Помоги проекту - поделись книгой:
(Я говорю «очевидно», словно понимание пришло ко мне в виде этакого изящного моментального озарения. Но нет: я просидела с разинутым ртом не меньше минуты, пытаясь постичь умом эту систему родства и наследования, совершенно чуждую моему образу мыслей.)
– Но, – заговорила я, все еще силясь разобраться в подтексте, – если ты станешь женой манса, разве это не будет означать, что твои дети получат право претендовать на Байембе?
Вражда Байембе и Талу была из давних – столь же древней и непримиримой, как между Тьессином и Айверхаймом, а в последние десятилетия только ухудшилась. Антиопейское влияние на севере Эриги вдохновило несколько эриганских королевств объединиться против Байембе, однако их Союз быстро превратился в нечто, куда больше похожее на империю из ряда зависимых государств под рукой талусского манса.
Со временем Союз начал угрожать соседям, подталкивая их к присоединению – подход не столь насильственный, как тот, к которому прибегала Иквунде, но все же не слишком привлекательный. Возможностью претендовать на байембийский трон манса не замедлил бы воспользоваться – тактика была как раз в его духе, и я сомневалась, что оба настолько глуп, чтобы допустить это.
– Но как они смогут претендовать на трон? – ответила Галинке, вежливо смутившись таким невежественным вопросом. – Я не Румеме Гбори. Унаследовать трон могут только сыновья нашей сестры Нсами.
Очевидно, Нсами была родной сестрой оба. Дайте мне драконов в любой момент, и я разберусь в их обычаях куда лучше, чем в обычаях собственных собратьев-людей. Мы слишком, слишком усложняем свой мир.
– Но я думала, твой брат ненавидит талусского правителя, – сказала я, и тут же моргнула. – Прости. Это уже превращается в сплетни, и не мое дело говорить о подобных вещах.
Но Галинке только отмахнулась от моих извинений.
– А о чем еще здесь говорить, если не о политике? Ты права. Но мудрый правитель должен быть готов сделать все, что необходимо для блага его народа. Даже отдать сестру за того, кого ненавидит.
Или призвать на помощь в защите своей страны иноземных солдат… Но на сей раз я внимательнее следила за языком и не сказала этого вслух. Однако вся суть альянса Байембе с Ширландией состояла в том, чтобы эта страна не уступила давлению Талу только затем, чтобы защититься от Иквунде. Если оба держал Галинке в резерве, это значило, что он не слишком уверен в нашей помощи… а может, и не слишком рад ей.
Похоже, Галинке относилась к возможности быть отданной в жены врагу совершенно равнодушно. Мне бы на ее месте такое не удалось. Я сообщила ей об этом. В ответ она лишь философски пожала плечами.
– Такие сделки обычны. Может, не для саталу, но для остальных – да. Чтобы породнить одну линию с другой. Я всю жизнь знала, что меня сосватают по уговору.
Я подавила порыв рассказать, как помогла Натали бежать из Ширландии, чтобы увильнуть от любого замужества вообще.
– Надеюсь, старания наших солдат избавят вас хотя бы от этой участи, – сказала я вместо этого. – По слухам, Иквунде стягивает силы к рекам, а это значит, что у нас очень скоро может появиться шанс доказать свою полезность.
Это было сказано не только ради поддержания беседы, но и для пробы, и, думаю, Галинке это поняла. Ее полные губы дрогнули в намеке на улыбку.
– Иквунде никогда надолго не успокаиваются, – ответила она. – Как только переварят проглоченное, тут же начинают искать новый кусок.
Значит, ей, в отличие от Фаджа Раванго, было позволено говорить со мной о политике. Я тут же воспользовалась этим.
– Счастье, что с юга вас защищает Мулин. Я слышала, те, кто осмелится пересечь границу болот, никогда не возвращаются назад. Поэтому оба и запрещает путешествовать туда? Чтобы уберечь свой народ от мулинцев?
Галинке рассмеялась.
– Ну, для начала, туда никто и не стремится – разве что охотники время от времени. Но в эти тревожные времена брат должен как следует присматривать за границами, пока мы не сможем выстроить лучшую оборону.
Пока что мы выстроили для обороны Байембе только Пойнт-Мириам. Может, планируется еще один форт? Или даже не один, а целая линия фортов вдоль границ? Но спросить об этом возможности не представилось: служанка принесла еду, и за столом Галинке так ловко повернула беседу в другое русло, что я заметила это только несколько часов спустя.
За четыре дня, проведенных в агбане с Галинке, я успела довольно близко познакомиться с ней, и знакомство оказалось приятным. К разговорам об Иквунде мы больше не возвращались, но из наших бесед я узнала о политике Байембе великое множество нового. Все это я впитывала больше из чувства долга, чем по каким-то иным причинам. Галинке, похоже, смотрела на такие вещи, как на увлекательные интеллектуальные головоломки, но я была не в силах найти в них то же удовольствие. Я просто была по-другому воспитана и искренне благодарила судьбу за свою свободу.
Теперь, вспоминая эти беседы, я думаю: может, Галинке было не только разрешено, но и приказано обсуждать со мной вопросы политики? Время, проведенное с ней, определенно, изменило мои взгляды на союз Ширландии и Байембе, до тех пор формировавшиеся лишь под влиянием фальчестерских газет. Газетчики много писали об открываемых этим союзом блестящих экономических перспективах и крайне неодобрительно отзывались о разбойничьих намерениях соседей Байембе, от которых мы благородно защищали их.
В целом эта картина была верна, но в ней не хватало кое-каких нюансов. После знакомства с Галинке я начала понимать неравную суть этого «союза» (отчего и беру это слово в кавычки) и смогла оценить, насколько его экономические перспективы склонялись в пользу Ширландии. Конечно, она говорила обиняками: ни словом не обмолвилась она о том, насколько ее единокровному брату не нравится зависимое положение Байембе, унаследованное им от предшественника, последнего оба из предыдущей королевской династии (и не слишком компетентного правителя). Ни слова не проронила она и о планах нашего правительства, хотя они, думаю, были ей известны. Не упомянула она даже о том, что агрессивные действия Иквунде и Талусского союза были вызваны желанием накопить сил для противодействия антиопейскому влиянию – хотя об этом она, пожалуй, не задумывалась: оба эти государства для нее были врагами, и она была не склонна рассматривать их поведение с точки зрения терпимости. Галинке просто говорила – в деликатной, ненавязчивой манере прекрасно вышколенной придворной дамы, и мало-помалу корабль моей мысли лег на новый курс.
Несмотря на все проистекшие из этого неприятности, я благодарна ей – вне зависимости от того, выполняла она приказ брата или нет. Не заложи она в мою голову этого фундамента, я могла бы не уловить значимости всего того, что обнаружила позже, и тогда история пошла бы совсем другим путем.
Два оставшихся дня после ухода Галинке я делила агбан еще с тремя незнакомыми женщинами. С ними у нас состоялись несколько учтивых, но совершенно неинтересных бесед, а остальное время я посвятила работе. Безделье могло бы оказаться приятным, будь я до заточения ужасно занята, но к тому времени, как на седьмой его день в агбане появилась Натали, я была более чем готова вернуться к делам.
– Мистер Уикер не слишком обрадовался, услышав, куда ты пропала, – с кривой улыбкой сказала она. – И обрадовался еще меньше, осознав, что это будет повторяться регулярно.
Появление Натали совпало со временем ленча, и она присоединилась ко мне за скромным, но питательным блюдом, считающимся в Байембе подходящим для нечистых женщин – яйцами с фуфу (тестообразная масса, приготовленная из ямса).
– Думается мне, мистер Уикер был вообще не рад обсуждать эту тему, – заметила я. Он был неженат, и потому еще никогда не испытывал необходимости принимать во внимание этот аспект женской жизни. – Я увижусь с ним завтра, прямо с утра. Что произошло, пока я томилась здесь?
– В плане работы – почти ничего. Я завела новые знакомства среди придворных дам, а мистер Уикер проводит большую часть времени в Пойнт-Мириам, за разговорами с расквартированными там королевскими инженерами. Они ведут топографические съемки местности, и это может пригодиться нам при поиске драконов – хотя их цель, конечно, в другом. Они планируют строительство железной дороги, а еще – плотины где-то на западе, если удастся заставить иквунде отступить. Ты слышала? Оказывается, у нас разработали турбину, использующую течение воды, чтоб генерировать энергию! Вроде водяного колеса, но намного эффективнее.
– Так кто же из вас беседует с инженерами? – рассмеялась я.
Натали сконфуженно кивнула.
– С ними мне есть о чем поговорить, в отличие от придворных дам.
Учитывая, что королевские инженеры – подразделение, ответственное за постройку и (или) уничтожение всего, что армии требуется построить или уничтожить, я не на шутку сомневалась, что они привыкли к юным леди, расспрашивающим их об их работе.
– А что мсье Велюа? – спросила я. – Он еще в Атуйеме?
– Да, но вскоре намерен отправиться на охоту.
Именно это мне и хотелось услышать. На следующее утро я предстала перед старой жрицей, надзиравшей за агбаном, та очистила меня при помощи молитвы, а также куриного яйца, которое прокатила по моим рукам, ногам и спине, и отпустила с миром. (Нет, значение ритуала с яйцом мне неизвестно. Могу лишь предположить, что яйцо, как символ плодородия, должно каким-то образом приносить удачу.)
Мистера Уикера во дворце не оказалось. В поисках его я отправилась в нижний город, где проходил какой-то карнавал. Буйное праздничное шествие запрудило узкие улочки. Многие из тех, кого я пыталась расспрашивать, были навеселе, и мне удалось понять только одно: праздник был религиозным, о чем свидетельствовали затейливые резные маски на лицах танцоров в середине шествия. После недели тишины и покоя в агбане шум и суматоха казались невыносимыми, и я уже была готова бросить поиски, когда, наконец, заметила у обочины дороги горстку ширландских солдат, а с ними и мистера Уикера.
– Вот и вы, – сказал он, когда я подошла к нему. – Будет чертовски неудобно – прошу прощения, миссис Кэмхерст, – если вам с мисс Оскотт придется вот так сидеть взаперти.
– Я посмотрю, что тут можно придумать, – ответила я. – Ну, а пока – есть у нас шанс присоединиться к охотничьей партии мсье Велюа?
– Если сможем убедить его подождать освобождения мисс Оскотт, то да. Или если согласимся выехать без нее.
Отправляться в буш без Натали мне вовсе не хотелось, однако Велюа согласился отложить отъезд, и мы решили присоединиться к нему с тем, чтобы объединить наши исследования с его трофейной охотой. Нужно отдать мистеру Уикеру должное: предложив это, он был абсолютно прав. В самом деле, без помощи мсье Велюа нам было бы намного труднее начать работу.
Глава восьмая
Выезжая через неделю в степи, мы представляли собой весьма внушительную кавалькаду. Вдобавок к обычным необходимым вещам – провианту, воде, палаткам и ружьям с боеприпасами для охотников – наша экспедиция, приставшая к отряду мсье Велюа, как бородавка, везла с собой огромное количество оборудования. Для наших блокнотов, скальпелей, измерительных приборов, гипса, кювет, тубусов и тому подобного, вплоть до палатки для работы и, конечно, химикалий для консервации кости (в чем и состояла главная цель поездки), потребовалось, ни много ни мало, четыре вьючных мула.
Шла первая неделя гелиса – факт, о коем я раз за разом забывала, несмотря на то что каждый день аккуратно вписывала в дневник текущую дату. Все это было совершенно непохоже на гелис. Приближались Дни Света, и все мои инстинкты настаивали, что вскоре должны наступить сырые, промозглые холода, заставляющие радоваться даже огоньку свечи. Но вместо этого вокруг царила жара, будто в ширландский летний день без единого облачка в небе. Байембе мертвой хваткой держал за горло сухой сезон; порывистый ветер вздымал над спекшейся землей пыльные вихри, под копытами лошадей и мулов хрустела сухая трава.
Я не навещала Байембе почти двадцать лет, но память обо всем этом остается свежей, словно это было только вчера. Нет, скорее не память о фактологических подробностях, а впечатления: небо, вдруг сделавшееся таким огромным, необъятный ковер сухих трав, шуршащих на ветру, редкие зонтики акации крученой, раскинувшиеся над землей, словно плоские облака, движение в траве, подсказывающее, что там, в тени ветвей, скрываются от солнца мелкие звери…
Конечно, отправляясь в дорогу, я надела капор. Несмотря на тот спор с Натали на борту корабля, я была не настолько глупа, чтобы весь день ехать верхом под тропическим солнцем с непокрытой головой. Но по сравнению с холодной сыростью, встретившей меня в Выштране, эта жара казалась дружеским приветом, сулившим впереди только хорошее. Я еще не сознавала, насколько жестокой может стать эта жара, но, даже осознав, не променяла бы ее на равное, а то и меньшее количество градусов ниже нуля. Все данные натуральной истории указывают на тропическое происхождение нашего вида, и я считаю, что это сущая правда.
Мсье Велюа ехал, держа винтовку в руке и положив ствол перед собой, на луку седла. Я пришпорила кобылу, поравнялась с ним и спросила:
– Вы полагаете, это необходимо здесь, так близко от Атуйема? По-моему, здесь слишком много людей, чтобы ваша дичь осмелилась показаться на глаза.
Он беззаботно рассмеялся. Его ослепительно-белые зубы хищно блеснули на фоне смуглого лица.
– Как знать, миссис Кэмхерст, как знать. Кроме того, в такое тревожное время стоит опасаться не только зверей.
– Иквунде? – с изрядной долей скепсиса спросила я. – Я слышала об угрозе их нападения, но даже если они прорвутся сквозь наши войска вдоль рек, мы узнаем об этом задолго до того, как они доберутся сюда.
– Одиночки, миссис Кэмхерст, в правильно выбранном месте могут быть не менее опасны, чем целая армия. Но дело не в этом, правду сказать, мне просто нравится держать оружие в руке. Вокруг много мелких зверей – хорошие мишени для упражнения руки и глаза, а некоторые еще и очень вкусны.
Насчет мелких зверей он не ошибся. При мне был полевой бинокль, и в пути я то и дело подносила его к глазам; он позволял разглядеть животных, старавшихся держаться подальше от нашей шумной процессии. В легких колебаниях травы порой можно было разглядеть капских даманов, за колебаниями посильнее скрывались поджарые рыжие дикие собаки, обитающие в данной области повсеместно. Туча пыли отмечала путь табуна зебр. Странный нарост на дереве вдали по ближайшем рассмотрении оказался леопардом, изящно растянувшимся вдоль толстой ветки, свесив вниз хвост.
– Держись подальше, – пробормотала я себе под нос, как ради нашей безопасности, так и для блага самого леопарда.
Не ожидая, что меня кто-либо услышит, я сказала это по-ширландски. Но сзади ответили на йембийском:
– Хотелось бы мне выучить ваш язык.
Развернувшись в седле, я взглянула на нежданного собеседника. Он оказался рослым, ладно сложенным молодым человеком, одним из йембе, присоединившихся к нашей вылазке. Но не носильщик: богатство ткани, обернутой вокруг его бедер, и золото в косах означали высокое положение. В седле он держался легко и изящно, а конь его, если я не ошиблась, был ахиатским скакуном столь же благородных кровей, как и всадник.
– Из меня выйдет плохой учитель, милорд, – сказала я, за незнанием его имени прибегнув к общему вежливому обращению. – Чтобы хоть как-то овладеть вашим языком, я трудилась три года. Боюсь, такие вещи даются мне нелегко.
Он широко улыбнулся и коснулся рукою сердца.
– Меня зовут Оквеме.
– Из какого рода? – осведомилась я. – Если об этом позволительно спрашивать.
– Вполне позволительно. Я принадлежу к Кпама Валейим.
От удивления я невольно вздрогнула – да так, что моя кобыла заплясала подо мной. После знакомства с Галинке я поклялась узнать побольше о разных местных династиях, и вот эта клятва начала приносить плоды.
– Сын олори?
– Да, – с той же улыбкой подтвердил он. – Но здесь, в буше, я – просто Оквеме.
Просто принц, согласно нашим понятиям. Принц и сын той самой женщины, что в мой первый день в Атуйеме разглядывала меня, точно букашку под увеличительным стеклом.
Но в Оквеме не чувствовалось ни намека на расчетливость матери. Он оказался сущим кладезем сведений о буше и его обитателях и охотно делился ими со мной по пути. Правда, осведомленность его была плодом богатого охотничьего опыта, но он не производил такого отталкивающего впечатления, как Велюа, поскольку явно ничуть не заботился о великолепии трофеев. А может, и просто потому, что был намного симпатичнее.
Когда мы остановились на ночлег, Оквеме разделил с нами скромный ужин, за которым деликатно поправлял наши ошибки в йембийской грамматике, а мы преподавали ему основы ширландского. После ужина, в палатке, когда мы с Натали помогали друг другу переодеться ко сну, я сказала:
– Похоже, он из дружелюбных. Вот только я удивляюсь его интересу к нам. Разве мы не намного ниже его положением?
Конечно, Галинке говорила со мной не чинясь, но в то время мы вместе сидели в агбане под замком…
– Интересу к нам? – Натали рассмеялась. – Лично я отметила его интерес только к одной персоне.
С этими словами она ткнула меня в бок.
– Ко мне? – я в изумлении развернулась к ней. – Что? Но отчего?
– О, надо подумать, – сказала она, поворачиваясь ко мне спиной, чтобы я расстегнула ее платье. – Симпатичный молодой человек, незамужняя молодая женщина…
Это описание поразило меня до глубины души. Я давно отвыкла считать себя молодой, хоть мне и едва исполнилось двадцать три. Я побывала замужем, овдовела, родила сына. В глазах общества все это твердо и однозначно помещало меня в категорию «зрелых женщин» – вовсе не тех, на флирт с коими стоит тратить время юным принцам.
Но каковы были воззрения йембе на вдов и их пригодность для брака? Этого я до приезда выяснить не удосужилась, и теперь чувствовала острую нехватку данных.
К счастью, вскоре моим вниманием завладели другие материи. На следующий день мы достигли области, слишком засушливой для земледелия. Здесь-то и водилась в изобилии дичь, привлекавшая взгляд мсье Велюа.
В подобной местности, засушливой мозаике степи и так называемой саванны (своего рода безводного редколесья), водопой – это все. Число их невелико, и множество разных животных вынуждены приходить к ним, чтобы напиться, но хищники, зная об этом, устраивают неподалеку засады. Поэтому приближаться к водопою опасно, и у воды животные предельно насторожены.
Мсье Велюа прежде не бывал здесь, но Оквеме и прочие сопровождавшие нас йембе знали эти места хорошо. Они указали нам путь к скалистому пригорку, младшему брату холма, на котором стоял Атуйем. Пригорок возвышался с наветренной стороны от водопоя, что составляло преимущество, не меньшее, чем его высота: не представляя собой слишком шумной группы, мы могли в свое удовольствие обозревать окрестности и строить планы дальнейшей работы.
Спешившись у подветренного склона пригорка, я тут же полезла наверх. Уверенная, что мсье Велюа немедля отправится следом, я хотела иметь возможность увидеть все своими глазами, пока его присутствие не испортит впечатлений. Недалеко от вершины я (безмолвно проклиная длинный подол платья) опустилась в траву и поползла дальше, пока наконец не увидела то, ради чего мы явились.
В первую очередь взгляд мой упал на слонов – они были слишком велики, чтоб не заметить их. Группа из шести животных вышла к воде на дальнем берегу, а остальное стадо держалось в некотором отдалении – возможно, на страже. Старая слониха у берега, самая крупная из всех, поливала водой слоненка, плескавшегося на мелководье. Несмотря на всю мою приверженность к крылатым, при виде этого зрелища я не могла сдержать широкой, радостной улыбки. Игривое настроение этой парочки было очевидным и просто очаровательным. (Могу также добавить, что их огромные хлопающие уши вполне могут сойти за крылья – да, преувеличение, но именно это приходит мне в голову всякий раз, когда я вижу слонов.)
Сам водопой представлял собою мутный, ярко блестевший в солнечных лучах пруд в форме почки. Как я узнала позже, его питал крохотный родник, отчего водопой и сохранялся круглый год; другие в сухой сезон превращаются в маленькие лужицы или же исчезают вовсе. Судя по полоске ссохшейся земли вокруг пруда, вода и здесь отступала, несмотря на родник, и к тому времени, когда вновь вернутся дожди, ей предстояло отступить еще дальше.
Водопой
Неподалеку от слонов к пруду вышло стадо газелей, по-видимому, не усматривавших в травоядных собратьях угрозы, несмотря на их величину (рядом со слонами газели казались совсем малютками). Кромку воды, словно бурые непоседливые шишки, облепили лягушки, на некотором отдалении в воздухе дымкой вились мухи и прочие насекомые. Посреди пруда плавали, о чем-то бормоча меж собой, а порой со страшным шумом хлопая крыльями, несколько пар эриганских гусей; в покое их красновато-серые крылья более всего напоминали чешуйчатые спины хаккотских карпов.
С опаской и любопытством я огляделась вокруг в поисках хищников, но не увидела ни одного. Конечно, львы предпочитают охотиться в сумерках и по ночам, леопарды с гиенами – тоже. Гепарды охотятся и днем, но они не слишком распространены в этом регионе: их ниша занята Неким Другим Животным.
Скажу без стеснения: мое зрение просто не подходило для такой задачи.
Покончив с делами у водопоя, газели поскакали прочь. Их изящные тонкие ноги так и мелькали в траве. И тут в траве мелькнуло что-то еще – определенно не газель.
Стелясь по земле, зверь бросился наперерез стаду, спугнув его и заставив свернуть с пути, а затем – таким стремительным прыжком, что у меня екнуло сердце – взвился в воздух. Это был он, эриганский степной змей!
Казалось, крылья дракона будут расправляться вечно. Длинные и узкие, они не позволяют летать, но прекрасно подходят для избранного этими животными метода охоты. На земле, сложив и плотно прижав крылья к телу, степные змеи способны развить скорость, сравнимую со скоростью гепарда. Однако, приблизившись на нужное расстояние, они прыгают вверх, расправляют крылья и планируют над перепуганным стадом, пока не выберут подходящую цель. Тут они, вытянув вперед длинную шею, пикируют вниз и впиваются зубами в хребет жертвы. Если атака рассчитана верно, дракон сохраняет достаточную инерцию движения, чтобы оттащить добычу в сторону от стада, с топотом удирающего прочь, и спокойно наслаждаться едой.
Так было и в этом случае. Все произошло с потрясающей быстротой: несколько секунд дракон планирует в воздухе; рев; грохот копыт убегающих газелей – и вот стадо исчезло, оставив позади погибшего брата или сестру.
На вид степные змеи – далеко не самые впечатляющие из драконов. По сравнению с выштранскими горными змеями, с которыми я познакомилась ранее, они кажутся до смешного мелкими: крупнейший экземпляр, зафиксированный на сегодняшний день, весит всего девяносто восемь килограммов. Их тусклая чешуя приобретает зеленый оттенок в сезон дождей, а в сухой сезон становится серовато-коричневой; продолговатое тело вкупе с контрастом между широкой грудью и тонкой талией делает их похожими на змею, только что заглотившую нечто очень крупное. Узкие маневренные крылья степных змеев просто великолепны: на фоне яркого солнца их полупрозрачные мембраны отливают золотом. (Чаще всего такими их видят жертвы, не слишком-то склонные оценить красоту этого зрелища. Но и я однажды имела удовольствие полюбоваться степным змеем, расправившим крылья после падения в воду.)
– Ах, красавица!
На губах заиграла улыбка, и слова одобрения сорвались с языка прежде, чем я осознала, что это замечание исходит от мсье Велюа. В какой-то момент – я и не заметила, когда – он успел взобраться на пригорок и присоединиться ко мне. При нем был полевой бинокль, и он поднес его к глазам, чтобы получше рассмотреть пирующего дракона. При этом выражение его лица было отнюдь не восторженным – скорее, расчетливым, и я легко могла догадаться, что за уравнения у него на уме.
С другой стороны, я отправилась с ним, чтобы воспользоваться плодами его охоты, и вряд ли имела право винить его в том, что он делает свое дело. Мне просто не нравилось, что он восхваляет красоту степного змея, намереваясь его убить.
Поделиться книгой: