Помоги проекту - поделись книгой:
Линкольн улыбнулся в ответ:
- Конечно же, я читал его.
- Сэм! – В голосе Клея Херндона появились язвительные нотки. – Сэм, опять в облаках витаешь?
- Дьявол, именно! – ответил Сэмюель Клеменс, хотя реплика его друга действительно вернула его в реальность тесной конторы «Сан-Франциско Морнинг Колл». – Пытался придумать что-то для завтрашней передовицы и понял, что я так же выжат досуха, как и пустыня между Великим Соленым Озером и Вирджиния-сити . Ненавижу писать передовицы, ты же знаешь!
- Да, раза два-три ты об этом говорил. – Теперь в голосе Херндона послышалась хитринка, которая так хорошо вязалась с лицом этого репортера, выглядевшем так, как будто бабушка его по материнской линии была лисой. Черты его были острые и умные, цепкие зеленые глаза, казалось, ничего не упускали и ко всему относились без излишнего пиетета, а шапка из рыжих волос на голове лишь усиливала сложившееся впечатление.
От шпильки он все же не удержался и добавил:
- Или раз сто-двести.
- И это правда, - бросил Клеменс, пробегая пальцами по своей непослушной темно-русой шевелюре. – Ты хоть имеешь представление о том, какое это напряжение на человеческий организм – сочинять на заказ каждый божий день длиннющие колонки для передовиц при том, что это всегда должно быть нечто новое, невзирая на то, есть ли хоть что либо, о чем можно написать, или нет. Если бы у меня были мои земли в Теннеси…
Херндон вытаращил глаза.
- Сэм, Христа ради, если уж на то пошло, прочти мне лекцию по передовицам, но избавь меня от земель в Теннеси. В этой истории столько же свежести, сколько и в соленой говядине, которую везли вокруг мыса Горн.
- Знаешь ты кто? – Ответил Клеменс, в голосе которого раздражение смешалось с неприкрытой веселостью. – Ты зубоскал. Зубоскал и ничего более! Сорок тысяч акров прекрасной земли, на которой есть один бог знает сколько кедров, угля, железа, а может быть, золота с серебром – и все это принадлежит моей семье.
- В данное время эти земли находятся в другой стране, - напомнил ему Клей Херндон. – И Конфедеративные Штаты исчезать никуда не собираются.
- Да, было то давным-давно, совсем в другой стране, к тому же девка та давно в земле, - проговорил Клеменс, поглаживая усы .
Херндон недоуменно посмотрел на него. Как бы ни был умен его друг-репортер, он не отличил бы Марло от банальных бульварных куплетов.
- Как скажешь, - проговорил он. – А не пойти ли нам в «Мартинз» пообедать?
- Вот это дело! – Клеменс с энтузиазмом вскочил со стула и нахлобучил на голову шляпу. – Для меня хорош любой повод не работать.
- Если б не это, - он с любовной нежностью погладил по потрепанной обложке старого томика Американской энциклопедии, лежавшего на его столе, - то даже не представляю, как бы мне вообще удавалось выступать в защиту чего-либо или против чего либо каждый божий день. Как будто людям, черт возьми, нужно так много мнений или есть хоть какое-то дело до этих самых мнений! Я растрачиваю свое обаяние на утренний... э-э... – вот, что я делаю .
Херндон достал свои карманные часы.
- В данный момент ты растрачиваешь свое обаяние, сотрясая полуденный воздух, и с успехом занимаешься этим вот уже десять минут. Так что, если мы не поторопимся, то в «Мартинз» может не оказаться свободного столика.
Клеменс последовал за другом на улицу. В Сан-Франциско стоял апрельский полдень – не слишком прохладный, Нои не слишком теплый, солнце лучилось с ясного, но все же подернутого дымкой неба. Такая погода с равным успехом могла стоять и в августе, и в ноябре, и в феврале. Для Клеменса, который вырос в условиях настоящей смены времен года, даже по прошествии двадцати лет, проведенных здесь, эта постоянная вечная весна казалась чем-то странным.
Когда же он поделился этими соображениями с Херндоном, то лишь фыркнул:
- Не нравится? Так поезжай на юг, во Фресно. Там всегда стоит июль, к тому же это июль посреди пустыни.
Когда на столе перед Сэмом Клеменсом появились баранья отбивная, жаренный картофель и стакан виски, он с удовлетвореньем отметил, что жизнь налаживается. Виски он выпил залпом и заказал еще стаканчик, а когда подали и тот, его он тоже опрокинул в глотку, провозгласив при этом ехидный тост:
- Ну, за ежедневный тяжкий труд!
Клей Херндон снова фыркнул:
- Это я тоже слышал примерно столько же раз, сколько и о землях в Теннеси, Сэм. Чем бы ты, черт побери, занялся, если бы не управлял «Морнинг Колл»?
- Будь я проклят, если знаю, - ответил Клеменс. – Наверное, писал бы рассказы и продавал бы их – кто знает? Когда после поражения в войне разразилась Большая паника 63-го, и это все продолжалось и продолжалось, весь мир перевернулся с ног на голову. Мне жутко повезло, что у меня было хоть какое-то место, и я знал это. Поэтому я вцепился в него, как пиявка.
О, если бы мне удалось контролировать ход событий! - рассмеялся он. – Но это, как я полагаю, имело такую же вероятность, как и то, что мормоны добровольно отказались бы от своих гаремов.
Херндон в потреблении виски от Клеменса не отставал.
- Хорошо, предположим, ты не был бы газетчиком, чем бы ты тогда занялся?
- Ну, я был старателем, даже когда-то разбогател, что абсолютно то же самое, что быть почти влюбленным, и я также был лоцманом на Миссисипи, но если бы я хотел вернуть все это, то мне пришлось бы принять гражданство Конфедерации.
- А почему нет? – Спросил Херндон. – Ведь тогда у тебя появился бы еще один шанс вернуть себе земли в Теннеси.
- Нет уж, спасибо.
Сэму случилось недолго послужить в конфедеративном полку, который действовал – или, вернее, неумело пытался развить хоть какую-то деятельность в Миссури. Штат так и остался в Союзе – не в последнюю очередь потому, что большинство конфедератских войск в том районе в такой же мере были абсолютно непригодны ни для чего. Он никому не рассказывал об этом – мало кто в США из тех, кто тогда имел хоть какое-то отношение к противной стороне, распространялся на эту тему.
Спустя немного времени он продолжил:
- У них не слишком уж хорошая репутация – сравнимая с тем, что ты назвал бы «скунс на пикнике».
Херндон рассмеялся:
- Тебе действительно удаются меткие фразочки, Сэм. Должен отдать тебе должное. Может быть, в конце концов тебе все-таки стоит написать книжку. Полагаю, люди будут покупать ее.
- Может быть, - Такой ответ Сэма мог означать только «нет». – Не видывал писателей, которые живут за счет доходов от земли, а ты? К тому же мне потребовалось бы кое-какое время, чтобы понять, что такое постоянная работа, да и я уже с головой втянулся в то дело, которым занимаюсь. Я верил обещаниям, когда я был старателем, но я тогда еще был совсем еще мальчишкой. Я больше уже не мальчишка.
- Ну, хорошо-хорошо, - Херндон поднял руку в примирительном жесте.
Он взглянул на свою тарелку, будто бы удивляясь тому, что заказанный им бифштекс вдруг испарился. Стакан, впрочем, тоже был пуст.
- Еще по стаканчику на дорожку?
- Нет, если мы хотим еще хоть что-то успеть сделать сегодня днем. Нет, ну если ты хочешь слушать, как я храплю на соседнем столе – тогда это другое дело.
Клеменс вскочил на ноги и положил на стол двадцатипятицентовик и маленький сияющий золотой доллар. Херндон выложил полтора. После этого они покинули «Мартинз» - прекрасное местечко для тех, кто мог позволить себе трапезничать здесь - и направились обратно, в редакцию «Морнинг Колл».
Когда они вошли в контору, дин из младших репортеров, Эдгар Лири двинулся к ним, размахивая тонким листком телеграммы. Он просто подпрыгивал от волнения.
- Посмотрите сюда! Посмотрите сюда! – В его черной бороде застряли хлебные крошки – свой обед он принес в редакцию с собой в пакете. – Еще и пяти минут не прошло, как поступило, клянусь!
- Если ты перестанешь обмахивать меня телеграммой, словно опахалом, то я смогу ее прочесть, - сказал Клеменс.
Лири, однако, продолжал размахивать телеграммой, словно флагом, и тогда Сэм вырвал ее из его рук с криком:
- Да дай же мне ее, черт тебя раздери!
Он развернул ее правильной стороной и начал читать. Чем дальше он читал, тем выше взбирались его кустистые брови. Закончив чтение, он передал ее Клею Херндону со словами:
- Кажется, в конце концов у меня есть материал для передовицы.
Херндон быстро пробежал глазами текст телеграммы, его губы сложились в безмолвном свисте.
- То, что здесь написано, не просто материал для передовицы, Сэм. Это нечто большее. Дело пахнет керосином.
- Думаешь, я не понимаю? – Отозвался Клеменс. – Однако, с этим я ничего не могу поделать. В отличие от передовицы. Поэтому я напишу ее и дам возможность остальному миру катиться к черту. Ты когда-нибудь замечал, насколько прекрасно позаботиться о том, чтобы мир покатился к черту, вне зависимости от того, нравится это кому-либо или нет?
Он вытащил сигару из кармана жилетки, откусил ее кончик, зажег о каблук своего башмака спичку, прикурил и швырнул спичку в сияющую бронзой плевательницу, на которой виднелись следы не попавших в нее плевков. Затем он прошел к своему столу и вытащил Атлас мира Джорджа Ф. Крэма. Быстро пролистал, нашел нужную страницу.
Его палец прочертил линию. Херндон и Лири заглядывали ему через плечо – один слева, другой справа. Херндон снова свистнул.
- Да, дело очень сильно пахнет керосином, - проговорил он. – Еще сильнее, чем я думал.
- Это факт! – Клеменс захлопнул атлас со звуком, настолько похожим на ружейный выстрел, что Эдгар Лири аж подпрыгнул.
- Идет беда, открывай ворота, - в голосе Сэма прозвучало мрачное предчувствие. – Однако мне по крайней мере не нужно беспокоиться о том, что писать сегодня днем, поэтому я так же счастлив, как любопытный наблюдатель в Гонолулу, если хотя бы половина из того, что рассказывают о Сандвичевых (старое название Гавайев) островах, правда.
Он обмакнул перо ручки в чернилах и начал писать.
«Если телеграммы не лгут – а по опыту мы знаем о торжественной клятве господ Вестерна и Юниона о том, что по их телеграфным проводам позволено проходить только правде и ничему более, и о той бдительности, с коей они охраняют их от всяческой неправды, и мы естественно говорим, что опыт нас не подводит, ибо согласно нашей великой и славной Конституции, каждый может говорить все, что ему заблагорассудится – так вот, если все это правда, то, сдается, Его Мексиканское Величество убедили продать северо-западные провинции Чихуахуа и Сонору Конфедеративным Штатам за сумму в три миллиона долларов.
О, это замечательная новость по нескольким пунктам, как пишут законники в обвинительных заключениях. Первый и наиглавнейший из них, лежащий на поверхности – это чувство удивления, поднимающееся в груди тех, кто знаком с вышеуказанными провинциями хотя бы в малейшей степени, когда они узнают о том, что кто-либо, за исключением разве что Владыки Преисподней, рассчитывающего расширить свои адские владения вследствие нынешнего их перенаселения, захотел бы купить их хоть за какие-либо деньги – не то что за такую необычайно щедрую сумму.
Но, как сказал один несчастный, умудрившийся сесть на иглу: «Она куда толще, чем кажется на первый взгляд". Смотрите, друзья: главной статьей экспорта Мексики помимо самих мексиканцев, придающих нашему Золотому Штату особое очарование, если выражаться абсолютно точно – о чем в конце концов, и упоминать не стоит – это ее долги. Она должна Британии, она должна Франции, она должна Германии, она должна России - немалое достижение! Ей удалось не задолжать разве что королевству Польскому - и то просто потому, что это королевство исчезло с географической карты еще до возникновения Мексики.
А когда бедная страна в долгу перед страной сильной или перед массой сильных стран, разве в наше просвещенное время это не есть быстрейший способ привлечь к своим берегам канонерки, подобно стаям стервятников, как в том Максимилиана могут заверить турецкие хедивы, если он только их спросит? Было время, когда Соединенные Штаты, вооруженные Доктриной Монро, защищали обе Америки от посягательств европейских монархов, ростовщиков и другой подобной им публики, но в нынешнее время Доктрина Монро так же мертва, как и ее создатель, застреленная в сердце в ходе Войны за Отделение.
Поэтому Мексиканской Империи нужны наличные деньги, чтобы продолжать оставаться Мексиканской Империей или по крайней мере, оставаться ее сокращенной редакцией. Таким образом, с точки зрения Максимилиана продажа Чихуахуа и Соноры обретает некоторый смысл, но он явно идет напролом и добивается сделки во что бы то ни стало. Остается разрешить вопрос, зачем Конфедеративным Штатам понадобилось покупать две провинции, как бы алчно не жаждал мексиканский император продать их.
Владея Техасом, Конфедерация уже, как кажется, имеет в избытке, даже в переизбытке, жаркие, бесполезные земли, коих ей хватит еще на сто лет вперед. У Соноры, правда, есть одно достоинство, коего нет у Техаса – не то, чтобы достоинство, коего лишен Техас, было неким чудом – она выходит к Калифорнийскому заливу, в то время, как Чихуахуа соединяет ее с остальной территорией КША. С этими новыми приобретениями Конфедеративные Штаты, как и США раскинутся «от моря до сияющего моря» (переводчик не берет на себя ответственность утверждать, что данная фраза не находилась в обиходе в указанное время, но все же популярной она стала немного позднее, когда прозвучала в куплетах патриотического гимна «Прекрасная Америка», написанного Кэтрин Ли Бейтс в 1893 году), а главное, оседлают железную дорогу от одного сияющего водоема к другому сияющему водоему. Стоит ли это трех миллионов долларов? Пит Лонгстрит думает, что да.
Но мы еще посмотрим, как на эту сделку посмотрит новая вашингтонская администрация. Нет никакого сомнения в том, что любое из предшествующих правительств – да позволит мне читатель выйти немного за рамки темы – покорно бы проглотило факт сделки – примерно так же покорно, как бык идет под нож коновала, который превратит его в вола. Ричмонд, Лондон, Париж и Оттава создали прекрасное стойло, в которое загнаны Соединенные Штаты.
Но наш Джеймс Дж. Блейн, избранный в большей мере за то, что великолепно рыл копытом землю и громогласно фыркал, не покажет ли он всему миру, что вся эта демонстрация была не более, чем жалким обманом и жульничеством? И даже, если все это было жалким обманом и жульничеством, посмеет ли он признать это, зная, что если он вынужден признаться в слабости, даже если эта слабость совершенно ясна и очевидна, ведь он станет посмешищем и объектом для презренья не только в столицах зарубежных государств, но в глазах миллионов разочарованных граждан, которые привели его в Белый Дом, чтобы он вновь вернул Америке гордость и силу, и которые с равным рвением отошлют его обратно домой с волочащейся на веревочке консервной банкой, если он не справится с заданием? Наш взгляд на данный вопрос, что скорее всего, необходима осторожность, и остается надеяться, чтобы на этот раз наше хорошо известное репортерское всеведение не оправдается в действительности».
Вздохнув, Клеменс отложил ручку и затряс кистью руки, пытаясь вернуть ей чувствительность.
- Хочу купить одну из этих печатных машинок, которые поступили в продажу. – Произнес он.
- Хорошая идея, - отозвался Клей Херндон. – Они весят не более ста фунтов. Как раз та вещь, которую можно будет взять с собой для записи речи мэра или с ее помощью писать репортаж о пожаре – так даже лучше.
- За ними будущее, поэтому можешь зубоскалить, сколько тебе заблагорассудится, - сказал ему Клеменс. – К тому же, если бы у меня была одна такая машинка, наборщики могли бы нормально разбирать те материалы, что я им даю.
- А вот то, о чем ты сейчас говоришь – это совсем другое дело, - Херндон вскочил из-за своего стола и подошел к Сэму. – Уж мне-то не составляет трудности... почти не составляет... читать твои писульки. Но сегодня ты действительно чиркал без остановки. И что же ты там накрапал?
Клеменс без слов передал ему исписанные листы. У Херндона было прекрасно развито политическое чутье или просто он обладал достаточной долей проницательности, чтобы ухватить за хвост идею, если допустить, что это не одно и то же. И если он думал так же, как и Клеменс...
Он не проронил ни слова до тех самых пор, пока не дочитал до конца. Затем, медленно кивнув, отдал текст передовицы Сэму.
- Да, сильно, - сказал он. И главное, в самую точку! Когда я в первый раз глянул на телеграмму, я тоже подумал о портах на тихоокеанском побережье, но я как-то упустил из виду, что чтобы извлечь из них хоть какую-то пользу, мятежникам потребуется железная дорога.
- А как насчет Блейна? – Спросил Сэм.
- И здесь я с тобой согласен, - ответил Херндон. – Если он это проглотит, никто потом его всерьез воспринимать не будет. Но будь я проклят, если знаю, что он может сделать, чтобы все это остановить. Как думаешь, что нас ждет, Сэм?
- Что думаю я? – Задумчиво повторил вслед за ним Клеменс. – Я думаю, что нас ждет война.
Генерал Томас Джексон вышел из своего кабинета в Военном Департаменте, который помещался в Мекэникс-Холле, взобрался на лошадь и двинулся на восток мимо Капитолийской площади по направлению к резиденции президента на Шоко-хилл – некоторые люди, принадлежавшие к его поколению, до сих пор называли его Белым Домом Конфедерации, хотя люди помоложе пытались позабыть о том факте, что КША когда-либо были частью США. Окружавший генерала Ричмонд кипел жизнью. По брусчатке мостовой с клацаньем проносились экипажи с лакеями-неграми в изысканных ливреях, застывшими, словно статуи на задках. Возницы фургонов, груженных зерном, железом, табаком или хлопком, громко проклинали, по чем свет стоит, кучеров экипажей, которые не давали им проезда. На тротуарах юристы и мотористы, дамы и рабы, державшие над ними зонтики, чтобы защитить их нежную кожу от лучей весеннего солнца, вытанцовывали выработанный временем менуэт, целью которого было, кто уступит дорогу, и кто пройдет первым.
Мужчина средних лет, хромавший вдоль дороги, при виде Джексона в приветствии коснулся поля своей фетровой шляпы и прокричал:
- «Стоунволл» - «Каменная стена» !
Джексон торжественно ответил на приветствие. Вскоре прозвучало еще одно приветствие, и вновь он коснулся рукой поля своей шляпы. Его наполнило чувство мрачного удовлетворения. Не только те, кому удосужилось служить с ним, но и простые люди помнили и ценили то, что он сделал для них в Войне за Отделение. В мире, где память была чем-то кратковременным, а благодарность – чем-то еще более мимолетным, такое отношение людей играло отнюдь немалую роль.
Президентский особняк окружала железная ограда. У ворот часовые в великолепных новых ореховых мундирах застыли по стойке «смирно».
- Генерал Джексон, сэр! – Хором прокричали они, они отдали честь настолько четко и слитно, что, казалось, они были отлиты по единому образцу на одном и том же заводе.
Джексон добросовестно отдал ответную честь. Без сомнения, часовые были хорошими солдатами и будут храбро сражаться, если потребуется. Когда же он сравнил их с теми сухопарыми «дикими котами», которыми он командовал в Войне за Отделение, он нашел в часовых много изъянов. Правда, он был достаточно честен с самим собой, чтобы попытаться понять, лежала ли вина за это на них или на нем самом. Чуть ранее в этом году ему исполнилось пятьдесят семь, и на фоне серости сегодняшних дней минувшее представлялось в лучших и более ярких тонах. С каждым новым годом это впечатление лишь усиливалось.
Он проехал в ворота к крыльцу президентского дома. К нему поспешили несколько рабов. Один из них придержал морду лошади, пока генерал спешивался, а затем привязал животное к чугунному столбу перед зданием. Джексон швырнул ему пятицентовик. Раб поймал маленькую серебряную монету со словами благодарности.
Невдалеке стояло запряженное двумя конями ландо, которое он никогда прежде не видел. Кучер, белый мужчина, сидел на козлах и в ожидании хозяина читал газету. То, что кучер был белым, дало Джексону ключ к пониманию того, кем может оказаться пассажир данного экипажа, особенно в сочетании с незнакомой каретой.
И точно, в дверях президентской резиденции показался Джон Хэй , выглядевший в своем черном костюме с просторным пиджаком элегантно, хоть элегантность эта скорее больше подходила для похорон. Новоназначенный посланник Соединенных Штатов был мужчиной на удивление приятной наружности, лет пятидесяти, в темно-русых волосах и бороде которого отсвечивали серебром седые пряди. Он чопорно и скупо поклонился.
- Добрый день, генерал, - поприветствовал он Джексона. Вежливо, но холодно.
- Ваше превосходительство, - тем же тоном ответил ему Джексон.
В свои молодые годы Хэй работал секретарем при Аврааме Линкольне. Уже само по себе, это превращало его в объект подозрений со стороны Конфедеративных Штатов, но вследствие этого также он был одним из немногих республиканцев хоть с каким-то опытом работы в исполнительной власти. Джексон надеялся, что именно эти соображения были причиной того, что президент США Блейн назначил его посланником в КША. Если же это было не так, то подобное назначение очень близко подходило к той опасной меже, за которым стояло оскорбление.
Кустистые выразительные брови Хэя дернулись.
- Я не удивлюсь, генерал Джексон, если наши визиты к президенту Лонгстриту имеют своим основанием одну и ту же причину, - произнес он.
- Вот даже как? И что же это за причина?
Джексон подумал, что Хэй со всей очевидностью прав, но показывать этого не желал. Чем меньше враг знает, тем лучше. А если кто-нибудь в Ричмонде думает, что Соединенные Штаты не враг, то он дурак.
- Вы прекрасно знаете, что это за причина, - теперь с словах Хэя зазвучал металл. – Причина под названием Чихуахуа и Сонора.
Конечно же, он был прав: он мог быть врагом и республиканцем-негролюбом, что в Конфедерации было синонимичными понятиями, но дураком он не был.
Поделиться книгой: