Помоги проекту - поделись книгой:
Ужин в Пойнт-Мириам странным образом сбивал с толку. Жара и запахи, витавшие в воздухе, безусловно, были эриганскими, но дом, где мы ужинали, был выстроен согласно стандартам моего народа. Стол был накрыт так, точно стоял в загородном доме какой-нибудь ширландской леди, а перед ужином мы наслаждались закусками в гостиной, которая вполне могла бы оказаться крохотным уголком Ширландии, пересаженным в иноземную почву. Возможно, предполагалось, что это должно подбодрять новоприбывших, но в результате ужин вышел изнурительно душным: наша архитектура совсем не подходит для местного климата.
Состав гостей оказался столь же несбалансированным, как и за ужином-западней, устроенным лордом Хилфордом. Дам за столом присутствовало всего три: я, Натали и замужняя леди из Уэйна по имени Эрин Энн Кервин, пришедшая с мужем.
– Какое облегчение – снова оказаться в женской компании, – сказала она после того, как нас представили. Ее акцент был очень похож на акцент мистера Уикера, но ярче выражен. Уэйн, расположенный к северу от Нидди, – самый обособленный из крупных ширландских островов. Он остается обособленным и в наше время, а уж в прошлом был изолирован от остальных намного сильнее.
– То есть среди йембе вам компании не найти? – спросила я.
Пожалуй, ответ этот был не из самых учтивых, но миссис Кервин ничуть не обиделась.
– О, с ними я провожу большую часть времени, но это ведь не отдых, а работа.
Несмотря на то, что и сама приехала в Эригу для работы, я полагала, что миссис Кервин здесь – просто в придачу к мужу, род занятий коего пока оставался для меня неизвестным. Смущение сковало мой язык, и обязанность продолжать беседу пала на Натали.
– Что же это за работа? – спросила она.
– Мы – шелухим, – ответила миссис Кервин.
Если смущение сковало мой язык, то изумление освободило его от оков.
– Что? Вы хотите сказать, что обращаете в новую веру… йембе?
– Именно этим мы и занимаемся, – подтвердила миссис Кервин. Если ее теплая улыбка и сделалась несколько холодней, то винить в этом следовало не ее. – Мы принесли на эту землю священный огонь Храма, и будем нести его всем народам. Уже немало людей предпочли стать избранниками господа и следовать его заповедям. Уверена, их число будет только расти.
Мне вовсе не стоило так удивляться. Шелухим странствовали по всему свету с тех пор, как люди изобрели корабли, достаточно надежные, чтоб не тонуть в океане. Дело было лишь в том, что мне ни разу прежде не доводилось с ними сталкиваться. В Ширландии имелось несколько шелухим-байтистов, тщетно пытавшихся обратить магистриан в старую веру, а основные силы проповедников обоих новых, магистрианских толков были направлены на те страны, где сегулизм издревле не претерпел никаких изменений.
Уроженка Уэйна, миссис Кервин и сама почти наверняка исповедовала культ Храма. Магистрианские реформы, проведенные в Ширландии, никогда не проникали на этот остров слишком глубоко. Мне довелось иметь дело с ее единоверцами в Выштране, но их простонародная теология не доходила до обращения в свою веру других. И ни одному из магистрианских шелухим еще не пришло в голову обращать в свою веру выштранцев.
Однако Эрига была землей язычников – то есть, учитывая ширландское присутствие, первоочередной территорией для подобных усилий, и потому во встрече с миссис Кервин и ей подобными не было ничего неожиданного.
– Эригане поклоняются своим предкам, не так ли? – спросила Натали. В ходе подготовки к экспедиции обе мы много читали, но мало что из прочитанного было посвящено вопросам религии.
– Да, вместе с идолами, олицетворяющими природные стихии, – чопорно ответила миссис Кервин. – У них нет никаких священных писаний, и, конечно же, тем немногим заветам, которым они следуют, они следуют только волею случая.
Знай я больше об эриганской религии, могла бы указать ей на то, что у них нет священных писаний нашего сорта. Но в то время я ничего не смыслила в подобных материях, и к тому же была поглощена мыслями о другом.
– Вам приходилось спускаться в болота?
– Вы хотите сказать, в Мулин? – на лице миссис Кервин отразился ужас. – Конечно, нет! Мы не прожили бы там и двух дней. Дикие звери, лихорадки, не говоря уж о туземцах…
– Как я понимаю, они не рады гостям?
