Помоги проекту - поделись книгой:
Как выяснилось позже, предостережение это было преуменьшением. Мэрфи чувствовал себя нафаршированным заданными ему вопросами. Он выдержал обыск исключительно интимного свойства. Его просветили в трех измерениях высокоэнергичными лучами в спектре частот, подобранных таким образом, чтобы возбудить флуоресценцию в любом предмете, который он мог бы прятать в желудке, особых полостях в костной ткани, либо между внутренними органами.
Багажу Мэрфи было уделено не меньше внимания, и Вилбуру пришлось приложить немало усилий для того, чтобы получить свои камеры назад.
– Что вызывает в вас столь неутомимое рвение? У меня нет ни наркотиков, ни контрабанды...
– Дело в оружии, ваше превосходительство. Ну, вы знаете: колющее, стреляющее, взрывающееся.
– У меня нет никакого оружия.
– Но позвольте спросить, что тогда вот это?
– Это мои камеры. Они записывают изображения, звуки и запахи.
Инспектор ухватил футляры с камерами с улыбкой, излучающей триумф:
– Они не напоминают мне ничто, хотя бы отдаленно похожее на камеры. Боюсь, мне придется наложить...
В это мгновение вперед выступил молодой человек, одетый в широкие штаны, розовый жилет, бледно-зеленый шейный платок и сложной формы черный тюрбан. Инспектор мгновенно поклонился ему, широко расставив руки в стороны:
– Ваше превосходительство!
В ответ незнакомец поднял в верх два пальца:
– Полагаю, допустимо избавить мистера Мэрфи от излишних формальностей.
– С радостью последую рекомендации вашего превосходительства! – Инспектор проворно упаковал вещи Вилбура обратно в чемоданы, на что молодой человек взирал с благодушным видом.
Мэрфи меж тем украдкой разглядел лицо своего спасителя. Кожа его была гладкой, цвета восходящей луны, глаза – узкими, темными, взгляд казался бесстрастным. При этом создавалось впечатление, что совсем неглубоко под шелковым покровом умиротворяющей церемонности бурлят рубиновые водовороты горячей крови.
Удовлетворенный рвением инспектора, молодой человек обернулся к Мэрфи:
– Позвольте мне представиться, туан Мэрфи. Я Али-Томюс Сингалютский, и султан, мой отец, просит вас воспользоваться его гостеприимством.
– Что ж, благодарю вас! – ответил Мэрфи. – Это очень приятный сюрприз!
– Если вы позволите, я вас провожу. – Он обернулся к инспектору: – Багаж мистера Мэрфи – во дворец!
Али-Томюс прошествовал наружу, и Мэрфи последовал за ним, пытаясь подстроить свою быструю походку к кошачьему фланированию принца. "Что ж, пока жаловаться не на что! – думал Вилбур. – Мне видятся величественные апартаменты, блюда с горами фруктов, чаши горького джина[1], не говоря уже о двух-трех одетых в шелка девушках с кожей, подобной поверхности взбитых сливок, подносящих мне полотенца после омовения. В конечном итоге работать на
Принц Али-Томюс обернулся и посмотрел на Мэрфи с интересом:
– И какова аудитория
– Мы предпочитаем называть их
– Экспрессивно! И скольких участников вы имеете честь обслуживать?
– Ну, индекс Боудлера неустанно скачет вверх и вниз. Однако не побоюсь утверждать, что у нас есть стабильные двести миллионов экранов и около пятисот миллионов участников.
– Поразительно! Позвольте поинтересоваться, как вам удается записывать запахи?
Мэрфи продемонстрировал регистратор запахов, расположенный на боку камеры, способный наносить отпечатки всех взвешенных в воздухе молекул на покрытую особым гелем дорожку пленки.
– И вам удается затем воспроизводить эти запахи так, что они становятся неотличимыми от оригинальных?
– В достаточной степени. Абсолютной точности добиться невозможно, но участники разницу уловить не в состоянии. Кроме того, зачастую искусственность синтезированного запаха может быть его достоинством.
– Изумительно! – промурлыкал принц.
– А порой случаются и курьезы. Так, однажды Карсон Тэнлэйк предпринял вылазку за венерианскими Мыр-соцветиями. День был жарким, как оно обычно и бывает на Венере, к тому же маршрут включал в себя длинный подъем. Когда шоу вышло на экраны, ароматы, с которым ознакомились зрители, были в большинстве своем Карсоновскими, и совсем немного – цветочными.
Принц Али-Томюс вежливо рассмеялся:
– Давайте повернем тут, так будет быстрее.
Они вышли на территорию долины, вымощенную красной, зеленой и белой плиткой. Под мембранной крышей пролегала извилистая расщелина, полная света, рассеивающегося на искристой золотистой дымке, висящей в теплом воздухе. Куда бы ни устремился взгляд, он натыкался на террасы, покрывавшие горные склоны, вследствие того пестревшие разнообразными оттенками зеленого. По дну долины были в беспорядке разбросаны многочисленные брезентовые павильоны различной высоты, тенты, будочки и навесы.
– Разумеется, – обратился к Мэрфи принц, – мы надеемся, что вам, как и вашим участникам, понравится Сингалют. Общеизвестно, что импорт зиждется в первую очередь на экспорте, и мы хотели бы всеми силами способствовать благосклонной реакции публики на ярлыки "Сделано в Сингалюте" на рулонах батиковых[2] тканей, предметах с резными орнаментами и разнообразной лакированной утвари.
Теперь они степенно и не издавая почти никаких звуков двигались через площадь в наземном экипаже, несущей на себе эмблему Дома, погрузившись во множество глубоких и прохладных подушек.
– Ваши инспекторы исключительно старательны, когда дело касается оружия.
Али-Томюс благодушно улыбнулся:
– Мы живем мирно и размеренно. Быть может, вы знакомы с концепцией, именуемой
– Боюсь, что нет.
– Как слово, так и идея, стоящая за ним, были принесены нами еще со старой Земли. Мы живем, строго придерживаясь правил и ритуалов. Но при этом в нашей крови бурлит немало страсти, и когда неумолимый
– Амок![3]
– Именно! Исключительно важно, чтоб амок не имел доступа к оружию, кроме, разве что, подвернувшегося под руку ножа. В противном случае жертв могло бы быть две дюжины, тогда как у нас он успевает убить лишь одного.
Экипаж катил по узкому бульвару, рассекая поток пешеходов подобно судну, оставляющему по обе стороны своего хода потоки пены. Мужчины носили широкие белые штаны и короткие открытые жилеты, женщины же ограничивались исключительно штанами.
– Привлекательное общество! – заметил Мэрфи.
Али-Томюс в очередной раз самодовольно улыбнулся:
– Уверен, что Сингалют явит собою вдохновляющий и прекрасный материал для ваших программ.
Мэрфи припомнился лейтмотив напутствий Говарда Фрейберга : "
– Полагаю, – как бы мимоходом начал Мэрфи, – у вас отмечается немало самобытных праздников, сопровождаемых фестивалями, красочными танцами и отправлением уникальных обрядов?
Принц покачал головой:
– Напротив. Суеверия, также как и обряды поклонения предкам, мы оставили на Земле. Теперь мы, смиренные магометане, крайне редко потворствуем себе в празднествах. Не исключено, что это – одна из причин, по которым среди нас появляются амоки и сиамбаки.
– Сиамбаки?
– Да. Гордиться тут нечем. Слухи о них непременно дойдут до ваших ушей, и мне следует заблаговременно вооружить вас правдой.
– Кто же такие сиамбаки?
– Преступники, попирающие законность. Скоро вы увидите одного из них.
– Мне довелось, – начал Мэрфи, – услышать странный рассказ о всаднике, встречающем космические корабли. Базируется ли эта история на чем-либо реальном?
– Она не может ни на чем базироваться, – заметил принц Али-Томюс. – На Циргэймсе-Три нет лошадей. И никогда не было.
– Тем не менее...
– В высшей степени праздная болтовня! Подобная чушь не может являться предметом беседы между двумя разумными существами.
Экипаж меж тем оказался на площади длиною в сто ярдов, огороженной рядами роскошных банановых пальм. В дальнем ее конце располагался грандиозных размеров шатер золотого и фиолетового шелка с дюжиной острых коньков, отливающих радужным блеском. В центре площади на стоящем вертикально двенадцатифутовом шесте размещалась клетка шириной около двух футов, длиной в три и высотой в четыре.
В центре клетки, скрючившись, сидел обнаженный человек.
Проезжая мимо, принц указал на него ленивым жестом. В ответ человек впился в него взглядом налитых кровью глаз.
– Это, – сообщил Али-Томюс, – сиамбак. Как вы видите, – тут в его голосе послышался оттенок грусти, – мы стараемся по мере возможности лишить людей стимула к подобному поведению.
– А что это за металлический предмет на его груди?
– Это признак его принадлежности к сиамбакам. По нему вы можете с легкостью опознать любого сиамбака. В нынешние беспокойные времена только мы, принадлежащие к Дому, имеем право прикрывать свою грудь. Все прочие обязаны демонстрировать свой торс, доказывая тем самым, что являются благопристойными сингалютами.
Мэрфи робко произнес:
– Мне следует вернуться сюда и запечатлеть эту клетку.
Али-Томюс весело тряхнул головой:
– Я покажу вам наши фермы, наши виноградники и фруктовые сады. Это обеспечит вашим участникам впечатления, которыми они смогут насладиться, в то время как вид низменного сиамбака способен будет пробудить в них лишь безысходную грусть.
– Полагаю, – ответствовал Мэрфи, – что наш подход можно определить терминами "всеобъемлющий" и "гармоничный". Мы хотели бы познакомить участников не только с фермерами за работой и чиновниками великого Дома, занятыми исполнением возложенных на них обязанностей, но и злодеями и судьбами, которые они заслужили.
– Вот именно! И поскольку на каждого сиамбака приходится по десять тысяч добропорядочных сингалютов, разумно заключить, что лишь одна десятитысячная часть ваших съемок должна быть посвящена этому удручающему меньшинству.
– То есть, порядка трех десятых секунды?
– Они не заслуживают большего.
– Эх, очевидно, что вы не знакомы с нашим производственным директором. Его зовут Говард Фрейберг, и...
Говард Фрейберг пребывал в крайней степени вовлеченности в беседу с Сэмом Кэтлином. Его состояние Кэтлин идентифицировал как "жахнуло философией". "Жахнуло философией" было фазой, которой Кэтлин обычно опасался более всего остального.
– Сэм, – говорил Фрейберг, – знаете ли вы, в чем заключается главная опасность в нашем деле?
– В повышенном риске заработать язву желудка? – быстро предположил Кэтлин.
Фрейберг степенно покачал головой:
– Профессиональная болезнь, с которой мы обязаны бороться всеми силами – это прогрессирующая ментальная близорукость.
– Полагаю, вам следует пореже употреблять слово "мы".
– Задумайтесь! Мы сидим в этом офисе, думаем, что точно знаем, какое шоу нам требуется. И посылаем наших людей на охоту за материалом. Чеки подписываем мы, поэтому и получаем именно то, что у них затребовали. Мы отсматриваем то, что получилось, слушаем это, нюхаем, и довольно скоро начинаем во все это верить – в нашу собственную версию Вселенной, порожденной нашими же собственными мозгами, подобно Минерве, вышедшей из Зевса. Вы видите, к чему я клоню?
– Могу определенно заявить, что мне понятен смысл всех произнесенных вами слов.
– У нас есть свое собственное представление о том, что происходит вокруг нас. Мы требуем этого и это же получаем. Положительная обратная связь все нарастает и нарастает – и в итоге мы оказываемся подобными мышам, пойманным в капканы, созданные из наших собственных идей. Мы поедаем свои собственные мозги!
– Уверен, никому никогда не придет в голову обвинить вас в бедности метафор.
– Сэм, давайте посмотрим в глаза правде. Сколько раз вы покидали Землю?
– Когда-то я побывал на Марсе. И еще я провел две недели в пансионате "Аристотель" на Луне.
Фрейберг ошарашено откинулся на спинку стула:
– И мы полагаем, что являемся парой умудренных планетологов!
Из горла Кэтлина послышалось ворчливое бурчанье.
– Да, я не путешествовал по всем созвездиям Зодиака! – возразил он. – Пару минут назад вы чихнули, а я пожелал вам доброго здоровья, но при этом, заметьте, не имел медицинской степени.
– В жизни человека всегда настает момент, – протянул Фрейберг, – когда приходит время подвести итоги, обрести новое видение.
– Расслабьтесь, Говард, расслабьтесь!
– В нашем случае это означает извлечь на свет божий все сложившиеся у нас убеждения, внимательно осмотреть и произвести их проверку путем осуществления непосредственного контакта с реальностью!
– Вы серьезно?
– И еще кое-что, – продолжал Фрейберг. – Я хочу провести некоторую ревизию. Шифкин утверждает, что на счета, на которых учитываются наши расходы, страшно смотреть. Но он ничего не может с этим сделать. Действительно, когда, скажем, Киелер заявляет, что уплатил десять мунит за буханку хлеба на Неккаре-Четыре, к кому мы можем апеллировать?
– К черту! Пусть ест свой хлеб сколько ему угодно. В любом случае это дешевле, чем колесить по звездному кластеру, занимаясь выборочными освидетельствованиями в супермаркетах!
Поделиться книгой: