимостями товаров и не имеет ничего общего с их потреблением {45}. Таким образом, очевидно, что положения и выводы, касающиеся сущности социалистического производства, должны иметь новую теоретическую базу. Проблема ее разработки является крайне актуальной; в решении этой задачи, думается, заложены наши основные стратегические теоретические резервы, в том числе и выявление принципиально новых методов ускорения социальноэкономического развития общества, особенно для условий перехода к XXI в.
Такой теоретической базой является трудовая теория потребительной стоимости как специфической формы существования производственных отношений, имеющей дело с воспроизводством самого человека и, следовательно, отношений людей по поводу собственного воспроизводства в качестве развитых личностей.
Полезность, потребительная стоимость факторов производства (рабочей силы, средств производства, сырья и материалов), может быть сведена к высвобожденному благодаря этой полезности живому труду, а единица этого сэкономленного труда служит мерой потребительной стоимости продукта. В этом суть закона потребительной стоимости. Надо иметь в виду, что экономия труда в роли полезного эффекта не имеет затратного характера, а потому единицей его измерения служит высвобождаемый труд, соизмеряемый с затратами труда на достижение указанного полезного эффекта. Величина потребительной стоимости продукта соответственно определяется экономией общественного труда, рассчитываемой как разность между количеством высвобожденного живого труда и объемом труда, затраченного на достижение данного полезного эффекта. Как в первом, так и во втором случае речь идет о труде, выраженном одной и той же мерой (временем), что создает общее основание для их соизмерения. Сведенные к нему различные потребительные стоимости становятся количественно сравнимыми.
Раскрывая экономическую сущность потребительной стоимости в трудовой плоскости, важно четко представлять, что полезность измеряется не затраченным трудом, а, наоборот, незатраченным, т. е. сэкономленным. В этом состоит основной принцип трудовой теории потребительной стоимости. Для его реализации требуется преодолеть стереотипы мышления.
Дело в том, что обычно определяют потребительную стоимость, полезность продукта овеществленным в нем трудом. Но как только решение проблемы переводится на эту основу, неизбежен переход в стоимостную плоскость. В этом заключена трудность вопроса, о чем приходится специально напоминать. Многовековая стоимостная форма невольно заставляет всякому взаимодействию рабочего времени и результата труда, если даже этот результат берется как потребительная стоимость, придать стоимостной характер. Достаточно, например, общественно необходимые затраты труда приравнять к общественной полезности его продукта, как мы получим определение потребительной стоимости (полезности) рабочим временем, т. е. стоимость продукта сведем к его общественной полезности, а последнюю — к его стоимости, хотя известно, что в стоимости нет ни грана вещества.
В механизме закона потребительной стоимости предпосылкой выступает не обусловленность полезности продукта затраченным на его производство трудом, а, наоборот, определение полезностью необходимого для его производства количества труда. Пределы затрат труда в этом случае обусловливаются потребностями, а время труда и, следовательно, рабочее время, оставаясь полюсом экономического отношения, приобретает иное значение. Когда говорится об общественно необходимом рабочем времени в смысле того, сколько обществу нужно израсходовать для удовлетворения данного объема потребностей людей, т. е. рабочем времени в сопоставлении с полезным эффектом, то здесь рабочее время уже не выступает стоимостной мерой данной потребительной стоимости. «Такого рода
Далее. Законом выражаются не только условия производства (определение потребностью общества нужного количества затрат труда на ее удовлетворение), но и устанавливается движение потребительной стоимости в качестве полезного результата труда. Потребительную стоимость этого результата, как видно из сказанного, никак нельзя выразить количеством воплощенного в нем труда. В потребительной стоимости продукта должно применяться другое мерило, которое соответствует ее природе, но лежит вне природы продукта как меновой стоимости. В качестве потребительной стоимости предложение не измеряется овеществленным в нем рабочим временем. Этой мерой, не обнаруживаемой в рамках отношений меновой стоимости и стоимостной формулы, является сэкономленный, незатраченный труд, т. е. совсем не тот труд, который овеществляется в продукте, затрачивается на его производство. Каждый раз, когда, например, К. Марксу нужно было измерить или соизмерить потребительные стоимости тех или иных факторов производства, он обращался к величине сэкономленного труда. Так, замещение машиной человеческого труда он считал ее потребительной стоимостью {47}, а потребительную стоимость рабочей силы он усматривал в «избытке того количества труда, которое доставляется рабочей силой, над тем количеством труда, которое овеществлено в ней самой и которое требуется поэтому для ее воспроизводства» {48}.
Можно сказать, что закон потребительной стоимости в его общем виде выражает экономическую связь между трудом, высвобожденным в результате реализации затрат конкретного труда в полезных свойствах продукта, и трудом, затрачиваемым на производство этого продукта. Полезные свойства продукта, его потребительная стоимость в данном случае заключаются в совокупной величине замещенного, сэкономленного труда. На той и другой стороне отношения выступает труд, составляющий общую платформу для их взаимодействия: труд выполняет свое назначение созидателя продукта в качестве конкретного труда, реализующегося в его полезных свойствах, и сохраняет свое значение затрачиваемого рабочего времени на производство данного полезного эффекта продукта, которое (время) определяется объемом потребности в этом продукте. Закон, таким образом, выражает условия и предпосылки движения труда как источника потребительностоимостного богатства, а вовсе не изменение натуральных свойств продукта или движение потребительной стоимости как носителя меновой стоимости, ибо в таком смысле потребительная стоимость относится к товароведению.
Сферой действия закона производства потребительной стоимости остается труд, рассматриваемый в качестве источника материального богатства. Но только измерителем потребительной стоимости выступает уже не затраченное, а высвобожденное время. В этом суть решения проблемы. При этом закон потребительной стоимости имеет не менее четкую количественную определенность, чем закон стоимости.
Итак, мы имеем дело с законом, который выступает по отношению к социалистическому производству так же, как закон стоимости по отношению к капиталистическому производству. Он в этом смысле становится законом основания — первым законом в условиях коллективного производства {49}.
На практике основной формой реализации закона потребительной стоимости выступает распределение различных видов труда и рабочего времени в пропорциях, требуемых общественными потребностями, что в социалистическом обществе осуществляется посредством планирования. Однако при «работе» производства на затраты, на стоимость функция потребительной стоимости и ее закона ограничивается созданием условий для реализации стоимости, поскольку потребительная стоимость товара является всего лишь предпосылкой его стоимости. Это означает к тому же, что общественно необходимые затраты труда на производство продукта должны быть равными затратам труда в процессе потребления (требование «меры», эквивалентности при сопоставлении затрат), т. е. экономия труда не «предусматривается», не укладывается в данную схему, выглядит даже чем-то ненормальным, нарушающим общее правило. Планирование в этом случае неизбежно наталкивается на границы, которые оно не может перейти. Оно деформируется, принимает форму пропорций, диктуемых меновыми отношениями.
Иначе обстоит дело в производстве, направленном непосредственно на создание потребительных стоимостей. Здесь, наоборот, общественно необходимые затраты труда из доминанты превращаются в заранее определяемые планом условия производства потребительной стоимости. Если в законе стоимости потребительная стоимость продукта выступает в роли ограничителя стоимости, то в законе потребительной стоимости такую роль уже выполняют затраты рабочего времени. Они, не теряя своей функции созидающей продукт субстанции, тем не менее не могут уже составлять его потребительной стоимости, а потому высвобождаемый труд должен быть больше затраченного. Нарушается, следовательно, стоимостное равенство.
Вместо него принципом хозяйствования становится другое правило: труд, затраченный в производстве, должен быть меньше труда, высвобождаемого при потреблении. Соответственно на практике мы должны вести хозяйство так, чтобы результаты производства росли быстрее, чем затраты, чтобы наращивание вклада в удовлетворение потребностей происходило при наименьших затратах всех видов ресурсов. Такая практика подчиняется закону потребительной стоимости.
Только на этой основе можно преодолеть затратный подход в оценке результатов производства и построить трудосберегающий хозяйственный механизм, отвечающий условиям повышения эффективности
социалистического производства. В рамках общих условий движения стоимости результат не может быть больше затраченного на его производство общественно необходимого труда. Закон стоимости неизменно устанавливает, что из меньшего нельзя получить большее. В этой плоскости названное выше условие эффективности выполняется лишь в том случае, если при меньших затратах необходимого труда увеличивается стоимость прибавочной части продукта, но за счет такого же уменьшения стоимости его необходимой части. Меньшими затратами необходимого труда достигается больший результат в виде увеличения прибавочного труда, воплощенного в прибавочном продукте, но в пределах того, что суммарная стоимость продукта не может быть большей, чем общественно необходимые затраты труда на ее производство, т. е. действие закона стоимости не нарушается.
По-иному выглядит эффективность в рамках закона потребительной стоимости: здесь больший результат — увеличивающаяся масса сэкономленного в материальном производстве труда — достигается за счет уменьшения затрат живого и прошлого труда, что соответствует действию закона повышающейся производительности труда и составляет важный показатель эффективности производства.