– У них с одной стороны иквунде, а с другой – йембе, – вмешался мсье Велюа, услышавший наш разговор. – Да еще саталу только и ждут удобного случая подгрести Байембе под себя. Хотя, кто знает, насколько мулинцы об этом осведомлены? Они от случая к случаю торгуют с крестьянами из приграничных деревень – меняют слоновую кость на еду и тому подобное. Но те, кто углубляется в болота, назад не возвращаются.
Мне очень хотелось убраться от Велюа подальше, но он явно кое-что знал об этом регионе, и я не могла упускать шанс спросить:
– О мулинцах рассказывают, будто они поклоняются драконам, как некогда дракониане.
К этой минуте вокруг нас собралось немало слушателей. К нам присоединился не только мистер Уикер, но и сэр Адам Таруин-Баннитот (в то время – губернатор колонии Нсебу), и еще один человек – судя по строгому платью и уэйнскому выговору, мистер Кервин.
– По-видимому, – сказал этот последний, – вы читали труд Ива де Мошере?
Выражение лица мсье Велюа свидетельствовало, что и он читал этот труд.
– Да, – ответила я, – хоть он и написан двести лет назад, и не все, что Ив де Мошере изложил на бумаге, подтверждено фактами. Однако сведений там достаточно, чтоб заинтриговать пытливый ум, вы не находите? Драконы редко терпят рядом с собою человека, а мулинские болотные змеи отнюдь не самая дружелюбная их разновидность. Если мулинцы действительно поклоняются им, то как? На расстоянии? Или, может, умеют частично приручать их, как якобы делали дракониане?
– С драконианами у них нет ничего общего, – сказал мистер Кервин, отмахнувшись от моего предположения. – Та древняя цивилизация… ведь это же была цивилизация! Они воздвигли огромные храмы, правили территориями во многих частях света, у них было развито искусство. Мулинцы же стучат в барабаны и бегают голышом. Может, они и поклоняются драконам, но нет никаких причин полагать, будто их манера поклонения хоть чем-то схожа с религией дракониан.
– И все же это было бы ближе к драконианской религии, чем любой другой из имеющихся перед нами примеров, – заметила я. – Разве этнографы не делают выводов о прошлом по аналогии с современными данными? Мы вполне можем многое узнать от мулинцев, каковы бы ни были их музыкальные традиции и предпочтения в одежде.
Все это я говорила с апломбом молодой женщины, уверенной, будто ее опыта натуралистки и бессистемных познаний во всем остальном более чем достаточно для разглагольствований на темы, о которых она не имеет ни малейшего понятия. На самом деле подобные сопоставления далеко не так просты и надежны, как я пыталась утверждать в тот вечер, но верно также и то, что никто из слушателей не знал о них больше, чем я – скорее, гораздо меньше. Таким образом, усомниться в моих утверждениях было некому.
Дабы те, кто удивится моему неожиданному интересу к драконианам, от чьего наследия я так явно отмахнулась в предыдущем томе, не подумали, что в последующие годы мое мнение на их счет так сильно изменилось, оговорюсь. Мне и в то время не было никакого дела до развалин драконианских храмов и образчиков традиционного искусства. Мой интерес принадлежит живым существам, а не мертвым цивилизациям. Но, как я и сказала мистеру Кервину, дракониане якобы умели приручать драконов. Вот это действительно представляло для меня огромный интерес, и если верования мулинцев могли пролить на эту загадку хоть какой-то свет, то и они попадали в сферу моего внимания.
Конечно, с этим имелась небольшая проблема: Зеленый Ад был одним из самых опасных регионов на свете. Но в тот вечер мой интерес еще был чисто академическим: целью поездки в Байембе было изучение драконов местных безводных степей. Мулинские болотные змеи были лишь второстепенной ноткой, примерно так же, как для рыболова – наживка по сравнению с рыбой.
– Я бы на вашем месте, – сказал сэр Адам, – не тратил на мулинцев времени и сил. Что бы вы ни могли узнать от них о драконах, это не стоит такого риска. Что же касается изучения людей… Пфе! Там же болота – дикая глушь во всех смыслах этого слова.
– Дикая глушь, в данный момент защищающая эту страну, не так ли? – заметила я.
Сэр Адам пожал плечами.
– Пока что – да.
Последовавшая за этим недолгая пауза была прервана тревожным кашлем сэра Адама и слишком громкой и поспешной оговоркой:
– В любом случае, без позволения оба в болота вам не попасть. А он не позволит.
Как известно, заманчивее всего на свете то, что запрещено.
– Отчего же? – спросила я. – И вообще, отчего мне требуется для этого его позволение? Ведь Мулин – независимое государство, не так ли?
Мистер Кервин пробурчал нечто в том смысле, что этой гнилой трясине вряд ли пристало называться государством, но мое внимание было устремлено к сэру Адаму.
– В такие времена, – сказал тот, – когда иквунде чинят препятствия нашей работе на реках, за границами нужен глаз да глаз.
Удовлетворительным ответом это служить не могло, но по горячим следам случайной обмолвки я больше не смогла вытянуть из него ничего. Сэр Адам излишне увлекся предписанной докторами микстурой из джина с тоником, при помощи коей все мы спасались от малярии, и сказал то, чего говорить не следовало. Отчего Зеленый Ад мог бы перестать служить защитой Байембе? Уж не намерены ли мулинцы переметнуться на другую сторону, заключив союз с Иквунде?
Этого я не знала, и все же случайная обмолвка сэра Адама меня насторожила. Мне хотелось только одного – изучать драконов, но для этого вначале следовало разобраться с людьми, и я не на шутку опасалась, что они могут оказаться опаснее, чем все тропические лихорадки, вместе взятые.
Глава седьмая
Должна предупредить читателей-мужчин: сейчас речь пойдет о том, что может их немало покоробить, поскольку эта тема для мужского пола – табу.
Проснувшись поутру несколько дней спустя, я обнаружила на простынях следы крови и с досадой прищелкнула языком. Занятая делами, я не считала дни с надлежащим вниманием, и, кроме того, мой менструальный цикл никогда не отличался регулярностью. Но неудобство, как мне казалось в тот момент, было не из крупных. Смочив тряпку, я начисто обтерлась, переоделась в чистую сорочку и вызвала служанку.
Когда та вошла, я указала на испачканные простыни, тряпку, которой обтиралась, и рубашку, чтобы она отнесла их в стирку.
– И еще мне понадобится ветошь, – добавила я в блаженном неведении о том, что во многих частях света используют вовсе не ветошь, а иные, куда менее удобные альтернативы.
(Кстати, должна предупредить юных леди, желающих последовать по моим стопам: эта обременительная особенность нашего пола – один из самых неприятных аспектов в жизни дамы-искательницы приключений. Если только вы не ухитритесь приостановить месячные циклы путем беременности – что, безусловно, повлечет за собой свои ограничения – или при помощи интенсивных физических нагрузок и лишений, с ними придется справляться во многих ситуациях, далеких от идеальных. Включая и такие, в которых запах свежей крови определенно опасен для жизни.)
Возвращаясь к нашему повествованию: при виде пятен крови глаза служанки едва не вылезли на лоб, и она стрелой вылетела из комнаты, прежде чем мне удалось закончить фразу. С такой поспешностью, что забыла прихватить грязное белье. Я вздохнула, не понимая, в чем дело: в моем ли недостаточном знании языка, или служанка, девчонка, не достигшая зрелости – просто набитая дура, перепугавшаяся вида крови. «Что ж, – подумала я, – если на то пошло, на ветошь можно пустить остатки грязной сорочки».
Однако девчонка с той же поспешностью вернулась в компании куда более пожилой женщины, которая и собрала грязные простыни вместе со всем остальным. Девчонка же приблизилась ко мне, положила на скамью халат из некрашеного полотна и стыдливым жестом показала, что мне следует надеть его.
Между тем, ветоши они не принесли.
– Спасибо, – сказала я, – но у меня есть своя одежда. Мне нужно только что-нибудь, чтобы остановить кровотечение.
Старая женщина – судя по всему, давно миновавшая детородный возраст – сказала:
– Надень это. Лебуйя отведет тебя в агбан.
Это слово мне еще не встречалось – ни в моих домашних штудиях, ни за время, проведенное здесь.
– В агбан? – переспросила я.
Она указала на испачканные вещи.
– Пока не очистишься.
Поначалу мне подумалось, что она имеет в виду ванную. Но слово, означавшее ванную, я знала – именно туда отправилась Натали, пока я, не спеша, просыпалась. К тому же, если речь шла об этом, отчего она не сказала: «туда, где ты сможешь вымыться»?
– И надолго ли? – спросила я, охваченная подозрениями.
Она посмотрела на меня так, будто я была такой же юной и невежественной, как Лебуйя, девчонкой, не знавшей самих основ женской природы.
– Семь дней.
Я покачнулась. Речь шла не о крови на моей коже, она хотела сказать, что я «нечиста». Благодаря непринужденности магистрианских традиций, в Ширландии этот вопрос не составлял особых забот, и, хотя я сталкивалась с его отголосками среди храмовников-выштранцев, там многие тонкости их религиозной доктрины сводились на нет в угоду прозе жизни. Друштаневские женщины просто не могли позволить себе сидеть взаперти все то время, пока «нечисты».
Но столкнуться со свидетельством успеха Кервинов здесь, во дворце самого оба, я никак не ожидала.
– Я и не думала, что вы – байтисты, – удивленно заметила я.
Старуха нахмурилась.
– Что такое «байтисты»? Ты нечиста, тебе нельзя оставаться здесь: ты можешь осквернить других. Иди с Лебуйей. Она проводит.
Нет, дело было не в стараниях шелухим. Уж если бы весь правящий класс Байембе дружно обратился в сегулизм, я бы наверняка услышала об этом. Скорее, такова была обычная практика. Но я, как и друштаневки, не могла позволить себе терять даром целую неделю жизни! (Или, по крайней мере, не желала – думаю, это будет точнее, хоть и пришло мне в голову задним числом.) Я уперла руки в бедра, приняла осанку образцовой ширландской леди (взяв за образец Джудит и мать) и сказала:
– Вздор. В таком состоянии я оказываюсь каждый месяц, начиная с двенадцати лет, и ни разу никого не осквернила.
Старуха сделала жест, вероятно, призванный отвратить зло, и ответила:
– Тогда оба бросит тебя в Зеленый Ад – если не велит казнить за колдовство.
С этим она собрала грязное белье в узел и ушла.
Стоило мне взглянуть на Лебуйю, которая тут же отвела глаза – и уверенность в том, что оба не сделает ничего подобного, тут же увяла. Лебуйя избегала смотреть мне в глаза, так же, как и касаться меня – вместо того, чтобы подать халат мне в руки, положила его на скамью, а забрать грязное белье привела вышедшую из детородного возраста старуху. Возможно, намеки, которые я увидела в этом, и были плодом моих собственных фантазий, но я не сомневалась, что определенный смысл во всех этих действиях есть. Покарает меня оба или нет, работать как обычно я не смогу: еще до ленча весь дворец будет знать, что я нечиста и оскверняю все на своем пути. И последствия повредят нам куда больше, чем неделя вынужденного безделья.
Остановись мы в нашем отеле в Нсебу, а еще лучше – среди ширландцев в Пойнт-Мириам, этих препон можно было бы избежать. От того, что вместо этого мы поселились в королевском дворце, пользы до сих пор не наблюдалось никакой, и потому я облачилась в принесенный халат с нешуточным раздражением. Халат оказался одеянием совершенно бесформенным, свисавшим до самого пола, с такими длинными рукавами, что в них можно было спрятать ладони, и даже с капюшоном, чтобы прикрыть мое нечистое лицо. Лебуйя извлекла из складок одежды пару грубых сандалий и поставила их на пол передо мной. Интересно, придет ли сюда после моего ухода кто-нибудь с тем, чтобы очистить комнату? Вероятнее всего, да.
В этот момент вернулась Натали, и, к счастью, мне не пришлось настаивать на том, что, чиста я или нет, я никуда не пойду, не переговорив с ней. Услышав мои объяснения, она высоко подняла брови, а когда я закончила рассказ, вздохнула.
– Если только для незамужних у них не делают исключений – что вряд ли, я займу твое место в этом «агбане» как раз когда ты будешь готова выйти. И как мы с тобой сможем хоть что-нибудь довести до конца, если будем сидеть взаперти по неделе из каждых четырех?
Может, и не так много – как я уже говорила, мои циклы никогда не отличались регулярностью – но, следуя за Лебуйей, я призадумалась. Подобных ограничений можно было избежать, надолго отправившись в буш, но даже там нам не обойтись без помощи носильщиков. Что, если они взбунтуются против служения нечистым женщинам? Возможно, в доках нам удалось бы нанять иностранцев, но они не знали буш так, как знали его местные, а недостаток опыта в этом направлении мог оказаться крайне опасным.
Края капюшона ограничивали поле зрения, и я не могла как следует разглядеть наш путь, но он был не из тех, которыми мне доводилось ходить прежде. Мы вышли с женской половины – по-видимому, с черного хода, миновали невысокую стену, не покинув дворец, но оказавшись в некоей новой его области, и, наконец, подошли к скромному зданию, почти не отличавшемуся с виду от обычного дома.
Я не нуждалась в указующей руке Лебуйи, чтобы понять, куда идти. Очевидно, это и был «агбан» – тюрьма для менструирующих женщин. И мне предстоит провести здесь семь дней? Следовало взять с собой блокноты – конечно, при условии, что от этого они не будут необратимо осквернены.
Вздохнув, я не слишком-то искренне поблагодарила Лебуйю и вошла внутрь.
Интерьер оказался довольно милым и совсем не похожим на тюрьму. В конце концов, здесь проводили одну неделю из каждых четырех придворные дамы – по-видимому, у служанок был свой агбан где-то в другом месте, так как в этом ни я, ни Натали не наблюдали их ни разу. В передней имелись скамьи и крючки на стенах. На одном из крючков висел такой же халат, как у меня, а под ним, на полу, стояла пара сандалий. Я приняла это за знак, что могу оставить здесь и свою одежду. Освободившись от халата, я двинулась вперед и вышла в небольшой дворик, где на ковре под деревом лежала, читая книгу, еще одна женщина, примерно моих лет.
Услышав мои шаги, она подняла взгляд и с легким удивлением улыбнулась.
– Я не видела тебя раньше. Должно быть, ты – одна из новых гостей, приехавших изучать драконов.
– Изабелла Кэмхерст, – представилась я. – Боюсь, о вас я знаю еще меньше.
Женщина отложила книгу, поднялась и коснулась ладонью сердца в знак приветствия.
– Галинке н’Орофиро Дара. Я рада твоему приходу. Как ни приятно иметь время для чтения, но через день-другой в одиночестве становится скучно.
– Значит, нам разрешается брать с собой вещи? – спросила я, указав на ее книгу. – Я опасалась, что мои рабочие заметки сожгут, если я возьму их сюда.
– Нет, нет, – рассмеялась Галинке. – Без развлечений мы все давно сошли бы здесь с ума! Но зачем же работать, когда можно отдохнуть?
Присоединившись к ней под деревом, я выяснила, что для йембиек и женщин прочих эриганских народов, среди которых принят этот обычай, подобная изоляция – вовсе не заточение, а скорее нечто наподобие праздника. В остальные три недели месяца они были обязаны заниматься различными работами – конечно, не гнуть спину в поле, как крестьянки, но ткать, ухаживать за детьми и выполнять прочие обязанности, достойные высокородных дам. А вот во время «нечистоты» в агбане им позволялось наслаждаться полным бездельем. (А кроме этого – и отдыхом от мужей, что для некоторых из них было еще более ценно.)
Сама Галинке оказалась незамужней.
– Пока, – со вздохом прибавила она. – Брат подыщет мне пару, но с этим придется подождать, на случай, если возникнет необходимость отдать меня в жены манса.
– Манса? – переспросила я в уверенности, что не сумела понять йембийской фразы. Титул «манса» носил правитель Талу.
Галинке кивнула.
– Он берет по одной жене от каждого из покоренных народов, как делали и наши предки, когда Байембе была молода. Даже сейчас у брата есть жены из мебенье и сагао, чтобы этим народам не было обидно.
Будь она ширландкой, я ни за что не допустила бы подобной оплошности. Мы ведем род по линии отца и таким же образом передаем фамилии. То же самое принято у саталу и в других сообществах во многих частях света. Но среди йембе и других народов этой страны принята матрилинейность: человек принадлежит к роду матери, а не отца, и, таким образом, мужчинам наследуют сыновья их сестер.
Родовым именем Галинке было Орофиро Дара, означавшее, что она происходит из ветви Орофиро рода Дара, как до нее – ее мать. Мать же ее, очевидно, была младшей женой человека, женатого на матери правящего оба Байембе (по родовому имени – Румеме Гбори), и Галинке приходилась ему ни больше ни меньше, как единокровной сестрой[5]!
Поделиться книгой: