Помоги проекту - поделись книгой:
Идеология экстремизма: дискуссия
Тимофеев И.Н.: Уважаемые коллеги, добрый день. Я рад приветствовать вас в Российском совете по международным делам. Сегодня мы проводим очередное заседание, экспертную встречу в партнерстве с Международным дискуссионным клубом «Валдай». Мы обсудим проблематику радикального исламизма. Хочется сказать, что мы здесь, в Совете, уже ведем достаточно длительную работу над этой темой. Ровно год назад мы проводили здесь экспертное совещание по политическому исламу, и сейчас у нас появилась возможность продолжить обсуждение темы уже совместно с Валдайским клубом. Сегодня в центре внимания будет обсуждение доклада, подготовленного Георгием Ильичом Мирским. Формат наших встреч подразумевает как выступление авторов материалов, так и их последующее обсуждение присутствующими. Сейчас я передаю слово Федору Александровичу Лукьянову, директору по научной работе клуба «Валдай».
Лукьянов Ф.А.: Да, спасибо большое. Я в РСМД бываю часто, причем в разных качествах, сейчас я в качестве научного руководителя Валдайского клуба, и мне очень приятно, что именно в этом качестве я сегодня здесь. Во-первых, большое спасибо Российскому совету по международным делам за то, что уже не в первый раз нам помогают и предоставляют возможность проводить обсуждения, которые проходят под двойной эгидой – РСМД и клуба «Валдай», в том числе в новом формате – формате вебинаров. Кому интересно, могут присоединиться. У клуба «Валдай» нет своего отдельного проекта по Ближнему Востоку. Когда, начиная с прошлого года, формировалась новая, обновленная повестка Клуба, не было задачи идти по региональному принципу. Но когда нам предложили партнерство по публикации доклада Георгия Ильича Мирского, ведущего востоковеда, сотрудника Института мировой экономики и мировых отношений, профессора факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, написанного при грантовой поддержке Высшей школы экономики, то первый импульс был, что это очень здорово, но не по нашей теме; второй – это не только по нашей теме, но это, собственно, покрывает все темы, которыми мы занимаемся. Потому что те научные программы, которые Валдайский клуб ведет в этом году, удивительным образом переплетаются с тематикой, которую затрагивает Георгий Ильич. Мы, например, отдельно изучаем и публикуем материалы, так называемые Валдайские записки, по теме судьбы государства в современном мире и изменения его роли. И, естественно, куда, как не на Ближний Восток, смотреть в первую очередь, где вообще непонятно что происходит с государствами: то ли они исчезают в прежнем виде, то ли трансформируются, то ли возникают новые государства.
Другая наша программа – это альтернативные идеологии. И снова оказываемся на Ближнем Востоке, потому что то, что там происходит, – это не только насилие, но это еще предложение какой-то объединяющей идеи. Хорошая или плохая – это уже другой вопрос, но тем не менее мы видим, что она, к ужасу всех, оказывается довольно привлекательной. Таким образом, Ближний Восток и весь узел проблем, с ним связанных, действительно находится в самом центре почти всех процессов и направлений, которые составляют нервы мировой политики сегодня. И поэтому мы просто счастливы, что нам довелось участвовать в публикации такого доклада. Георгия Ильича Мирского представлять не нужно. Георгий Ильич, пожалуйста.
Мирский Г.И.: Спасибо. Слово «исламизм» за последнее время как будто бы узнали уже все. Раньше его мало употребляли у нас, но сейчас большинство людей что-нибудь об этом скажет. Хотя на самом деле этому явлению, если считать его чем-то сопутствующим религии, многие сотни лет. Как нас учили в свое время, как говорили Маркс и Энгельс, «до сих пор философы объясняли мир, а наша задача – его переделать». Так после теоретиков появились практики, которых называют исламистами. Кто такой исламист? «Аль-Каида», конечно», – скажете вы.
«Аль-Каида» – это целая цепочка, первым звеном которой, мне кажется, надо было бы назвать советскую интервенцию в Афганистан, потому что слово «джихад» было известно в течение многих столетий. В основном, когда мы говорим об исламистах, мы имеем в виду арабов. Так вот арабы мало что знали о той войне, которая развернулась в Афганистане, – восстание крестьянства против левого демократического правительства. И никому не было до этого дела. Но когда туда вошли советские войска, вот тут-то был дан сигнал давно уже накипавшему факту, который и привел к выступлению джихадистов-исламистов. Это была, по-моему, такая же глупость, как то, что потом сделал американский президент Буш, когда вторгся в Ирак. Правда, Советский Союз гораздо меньше пострадал, чем пострадала Америка от иракской авантюры. В контексте интересующего нас вопроса это было первое звено. Исламисты, которые как будто бы ждали только этого – вот, пожалуйста, «неверные вторглись в одну из мусульманских стран». И появился «джихад», и бен Ладен, и «Аль-Каида», база арабских добровольцев… Только хочу сказать, что потом, когда Советская армия ушла и когда, собственно говоря, война проявила уже совершенно другой характер, внутренний, американцы как-то перестали интересоваться этим. Хотя всем известно, что как раз тогда и началась эта война, и образовалась «Аль-Каида», а президент Рейган, конечно, этим воспользовался. При помощи пакистанцев помогал всемерно «Аль-Каиде» в борьбе против Советской армии. Все это кончилось. Интерес остыл, но отнюдь не остыл интерес самой «Аль-Каиды» к Соединенным Штатам. Как известно, именно тогда бен Ладен сказал: «Вот мы покончили с мифом о сверхдержавах. Мы победили одну сверхдержаву: где советский флаг? Сброшен в мусорную яму. Теперь мы возьмемся за вторую сверхдержаву». И они за нее взялись. Американцы, конечно, проморгали страшно всё. Всё, что произошло в дальнейшем, включая 11 сентября 2001 года, – все это говорило о том, что действительно люди взялись за это дело всерьез. Бен Ладен, напомню вам, создал не только «Аль-Каиду», но и «Всемирный исламский фронт борьбы против евреев и крестоносцев». В феврале 1998 года он заявил: «Мы призываем, с разрешения Аллаха, каждого верующего мусульманина следовать приказу Аллаха убивать американцев и забирать их имущество в любом месте и в любое время». Вот слова бен Ладена, которым последовали потом все локальные ячейки, образованные в разных концах Азии и Африки, в том числе и в Ираке. Как вы все знаете, конечно, нынешняя организация «Исламское государство» образовалась первоначально именно как группировка «Аль-Каида в Двуречье», «Аль-Каида в Месопотамии», «Аль-Каида в Ираке» – это одно и то же. Потом все это было преобразовано в «Исламское государство Ирака и Шама», то есть Леванта, поэтому у нас и называется ИГИЛ. Я буду говорить ИГИЛ, хотя, надо сказать, что формально это называется просто «ИГ» – они отбросили слова «Ирак» и «Левант», действительно, что мелочиться-то? «Исламское государство» – везде, где только можно.
Так вот, когда они провозгласили халифат уже год тому назад, стало ясно, что это что-то отличное от «Аль-Каиды», которая в основном занималась организацией террористических актов в разных странах. Но сейчас, естественно, появился и сверхусердно распространяется миф о том, что все это создали американцы. Это понятно, учитывая время, нет ничего удивительного в том, что горлопаны и щелкоперы делают всё, что только можно, чтобы, промывая мозги нашему населению, внушить им, что все, что на свете плохого делается, – всё американцы. Собственно говоря, нащупали слабое место в психологии, в менталитете русского народа. Так или иначе, сейчас считается, что американцы стоят за спиной ИГИЛ, и то, что американцы мало и слабо бомбят их сейчас, сколько угодно статей можно сейчас найти, что американцы – да они и создали этот ИГИЛ, а сейчас делают вид, что воюют. Да что у них там, посмотрите, сколько у них там самолето-вылетов за все время, – это все ерунда по сравнению с тем, что было или могло быть. Ну вот, что на самом деле у американцев нет выхода – делаешь ты что-то или не делаешь, все равно. Если бы они их как следует бомбили, то сказали бы, «вот, видите, американцы уничтожают народ, уничтожают мирное население». Плохо бомбят, слабо бомбят – просто делают вид; на самом деле не воюют. Американцам деваться некуда.
На самом деле все, конечно, прекрасно понимаете, что если бы была возможность (не возможность физическая, а возможность политическая), Обама мог бы разбомбить гораздо больше в Сирии. Но мы прекрасно понимаем, что если он как следует начнет там наносить удары, то будет гибнуть масса мирного населения. А это как раз то, чего хотел бы ИГИЛ. Я думаю, что ничего ИГИЛ не хотел бы сейчас, как именно концентрированный мощный удар американской авиации, чтобы телевидение во всем мире показывало окровавленные трупы мирных женщин и детей. Но Обама прекрасно понимает, и, кстати, его советники прекрасно понимают, что в таком случае получилось бы, что Америка на стороне шиитов против суннитов. Из двадцати одной арабской страны в двадцати доминируют сунниты. И если бы («Аль-Каида» или «Исламское государство» – это все суннитские группировки) были нанесены такие страшные удары, стоит отметить, что уже сейчас во многих частях суннитского арабского мира американскую авиацию называют шиитской авиацией, то меньше всего, конечно, Обаме хотелось бы, чтобы на большей части арабского мира укрепилось впечатление, что он вместе с персами, с Ираном (шиитами) и, естественно, вместе с евреями, сионистами, с Израилем, начал поход против суннитов. Это уж никак невозможно для него, поэтому ему тоже плохо приходится. Будет бить по суннитам – значит, он союзник, партнер, враг суннитского мира. Это невозможно для Америки, учитывая, что как раз наиболее важные государства: Саудовская Аравия, Египет, Иордания – это все суннитские страны. Сейчас оттолкнуть от себя суннитский мир невозможно. Но ограничиваться вот такими ударами, которые, совершенно ясно, войну не закончат, нельзя. В истории такого не было, чтобы только с воздуха была одержана победа… Американцы тем самым показывают, что они создали этот ИГИЛ и на самом деле делают вид, что воюют. Если мы с вами люди профессиональные и серьезные, мы понимаем, что американцы как раз сейчас попали, как говорится, в «собачий ящик» – «doghouse», как говорят в Америке: и так плохо, и так плохо, и как они выберутся из этого, я не знаю.
Но это их проблемы, конечно. Тем не менее ясно, что они сейчас, совершив ряд промашек, в том числе в Афганистане, вместо того чтобы «добивать» талибов и «добивать» «Аль-Каиду», с легкой руки, поддавшись на уговоры некомпетентных людей президента Буша, двинулись на Ирак, промахнулись, пропустили все и в результате… Что получилось в результате? Восемь лет тому назад я был на одной конференции, в Северной Каролине, зашел в книжный магазин и стал спрашивать что-то насчет как раз вот этого вопроса, и мне сказали, наполовину в шутку, наполовину всерьез: «Вы знаете, мы собираемся в своем магазине целый отдел завести – «Иракское фиаско». Но, что об этом говорить, это темное пятно с Буша уже никогда не сойдет, но то, что сейчас они приобрели себе врага смертельного, это ясно, конечно, говорить даже нечего.
И то, что они следуют заветам бен Ладена, цитату, которую он привел: «Где только можно убивать и умирать». Я помню, лет 13 тому назад я был в Иракском Курдистане, и там мне показывали листовки, которые раздавала местная организация «Ассад», это местная курдская группировка «Аль-Каиды». Я попросил перевести мне это. И там своего рода памятка для новобранцев-солдат: «Ты, брат, спрашиваешь, мы тебе отвечаем». «Ты спрашиваешь, брат, почему мы должны убивать американцев? Отвечаем: потому что на самом деле американцы – это евреи, которые отняли у мусульман Палестину и захватили священный Иерусалим». Вот в таком духе это все идет, так что это все совершенно понятно.
Не так давно я прочел в немецком журнале «Der Spiegel» очень интересную статью про человека, многие из вас раньше, наверное, не слышали, которого зовут Хаджи-Бакр. Его убили несколько лет назад. Он был начальником разведки ВВС Хусейна. Он, оказывается, был организатором и вдохновителем всего этого. Он тщательнейшим образом разработал приход «Исламского государства» в Сирию. Очень интересная статья. Как это все тщательно готовилось, какие данные добывались, как обрабатывались люди, как организовывалась слежка, самое главное. «Der Spiegel» называет «Исламское государство» «государством спецслужб» или даже «ein Stasi Kalifat». Так поставлено дело! Такая великолепная подготовка администрации, службы безопасности, пропаганда и т. д., что по сравнению с этим «Аль-Каида» действительно подготовительный класс, начальная школа. А вот эти люди на самом деле взялись за дело серьезно. Сейчас они обладают примерно третью территории Ирака и всей территорией Сирии, создали разные вилайеты: синайский вилайет, хотели, например, создать вилайет на Северном Кавказе, но это так называемые виртуальные вилайеты. А то, что реально у них в руках, – это территория, это население (около 8 млн), это достаточные финансовые ресурсы. И самое главное – это идеология.
И тут мы приступим к самому главному. Вот, один из их руководителей сказал, и эти его слова распространяются везде при помощи Интернета и при помощи их журнала: «Настало время тех поколений, которые утопали в океане позора и были вскормлены молоком унижения» – такая типично арабская риторика – «Пришло время им подняться с колен и встать на ноги». Сейчас часто задают вопросы, почему бегут к ним из разных стран – из 90 стран или из 100 стран? Бегут ребята из Средней Азии, а уж из Западной Европы тем более, сотни и сотни из больших стран: Германии, Франции, Англии, Италии и т. д. Почему? Что привлекает? А эти слова многое позволяют понять. Поднять с колен! Ислам поднимается! Ислам сбрасывает с себя иго! А ведь что такое ислам? Можно ли считать, что мусульмане считают себя избранным народом, но нигде в Коране нет таких слов. Но что такое Коран? Это слова самого Аллаха, пророка, которые ангел ему нашептывал в течение 10 лет. Вот очень важная формулировка: «Вы – лучшие из общности, созданной для человечества». То есть фактически это и есть – избранные. Никогда не было такого положения в Коране о том, чтобы всех жителей Земли обратить в ислам, как некоторые считают, это совершенно неверно, никогда этого не было.
Но то, что эта единственно верная религия должна господствовать, должна доминировать, – это бесспорно для каждого верующего мусульманина, тем более для духовных лиц, которые задают тон. А что же в самом деле получается? Мне довелось говорить с людьми, которые в арабских странах изучают идеологию этих бойцов. Они говорят, что получается, что в мире правят неверные, да не просто неверные, а паршивая Америка! А где арабский мир? А где исламский мир? Он где-то внизу. А где справедливость-то? Причем я сразу должен сказать, отметая еще один миф, который у нас довольно широко распространен, – о борьбе ислама против христианства. Ничего подобного. Боевики, которые взялись за то, чтобы переделать мир, вовсе не считают западный мир христианским. Я вас уверяю, что если бы вам удалось поговорить с кем-нибудь из этих самоубийц-шахидов за несколько минут до того, как они себя взорвут, спросить их: «Вы что, хотите уничтожить западный христианский мир?» – то он бы засмеялся и сказал: «Какой там христианский мир? Вы что, считаете, что американцы – это верующие люди, это христиане? Или англичане, или французы? Давно уже забыто всякое христианство. Это безбожное, аморальное, растленное общество» – как некоторые из этих авторов писали: «цивилизация декольте».
Растленное, аморальное общество – они его презирают, поэтому все разговоры о том, что «они, мол, завидуют» – как можно завидовать тому, кого презираешь? Так что дело совершенно не в этом, дело в другом. Что значит борьба против большого Сатаны, против большого дьявола, Шайтана? Тут надо считать, что Сатана для мусульман – это не столько захватчик, агрессор, оккупант, сколько соблазнитель. Великий соблазнитель. И сунниты, и шииты скажут вам это. Покойный шиитский вождь Рухолла Хомейни сказал однажды: «Нам не опасны западные армии, нам опасны западные университеты». Вдумайтесь в эти слова. Что значит: «опасны западные университеты»? Это значит, распространение западных ценностей, западной морали категорически не подходит для мусульман, не соответствует исламу и противоречит ему. Прежде всего это идея светского государства, это идея секуляризма. Вот эти люди сейчас говорят, что там всегда будут иностранные интервенции, оккупации, но они понимают, что это дело времени. Пришли американцы с англичанами в Афганистан – уходят, пришли в Ирак – ушли. Это как раз не страшно. А вот если они навяжут свои ценности, свою систему взглядов, то это будет страшный подрыв ислама.
И тут интересный вопрос, я читал недавно в одной книге, посвященной этой проблеме, – гендерный, вопрос женщин, почему они так яростно сопротивляются равноправию женщин так, как это понимают на Западе? Один из крупных салафитов (или салафисты их называют), египетский, с которым я разговаривал, сказал так, что сейчас для нас одна из последних линий обороны – это женский вопрос. Потому что все основано на семье, ислам основан на семье. Если будет допущено то, что на Западе называется равноправием женщин, это будет началом светского государства. И я вспомнил о том, что в одной из книг Сайида Кутба, работы которого являются, конечно, самой главной, самой важной настольной работой для всех боевиков-джихадистов, описывается, как он однажды (это было в 50-х годах, а он был повешен в 60-х годах в Египте), будучи в Америке туристом, с каждым днем пребывания в Америке все больше мрачнел, а окончательно его добило, когда его привезли в школу, и он вошел в класс, то увидел женщину-преподавательницу, которая вела какой-то урок, а там сидели и мальчики и девочки. Вот тут он уже не выдержал. Сайид Кутба выбежал оттуда и проклял Америку на веки веков и сказал, что вот этого мы никогда не допустим, нужно сделать все, нужно бороться, нужно убивать, чтобы не было такого, чтобы женщины могли учить будущих мужчин.
Это действительно для них вопрос исключительно важный. Дело не в том, что женщина – совершенно бесправное существо, это не совсем так, хотя тем не менее два женских голоса равны одному в суде и прочее, и прочее. Можно привести примеры этих жутких убийств чести и так далее. Сколько было случаев, когда, допустим, какие-то бандюги нападают на автомобиль, в котором и мужчины, и женщина, парней избивают, а женщину насилуют. А кого потом сажают в тюрьму? Сажают женщину за то, что она, еще перед нападением этих хулиганов, сидела в автомобиле с мужчиной, который не был ей ни отцом, ни братом, ни мужем. Кстати, вот в этом «Исламском государстве» это тщательнейшим образом соблюдается. Чтобы женщина просто-напросто вышла на улицу, не имея разрешения, одна, сама по себе, то есть в самом худшем виде… Я не буду обо всем этом говорить, о всех этих зверствах достаточно написано, и я не понимаю только, почему такая жестокость?
А вот тут мы подходим уже к другой стороне вопроса. Вот я сказал, что есть часть людей, это относится уже и к нашей стране, когда говорят: «Да ладно, пусть эти арабы друг друга убивают, нам-то что? Даже лучше, если наши бандиты с Кавказа поедут туда, там они погибнут, туда им и дорога». Это близорукий взгляд на вещи. Потому что дело не в том, что какое-то количество этих наших моджахедов поедет. Но важнее гораздо другое: люди подвергаются вот такому внушению. Ты за ислам, ты видишь, что ислам подвергается опасности, угрозе. Угроза идет с Запада, страшная угроза. Что делать, чтобы спасти мусульманское сообщество, спасти ислам? Просто писать в Интернете: «Одумайтесь!»? Этого мало! Надо дело делать! Надо ехать туда, ехать в Сирию, ехать в Ирак.
Вот ведь на чем ловят людей: если ты действительно мусульманин, которому дорога вера и сообщество, то езжай туда. Тебе не обязательно бросаться под танк, но воевать надо. И это очень на многих действует. А кроме того, на Западе, я вам скажу, есть еще и такое: многие люди переходят в ислам и едут туда. Хотя против кого воевать-то? Тут сразу бросается в глаза жуткая глупость. Кого призывал убивать Усама бен Ладен? Американцев и евреев. В Сирии вы не найдете ни одного американца и ни одного еврея. Убивают ведь кого? Шиитов. Правильно с точки зрения вот таких матерых закоренелых суннитских проповедников: шииты не намного лучше евреев или американцев.
Ну хорошо, эти люди из Европы едут – что их там привлекает? Кто ими командует? Тут я скажу другое и проведу параллель с XX веком, с 30-ми годами прошлого столетия, когда во Франции или где-нибудь в Западной Европе интеллигентные образованные молодые люди, которым надоела вот эта пошлая, банальная повседневная естественность, которые хотели найти для себя смысл жизни и включиться в какое-то мировое сообщество, куда они шли? Одни шли к фашистам, другие – к коммунистам.
Это были интеллигентные образованные молодые люди, так что нужно покончить с разговорами, что только обездоленные, несчастные, неграмотные, нищие – ничего подобного. Все исследования показывают, что это образованные, состоятельные люди. Те, которые хотят пробиться в это великое мировое братство.
Для молодежи важно быть частью сообщества, желательно великого. А это такой проект – мировой, который борется за создание справедливого государства. Так вот многие в Европе, да и у нас, не зная Коран, по сути дела, думают, что понимают, что появилось что-то такое захватывающее, великое, справедливое, благородное, рыцарское, вот они и туда. А если уже в классах… Представьте себе школу в Марселе, где мальчишка говорит: «Да все ребята из класса поехали туда. А что я? Рыжий, что ли? Предатель?»
Понимаете, вот если все это мы возьмем… все вместе взятое, то увидим, что это очень серьезные вещи. На эту тему можно говорить очень много. Всему есть предел, поэтому на этом сейчас я заканчиваю.
Лукьянов Ф.А.: Спасибо большое, Георгий Ильич! Спасибо большое за это описание, обширное и глубокое. Я прямо заслушался! Начинаешь думать, может, правда, куда-нибудь за идеей рвануть. Я как раз недавно полюбопытствовал и почитал журнал «Dabiq» – журнал «Исламского государства», благо он на разных языках. Впечатляет, что сделан он совсем не так, как раньше. Раньше были мрачные старомодные люди, которые что-то выкрикивали на видео, а это вполне современный медиапродукт, очень качественно сделанный, с иллюстрациями, с четкой целевой аудиторией. Я прямо зачитался статьей о том, как процветает здравоохранение в ИГ. Приезжайте лечиться, приезжайте лечить. Такого раньше не было, и Георгий Ильич очень правильно указал на это явление.
Коллеги, я предлагаю перейти к следующей фазе: вопросы, отклики, комментарии на этот счет. Тема необъятная, но совершенно центральная не только для Ближнего Востока, но и для многих других.
Несмотря на это убедительное описание, я все равно не могу понять, что может заставить даже тоскующего европейца ехать туда, где людей жгут в клетке. У меня это не укладывается, видно, у меня западная голова и пора ее менять.
Дрожащая Е., факультет мировой политики МГУ: Добрый день! Я бы хотела задать два вопроса. Первый. Какова перспектива распространения радикального исламизма на территории России? Второй вопрос. Если ИГ действительно такая серьезная угроза, почему Саудовская Аравия не объединится с Турцией и Сирией и не направит всю свою мощь на борьбу с данной угрозой?
Лукьянов Ф.А.: Я предлагаю собрать несколько вопросов.
Попов В.В., директор Центра партнерства цивилизаций Института международных исследований МГИМО (У) МИД России: Два небольших комментария. Во-первых, вы, как всегда, глубоки и интересны и вас приятно слышать, потому что понимаешь, что пока у нас есть такие исследователи, школа востоковедения будет жить и процветать. Во-вторых, комментарий в продолжение мыслей, высказанных докладчиком. На Западе недооценивают угрозу этого «Исламского государства». Очень не хочу назвать это исламским, ведь это оскорбляет великую религию. Сегодня я говорил с одним из корреспондентов, и он говорит, что надо вводить новый термин – «дьявольское государство». Но суть в чем? Почему недооценивают на Западе и у нас тоже в какой-то мере? Хотя показывают массу устрашающих картинок, но, на мой взгляд, Георгий Ильич прав: когда идейные борцы – с этим трудно бороться. Причем огромная машина в их руках. Я думаю, что в самое ближайшее время практика террористических акций, которые они будут проводить очень активно, запугивая всех остальных, будет продолжаться. Она будет продолжаться, вероятно, в Европе, а если там не удастся, или как в странах Ближнего Востока, то они будут прибегать к таким странам, как Турция. Эта практика будет продолжаться, а после Рамадана и праздников только расширяться. Это серьезная опасность.
И еще момент. Может быть, в общей ситуации, в геополитической, когда на мир надвигается какая-то катастрофа, после вмешательства в дела природы нам, конечно, трудно ждать от нее милостей – тут и климат, и цунами всякие. И общая ситуация не особенно оптимистическая. То есть становится много конфликтов, катаклизмов и т. д. Знаете, вот это замечание, что террористы делают, стремятся или уже получили макет грязной атомной бомбы, – это серьезная вещь. А то, что у них в различных изданиях упоминается, что они и химическое оружие хотят получить, – это тоже вероятность. А теперь представим, что они получат его, это оружие, и применят его. Ведь это отморозки, они обязательно его используют. Они с таким удовольствием режут головы, запугивая остальных. Поэтому пора призывать всех серьезнее относиться к этой страшной опасности.
Пока еще Запад это не очень почувствовал. Ну сделали день траура. Но это только будет набирать силу. Я думаю, что это очень серьезный процесс. Видимо, у них есть очень хорошие мозги, в том числе и наши, которые очень хорошо планируют. Вы посмотрите, как они уверенно идут в наступление на страны Персидского залива. То есть следующая остановка, где можно получить искомый эффект?.. Если такие теракты продолжатся в Швеции в мечетях – это столкновения внутри общества. Они уже сейчас не знают, как реагировать. То есть обстановка действительно накаляется, а ведь сейчас же лето. Рамадан плюс к тому же.
Малашенко А.В., председатель программы «Россия, общество и безопасность», Московский Центр Карнеги: Несколько коротких соображений. Георгий Ильич, есть одна вещь, над которой нам всем надо подумать, когда мы пишем «радикальный исламизм». Исламизм бывает разным. Он умеренный, радикальный, экстремистский. И как бы мы ни боролись и ни клеймили радикальных экстремистов, но к исламистам относится большое количество людей, в том числе в Таджикистане, в том числе в Турции, в том числе в Египте. Поэтому создается ощущение, что исламизм – это что-то радикальное, поскольку они хотят все перестроить, все изменить. Но есть градация. А само понятие «радикальное»? Оно ведь позитивное. Но мы как поставили этот штамп, так у нас концы с концами не сходятся, но это не наша вина. Как от этого слова уйти, я не знаю, но оно уже вызывает отторжение. А воинствующий исламизм – это как раз третий уровень.
Радикалы, которые хотят что-то перестроить, – это противники фанатиков, которые им только мешают. Первые хотят что-то создать, а вторые рубят головы. Между ними явно есть противоречия, а я уже не говорю об умеренных исламистах – ты хочешь создать «Исламское государство», систему здравоохранения, валюту, а за спиной сумасшедшие фанатики рубят головы. Еще один момент. Когда мы говорим: «о, ИГ – это звери, это плохо, это не ислам». Это ислам. В этом вся и проблема, что это ислам. Разве инквизиция – это не христианство? А когда мы отвергаем, «нет, это не ислам», что очень любят делать наши муфтии. Это от слабости, они боятся, что их будут ассоциировать с этой публикой, с этими фанатиками. Но почему мы не можем допустить, что в рамках этой глобальной религиозной традиции могут быть эти гаврики. Ведь если их выкидывать из ислама, то мы запутаемся, кто мусульманин, а кто нет. Сам ход, конечно хитрый, но это тупиковый вариант.
И самое последнее: встает вопрос, что делать с ИГ и как против него бороться? Никто не понимает. Это не от того, что все глупые. Это качественный феномен. Бьем по «Исламскому государству», бьем по исламу, как бы не оправдываться! И этого не избежать.
Ну, предположим, разбомбили: Обама, Путин – все объединились, разбомбили. Но это же появится вновь, в другом месте. Это же неизбежно.
Очень хорошо, что мы ставим вопросы, на которые пока нет ответа. Я считаю, что в таком сообществе очень правильно говорить правду. Если это «Исламское государство», то да, есть и такое, исламское. Только мы начинаем вилять, мы с вами путаемся.
Сенкович В.: Какие источники бюджета у «Исламского государства»? Финансирует ли это Египет или государства Персидского залива? И последний вопрос, почему власти США и ЕС не борются с теми, кто покупает нефть у боевиков?
Коростиков М., «Коммерсант»: В Европе, в Западном мире, и в Восточном, если говорить о Китае и Японии, – чем богаче общество, чем сильнее оно защищается, чем оно более социально справедливо, тем оно менее религиозное. То есть в Скандинавии нерелигиозных около 90 %, а в Молдавии, Румынии столько же религиозных (90–95 %). Почему такого не происходит в арабском мире? Там тоже есть очень богатые государства, но все равно мы имеем дело с формой религиозной диктатуры.
И второй вопрос. Сначала был «Талибан» и «Братья-мусульмане», которые действовали скорее как оппозиция в рамках одной страны, потом «Аль-Каида», которая действовала уже как международная сеть, сейчас «Исламское государство», которое имеет экономику, валюту и все прочее. Если мы говорим, что агрессивный исламизм – это болезнь, то у меня ощущение, что мы лечим чем-то не тем, потому что с каждым новым витком она приспосабливается, становится сильнее и злобнее, у нее появляется все больше ресурсов. Ощущение, что если мы будем так лечить, то в следующий раз там будут какие-то подпольные заводы, где будут производиться танки и самолеты в огромном количестве и пойдут в лобовые танковые атаки. То есть, может, мы чем-то не тем лечим? Что с этим делать? Спасибо!
Лукьянов Ф.А.: Грецию лечат из раза в раз одним и тем же, но результат один и тот же.
Мирзаян Г., журнал «Эксперт»: Здесь говорилось, и не раз, что ИГ сильно идеей. Как известно из истории, идеи очень сложно победить оружием. ИГ можно раскатать иранскими и сирийскими танками. Но ИГ восстанет как идея в другом месте. Есть ли на Ближнем Востоке сейчас хотя бы предпосылки некой идеи, которую можно противопоставить ИГ или которая может увлечь население Ближнего Востока в противовес ИГ? Спасибо.
Наумов А., «Независимая газета»: Есть же в Европе страны, которые могут стать очагом исламского восстания, в частности Босния? Страны Средней Азии также создают такие условия. Исламское движение Узбекистана принесло такую присягу «Исламскому государству». И туркменская армия готовится отражать атаки. Такое ощущение, что Европа находится в каком-то сне. Возможно ли решить эту проблему силами спецслужб и пропаганды? Или придется уже рассчитывать на армейские части, что-то гораздо более глобальное?
Малашенко А.В.: У меня 15 секунд по поводу прогноза. Аудитория здесь молодая и исламскую революцию в Иране не застала. Когда эта революция началась, то все кричали, что это пройдет «как с белых яблонь дым». Только Георгий Ильич говорил, что это всерьез и надолго.
Аксенёнок А.Г., к.ю.н., Чрезвычайный и Полномочный Посол: У меня несколько комментариев и несколько соображений. По поводу идейно-политической мотивации доклада. Здесь хотелось бы добавить такой момент, что переход международного терроризма от «Аль-Каида» к ИГИЛ – обновленное качество. Как бы upgraded terrorism (обновленный терроризм). В чем новое качество? В духовной части. Это, как мне кажется, самое важное. Вот почему все труднее и труднее противостоять вот этому возродившемуся средневековому феномену. Это первое. Второе – это то, что если посмотреть глазами мусульман, то они не считают это терроризмом. Это не терроризм с их точки зрения, потому что, во-первых, освящено духовно, возврат к славным временам халифата, а это очень крепко сидит в исторической памяти мусульман. И противопоставление злосчастному Западу, который виновен во всех бедах и несчастьях мусульманского мира, в его отставании. Согласен, что присутствует элемент несправедливости, потому что Коран говорит, что Аллах карает не иноверие, карает за несправедливость. Это главная составная часть идейно-политической мотивации.
Теперь хотелось бы сказать несколько слов по поводу прогнозов в контексте утилитарно-дипломатического применения, как и что делать. Кто виноват, мы знаем! А что делать, мало кто знает. Интересно заявление Обамы, который вначале говорил, что у нас вообще нет стратегии, потом что у нас неполная стратегия. Действительно, эта стратегия во всем мире, не только в США, вырабатывается очень медленно. Началось с того, что реакция мира на захват Мосула запоздалая, так сказать, затененная украинскими событиями. Начало с этого, и вот запоздание шло-шло, и за год ничего не удалось сделать, и теперь вряд ли удастся. Почему? Вот этот монстр, который некоторые на Западе называют «религиозный нацизм». И это возможно, потому что нацизм тоже вырос из хаоса. Гитлер этот хаос создавал и поощрял. Большая ошибка говорить, что он пришел к власти демократическими методами. Ничего подобного. Ему Гинденбург передал власть. То же самое и здесь. Еще такой момент, как фиаско умеренного исламизма в Египте, был каким-то образом толчком к появлению такого феномена, как «Исламское государство». Переворот египетских генералов два года назад оказал большое влияние на исламские нации. Поэтому здесь прежде всего перспективы, связанные с тем, как сейчас международное сообщество, где главная роль принадлежит США и России, сможет вырулить сирийский кризис. Здесь, мне кажется, то звено, уцепившись за которое, можно вытащить всю цепочку. Потому что то, что происходит в Сирии, тормозит все усилия по подавлению или, по крайней мере, ослаблению «Исламского государства». Тормозит почему? И в военном плане, потому что США не хотят бомбить территорию, где находятся сирийские войска. Американцы страшно боятся, что в случае, если Дамаск будет взят, а сейчас все больше и больше появляется таких предположений, поскольку идет давление и с севера, и с юга, и с востока, то тогда к власти придут не те люди, на которых они хотели бы делать ставку. Поэтому сейчас два подхода. Один подход вырисовывается российский, который был изложен в период пребывания здесь двух арабских деятелей – Валида Муаллема, министра иностранных дел Сирии, и наследного принца Абу-Даби. Были заявления нашего президента, министра иностранных дел, Ушакова. Из этого следует совместная борьба – давайте все вместе объединимся против терроризма, а потом решим все остальное. И другой подход – американский, утверждающий, что невозможно объединить необъединяемое. Давайте сначала начнем политический процесс и политическое урегулирование в Сирии в соответствии с Женевским коммюнике – раздел власти, а затем умеренные исламисты и режим (армия) без тех людей, у которых руки в крови, и тогда вместе набросимся на «Исламское государство». Вот такие два подхода. И тот, и тот имеют свои преимущества и свои недостатки. Мне кажется, по какому-то среднему варианту и будут развиваться события. Но без разрешения от хаоса в Сирии ничего невозможно сделать с «Исламским государством». Тут есть связь, при этом очень тесная.
Лукьянов Ф.А.: Спасибо. Мне кажется, что Александр Георгиевич Аксенёнок сказал самое главное, может, он не это имел в виду, но мне совершенно очевидно, что в этом и есть проблема, что с одной стороны с абсолютно безумными горящими глазами «савонаролы», а с другой стороны – Женевское коммюнике. И дальше остается гадать, кто перевесит. Георгий Ильич, пожалуйста, вопросы, комментарии.
Мирский Г.И.: Спасибо. Первый вопрос, насчет перспектив России. Я не думаю, чтобы среди основной массы российских мусульман эта идеология получила широкое распространение. Это им не нужно и не важно. Важно найти достаточное число молодых мусульман, недовольных, разочарованных, к чему-то стремящихся, в чем-то чувствующих себя ущемленными, не видящими для себя перспектив. И эти люди будут стараться туда отправляться. И пусть – пусть едут. Чем больше поедет, тем больше погибнет. Главное – не пускать обратно. Мне кажется, что, в отличие от Англии, наше государство в этом достаточно сильное: не пустить обратно или не выпустить, если захочет. А вот как здесь быть, то тут задача в том, чтобы увеличивать пропасть между русскими и мусульманами. В чем смысл взрывов этими несчастными женщинами? Напугать людей? Ну поохают люди, поговорят, но на работу ходить не перестанут. Тут дело не в том, чтобы запугать, тут главное – добиться такого состояния, при котором все больше русских говорило бы «все больше и больше к нам приезжает этих мусульман, а они нас взрывают», тем самым усиливаются антиисламские настроения. И у мусульман соответственно полярным образом усиливают настроения, что «нас здесь за людей не считают, нас считают террористами и т. д., и т. д.». Вот в этом смысл террора. А не в том, чтобы запугать власть, дестабилизировать – это все ерунда. А вот что касается перспектив наиболее оголтелых из них… Лет двадцать тому назад я встречался в городе Наманган (Узбекистан) с людьми, которых там называли «ваххабисты», и после того, как они в какой-то степени прониклись ко мне доверием, а это удалось, потому что я прочел первую суру Корана, сказали, что сначала они создадут «Исламское государство» в Ферганской долине, следующим будет Казахстан (ни Назарбаев, ни Каримов не вечны), а дальше необходимо посмотреть по карте, как далеко будет до Татарстана и Башкирии. Можно сказать, что это абсурд. Но при этом важно то, что есть люди, готовые ради осуществления этого абсурда убивать и умирать. Вот это самое страшное.
Другой ваш вопрос. Почему Сирия, Турция, Саудовская Аравия и т. д. не могут объединиться против «Исламского государства»? Все названные страны – суннитские. Про Сирию говорить нечего – там идет война. Правящие круги Саудовской Аравии и Турции, их элита, общественность смотрят на эти зверства не так, как здесь. Если суннита спросить, как же так, почему расстреливают пленных, тот ответит: «Разве шииты не расстреливают?» Более того, правящие круги Саудовской Аравии и Турции больше всего не хотят, чтобы их обвинили в том, что они предают интересы суннитов, а смыкаются с шиитами, американцами, персами, сионистами. Это очень важный момент, который нам всем нужно иметь в виду.
Образ ИГИЛ в зарубежных СМИ и произведениях массовой культуры
Эта статья подготовлена по предварительным результатам исследования «Образ ИГИЛ в зарубежных СМИ и произведениях массовой культуры», которое осуществляется группой авторов по заказу Фонда развития и поддержки Международного дискуссионного клуба «Валдай».
Цель исследования: выявить особенности конструирования образа «Исламского государства Ирака и Леванта» в зарубежных печатных СМИ и художественных произведениях.
Авторы выражают благодарность Председателю Совета Фонда развития и поддержки Международного дискуссионного клуба «Валдай», декану факультета коммуникаций, медиа и дизайна НИУ ВШЭ А.Г. Быстрицкому за содержательный вклад в подготовку данной статьи и исследования в целом.
1. Теоретические основы анализа образа ИГИЛ
Тема терроризма занимает значительное место в средствах массовой информации, работающих как на национальную, так и на международную аудиторию. Интерес к информационной политике международных пресс-агентств и правительственных источников по вопросам терроризма и ситуации на Ближнем Востоке постоянно растет. Исследования в этой области сфокусированы на вопросах определения терроризма, создания портрета террористов/террора, описания атак террористов и освещения политики предупреждения террора (Greenberg 2002; Noll 2003; Norris 2003;Venkatraman 2004).
Деятельность организации ИГИЛ, оказавшаяся на повестке дня в разгар гражданской войны в Сирии в 2014 году, изначально отличал ряд особенностей. Несмотря на внешнее сходство с другими известными террористическими организациями, ИГИЛ обладает рядом признаков, характерных для протогосударств (Cronin, 2015). Кроме того, ИГИЛ отличает использование новой коммуникационной стратегии, включающей в себя работу в социальных сетях для продвижения идей и привлечения новых сторонников (Вайс, Хасан, 2015).
Эти особенности заставляют задуматься о том, как деятельность ИГИЛ освещается в СМИ. Насколько конструируемый образ ИГИЛ вписывается в общие рамки терроризма? Характер новостей и аналитики в массмедиа можно интерпретировать в границах фрейм-анализа, который позволяет определить средства влияния на общественное мнение через подачу информации и способы придания важности ее отдельным сюжетам. Методика визуального анализа художественного текста (П. Штомпка) дает возможность очертить контуры исламского терроризма через выявление ключевых компонент этого явления и определение связей между ними.
Данное исследование фокусируется на сравнительном анализе медийного освещения терроризма. На первой стадии исследования был проведен сравнительный анализ освещения деятельности ИГИЛ в газетах шести стран. Глобализационные процессы последних десятилетий нашли свое отражение в структуре медийного пространства и медиапотребления: появление глобальных средств массовой информации, с одной стороны, и трансграничной аудитории – с другой стороны, обусловливают универсализацию информационной повестки дня (Кин, 2015).
Для анализа были отобраны следующие газеты:
На второй стадии исследования фреймирование деятельности ИГИЛ было соотнесено с общим фреймом терроризма. Общий фрейм терроризма, складывавшийся начиная с 11 сентября 2011 года, определялся посредством визуального кодирования произведений массовой культуры – сериалов
Теория фреймов
Структура новостного фрейма включает в себя характер информирования, а также способ отбора событий в описании воспринимаемой действительности (Entman, 1993; Gitlin, 1980). Теория фреймов объясняет возможности СМИ в формировании общественного мнения, навязывании или гиперболизации тех или иных интерпретаций одних событий в ущерб другим. Действительно, есть разница, как описать сходку ку-клукс-клана: как реализацию свободы слова или как проблему общественной безопасности (Nelson, Clawson, & Oxley, 1997). Фрейм при этом становится центральной идеей, на основе которой происходит отбор освещаемых событий в индивидуальной схеме восприятия. (Gitlin, 1980).
Освещение СМИ той или иной темы, в свою очередь, зависит от структурно-организационных и идеологических составляющих (Scheufele, 1999). Это зависимая переменная, факторами фреймирования могут быть как культурные особенности страны, так и идеологические предпочтения журналиста. Последнее не означает, что понятие фреймирования включает в себя целенаправленное введение аудитории в заблуждение. Скорее, некоторое искажение информации оказывается структурной особенностью коммуникации в системе массмедиа, обусловленной сложностью социальной реальности.
Исламский терроризм как медийный объект, в значительной мере определяющий внутреннюю и внешнюю политику государств мира, сформировался после событий 11 сентября 2001 года. Несмотря на распространенность террористических атак в мире в 90-е годы XX века (теракты в Токио и в Москве), падение самолетов на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке было воспринято как эпохальное знаковое событие. В этой связи терроризм как медийный объект следует рассматривать не в контексте развития террористических организаций, усиления их экономического, политического и идейного могущества, а исходя из состояния западных обществ начала XXI века.
Постмодернистская социальная теория фокусирует внимание на выборе цели и способа проведения атак 11 сентября. Одной из их особенностей стала «фотогеничность». Кадры падения самолетов на башни-близнецы в центре Нью-Йорка ближе, скорее, к сценам голливудского кинематографа. Разогретое фильмами-катастрофами общество оказалось «подготовленным» к такого рода зрелищам; террористы же лишь артикулировали этот коллективный фантазм (Жижек, 2002).
Распространение фильмов-катастроф с подобными сценами, в свою очередь, стало симптомом более фундаментального тренда. «Они это сделали, но мы этого хотели. Если не отдавать себе в этом отчет, то событие теряет все свое символическое содержание, превращаясь в случайность, произвольное действие, убийственную фантасмагорию нескольких фанатиков» (Baudrillard, 2012). Парадоксальное «ожидание» таких атак является производным от состояния культуры эпохи постмодерна с ее подавлением «инстинкта смерти» (Бодрийяр), «страсти реального» (Жижек), «подлинного конфликта» (Муфф). Распространение фильмов-катастроф с грандиозными спецэффектами оказывается сублимацией этих скрытых ожиданий в массовой культуре. Создаваемый СМИ фрейм войны с террором становится защитной реакцией постмодерного общества на «подлинное событие». Вынужденное отвечать на символические акты разрушения такой же символической войной против «мирового зла», постмодерное общество
Нападение на ВТЦ стало событием, легшим в основу политической логики последующих десятилетий. Атаки террористов в 2000-х и 2010-х годах также интерпретировались в рамках фрейма войны с террором, но уже отличались от атак 11 сентября. Мишенью для террористов часто становились коммуникации (взрывы поездов в Мадриде в 2004 г., теракты в лондонском метро в 2005 года). Удары по сетям коммуникаций оказываются эффективным инструментом для воспроизводства атмосферы страха и демонстрации бессилия государства перед лицом терроризма в условиях «сетевого общества» (Кастэльс, 2000). Развитие технологий и средств коммуникации в конце XX века повлекли за собой качественную трансформацию западных обществ, компонентами которой стали уже
Одной из наиболее успешных попыток концептуализации влияния новых средств коммуникации на международную политику предпринял Мануэль Кастельс в книге
Заслуга Кастельса в том, что он показывает, как властные отношения функционируют посредством коммуникации. Он конструирует связь между меняющимся коммуникационным пространством и изменениями динамики международной политики. По его мнению, когда изменяющаяся коммуникационная среда затрудняет обоснование и реализацию «стратегических нарративов» со стороны ведущих держав при их влиянии на международную политику, традиционные властные отношения становятся размытыми. Структура властных отношений в процессе изменения технологических возможностей коммуникации становится более «персональной», так называемой самокоммуникацией (self-communication). Таким образом, современная система властных отношений определяется взаимодействием трех основных форм коммуникации: межперсональной, массовой и массовой самокоммуникацией. Исторической новизной является реализация всех форм коммуникации в совместном, интерактивном, цифровом гипертексте (Castels, 2009, 55).
Яркой иллюстрацией изменившейся логики коммуникации стал Интернет. Это своего рода конфликт между глобальными сетями мультимедийного бизнеса, который пытается монетизировать сеть, и «креативным сообществом» (creative audience), которое, в свою очередь, пытается получить контроль над гражданами и отстоять свое право на коммуникационную свободу от корпоративного контроля (Castels, 2009, 80). Отрицая детерминизм при формировании властной структуры, Кастельс все же не склонен преувеличивать коммуникативную власть отдельных граждан: «Тот, кто имеет достаточно денег, включая политических лидеров, имеет больше шансов обратить ситуацию в свою пользу» (Castels, 2009, 52). Но все же это больше не односторонняя коммуникация, и поэтому «глобальная культура универсальной коммуникации культурно диверсифицируется и подвергается вызовам других культур» (Castels, 2009, 136).
Диалектика массовых самокоммуникаций у Кастельса состоит в противоречии интересов двух сетевых групп: с одной стороны, web 2.0-бизнес-стратегии ведут к «монетизации свободы», к предоставлению гражданам свободной коммуникации и «продаже им доступа к глобальным коммуникационным сетям в обмен на приватность и использование их в рекламных целях» (Castels, 2009, 421). С другой стороны, граждане могут развивать идеи, уменьшающие власть корпораций, легитимность правительств и «стареющих цивилизаций» (Castels, 2009, 420).
Учитывая новую структуру властных отношений в коммуникационном контексте, центральным фактором у Кастельса становится смысловое значение (meaning). Одной из центральных идей в его сочинениях выступают эмоции. Ссылаясь на известные исследования в области коммуникаций (Lakoff, 2008), он утверждает, что не информация сама по себе, но когнитивные фреймы выступают фильтрами селекции информации: «Попытки мобилизовать американцев на поддержку войны в Ираке активировали два основных фрейма: войну с террором и патриотизм» (Castels, 2009, 169). Уровень персонализации коммуникации прямо пропорционален разрушению традиционных иерархических способов убеждения и влияния. Поскольку основной способ убеждения происходит в границах фреймов, то есть посредством апелляции к культурно (национально/регионально) «окрашенным» картинам реальности, то борьба фреймов вырастает количественно и качественно. Способность учредить свое контрпубличное пространство возрастает в той степени, в которой уменьшается устойчивость центральных фреймов по сценарию индексации. Последняя, однако, не обречена на вымирание, оставаясь главным ресурсом исполнительной власти. Влияние политики в пространстве противоборства коммуникационных сетей происходит на эмоциональном уровне (страх, раздражение и т. д.). Фрейминг, теория повестки дня, прайминг (фиксирование установки) и индексация – вот четыре наиболее эффективных механизма (ре)организации властных отношений, которые используются для влияния на общественное мнение.
Концепция М. Кастельса позволяет, на наш взгляд, четче определить границы изучения феномена терроризма как предмета освещения в СМИ. Основываясь на определении терроризма как «репрезентации коммуникативных эффектов» (Schoeneborn and Scherer, 2010), можно предположить, что коммуникационные сети могут способствовать широкому распространению террористических идей посредством персонализации и (де)рационализации нового коммуникационного пространства.
Описание терроризма в терминах «сетевой коммуникации» предполагает, что возникновение контрпубличного пространства, пространства социальных, значимых интеракций, где формируются идеи и ценности, отличные от разделяемых большинством, становится вполне возможным. Способность соединять и (вос)соединять коммуникативные события, претендуя на конституирование «власти примера» (power of example) (McCormick, 2003, 479), позволяет использовать для продвижения идей терроризма автономию самокоммуникации и контрпубличных пространств. Возрастающая конкуренция между горизонтальными и вертикальными коммуникационными сетями не означает, что
Отношение новостных СМИ к террору сегодня чрезвычайно важно, это своего рода «oxygen of terrorism». Чтобы понять это, следует задаться вопросом: какими средствами – риторическими и символическими – освещается проблема терроризма в массмедиа?
Норрис (Norris, 2003) отмечает, что неизбежность присутствия этой темы в СМИ позволяет терроризму быть постоянным новостным событием, а также расширять его медийное присутствие. Эмансипация журналистской риторики зачастую влияет либо на степень демонизации терроризма, либо на его восхваление и может формировать определенные предубеждения и стереотипы (bias), в которых террор/террористы влияют на общественное мнение и формирование публичной политики. Так, например, Норрис отмечает, что в целом способ фреймирования терроризма ограничен социальной культурой авторов, что является решающим фактором, оказывающим влияние на общественную/политическую повестку дня. Если более точно определить характер фреймирования терроризма, то можно выделить следующие течения:
1. Освещение террора происходит в привязке к фрейму глобализации, а не к фрейму столкновения цивилизаций (Rojecki, 2005). Фрейм войны с террором оказывается организующим принципом, вокруг которого структурируется освещение внешней политики США и процессов в остальном мире (Reese, Lewis, 2009).
2. Освещение террора в медиа может отличаться по роду принадлежности самого СМИ либо к национальному, либо к международному. Одни и те же события могут описываться в локальном и международном фреймах, что обусловливается различием аудиторий этих СМИ (local versus foreign coverage).
3. Принадлежность к разным культурным и политическим партиям отдельных СМИ может способствовать делению фрейминга на так называемые административный и патриотический. СМИ, относящиеся к первому, такие, например, как CNN, фокусируются на военных и стратегических вопросах, а такие, например, как «Al Jazeera» – на освещении гуманитарных последствий военных операций (Jasperson and El-Kikhia, 2003).
4. Исследователи также обращают внимание на разницу во фреймах между американскими и британскими СМИ, обусловленную различными бизнес-процессами новостного менеджмента (Semetko et al., 1991). Отмечается «прагматический» фрейм американских медиа – в отличие от более «социального» британского. В то время как новостные программы в США ориентируется на актуальные ценности аудитории, британские – больше на традиционные. Данные различия обусловлены институциональной структурой взаимодействия медиа и политики: степенью (де)идеологизации, журналистскими нормами и пониманием «объективности», экономическим статусом аудитории и другими факторами. Для британских СМИ характерен акцент на дипломатическое разрешение конфликтов с преобладанием тематического фрейма, в то время как в американских СМИ доминирует эпизодический фрейм и военная стратегия решения конфликта (Papacharissi, Oliveira, 2008).
5. Возможно выделение специального фрейма при освещении терроризма в США, относящегося к «культуре страха», и корреляцию между мусульманами и исламом в целом и «Аль-Каидой» в частности. Интенсивность в демонизации усиливается религиозными противопоставлениями между христианской Америкой, с одной стороны, и мусульманскими террористами – с другой. Основой данного фрейма является разрыв между Западом и Востоком, который нередко становится целью идентификационной политики (identity politics) в рамках национальной политической борьбы.
6. С точки зрения технических параметров фреймов можно выделить тематическое и эпизодическое освещения терроризма (Iyengar, 1991). Эпизодический фрейм фокусируется на отдельных событиях или индивидуальных действиях без контекстуального объяснения. Тематический фрейминг рассматривает события в широком контексте и нацелен на понимание их как последствий общих трендов или тенденций. Использование, например, эпизодического фрейминга в процессе освещения терроризма сопровождается большей степенью эмоций и, как следствие, большей приверженностью стереотипам «идентификационной политики». И наоборот, использование более контекстуального, аналитического взгляда на действия террористов позволяет снизить значимость «персонализированной» и эмоциональной картины происходящего в пользу критической оценки роли собственного правительства в вопросах предупреждения терроризма.
2. Результаты анализа публикаций в «The New York Times»
Контент-анализ массива статей газет
Рисунок 1. Жанры публикаций
Поделиться книгой: